Каббалистическая рапсодия. Книга I

       УЧИТЕЛЮ ПОСВЯЩАЮ…

       КАББАЛИСТИЧЕСКАЯ РАПСОДИЯ
       «ПОХОЖДЕНИЯ РУССКОГО ФИЗИКА В ЦФАТЕ»
       (ФАНТАЗИЯ)

       КНИГА ПЕРВАЯ
       БАШНЯ СИЛЫ

       Пресветлый, с вершин излучающий!
       Там, за завесою экрана –
       Тайны праведников открываются,
       Светят вместе и свет, и тьма.
       Как прекрасно познать Всевышнего,
       Но остерегайтесь коснуться Его –
       И возникнет тогда перед вами
       Та, особая башня силы.
       Воссияет вам чудо Истина,
       Лишь уста ее изрекут,
       А все, что откроется в откровении,
       Вы услышите и никто другой.
       Йегуда Ашлаг

       ЦФАТ

       Максим оставил машину на стоянке, и начал поднимался по улице, обвивающей город каменным полуторакилометровым серпантином, пытаясь обогнать группу голосистых туристов, так же, как и он, штурмующих гору пешком. Меньше всего ему хотелось сейчас оказаться в шумной толпе, он даже вежливо, но решительно отклонил предложение друга показать ему местные достопримечательности.
       «Нет никакого резона увидеть Цфат чужими глазами, - сказал он Сене, но чтобы как-то смягчить свой отказ, добавил, - ты все равно не в силах показать мне то, что я хотел бы увидеть – Древний Цфат со всеми его тайнами и великими мудрецами».
       Он уже пережил однажды горчайшее разочарование подобного рода, когда решил провести отпуск на Крите. Максим тщательно готовился к этой поездке, и перелопатил груду литературы об античном Кноссе. Самым ужасным было то, что пыльные руины, которые он там обнаружил, напрочь вытеснили из его воображения романтическое впечатление от прочитанного, а рассказы докучливого и невежественного гида чуть не дотла испепелили флер сакральности, окружавшей в представлении Максима критских богов и героев ореолом бессмертной славы.

       Когда Максим узнал, что будет делать доклад в Хайфе на Международной конференции по старым, добрым, уже немного архаичным спиновым взаимодействиям, он пообещал себе, что непременно вырвется в Цфат, хоть на пару часов, и параллельно с научной работой стал тщательно изучать о нем все, что только смог найти. Однажды он даже застукал себя на том, что мысленно подгоняет время. «Дался мне этот Цфат, - подумал он с удивлением, - чего я там забыл, и когда?».

       В день приезда в Хайфу Максим взял напрокат, знававший лучшие времена, подозрительно лязгающий и дребезжащий джипик, и внутренне порадовался, что его доклад стоял в программе одним из первых. «Отстреляемся с шефом, я и мотану, - подумал он с вожделением, мысленно потирая шкодливые лапчонки экспериментатора, - нет никаких сил, слушать в такую жару все доклады, да, и что нового они могут мне рассказать! Уж, всяко, я про спиновое эхо побольше них знаю…, сто собак на нем съел».

       Максим шел по не широкой улице Ерушалаим, полого ведущей к вершине горы, на которой был расположен город, и вдруг ему в голову пришла мысль: «Странно, а ведь саму дорогу сюда можно уподобить своеобразному спину… интересные дела, должно быть, происходили в этом местечке… А почему, собственно, происходили? Жизнь продолжается! Может, мне и повезет…».

       У него не выходил из головы последний разговор с Сеней, который, надо признаться, сильно его озадачил. Зарегистрировавшись в качестве участников конференции и получив стандартный набор из блокнота, ручки, «прозрачек» и прочего ненужного, но традиционного хлама, старые друзья отправились пить кофе в маленький уютный зальчик. Оба они испытывали некоторую неловкость, которая часто возникает после очень долгой разлуки между людьми, прежде близко знавшими друг друга. Вроде, столько всего произошло, а рассказать не о чем. После обмена самыми стандартными, банальными вопросами, типа: «Ну, как ты тут?» «А как ты там?», Максим стал расспрашивать друга, как ему добраться до Цфата. Семен как-то странно взглянул на него и предложил сопровождать в поездке, но, получив отказ, ничуть не обиделся, а начал добросовестно рисовать путь на бумажной салфетке. Покончив с объяснениями, он осторожно спросил Максима:
       - Чем тебя так привлекает Цфат? Там ведь нет христианских святынь… Поехал бы уж лучше в Иерусалим….
       - Сказать честно, я и сам не понимаю, - признался тот, - тянет и все. Даже не могу тебе толком объяснить, почему именно туда. Да, и святыни все уже исхожены, истоптаны, места святые перестроены, придется сильно напрягать воображение, чтобы увидеть то, что там когда-то происходило… Я отнюдь не добрый самаритянин, как ты знаешь.
       - Ты думаешь, в Цфате было мало исторических событий? Крестоносцы, тамплиеры, арабы… Там и сейчас полным-полно ортодоксально верующих, каббалистов….
       - Ой, как страшно, - вклинилась в разговор прокуренным баском переводчица Верочка, подсаживаясь без приглашения за их столик со своей чашкой кофе, - А ты, Сенечка, не стал, часом, каббалистом, после того, как перебрался из Москвы в Израиль? Помнится, когда ты работал в нашем Институте, на тебе пробу негде было ставить!
       Семен рассмеялся откровенно и бесшабашно, а потом посмотрел Максиму прямо в глаза серьезным, долгим взглядом, и сказал откровенно и просто:
       - Да. Я изучаю каббалу.
       - С ума сойти, - раскудахталась Верочка, - а почему у тебя на руке нет красной нитки? Так, ведь, кажется, положено: всем каббалистам носить на запястье красную нитку, чтобы люди сразу видели, что ты к ним принадлежишь!
       - Какой вздор! – Семен улыбнулся и не стал развивать эту тему, ловко переведя разговор в научную плоскость.

       «Что же произошло с Сенькой? – размышлял Максим, продолжая подъем. - Он ведь никогда не интересовался мистикой, и вдруг – каббала! Здрасьте-пожалуйста, в религию ударился, да, еще в самую мистическую часть иудаизма… Мне, конечно, трудно судить, может, его обстоятельства вынудили, или работу было не найти иначе… помогли, ну, и завербовали. А ведь мозги у парня – уникальные! Да, и чуй научный – днем с огнем не сыщешь такого. Как он со сцинтилляторами управлялся – любо-дорого поглядеть! Жена вроде русская, из такой Сибирской глубинки, где и слова-то этакого не слыхивали: «каббала». Надо будет расспросить его поподробней, только, захочет ли он открыться, ведь с него могли взять подписку о неразглашении… Но тогда бы он вообще не признался. Мог просто ничего не говорить и все. Круто!».

       Сказать, что Максим мало знал о каббале, значит, не сказать ничего. Все его знакомство с этой премудростью ограничивалось колодой Таро, которую не выпускала из рук его бабка, называя ее «мой каббалистический оракул». Пожилая леди постоянно раскидывала карты, а особенно в тех случаях, когда предстояло принять какое-нибудь важное семейное решение.
       Само собой разумеется, она метнула их и перед женитьбой своего обожаемого Максика на славной девочке из издательского отдела. Карты предрекали большие неприятности, и не обманули. Перед самой свадьбой невеста сбежала от сутулого, невзрачного, мешковатого «мэнээса» к выпускнику военного летного училища с холеными усами и бравой гусарской выправкой, получившего хорошее распределение. Однако больше всего Максима поразил не сам факт бегства, а убийственная, прагматичная аргументация поступка. «Надо же чем-то кормить детей, - сказала его зазноба, смаргивая с огромных голубых глаз предательские слезинки. - Да, и одеться хочется…, я ведь не знала, что физики теперь так мало получают…». С тех пор матримониальный пыл Максима значительно поиссяк. Он стал избегать визитов в издательский отдел, называя его «издевательским», цинично ухмылялся, когда кто-то в его присутствии произносил слово «любовь», и ограничивался непродолжительными, строго регламентированными отношениями с представительницами изящной половины человечества, не влекущими, как правило, для него за собой серьезных обязательств. Оттого, видимо, и репутацию имел жениха завидного, но крайне пассивного.

       «Каббала, каббала, чем ты Сеньку завлекла?», - бормотал Максим, одолев, наконец, подъем, и рассеянно озирая окрестности Цфата с почти километровой высоты. Было странно видеть, как под ногами замерли от безветрия редкие, совершенно эфемерные облака, словно искусно впаянные в прозрачный и ароматный воздух, способный, казалось, сам собой врачевать душу и тело.

       Неожиданно с юго-востока его взгляд обжег солнечный блик. Если бы отсюда было видно озеро, то можно было подумать, что это луч отразился от глади воды. Воображение услужливо нарисовало ему Киннерет, каким он запомнил его по изображению на карте, и он мгновенно представил себе небольшое блюдо замысловатой формы, наполненное жидкой влажной амальгамой. Мысли Максима непроизвольно приняли совсем другое направление. Он вдруг живо, почти реально увидел седовласого старца в белых одеждах, точно так же, как он, стоящего на этом месте, пристально вглядываясь вдаль, словно силясь разглядеть нечто невидимое, но очень важное, может быть, даже самое главное. «Да, толмач мне бы сейчас не помешал, и много бы я дал, чтобы найти такого человека, который помог бы мне видеть сквозь время…».
 


       СТАРЕЦ В БЕЛЫХ ОДЕЖДАХ

       Максим постоял еще некоторое время на вершине, невольно отдавая дань восхищения открывающейся с нее великолепной панораме. Странное ощущение вдруг охватило его: обыденная реальность, словно распалась на множество ярких, не связанных между собой осколков, но все же складывающихся в некую единую абстрактную картинку, как в калейдоскопе. Взгляд категорически отказывался сосредотачиваться на каком-то конкретном объекте, меняя его до неузнаваемости, и информируя сознание о чем-то таком, чего, может быть, и не было на самом деле. Максим крепко зажмурил глаза, помотал головой и потер виски. Ощущение исчезло, но оставило после себя легкий привкус сожаления. В голове, будто ленивый карась в тине, проплыла мысль: «Ну, и куда дальше идти?». Ответ подсказали ноги, которые сами собой, без всякой команды со стороны мозга, понесли его по направлению старой части города, вниз, по крутому спуску, в беспорядочный лабиринт узких, припудренных белой тонкой пылью, и абсолютно безлюдных каменных улочек.
       Совершенно потеряв счет времени, блуждал Максим среди невысоких равнодушных домов, построенных из сероватого иерусалимского камня, казавшихся в этот полуденный час совершенно необитаемыми, пока не почувствовал, что у него начала кружиться голова от голода, жажды и нещадно палящего зноя. Воздух из прозрачного сделался зримым и, словно колебался перед ним в пролете улиц, напоминая слоистое разноцветное марево. Наконец, он был вынужден остановиться перед чистеньким, словно вымытым, одноэтажным домиком, окна которого на фоне светлых стен выглядели на удивление пыльными и непроницаемыми.
       Сколько потом ни перебирал Максим в памяти подробности того мгновенья, никогда так и не мог найти разумного объяснения своему внезапному порыву: он подошел вплотную к одному из окон и, сделав руками «шоры» вокруг глаз, чтобы отгородиться от внешнего яркого света, заглянул внутрь.
       Сначала, пока глаза не привыкли к образовавшемуся полумраку, он ничего не смог разглядеть, но постепенно картина внутреннего убранства комнаты начала проступать перед его взором, словно выходя из сумрака. Максим увидел грубо сколоченный стол, почти вплотную придвинутый к окну, с другой стороны которого, прямо лицом к нему сидел старец очень преклонных лет. Взгляд пожилого господина был прикован к толстенному фолианту, лежавшему перед ним на столе, а по движению белоснежной длинной бороды можно было понять, что губы его шевелятся, выговаривая слова. Максим стоял, как завороженный, не в силах оторвать взгляд от этой, показавшейся ему почти нереальной, картины, хотя, как он думал позже, подспудным поводом заглянуть в окно, скорее всего, послужила нестерпимая жажда.
       Наконец, старец поднял глаза от книги и устремил на непрошенного соглядатая свой умный, спокойный, несколько отрешенный взгляд. Некоторое время они в упор смотрели друг на друга, потом Максиму показалось – или только почудилось, что хозяин сделал едва приметный приглашающий жест. Гость, как завороженный, кивнул в ответ, и поспешил к двери, которая, как он подумал, расположена с другой стороны.
       Только на третьем витке вокруг дома Максим вдруг сообразил, что двери не было! Тогда он мог поклясться в этом! Максим подумал, что сходит с ума, и стал опять огибать дом, заглядывая во все окна подряд, так и не вспомнив точно, в каком же из них он видел старца. Кровь бешено стучала в висках, сердце готово было выпрыгнуть из грудной клетки наружу, Максим все кружил и кружил, а в голове мелькала дурацкая мысль: «Я как электрон на орбите вокруг атомного ядра… Спин… спин… спин…».
       Наконец, он упал навзничь, потеряв сознание, и уже не видел, как над ним заботливо склонился седовласый старец в белых одеждах и смочил водой его запекшиеся губы, шепча: «Вот, ты и пришел».
       
       Придя в себя, Максим метнул на своего спасителя недобрый мстительный взгляд, но ласковый свет, который лучился из больших светло-карих глаз старца, быстро потушил в нем приступ негодования.
       - Пойдем в дом, отдохнуть надо, - сказал старец, - вставай, помогу тебе.
       Максим поднялся, машинально отряхнул пыль с одежды и, пошатываясь, побрел за ним. Голова гудела, словно в ней обитал рой назойливых мух. Дверь дома, действительно, была совсем рядом с тем местом, где Максим отключился, и не увидеть ее было невозможно: просто она была выкрашена белой краской, в отличие от ярко голубых навесных ставенок с прорезями, обрамлявшие окна, тоже прежде незамеченные им.
       - Никогда не закрываю, - сказал хозяин, - ночью тоже. Все приходят.
       Он ввел гостя в небольшую комнату, где стоял только топчан, покрытый белой пушистой овечьей шкурой, дал ему напиться вволю, и коротко сказал:
       - Ложись пока.
       Максим покорно растянулся на жестком, но удобном ложе и мгновенно заснул.

       Сначала ему приснился караван бактрианов, величаво плывущих по раскаленному песку пустыни с огромными вьюками, притороченными между дряблыми от долгого пути горбами. Погонщики кричали, бегали вдоль цепочки животных, подгоняя их, они, видимо, очень торопились прибыть в пункт назначения, но это ничуть не ускоряло дела. У верблюдов явно имелось собственное представление о скорости, с которой они должны передвигаться.

       Потом Максим обнаружил себя на большом, шумном восточном базаре. Он с трудом протискивался между телами деловито-снующих покупателей и праздных зевак, стремясь выбраться из плотного людского водоворота. Во сне он точно знал, что ему непременно надо отыскать человека по имени Аврам, который продает самодельных деревянных идолов.
       Наконец, он нашел его и, заправски поторговавшись, купил небольшую, грубо, словно наспех, вырезанную фигурку какого-то местного божества, думая при этом: «Это для бабки. Я же обещал привезти ей сувенир из Израиля…».
       - Скажи хотя бы имя этого изделия, бабка меня пытать будет, - со смехом попросил Максим словоохотливого и жизнерадостного продавца.
       - Женщины просят его о зачатии, - ответил тот и осклабился во весь рот белозубой улыбкой, которая нанесла Максиму в самое сердце безотчетный укол зависти. «И никакой «Блендамед» ему не нужен», - почему-то подумал он во сне.
       - Мы с отцом зарабатываем себе на жизнь этими фигурками, люди их охотно покупают, - добавил новый знакомец, и перевел разговор на другую тему, которая, видимо, сильно занимала в данный момент его мысли.
       Максим с большим удовольствием побеседовал немного с молодым бедуином, подивившись мудрости и логичной последовательности его рассуждений. Рассказывал он о чем-то очень простом и понятном, но как ни силился Максим, потом вспомнить смысл его речей, ему так и не удалось это сделать.

       Проснулся он со словами, произнесенными вслух на неведомом ему языке: «Авраам а-иври».
       - Да, да. – Услышал Максим, возвращаясь к действительности, голос старца, терпеливо сидевшего все это время у его ложа, - именно так и называли Авраама, когда он ушел из Вавилона в Палестину – древнюю землю Израиля. «Авраам, который перешел, или пришел к нам издалека». Поешь теперь. Потом поговорим.


       ТРАПЕЗА

       Максим с удовольствием поспешил вслед за хозяином, не дожидаясь повторного приглашения, но, только увидев накрытый стол, понял, да какой степени он голоден! Еда была выставлена самая незамысловатая: крупная сочная луковица, нарезанная широкими кольцами, селедка, обильно политая растительным маслом, хлеб, да бутылка самого дешевого «Бренди».
       - Я за рулем, - сказал он при взгляде на спиртное, - да и пьянею быстро, а мне еще 75 километров ехать…
       - Пьянеешь, значит, либо меры своей не держишь, либо работаешь плохо, - сказал старец, разливая «Бренди» в небольшие глиняные стопки.
       - Нет, уж, что касается работы, то вкалываю я - будь здоров! Иногда, во время сеанса по сорок восемь часов приходится из лаборатории не выходить.
       Старец скользнул по его лицу странным, как показалось Максиму, несколько ироничным взглядом и кивнул головой.
       - Простите покорно, забыл представиться. Максим Волков, доктор физико-математических наук. Приехал в Хайфу на научную конференцию с докладом. Вот, решил посетить один из четырех святых городов Израиля, для ликвидации, так сказать, пробела в образовании. Занятно тут у вас… Жарко только, даже чушь всякая мерещится.
       - Знаю, - ответил односложно хозяин, но Максим не понял, к какой части его рассказа это имело отношение. Однако уточнять не стал, а только спросил:
       - А Вас как прикажите звать-величать?
       - Зови Шимон меня.
       - Откуда Вы так хорошо знаете русский?
       Максим, кажется, лишь сейчас осознал, что они беседуют на его родном языке. Старец говорил чисто, почти без акцента, и только короткие паузы перед некоторыми словами, могли выдать в нем человека, мысленно переводящего слово со своего языка на чужой. Да порядок слов в предложении был несколько иным, непривычным.
       - Есть ученики русские. Научился.
       - А! Так, Вы преподаватель! В каком звании? Профессор, доцент? Судя по Вашему почтенному возрасту, мудрому взгляду и толстенной книге, которую я видел у Вас на столе, Вы достигли больших степеней учености.
       - Преподаю другую науку. Каббалу.
       Сердце Максима легонько сжалось, словно от какого-то неведомого предчувствия. Ему вдруг безумно захотелось завоевать доверие и расположение старца, но что-то подсказывало, что это будет не так-то просто сделать. Поэтому он благоразумно удержался от праздного любопытства, решив, что для начала знакомства этой информации вполне достаточно.
       - Спится у Вас замечательно, лежанка удобная, и такие сны интересные на ней снятся! Пустите как-нибудь еще поспать, вдруг продолжение приснится, а то сон оборвался на самом интересном месте. Я так и не узнал, что было дальше с этим симпатичным бедуином. Аврам, кажется, его звали?
       - Посмотрим, как пойдет, пущу, может.
       - Вы мне что-то сказали, когда я проснулся, но не очень понятно, хотелось бы кое о чем спросить. Вы позволите? Только, знаете, я человек невежественный и циничный по части религии, особенно всяких мистических чудес.
       - Каббала – наука, не религия, не мистика. Там все посчитать можно, как в твоей физике.
       - Скажите тоже! – Рассмеялся Максим, - разве можно взвесить Господа Бога? У нас на физтехе ходил такой анекдот:
«Скажи мне, отрок, что есть божья сила?»
Студент, не проснувшись окончательно:
«Божья масса, умноженная на божье ускорение!»
«Неверно, сын мой! Божья сила есть производная божьего импульса по божьему времени!».
       - Умные люди там учатся, - старец впервые улыбнулся, - в этом анекдоте больше смысла, чем может показаться невежественному человеку. Однако ты спросил про Авраама, могу рассказать, что стало с ним дальше.
       - Так, так, он Вам тоже знаком? – Искренне удивился Максим. – Не могли же Вы знать, что мне снится! Или это историческая личность?
       Ему опять показалось, что он поймал на себе укоризненный взгляд старца, но, глядя в его спокойные, доброжелательные глаза, он подумал, что ошибся. «Все-то мне кажется, что меня хотят высмеять или провести мордой об забор. Надо избавляться от патологического самолюбия», - подумал он, досадуя на себя, может быть, впервые в своей жизни.
       

       ЛИКБЕЗ

       - Вы не подумайте, что я полный невежда, - неизвестно почему стал оправдываться Максим, - про Авраама-то я, конечно, что-то слышал! Это библейский персонаж, где-то там он с Богом разговаривал, не помню только, кто сидел в кустах – то ли он, то ли Бог? Мне же приснился совсем другой парнишка, бедуин какой-то, или перс, торгующий языческими идолами, я еще у него для бабки, как сейчас помню, сувенирчик прикупил – болвана, которого молодые женщины просят о зачатии. Приснится же такое! Бабке 80 лет, а я решил поспособствовать ей в продолжение рода! – Максим рассмеялся, и уже без приглашения налил «Бренди» себе и хозяину. – Он мне представился как Аврам, я точно запомнил, и дело в Ираке, вроде, происходило… Даже верблюды были…
       - В Древнем Вавилоне, в Месопотамии, - уточнил старец, ничуть не обижаясь на богохульство гостя.
       - Не понял! Какая связь между Вавилоном и иудеями? Объясните, если не секрет… И вообще, мой Аврам был рыжий! Вспомнил! Он чертами лица совсем на еврея был не похож… А ваш Авраам – иудей, или я что-то путаю?
       - Не путаешь, не знаешь просто. Слушай, вот. Жил Аврам, мастерил с отцом своим Терахом идолов, поклонялся силам природы, как и все вокруг него. Потом стал думать, а почему вертится мир? Как он устроен? Наблюдал он за силами природы, думая, что их много, а потом понял, что сила-то – одна. Остальные ей только служат. И назвал ее Творец. Сначала Аврам не знал, что есть и другие люди, что думают так же, как он. Понял потом, что не один, стал всех, кто мимо шатра его проходил, звать к себе, угощать, рассказывать про Творца.
       - Ага, пропагандой, значит, занялся! – Язык Максима уже слегка заплетался. Ему стало весело, хотелось шутить, балагурить, отдыхать от заумных научных дискуссий. Хотелось просто сидеть в этом меленьком уютном домике и слушать незамысловатый рассказ старца. – А куда же папаша-то его смотрел? Сынок предает, можно сказать, потомственные идеалы, рушит многовековые родовые устои! Высек бы его, настучал по репе и конец! И не было бы у вас никакого Творца. То есть, Творец-то был бы, да вы бы о нем ничего не знали, жили себе и верили в разных, там, Мардуков, или еще кого… П-простите, ч-что перебил, продолжайте, пожалуйста, мне, правда, интересно, но я пока не понял, при чем тут Иудея.
       - Узнал когда Аврам, что есть единая Высшая сила, зваться стал теперь Авраам. А люди, которые ему поверили и думали, как он, стали называться каббалистами. Все они хотели познать Высший мир, силу, которая управляет наши миром.
       - П-понял! Молодец, чувак, быстренько организовал свою школу! П-прямо, как физики наши: у каждого свой коллектив единомышленников и своя теорийка! И грызутся все-е! Ну-ну, дальше-то ч-что? Вы не обижайтесь, ч-что п-перебиваю, я так лучше материал усваиваю. – Максим опять наполнил глиняные чарочки и выпил, не дожидаясь хозяина.
       - Дальше все люди, кто думал как Авраам, переселились на территорию древнего Израиля и стали зваться Исраэль. Это значит, «устремленные в Высшее».
       - Да? Значит? Я не знал. А почему, с-собственно?
       - «Исра» - «прямо». «Эль» - «высшее», то есть, «прямо к Высшему».
       - Что же п-получается? Евреи не этнос что ли? Все вы родились от группы каббалистов? Ну, з-знаете! З-за это надо выпить! К-когда это было?
       - Примерно 4000 лет назад.
       - Требую д-доказательств! Документальные подтверждения есть!
       - Авраам написал книгу «Сефер Ецира» или «Книга созидания».
       - М-молодец, п-парнишка! Быстренько накропал научный тр-трктат. И вышел в ч-член-кккры… Не ч-читал, очень ж-жаль… З-за эт-то н-надо выпить! И что, до него никто что ли не додумался, прям, до того, что боженька есть, который в-семи упрвввввлет? Прям, он один т-такой умный, весл из себя да?
       - Был Адам до него.
       - Это, т-тот Адам, что яблоки вввравал? Ева его заставила?
       - Нет, жил просто человек по имени Адам. Его считают первым каббалистом. До него на земле тоже жили люди, но он написал книжку «Тайный Ангел». Были и другие, просто не написали ничего, о них и не помнят.
       - У-у-у, к-какаие вы, евреи, все писучие-е-е…

       Все, что происходило дальше, Максим помнил с трудом. Очнулся он на заднем сиденье своего автомобиля. Его вез куда-то незнакомый ему человек. Мягкая тьма цепко держала мир в своих объятьях. Что-то острое кололо его в бок. Он пошарил в потемках по сидению, и у него в руках оказался грубо выструганный деревянный идол.
       «Привет, Мардук! Сппппокучей ночи», - сказал Максим и крепко уснул.


       ДРУЗЬЯ

       Максим сидел у Семена на лоджии, находящейся в это время суток с теневой стороны дома. Его голова была туго обвязана цветастым льняным посудным полотенцем, обильно смоченным минералкой. От воды новая ткань слегка линяла, и по лицу стекали разноцветные струйки, придавая ему боевую раскраску индейца, ступившего на тропу войны. Максим постанывал от боли при каждом резком движении или звуке, а друг заботливо мастерил ему коктейль из свежее выжатых грейпфрутов со льдом.
       - Может, лед лучше привязать? – Внес Максим новаторское предложение в манипуляции Семена.
       - Привязывать, как ты знаешь, лучше женьшеневый корень… Молчи уж, алкоголик! Где это тебя угораздило так весело надраться?
       - Ой, не напоминай о грустном, мне так стыдно! Я мало что помню, ведь, как известно, о самых ярких эпизодах нашей жизни мы узнаем от очевидцев, но где их искать, я не знаю. Ты меня, каким образом обрел вчера?
       - Нашел спящим сном младенца на лавочке у гостиницы в обнимку с деревянной куклой, которую ты ни за что не хотел выпускать из рук и называл почему-то Мардуком.
       Максим воззрился на друга, выпучив от изумления глаза.
       - Иди ты! Да, ладно! Не может такого быть!
       - Можешь сам убедиться, вон, она лежит рядом с твоими башмаками, завернутая в носовой платок. Это ты ее так спать положил. Надо было видеть тебя вчера! Напился в лучших традициях физтеха, нельзя же так себя не беречь, не мальчик ведь…
       Максим вытянул шею и с опаской посмотрел в указанном Сеней направлении. Там, действительно, лежал какой-то кулек из тряпицы.
       - Ты не ответил на вопрос, где гулеванил?
       - Где, где? В Караганде! В двух словах не расскажешь. Ты же знаешь мою главную заповедь: если пьянки не избежать, ее необходимо возглавить!
       - Да, похоже, ты вчера был председательствующим…
       - Не совсем так… Я ликвидировал свою безграмотность, и очень огорчили меня глубина и масштаб моего невежества. Слава Богу, нашлись добрые люди…
       - Обобрали, подогрели, - продолжил цитатой из фильма Семен.
       - Ни-ни! Я встретил настоящего каббалиста! Понимаешь! Настоящего! А не какого-нибудь фуфломета вроде тебя!
       - По каким же признакам ты его опознал? У тебя есть, с чем сравнивать? – Рассмеялся Семен. – Ты, прям, каждый день их видишь, или на колоде Таро у Таисии Петровны нарисованы?
       - Издевайся, издевайся. Ты это от зависти говоришь и от бессилия. Ладно, я тебя с ним обязательно познакомлю, если попросишь хорошенько.
       - Давай отложим знакомство, хотя, не спорю, ты меня заинтриговал…. Я сейчас хочу поговорить о работе. Ты в состоянии воспринимать серьезные вещи, касательно твоего будущего?
       - О, бессердечный! Даже Отелло поступил с Дездемоной более гуманно, чем ты со мной: просто взял и задушил.
       - Дездемона не напивалась, как сапожник, и от нее перегаром не несло. Может, Отелло и правда был гуманистом, тебя бы он удушил еще скорее, даже без внутренних монологов и угрызений совести. Ладно, давай все же поговорим серьезно. Тут у нас в «Технионе» кое-что наклевывается в плане работы для тебя. Сейчас самый удобный момент осуществить наш проект. Ну, что ты прозябаешь в своем ИФВЭ? Сколько можно? Ни дела настоящего, ни оплаты достойной. Мозги ведь иссохнут. А тут очень перспективный контракт. Пока, правда, на три года, но там будем делать посмотреть, как говорится. Соглашайся, Макс, чего тут раздумывать!
       - Легко тебе говорить, все же я там сто лет уже, привык… Скучно, конечно, и голодно, я, разумеется, не могу себе позволить покупку сыра «горганзола» пещерной выдержки по пять тысяч рублей за кг, но там родное все… как так, взять и бросить насиженный насест. А бабка? Я ее не оставлю! Кроме нее у меня никого нет, ты ведь знаешь…
       - Кто тебя заставляет ее оставлять? Ты же не на ПМЖ оформляешься, для этого у тебя данных ноль, анкеткой, как говорится, не вышел, а работать по контракту, да еще в один из самых крупных мировых научных центров! Ну? Решай!
       - Что, прямо не сходя с места? И подумать не дашь?
       - Не фиг думать – трясти надо! В два часа нас с тобой ждет мой шеф. Он тебя прекрасно знает, давай, приводи себя в порядок.
       - О, почему я не Дездемона! – горестно завопил Максим, воздев руки к потолку.
       - Потому что я не Отелло…. Иди уже в душ!



       СЛУЧАЙНАЯ ВСТРЕЧА

       Круговорот последующих событий совершенно засыпал в памяти Максима случай в Цфате ворохом неотложных текущих дел. Надо было обсудить условия контракта, познакомиться с документацией по новому научному проекту, побеседовать с будущими коллаборантами, обговорить приезд бабки. Да, мало ли, что еще!
       Иногда он поскуливал и нудил на кухне у Семена:
       - Сень, ну зачем я согласился на твою авантюру? Я, конечно, понимаю, что в нашей стране физика кончилась, и человек, который получает жалование в размере двухсот долларов в месяц, не только не должен что-то делать на работе, а еще и немножечко вредить, но я ведь там столько лет! Помнишь, нас с тобой шеф еще на шестом курсе туда забрал. И потом, какой из меня к черту астрофизик! Я же всю жизнь специализировался на физике элементарных частиц.
       - Я тебя умоляю! Только не надо прибедняться! Я же перековался, а ты помнишь тему моей диссертации? «Поиски тяжелых, долгоживущих, квазистабильных лептонов»! И нечего, работаю в области астрофизики.
       - А как буду взаимодействовать с людьми, не зная языка!?
       - Заставим, - успокаивал, смеясь, Семен друга. – А потом, вспомни слова классика: «Ведь тут на четверть русский наш народ»! Как же ты в ЦЕРНе работал, не зная языка, точнее, зная матерный английский. Однако заорешь, бывало: «Шит!», и всем сразу ясно, что получилось, мягко говоря, не то…
       - Ладно, ладно, отвяжись. Я, между прочим, с тех пор, как ты уехал, довольно сносно овладел испанским, даже Лорку читал в оригинале…
       - Вот, уж не думал! Испанский-то тебе, зачем понадобился?
       - Да, уж больно легко он мне давался, даже странно порой бывало, словно вспоминаю некоторые слова, даже целые выражения, а не заново учу…. Скажи-ка лучше, куда это ты каждую ночь шастаешь? Я, вот, донесу Милке…. Уж, который раз замечаю: как два часа ночи, так тебя, словно ветром сдувает! Являешься под утро свеженький, бодренький, подзарядившийся в чьих-то любовных объятьях. А? Колись, колись, брателла! Отправил жену с детишками в Сибирь к родителям и кобелируешь тут на свободе. Не хорошо это, Сеня.
       - Я посещаю занятия по каббале, - ответил Семен совершенно спокойно без тени смущения. – Они, как правило, начинаются в три часа ночи, а мне ехать около часа.
       - Ты серьезно? А почему по ночам-то? Днем нельзя?
       - Это традиция. И потом, - он хитро улыбнулся, - эгоисты все вроде тебя спят, пространство не засоряют, можно подняться повыше…
       - Ах, вон оно что! Эгоисты, значит. Все обидеть норовишь, оскорбить, унизить. Белый, значит, и пушистый.
       - Знаешь, быть эгоистом – это совсем не оскорбительно, без него мы бы так и сидели в пещерах.
       - А как ты докажешь, что ездишь на занятия, а не к зазнобе какой-нибудь? – Схитрил Максим, изнывающий от любопытства.
       - Вот, приедешь на длительный срок, поговорим об этом более подробно. Сейчас могу сказать только одно: каббала – это физика души, серьезная наука обо всем Мироздании. В ней подробно излагается, причем, с научными выкладками, графиками, чертежами и расчетами – не «на пальцах»: кто мы, откуда пришли, куда идем. И самое главное, - как должны себя изменить, чтобы стать, действительно, людьми.

       Этот короткий разговор с другом, опять пришедший ему на ум перед сном, напомнил Максиму о его случайном знакомстве. Волна стыда накрыла его с такой силой, что он вскочил с кровати и отправился на лоджию подымить.
       «Свинство это с моей стороны! – Думал Максим, выкуривая уже третью сигарету, - пришел, поспал, поел, напился как последний идиот на первое мая, и даже не извинился за свое скотское поведение! Надо обязательно выкроить завтра время и съездит к старцу. Объяснить, по крайней мере, что я не законченный алкаш!»
       Приняв такое решение, он смог, наконец, заснуть.

       Пообрубав к обеду последние «хвосты» дел, Максим отправился в Цфат. Ему казалось, что он хорошо помнит дорогу и найдет домик старца с закрытыми глазами. Но сколько ни кружил он по знойным улицам старого города, насквозь пропахших солнцем, так и не смог его отыскать. Совершенно измотанный и злой на себя, он обреченно потопал по каменной мостовой к автомобильной стоянке.
       Вдруг прямо ему навстречу, из соседнего переулка вышел Шимон. Максим обрадовался ему, как родному и чуть не кинулся на грудь.
       - Вот, так встреча! – Заорал он во весь голос, - а я вас искал! Всю гору облазил.
       - Нашел, - сказал старец, хитровато улыбаясь.
       - Простите, что так долго не приходил, замотался с делами. Я хотел извиниться перед вами, напился тогда, и вообще, вел себя по-хамски. Меня это очень мучает…
       - Зачем? – Удивился старец. – Виноват разве ты?
       - А кто же? – Максим даже оторопел от такого поворота дел, - я ведь себя вел отвратительно, а не кто-то еще…
       - Не ты виноват. Ты еще ничего не выбирал ни разу. Родился не по своей воле. Воспитали тебя, учили, что тут своего? Ничего. Потом работал, люди на тебя влияли. Рабом был всю жизнь пока. Выбор впереди. Один раз можно сделать – с кем быть. И все.
       - Простите, у меня сейчас так мало времени! А я бы очень хотел расспросить вас еще о многом!
       - Успеешь, как приедешь.
       - Так, вы знаете?!
       Старец только кивнул в ответ головой, и опять улыбнулся хитро, по-мальчишески.
       - Можно я к вам тогда приеду? Поговорить бы, столько вопросов накопилось, да и про каббалу мы не договорили…
       - Поглядим, доживем когда…


       ПРОВОДЫ

       Сидя в самолете, Максим терзался сомнениями. То ему казалось, что он поступил правильно, согласившись поработать в «Технионе», ведь, действительно, физики, его прежней физики в России сейчас уже нет! То угрызения совести вгрызались в самое сердце…
       «Ребята подумают, что я их предал, хотя многие из наших давно уже свалили за кордон – кто в Швейцарию, кто в Штаты. «Амуры и зефиры все распроданы поодиночке…». Институт, практически, развалился, сеансов, можно сказать, нет, начальство трясется над каждой копейкой, а электричество все дорожает, спасибо Чубайсу. Да и мощность ускорителя, конечно, смехотворная! 72 ГЭВа! Что на нем можно было сделать – давно уже выжали. Тоннель, который выкопали под новый «трехтысячник», так и стоит пустой, а ту «начинку», что в него успели затолкать, пока у Института были деньги, благополучно разворовали. Цветные металлы нынче в цене, вот, народец наш все и выгреб… Теперь там только шампиньоны разводить в промышленном масштабе, больше он ни на что не годиться. Многие так и сделали, подались в коммерцию, тетки, вообще, в «челноки» заделались и сами на рынке барахлишком торгуют. Можно, конечно, сказать, как профессор Преображенский: «Разруха в головах!», только легче от этого не станет. Головы лечить труднее всего…
       Ну, приму я сейчас позу тульского самовара: «Да, мол, мы бедные, но гордые!», но ведь работать хочется, а не переживать постоянный экзистенциальный ужас перед отсутствием финансирования. Ладно, что зря мучиться… согласился ведь уже… мосты сожжены».

       Потом мысли Максима перескочили на последний разговор с Семеном в аэропорту. Друг увязался его провожать, хотя расставались они всего на три месяца. Приехали загодя, по вечной, почти патологической привычке Максима никуда не опаздывать.
       Прогуливаясь по зданию аэровокзала, они подошли к прилавку с книгами, и Максим увидел там тоненькую брошюру по каббале. Он полистал ее и попросил друга:
       - Сэм, купи мне эту книжонку, пожалуйста, а то у меня шекелей нет, я ее в самолете помусолю, там, на одной странице на иврите, а на другой по-русски. Думаю, она как раз для меня, простенько, незамысловато…
       - Чтоб у меня руки отсохли! – Воскликнул Семен. – Никогда не читай «около каббалистической» литературы. Это все беллетристика, сфабрикованная в нашем мире. Надо читать признанные книги, проверенные, а лучше всего первоисточники.
       - И что я там пойму, интересно?
       - Это неважно! Пусть даже тебе непонятно будет ее содержание, пусть книга будет написана, хоть по-китайски, важно то, что от нее идет особое излучение, духовная энергия, свет, который будет воздействовать на тебя помимо твоей воли.
       - Ладно, отвяжись, проехали, скажи лучше, что тебе шекелей жалко, зануда грешная… «Свет! Энергия! Излучение!». Рентгеновское что ли, или радиоактивное? Любишь ты волну гнать. Скажи мне лучше, если ты такой продвинутый, для чего меня старец путал? Может, он мне объяснить что-то хотел таким способом? Вот, смотри: сначала я не мог найти дверь в его жилище, потом и весь дом куда-то пропал. А идол этот? Мардук мой несчастный! Ведь ты сам видел, что в моем платке оказалась простая деревяшка, обрубок какой-то. Я же точно помню, что фигурка была, я ее видел, щупал!
       - Думаю, он хотел тебе дать понять, что реальности, в том виде, в каком она нам представляется, не существует. Мы же получаем информацию о том, что находится извне от наших органов чувств. А их возможности очень ограничены, не мне тебе рассказывать. Ты видишь только то, что в состоянии увидеть.
       - И что это объясняет, Эйнштейн ты мой, недоделанный? Разве в моих силах изменить такое положение вещей? Могу ли я повлиять на возможности моего органона?
       - В том-то и дело, что можешь! Это долгий разговор, регистрацию уже объявили…. Пойдем, у нас скоро будет куча времени для таких бесед, если ты, конечно, пожелаешь…, а пока я расскажу тебе мой любимый анекдот.
       - Валяй! Обожаю твои анекдоты!
       - В одной еврейской семье родился младенец без век. Отец в панике. Собрались родственники, соседи, все цокают языками, горюют. Вдруг один говорит: «Что ты маешься, возьми ребенка, пойди к ребе, он делает обрезание, у него остается кожа, ее же можно пришить…». Отец подумал и говорит: «Пришить, конечно, можно, но какой малютка будет иметь взгляд на жизнь!?».
       

       СБОРЫ

       Дома Максима сразу поглотила пучина рутинных дел. Увольнение проходило хлопотно и болезненно. Одно оформление «бегунка» стоило ему море крови! Куда-то запропастился совершенно никому не нужный библиотечный журнал «Вопросы философии» за 1975 год, и девица пристала, буквально, с ножом к горлу, не желая без него подписывать обходной. «Все заграницу переезжают, - сварливо выговаривала она нерадивому читателю, - библиотеку растащили, а я потом плати. Его вообще не имели права на руки выдавать, он из читального зала». Максим возместил стоимость журнала в пятикратном размере, хотя и государства того, в котором он брал его почитать, уже давно не было в помине, и деньги в хождении были другие…, но, удачно избавившись от своего верного «Жигуленка», он не стал мелочиться…

       Перебирая препринты, Максим вспомнил всю свою научную карьеру, и воспоминания эти тоже не добавили ему оптимизма. Какая потрясающая энергетика, «излучение», как сказал бы Семен, витала тогда в городке! Какая атмосфера царила в среде молодых физиков – шутка сказать – средний возраст жителей 23 года! Второе место по рождаемости в Московской области! Все знали друг друга в лицо, а теперь, ходи хоть целый день, не встретишь знакомой физиономии. А Международные симпозиумы, конференции, семинары, веселые застолья в Доме ученых, пикники на песчаном берегу Оки! И кому все это помешало?
       Задав себе такой сакраментальный вопрос, Максим оставил идею с систематизацией своих трудов, в сердцах, сгреб препринты в беспорядочные стопки, туго перевязал каждую бечевкой, и запихал, как ни попадя, на антресоли. Едва ли его научные озарения могли представлять интерес для молодого предпринимателя, которому они удачно сдали свою квартиру на тот период, пока он строил собственный коттедж меж роскошных сосен.

       Больше всего Максима пугал предстоящий разговор с бабкой. Всю дорогу от Домодедово до городка он придумывал различные варианты уговоров. Даже записал кое-какие весомые аргументы в записную книжку, выдвигая на первое место, само собой разумеется, ее интересы, как, например, теплый климат, столь полезный при постоянных зимних бронхитах, превосходное медицинское обслуживание и прочее.
       Однако его красноречие не пригодилось: бабка согласилась на переезд без малейших колебаний. Максим при подборе аргументации упустил из виду ее природный авантюризм. Таисия Петровна вообще была личностью уникальной! Может быть, Максим потому и не мог так долго выбрать себе спутницу жизни, что подсознательно сравнивал каждую претендентку с ней. И ни одна из них не выдерживала сравнения. Бабка, вероятно, чувствовала это, но ничего не могла с собой поделать, и всякий раз при появлении в доме какой-нибудь очередной смазливой мордашки, выкидывала фортель.
       - Как, милочка, вы не умеете готовить (далее следовал пассаж на превосходном французском языке, означающий название какого-нибудь замысловатого соуса), а Максик без него не мыслит (и опять непереводимый кулинарный рецепт).

       Получив так скоро ее согласие, Максим испытал жесточайшее разочарование, и начал подливать масло в огонь.
       - Как же ты будешь там жить без своих любимых «Аргументов и фактов»!? А твои конфидентки, с кем ты будешь решать кроссворды по телефону? А попы твои ненаглядные, которым ты то и дело деньги суешь?
       Максим категорически не приветствовал бабкину дружбу с сомнительным клиром, и никогда не упускал случая поставить ей на вид их сусальное благочестие. Ладно бы, была она, действительно, религиозной!
       - Обойдусь, - твердо заявила бабка, и в ее голосе прозвенел металл. – Твои интересы для меня - прежде всего. Перейду в иудаизм. Я слышала, что там женщины в синагогу ходят в париках? Это правда?
       - Уж не думаешь ли ты, что я посещал синагогу? И даже, если бы так, то не стану же я дергать там женщин за волосы!
       - Не гневайся, мон дью, ты же знаешь, что мое невежество можно сравнить только с моим возрастом. Ах, хорошо бы, так, - произнесла она мечтательно, - ведь у меня столько париков, а носить их некуда. И все же надо у батюшки испросить благословение, не по-христиански это. В воскресенье поедем на кладбище, приведем могилки твоих родителей и деда в порядок, дадим денег смотрителю вперед, чтоб ухаживал получше, вот, там и в церковь зайду…
       С этого момента бабка развела такую кипучую деятельность, что у Максима порой рябило в глазах от визитеров, которым она с благородным величием сюзерена раздаривала свою зимнюю одеженку и домашний скарб, приговаривая при этом: «Все равно моль съест…». Он махнул рукой на ее дела и вплотную занялся своими.

       Пришла пора отправляться в посольство, бабка оживилась, причипурилась и, театральным жестом сложив руки на груди, произнесла:
       - Как я давно не выезжала! Заодно прикуплю себе в столице кое-что из косметики.
       - Чтобы в синагогу ходить, неофитка? - опрометчиво сыронизировал Максим.
       Бабка надулась, как мышь на крупу и всю дорогу просидела, безмолвствуя, глядя в окно автобуса. Максим преисполнился угрызений совести и отвалил ей изрядную сумму на покупки. Она мгновенно оживилась и простила внуку его промах.
       Оформление виз прошло без заминок. Обойдя несколько магазинов, они сделали все необходимые покупки и могли возвращаться домой. Тут бабка высмотрела меленький бутик с женской одеждой, кровожадно сверкнула глазами и потащила Максима в его абсолютно безлюдные недра. «Опять замыслила что-то, Шапокляк!», с опаской подумал Максим, но противиться не стал.
       Войдя в магазин с видом постоянной покупательницы, имеющий дисконт и неограниченный счет в банке, бабка окинула вешалки с одеждой с придирчивым прищуром.
       - Будьте любезны, положите свои пакеты в камеру хранения, - елейным голоском попросил охранник, мгновенно определивший на свой опытный глаз финансовые возможности потенциальных покупателей.
       - Зачем? – Метнула в него бабка вопрос, ради которого, видимо, и затеяла весь этот спектакль.
       - Вам так будет удобнее, - произнес страж порога еще более любезно, если это было возможно.
       - Кто дал вам право решать, что мне удобнее? – Гневно осведомилась бабка. – Вы, дражайший, очевидно подзабыли закон о защите прав потребителя. Советую вам освежить свои знания. Это вам удобнее следить за покупателями, которым некуда спрятать ворованные вещи, не так ли? Магазин абсолютно пуст, и вы можете посвятить нам все свое профессиональное рвение. На мне бриллиантов на 60 тысяч! Не думаете ли вы, что я опущусь до кражи трусов за пять рублей!
       Она помахала перед носом охранника своей миниатюрной ручкой, на которой посверкивали в изобилии адаманты.
       «Где она тут увидела трусы за пять рублей, - похолодел Максим, - тут все цены количеством цифр напоминают номера московских телефонов!».
       - Пойдем, дорогой, - обратилась к нему бабка голосом оскорбленной королевы, - здесь понятия не имеют о правилах хорошего тона! Вот, пусть и остаются без приличной выручки! У меня пропало всякое настроение расставаться со своими деньгами в этой забегаловке.
       - Как были вы артисткой, Таисия Петровна, так ею и остались, - смеясь, сказал на улице Максим. – Ну, и зачем ты устроила это шоу?
       - Просто захотелось тряхнуть стариной, скучаю я по сцене! Что, убить меня за это? Ты ведь повеселился? Вот, и хорошо. Там негде будет… считай, что это моя прощальная гастроль!
       «Может, она прощальная, но далеко не последняя!», - подумал Максим, и глубоко вздохнул, глядя на разрумянившуюся, повеселевшую Таисию Петровну.


       НОВЫЙ ДОМ

       Во время полета, Максим искоса поглядывал на бабку. По ее плотно сомкнутым губам и высоко поднятой правой брови он понял, что ей страшно.
       «Конечно, первый раз в жизни села ради него в самолет! Раньше категорически отказывалась…», - он погладил ее по руке и ободряюще улыбнулся.
       Семен встречал их в аэропорту с огромным букетом свежайших чайных роз, и заключил Таисию Петровну в свои могучие объятья, отчего она показалась Максиму еще более хрупкой.
       - Сёмуша, как Вы возмужали, и не забыли, что чайные розы – мои любимые! Это так трогательно!
       Она сморгнула предательскую слезинку, и Максим внутренне похолодел. Не так-то просто было выжать из бабки слезу! «Как она тут приживется, бедная!?» - подумал он с тревогой.
       - Таисия Петровна! Помилуйте, как же я мог об этом забыть? Сколько я Ваших кулебяк съел за свою жизнь – не сосчитать! Такое не забывается.
       - Да я вам еще напеку, Вы только приходите почаще…

       Семен позаботился обо всем. Он снял им прекрасную квартиру из трех комнат в новом доме, арендовал машину, и даже битком набил холодильник разнообразной снедью, фруктами и соком.
       Бабка кинулась осматривать их новое пристанище, и ее восхищенные возгласы доносились то из ванной, то из туалета, то из какой-нибудь комнаты. Наконец, она угомонилась, выбрала себе «будуар» и прилегла отдохнуть с дороги у открытого окна, в которое молчаливо вплывал теплый израильский вечер.
       - Спасибо, друг, - сказал Максим растроганно, - век не забуду. Боюсь я за нее, заскучает по дому. Старенькая она уже для таких резких перемен. Мне и то не просто было с места сдернуться…

       Он словно напророчил. Старушка, действительно, заскучала. У нее пропал аппетит, нарушился сон, и она лежала целый день как сомнамбула на своем диване, даже ленясь распаковать вещи.
       Максим с самого утра, едва успев заглотить чашку кофе, убегал на работу, где оставался до позднего вечера. Он, конечно, звонил ей, когда вспоминал, что она одна в чужой стране, но случалось это не часто.

       Наконец, когда однажды он застал бабку безутешно рыдающей на балконе, Максим обеспокоился всерьез и решил обсудить проблему с другом.
       - Я, кажется, знаю, что нам делать! – Воскликнул Семен, выслушав его опасения. – Только ты не ори на меня сразу, как гигантский рако-паук, упустивший свою добычу. Подумай, посоветуйся с ней…. Моя сестра живет в замечательном городке Петах-Тиква, это километров девяносто от Хайфы. Они еще раньше меня перебрались сюда из Биробиджана.
       - Татьяна что ли? Сто лет ее не видел! Она к тебе приезжала на свадьбу, я ее прекрасно помню. Добрейшей души женщина! И, что дальше?
       - А то. Девчонки у нее выросли. Старшая сама уже мать двоих малышей, младшая тоже поселилась отдельно со своим бой-френдом, вот, Татьяна с Хаимом остались одни в огромной квартире… Правда, ее зовут теперь Авигайль, но ты можешь по-прежнему назвать ее Таней. Готовит она прекрасно! В доме, конечно, бардак, как обычно, да что за разница, если там никого нет целый день, кроме двух огромных кошаков. Но это еще не все…
       - Что же еще, - с подозрением спросил Максим.
       Семен помолчал секунду, а потом выложил все начистоту.
       - У нас там Учебный центр. Наша каббалистическая Академия, где Татьяна работает, так, может, свозить туда Таисию Петровну? Пусть погостит недельку-другую. Во-первых, она будет под присмотром и накормлена. Во-вторых, на людях все время, познакомится с народом, а женщины там замечательные, можешь не сомневаться. Я как раз туда по делам собирался в конце недели, давайте махнем все вместе? Даже если она не захочет остаться, все развлечение. Там будет читать лекцию один знаменитый человек, действительно, большой каббалист! Ученик самого Рабаша!
       - Знать бы еще, кто такой Рабаш! – Произнес Максим осторожно, чтобы не задеть чувства друга.
       - Ах, да, прости, ты ведь не знаешь, что это сын самого Бааль Сулама!
       - Вот, теперь стало гораздо понятнее… Что давать будут? Оперу, балет?
       - Шутишь, паря. Сказал же – лекция на тему «Мужчина и женщина».
       - Идея, конечно, конструктивная, можно попробовать…
       - Поеду я, поеду, - раздалось из будуара бархатное контральто Таисии Петровны, в котором отчетливо прослеживались нотки неподдельного интереса. – Нечего тут и обсуждать. Я то придешь однажды с работы, а тут – хладный труп. Заодно прикуплю у них новенькую колоду Таро для моей коллекции, там, должно быть, они особенные, если центр…
       - Я бы не стал сильно на это рассчитывать, - сказал Сеня с осторожностью.
       - Да, я ведь тебя совсем забросил… - произнес Максим обреченно, так как намеревался улизнуть на работу в выходные, а тут еще и пятница накрывалась. - Я же не виноват, что у меня сейчас не простые времена…
       - А кто обещал, что будет легко?! – ехидно поинтересовался Сеня.


       АКАДЕМИЯ

       Проснувшись от звонка будильника, Максим услышал, что в ванной уже шумит вода. «Ну, наконец-то ожила! Хоть что-то ее заинтересовало…».
       Бабка принарядилась с вызывающей роскошью: парадно выходной костюмчик, на лацкане которого красовалась брошь, сантиметров десять в диаметре, лодочки на высоких каблуках, голову венчал самый лучший парик, обрамлявший густо напудренное лицо дрожащими спиральками кудряшек. Поверх парика была искусно сооружена чалма из белого кисейного шарфика.
       Взглянув на все это великолепие, Максим хмыкнул про себя: «Кто-то недавно говорил про прощальную гастроль…», но промолчал, из опасения испортить настроение старушке. «Нет, похоже, наше турне только начинается…».
       
       Во время пути Сеня давал пояснения.
       - Петах-Тиква в переводе означает «Врата Надежды». У нас тут власти, чтобы получить побольше привилегий, через каждые два квартала делают отдельный город, а на названия улиц у них почему-то воображения не хватает. Вот, и получается, что в каждом городке есть улица Жаботинского, например. Поэтому найти нужный адрес бывает порой не просто.
       Под монотонное, убаюкивающее шуршание шин и весело журчащий Сенькин тенорок Максим задремал, и проснулся лишь тогда, когда машина остановилась на стоянке.

       Они подошли к большому зданию с красовавшимся на крыше огромным рекламным щитом.
       - «Каббала ле Ам», - прочел Семен. - Вот, он, наш Центр! Место для него ребята искали долго. К сожалению, не все это здание нам принадлежит, тут размещаются и другие учреждения.
       - О чем это вы там шушукаетесь, - грозно спросила бабка.
       - Нет, нет, - поспешил успокоить ее Сеня, - я, вот, говорю, что мы потихоньку расширяемся…, помещения себе новые отвоевываем.
       - Ладно, не хотите говорить, сама все выясню, - пригрозила Таисия Петровна.

       На улице перед входом в здание столпилась большая группа молодых мужчин.
       - Я вас оставлю на секунду, - извинился Семен и быстрыми шагами направился к ним.
       Ребята встретили его с такой искренней радостью, словно только и ждали, когда он появится. Максим почему-то почувствовал себя лишним и чужим, стоя в двух шагах от этой весело гогочущей ватаги. Было между ними некое плотно спаивающее их единство, которого ему не доводилось встречать прежде в отношениях между людьми, даже единомышленниками или родственниками. Это было и нечто большее, чем обычная мужская симпатия, словно они составляли один организм, в котором Максим ощутил себя органом чужеродным. Они, конечно, с радостью приняли бы его в свою среду, впустили, но он, скорее всего, сам не прижился бы в ней, и никогда не смог стать неотъемлемой частью этой единой плоти.
       Чуть в стороне от мужской компании собралась группка женщин. Они весело щебетали между собой, видимо, тоже обмениваясь какими-то важными новостями на приятно ласкающем слух иврите.
       Максим мельком взглянул на бабку, и ему показалось, что она, в отличие от него, рвется в бой. Ей явно хотелось поскорее влиться в молодую, жизнерадостную женскую среду, и не просто почувствовать себя одной из них, а сделаться равной среди равных.
       - А, вот, вы где! – Прожурчал за спиной Максима ласковый женский голосок. Он обернулся и увидел Татьяну. – Я вас ищу, ищу… Сэм, конечно, не удержался, здороваться побежал с ребятами. Вы уж, простите его, им не часто приходится видеться…. Все же Хайфа далеко. У них там есть своя группа, и в Цфате тоже, но ему очень общения с Учителем не хватает. Пойдемте со мной.
       - Вы идите, а я Семена подожду, - ответил Максим мрачно, - а то будет нас искать и плакать, рвать на себе остатние волоса.
       Женщины отправились в гостеприимные недра Академии, оставив его на улице.
       «Вот, и славно, - подумал Максим, - если она тут поживет, я хоть в Цфат смогу спокойно съездить, а то не потащишь же ее с собой… Я ведь не на экскурсию собираюсь, а старца хочу повидать. Боюсь, что Шимон этого не поймет. Татьяна-то как сильно изменилась, робкая такая была, тихая, домашняя еврейская девушка, а сейчас стержень какой-то в ней чувствуется, так, словно она точно знает, чего хочет, и никому ее не остановить».
       Семен увидел одиноко торчащего на улице Максима, когда вся толпа повалила в актовый зал со словами: «Уже идет! Уже идет!».
       - Знаешь, брателла, я, пожалуй, не пойду на вашу лекцию.
       - Что так? – Изумился Семен. – Там интересно будет, гарантирую! Такого больше нигде не услышишь!
       - Ты не поверишь, но я уже знаю, что мужчины и женщины – это не одно и тоже… Я лучше погуляю пока по городку, позавтракаю, пивка где-нибудь попью. Ты когда обратно планируешь?
       - Сегодня вечером, завтра мне жену с детьми в аэропорту встречать.
       - Вот, и славно!
       - Чудак-человек! Такого мудреца отказывается слушать!
       - Зачем мне ваш мудрец, у меня теперь свой каббалист есть, хотя я к нему не за знаниями хожу, мне просто собеседник нужен, а не учитель.
       - Ты уверен? Учитель в каббале не просто человек, преподающий какую-то науку, он олицетворяет высшую ступень, служит поводырем, направляющим на Творца. Понимаешь, человеку в одиночку очень трудно выйти в Высший мир. Представь, что ты бы сначала разработал всю физику с нуля, как дикарь, не пользуясь всеми предыдущими научными открытиями, а потом начал ее применять.
       - Чудные вы какие-то все. Ты только не обижайся, я тут наблюдал за вами и все думал: что же такое в каббалистах есть, чего нет в других людях?
       - Шестой орган чувств, с помощью которого они исследуют высший мир, то есть, экран, сила сопротивления эгоизму, желанию получать ради себя. Понимаешь, у каббалистов есть душа, духовный сосуд, в который они получают Высший свет.
       - Ты хочешь сказать, что у всех остальных, кроме вас, души нет?
       - Душа начинает расти из точки в сердце в тот момент, когда человек задает себе вопрос: «А для чего я, собственно, живу? Зачем родился в этом мире? Каково мое предназначение?».
       - Вот, с этого места поподробнее, пожалуйста, - попросил Максим.
       - Все твои желания называются «сердце», а точка в сердце – это зародыш будущей души. Пока она не развита, ты не можешь достигнуть в своих ощущениях выхода в духовный мир.
       - Это же надо, как у нас все запущено…. Ну, я пошел млекопитаться, а то задерживаю тебя от лицезрения твоего обожаемого Учителя.
       - Хорошо, часа через три встретимся, счастливого млекопитания!

       ЕЩЕ ОДИН ЛИКБЕЗ

       Таисия Петровна вышла из лекционного зала завзятой каббалисткой. Ее восторгам не было конца.
       - Какой удивительный мужчина, - верещала она, - остроумный, красивый, талантливый, мудрый, тактичный! Киноартист! – В последнее определение она обычно вкладывала качественную степень оценки мужских достоинств, наивысшим из которых, почитала ум и способность не демонстрировать его весь сразу перед окружающими. – И так логично объясняет! Я абсолютно все поняла!
       - Может, поделишься, - предложил со смехом Максим, очень довольный ее экзальтацией. Однако он невольно подумал, что так она, должно быть, вела себя некогда в театре, получив очередную интересную роль.
       - Ну, уж нет! Надо было идти и слушать, что умные люди говорят. Так, вот, - без всякой связи с только что провозглашенным отказом продолжила она, - он объяснил, в чем истинное предназначение женщины. Ее роль – помощь мужчине, она должна его подталкивать к работе. Я так и подозревала. Все пять моих мужей только потому и добивались преуспеяния, что я неотступно стояла у них над душой! Оказывается каббала, это наука получать, то есть, нет, отдавать. Правильно, милочка? - Обратилась она, запутавшись, за помощью к Татьяне.
       Та, рассмеявшись, добавила:
       - Наш Учитель – человек не предсказуемый. Может похвалить, высмеять, даже пошутить, но притягивает всех, как магнитом! Женщины обожают ходить на его лекции. И причины у них для этого находятся разные – кому совет нужен, кто по-настоящему страдает, а кто и из обывательского любопытства идет. Ну, что, Макс, оставляешь мне Таисию Петровну?
       - Вот, еще! Буду я его разрешения спрашивать! Я не рабыня Изаура, пусть ищет себе жену, чтобы она его подталкивала к работе, я свой ресурс исчерпала! И вообще, я теперь от Учителя – никуда!

       - Татьяна-то как изменилась, - сказал Максим, с облегчением захлопывая дверцу машины, - не узнать!
       - Что ж, оно и понятно: эгоизм возрастает, авиют увеличивается.
       - Попрошу не выражаться о дамах, тем более в их отсутствие, а то получишь у меня, – шутливо пригрозил Максим, чтобы скрыть раздражение, вызванное дурацкой привычкой Сени употреблять термины, незнакомые собеседнику.
       - Прости, дорогой, вечно я ляпаю не подумав, - друг, словно уловил хорошо скрываемую досаду в его голосе. – Авиют – это сила, глубина желания, требования. Он измеряется по шкале от ноля до четырех. Пока у нас есть время, я могу объяснить, если хочешь.
       - Валяй, - согласился милостиво Максим, - дорога длинная, я сытый, в меру пьяный, значит, добрый.
       - Нулевой авиют – лишь зародыш желания, когда ты полностью себя аннулируешь, и весь растворяешься в Творце.
       - Это в боженьке что ли?
       - Если тебя не устраивает термин «Творец», его можно заменить словом «природа», - предложил Сеня, - это одно и тоже.
       - А почему ты все время говоришь «желание»?
       - Потому что только желание Творец и создал, больше ничего! Возьми, к примеру, камень. Он имеет нулевую стадию авиюта. Лежит себе у дороги и ничего не желает для себя. Затем, под воздействие прямого света в творении начинает возникать неосознанное, неразвитое желание к нему, это первая степень. Скажем, растение. Ему уже нужна почва, солнце, влага, чтобы расти, но оно еще привязано к земле, и двигаться не может. Третья стадия развития желания – животное. Оно способно перемещаться, и имеет гораздо большие потребности, чем у двух предыдущих. И, наконец, человек. У него может возникнуть желание не только получать, но и отдавать, быть таким, как Творец, стать на Его место, а не просто наслаждаться светом.
       - Круто! Хорошо излагаешь, теперь хоть не буду краснеть, если ты произнесешь при мне слово «авиют», - Максим намеренно ерничал, чтобы скрыть возникший интерес. Однако Семен прекрасно оценил этот камуфляж, и перевел разговор на другую тему, чтобы не утомлять воображение друга слишком большим объемом незнакомой информации.
       - Что, не хочешь меня дальше грузить, боишься, авиют отвалится? – Хихикнул Максим и, разом отбросив насмешливый тон, перешел к обсуждению текущих рабочих проблем.


       ГОЛУБЫЕ НАДГРОБЬЯ
       
       Оставив Таисию Петровну на попечение Татьяны, Максим с легким сердцем вернулся в Хайфу и с головой погрузился в работу, дав себе слово, непременно навестить в ближайшие выходные старца. Он вежливо отклонил приглашение Сени поехать со всем его семейством на пляж, сообщив ему о своем намерении отправиться в Цфат. Сеня тотчас состроил кислую мину, но отговаривать не стал.
       Максим еще раньше имел короткий разговор с другом о старце. Тот выразил сомнение, что Шимон, действительно, каббалист, да, такое искреннее, что даже почти заразил своим скептицизмом Максима.
       - Знаешь, сколько времени наш Учитель искал себе подходящее место для изучения каббалы! Не одного каббалиста повидал, пока не попал по счастливой случайности к Рабашу. И шарлатаны ему попадались, и лжеучителя, а ты не успел появиться в Цфате, как сразу обзавелся подлинным мудрецом! Ну, ни смешно ли это, сам подумай! Он тебе чудеса разные организует, дурачит, заманивает, морочит голову, одним словом, а ты ему веришь. Я бы советовал тебе проявить благоразумие и не искать больше встреч с ним. Это может для тебя плохо кончиться.

       Однако Максим пренебрег предостережением друга и в воскресенье отправился к своему случайному знакомому. Он чувствовал какую-то необъяснимую потребность видеть его, говорить с ним. Ему даже казалось, что и Шимон как-то по-своему привязался к нему, хотя был крайне скуп на проявление эмоций и ни разу не выказал, ни малейшего сердечного порыва.

       На сей раз, он сразу нашел его домик, дверь которого, действительно, была не заперта. Максим постучал и, не дождавшись ответа, шагнул в тихий полумрак передней, откуда хорошо просматривалась вся комнатка, служившая, по-видимому, хозяину своеобразным кабинетом.
       Шимон сидел за столом и читал, очевидно, все ту же книгу, которую Максим видел на его столе во время своего первого посещения. Он даже не обернулся на скрип половиц под ногами незваного визитера.
       - Шалом! Я, вот, немного гостинцев вам привез из России. Здесь, наверное, нет такого… - Радостно провозгласил Максим и стал выкладывать на единственный свободный стул, составлявший всю остальную меблировку комнаты, бородинский хлеб, банку черной икры и самый дорогой армянский коньяк, который только смог достать в Москве.
       - Зачем пришел! Ты кто такой! – Воззрившись на него невидящими глазами, воскликнул старец хриплым, гневным голосом, с неким усилием размыкая губы, как человек, который не разговаривал уже несколько дней к ряду. Он скользнул по гостю и его подношениям равнодушным, отрешенным взглядом, явно силясь понять, где находится и кто перед ним.
       Максим даже опешил:
       - Вы меня не узнаете? Я – Максим Волков, физик из Москвы, мы с вами виделись уже дважды, и вы меня приглашали заходить, когда буду в Цфате.
       Старец молча указал ему скрюченным пальцем на выход и коротко взвизгнул: «Вон!».
       Максим пулей вылетел из дверей, впереди собственного негодования, больно стукнувшись лбом о косяк. Пробежав метров тридцать, он остановился, чтобы перевести дыхание. Постоял немного, потирая ушибленное место и тупо глядя на куст какого-то чахлого растения. Потом вспомнил, в каком невменяемом состояние бывал сам, когда писал диссер. Чтобы как-то разобраться в ситуации, осмыслить, что же произошло, в чем он провинился, Максим машинально достал из пачки сигарету и стал чиркать зажигалкой, которая предательски отказывалась выполнять свое назначение.
       - Что, не получается? – Услышал он за спиной еще немного хрипловатый, но уже доброжелательный голос старца. – Иди сюда, прикурить дам.
       Максим хотел послать его подальше, так как пока не остыл и чувствовал себя безмерно оскорбленным, но отчего-то передумал, и вместо этого весело расхохотался в ответ.
       - Ну, да, когда заберешься наверх, очень хочется плюнуть вниз! Эт-то я понимаю!
       - Пойдем теперь…, - неожиданно пригласил его старец.
       - А далеко?
       - Отсюда видать…
       
       - А почему на некоторых могилах лежат камни, выкрашенные в голубой цвет? – спросил Максим у Шимона, когда они спустились из старого города по западному склону горы на кладбище.
       - Лежат тела праведников здесь. Души пребывают их в ином измерении. – Лицо старца, обращенное в направление какой-то горы, видневшейся вдалеке, было суровым, но Максиму на миг показалось, что оно озарено благодатным, неземным светом.
       - То есть, традиционно хоронят каббалиста и помечают, чтобы все знали, кто тут лежит?
       - Захоронения эти до шестнадцатого века неизвестны были, затерялись за полторы тысячи лет… Ари вскрыл их могилы.
       - Как это «вскрыл»? – Ужаснулся Максим, - раскопал что ли?
       - Зачем копать? – Усмехнулся Шимон. - Указал место и назвал имена тех каббалистов, которые в них покоятся. Тогда поставили им памятники.
       - Но откуда он мог это знать!
       - Знал. Должен был знать. – Ответил Шимон загадочно. – Он не сомневался даже кто, где лежит, хоть две-три тысячи лет назад жил человек.
       - Он, что, экстрасенс был, этот Ари, или колдун?
       - Большой каббалист всегда знает, ему колдовства не надо.
       - Скажите, Шимон, а трудно быть каббалистом? Это ведь особенные люди, не от мира сего?
       - Думаешь, у каббалиста житейских забот нет? Жена не болеет, дети не огорчают? Все есть. Думаешь, смотрит на всех он сверху вниз и говорит: «Что там делают эти людишки?
Вот, я могу охватить все Мироздание! Мне ведомы миры, души. Я вижу, как они нисходят в наш мир, плывут по его течению, восходят после смерти. Зачем мне знать, чем озабочены простые люди? Какое мне дело до их страданий и проблем? Я же вижу, что живут без цели они, барахтаются беспомощно. Лучше мне пренебречь ими и говорить только с Творцом». Ты думаешь, смотрит так каббалист на мир? Нет. Как любящий отец на детей своих глядит. Болеет за всех. Вот, и решай, хорошо быть каббалистом?
       - Я понял, но ведь каббалу долго надо изучать…
       - Да, - хитро прищурившись, сказал Шимон, - кругооборотов, может, сто для кого-то, а кому и больше…
       - Каких таких кругооборотов? – Максим взглянул на старца с подозрением, - только не надо мне говорить, что в каббале тоже существует доктрина реинкарнации! Надеюсь, вы не исповедуете весь этот вздор, как индуисты или буддисты!?
       - Почему вздор? Это они, как мы, может…. В начале у Авраама было немного учеников. Потом эта группа выросла и через несколько поколений стала насчитывать 600.000 мужчин. Все они были на уровне постижения Высшего мира. Ребенок рождался, его учили читать, писать и развивали шестой орган чувств, чтобы мог проникнуть внутрь Мироздания. Оттого каждый из них видел все причины и следствия вокруг себя, а не замыкался на нашем мире. Эту группу людей уже можно было называть «народ». Но не все перешли в Палестину с Авраамом. Другие пошли в Индию, на Тибет, понесли каббалу.
       - Что же было с ними дальше? – Максим испытывал неподдельный интерес к историям старца. Его цинизм еще давал себя знать, прорываясь наружу во время рассказов Шимона, но он уже научился гасить его, позволяя разгораться подлинному любопытству.
       - Посмотри туда, - сказал старец, не отвечая на его вопрос, - это гора Мирон. Там похоронен Рашби.
       - Можно задать нескромный вопрос? – Максим немного замялся, - почему вы рассказываете все это мне? Я слышал, что каббалисты не приближают к себе случайных людей с улицы, первых встречных.
       - Ты хотел спросить, каббалист ли я? – Улыбнулся Шимон. – Ты правильно усомнился. Всегда так делай. Не верь на слово, если кто-то называет себя большим каббалистом. Это знает только Творец. Как может судить человек? Задолжал я тебе. Давно. Сильно должен. Не в одном кругообороте в долг брал. Хочу теперь вернуть.
       - Как это? Когда? Не может этого быть! Расскажите! – Максим задыхался от волнения.
       - Придет время – узнаешь. Пока скажу, один раз пришел ты учиться ко мне. Не взял. Не открыл каббалу. В другом обороте спас сына мне, просил знаний, опять отказал. Время не пришло тогда.
       - А теперь пришло?
       - Теперь пришло. Книга Зоар давно указала, когда время придет. Не знаю, может, и сейчас все не скажу, но кое-что открою. Приходи, когда хочешь. Ты скоро научишься понимать меня без слов. Видеть будешь. Большой эгоизм в тебе.

       «Почему это он меня эгоистом обозвал? – Возвращаясь в Хайфу, рассуждал Максим вслух по образовавшейся у него еще в детстве привычке громко разговаривать сам с собой, - надо было расспросить, да времени у меня не хватило, в два часа шеф назначил семинар по моей теме. Приспичило ему, видишь ли, устроить «разборку полетов» - узнать, как у нас продвигается эксперимент! Другой момент не мог выбрать, зануда.
       Нет, Шимон как-то иначе сказал. А, вот, «Большой в тебе эгоизм». Даже как будто с одобрением, а не с укором. Просто констатировал как факт и все. Не сказал бы я, что эгоист, всегда думаю о других, не скуплюсь… Прижимист, конечно, но это скорее от тотального отсутствия денег, а вовсе не из жадности. Что же он имел в виду? Он ведь не осуждал меня за эгоизм, а то сказал бы другим тоном. «Какой, мол, ты ужасный эгоист!». Неужели они всерьез верят в переселение душ!? Чушь какая-то дремучая! Надо будет Сеньку расспросить, пусть объяснит мне, что к чему. Приеду в следующий раз более подкованным! Вот, Шимон удивится…, а то я, наверное, кажусь ему круглым невеждой. Он ведь привык общаться с себе подобными, они-то не задают таких глупых вопросов, каббалисты его…».



       ВРАТА ГИЛЬГУЛИМ

       После семинара Семен зазвал Максима к себе домой.
       - Пойдем, пойдем, сиротинушка, жена нас ждет. Наготовила всего, обещала беляшей твоих любимых нажарить, не терпится ей тебя проинтервьюировать, как там народ знакомый в городке живет, кто, чем дышит. Скучает она по подругам.
       - Ладно, борода, веди меня к своему хлебосольному столу, только давай пройдемся пешочком, надо ноги размять, а то отсидел все, что мог на этом сборище научных ведьмаков. Заметь, как я стал интеллигентно выражаться!
       Вечер и, правда, располагал к прогулкам. Он был тихий, мягкий и нес в себе аромат израильской жаркой осени. Друзья оставили машины на стоянке возле Техниона и отправились неспешными шагами вдоль чистенькой, почти пустынной улицы.
       - Ну, как твоя поездка, - иронически полюбопытствовал Семен, - повидал своего «большого мудреца»?
       - Да, - отозвался неохотно Максим, явно не желая опять подвергаться скептическим нападкам друга, - но эта встреча только добавила мне вопросов.
       - Что же ему их не задал? Или он не пожелал отвечать? Я тебе говорил, что каббалист никогда не подпустит близко к себе первого встречного. Они даже друг с другом осторожничают, могут и не открыться один другому, если не захотят.
       - Не в этом дело, времени было мало. Скажи мне, - резко повернув к Сене лицо, выпалил Максим, - вы, каббалисты, действительно, верите в переселение душ? А еще говоришь каббала серьезная наука. Ты же, как физик, должен понимать, что реинкарнации не существует.
       - Ничего я не должен. Рабаш, например, сравнивал этот переход со сменой одежды и говорил об этом так: «Вот, утром встал, помылся, надел новую рубашку – это и называется «заново родился».
       Если ты будешь существовать в правильном, истинном объеме Мироздания, то есть, ощущать Творца, ах, прости, Природу, всеобщие законы вселенной, единство всех душ, то перестанешь воспринимать материальную жизнь и смерть, как необратимые, страшные события своего личного бытия. Они просто будут его этапами.
       В Мироздании ничего не исчезает, уж с этим-то ты не поспоришь - просто мы в своих ощущениях поднимаемся на такой уровень, где вся значимость этих ценностей становится иной. Запомни: в самом Мироздании ничего не меняется, только наше восприятие, но оно меняет все.
       - Я себя чувствую, как ежик в тумане из детского мультика. «Лошадка, лошадка!» А никого не видать. Понимаешь, я махровый материалист, дома у нас сроду в Бога никто не верил, это бабка на старости лет к длиннополым начала бегать, но скорее из любопытства, да модно стало. Все подружки потащились, и она за компанию. Знаешь ведь ее патологический коллективизм.
       - Конечно, свои убеждения за одну беседу не поменяешь, возможно, я плохой толмач, могу только поделиться своими знаниями…
       - А зачем, ради чего это нужно? Какой в этом смысл?
       - Нисхождение в наш мир необходимо только для того, чтобы подняться в ту точку, из которой спустился, но полностью исправленным, совершенно включенным в другие души, став опять единой духовной конструкцией Адам Ришон равной Творцу. Есть, конечно, особые души, которые спускаются из самого высокого корня в системе Адам. Существует душа, которая нисходит в воплощение всякий раз, когда происходят великие исторические события. Рядом с ней души поменьше, вспомогательные, но имеющие к ней прямое отношение.
       У великого каббалиста Ари есть сочинение «Шаар Гильгулим» или «Врата Кругооборотов», где он описывает все возможные кругообороты, которые проходят души в нашем мире. Как и в кого они воплощаются на земле, каким образом происходит их перетекание из тела в тело, но это сложный материал, его на пальцах не объяснишь. Для того чтобы научиться понимать структуру общей души, нужно находиться хотя бы в минимальном ощущение Высшего мира, наравне с пониманием нашего.
       Смотрю, я тебя окончательно запутал.
       - Да, чем больше ответов я получаю, тем больше вопросов у меня возникает! – Горестно вздохнул Максим. – Наверное, от этого у меня разыгрался зверский аппетит! Каббалисты, интересно, порицают чревоугодие?
       - Уверяю тебя, им нет никакого дела до прихотей грешной плоти! Разве в твоей власти преодолеть потребности тела? Оно подтянется вслед за душой, ты не поверишь!


       НЕОФИТКА

       Таисия Петровна ежедневно передавала по телефону донесения с места своих боевых действий. Сначала Максим был обеспокоен тем рвением, с которым она окунулась в новую жизнь, но потом махнул на все рукой, и лишь терпеливо выслушивал ее живописные, пространные словоизлияния.
       - Ты только не смей обвинять меня в вероотступничестве, Максик! – Заявила она грозно на третий день своего пребывания в странноприимных стенах каббалистической Академии. – Я записалась в класс для начинающих! У нас такой очаровательный инструктор! Чем-то на Сенечку похож…
       - Интересно чем?
       - Ну, борода и все такое…
       - Да, поразительное сходство! На двоих одно лицо!
       - Немедленно прекрати высмеивать моего учителя, этого я тебе не позволю! Ты своим цинизмом в состоянии потушить даже самый жаркий костер благородного рвения. Я тебя знаю. И потом, тебе, может быть, не известно, что каббала никакая не религия, а наука, как и твоя физика?
       - Ты уже объяснила им, как пользоваться колодой Таро? – Не удержался Максим.
       - Все! Я кладу трубку! Больше ты не услышишь от меня ни слова!

       Однако через полчаса она сменила гнев на милость, будучи, видимо, не в силах справиться с объемом получаемой информации в одиночку, и позвонила опять.
       - Так вот, я продолжаю. У них совсем мало было великих каббалистов, всего пять или шесть, но зато каждый из них создавал особую методику проникновения в Высший мир для своего поколения. Смотри: Авраам, Моисей, Рашби, Ари и Бааль Сулам. Кажется, никого не позабыла. Мы сейчас проходим про Моисея. Это он Библию написал, вернее, Пятикнижие, по-ихнему она называется Тора. Оказывается, мы совершенно не умеем ее читать! Там совсем не про то написано! Это сплошная аллегория! Я пока не знаю, что именно подразумевается под сотворением мира, но обязательно выведаю! Потом тебе расскажу.
       - Ты, небось, в отличницах ходишь со своим патологическим честолюбием?
       - Да, уж не троечница! – С гордостью ответила бабка, - я же актриса, у меня тренированная память. И еще я записалась на курсы иврита, хочу изучать первоисточники в оригинале. И вообще, иврит такой музыкальный, особенно в женских устах!
       - Да, это круто!
       - Смеешься, думаешь, наверно, что я старуха? А старость – это вовсе не возраст, это состояние души! Не сомневайся, выучу, мне приходилось такие огромные роли заучивать, ни разу не забыла текст, мне и суфлер никогда не был нужен, даже партнерам подсказывала, помню, как в «Марии Стюарт»…
       Максим отстранил трубку от уха на безопасное расстояние, и уткнулся в монитор, точно зная, сколько времени займет рассказ про «Марию Стюарт». Он подал реплику в самый нужный момент:
       - Ты только под гильотину не суйся, ради всего святого! Во всем слушайся Татьяну, советуйся с ней, как поступить, ты ведь совсем не знаешь местных обычаев, а рот у тебя не отдыхает…. Ляпнешь что-нибудь ненароком и обидишь хорошего человека…. Какие еще подвиги за тобой числятся?
       - Это потом. Наш наставник рассказал забавную историю из жизни Моисея, то есть, Моше. У него бала жена Ципора и сыновья, о которых ничего не известно, а еще много почтенных учеников. Среди таковых числился и трудолюбивый, но не блещущий большим умом помощник по имени Иошуа, который был троечник, но каждый день расставлял стулья для занятий, а потом убирал их на место. Эти важные бородатые господа приходили, и даже ни разу не удосужились поинтересоваться, а кто же готовит зал для их уроков! Так, вот, когда учитель умер, он завещал продолжать его дело одному только Иошуа, потому что знания Творца вошли в него в первую очередь, но в виде свойств, именно потому, что он помогал учителю таким простым способом. Так он сделался приемником Моисея и руководителем народа, а все эти фарисеи остались с носом!
       - Разве они были фарисеи?
       - Ну, какая тебе разница, любишь ты придираться к словам. Я хотела сказать «семьдесят старейшин», просто я еще иногда сбиваюсь на христианскую терминологию.
       - Поучительная история, но сдается мне, что она должна послужить преамбулой к какому-то твоему деянию…
       - Я записалась помогать девочкам на кухне, они немного неопытны по части сервировки стола…, но зато прекрасно готовят, охотно делятся рецептами, не то что - наша соседка Муся! Бывало, спросишь у нее какой-нибудь рецепт, она, конечно, с удовольствием тебе расскажет, глазками своими голубыми чистосердечно похлопает, но что-нибудь да утаит, причем, самое важное! Придешь домой, начнешь стряпать, а получается совсем не то! Эти – нет, эти - такие доброжелательные, милые. Я даже иногда помогаю им чистить овощи, чем я хуже Иошуа? Всякая работа почетна, но самое главное – ты стоишь или сидишь?
       - Сижу, конечно, стоя тебя не переслушать, ноги отвалятся.
       - Это хорошо, а то ты упадешь, как узнаешь – у них одноразовые фартуки!


       ПЕЩЕРА РАШБИ

       Максим и старец неспешно шагали по тропинке, полого поднимающейся к вершине одной из поросших леском горок, расположенной между Цфатом и поселком Мерон. Шимон, как обычно, был углублен в свои мысли, и суровое, непроницаемое выражение лица, придавала ему сходство с камнем. Он не счел необходимым сообщить своему молодому другу подробности о цели их похода, а только лаконично сказал: «В пещеру идем».
       Любопытство Максима было на пределе, но он опасался докучать старцу своими приставаниями, все еще памятуя его недавнюю бурную вспышку гнева. Однако и молчать тоже был не в силах, а потому осмелился через некоторое время осторожно нарушить сосредоточенное раздумье своего спутника.
       - Я, вот, не очень понял про свой эгоизм. Это хорошо, что у меня он большой или плохо?
       - Нисходят из Адама души, телесные желания развиваться начинают в нашем мире, эгоизм растет, растет. Нулевой этап, потом первый, второй, третий, четвертый. Живешь один и то кушать хочешь, совокупляться, семью, детей. Затем, богатства хочешь, потом славы, почестей. После этого знаний тебе подавай, больше других знать хочешь. Когда пройдешь все этапы, проснется точка в сердце, можешь духовного захотеть. «Для чего живу, - подумаешь?», и пожелаешь постичь Творца.
       - И так каждый на протяжении своей жизни?
       - Многих жизней, для того и кругообороты нужны, чтобы человек мог все пройти. Люди жили давно на земле, но Адам был первый, у кого точка в сердце заговорила, эгоизм зашевелился. Другой раз в Аврааме, потом в Моисее. Третьим Рашби был, четвертым Ари, и Бааль Сулам пятым.
       - То есть, если я правильно понял, эти великие каббалисты знаменовали собой этапы развития эгоизма?
       Шимон согласно кивнул, а потом, помолчав, прибавил так тихо, что Максим едва расслышал его слова: «Одна душа приходила. Давала нам методику постижения Высшего мира…».
 
       Чрезмерно развитое воображение, как всегда, сыграло с Максимом предательскую шутку. Услышав слово «пещера», он мигом нарисовал себе опасную тропу меж отвесных скал, ведущую к тайному убежищу одинокого анахорета, искусно спрятанному в никому неведомом месте. И потому, разочарование, постигшее его при виде бетонированной дорожки, и ведущих от калитки вниз к площадке перед пещерой ступеней не поддавалось описанию. Во дворе, внутри ограждения было сооружено несколько каменных столов со скамьями, на одну из которых старец предложил ему присесть. «Подождем. Сейчас люди уйдут, мы одни зайдем».

       Наконец, они вошли под невысокие неровные своды пещеры, по периметру которой располагались возвышения, напоминавшие надгробья. На некоторых из них горели свечи, оставленные, видимо, кем-то из тех, кто только что покинул это святое место. У входа стоял небольшой шкафчик с книгами, скорее всего религиозного назначения.
       Шимон сел на одно из возвышений, и пригласил Максима расположиться напротив, потом закрыл глаза и горячо зашептал что-то на своем языке.
       - Родился давно он. – Старец, наконец, перешел на русский, возвысив голос. - Через сорок лет после разрушения Второго Храма. Римляне гонения учиняли за распространение Торы. Шимон бар Йохай укрылся в пещере со своим сыном и, жил в отшельничестве тринадцать лет, питаясь лишь плодами рожкового дерева. Постигли они все сто двадцать пять ступеней духовного возвышения. Пять миров прошли, частичных мер ощущения Творца, Его сокрытия: Асия, Ецира. Брия, Ацилут и Адам Кадмон. Все Лики Его узрели. А затем, с девятью своими учениками познал он и корни всего Мироздания. Душа каждого ученика была одной из сфирот. Все вместе – они составляли духовный парцуф, структуру Высшего мира. Постижение записали в Книге Зоар – Сияние. Было это в момент выхода из духовного постижения в духовное изгнание. И скрыли ее, потому что раскрыться она должна была только через две тысячи лет, в 1995 году. Так в ней и сказано. Всю каббалистическую мудрость содержала в себе Книга. Ученик Рашби записал по-арамейски устройство миров и пути к их постижению иносказательно. Книга Зоар учит, что нельзя использовать духовные силы на благо одних людей и во вред другим. В Природе всегда гармония. Если думаешь, что не так это, не имеешь всех знаний. Оттого и тайны ищешь всюду. Нет их, просто мало знаешь, а все силы из одного источника.

       Максим слушал старца, и чувствовал, что вот-вот потеряет сознание. Внезапно начавшийся приступ клаустрофобии завладел его сознанием, губы онемели, пальцы рук отекли, потеряв чувствительность, а в висках ощущалось покалывание. Ничего не замечая, Шимон продолжал свой рассказ.
       - Много потом бурь пронеслось над Цфатом. Падал он и поднимался из пепла. Крестоносцы завладели им, и 1140 году построили на развалинах старой крепости свою. Ею потом владели тамплиеры.
       При слове «тамплиеры», что-то произошло в затуманенном сознании Максима, он, словно выпал из реальности и переместился в другой мир.


ХРАНИТЕЛИ

«…А вы, Поль, Хосе и Гийом, отправитесь в Афины, ибо только ваша высокая степень посвящения позволяет мне послать вас троих со столь ответственным поручением. – Великий магистр устало прикрыл глаза потемневшими от бессонницы дряблыми веками и надолго замолчал. – И да храни вас Господь! – продолжил он в том момент, когда друзьям уже начало казаться, что он заснул, - эта миссия самая важная. Даже, если Орден престанет существовать и потеряет все свои сокровища, то будет сущая безделица в сравнении с этой потерей, и потому мы не можем оставить заботу о раритетах на волю случая. Само их существование играет огромную роль в истории Земли и в судьбах цивилизаций. Вам надлежит всегда помнить об этом. Никогда не забывайте и девиз тамплиеров: «Non nobis Domine, non nobis, sed nomiti tuo da gloriam» - «Не нам, Господи, не нам, но во имя вящей славы имени Твоего».
Недалеко от столицы, в горах Греции, есть место, где стояла некогда статуя Безымянному Богу, еще пеласги воздвигли ее в незапамятные времена. Они поклонялись ему, хотя и не знали его имени. Престол пустовал, но он принадлежал единому Богу, у пеласгов не было идолов, как теперь принято считать. Многие сейчас думают, что статуя эта была сооружена лишь для того, чтобы не обидеть какое-нибудь божество, которого греки не знали, или забыли, но этого, единственного, свято чтили задолго до появления в тех местах ионийцев, эолян и дорийцев. Пеласги никогда не были идолопоклонниками, они принесли с собой память о Всевышнем, хотя и не помнили, как его величать. Почти все, кроме старого жреца по имени Нуок. Он слишком долго жил и помнил все. Какой-то невежественный христианин, видимо, счел, что этот Бог такой же идол, как и все прочие в Афинах, потому и разбил прекрасную статую, но постамент ее остался невредимым. В нем, на глубине нескольких метров есть тайник, куда вы и спрячете все артефакты.
Разум и сердце подсказывают мне, что мы не увидимся более, и потому вам нет нужды торопиться назад с отчетом. Напротив, я хочу, чтобы вы поселились где-нибудь поблизости от того места и вели существование скромное, неприметное, охраняя как зеницу ока сокровище, составные части которого наши люди не один десяток лет, рискуя жизнью, собирали по всему миру. Ведь ради них, главным образом, и были организованы Крестовые походы. Некогда, чтобы сберечь их и использовать в качестве подсказки грядущим поколениям, могущественная рука Великого Алхимика швырнула эти артефакты из самого сердца тонущей Атлантиды, чтобы они затерялись во времени и в пространстве. Они упали в разные места и принесли как великую пользу, так и большие беды. Иные добавились позже…. На нас же, храмовников, была возложена миссия: собрать все части вместе и хранить до той поры, когда пробьет заветный час собрать их воедино и использовать по назначению. Нам осталось добыть только еще один… . КНИГУ…. Для этого мы уже предприняли должные меры и отправили своего человека в Цфат.
Ваша инициация позволяет вам рассчитывать на относительно долгую жизнь, но не спасает от удара клинком. Никогда и никому не открывайте тайны, которой отныне владеете вы одни. Если Ордену не помешают грядущие события, вам будет подготовлена смена, а я покажу знак, который должны предъявить те, кто придет после вас охранять артефакт. Будьте мужественны, скромны и осмотрительны, ведите жизнь праведную, аскетическую, как подобает отважным и мудрым рыцарям. Мы не имеем права допустить, чтобы эта реликвия попала в нечистые руки, ибо действие ее непредсказуемо для людей невежественных или злых, хотя сами по себе ее части не несут ни добра, ни зла. Есть силы, которые могут забросить их по оси времени не только вперед, но и назад, чтобы изменить ход истории и существующий порядок вещей, не буду вам объяснять, сколь это опасно.

Теперь перейдем к заботам житейским. Получите у казначея заемные письма, переоденьтесь в приличествующую случаю одежду и вернитесь ко мне с тем, чтобы я мог лично вручить то, что надлежит вам хранить на протяжении всей оставшейся жизни. Для удобства я разместил раритет в три дорожных сумы, которые обычно носят простые пилигримы. Вещи эти легкие и простые, они не могут вызвать ни зависти, ни удивления у тех, кто пожелает заглянуть в ваши котомки, кроме, разве, вас троих…, вы же должны поклясться, что не проявите пустого любопытства, и откроете свои мешки лишь в самом крайнем случае. Если вы беспрепятственно достигнете места, которое я вам указал, положите артефакт в тайник прямо в холщевых сумках. Туда же другой посланник доставит сопроводительное письмо, искусно спрятанное в тайном предмете. Поверьте, я говорю все это отнюдь не потому, что не доверяю вам, а исключительно, в целях вашей же безопасности. Чем меньше будете вы знать, тем проще и естественнее будет ваше поведение. Думаю, мне нет нужды так же напоминать вам о запрете для любого рыцаря извлекать личную выгоду или просто использовать свою силу».

Рыцари с благоговением поцеловали Магистру руку, и, не мешкая ни минуты, отправились выполнять его предписания, а их место в его кабинете занял другой визитер, укутанный с головы до пят в просторный темный плащ, пыльный и изрядно забрызганный грязью.


       ТАИНСТВННЫЙ ПОСЕТИТЕЛЬ

       - Ну, говорите же скорее! – Вся сдержанность Магистра мигом улетучилась, как ледок под жарким солнышком, - вашим людям удалось обнаружить тайник, в котором спрятана Книга?
       - Увы, мне пока нечем Вас порадовать. Трудно сквозь толщу веков…
       - Ах, оставьте свое красноречие, или вы забыли, с кем говорите? Меня совершенно не интересуют ваше ханжеское словоблудие, которым вы уже столько лет прикрываете свое бессилие выведать в Цфате местонахождение Книги Зоар!
       - Имейте же терпение, Ваша Светлость, мои люди рыщут по всему Цфату уже несколько лет! Мы проверили почти все пещеры в его окрестностях, но, к великому сожалению, так ничего и не обнаружили. Дайте же нам еще немного времени, я, кажется, нашел человека, который сможет нам помочь в этих поисках.
       - Неужели вы не понимаете, что времени у нас совсем не осталось! – Воскликнул Магистр, метнув в своего визави испепеляющий взгляд. - Орден доживает последние дни, а это повлечет за собой потерю наших позиций во всех уголках земного шара, и уж, конечно, в Цфате! Я получил секретное донесение, что мамлюки готовят наступление. Их цель – завладеть цитаделью тамплиеров в Цфате, а Бейбарс, это не Саладин, который оценил стойкость и мужество защитников крепости, и дал возможность пленникам беспрепятственно уйти в Тир!
       - Осмелюсь Вам напомнить, как коварно повели себя мусульмане в последствии…
       - Не думаете же вы, что я мог об этом забыть! Но то были другие времена… Тогда Дамаску было выгодно сохранять с тамплиерами добрые отношения, его вполне устраивало наше присутствие в Цфате, так как крепость играла важную стратегическую роль, оттуда прекрасно просматривалась дорога Дамаск – Акко!
       - Дайте мне еще неделю! Клянусь, я добуду Книгу Зоар!
       - Вы все равно не оставляете мне выбора, - промолвил Магистр устало, - действуйте жестко, используйте подкуп, шантаж, силу! Словом, мне нужен результат! Не позднее недели Книга должна быть в наших руках! Иначе будущее всего мира будет развиваться уже не по моему сценарию, - добавил он так тихо, что посетитель, уже направлявшийся поспешными шагами к выходу, не смог его расслышать.

       - Этим человеком был я! – Услышал Максим искаженный болью голос старца, с трудом возвращаясь к действительности после своего странного путешествия во времени. – Это я, несчастный, нашел тогда тайник Шимона бар Йохай и взял из него Книгу Зоар! Почему Творец не испепелил меня своим карающим благородным огнем! Почему не смыл меня с лица земли водами потопа в тот момент, когда моя грешная рука коснулась Книги!
       - Как это произошло, почему вы согласились? – Изумился Максим, сжимая руками раскалывающуюся от боли голову, - разве нельзя было спрятаться от тамплиеров, убежать, наконец, из Цфата? Что вам помешало так поступить?
       - Они взяли в заложники мою больную жену и единственного сына… Им грозила смерть. Я был тогда молодой, совсем не знал каббалы, и не понимал всей тяжести своего греха.
       - Что же было потом? Вы отдали ее тамплиерам?
       - Нет. Спрятал Книгу я в потайном месте, чтобы обменять ее на жизнь моих родных. В условленное время должны были встретиться мы. Но тогда мамлюки атаковали крепость. Они убили мою жену, а спас сына молодой воин-тамплиер, это был ты. Я уже не смог пробраться в осажденном городе к своему тайнику, чтобы вернуть Зоар на место. Враги могли поймать меня и сжечь драгоценную рукопись, как сожгли множество древних манускриптов. Все, что произошло с Книгой потом, я узнал уже в другом кругообороте. О ней позаботился Ари. Если бы не он, то Книга пропала бы навсегда.
       - А это правда, что тамплиеры собирали по всему миру артефакты Атлантиды? – Голос Максима упал до шепота, - неужели она, действительно, была!
       - Выдумки все, - ответил презрительно старец. – Сказки они любили, может, верили в них, всерьез, а, может, людей своих дурачили, чтобы побольше богатства скопить.
       - Но ведь потоп-то был! Или Библия тоже лжет? А вдруг это и было в тот момент, когда затонула Атлантида!?
       Старец взглянул на Максима сочувственно и коротко сказал:
       - Потоп – совсем не то, что ты думаешь. Вода – это свет жизни, а земля – желание. Эрец…
       Однако развивать эту мысль Шимон не стал, а вернулся к вопросу, который в данный момент занимал его мысли, куда больше пустых фантазий об Атлантиде.
       - С тех пор я искупаю свою вину. Тогда и стал я изучать каббалу, чтобы понять всю тайну Книги Зоар. С трудом давалось мне проникновение в Высший мир. Преодолевал я каждую ступень тяжело. Творец не хотел открывать мне Свои Лики, потому что получил я ради получения, без экрана…. Вот, уже много кругооборотов добиваюсь я постижения по крупицам. Но пришел ты, встретились мы, значит, час искупления близится. Сделать осталось кое-что.
       - Что же, что! – Прокричал Максим, вцепившись в руку старца.
       - Самую малость… найти завещание Ари…
       - Я могу вам чем-то помочь? – Максим сразу же вообразил себе череду увлекательнейших приключений.
       - Нет. - Старец отрицательно покачал головой, - у тебя еще кли нету, чтобы получать в него такой свет.
       
       Столько тайн за один раз Максим выдержать не мог. Голова его гудела, перед глазами мелькали яркие, огненные разноцветные «змейки», мешая видеть окружающую картину. Ему хотелось на свежий воздух, подальше от этого странного места, от Шимона с его страданиями и угрызениями совести. Он кинулся к выходу из пещеры, оставив старца наедине со своими горестными воспоминаниями, и пустился во всю прыть по пологому склону горы, не разбирая дороги.


       ПОСЛЕВКУСИЕ ТАЙНЫ

       Ночь Максим провел отвратительно. Он спал, как говаривали у них на физтехе, «квантами». Странные, фантастические и вместе с тем до мелочей реальные сны измучили его окончательно. Сначала к нему домой пришел старец с огромной алой розой в руках и назидательно изрек: «Как роза среди шипов. Потому что есть роза и есть роза, что роза она между шипов есть в ней красное и белое».
       Потом он указал Максиму на лепестки, приговаривая: «… 5 лепестков крепких, окружающих розу. И эти 5 называются спасение. И эти 5 ворот. И об этой тайне написано, чашу спасения подниму, это чаша благословения. Чаша благословения должна быть на 5 пальцах и не более, как роза сидит на 5 лепестках сильно подобных 5 пальцам. И роза это она чаша благословения, от Элоким два до Элоким три 5 слов. Отсюда и далее, свет создан и скрыт, соединен в союзе том и вошел в розу и вывел в нее семя. И это называется древо, дающее плод, которое посадили в нем. И это семя существует в букве союза действительно».

       Максим открыл глаза, ожидая увидеть Шимона и решительно поставить ему на вид, что неприлично врываться к человеку ночью и нарушать его сон, как будто нельзя было оставить до утра этот поучительный, но весьма туманный ботанический экскурс. В комнате было темно, тихо и пусто, однако в воздухе отчетливо витал аромат роз.
       «Наверное, из открытого окна натянуло, у них тут везде клумбы, да розарии…, у нас бы давно ободрали и на базар снесли, - успокоил себя Максим, повернулся на другой бок и сделал еще одну попытку уснуть.
       Шимон тот час вернулся, занял свое место и продолжил твердить о тайне, которая содержалась в Книге Зоар, на все лады.
       Несколько раз за ночь Максим вскакивал, включал свет, пил воду, даже достал из холодильника пакетик со льдом и протер им пылающее лицо, - все было напрасно. Старец упорно появлялся, стоило Максиму не мгновение забыться коротким тревожным сном.
       
       Утро он встретил, хоть и обессиленный, но с большим облегчением.
       «Наконец-то можно отправиться на работу и загрузить голову реальными задачами! – Подумал он с энтузиазмом, - благо, дел, действительно, невпроворот». Но, дотащившись кое-как на ватных ногах до ванной, Максим понял, что переоценил свои возможности. Он просто физически был не в силах добраться до Техниона. Его сильно лихорадило, а мозги находились в «плазменном» состоянии. Превозмогая озноб, Максим набрал номер Сени и, стуча зубами, попросил друга о помощи.
       - Борода, ты способен на тимуровский поступок?
       - Что случилось? – Весело и с готовностью отозвался тот.
       - У тебя есть аспирин? Что-то меня знобит. Понимаешь, протер вчера с дуру лицо льдом, очень ночь была душная, и вот – результат на лицо! То есть, на лице…
       - Жди, - тотчас отозвался Сеня обеспокоенным голосом. – Скоро буду. Может, тебе еще что-то прихватить?
       - Можно и стрихнин, - попытался мрачновато пошутить Максим, - ну, в крайнем случае, хлороформ….
       
       - У-у-у, как у нас все запущено! – Констатировал Семен, взглянув на бледное лицо и ввалившиеся, обведенные темными кругами глаза друга. – Может, врача вызвать?
       - Нет, это лишнее, я сейчас отлежусь и буду, как огурец.
       - В смысле, зеленый и пупырчатый? Рассказывай быстро, как ты дошел до жизни такой!
       - Мы вчера со старцем в пещере Рашби были, - неохотно отрапортовал Максим, - мне показалось, что там дует, а я сквозняки плохо переношу.
       - Так, так, так. В пещере, значит? Небось, старец твой поучал тебя, мозги компостировал? Сколько раз говорил, не встречайся ты больше с ним! Никакой он не каббалист, я тут всех мудрецов в округе знаю, а про твоего Шимона никто не слышал даже! Нет такого старца, не существует! Шарлатан он. Все, кого я спрашивал, так думают.
       - Наверно, ты прав, старик, вечно я куда-нибудь вляпаюсь, это все мое неуёмное любопытство.
       - Мой тебе совет: выпей вместо аспирина пару рюмок водки и ложись спать. Это самое лучшее лекарство. Когда у меня бывают падения, я так и поступаю.
       - А… так, у меня «падение»? – Уныло переспросил Максим, - и с какой высоты, как думаешь?
       - К счастью, с небольшой…
       - Он сказал, что у меня кли нет… Это диагноз?
       - Диагноз я тебе и без старца твоего поставлю: ярко выраженный синдром поиска приключений на свою… голову. Сделай, как велю: шмольни водочки и на боковую, а я вечером навещу тебя, горемычного. Смотри, как у тебя тут хорошо: тихо, прохладно и даже розами пахнет…
       При этих словах Максим застонал, провожая друга тоскливым взглядом до двери.

       Однако совет Сени оказался совсем не плох. Выпив подряд три стопки ледяной водочки, Максим почувствовал, как озноб пошел на убыль, а все приключения вчерашнего дня и последовавшей за ним ночи, словно растворились в ярком солнечном свете. Даже сам Шимон стал теперь казаться ему фигурой весьма условной, чисто символической, словно фантом какой, или призрак.
       «Надоели они мне со своей каббалой до смерти!», - сказал он сам себе и спокойно уснул.
 

       НЕВЕЖЕСТВО МАТЬ ЛЮБОПЫТСТВА

       Однако совсем скоро безмятежный сон Максима был нарушен назойливым телефонным звонком. «Не долго музыка играла, не долго фраер танцевал», - бормотал он, мечась по комнате, не в состоянии определить, какой телефон звонит: сотовый или домашний. Не успев произнести традиционное «алло», он услышал в трубке взволнованный бабкин голос.
       - Я всегда говорила: нечего таскаться в Египет! Взяли моду! Не успеют завестись в кармане лишние триста долларов, так, надо немедленно свезти их в Египет, и там спустить все до последнего цента!
       - Да, что случилось-то? Можешь ты толком объяснить, - Максим начал терять терпение.
       - Представляешь, у нас «Египтом» называют эгоизм!
       - У кого это «у нас»?
       - У каббалистов, само собой, разумеется, - фыркнула бабка возмущенно.
       - Прости, не подумал…
       - А надо бы, я ведь, кажется, довела до твоего сведения, что посещаю занятия по каббале.
       - Ладно, если ты такая продвинутая, расскажи мне, что у вас говорят о том, как выплыла наружу Книга Зоар? Если вы это уже проходили, конечно. Только поподробнее, пожалуйста.
       - По этому поводу есть соответствующая литература, - назидательно произнесла бабка. – Ты мне как всегда отвечаешь на все мои «технические» вопросы? «Учи мат. часть!». Наконец-то настал мой час: «Возьми книгу и прочитай».
       - Ладно тебе, я и не знал, что ты такая мстительная. Просто в твоем изложении я как-то лучше все осмысляю, видимо, мы с тобой на одной ступени постижения находимся…
       - Что значит, «на одной»! Это на какой же?
       - Ну, на той, откуда не больно падать… Ладно, не сердись, просто я сегодня не слишком добрый и можешь считать, что устраиваю тебе экзамен. Это ведь я спонсирую твое пребывание в стенах Академии.
- Лишь бы попрекнуть… Так вот, слушай! Это поистине детективная история! Агата Кристи – отдыхает. Книга Зоар хранилась у некоего каббалиста, а когда тот умер, то его жена быстренько продала ее. Другой каббалист вдруг обнаружил на рынке свитки, пергаментные листы которых, используются, чтобы заворачивать в них покупателям товар. При ближайшем рассмотрении он понял, что на них записан мудреный каббалистический текст, и немедленно попытался спасти хотя бы часть из них. Это и оказалась Книга Зоар в том виде, в каком она дошла до нашего времени. Затем, этот труд попал к испанскому каббалисту Моше де Лиону, которому так же не повезло с женой, потому что, когда и он умер, то предприимчивая особа тоже быстренько распродала библиотеку своего муженька по-дешовке случайному издателю. Тот был далеко не глуп, и тот час начал тиражировать обнаруженную в ней таинственную рукопись. Таким образом, Книга Зоар неожиданно увидела свет задолго до указанного в ней самой времени. К сожалению, многое из нее безвозвратно утеряно, сегодня она включает в себя только каббалистические комментарии на отдельные главы Пятикнижия Моисея. Уф! Видишь, какая у меня уникальная память! Я тебе почти дословно всю лекцию пересказала. Вот, только я сделала совершенно определенный вывод из этой прискорбной истории.
       - Любопытно услышать, - отозвался Максим, хотя сам тон, каким бабка произнесла последнюю фразу, ему уже не понравился.
       - А такой: нельзя каббалисту жениться на ком попало. Надо, чтобы жена тоже изучала каббалу, иначе она может подставить не только собственного мужа, но и все его великое учение!

       Получив всю эту информацию, Максим задумался. Он вспомнил все, что произошло с ним в пещере, рассказ старца, а особенно последние слова о поиске завещания Ари. «Тайн становится слишком много, думаю, мне не следует так легко сдаваться и отказываться от поисков, которые намерен предпринять Шимон! Мало ли какие еще увлекательные приключения могут со мной произойти! Не будь идиотом, Макс! Жизнь – интересная штука!».


       СТРАННОЕ ИСЧЕЗНОВЕНИЕ

       Такой поворот в собственном мировоззрении сильно воодушевил Максима, и он решил, не откладывая своего намерения в долгий ящик, прямо сейчас двинуться к старцу.
«А то удалился прошлый раз по-английски, неудобно как-то, может, он обиделся на меня за такое хамство. Человек мне душу, можно сказать, открыл, а я повернулся к нему спиной и, ни слова не говоря, дал деру! Все равно сегодня на работу не пошел, так, надо использовать свободное время с пользой».
       Он, было, совсем уже собрался идти, но в эту самую минуту позвонил Сеня.
       - Ну, что ты там, болезный? Жив еще?
       - «Не дождетесь!», как говорит наш президент. Я в полном порядке, благодаря твоему попечительству.
       - Это хорошо, тогда дуй сюда, кое-какие результаты появились. Надо обсудить.
       - Вечно у вас все не кстати, помереть спокойно не дадут, ладно, сейчас приеду.

       Эта вынужденная отсрочка показалась Максиму по зрелому разумению, как нельзя более своевременной. «Может, и хорошо, что я не помчался сейчас туда. Если он обижен, то пусть остынет, чуток, авось, да, забудет про мою невежливость. И потом, хорошо бы Сеньку к старцу заманить, как-нибудь изловчиться и их познакомить, будто случайно. Пусть этот скептик, Сеня мой, потолкует с Шимоном, и даст мне отзыв: каббалист он или нет. Раз уж он такой опытный, то ему и карты в руки».

       Семен отнесся к идее познакомиться со старцем без большого воодушевления.
       - Ерунду ты затеял, приятель, - раздосадовано сказал он. – Ты совсем не знаешь каббалистов. Если даже один из них при встрече не пожелает открыться другому, то и очень большой каббалист ничего не сможет сказать о том, на какой ступени постижения этот человек находится. Он может скрыть свой экран, даже пьянчужкой прикинуться, забулдыгой каким-нибудь, никчемным человеком, и ничего тебе не покажет.
       - А вдруг захочет? – Продолжал настаивать Максим. – Да, и совсем не обязательно тебе с ним о каббале толковать, просто побеседуешь о погоде, о здоровье и достаточно.
       - Ты не понимаешь, о чем говоришь. Если он большой каббалист, то сразу поймет, что я не слишком далеко продвинулся в духовном… Скорее всего, он не пожелает создавать со мной общее кли для совместной работы.
       - Как это? Я не понимаю твоей терминологии! Говори по-человечески, пожалуйста.
       - Извини… Представь себе, что мы с тобой два физика, погруженные в общую проблему. Мы решаем ее, работаем с ней на одном уровне понимания, нам даже слова не нужны. Так же и два каббалиста. Чтобы успешно взаимодействовать, оба они должны уже пребывать в корнях, то есть, работать с экранами, а так же понимать названия из нашего мира, из ветвей.
       - Не сильно ты меня просветил, и все же, ответь мне, ты поедешь?
       Семен только покачал головой, не давая другу окончательного согласия на эту очередную авантюру, и, наконец, сказал:
       - Хорошо, я подумаю. Сейчас все равно не получится, у нас работы по горло, а до выходных еще целая неделя. Но повторяю, не верю я в эту затею.

       Однако, видя, как друг бьёт копытом от нетерпения отправиться к своему старцу, Семен, скрепя сердце, все же дал согласие сопровождать его в этой поездке.
       - Хорошо, я с тобой поеду, но при одном условии: никакого вранья и выкручивания рук. Я сам решу, говорить мне с ним или нет.
       - Ладно, ладно, о Великий! Твои сапоги попирают Вселенную! Я не буду ничего тебе навязывать, поступай по своему усмотрению.
       Подойдя к домику старца, Семен сказал:
       - Ты иди, а я тебя пока подожду в сторонке. Не хорошо врываться вдвоем с незнакомым человеком, не имея на это согласия хозяина.

       Максим постучал, ему открыла женщина, и, выйдя на улицу, притворила за собой дверь.
       - Здравствуйте, я могу повидать старца Шимона? – Вежливо спросил Максим.
       Женщина отрицательно покачала головой.
       - Его нет дома? А могу я его подождать? Я его хороший знакомый из Москвы.
       Собеседница, если можно было назвать так человека, не вымолвившего ни единого слова, только недоуменно пожала плечами. Тогда Максим окликнул Сеню и попросил вступить с женщиной в диалог, догадавшись, что она, видимо, совсем не говорит по-русски.
       Перекинувшись с ней несколькими словами, Семен сказал другу:
       - Старца уже неделю нет дома, с того самого дня, как вы ушли вместе с ним, и жена не знает, где он может быть. Пойдем, нам здесь больше нечего делать.
       Вежливо простившись, они ушли.
       - Как же так, - забеспокоился Максим, - а вдруг с ним что-то случилось! Может, надо в милицию заявить, дать словесный портрет, сказать, где и когда я его последний раз видел… Нельзя же оставлять все на самотек! Ведь живой человек, и не молодой уже.
       - Не суетись, - остановил его Семен. – У каббалистов есть такое понятие «выйти в изгнание». Они могут просто взять и уйти из дома, куда глаза глядят. Побродить по белу свету и вернуться. Наш Учитель говорил, что он очень боялся, чтобы Рабаш не поступил так же в один прекрасный момент, признаки были…. Бааль Сулам вообще часто вел занятия, не показываясь ученикам на глаза. Сидел за полуоткрытой дверью, а они занимались в соседней комнате, не видя его неделями, и только проходя мимо двери, здоровались с Учителем, а он им отвечал.
       - Значит, если ты допускаешь, что Шимон мог «выйти в изгнание», стало быть, он - каббалист!
       Семен немного сконфузился оттого, что его приперли к стенке, и только сказал:
       - А почему нет? Я ничего не отрицаю, а делать выводы можно только, опираясь на конкретные факты.
       - И все же, давай смотаемся к пещере, а вдруг он еще там! Может, ему плохо стало, и его приютил у себя кто-нибудь из местных?
       - Хорошо, я готов, чтобы успокоить твою совесть.

       Само собой разумеется, что старца в пещере они не обнаружили. Побродив некоторое время без всякой цели и надежды в ее окрестностях, Семен заявил со всей твердостью:
       - Самое лучшее, что мы можем сделать, это отправиться домой. А, спустя несколько дней, наведаться к нему опять. Хотя я не вижу в этом особого смысла. Если бы с ним что-то серьезное случилось, то жену непременно бы оповестили. Тут информация распространяется быстро. Страна у нас очень уж маленькая.


       НЕОЖИДАННАЯ ВЕСТОЧКА

       На самом деле, Семен был обеспокоен исчезновением старца гораздо больше, чем показал другу, и совсем по другой причине. Он прекрасно понимал, что Максим оказался, мягко говоря, в щекотливой ситуации. Если Шимон, действительно, пропал, то могут найтись свидетели, которые подтвердят, что видели, как они вошли в пещеру вдвоем, а спустя какое-то время, Максим пулей выскочил оттуда и бросился бежать. Поэтому, когда друзья сели в машину, чтобы пуститься в обратный путь, Семен со всей строгостью спросил:
       - Пожалуйста, повтори мне слово в слово, о чем вы разговаривали со своим старцем? Может быть, что-то натолкнет меня на мысль, куда он мог деться?
       - Понимаешь, старик, не могу! Хоть убей! Права не имею. Это не моя тайна.
       - Какие тайны! Любишь ты в шпионов играть! Пора бы уже и повзрослеть. Ну, хорошо, не хочешь повторить весь ваш разговор дословно, скажи хотя бы, на чем вы расстались, что вынудило тебя так поспешно сбежать из пещеры?
       - Моя клаустрофобия, только и всего. Я с детства боюсь ограниченного пространства. Ты же знаешь, кажется, эту историю…. Когда я был маленький, мы с родителями поехали в Крым отдыхать. Мама с папой шли впереди, а мы с бабушкой за ними. Обрушилась скала, моих родителей засыпало камнями, когда их откопали, то они уже не дышали. Это несчастье произвело на меня такое сильное впечатление… я, видимо, отождествился с ситуацией, и иногда, во сне, мне кажется, что меня тоже засыпало вместе с ними… С тех пор у меня и началась клаустрофобия.
       - Да, я знаю эту трагическую историю, прости, что заставил вспомнить…. Но все же, хоть что-то ты можешь мне сказать, или намекнуть одним словом!
       - Шимон говорил что-то о своем давнем грехе, из другого кругооборота, - неохотно промямлил Максим.
       - О грехе? Странно. Видишь ли, для каббалиста такое понятие коренным образом отличается оттого, что принятого называть грехом в христианстве. Это состояние, когда человек отклоняется от цели творения, представляя себе духовный мир в материальном виде. Поэтому у нас запрещено рисовать духовные образы. Наш Учитель рассказывал, что однажды он принес Рабашу тоненькую брошюрку, выпущенную одним «каббалистическим обществом». На первой странице был изображен человек, а напротив каждой части тела обозначены сфирот. Рабаш, бросив мимолетный взгляд на рисунок, закрыл глаза рукой и закричал: «Убери немедленно! Нельзя на это смотреть!». То был инстинктивный порыв, следствие ступени, на которой он находился. Казалось бы, пройдя все, чего ему было бояться? Он испугался, что может «заразиться» тем, что находится на неживом уровне самой примитивной ступени, и пришел в ужас от возможности получить от нее материализацию духовного! Каббалист должен опасаться подхватить «духовный вирус», потому я и не понимаю, что же имел в виду Шимон?
       - Прости, старик, больше я ничего не имею права тебе сказать!
       - Ладно, если что – наймем толкового адвоката, но уж ему-то тебе придется выложить все на чистоту!
       - Он сочтет меня сумасшедшим… - прошептал Максим. – В таком случае, еще не известно, где лучше оказаться: в тюрьме или в психушке…

       Максим вылез из машины возле своего дома, наотрез отказавшись пойти к Семену на обед.
       - Прости, борода, мне надо остаться одному. Я, действительно, хочу сейчас разложить по полочкам весь наш разговор со старцем. Может, мне придет в голову какая-нибудь умная мысль. И поверь: если бы я только мог…, но это не моя тайна, точнее, не только моя. Все так запутано…
       Семен лишь покачал головой в ответ на его слова, с сочувствием глядя на друга: «Слишком много перемен произошло в его жизни, огромный объем новой информации свалился, воспринимать которую, он совершенно не был готов. Чем я могу ему помочь? Он должен во всем разобраться сам. Нет насилия в духовном…».

       Перебирая в памяти подробности разговора в пещере, Максим поднимался по лестнице пешком. Преодолевая последний пролет, ему показалось, что какая-то тень промелькнула на площадке перед его квартирой, и бесшумно исчезла, словно растворилась в воздухе. Он достал ключи, поднес руку к замочной скважине, все еще недоуменно озираясь по сторонам, как вдруг увидел огромную алую розу, воткнутую в ручку двери.
       «Слава тебе, Святой Катодий! – воскликнул Максим любимое шутливое заклинание технарей. – Значит, он жив! Просто Шимон решил отдать все долги! А я разве никому не задолжал? У кого же мои векселя?».


       НИТОЧКА НАДЕЖДЫ

       Каждое утро в течение всей последующей недели Семен встречал появление Максима в лаборатории вопросительным взглядом. Однако тот выглядел внешне спокойным, полностью сосредоточенным на научных проблемах, и не давал другу ни малейшего повода для волнений. Наконец, Семен не выдержал и спросил, как всегда, прямо:
       - У тебя появилась информация о твоем пропавшем знакомце? Ты даже ни разу не побеспокоился о том, что мы не знаем, где он находится, за последние несколько дней.
       - Можно и так сказать, - уклончиво ответил друг, - что-то подсказывает мне, что с ним не случилось ничего ужасного. Ты же сам говорил, что страна маленькая. Меня бы уже давно в кутузку посадили, случись что-то серьезное.
       Было очевидно, что Максим всеми силами старается развеять беспокойство друга, но знает явно больше, чем говорит.
       - И что же, мы поедем в воскресенье к его жене, или ты передумал?
       - Нет, почему, поехать, конечно, можно, только не добавим ли мы ей беспокойства нашими настойчивыми визитами. Возможно, она и в тот раз прекрасно знала, где он находится, да не захотела говорить об этом посторонним людям. Она ведь меня-то тоже впервые, кажется, видела, мы прежде не пересекались. Я и понятия не имел, что у старца есть жена, думал, что он живет бобылем, отшельником.
       - Каббалист не может быть неженат. Так положено. – Промямлил Семен, чтобы что-нибудь сказать, так как прекрасно понимал, что Максим уходит от прямого ответа на его вопросы. – Ну, как знаешь… Как там по-русски говориться: «Баба с возу…».
       - Не гневайся, брателла, - поспешил Максим загладить свою скрытность, - что-то я устал от всей этой катавасии. Знаешь, чего я, действительно, хочу? Изучить как можно более подробно историю Цфата. Что там было во времена тамплиеров, в средние века. Ты мне ничего не присоветуешь?
       «Опять что-то затевает, - со страхом подумал Семен, - ох, не спроста этот неожиданный интерес», - однако в силу своей природной привычки никогда не отказывать в помощи человеку, который в ней нуждается, если это в его силах, спросил:
       - А что, конкретно, тебя интересует? Исторические документы, литературное наследие, политическая ситуация, экономическое состояние? По-моему сейчас в информации недостатка нет, лезешь в Интернет и вытаскиваешь оттуда все, что угодно.
       - Да, я и сам толком не знаю, но боюсь, что Интернетом мне не обойтись. Понимаешь, во все времена самая интересная информация содержалась в частной переписке простых обывателей. Представь, как бы ты мне описал, например, свою жизнь в каком-нибудь месте, где я ни разу не был и едва ли буду?
       - Знаешь, а ведь тут тебе моя жена может помочь. – Сказал Семен, подумав секунду, - она же, как раз сейчас в архивах копается, ищет материалы для своей диссертации по истории Цфата! Буквально, на днях зачитывала мне какую-то нелепицу из слезливого послания «срендевекового рыцаря» к своему богатенькому семейству в Испанию, так жалостливо он молил о вспомоществовании! Голодно, сообщал, тут, осень кусись хосесся. Пошлите, мол, хоть прау-тройку дублонов. И иврит она давно уже лучше меня знает.
       - Слушай, да, это же бесценная информация! Как раз такие незамысловатые эпистолы меня и интересуют! Можно напроситься к вам на вечерок? С меня графин «Бургундского»!
       - Ну, хитрец, ну, подлиза! Ладно, приходи, но не надейся, что я тебе поверил! – Засмеялся Семен. – Думаешь, я такой наивный?
       - Подожди чуток, не торопи меня, борода, все тебе расскажу, как на духу, – с каким-то особым нажимом в голосе серьезно сказал Максим и посмотрел другу прямо в глаза честным, открытым взглядом, от которого у того стало немного спокойнее на сердце.
       
       Заверив Семена, что у него нет никакого определенного плана, Максим не солгал. Он, действительно, не знал, в каком направлении следует осуществлять поиски старца. К тому же, разложив по полочкам разговор в пещере, ему захотелось самому распутать клубок, как он теперь знал, давних и непростых взаимоотношений с Шимоном. Всю последнюю неделю его неотступно преследовало ощущение, что старец силится связаться с ним, он чувствовал себя странно, словно находится под постоянным прицелом чужих мыслей и желаний.
       Каждый вечер, прежде чем уснуть окончательно, Максим погружался в некое странное пограничное состояние, полное таинственных, но ярких, почти реальных образов. Чаще всего он видел некую пещеру, значительно превосходящую по площади ту, где Рашби писал Книгу Зоар. По всему ее внутреннему периметру располагались такие же возвышения, похожие на могильные плиты, на которых стояли зажженные свечи, а в центре был вырыт колодец, хотя Максиму ни разу не удалось разглядеть, есть ли в нем вода. От центрального зала во все стороны расходились узкие тесные коридоры, и Максим точно знал, что в них расположены тайники со старинными свитками и манускриптами. Иногда он видел в пещере Шимона, сидящего на одном из надгробий со свитком в руках, губы его шевелились, а лицо было еще более суровым, чем обычно.
       Эти еженощные видения и натолкнули Максима на мысль порыться в архивах Цфата, хотя он совершенно не знал, в каком направлении следует вести поиски. Да и как практически осуществить свое намерение, он не имел ни малейшего представления. Ему известна была только дата: 1566 год. Она возникла в голове сама собой, ниоткуда, но прочно засела там, не давая покоя.


       АРХИВЫ ЦФАТА.

       Душераздирающая картина, которую Максим застал в доме Сени, заставила преисполниться его сердце искренним состраданием. Друг, сиротливо пристроившись на краешке обеденного стола, сплошь заваленного бумагами, буквально, давился пересушенными оладьями из кабачков.
       - За что ты его так? – Притворно сурово спросил он Милу. – Пытаешь что ли? Хоть бы сметану ему дала…
       - Он со сметаной много съест! – отрезала та, - на диете человек, не видишь разве, полнеет на глазах, а без меня вообще распустился. Ну, кабачки не афрозидиаки, конечно, зато не будет тяжести в желудке, нечего на ночь наедаться, взяли моду…, положить тебе?
       - Нет, уж, - с искренним ужасом отказался Максим, - лучше я лягу спать голодным!
       - Ты хотя бы определился с эпохой, - деловито перевела беседу в интересующее ее русло Мила, - наметил какие-то временные рамки? Или собираешься искать иголку в стоге сена?
       - Мне тут Сеня недавно рассказывал о каком-то письме, отрывки из которого ты ему зачитывала, может, дашь мне на него взглянуть? Оно, как я понял, примерно, средними веками датируется? Можно с него и начать, а там посмотрим…
       - А! Вот, ты о чем! Да, это любопытнейший документ! Собственно говоря, он интересен даже не столько своим содержанием, сколько объемом информации и сохранностью текста. Само письмо, а точнее его черновик, о чем свидетельствует множество помарок и зачеркиваний, большой ценности для истории не представляет, - профессиональным языком затараторила Мила, оседлав любимого конька, - но к нему приложено нечто вроде дневника или памятных заметок, которые автор вел, по всей вероятности, на протяжении достаточно продолжительного времени. Я когда его откопала, сразу сердце ёкнуло: внушительный такой пакет, перевязанный трогательной голубой ленточкой. К сожалению, я испанского не знаю, мне пока только письмо спецы и перевели, а всю стопку я еще не разбирала. Это ювелирная работа, ее надо очень аккуратно делать. Листы слиплись, видимо подвергались воздействию огня и влаги в разный период времени. Но поскольку были тщательно завернуты в несколько слоев плотного пергамента, это их спасло.
       - А я как раз испанский неплохо знаю, - обрадовался Максим, - стало быть, наше сотрудничество может иметь взаимовыгодный интерес: тебе не надо никого напрягать с переводом, а я удовлетворю свое любопытство. Только, как все это осуществить технически.
       - Это, уж моя забота, - ответила Мила уклончиво.
       - Интересно, я какой-нибудь гешефт буду с этого иметь? – Спросил Сенька противно-гнусавым голосом, расправившись, наконец, с оладьями.
       - Тебе мы доверим отрясать пыль столетий с наших одежд, - пообещал Максим. – Это очень почетно, старик, можешь не сомневаться. Работы всем хватит. Как говорил один мой знакомый сантехник: «Пока я жив, вы обеспечены!». Только он никогда не уточнял, чем…
 
       Наконец, Максим держал в руках письмо того самого «срендевекового рыцаря».
Отдав должное искусству, с каким оголодавший идальго сопровождает свои просьбы к семейству о вспомоществовании, он перешел к длинному и подробному списку невзгод постигших его на новом месте. Жалобы и пени шли вперемешку с бытописанием Цфата.

       Цфат выстроен на склонах гор, домики все невысоки, а в дождь по улицам не пройти, сплошное месиво грязи, оттого и обувь быстро приходит в негодность.
       
       «В Москве ты не жил, кабальеро, когда от Лужковских реагентов вся обувь к вечеру скукоживается», - злорадно подумал Максим, которого уже начало раздражать постоянное нытье этого писаки.
       
       Но изо всех здешних мест Святой Земли воздух тут самый здоровый, вода очень полезная, а ведь только это мне и доступно по моей полной нищете. Сюда после указа Изабеллы продолжает стекаться множество изгнанников из Испании, иные из них – представители знатных и богатейших семейств, так что у вас не будет недостатка в честных людях, с которыми вы сможете переслать мне немного денег.

       «Прямо, как в том анекдоте: «Вышли денег! Нет, чтобы просто: вышли денег…», - комментировал Максим раздраженно каждый абзац.
       
       В городе имеется множество лавок, торгующих шерстяной одеждой, галантерейных магазинов и ларьков, в которых продаются привезенные из Дамаска товары и ароматные воды, да они все не про нас, сирых. Я совсем обносился, даже стыдно на улицу выйти таким голодранцем. Тело просвечивает местами сквозь лохмотья.
       Цфатские купцы ездят в Бейрут и поджидают там корабли из Европы, чтобы скупать на месте одежду и прочее. Деньги можно и с ними передать. Я познакомился в день приезда на базаре с одним местным коробейником, торгующим фруктами, овощами, маслом, сыром и прочей снедью. Он отчего-то проявил ко мне неслыханную щедрость, и накормил меня – бедолагу, видя скорбное мое положение. Но мне фамильная наша честь не позволяет часто пользоваться его добротой, не могу же я попрать гордость и славу нашего древнего рода.

       «Забодал, зануда! Видать знает своих родственничков, на все кнопки нажимает. Я даже есть захотел от его описаний…». Максим направился, было, к холодильнику, но машинально опустил глаза на самую нижнюю строчку, где стояла подпись и дата. Аппетит его мгновенно улетучился, а сердце учащенно забилось.
       
       Засим, остаюсь преданный Вам, Ваш несчастный младший сын Хосе Кольвадос. Март. 1566 год.

       «Кольвадос, говоришь? Это я запомню, пивал я однажды этот кальвадос, редкая гадость, бутылки хватает на месяц, больше двух глотков в день не одолеешь! Хосе. Так звали одного из трех посланников Великого Магистра! Неужели это был я? Однако, как же он оказался в Цфате? Ведь два с половиной века прошло после падения ордена Храма. Великий Магистр и его рыцари взошли на костер, так и не выдав ни одной из своих тайн. Значит, это уже другой кругооборот. Тогда «коробейник», возможно, Шимон! Он опять меня узнал! И все же, лучше бы «Мартини», чем «Кальвадос»…».


       ЗАМЕТКИ ХОСЕ КОЛЬВАДОСА

       Всю последующую неделю записки Кольвадоса доставляли Максиму одни разочарования. Невод любопытства, который он ежедневно забрасывал в глубины времени, приходил абсолютно пустым.
       Зато Мила пребывала в необычайно воодушевленном настроении.
       - Это же надо, сколько мелких бытовых подробностей он сообщает! Бесценный материал для историка, просто уникальный! Откуда бы я узнала, за какие деньги в средневековом Цфате можно было купить 30 граммов хлеба, или кусочек мыла? Нет, ты посмотри, как скрупулезно он записывает свои расходы! Феноменальная находка! Спасибо тебе, Макс, за помощь, без тебя я бы так быстро не продвинулась со своей диссертацией.
       - Извини, дорогая, что не могу приобщиться к твоим восторгам, - сказал Максим уныло, - достал меня этот нытик подробностями своего бытописания! Прямо «Записки скалыдара» какие-то… Хоть бы что-нибудь интересное сообщил… Ей-богу, доносы и то интереснее читать! Там хоть человеческая изобретательность видна…, изощренность разума.
       
       Каждый вечер после работы Максим приходил в дом к Семену, и наскоро перекусив, они с Милой принимались за работу. Она приносила несколько отсканированных листочков, а Макс, вооружившись словарями и справочниками, делал перевод.
       - Одно меня радует, - вздыхал он после очередного разочарования, - почерк у него каллиграфический, если бы еще пришлось разбирать его каракули, то вообще атас! Бросил бы давно, не пообещай я помочь тебе с переводом.
       - Да, не быть тебе историком, Макс, - смеялась Мила, - терпением тебя Бог обделил. Знаешь, сколько пустой породы приходится иногда просевать ради одного малюсенького фактика!
       Наконец, трудолюбие Максима было вознаграждено. Увидев на одном из листочков знакомое имя, у него учащенно забилось сердце.
 
       Вчера я набрался наглости, и пошел на рынок, чтобы попросить в долг немного еды у своего знакомого лавочника, так как родные мои определенно пообещали передать мне с оказией некоторую сумму денег. Каково же было мое разочарование, когда я не заслал его на привычном месте! Обстоятельство сие не только огорчило меня, но и обеспокоило. «Не случилось ли беды с моим уважаемым знакомым? – спросил я его соседа по торговому месту, - здоров ли он?». «Нет, не случилось. Он находится в добром здравии, - ответствовал тот пренебрежительно, - уже который день обивает он пороги школы одного молодого каббалиста, тщетно стремясь, втереться к нему в ученики. Это некий Ицхак Лурия Ашкенази. Вы наверняка найдете своего приятеля у дверей его дома, но мой долг вас предостеречь. Не сближайтесь с каббалистами, их здесь не любят, это опасное учение».
       Слова торговца весьма сильно разбередили мое любопытство, и я положил узнать, как можно больше об этом «опасном учении», имея давнюю склонность ко всякого рода тайнам и алхимическим наукам.
       Однако в данный момент ничего другого мне не оставалось, как отправиться восвояси с пустыми руками и голодным желудком. Но не успел я сделать и десяти шагов в направлении своего жилища, и, о радость, навстречу мне шел мой дорогой кредитор! По природной наивности своей я сразу же кинулся к нему с расспросами о молодом каббалистическом учителе, обитающем теперь в Цфате, спросив так же, нельзя ли и мне с его помощью записаться к нему в ученики, но неожиданно навлек на себя своею несдержанностью его сильный гнев. Он остановился, как вкопанный, посреди улицы и громко закричал, брызгая слюной мне прямо в лицо: «Кто сказал тебе, нечестивый, про этого великого мудреца!? Даже имени его ты не достоин произносить! Убирайся с моих глаз, и не смей больше появляться вблизи моей лавки!».
       Так потерял я всякую возможность дальнейшего кредита и надежду приобщиться к тайным знаниям. Однако кое-что мне удалось окольными путями выведать об этом Лурии Ашкенази. Здесь в Цфате некоторые люди звали его «Га-АРИ га-кадош», то есть, «святой АРИ».
       Родился он в Иерусалиме в 1534 году, и в возрасте самом невинном уже поражал окружающих своими необычайными способностями. Смерть отца принудила его семью переехать в Египет к брату матери, который, будучи человеком богатым и добрым, полюбил племянника всем сердцем и взял на себя дальнейшую заботу о его образовании, наняв ему лучших, по тем временам, учителей. 15-ти лет от роду АРИ женился на своей двоюродной сестре. Чтобы полностью сосредоточиться на учебе, он селится на маленьком острове посреди Нила, и вскоре приходит к выводу о необходимости изучения каббалы. Занятия не прекращались ни на минуту. Народная молва гласит, что АРИ «даже во сне изучал тайны каббалы с душами праведников в райском саду». Огромное желание и необычайная одаренность, которой он обладал в избытке, позволили ему проникнуть в глубь мудрости Книги Зоар.
       Вот такой мудрец жил теперь неподалеку от меня, а я был лишен всякой возможности к нему приблизиться. И все же не отчаиваюсь я, ибо Господь милостив, и ежели суждено мне учиться у него, Он мне поможет. Однако полагаться на одну волю Господа я не стал, а решил наблюдать тайно за моим лавочником, в надежде, что это может быть мне полезно в осуществлении моих намерений.
       
       На этом порция листочков, принесенных Милой закончилась, и весь следующий день Максим бил копытом от нетерпения, когда же наступит вечер, и он сможет продолжить перевод. Однако Мила принесла горестное известие. Почти вся оставшаяся часть записок Кольвадоса, практически, безнадежно испорчена.
       - Понимаешь, - оправдывалась она перед Максимом, словно была сама виновата в этой потрате, - видимо, пачка долго находилась в соприкосновении с влагой, потом подверглась воздействию высоких температур. Листы, увы, сильно слиплись, и не было никакой возможности их разъединить. Весь оставшийся пласт, просто распался на небольшие фрагменты, и все… Я отсканировала то, что было возможно, с тех кусочков, которые нам удалось разлепить, но тут, буквально, отдельные слова и фразы. Словом, полная неразбериха… Вот, отдаю тебе то, что у меня есть, хочешь, возись с этим, а мне надо двигаться дальше. Я для себя выжала из этого текста все, что было необходимо. Еще раз, огромное тебе спасибо за помощь…
       Максим горестно вздохнул и взял у Милы пару полупустых листочков. «Ладно, это все же лучше, чем ничего…».



       СТРАННАЯ НАХОДКА

       Максим машинально положил последнюю порцию информации в тоненькую прозрачную папку, и небрежно затолкал в свой кейс. Внезапно рухнувшие надежды так сильно подействовали на него, что Семен, посмотрев, как друг стоит с опрокинутым лицом посреди комнаты, похлопал его ободряюще по плечу и, молча достал из холодильника бутылку водки.
       Выпив пару рюмок, Максим как-то сразу обмяк, словно воздушный шарик, из которого разом выпустили весь воздух. Он только сейчас почувствовал, в каком нервном напряжении находился последние несколько дней. Теперь интерес к запискам Кольвадоса улетучился в один миг.
       - Ты прости меня, борода, я совершенно выпал из обращения и нахально взвалил всю работу на твои плечи. – Сказал он извиняющимся и почему-то жалобным голосом Семену. – Не хорошо это с моей стороны.
       - Ладно, уж, не скорби ты так, - Сене было искренне жаль друга, который напоминал ему в этот момент обиженного в песочнице злыми мальчишками ребенка, - надо же и отдыхать когда-то, ты и так работал, как вол, со дня приезда в Хайфу. Почти все выходные в лаборатории пропадал. Могут же у тебя быть какие-то интересы помимо научных, хобби, так сказать.
       - Как говорила моя бабка, когда дед, бывало, уезжал рыбачить на уик-энд: «Мое хобби – ненавидеть его хобби!».
       Друзья весело рассмеялись и провозгласили тост «За прекрасных дам!». Надо сказать, что Семен был сильно обеспокоен тем неистовством, с каким Максим погрузился в исторический экскурс. Главное, он совершенно не понимал направления этого поиска. Однако стеснялся проявлять нездоровое любопытство. Бесцеремонность была не в его характере. «Пусть сам разберется со своим желанием, - решил он, - я не имею права вмешиваться без приглашения».

       - Итак, старик, - приступил Максим к своему излюбленному допросу, - что говорит твоя каббала о теории струн? Есть ли жизнь на Марсе?
       - Нет, человек уникальное творение Создателя. Больше нигде во Вселенной разумной жизни не существует, как и нет форм жизни, отличных от земных. Звезды, галактики, все, что ни есть во Вселенной, является отображением духовного строения Высшего мира.
       - А как же объяснить тот факт, что Вселенная расширяется?
       - Есть постоянная программа, называемая общим управлением, в соответствии с которой все и развивается. Кроме того, существует такое понятие, как частное управление, под которым подразумевается личное вмешательство человека в данный процесс. Это означает, что он может ускорить свое развитие. В таком случае человек одновременно влияет как на развитие нашего мира, так и всех остальных миров.
       - То есть, это вполне укладывается в рамки утверждения: миры существуют, если есть наблюдатель? А я гипотезу Эверетта не могу принять по системным причинам! В моей голове не помещается даже образ абстрактного наблюдателя, вроде твоего Творца, способный внутри себя создать модель бесконечного числа миров. То есть, следствием гипотезы Эверетта является некая небелковая нелюдь, которая их наблюдает.
       А по вашему получается: наскрёб боженька землицы, смешал ее с водицей, и сделал из этого месива человека по своему образу и подобию?
       - Если ты хочешь обстоятельного ответа, то я тебе расскажу, - ответил Семен, как всегда серьезно, когда вопрос касался каббалы, и, не обращая, казалось, никакого внимания на ерничанье друга, - Творцом была создана единая душа, единое желание, наполненное общим светом, то есть, наслаждением. Это была система Адам Ришон, содержащая в себе все остальные части, частные души, альтруистически взаимодействующие между собой. Само имя Адам, означает человек. Потом произошло разбиение системы Адам Ришон, и падение разделившихся частей в наш мир, где они облачились в тела.
       - Рассердился, значит, боженька, и скинул свое детище с глаз долой! Не иначе, как этот ваш Творец первым создал русского мужика! Уж больно много качеств тот от Творца унаследовал. Еще Антон Палыч Чехов говорил: Русский человек выдумает что-нибудь этакое, и изломает!
       - Об этом отдельный разговор…
       - Ладно, ребята, я пошел, не буду вам больше плешь проедать. Извините, как говориться за компанию.
       Максим резко встал из-за стола, сгреб подмышку свой кейс и нетвердыми шагами направился к двери.
       - Может, тебя проводить? – С беспокойством спросил Сеня.
       - Ни-ни! Не извольте беспокоиться…
       Друг только покачал головой, услышав, как Максим вопит под балконом : «Шумел гламур, сигары гнулись, а травка знатная-а была-а-а…!».

       Придя домой, Максим благополучно угнездился в кровать, но, проспав часа два, неожиданно вскочил, словно от звонка несуществующего будильника, и кинулся доставать из кейса листы, принесенные накануне Милой. Глова его была ясной, а дух алчущим.
 
       …мне удалось, наконец, поступить в ученики к одному алхими… Он берет с меня плату моей рабо… по перепи… бум…
…он изрядно знает каббалу и обещал…
       …сегодня умер Ари в возрасте 38-и лет от… среди алхимиков ползут слухи, что его смерть была насиль…
…многие его бумаги пропали… кто-то видел торговца с рынка, поспешно покидающего дом покойного с пачкой…
…теперь его ищут, но пока…

       Больше Максим не сомкнул глаз в эту ночь.
       «Так, вот, где Шимон! Он ищет в какой-то пещере бумаги Ари, которые прихватил в день его смерти! А что, если он причастен к ней?!».


       ПРИЗЫВ ИЗ ЦФАТА

       Несколько недель протекли без приключений. Семен нарадоваться не мог, глядя на друга. Максим выглядел спокойным, собранным, был полностью погружен в работу, и, кажется, вообще забыл обо всех своих таинственных изысканиях.
       Дважды навещали они Таисию Петровну в Петах-Тиква.
       Максим нашел, что бабка сильно изменилась. Помолодела даже. В ней чувствовалась какая-то новая энергия, которой прежде не было. Он, было, намекнул, что пора бы и честь знать, сколько можно жить у Татьяны, но Таисия Петровна только молча подняла бровь и бросила на внука взгляд, не требующий облечения в слова. Максим отстал и положился на волю провидения.
       - Знаешь, Максик, - сказала бабка, легонько ероша его мягкие волосы, - об одном только жалею: почему я не знала каббалы, когда тебя воспитывала! Ты бы вырос совершенно другим человеком. Помню, сколько раз, будучи совсем еще крохой, ты у меня спрашивал: «Зачем я родился?». А я тебе отвечала: «Мне на радость!», и все. А это было так эгоистично с моей стороны! Ты имел право все знать! Теперь, когда у тебя будут дети, и если ты доверишь мне их воспитание, я уж буду знать, что им говорить в ответ на этот вопрос!
       - Доверю, доверю! – Смеялся Максим, - как не доверить такому опытному специалисту-душеведу, который знает, для чего человек родился, заботу о нравственной чистоте юного создания! Ты мне лучше отчитайся, как ты себя чувствуешь? Как твоя дистония, давление не пошаливает?
       - Как ни странно, я чувствую себя превосходно! Там, дома я порой ощущала себя каким-то реликтом, бесполезным ископаемым, а тут, среди исправленных людей… Словом, мне так хорошо! И знаешь, я перестала бояться смерти. После лекции Учителя, он так просто все объяснил про этот переход! Меня ведь прежде духовник мой все стращал: согрешишь – попадешь в ад! Какая это глупость! Ведь что такое наше «я»? Где оно находится? Оказывается, совсем не в теле, как мы привыкли думать! Это абсолютно духовная субстанция, а тело лишь инструмент, через который мы себя ощущаем. Оно умирает, рождается, а наше «я» от этого не меняется. Умирает только оболочка, и какой же смысл мне жалеть эту старую, изношенную шкурку, если мне опять дадут новую, целенькую, красивую и молодую!
       - И опять все сначала? – Спросил Максим удрученно, - мучиться, страдать…
       - Страданий можно избежать, то есть, преодолеть их гораздо быстрее и менее болезненно, если изучать каббалу. – Произнесла бабка совершенно таким тоном, как Сенька.
       Максим расхохотался весело, без всякой внутренней издевки, которой он обычно сопровождал споры с другом о каббале. Бабка его умилила своим искренним мессианством.
       - Знаешь, Максик, что касается здоровья: если тебе положено страдать, то ты будешь страдать. Не та болезнь, так, другая… Человек ведь обязан исправиться! Мы не можем облегчить себе жизнь. Учитель говорит, что это то же самое, что кража.
       - И что же делать? - В голосе Максима своим тренированным на реплики партнера ухом, бабка тот час уловила тщательно скрываемую иронию.
       - А то! – Грозно отрезала она, резко изменив тон, - Ты обязан будешь заплатить! Или страданиями, или как можно скорейшим использованием облегчения, которое ты получил ради исправления! Страдания необходимы нам для того, чтобы показать, где именно мы ведем себя неправильно, дурно поступаем по отношению к окружающим!
       - Разговор интересный, но я смотрю, ты уже завелась ни на шутку, давай просто погуляем, а то у тебя давление поднимется…
       - Вот, вечно ты меня окорачиваешь, когда я дело говорю! – Фыркнула бабка.
       На самом деле, она, сама того не желая, нажала на самую болевую его точку. Максим, действительно, страдал. От собственного бессилия, от отсутствия возможности заглянуть вглубь времени и удовлетворить свое любопытство. Под маской внешнего спокойствия, которое так радовало Сеню последние недели, скрывался огнедышащий вулкан, постоянно подогреваемый неуёмным воображением.
       Максим перелопатил груду литературы о тамплиерах в Интернете, все силясь понять, какую нишу занимал там он. А в том, что ниша у него имелась, и весьма существенная, он не сомневался. То видение в пещере Рашби казалось таким реальным, таким отчетливым! Он точно знал, что была ему поручена некая чрезвычайно важная миссия! Однако выполнил ли он ее – этого он узнать так и не смог. «Что сталось с этими посланниками Великого Магистра? Какой артефакт доверено было им спрятать и охранять? Как очутился он в Цфате?». Нигде ни намека, ни ссылки… «Шимон определенно знает! Но где он, этот старец? Увижу ли я его когда-нибудь… И зачем я тогда не остался?! Удрал, как последний болван…».
 
       Проснувшись воскресным утром на удивление поздно, Максим ощутил некоторое беспокойство. Словно кто-то позвал его…
       «Поеду-ка, я в Цфат! – Мгновенно принял он решение. – Что-то неспокойно у меня на душе! Вот, только отчет быстренько допечатаю и махну».

       Ноги сами привели Максима к знакомому домику. Он подошел к пыльному окну и, сделав себе шоры из ладоней, заглянул в него. Старец сидел на прежнем месте за своим столом и сосредоточенно читал все ту же книгу. Он поднял глаза и внимательно, даже, как показалось Максиму, осуждающе, посмотрел прямо на него.

       
       ЗАВЕШАНИЕ АРИ

       - До АРИ были лишь избранные, они получали сверху каббалу, себя только исправляли, если могли…, - сказал Шимон, словно продолжил речь, начатую накануне, словно не было его таинственного исчезновения! – И только он дал выход «точке в сердце». Не сверху, а снизу, поднятием МАН.
       - Что это значит?
       - МАН - просьба, мольба низшего к Высшему получить свет жизни, глубочайшее желание исправиться, приблизиться к Творцу. Сказал еще он: могут и дети, и женщины, и рабы – неразвитые души, то есть, теперь прийти к Творцу. Ты понимаешь, что это значит?
       - Не понимаю, - Максим отрицательно покачал головой. – Что же выходит, у вас тоже дискриминация? И откуда взялись во времена Ари рабы?
       - Говорю же, рабы - это значит, все люди находятся на разных уровнях постижения, и каждый с помощью учебы может притянуть свет и достичь раскрытия. «Ребенок» - неразвитая совсем душа, «женщина» - душа получающая, «раб» - это тот, находится под желанием получать, действительно, пребывает в рабстве у этого мира. И вот, даже в этих состояниях человек, с помощью метода АРИ может прийти к Творцу. До него совсем не так было. Не все приняли тогда, что пришел АРИ свыше. Кое-кто засыпал на его уроках… Я не спал. Стоял за дверью, ловил каждое слово. Рукописи его положили в могилу, кроме тех, что я унес… Они боялись его! Боялись! Он учил восемнадцать месяцев всего, брал таких, кто не знал каббалу совсем, не испорчен был другим методом. Я тоже боялся, потому что думал иначе. Думал, избранный я, потом приду учиться к нему, если захочу у него учиться, так и не успел…
       - И чем же отличался его метод?
       - АРИ развил методику каббалы для масс. Не сами явления учил постигать, а их корни. Чтобы человек произвел внутреннее исправление своей души, поднялся над Природой нашего мира. Все придут. Как написано: «Все познают Меня от мала до велика». У него были буквы свои, их и сейчас не все понять могут, хотя писал рассказы, которые легко читать, да сложно постигать.
       - А чему же учили до него?
       - Тогда были неиспорченные души, они в своем развитии в кругооборотах еще не достигли состояния, когда надо искать исправления.
       Он ушел. Не рано. В свой час. Праздновать надо уход праведника! Ведь для нас это радость!
       - Почему? – Воскликнул Максим, недоумевая, - как можно радоваться чьей-то смерти! Дикость какая…
       - Дикость? Нет. Исчезновение с одного места и умножение в действиях многих - это исправление праведника. Поэтому мы рады ему, тому, что он сделал. Что он сделал? Ушел. Его уход приводит к притяжению еще большего света в сосуды души после его смерти.
       - Мне все равно никогда не понять этой радости!
       - Поймешь, когда время придет. Никогда еще не открылась каббала от каббалиста во время его жизни. Нет такого. Искать даже не надо. Пока живешь, получаешь только удары и черную работу. Когда умрешь – там уже, как получится… До исчезновения он проливает все эти вещи, но пока не воспринимаются нижними.
       - А завещание! Что было в его завещании?
       - Ты все тайны ждешь…, - усмехнулся Шимон, - нет там тайны. Когда АРИ ушел, упали ученики с духовного уровня. АРИ сам запретил им заниматься каббалой после его смерти. Одному разрешил. Хаиму Виталю. Он один имел духовное постижение, чтобы писать про метод АРИ. Ему и завещал. Не должен был смешиваться с другими учениками, опасаться этого. Когда умирает Учитель, каждый из учеников потом имеет особую должность, отличную от других. Все тут продумано. Нет мелочей в каббале.

       - Что ж, спасибо, с этим мы более-менее разобрались, - сказал Максим, однако он не видел, каким взглядом скользнул старец по его лицу. – Хочу теперь, вот, что спросить. А во времена тамплиеров, кем я был? Что делал? Если, конечно, вы знаете…
       - Прошлое легко читать, - ответил старец спокойно. – В нем тайн нет. Все оно перешло в твои качества. Расскажу, если захочешь, потом…
       - А будущее вы можете знать? – Воскликнул Максим, лихорадочно хватая его за руку. – Но как это возможно! Откуда приходят к вам эти знания!?
       - Из твоих решимот. Читаю их, вижу каждое решимо. Могу.
       - Что еще за «решимот» такие? – Где они находятся?
       - В корне твоей души. Все души имеют свой корень в Адаме Ришон.
       - Ну, да, кто из головы, а кто и из пятки, так что ли?
       Старец загадочно поднял палец вверх и сказал:
       - Решимо – это запись духовной информации, чистая суть, сила. То, что остается после исчезновения прошлой формы. Энергия без оболочки. Ты физик, понимать должен: ничего не исчезает. Когда была твоя душа в Адаме, запись осталась, теперь разворачивается, как цепочка. Читай!
       - И последний вопрос, на сегодня…, но он как бы не в тему. Как зовут вашу жену? А то прошлый раз она дверь открыла, и мне неудобно было, я даже имени ее не знаю.
       - Зовут Йехида мою жену, - ответил старец с нажимом, а потом повернулся к Максиму спиной и погрузился в чтение книги, словно давая тем самым понять, что аудиенция окончена.


       ПРИЧЕМ ТУТ ТАМПЛИЕРЫ

       «Значит, все зависит от каких-то, там, решимот, которые разматываются у меня внутри, как серпантин аж от самого Адама Ришон. И никакого дежа вю не существует. Отлично! Качество, качество, все забыто начисто, - бубнил Максим, возвращаясь из Цфата. – Черт! Как здесь темнеет, однако, рано! Ничего в темноте не вижу, надо бы повнимательнее на дорогу смотреть. И все же, какие же у меня, такие качества? Это, типа, приобретенные в другой жизни навыки что ли? То есть, то, что мне легко дается в этом кругообороте? А что мне легко дается? Во-первых, я добр. Во-вторых, не злопамятлив. Не волокита. Обучаюсь я мгновенно. Это точно. Испанский быстро выучил, тоже понятно, почему, был когда-то испанцем, выяснили уже. Рисую плохо, можно сказать, что я лучше всех не умею рисовать. Стишки немного кропаю, видать пописывал когда-то, да мало. Слух есть, но музыке учиться отказался наотрез, к бабкиному огорчению. Даже голодовку устроил, чтобы в музыкальную школу не ходить. Гвоздь забить могу, только не люблю я домашней работы. А, вот, сантехником ни в одном воплощении не был, эт-то точно! Даже приближаться боюсь ко всяким кранам и унитазам. Вроде, все вспомнил. Ну, и что это нам дает? Ничего. При чем тут тамплиеры, спрашивается? Ни с какого боку они не выскакивают. Да, харизма, конечно, у Шимона потрясающая! Такой энергией от него заряжаешься! Аж, все горит внутри!».

       В этот момент ему в глаза, как выстрел, ударил свет фар встречной машины. Его «Мицубиши» резко вильнул, съехал в кювет и перевернулся на бок. Последняя мысль, которая успела промелькнуть в голове Максима до того, как он потерял сознание, была: «Опять тем же виском о боковую стойку! Но ведь только бледнолицый наступает на грабли дважды…».
       
…Ранним, туманным осенним утром 12 сентября 1307 года три фигуры, одетые в одежды бедных пилигримов, тихо выскользнули из ворот ордена Храма, неся за спиной нехитрые котомки, и быстрым размеренным шагом направились к лесу. Их ожидал долгий и опасный путь, но они были полны решимости и веры.
Великий Магистр облечен неограниченной властью, многое открыто его внешнему и внутреннему взору, но даже он заблуждался, если тешил себя надеждой, что прекрасно знает характер каждого своего посланника. Долгая жизнь в недрах большого мощного эгрегора часто лишает человека индивидуальности, но не смывает полностью с души родимых пятен. Стоит внешним обстоятельствам измениться, как темперамент берет свое, а отсутствие коллектива единомышленников и всевидящего ока Наставника облегчает психике возможность попадаться в силки какой-нибудь давней, но цепкой структурки, которая приклеилась еще в незапамятные времена и оказалась такой же сильной, как липучка для любопытной мухи.

Некрасивый и субтильный Гийом был ипохондриком. Собираясь в дальний путь, он в тайне от спутников приторочил к поясу холщевый мешочек с разными травами и снадобьями на любой, самый непредвиденный случай походной жизни. Там лежал даже истолченный корень ипекакуаны, который можно было использовать в качестве рвотного средства, чтобы опорожнить желудок, в результате попадания туда недоброкачественной пищи. Мало ли какую гадость можно проглотить во время путешествия, питаясь наскоро в грязной придорожной таверне! Да и простуда могла привязаться в любую минуту, в Греции другой климат и совсем иные хвори. К тому же, в дороге не всегда имеется возможность тщательно вымыть руки.
Упорно добиваясь высших степеней посвящения, Гийом сумел выковать твердость характера и безграничную преданность делу, которому он присягнул служить, но на самом донышке его души, придавленная привычкой к железной дисциплине и долгими медитациями, еще таилось несколько капель едкой желчи, которая теперь готова была прорваться наружу. Он так и не научился до конца доверять даже самым близким людям, а порой его саднила зависть, и как ни старался верный рыцарь Ордена тамплиеров истребить ее, он мало преуспел на этом пути.

Поля, в противоположность Гийому, одолевали совсем другие проблемы: куда бы деть излишек здоровья. Его мощный торс не могла скрыть даже просторная одежда пилигрима. Ему постоянно было жарко, и он немилосердно потел. Это обстоятельство раздражало всегда добродушного и благородного Поля, досаждая ему более всего на свете. Он легко терпел всевозможные лишения, научившись за время жизни среди тамплиеров справляться с голодом, холодом, полным отсутствием элементарных удобств и постоянной необходимостью держать в узде свои желания и страсти. И только эта вечная, бесконтрольная, совершенно неподвластная ему потливость могла вывести Поля из себя. Он делался вспыльчивым и начинал злиться на весь белый свет без видимых для окружающих причин. Поль ненавидел страны с жарким климатом и с трудом представлял себе, как сможет привыкнуть жить в Греции.

И только Хосе из всех троих стремительно двигался вперед с очевидной, естественной, радостной грацией южанина, ожидая от самого путешествия и конечной цели его массу удовольствия. Он всегда неизменно бывал весел, равно добр со всеми, кого судьба ставила на его пути, и так охотно пускался на помощь при малейшей необходимости и даже без нее, что это порой выглядело даже несколько нарочито и подозрительно.
Хосе был изрядно хорош собой, обаятелен, смешлив, имел массу талантов, но это ни в малейшей степени не прибавляло ему гордости или самолюбования. Будь он поразвязнее, у него не было бы отбоя от женщин, но этому малому, казалось, и в голову не приходило пользоваться своими внешними данными, и потому ни одна из особ женского пола не могла похвастать, что хоть раз поймала на себе его нежный и заинтересованный взгляд. Конечно, у него, как у всякого рыцаря имелась своя Прекрасная Дама, которой он был беззаветно предан, то была муза Эрато, и она уже начинала отвечать ему взаимностью. Хосе тоже приторочил к поясу маленький кожаный мешочек, только там хранились не снадобья, а Руны Судьбы. Когда-то давно ему подарил их старый, белый как лунь скандинавский скальд. Вручая подарок, он сказал Хосе слова, которые прожгли его сердце: «Эти руны вырезала рука самого Одина, а Хрофт окрасил их своею кровью. Никогда никому не позволяй прикоснуться к ним, если хочешь, чтобы они говорили правду!». Разве можно было говорить подобные слова поэту! Однако скальд, видимо, знал, что делает.

Каждый из них, увы, был в состоянии строго соблюдать только один из трех обетов, возлагаемых Орденом: бедность, послушание, целомудрие. Однако все, как один неукоснительно выполняли обет, принятый на себя рыцарями добровольно: защищать пилигримов.

Рыцари сравнительно быстро и беспрепятственно добрались до шумного, пестрого, странноприимного Марселя, благополучно взошли на корабль, который в ту же ночь вышел в море. Они не так скоро, уже прибыв в Афины, узнали, что 14 сентября король Филипп Четвертый Красивый отдал приказ арестовать всех тамплиеров королевства. Орден Храма пал после двух веков безграничной власти, более светской, нежели духовной, а вместе с ним рухнула и цивилизация Запада, словно порубленный под корень могучий дуб, хотя в те времена она находилась в полном расцвете. Оправится ли она когда-нибудь после этого падения? Кто ведает? Один Бог!


       - Подождите, подождите, зачем, - простонал Максим, почувствовав резкий запах нашатыря, проникающий, казалось до самых недр его головы, - я же так и не узнал, что было у тамплиеров в мешках…!
       - Бредит, - услышал он чей-то незнакомый голос. – Сильное сотрясение мозга. Надо срочно госпитализировать.
       - Это хорошо, значит, у меня точно есть мозг…
       - Шутит, - сказал Семен, - жить будет. Рентген сделаем и домой.


       НЕ В СЛУЖБУ, А В ДРУЖБУ

       - Одного не пойму: как ты-то там оказался? – Спросил Максим друга, заботливо опекающего его с самого утра. – Я же вроде не говорил тебе, что в Цфат собираюсь, это спонтанно вышло.
       - Ладно, не оправдывайся, ты мне понадобился, вопрос один срочный возник по отчету. Я стал названивать тебе на мобильник, никто не отвечает, потом слышу незнакомый голос, который мне поведал леденящую душу историю о перевернутом автомобиле и бездыханном теле в нем. Водитель этой встречки, что тебя ослепила нечаянно, остановился, увидев, как ты в кювет загремел. Испугался очень, побежал к тебе, вытащил из машины, ну, и ответил на мой звонок. Остальное рассказывать или сам догадаешься с трех попыток?
       - Угу, - кивнул Максим, - догадаюсь.
       - Опять что ли старца своего искал? – В голосе Семена прозвучала плохо скрываемая укоризна. – Нашел?
       - А что его искать? Он никуда и не исчезал. Мирно сидел на своем месте, учил уроки. Ну, я его проэкзаменовал маленько, и домой.
       - Он как-то объяснил свое отсутствие?
       - Да я и не спрашивал, собственно. Жив, здоров и ладно. Йехиду его не видел. Когда я прихожу, она и носа не показывает. Странно как-то, прячется что ли? Или у них так принято…
       - Кого-кого ты не видел? – Вытаращив на друга глаза, переспросил Сеня.
       - Да, жену его. Шимон мне сказал, что ее зовут Йехида. Согласись, не тривиальное имечко!
       - Да, хорошо он тебя поддел на крючок твоего же неуёмного любопытства! – Засмеялся Семен, - Йехидой в каббале называют наибольший свет в творении.
       - Да, ну вас, каббалистов! Оригинальные люди, а как похожи! Вам только бы людей дурачить, - Очевидно, что самолюбие Максима было сильно задето. – Увидят невинного человека, и ну над ним издеваться! Ты бы мне почитать что-нибудь принес, а то лежишь тут, как пень. – Не очень ловко сменил он тему.
       - Тебе пока нельзя читать, врачи не рекомендовали. Я, вот, принес тебе несколько видеокассет с советскими кинокомедиями, мы их покупали, когда сюда на ПМЖ перебирались. Лежи, заряжайся положительными эмоциями, настраивайся на полнейшее выздоровление. Давай я тебе поставлю что-нибудь веселенькое и побегу, а вечером зайду.
       Семен пошарил в своем пакете, вытащил наугад древнюю пластиковую бобину и многозначительно изрек:
       - О, вот, нашел тебе прелестный фильм! «Его звали Роберт». Никакой чернухи, в нем воплотились лучшие идеалы коммунизма, так сказать.
       - «Какой ужас!», - сказал Хич-Хок, посмотрев новый фильм режиссера Иванова. Ну, уж нет! – Замахал руками Максим. – Мне помнится, ты на физтехе тамплиерами активно интересовался. Покупал тогда все, что только выходило. У тебя даже тетрадочка была заветная, куда ты разные интересные факты о них из научно-популярных журналов переписывал… Не в службу, а в дружбу, принеси-ка мне свои архивы, если ты их, конечно, взял с собой на историческую родину.
       - Ну, и память же у тебя! Хотя это обнадеживает… свидетельствует, что с мозгами все в полном порядке, или наоборот, после аварии они переместились в нижний этаж. Ладно, уж, змей Горыныч, - махнул Сеня рукой на запреты врачей, - сейчас Миле позвоню, пусть достанет с антресолей всю эту макулатуру и тебе закинет перед работой. Но с условием: ты мне расскажешь все без утайки про свои подковерные делишки.
       - Да, какие у меня могут быть делишки! – Как можно более искренним голосом воскликнул Максим, - так, пустопорожний интерес, исключительно, от махрового безделья, считай, что в бреду примстилось.
       - И еще: прошу тебя, с кровати резко не вскакивай.
       - Будь твоя воля, ты бы мне утку прямо в постель подсовывал, - засмеялся Максим.
       - Смотри, а то будет, как в том анекдоте: «Сестра, сестра, куда вы меня везете?». «В морг, разумеется!». «Так, я же еще не умер…». «Так, мы же еще не доехали…».



       ИГРУШКИ ЗАГРЕЯ

       Максим с трепетом взял в руки потрепанную Сенину тетрадь в выцветшем коричневом коленкоровом переплете. «Господи, сколько же лет прошло! – Подумал он с легкой грустью. – И государства того, когда друг кропотливо собирал в нее всякую-всячину, уже не существует, словно это было во времена тамплиеров».
       Он пролистал несколько страниц, на которых трудолюбиво, еще не устоявшимся юношеским почерком была переписана статейка из какого-то безымянного журнала. Начало заметки его не заинтересовало, все это он уже знал, но несколько последних абзацев привлекли его внимание.
«Конец Ордена Храма не был необычным. В 1307 году французский король Филипп Красивый, завидуя его богатствам и, возможно, опасаясь той сильной власти, какую к тому времени Орден приобрел во Франции, приказал, заручившись поддержкой папы, арестовать всех тамплиеров, что ровно 700 лет назад 13 октября в пятницу и было исполнено. Как водится, были подготовлены свидетели и дикие обвинения, а остальное стало делом техники… Последний Великий Магистр ордена Жак де Моле был сожжен на костре в 1314 году. Перед казнью он призвал на Суд Божий папу — через сорок дней, а Филиппа Красивого — в течение года. Через тридцать семь дней после казни папа Климент V умер мучительной смертью от дизентерии, а восемь месяцев спустя, скончался от паралича, упав с коня, король Филипп. Затем, началась Столетняя война, голод, эпидемия чумы…
Но тайны Ордена нельзя арестовать. Много лет спустя, под тамплиерскими парусами Колумб приплыл в Америку, и кто знает, не открыл ли он этот путь, тщательно изучая карты Ордена Калатравы, в который вступили уцелевшие в Испании тамплиеры? И где сейчас сокровища рыцарей Храма, которые так и не нашел неудачливый король-палач? И что находилось на кораблях, отплывших в ночь перед арестом тамплиеров из их порта Ля Рошель? А может быть, был в их руках Ковчег мудрости? Может, древний ларец до сих пор охраняет человек в современном костюме или в старинном белом плаще с красным восьмиконечным крестом где-то вдалеке от цивилизации на берегу океана, и смотрит на плещущиеся волны один из Девяти неизвестных?
Плотный, влажный туман окутывал холодным ранним утром 13 октября 1307 года причалы, склады и прочие портовые сооружения города Ла-Рошель. Работы продолжались всю ночь, и многие участвовавшие в них благодарили Небо за эту естественную завесу, так вовремя укрывшую их от посторонних глаз. С восходом Солнца туман начал редеть, но даже самый пристальный наблюдатель не успел бы разглядеть, что за корабли покинули пристань в столь ранний час и куда они держат курс. Их порт назначения неизвестен и по сей день. Можно лишь строить догадки. Известно только, что тамплиеры до конца остались верны себе, и, как и всегда, оказались на шаг впереди своих противников. Восемнадцать больших, полностью груженых галер под парусами с красными крестами уносили в будущее легендарное сокровище Ордена. Что это было за сокровище? Наверное, каждый найдет для себя свой ответ и увидит тогда еще одно проявление естественной справедливости в том факте, что практически ничего из ценностей, материальных и иных, не попало в руки короля.
В числе прочих существует одна легенда, согласно которой один раз в году в склепе тамплиеров появляется величественная тень в белой накидке с красным крестом и задает один и тот же вопрос: “Найдутся ли рыцари, готовые защитить Гроб Господень?” — “Нет, — отвечают ей стены склепа, — ибо Храм разрушен”. Это легенда, но ведь сама жизнь может задать нам вопрос, готовы ли мы защитить истинные ценности? Как быть тогда?».
Пролистав без особого интереса еще несколько страниц, Максим разочарованно подумал, что ему уже не удастся выудить из Сениного архива более ничего интересного для себя. Как вдруг, на глаза ему попалась совсем коротенькая запись.
«Ходили слухи, что казначей, выдававший заёмные письма, за два дня до разгрома Ордена Храма вручил таковое трем рыцарям, отправлявшимся в неизвестные земли. Под пытками он признался, что ему известны только имена, так называемых, пилигримов, их звали Гийом, Поль и Хосе, а миссия, которая была на них возложена, условно называлась «Игрушки Загрея». Бедняга скончался от болевого шока, так и не сообщив более ничего важного для его палачей. Скорее всего, он говорил правду о своей скромной осведомленности в этом загадочном деле».
       Руки Максима, державшие тетрадь, сами собой опустились, веки смежились, и он погрузился в сон.
       

       ЗЕРКАЛО ГЕФЕСТА

       Сон Максима был коротким, путанным, но оставил после себя терпкое послевкусие, которое обычно ощущается от молодого, еще не окончательно перебродившего вина. Какой-то человек, облаченный в длинный белый пеплум, рассказал ему миф о пра-Дионисе, называемом в Древней Греции Загреем или «разорванным». Отдельные, разрозненные образы Максим, пробудившись от этого мифологического сна, решил спасти, запечатлев в небольшом стихотворении.

       ЗЕРКАЛО ГЕФЕСТА
       
       По торсу пот бороздками сквозь копоть,
       Глаза сверкают, вздулся шрам надбровный,
       И руки, обожжённые по локоть.
       "Чем занят ты, мой брат единокровный?"
       Хромой Гефест красавицу Афину
       Едва ли не выталкивает в спину.

       "Какая необычная вещица!"
       "Ступай отсюда, милая сестрица".
       "Что ты за чудный мастеришь предмет?
       Дай мне взглянуть!" "Не смей! О боги! Нет!"
       "Тут множество заманчивых игрушек:
       Шаров, костей игральных, погремушек.
       Ты что... от Афродиты ждёшь детей?
       Кто будет мячиком играть?" "Загрей.
       Для Диониса мастерю игрушки..."
       И покраснел от пят и до макушки.
       "Что ты прикрыл сейчас овечьей шкурой?"
       Ответом взгляд - задумчивый и хмурый:
       "Пришлось с заказом Геры повозиться -
       Потомству Коры рядом с ней нет места -
       Умрёт, кто в нём впервые отразится!
       Его назвал я Зеркалом Гефеста".
       
       Находки наши - бывшие потери.
       Непосвящённым затворите двери.
       
       Гера титанов сзывает в отсутствие мужа,
       Гера неистова, Гера мычит в исступленье,
       Скалы сдвигает, проходик всё уже и уже.
       Боги! Какое свершится вот-вот преступленье!
       
       Манит ребёнка, чудесные кажет игрушки:
       Ромбы, колёсики, яблоки юности вечной.
       Сколько шагов до кровавой осталось пирушки?
       Сколько запятнанных рук распростёрлось под
       Звёздностью Млечной?
       
       "Боги мои! Что за дивная гладь предо мною?
       Чей это лик светозарный и золотокудрый?
       Кто там, за этой прозрачной волшебной стеною
       С вечным вопросом в глазах и недетскостью мудрой?
       
       Здравствуй же, отрок! Дай мне для приветствия
       руку,
       Дай прикоснусь! Ты моё повторяешь движенье?
       Голосу вторишь, улыбке, сердечному стуку?
       Да неужели я вижу своё отраженье?"
       
       О Пифии! В молчании замрите.
       Непосвящённым двери затворите!
       
       "Хищной толпою титанов накинулось племя -
       Крона отродья - терзают меня беспощадно.
       Вижу я в Зеркале смерть: одинокое семя
       Брошено в землю, где сыро, темно, безотрадно".
       
       На семь частей разорвали Загреево тело,
       Части сложили в треножник, от Зевса скрывая,
       И гебдомада души по Вселенной летела,
       Космос собой охватила от края до края.
       
       Умное сердце Афине отдали Палладе,
       Неразделённым лежало в ларце из ствола кипариса,
       Слёзы вскипали на рыжих глазах виноградин,
       Весь виноградник скорбел о страстях Диониса.
       
       Ойнос в кувшинах застыл гиацинтовым студнем,
       Больше не плещется ойнос прозрачным в фиале.
       Пир не играет богов, и как дождик по будням,
       Слёзы по ликам, огни в очагах не пылали.
       
       Где она, где, Олимпийцев весёлая нега?
       Не было ног у Загрея для быстрого бега...
       
       В Зеркале Лик - Мировая впервые Монада
       Видит себя, а за нею уже анфилада.

       
       Но кто из них остался непрощённым?
       Заприте двери всем непосвящённым.
       
       "Радуйтесь боги, врагов одичалость не вечна,
       Жизнь на земле родилась и дробится она бесконечно.
       
       Двери отворены всем Мировою Душою -
       Бог Дионис, мы - твои зеркала пред тобою.

       Отложив ручку, Максим устало откинулся на подушку и подумал: «Ну, и где этот Сеня с его уткой? Что же так долго не идет? Ведь вставать придется, а он не велел делать резких движений».


       ИСТОКИ ТВОРЧЕСТВА

       - Здорово, старичок, - искренне похвалил друга Семен. – До сих пор не понимаю, почему ты не стал поэтом?
       - Ты хочешь сказать, что для математика у меня слишком скудное воображение? – усмехнулся Максим, - однако тут важно другое…
       - Это что же? – поинтересовался Сеня, ожидая обещанных откровений, но друг его разочаровал.
       - Вот, как причудливо разматывается иногда цепочка решимот! А что, твои каббалисты стихов, поди, не пишут? Не интересно им это?
       - Тут ты ошибаешься. Все, в чем эгоизм ищет выражения, нам не чуждо. Ведь в обыденной деятельности человека в нашем мире есть много прекрасных порывов, и мы в состоянии восхищаться произведениями других людей, получать от этого удовольствие. Однако творчество - не более чем эгоистическое самовыражение, желание выплеснуть свои чувства, тяготение к известности, славе, и, в некотором роде, жажда власти.
       - То есть, ты хочешь сказать, что занятие искусством подпитывается одним только стремлением выразить себя перед другими?
       - Не надо думать, что это плохо, - возразил Сеня, - каббала ни в коем случае не загонят человека в какие-либо рамки и не ограничивает его в проявлении своих чувств. Напротив. Существует, например, каббалистическая музыка, где каббалисты с помощью звуков передают свои духовные постижения. Поскольку мелодия способна проникать непосредственно в наши чувства, в сердце, минуя разум, не затрагивая его, то музыка может служить своеобразным способом передачи каббалистической информации, что дает совершенно особый эффект.
       - Получается, что музыка служит каббалистам чем-то вроде кода?
       - Видишь ли, душа каббалиста подобна музыкальному инструменту, который уже безупречно настроен и потому не фальшивит, играет безошибочно, подобно «скрипке Давида».
       - Что-то я не слышал о таком скрипичном мастере, - усмехнулся Максим, - Страдивари, Амати, Гварнери, ну, еще кое-кого помню, а какие скрипки изготавливал Давид, не знаю.
       - Тут речь идет о внутреннем сосуде души каббалиста, так называемом, кли, в котором он особым образом ощущает реальность, и способен выразить это в звуках. Поэтому царь Давид и смог написать книгу Псалмов, полностью состоящую из впечатлений от постижения Высшего мира.
       - А, так, ты имел в виду царя Давида! Так бы и говорил. А то мне это напоминает диалог: «Кто такой Карл Маркс?». «Экономист». «Как наша тетя Роза?». «Нет, наша тетя Роза главный экономист». Прости, перебил, и что же царь Давид?
       - В одном из его псалмов есть слова: «Благодарю тебя за спасение души моей», где он выразил то, что ощутил, поднявшись в своем постижении до состояния полного исправления души. Музыку к нему сочинил Рабаш. Говорят, он вообще прекрасно пел, специально учился этому, был отличным кантором, предавал мелодии Бааль Сулама. По сравнению с теми воплями, которые сейчас день и ночь доносятся с телеэкрана, эта музыка может показаться печальной, но на самом деле, она точно передает переживания человека, вошедшего в свойства полной отдачи.
       - И ты хочешь сказать, что, послушав эту музыку, любой человек может ощутить то же самое, а то и сделаться каббалистом? – усомнился Максим.
       - Каббалистом, конечно это его не сделает, но такой прием идеально подходит даже для тех, кто совершенно ничего не понимает в духовном постижении, не может читать каббалистические тексты в оригинале, и более того, даже не слышал о каббале.
       - То есть, это такой способ передачи знания? Надо бы запатентовать! Он будет почище обучения иностранным языкам во сне.
       - И что ты у меня такой кусачий? – Засмеялся Сеня, - женить бы тебя на хорошей девушке…. Однако, что тебя подтолкнуло написать такое странное стихотворение? Не думаю, что мои обветшавшие каракули.
       - Неисповедимы пути Господни! – Максим горестно воздел руки к потолку, - прости, борода, уснул я за разбором твоих архивов, а потом встал, да и записал в стихах свой сон. Можно сказать, выражаясь твоим языком: «Я передал свое постижение такими, вот, словами». И все же, вашу музыку бы я послушал, может, тоже смогу ощутить что-нибудь возвышенное. Принеси мне что-нибудь на свое усмотрение, или ты хочешь мне сказать: «Не пей, козленочком станешь!».
       Семен уже открыл, было, рот, чтобы ответить, но в этот момент позвонила Таисия Петровна.
       - Максик, ты здоров? – Заговорила она взволнованно, даже не поздоровавшись, - мне сегодня приснился сон, что ты попал под машину! Да, так явственно! Я проснулась в холодном поту.
       - Надеюсь, машина восстановлению не подлежала? Все в порядке. Не волнуйся, это вредно.
       «Еще одна «чтица решимот на расстоянии», - покачал он головой, положив трубку, и весело помахал рукой заторопившемуся домой Семену.


       ЛЕКАРСТВО ОТ ДЕПРЕССИИ

       Открыв утром глаза, Максим почувствовал, словно его придавила огромная глыба равнодушия ко всему происходящему. Еще ни разу в своей жизни он не испытывал такой чудовищной апатии, даже после защиты диссертации. Тогда он тоже не мог никого видеть в течение нескольких дней, и долго потом ходил на работу как в воду опущенный. Однако теперешнее его состояние было, куда более отвратительным.
       Ему на глаза попались листочки со стихотворением, которое он сочинил накануне на одном дыхание, и остался весьма им доволен. Теперь при взгляде на свою писанину, Максима даже передернуло от отвращения. Он скомкал бумагу и швырнул комок за окно.
       «И зачем я копаюсь во всей этой ерунде? На фиг мне сдались мои прошлые воплощения! Кто может знать, как оно происходило на самом деле? Ну, допустим, выяснил я, что был тамплиером, хоть даже самим Великим Магистром, и что? Как жить-то потом со всем этим? Да, и было ли оно вообще, мое прошлое житье-бытье? Это каббалисты и иже с ними утверждают, что душа, мол, вечна, происходит смена тел, чтобы человек мог исправиться… Что, значит, исправиться? Перейти в другое физическое состояние, стать бесплотным духом? Как там греки это называли, «метанойя», кажется? Полное перерождение… Чушь собачья! Нет никакой реинкарнации! Пора повзрослеть и перестать искать детские тайны в песочнице. И вообще, мне все здесь опостылело! Так домой хочется! Аж, сердце щемит. Сейчас бы взял палатку, махнул на Оку, устроился где-нибудь на бережку в укромном местечке, чтобы даже не вспоминать ни Израиля этого, ни каббалистов, ни тамплиеров дурацких, даже из памяти их выветрить!».
       Он лег на спину и тупо уставился в потолок.

       - Что это вы, господин хороший, шедеврами разбрасываетесь? Да еще мусорите, при этом, в общественных местах? – С шутливой строгостью пенял Сеня, открыв дверь своим ключом, который взял у Максима вечером, чтобы тот не вставал лишний раз с постели. – Иду – смотрю, лежит скомканный, можно сказать, раритет. Дай, думаю, подберу. Прославится мой друг, а у меня как бы случайно обнаружится его автограф, глядишь, обеспечу себе и детишкам безбедное существование. А, может, еще и внукам хватит на молочишко.
       Однако, увидев, что Максим не только не расположен отвечать на шутку, но даже не способен адекватно воспринимать ее, обеспокоился всерьез.
       - Тебе плохо, старик? Что случилось? Голова кружится? Давай, врача пригласим, может тебя в больницу…
       - Домой хочу, - мрачно ответил Максим сквозь зубы, продолжая разглядывать потолок. – До-мой, знакомо тебе такое слово? Надоело мне все здесь у вас. Даже не просто домой, а конкретно на Оку с палаткой. И чтобы ни одной рожи вокруг в радиусе двухсот метров!
       - Да-а, поистине, как говорит один мой знакомый: «Если Творец хочет нас наказать, Он лишает нас желания!». Хотя, если ты мечтаешь попасть на Оку с палаткой в гордом одиночестве, значит, не все так плохо. Какие-то желания у тебя все-таки имеют место быть. Диагноз ясен: больной, у вас острая форма депрессии.
       - Отпусти меня, Сенечка, а? Ну, что тебе стоит? – заговорил Максим чуть не со слезами, - не могу я здесь больше, не приживусь я у вас никогда.
       - Да я – что…, - сказал Семен участливо, - разве я тебя держу…, контракт ведь…, там условия определенные прописаны. Не нам с тобой их нарушать. Знаешь, у меня идея! Возьми-ка ты отпуск на недельку и махни с той же палаткой на Кинерет! Сейчас март, еще не сезон для отдыхающих. Никто тебя беспокоить не будет. Машину твою на днях починят, она не сильно в аварии пострадала, в отличие от тебя… Да, и на работе в данный момент затишье, отчет мы сдали, пока заказанное оборудование привезут, можно и побалдеть. Я бы и сам с тобой, да ты ведь один хочешь побыть…
       Видя, что Максим заколебался, Сеня продолжал настаивать.
       - Это, конечно, упущение с моей стороны: ты уже полгода в Хайфе, а я тебя на озеро ни разу не свозил. Вот, увидишь, ты вернешься совершенно другим человеком! Там хорошо весной, все цветет, самое лучшее время у нас, пока жара не озверела. Я тебя отлично понимаю. Сам, когда перебрался, такое состояние пережил, примерно месяца три спустя. Все же, родился в России, жил столько лет, друзья там остались, пока привык…, группа спасла…, а Милка еще раньше меня сломалась, рыдала чуть не каждый день. Это ты еще долго продержался, молоток! Просто психика у тебя здоровая… Ну, что, решено? Едешь на Кинерет? А то у меня другое лекарство от депрессии есть…
       - Какое, - промямлил Максим уже не так мрачно, а скорее жалобно, - выпивка что ли? Я должен взвесить свои возможности…
       - Вот, и отлично, мы уже шутим. Нет, не выпивка, это разовое облегчение, а тебе необходимы радикальные меры. Я тут вычитал в Интернете, что от депрессии прекрасно помогает обычная порка розгами. Новосибирские ученые проводили эксперимент. Только пороть надо от души, а не символически. Во время такой экзекуции происходит дополнительный выброс в кровь эндорфинов, и человек довольно быстро приходит в себя, говорят, даже от наркотической зависимости можно вылечить на ранних стадиях. Честное слово, они даже вычислили силу ударов, их частоту, вес и рост исполнителя, который проводит предписанную процедуру. Ты представляешь, сколько у них было дублей! Так что, смотри, розги – даже мне по карману!


       НЕПРОШЕННЫЙ СВИДЕТЕЛЬ

       Честно отвалявшись в постели положенное время, и тупо, чтобы как-то заглушить тоску по дому, просмотрев фильмы, которые принес Сеня, Максим начал закупать все необходимое для предстоящей поездки. Нельзя сказать, чтобы он делал это с большим энтузиазмом, скорее механически, исключительно, с целью доставить удовольствие другу.
       По давно заведенной привычке скрупулезно изучать место, в которое направляется, Максим в первую очередь приобрел несколько рекламных проспектов, откуда почерпнул информацию, что озеро расположено на двести тринадцать метров ниже уровня моря, а наибольшая его глубина равняется сорока пяти метрам. В проспектах он также обнаружил и массу бесполезной чепухи, которую обычно впихивают туда рекламодатели, чтобы привлечь склонных к экзотическим приключениям туристов.
       «Редкая находка была сделана археологами - обнаружен отпечаток сандалии римского легионера, отчетливо сохранившийся на стене, окружающей древнее поселение на восточном берегу. Это позволяет сделать вывод о том, что в возведении городских стен принимали участие римляне, хотя до сих пор было принято считать, что строительные работы осуществляло местное население. Хотя профессор имярек высказал мнение, что это мог быть житель городка, прежде состоящий у римлян на армейской службе».
       Обремененный этими бесценными сведениями, Максим, уже было направлявшийся домой, неожиданно резко развернул машину и двинулся в Цфат. Он не мог даже сам себе объяснить своего неожиданного поступка, но все же попытался сделать это разумно и логично, используя самые нелепые доводы. «Надо избавиться от комплекса страха, который у меня остался после аварии на этой дороге. Побороть его надо, вытравить, выдавить из себя, иначе так и буду бояться туда ездить…, я даже в дом к нему не зайду, так, пройдусь мимо и обратно…».

       Земля по обеим сторонам дороги была вся в цвету! Склоны холмов покрывал пестрый ковер свежих желто-зеленых тонов. После зимних дождей природа, словно торопилась продемонстрировать всю щедрость отдачи, на какую было способна в этих местах. У Максима потеплело на сердце, и тоска по дому уже на так сильно сжимала его ледяными тисками, как все эти последние дни.
       На вершине холма земля, не закованная в асфальт, еще не совсем просохла от дождей, и на ее влажной мякоти был отчетливо виден каждый след, ведущий к дому старца. Навстречу ему прямо по улице медленно, неторопливо, словно нехотя, плыло небольшое прозрачное облако. Неожиданно Максима заинтересовал совсем свежий отпечаток ноги внушительного размера. По расстоянию между следами он сделал вывод, что Шимону совсем недавно нанес визит рослый человек. Судя по тому, что отпечатков, идущих в обратном направлении, не было, Максим решил, что гость все еще находится у него в доме.
       «Должно быть, это тот самый римский легионер, о котором сообщалось в проспекте, почетный безымянный строитель городской стены», - усмехнулся он про себя, и внутренне порадовался этой вновь обретенной привычке шутить по каждому поводу.
       Однако, проходя мимо знакомых запыленных окон, только усилием воли Максим сдержал свое любопытство. Миновав одну сторону домика, он был уже готов завернуть за угол той его стороны, где находилась входная дверь, как вдруг услышал знакомый гневный голос старца.
       - Нет! Сказал я, ты сошел с ума, если посмел просить меня о том, что нам строжайше запрещено! Убирайся из моего дома, и будь проклят тот день, когда я взял тебя в ученики!
       - Но я слышал, что сам Ари давал ее Хаиму Виталю… Почему ты не можешь? Я хорошо заплачу…
       - Как посмел твой нечистый язык произнести эти святые для каждого каббалиста имена! Что ты знаешь о них! Что ты знаешь из каббалы, раз говоришь такое! Ты хуже растения, которое приносит пользу и умеет отдавать на своем уровне! Ты хуже камня! Ты – ничто!
Вон! Вон! Вон! Иначе, я за себя не ручаюсь!
       Максим услышал, как резко хлопнула входная дверь, он, буквально, вжался в стену с теневой стороны, в надежде остаться незамеченным, и в это мгновение мимо него, словно вихрь, промчался какой-то человек. На ходу, не замечая ничего вокруг, он сорвал с головы кипу и бросил ее чуть не под ноги Максиму.
       «Проклятый старик! – Громко и гневно говорил незнакомец сам с собой, - он один знает это место! Я должен был его уговорить! Припугнуть! Придушить! Хотя, он и под пытками бы не выдал, где находится колодец Мирьям! Ничего, мы еще посмотрим…, обойдусь без его знаний, а он…, он тогда заплатит мне за все… ».


       КУПИ СЕБЕ ДРУГА

       - Ты знаешь, старичок, тебе несказанно повезло! – Семен прямо весь сиял от удовольствия, - все так отлично складывается, словно по заказу. У Милкиной подруги на Кинерете живет дед. У него там маленький домик на самом берегу. Он согласен тебя приютить, прикинь, как здорово! Не надо тащить никакой палатки. Удобств, конечно, не много, но зато ты каждый день будешь вкушать свежую рыбу, дед потомственный рыбак…
       - Неудобно как-то сваливаться, как снег на голову, совершенно посторонним людям, и вообще…, я хотел побыть один…
       - А ты и будешь один! У них сейчас пустует комната с совершенно отдельным входом. Там все лето внуки обитают, которых им младшая дочь на каникулы подкидывает. Она сама в Тель-Авиве живет. Соглашайся, я тебя умоляю! И мне спокойнее будет, что ты не один там, как сыч, мерзнешь по ночам в своей дурацкой палатке.
       - Зачем же, спрашивается, я ее покупал? Столько денег выкинул…
       - Сдай назад, экономный ты мой, она даже не распакована, - ликовал Семен, восприняв этот горестный вопрос друга, как знак согласия. – А хочешь, я у тебя ее куплю. Нам она не помешает.
       - С ума сошел! Я же шучу! Надо бы к бабке перед отъездом заскочить, а то обидится, что уехал, не попрощавшись.
       - Что за дела! Поехали в пятницу. Тебя еще что-то беспокоит? Ты какой-то озабоченный. Расслабься и получай удовольствие! Отпуск на носу!
       - Есть одна проблема, - нерешительно сказал Максим, - но даже не знаю, стоит тебя ею грузить или нет…
       - Грузи, грузи, что там еще?
       Максим во всех подробностях передал другу вчерашний инцидент у дома старца, и, снедаемый любопытством, спросил.
       - Что, действительно, существует колодец Мирьям, или это сказка какая-то? Ты что-нибудь об этом слышал?
       - Скорее всего, сказка, - ответил Сеня, насколько мог, нейтральным тоном. Ему не ловко было водить друга за нос, но, прекрасно зная его неуёмное любопытство, он имел все основания опасаться, что, будучи так близко от этого таинственного места, Максим непременно попытается отправиться на его поиски и может влипнуть в какую-нибудь опасную для жизни историю. Поэтому Семен немного слукавил и плавно перевел разговор в иное русло. - Меня гораздо больше беспокоят угрозы этого гневливого господина. Кто знает, что у него на уме! Может, он маньяк какой-нибудь, или шизоид… Ты его хорошо запомнил? Описать сможешь?
       - Как тебе сказать, не слишком, он так быстро промчался мимо меня. Здоровенный амбал, под два метра ростом. Но мне кажется, если я его встречу еще раз, то обязательно узнаю. Понимаешь, от него волна такая шла…, злобы, ненависти, даже не знаю, как выразить мое ощущение…
       - Ладно, не грузись, если старец ему отказал, да еще такими резкими словами, как ты описал, то этот тип едва ли посмеет к нему еще раз сунуться. Я думаю, Шимон знает, что делает.
       - Хотелось бы надеяться…

       Таисию Петровну они нашли в добром здравии. Семен отправился повидаться с друзьями, а бабка повела Максима в небольшой скверик, где, усадив его на облюбованную ею скамейку, начала выкладывать свои нехитрые новости.
       - Максик, ты не представляешь, я только тут поняла, что такое настоящий коллектив! Я ведь во многих труппах поработала за свою долгую актерскую жизнь. Боже, какие это были чудненькие серпентарии! Вечная конкуренция, отравляющая душу борьба за лучшие роли, лицемерие, ханжество! Мужчины кобелировали направо и налево, женщины их ревновали, ненавидели друг друга. Да, что вспоминать! А тут – словно одна единая душа. Все объединены общим порывом, устремлены в духовное…. Оказывается, в каббале есть такое понятие: «купи себе друга»!
       - Как это? – Искренне изумился Максим, - что это за товарно-рыночные отношения такие странные?
       - Ах, ты не понимаешь, это просто так называется! Я тебе объясню. У человека нет никакой другой возможности получить дополнительное желание, кроме как от окружающих. Ну, откуда ты можешь почерпнуть стремление к духовному, не из воздуха же! Тогда, что тебе остается? Связаться с другими людьми с помощью совместной физической работы.
       - Что-то я не припомню, чтобы мои рабочие контакты наводили меня на мысль о духовном возвышении! – Усмехнулся Максим, - иногда поубивал бы всех вокруг, до того раздражают своим тупизмом!
       - Вот тут-то и таиться самое главное! – Вдохновенно продолжала бабка, предвкушая реакцию внука на то откровение, которое она готова была ему сообщить. – Все дело в намерении! Просто ты никогда не ставил себе целью с помощью твоего окружения уподобиться Творцу!
       Максим минут пять хохотал, как помешанный. Он живописал себе подобные намерения среди своих коллаборантов. Представил своего шефа, вечно озабоченного выколачиванием дополнительного времени на сеансы, постоянно невысыпающихся ребят, охотно сбегающих на работу по выходным, лишь бы не заниматься детьми и домашними делами, научную грызню между лабораториями не без бранного словца по делу и без дела, беззастенчивое воровство научных идей, вылизывание начальства ради поездки на эксперимент за границу. Да, мало ли что еще!
       Бабка дала ему возможность нахохотаться вволю, и продолжила, как ни в чем не бывало.
       - Я тебя понимаю. Если бы кто-то сказал мне такие слова, когда я работала в ТЮЗе, я бы тоже умерла со смеху. Как сейчас помню: Лёлька Кувакина едва не выцарапала мне глаза, когда узнала, что я утверждена худсоветом на роль кошки в спектакле «Кошкин дом». А ведь у меня было гораздо более сильное контральто, чем у нее. Но ей было выгоднее говорить про меня всякие гадости, будто я…, ну, да, Бог с ней, о покойниках плохо не говорят.
       Так, вот, каббалистическое понятие «купи себе друга» означает связь с окружающими, у которых, как и у тебя, имеется намерение к Творцу. Пускай вначале это будет еще эгоистическое намерение, исключительно, ради себя, типа: «Я хочу уподобиться Самому Творцу, быть выше всех, завладеть всем миром!». Все равно такая связь с товарищами будет плодотворной. Ты перенимаешь их намерение, служа им самыми простейшими действиями: подавая кофе, обслуживая на кухне, даже моя посуду. То есть, вкладывая в них свою заботу, ты как бы покупаешь тем самым их стремление к Творцу. Понимаешь? В этом-то и заключается принцип «купи себе друга».
       - И многих ты уже скупила? – Поинтересовался ехидно Максим, - их же, поди, кормить надо, обувать-одевать…, а если судить по тому, сколько хавки может употребить наш Сенечка, то каббалисты пожрать не дураки! Думаю, что мне пора просить у начальства прибавки к жалованию за твое приумноженное намерение к Творцу.
       - Ах, как мне нравиться, когда ты ехидничаешь! – Умилилась бабка, - это значит, что у тебя все в порядке.



       КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ










       ЧАСТЬ ВТОРАЯ

       КИНЕРЕТ

       ПРИБЫТИЕ

       Со странным – смешанным чувством ехал Максим к озеру Кинерет, однако если бы его напрямую спросили, чего же он, собственно, ждет от этой поездки, он затруднился бы с ответом. Одно только ощущение было совершенно определенным: с таким нетерпением стремятся на встречу с давним и очень близким другом, которого не видели много лет, ожидая от этого свидания последствий самых невероятных, вплоть до полного изменения судьбы. Лицо его было сосредоточенным, даже несколько сумеречным, и со стороны можно было подумать, что встреча эта ему совсем не в радость.
       Семен же, напротив, выказывал невероятное оживление. Он с воодушевлением рассказывал о своей первой поезде на озеро, о том, какую здоровенную рыбину выудил тогда из его древних вод, что даже аборигены были поражены ее размерами, но Максим слушал друга, что называется, в пол-уха, отвечал не впопад, и, наконец, смежил веки. Сеня, подумав, что он задремал, укаченный мерным шуршанием шин по гладкой дороге, умолк и тоже погрузился в свои мысли.

       Накануне вечером его даже несколько разочаровало, с какой легкостью Максим согласился на предложение не брать свою машину. Сеня внутренне готовился к долгим переговорам с непредсказуемым результатом, собирал по крупицам доводы, мысленно загибая пальцы. После аварии, в которую недавно попал Максим, Сеня почему-то стал сильно дергаться во время его дальних отлучек. Однако более всего он опасался, что друг заскучает в одиночестве и сбежит через пару дней назад в Хайфу, не выдержав спокойного, размеренного ритма отпускной жизни, с ее праздностью и полным бездействием.
       - Отвезу и заберу, - пообещал он другу, - не извольте беспокоиться. Соскучишься – примчусь по первому звонку. Зачем она там тебе? До Цфата рукой подать, можно и пешочком прогуляться, ежели желание накатит. Я тебе даже завидую: две недели полного одиночества! Так ведь и разговаривать можно разучиться. Хотя ты теперь язык немного знаешь. По крайней мере, объясниться с хозяевами сумеешь. Спросить что-то, ответить на вопрос. Словом, гуляй, ешь свежую рыбу, дыши целебным воздухом, ни о чем не думай, отдыхай в свое удовольствие!
       - Ну, да, как говорила жена сантехника в доме творчества «Переделкино» своему вечно пьяному мужу: «Ты живешь, как писатель – ни о чем не думаешь!», - усмехнулся Максим. – Я как раз подумать хочу, разложить все по полочкам у себя в голове, а то там такой бедлам, как на большой свалке!
       - Брось, старичок, не копайся ты в себе, нет там ничего интересного, можешь мне поверить. Признаюсь тебе в своих тайных надеждах: поживешь ты у озера, авось да наберешься впечатлений от соприкосновения с природой, и начнешь опять стихи писать! Правда, мне очень жаль, что ты совсем забросил это дело…
       - Глупый ты, борода, хоть и научный гений. Много ты знаешь о поэтах. Поэту нужны не впечатления, а стрессы!

       - Родственники Милкиной подруги, к счастью, люди не религиозные, хотя заповеди и субботу чтят, - объяснял Сеня, пока они искали нужный им домик, постоянно сверяясь с рисунком на большом листе бумаги.
       - Ты имеешь в виду: не убий, не укради и тому подобное?
       - Вообще-то их намного больше, шестьсот тринадцать, по количеству желаний, но в основном, можно свести к десяти. Что ты смеешься?
       - Анекдот вспомнил: выходит Моисей к народу после общения с Богом и говорит: «У меня для вас две новости – хорошая и плохая. Сошлись на десяти, но прелюбодеяние вошло!». А каббалисты разве не чтят заповеди? – Удивился Максим.
       - Мы чтим заповедь Любви, но она включает в себя все остальные.
       - Это что-то новенькое. Я, конечно, не большой спец по части Библейских текстов, но о такой заповеди не слышал.
       - Заповедь Любви означает бескорыстие каждой мысли, каждого поступка, полный отказ от себялюбия ради блага ближнего.
       - Насколько мне известно, все религии призывают к этому и восточные учения тоже…
       - У каббалы есть существенное отличие от многих духовных учений и религий.
       - А именно?
       - Каббала никогда не призывает к умерщвлению плоти ради духовного возвышения. Пусть тело живет по своим законам, их невозможно отменить, и когда ты не посягаешь на естественные потребности своего организма, тогда и душа твоя сможет совершенно свободно постигать Творца. Ты просто сосредотачиваешь на ней все внимание. И главное, каббала учит не останавливаться на этом пути, человеку необходимо стать равным Творцу, тождественным Ему. Ты слышал, чтобы хоть одна религия допускала такое? Да, для любой религии это – святотатство! Каббалист же постигает Творца в сердце и в разуме.
       - Ладно, ладно, не заводись ты так, разве я спорю?! – Упокоил Максим друга, чувствуя его внутреннее напряжение, да и желания продолжать разговор в этом русле у него совсем не было.
       - А, вот, мы и пришли! Смотри, нас уже ждут. – Воскликнул Семен, завидя пожилого человека, явно спешащего к ним навстречу.


       СВИДАНИЕ СО СТАРЫМ ДРУГОМ

       Все это время, пока они шли вдоль береговой кромки, отыскивая необходимый им дом, Максим старался не смотреть на озеро, задевая его гладь лишь боковым зрением. Ему хотелось насладиться всей полнотой картины. Он так часто попадался в капканы собственного воображения, что научился со временем управлять им, резко дергая стоп-кран, когда оно начинало выходить из-под контроля. Сколько раз, возвращаясь из какой-нибудь вожделенной поездки, он с шутливой горечью докладывал Таисии Петровне, требовавшей подробностей: «Еще одной иллюзией стало меньше!». Поэтому, тщательно изучая карту местности и знакомясь с рекламными проспектами, Максим старался отмежеваться от образа самого озера, не рисовать в уме никаких картинок, а запоминать только голые факты, чтобы не испортить себе самого первого впечатления от встречи. Чтобы не сказать, оказавшись лицом к лицу с тайной: «Только-то и всего?! А я ожидал совсем другого…». Однако окончательной власти над своими подсознательными ощущениями он добиться не смог, и потому очень боялся подлога.

       Хозяева ему понравились. За сдержанным проявлением радушия чувствовалась искренняя, врожденная потребность с радостью привечать каждого вошедшего в дом человека, от всей души деля с ним кров и стол.
       - Вот, ваша комната, - сказал старик Самуэль. – В нее можно войти прямо с улицы. Если хотите, кушайте вместе с нами, мы всегда рады будем. Рыбы на всех хватит. Любите рыбу? Моя Сима родом из Одессы, она хорошо готовит фаршированную рыбу и форшмак. Внучка сказала, вы после аварии, ничего, поправитесь, здесь, у озера все поправляются. Лодку всегда можете брать, у меня две. Я потом покажу.
       Самуэль говорил неспешно, четко выговаривая слова, и только позже, услышав, как он быстро-быстро что-то рассказывает жене, Максим догадался, что хозяин делал это намеренно, специально для него, чтобы гость не испытывал неудобства, отделяя в потоке чужой речи одно слово от другого. «Поразительная деликатность, - подумал он с благодарность. – Вот, тебе и простой рыбак!».
       Семен, тем временем, уже занес в комнату спортивную сумку, рюкзак и ноутбук Максима.
       - И зачем ты взял с сбой этот слепок извращенной цивилизации? – Бурчал он, силясь воткнуть в розетку вилку электрического чайника, - тут надо сливаться с природой, а не торчать в Интернете, для этого не зачем было из Хайфы уезжать. И ошейник свой электронный тоже можешь отключить, кто будет тебе звонить? Я? И не надейся!
       - Бабка может начать долбиться, присниться опять какой-нибудь сон «вещий», что меня акула проглотила, а то, ты ее не знаешь!
       - Ах, да, прости, я и забыл! Кстати, зря смеешься, с аварией-то она в самую точку попала…. Ну, что – пойдем знакомиться с озером?
       - Нет, - словно испугавшись, отказался Максим. - Прости, борода, я потом сам…, один…, а ты поезжай лучше, темнеет уже, я волноваться буду. И непременно позвони мне на «могильник», когда доедешь. Контрольный, так сказать, звонок в голову, чтобы я спал как убитый, или хоть эсэмэску скинь. Спасибо тебе за все… Не волнуйся за меня, я в полном порядке.

       Первая ночь на новом месте прошла беспокойно. Максиму казалось, что он слышит каждый шорох, доносящийся снаружи: скрип дерева под самым окном, мерный плеск воды о борта, покоящихся на приколе в приличном отдалении лодок, торопливые шаги запоздалых прохожих, заливистый лай собаки, даже чье-то пение и смех. Когда он, было, совсем уже задремал, начался душераздирающий кошачий концерт, который, как ни странно, не вызвал в нем ни малейшего раздражения. «Давненько я не слышал таких надрывных и призывных рулад, - подумал Максим со смехом, - как странно, коты во всем мире орут одинаково, и, что самое удивительно, бывают прекрасно и недвусмысленно поняты. Это только люди перестали понимать друг друга после падения вавилонской башни. Конечно, ведь конец марта на дворе, они в своем праве, кто может им запретить!». Однако добровольцы нашлись. Отчаянная ругань и поток вылитой прямо из чьего-то окна воды, бесцеремонно прервал искреннее излияние кошачьих чувств. Они мгновенно передислоцировались, и их дикие вопли доносились уже с приемлемого расстояния.

       Наконец, появились первые, нерешительные признаки рассвета. Темнота постепенно разжижилась, словно чья-то неведомая трудолюбивая рука добавляла в нее свет капля за каплей, и она понемногу, нехотя впитывая его в себя, растворялась, делаясь все более и более проницаемой.
       Максим мигом вынырнул из теплой постели, сделал несколько согревающих телодвижений и поспешно натянул на себя теплый спортивный костюм, настоятельно рекомендованный умеющим все предусмотреть Сеней.

       Больше всего на свете он любил наблюдать тот таинственный момент, когда из плотной куколки ночи выпархивает новорожденная, еще неуверенная в своих могущественных силах бабочка рассвета. Вот, она осторожно расправляет нежные, прозрачные крылышки, словно проверяя их надежность. Каждый раз, следя за ее робким появлением, Максим ощущал, что ему в порядке исключения дозволено присутствовать при неком уникальном таинстве, сакральное значение которого ничуть не умаляла ежедневная обыденность этого события.
       Он скорее нащупал ногой, чем разглядел близорукими глазами, в полумраке тропинку, протоптанную от дома к берегу. Однако чем ближе он подходил к озеру, тем явственнее проступали сквозь темноту очертания окружающего прибрежного пейзажа, словно подсвеченные спокойной гладью воды.

       Дождей в эту зиму выпало достаточно, и вода в Кинерете сильно поднялась, затопив по грудь прибрежный кустарник и некоторые отдельно растущие деревья, неосмотрительно пустившие корни в непосредственной близости от озера. Пока солнце еще не взошло, Максиму удалось разглядеть только однородную серую тугую массу воды, но он отчетливо, всем своим существом ощутил ее неутомимую, могучую животворящую громаду. «Оно даже прекраснее, чем я мог себе представить, - тихо, словно опасаясь быть услышанным, прошептал Максим, - хорошо, что я не придумал его заранее…».
       
       Когда глаза окончательно привыкли к неверному освещению, Максим заметил на берегу, у самой кромки берега небольшой гладкий валун, словно специально приспособленный под сидение. Он с наслаждением расположился на чуть влажном камне и стал неотрывно глядеть на воду.
       Где-то неподалеку, слева от него загремела лодочная цепь, и послышался громкий частый плеск, словно кто-то бежал по воде, торопясь, как можно скорее отчалить от берега. Жалобно заскрежетали ржавые уключины, и, повернувшись на их звук, Максим разглядел совсем близко небольшой челнок и самого гребца, который энергично и мерно погружал весла в неподатливую плоть Кинерета.
       «Надо будет непременно воспользоваться разрешением хозяина брать лодку и тоже поболтаться по озеру, - подумал он, - однако Сеня был прав. Здесь по утрам совсем не жарко. Надо было куртешку прихватить…». Он нехотя поднялся и побрел к дому, постепенно ускоряя шаг, влекомый внезапно возникшим в воображении образом чашки ароматного кофе.


       СЛУЧАЙНОЕ ЗНАКОМСТВО

       Как ни старался ветер, натягивая свои тугие шелковые постромки, удержать уходящий день, все же, сменив его в строго положенный час, на Кинерет опустились сумерки. Золотая подкладка неба истончилась, сначала сделалась темно-синей, а потом вовсе потемнела, и на ней засверкали первые крупные икры звезд. Воздух, щедро напоенный весенними ароматами, замер в полной неподвижности. Вечер был, словно ручной, он ластился и льнул к лицу, подобно нежнейшему бархату или фетру.

       Весь день Максим бродил по узкой пустынной полоске пляжа, совершенно безлюдного в это время года, погруженный в глубокие размышления. Если бы Сеня мог каким-то невероятным способом проникнуть сейчас в его мысли, то удивился бы несказанно. Максим размышлял о каббале. Он все силился понять, что же есть в ней такого особенного, что так цепко удерживает его интерес к ней?
       В институте он активно увлекался философией, даже пытался выдвинуть собственную доктрину происхождения Вселенной, но потом понял, что все очарование этой древней науки состоит в том, что даже самый искренний и глубокий интерес к ней, все ее выводы и догмы ни к чему вас не обязывают. Они способны подпитать только ваш ум, но никогда не проникают в сердце! Это некая «акробатика мозгов», своего рода «тренажерный зал» для человека, вслепую ищущего ответа на вопрос о смысле бытия «методом тыка». Он как бы априорно выдумывает себе объяснения одно другого нелепее: «А что, если это было так? А, может все-таки, вот, так?». Однако все эти многочисленные, абстрактные теории способны только добавить недоумения перед таинственным смыслом жизни перед поиском истинной цели существования, увести с верного пути.
       Относительно религии он вообще не питал никогда ни малейших иллюзий. Максим считал, что в основе любого религиозного поклонения заложен какой-либо древний, устоявшийся, но давно забытый ритуал, и был твердо убежден, что вера зиждется на внутреннем, мистическом переживании, очень сильном, разумеется, но совершенно не предусматривающем участия ума. Напротив, даже исключающее его совершенно. Люди, конечно, приходят к вере разными путями, но странное дело, он все чаще замечал: стоит человеку стать искренне верующим, как он, словно глупеет на глазах! Перестает быть адекватным и забывает хотя бы время от времени пользоваться мозгами. Максим просто готов был выйти из себя, когда слышал, как бабка говорит елейным голоском: «Все в воле Божьей!». Успокаивала его только фальшь в ее голосе, которую даже она, хорошая актриса, не способна была полностью закамуфлировать.
       Конечно, сейчас, после перестройки в лоно церкви, слепо повинуясь веянию моды, потянулся еще один контингент людей, которым Максим ставил диагноз: «православие головного мозга». Это было полчище функционеров, коммунисты-расстриги и прочая чиновничья братия. Однако их вообще не стоило принимать в расчет. Человеку, бесцеремонно лишенному партийной кормушки, или призрачной, но фанатичной надежды на «светлое будущее», бывает порой просто необходимо внедриться в какой-нибудь мощный эгрегор, куда-то примкнуть, где-то состоять, быть членами, адептами, миссионерами.
       К Богу вдруг повернулись, с позволения сказать, «лицом» и целые группировки бандюков, привозящих мешки денег в храмы и монастыри, ставящих там отлитые на заказ пудовые свечи. Да, субпассионарный перегрев тоже иногда находит странные, неисповедимые пути самовыражения!

       За полгода общения с Шимоном и из частых бесед с другом Максим понял только одно: его личный интерес к каббале явно перестал укладываться в рамки простого обывательского любопытства. Как ни пытался он дистанцировать свой интеллект и сердце от этой науки, все то малое, что он узнал о ней, не возмущало в нем ни убеждений ученого, ни жизненных позиций человека, обладающего здоровым цинизмом, - единственным средством способным, по его мнению, удержать ум от помешательства.
       «Как там у них говориться? В сердце и в разуме? Да, блистательный тандем! А тело, значит, пусть живет своей жизнью…, только «Человек», который в нем заново родится, обязан достичь состояния Творца. А не гордыня ли это? Были, говорят, и такие в свите Божьей… Однако Сеня не раз повторял, что Творец – это Природа. Стало быть, каббала призывает слиться с природой? Вернуться в первобытное состояние что ли? На положение дикаря? Да, и такие призывы делали наши натурфилософы…. Нет, чего-то я сильно тут не понимаю! Но вопрос ведь совсем в другом: хочу ли понять? Есть ли у меня такое желание, как изволят выражаться господа-каббалисты?».

       Утомленный долгой ходьбой и напряженными размышлениями, Максим присел на корточки близ самой воды, чтобы дать отдых гудящим ногам и кипящим мозгам. Не успел он немного расслабиться, бездумно наслаждаясь приятным, успокаивающим созерцанием озерной глади, как прямо над головой из-за кустов, скрывающих его присутствие, пролетела увесистая дубина, а за ней, следуя тем же курсом, в воду плюхнулась собака весьма внушительных размеров, полностью обдав Максима холодной водой.
       - Черт! Мать твою за ногу, что за дела! – Воскликнул он возмущенно, резко вскочив с земли. – Смотреть же надо! Так человека и укокошить можно!
       - Ой, простите, мы вас не видели! - Прожурчал горным ручейком в темноте женский голосок с очаровательной гортанной картавинкой. – Вы, наверное, тот самый русский физик, который остановился в доме дяди Самуэля? Мне тетя Сима про вас еще неделю назад рассказывала, и я все надеялась попрактиковаться в языке…
       - Что ж, будем считать, что ваша практика началась со специфического среза лексики, - смущенно пробормотал Максим, который всегда терялся в присутствии незнакомых женщин, боясь быть осмеянным. – Простите, засим, осмелюсь откланяться, мне необходимо надеть сухой смокинг, а то недалеко и до инфлюэнции.
       Он церемонно поклонился, хотя понимал, что этот изящный жест едва ли будет оценен по достоинству в такой темнотище, и сам поразился, насколько быстро присутствие женского существа пробудило в нем гусарскую привычку в обращении с дамами, бытующую на физтехе.
       - Еще раз извините, - сказала незнакомка, - а вы пойдете на Пурим?
       - Куда, простите?
       - Завтра праздник, Пурим называется, его так весело отмечают в этих местах, представление будет в костюмах…
       - А вы пойдете? - Неожиданно для себя произнес Максим.
       - Обязательно!
       - Значит, есть надежда, что я могу преподать вам еще один урок русского языка.
       - Простите, я не представилась. Меня зовут Мири. Я приехала сюда писать диссертацию, тут домик у нас. В нем когда-то бабушка с дедушкой жили, а теперь пустует. Вот, я и решила сюда уехать из Тель-Авива, чтобы никто не отвлекал.
       - И какую же тему мы разрабатываем в этой девственной глуши?
       - Детский мир в изображении Достоевского… Я закончила аспирантуру по русской литературе.
       - О! Позвольте снять шляпу! А я даже без галстука… Однако, я так и не понял, буду ли иметь счастье завтра вас лицезреть среди прекрасных пейзанок? Может быть, вы даже мазурку за мной запишите или котильон?
       - Там мужчины и женщины отдельно! - Громко, от души расхохоталась Мири, не в силах далее выдержать притворно серьезный тон этого диалога. Максим поежился, словно почувствовав, что его еще раз окатили ледяной водой.
       

       ПУРИМ

       Максим возвращался домой с саднящим чувством досады на себя, которое начисто стерло благостные ощущения минувшего дня.
       «И с какой стати я опять распустил павлиний хвост! Надо было уйти сразу, а не затевать этот пустопорожний разговор, да еще в таком гривуазном тоне! Но, как говорит в таких случаях опытный Сеня: если бы я сразу был такой умный, как моя жена потом…».
       Чтобы как можно быстрее сбить оскомину от этой случайной встречи, Максим попытался сменить тему размышлений.
       «Этот Пурим, наверное, что-то вроде нашей Масленицы, раз будут ряженые и представление. Проводы зимы, только на местный манер. Надо будет залезть Интернет. Хорошо, что мы даже в лицо друг друга не видели, авось, она меня не узнает, если встретит завтра на улице. Ну, да, конечно, меня невозможно вычислить, здесь же сплошь одни русоволосые славянские рожи в очках. В темноте метров за триста можно определить, что я не абориген. Да, не пойду никуда и все! Посижу дня два дома, а гулять буду только рано утром и поздно вечером, глядишь, она и забудет про нашу встречу. Это все Сенечка мечтает меня женить. Некоторые люди совершенно не могут выносить, когда кому-то хорошо. Непременно им надо отравить человеку жизнь!».

       На хозяйской половине во всех окнах горел свет, а из открытого настежь окна кухни соблазнительно пахло свежей выпечкой. С улицы Максим разглядел на подоконнике огромное блюдо с треугольными пирожками. Было видно, что тетя Сима активно готовится к празднику. Вид и аромат съестного напомнил ему о том, что с самого утра он ничего не ел. Заварив себе чашку крепкого чая, Максим достал из сумки пачку печенья, и устроился перекусить прямо перед ноутбуком.
       Сведения, почерпнутые в Интернете о Пуриме, ошеломили его, прежде всего, обилием великих имен. Кто только ни фигурировал в исторической справке о тех давних событиях! Был тут и Навуходоносор, и Валтасар, и Дарий, и Кир, и еще некие совсем ему не известные персонажи, со странными именами Мордехай и Аман. Пробежав глазами без должного внимания прилагаемый в конце справки текст «Свитка Эстер», он запутался окончательно. Чтобы по свойственной ему привычке привести всю полученную информацию в систему, Максим решил позвонить Сене.
       - Привет, борода, не разбудил?
       - Что, уже соскучился? Вывозить тебя пора? – С тревогой в голосе спросил тот.
       - Объясни мне, что за праздник такой – Пурим? Типа нашей Масленицы что ли? Тут все гулять собираются, а я не знаю, стоит ли мне к ним присоединиться или это не прилично будет с моей стороны?
       Услышав на другом конце провода сардонический смех, Максим почему-то рассердился.
       - И что это вам всем сегодня так смешно от моих слов? – Несколько более раздраженно, чем приличествовало поводу, спросил он. – Что я такого юморного спросил?
       - Прости, занудушка, сейчас расскажу. Не хочу забивать тебе голову религиозным содержанием этого праздника. Если в двух словах, то каббалисты определяют Пурим как состояние Конечного Исправления.
       - Хорошо излагаешь, - все еще сердито сказал Максим. – Я тебе отвечу, как Вини Пух: «Сава, не можешь ли ты говорить чуточку попроще…».
       - Попробую, - с сомнением в голосе ответствовал Сеня, - это соединение самой высокой точки в человеке с Творцом. В этом и заключается чудо Пурима.
       - А что это за персонажи всякие: Эстер, Мордехай, Аман?
       - С их помощью, условно говоря, изображается добро и зло, которое ведут борьбу за душу человека.
       - Ну, да и бабло, естественно, побеждает зло, - опять не удержавшись, съехидничал Максим.
       - А что это ты у нас такой нервный сегодня, - с подозрением спросил Сеня, - будто тебе кто-то на хвост наступил? Рассказывай, кто тебя там обидел, сиротинушку? Приеду, всех накажу.
       - Так, встреча одна была, - нехотя сказал Максим, - какая-то дама играла со своей собачкой, которая сначала облила меня водой с ног до головы, а потом еще и высмеяла.
       - Кто, собачка?
       - Иди ты, куда подальше!
       - А дама-то хоть ничего, симпатичная?
       - Темно было…
       - Не тушуйся, старик, на Кинерете без дамы никак нельзя, да еще в Пурим! Там такие мощные энергии поднимаются в человеке! Успехов тебе, на сердечном фронте! Я серьезно…


       МИРИ

       На рассвете тишину и покой озера опять нарушил плеск отчаливающей лодки и скрип уключин. «Даже в праздник человеку дома не сидится, - с удивлением подумал Максим, - у нас бы уже выпивал и закусывал, тут за рыбой собрался, или вчера не поймал ничего к праздничному столу?».
       Едва он вернулся с первыми лучами рассвета домой, как в его дверь постучал Самуэль.
Держа на вытянутых руках полную тарелку золотистых треугольных пирожков, посыпанных сахарной пудрой, хозяин сказал:
       -Угощайтесь на здоровье! Это «уши Амана» с маком и орехами, вам понравится, и приходите, пожалуйста, к нам на обед, а то мы вчера вас совсем голодом заморили. Гости будут.
       - Спасибо большое. А это вам, - Максим достал из сумки бутылку самой лучшей водки, привезенную еще из Москвы, и вручил ее Самуэлю, - я приду.
       - Хороший гостинец. У нас принято выпивать на Пурим, тогда легче посмотреть на добро и зло беспристрастно, и найти в любом зле зерно добра. Как говорят мудрецы: «Обязан человек выпить так, чтобы не различать «проклят Аман» и «благословен Мордехай». Только стоит соблюдать меру, если не умеешь пить, лучше оставаться трезвым.
       - А в чем состоит смысл этого праздника? – Не удержался Максим, явно не желая довольствоваться объяснениями Сени.
       - Духовное самопожертвование, - коротко ответил Самуэль и вздохнул, а после небольшой паузы продолжил. – Это праздник спасения и единения нашего народа. События, увековеченные традицией, не остались для нас в далеком прошлом. Мы не имеем права забывать о постоянно повторяющихся чудесах избавления. Когда-то Мордехай и Эстер пошли на жертву во имя своего народа. Расстаться с телом ради сохранения духа…, когда собственный дух отдается, чтобы сберечь жизнь или дух братьев.

       Весь день Максим провел на половине хозяина. Там и, правда, царило необычайное веселье. Многочисленная детвора бегала по дому с трещотками, наряженная в костюмы всех персонажей этого праздника, время от времени, исполняя различные сценки из жизни Эстер, Мордехая и Амана. Потом Самуэль благословил хлеб, и все присутствующие уселись за обильный стол.
       Утомленный сытной едой, непривычной для него атмосферой карнавального веселья, а также необходимостью напрягать внимание, чтобы понять смысл разговоров и связно отвечать, когда к нему обращались, Максим с наслаждением выскользнул на улицу, едва за окнами стемнело. Памятуя наставление хозяина, он почти не пил во время трапезы, но, тем не менее, психика его была взвинчена до предела, словно воздействием алкоголя. Он вспомнил, что похожее переживание описывает Юнг, называя его странным словечком «трикстер». Хотя ни о каких оргиях, разумеется, в данном случае не могло быть и речи, но Максим, будучи человеком восприимчивым, невольно подпал под влияние атмосферы древнего мифологического пира, который и определял в данный момент его душевное состояние.
       Он неторопливо побрел вдоль берега, стараясь унять необъяснимое возбуждение, как вдруг услышал знакомый голос, кричавший в темноте: «Дэй, домой!». Максим хотел повернуть назад, но в этот момент к нему подбежал вчерашний хвостатый знакомец, бесцеремонно положил лапы на грудь и начал истово вылизывать его разгоряченное лицо своим мягким длинным языком. Максим замер, как вкопанный, не решаясь нарушить ритуал собачьих нежностей. За псом последовало появление хозяйки.
       Они поздоровались естественно, без всякой неловкости или натянутости и медленно пошли вдоль береговой кромки, мирно беседуя о чем-то пустяковом, не имеющим значения ни для кого, кроме них двоих, словно продолжая прерванный накануне разговор.
       
       Наблюдая на рассвете, как Мири расчесывает перед зеркалом свои роскошные волнистые волосы, Максим сказал с шутливым восхищением:
       - У тебя волос больше, чем тела.
       - Вообще-то я обычно не такая худая. Просто было много нервотрепки последнее время. Поправлюсь еще. А тебе худые не нравятся?
       - Мне нравишься ты любая… Скажи, а тебе непременно надо возвращаться в понедельник в Тель-Авив? Никак нельзя остаться?
       - У меня развод во вторник, - ответила Мири, не прерывая своего занятия, - я вернусь, как только улажу все формальности. Он уезжает в Америку, и не может затягивать с разводом, время поджимает.
       - Ты позвони, я буду ждать, как там все у тебя пройдет.
       - Обязательно, я и просто так позвоню…
 
       Оставшиеся три дня до отъезда Мири, они не расставались ни на минуту. Когда дверца ее машины захлопнулась, Максим почувствовал, словно этот глухой звук перерубил пополам связующую их все это время нить.
       
       
       ЖЕРТВА ОЗЕРА

       После отъезда Мири, Максим отправился в дальнюю прогулку в сторону Тверии. Он брел совершенно бездумно, просто впитывая в себя запахи и звуки во всю разбушевавшейся девочки-весны. Ему мало была знакома природа этих мест, и потому породы деревьев, попадавшиеся на пути, словно уличали его в невежестве.
       «Это, вроде, эвкалипт, - размышлял он вслух, - там, вон, явно дуб и сосна, а других я не знаю. Надо будет Мири расспросить, когда она вернется, не хорошо иметь такие пробелы в образовании». Запрокинув лицо к небу, Максим увидел стервятника, плавно парящего в вышине. «Ты добычи не дождешься!» - Прокричал он ему и показал кукиш.
       Ему было необыкновенно весело. Хотелось орать во весь голос, петь, хулиганить, носиться в припрыжку по зеленым холмам. Мысль, что Мири скоро вернется, и он сможет гулять с ней по этим же самым местам, расспрашивая о каждом дереве, птице или цветке, а потом вместе с ней возвращаться в ветхий домик ее предков и любить друг друга без оглядки, словно подняла его на своем сверкающем гребне в заоблачные выси волной радостного воодушевления. Он давно уже запретил себе строить воздушные замки на сложно-пересеченной местности обыденной реальности, чтобы жить там долго и счастливо с какой-нибудь прекрасной «королевишной» и умереть в один день, но сейчас Максим был не властен над своими мечтами.
       Мири позвонила примерно, спустя час после отъезда. Поведала, что с ней ничего не приключилось за это время, и она остановилась выпить чашку кофе в придорожной кофейне. «В глазах песок, - объясняла она томным голосом капризной, не выспавшейся девочки, - приеду, буду спать сутки!».
       Следующий ее звонок был уже из дома. «Дотащилась, наконец, - устало сообщила Мири, - теперь в душ и в постель. Отосплюсь – позвоню. А ты скучай обо мне, скучай, потом расскажешь, как ты без меня плохо жил. Ну, все, пока, до связи. Целую, милый».
 
       «Уходив» себя до полного изнеможения, Максим вернулся в свою отшельническую келью, взял какой-то пошлый детектив и рухнул на диван. Однако читать так и не смог – он просто не понимал ни строчки, не видел никакой связи между предложениями, не в силах был уследить за хитросплетениями сюжета. Максим равнодушно отбросил книгу, и в его голове сами собой начали складываться строки стихотворения. Поискав в сумке, на чем было бы можно его обессмертить, и не найдя ничего мало-мальски приемлемого для этой цели, он опять взял детектив и записал свои вирши на вакате.

Действительность скажется сном,
Когда неожиданный случай
Средь ясного неба, как гром
Вдруг грянет – прими и не мучай
Вопросом усталый висок:
Как сказка примешена к были,
Примешан волшебный песок
К житейской обыденной пыли.

В такие минуты живешь!
Спрошу – только их и припомнишь,
А все остальное – ни в грош! -
В столетья сомнительных сонмищ.
Ничем отличаются дни,
Лишь скуки (в пустотах) разливы.
Ты радость к руке подмани,
Мгновения счастья пугливы -
Им скрыться бы миг улучить,
Прождешь их не месяцы – годы,
Ты только сумей отличить
Кристалл от пустейшей породы.

       Перечитав стихотворение несколько раз, Максим с негодованием выдрал лист из книги и разорвал его в мелкие клочья со словами: «Тьфу, ты – пошлость какая! Ну, почему, когда тебя одолевают такие мощные и прекрасные переживания, ты становишься до идиотизма косноязычным! Нет, не стать мне великим поэтом, да и зачем? Там все ниши уже давно заняты. Конечно, лирикой проще всего снискать признание читателя, ведь каждый человек когда-нибудь да любил, но все что можно было выдающегося сказать об этом чувстве, давно уже зафиксировано на бумаге. Сколько гениев его воспели! Не мне чета…».
       Он, наконец, угомонился, и, подчинившись естественным необоримым заявкам тела, крепко уснул.

       Как всегда в преддверье рассвета, Максим проснулся, и тотчас же отправился к озеру.
       Кинерет, казалось, тоже еще спал, ничто не нарушало его тишины и покоя. Максим поймал себя на мысли, что невольно ждет ставшего привычным скрипа уключин слева от себя, но оттуда не доносилось ни звука.
       Наконец небо начало понемногу светлеть, и озерная гладь, подернутая легчайшей дымкой, озарилась первыми лучами солнца.
       Вдруг, примерно в метре оттого места, где он сидел, Максим увидел тело мужчины, распластавшееся на воде лицом вниз. Его охватила паника, он не знал, как поступить – толи броситься вытаскивать утопленника из воды на берег, ведь его, может быть, еще можно было спасти! Толи бежать за людьми и звать на помощь? Однако что-то подсказывало Максиму, что этому человеку в воде помощь уже не понадобится.


       ЗНАКОМЫЙ НЕЗНАКОМЕЦ
       
       Не разбирая дороги, помчался Максим к своему дому, и что было силы, забарабанил в хозяйскую дверь, от волнения крича во весь голос по-русски: «Дядя Самуэль, скорее, сюда, там человек утонул!».
       Дверь открылась довольно быстро, и на крыльце появился насмерть перепуганный хозяин в нижнем белье и с накинутым на плечи одеялом.
       - Что случилось, Максим? – С тревогой спросил он.
       - Миш-штара, - заикаясь, проговорил тот, путая русские слова с ивритскими, - надо немедленно звать шотер! Утопленник на озере…
       - Успокойся, сынок, я тебя не понимаю. Расскажи все по порядку.
       Максим перевел дух, и как мог связно, поведал хозяину о происшествии.
       - Да, да, конечно! Я понял. Утопленник? Ты проверил? Ему уже нельзя помочь?
       - Нет, я не проверял, но мне так показалось. То есть, я почти уверен…
       Самуэль прихватил багор, стоявший у стены дома, и прямо, как был, в одеяле, поспешил вслед за Максимом, указывающем дорогу к месту происшествия.

       Не без труда вытащили они уже начавшее разбухать мертвое тело на берег и перевернули его лицом вверх. Максим вздрогнул, глянув в лицо утопленнику, а Самуэль сказал:
       - Э-э, да, это тот самый эколог из Цфата, что приехал примерно за неделю до тебя. Лодку просил. Показал справку из института, что ему надо брать пробы воды в озере на разной глубине. Только не понял я ничего, документ на английском был написан, но внизу печать, внушительная такая, яркая. Однако сдается мне, что вовсе никакой он не эколог. Такие ученые каждый год сюда приезжают, колодец Мирьям ищут…. Дня три в воде пролежал, никак не меньше. Я пойду, оденусь и вызову нашего полицейского, пусть разбираются, а ты побудь пока тут, чтобы любопытные не набежали.
       - Так, это он на вашей лодке каждое утро…, - спросил Максим.
       - Нет, я свою не дал, не понравился он мне. Уж больно много денег предлагал, ученый этот. У Мири лодку взял, - объяснил Самуэль.
       - Разве он знаком с Мири!? – Почувствовав мгновенный укол ревности, воскликнул Максим.
       - Не думаю, - произнес Самуэль, стараясь быть как можно более убедительным, - мне так не показалось, ведь это я его к ней направил. Знал, что ей лодка не нужна. Ладно, жди меня здесь. Я быстро.
       - А где же он жил, - задал вопрос Максим нетвердым голосом.
       - Да у нее и жил, - ответил Самуэль и осекся, - в старом лодочном сарае, - прибавил он, но понял, что огорчил своего постояльца такой откровенность безмерно.

       Оставшись один, Максим, превозмогая естественное отвращение, решил повнимательнее присмотреться к утопленнику. До сих пор он только мельком взглянул на его разбухшее в воде синее лицо.
       «Может, он писаный красавец, - думал он ревниво, - почему она мне ничего о нем не сказала? Хотя, познакомились они еще до моего появления в ее жизни. В конце концов, она совершенно свободная женщина и не обязана давать отчет в своих действиях, кому бы то ни было, в том числе и мне! Кто я для нее? Так, случайный эпизод в жизни, деревенское приключение от скуки…. Ну, ну, посмотрим на этого громилу…».
       Максим подошел к покойнику и пристрастно, придирчиво начал разглядывать его.
       «Да, ведь этот тот самый человек, что приходил к Шимону! Он, точно, он! Никаких сомнений быть не может! Значит, Самуэль прав, он вовсе не занимался рыбной ловлей, а искал таинственный «колодец Мирьям». Но почему в озере? Какая связь между колодцем и Кинеретом? Разве колодец может быть посреди озера? Ничего не понимаю! Только один человек в состоянии дать мне точный ответ на этот вопрос – Шимон! И все-таки, дорого бы я дал, чтобы определенно знать, в каких они были отношениях с моей Мири!».

       Склонившись над лицом мертвеца, Максим вдруг почувствовал, что его охватывают еще какие-то странные, безотчетные воспоминания. Словно бы, он знал этого человека еще раньше. Однако где и когда встречались они, Максим вспомнить не мог. Точнее было бы сказать: знал не он и знал не его. Просто подсознательные ощущения, вызванные всей этой жуткой ситуацией, и негативное впечатление, исходящее от всего облика мертвого верзилы, Максим уже переживал однажды! В этом не могло быть никаких сомнений! Он с омерзением коснулся ледяной мокрой руки и, словно переместился в другую реальность.


       КИНЖАЛ С МАЛЬТИЙСКИМ КРЕСТОМ

       …Долгим, трудным и полным опасностей был путь трех рыцарей, одетых в одежды пилигримов, до места, означенного им самим Великим Магистром уже не существующего Ордена тамплиеров. Узнали они об этом скорбном событии, только прибыв в Афины, от того самого человека, который и должен был сопровождать их к таинственному пункту назначения, а, узнав, начали думать, как быть дальше. Нечего и сомневаться, что мнения хранителей разделились.
       Однако привычка во всем повиноваться приказу Магистра, будь он живым или мертвым, все же взяла верх над эмоциями, к тому же, они не имели других предписаний на столь непредвиденный случай, и потому приняли, наконец, решение довести дело до конца.
       Проводник был смертельно напуган арестами тамплиеров, а так же их пособников, которые велись по всей Европе, и наотрез отказался сопровождать хранителей. Он даже вернул аванс, полученный за свою работу, но, пожалев несчастную троицу, нарисовал подробную карту местности, по которой им предстояло передвигаться.

       - Что бы там ни было в этих мешках, - уговаривал скорее сам себя, любопытный до крайности Хосе, - мой долг положить их в тайник, а там положимся на волю Господа нашего.
       - Я слышал однажды, что эти раритеты называют «игрушки Загрея». Только в толк не возьму, кто он, этот Загрей, и в какие зловещие погремушки играл. Может, нам и смотреть на них нельзя, не ровен час, ослепнем или того хуже, помрем, - поделился Поль одному ему из всех троих известными сведениями.
       - Да, это может быть до крайности опасно! - убежденно воскликнул Гийом, - кто знает, где они хранились до сих пор, может, были зарыты в зачумленной земле, тогда не миновать нам, подхватить от них смертельную заразу!

       То и дело заглядывая в карту, рыцари добрались, наконец, до места древнего высокогорного обиталища пеласгов. Все вокруг поросло непроходимым кустарником, среди которого все же можно было разглядеть еле приметную тропинку, ведущую в самую чащу. Наконец, они увидели условный знак: три ствола дерева, растущие из одного корня, и принялись расчищать траву, бурно облепившую беломраморный постамент безымянного бога. Однако пласты дерна снимались подозрительно легко, словно их нарочно положил здесь кто-то совсем недавно, желая скрыть тайник.
       - Смотри, тут что-то написано! – Воскликнул Гийом дрожащим от страха голосом.
       - «Загрей-разорванный», - прочитал по слогам Хосе, единственный из всех троих знавший греческий язык. – Значит, мы нашли, действительно, то, что нам нужно! Надо чем-то поддеть плиту, Магистр сказал, что тайник расположен внутри цоколя.
       Здоровяк Поль поискал глазами подходящее дерево, и, наконец, нашел достаточно крепкий поваленный ствол, который вполне можно было употребить в качестве рычага.
       - Навалимся все вместе, но только по моей команде, - сказал он, отделяя своим острым ножом поваленное дерево от корня.
       Плита противно заскрипела, но поддалась их общим усилиям довольно легко. Хосе посмотрел внутрь открывшейся полости и в ужасе отшатнулся, вскричав:
       - А квартирка-то уже занята! Поглядите-ка сюда.
       В полости, внутри постамента и, правда, лежал мертвец. В его грудь был воткнут кинжал, рукоятку которого украшал мальтийский крест, весь усыпанный бриллиантами.
       - Что будем делать? – Побелевшими губами прошептал Поль.
       - Можно, конечно, закопать тут в кустах непрошенного постояльца, потом положить туда наш груз и уйти подобру-поздорову подальше от этого проклятого места, - предложил Хосе, немного придя в себя. – Но у меня другое предложение…
       Товарищи уставились на него в ожидании.
       - Давайте вернем плиту на место, не трогая покойника, и разойдемся каждый со своей ношей в разные стороны. Лично я отправлюсь в Землю Обетованную и могу прихватить все три мешка с собой, освободив вас от всяких обязательств. У меня там есть друзья в Цфате, они помогут мне спрятать эти раритеты в укромном месте. А вы, как желаете, я вас не неволю.
       - Я вернусь домой, - мрачно заявил Гийом. – У меня матушка при смерти, хочу успеть повидать ее перед кончиной и получить благословение.
       - Не знаю, что и сказать, - произнес, наконец, Поль после некоторого раздумья. - Мне некуда идти, наверное, я обоснуюсь в Афинах. Может, и приведет Господь свидеться еще раз.
       Рыцари на прощанье крепко пожали друг другу руки, произнесли свой девиз и разошлись в разные стороны. Однако прежде, чем навсегда скрыть следы своего пребывания здесь, Хосе сказал:
       - Пожалуй, вытащу-ка я этот ножичек из его груди. Покойнику он уже ни к чему, а мне еще может сослужить службу в дальней и опасной дороге...
 
       Громкие голоса вывели Максима из оцепенения. Он как можно подробнее изложил полицейским обстоятельства своей находки, подписал протокол, и был отпущен домой.
       Только уже ближе к вечеру, окончательно придя в себя от всего произошедшего с ним в это утро, Максим сообразил, что Мири ему за весь день так и не позвонила. Набрав ее номер, он с отвращением выслушал сообщение, произнесенное механическим голосом: «Абонент временно не доступен или находится вне зоны действия сети. Попробуйте перезвонить позднее».
       «Да, будь ты весь из себя!» - Воскликнул он в сердцах, и ноги сами понесли его к домику Мири.
       

       ЧЕМ ДАЛЬШЕ В ЛЕС, ТЕМ ТОЛЩЕ ПАРТИЗАНЫ

       Достав ключ от домика из традиционно прикрепленной к косяку мезузы, которую давно уже никто не использовал по ее прямому назначению, Максим вошел внутрь. Смешенные чувства горечи и пережитого здесь восторга мигом затянули его в свой опасный омут. С волнением вдыхая все еще витающий в воздухе аромат духов Мири, он огляделся вокруг, словно силясь вспомнить, зачем пришел.
       «Что я, собственно, собираюсь здесь искать? Да, мне надо найти хоть какое-нибудь подтверждение тому, что у Мири была связь с этим человеком, или исключить малейшее подозрение, - наконец, сформулировал он себе задачу. – Иначе, я сойду с ума!».
       Максим тщательно исследовал все нехитрое внутреннее убранство домика, и пришел к поразительному выводу: в нем не только отсутствовали следы, изобличающие пребывание незнакомца, но и самой хозяйки! Разве что, лишь идеальная чистота могла свидетельствовать о том, что тут совсем недавно поработали женские руки.
       «Мири забрала с собой все! – Понял Максим, - абсолютно все! По всей видимости, у нее и в мыслях не было сюда возвращаться! Но тогда, зачем весь этот спектакль? И потом, когда она успела, мы же не расставались ни на мгновенье! Я бы заметил…
       Хотя нет, был один момент перед самым отъездом. Мири попросила меня проверить уровень масла в двигателе, а я проявил инициативу, принес с озера два ведра воды и вымыл ее машину. На все-провсе ушло примерно полчаса, самое большее минут сорок, а когда я закончил, она уже закрыла дом на ключ, положила его в условное место, и сама подошла ко мне с сумкой в руках. Я еще ее пожурил, что она таскает тяжести, а Мири пошутила, что к хорошему лучше не привыкать… Точно, все так и было! То есть, пока я возился во дворе, она замела все следы своего пребывания и укатила. Я полный идиот! Они, безусловно, были знакомы с тем типом, и вполне возможно, что мною она воспользовалась, как прикрытием. Этот «квартирант», судя по всему, утонул как раз в тот день, когда мы первый раз… Я же не знаю, чем она занималась до случайной встречи со мной вечером. И такой ли уж случайной? Узнав каким-то образом о несчастье с дружком, она решила подготовить себе стопроцентное алиби, и потому, можно сказать, затащила меня в свою койку. Да, Самуэль что-то говорил про лодочный сарай. Что ж, проверим. Если там нет никаких следов его пребывания, значит, мои подозрения верны!».

       Максим запер домик и попытался положить ключ на место, но тот никак не хотел входить в узкую деревянную коробочку, где предки Мири некогда хранили кусочек пергамента с библейскими изречениями, что-то явно мешало ему. Он пошарил в мезузе пальцем и выудил узкую на свет полоску бумаги, где было написано по-русски: «Родной, что бы ни случилось, не думай обо мне плохо. Твоя Мири». Сердце Максима учащенно забилось, и лицо залила густая краска стыда, словно его застукали на воровстве или подлоге. Он положил ключ и почти бегом направился к сараю.
       Там, в старой рассохшейся лодке была набросана куча старых вещей, очевидно служившая кому-то постелью. Максим стал тщательно ощупывать пропахшие плесенью тряпки сантиметр за сантиметром. Наконец, на самом дне, под всей этой грудой хлама, его рука коснулась какого-то холодного металлического предмета. «Нож, - подумал он, - наверное, того типа! Я полный кретин! Он жил в сарае! Как я мог так плохо подумать о любимой женщине!».
       Осторожно, чтобы не порезаться об остро заточенное лезвие, Максим извлек нож на свет и онемел! В его руках оказался кинжал, на рукоятке которого красовался мальтийский крест, усыпанный бриллиантами!
       «Да, - только и смог он вымолвить, усевшись прямо на пыльный пол сарая, - чем дальше в лес, тем толще партизаны! Однако что же мне с ним делать-то?! Оставить здесь или отнести в полицию? Но в этом случае я могу подвергнуть Мири большой опасности, ее, чего доброго, арестуют. Ладно, пусть пока полежит у меня. Надо посоветоваться со знающим специалистом, каким-нибудь адвокатом, чтобы дров не наломать!».
       Озираясь по сторонам, крадучись, словно тать в нощи, Максим вернулся в свою комнату. Он спрятал опасную находку под внутреннее днище сумки, тщательно укутав ее своими плавками, и стал размышлять. Единственная разумная мысль, которая пришла ему в голову: надо срочно звонить Сеньке и вызывать его сюда. Однако едва Максим принял такое решение, в кармане зазвонил телефон. «Мири!», - сердце его радостно взметнулось чуть не к самому горлу.
       - Привет, старичок, - услышал он в трубке взволнованный Сенин голос, - поздравь меня, я, кажется, допер, как именно на коллимацию струи газа влияют магнитные поля!
       - Помяни черта, он тут, как тут! Знаешь, борода, а я хочу поздравить тебя лично, могу я доставить тебе и себе такую радость? Не хочешь ли ты меня навестить? Отпросись у жены, посидим, выпьем по чуть-чуть, а утречком ты махнешь обратно. А?
       - Ты мертвую уговоришь, ладно, жди. Скоро буду.


       КОРРЕЛЯЦИЯ ФИЗИКИ И ЛЮБВИ

       - Ты помнишь ту нашумевшую гипотезу Шакуры-Сюнявина? – Начал тарахтеть Сеня, едва открыв дверцу машины, - ну, где они предположили, что газ начинает закручиваться в тонкий диск, образуя джет? Они совершенно правильно доказали, что именно аккреция должна идти на разгон частиц в джете. Там ведь, в основном, электроны…
       - Да, конечно, - без всякого интереса отозвался Максим, явно не торопящийся разделять научный энтузиазм друга, так как голова его была до отказа набита совсем иными проблемами.
       - Вот, смотри, я тебе сейчас все нарисую, - пообещал Сеня, вытаскивая из багажника сумку-холодильник с пивом. – Надеюсь, у тебя найдется бумага?
       - Только вакаты в детективах… - затравленным голосом предложил Максим.
       - Сойдет, а что это ты такой опрокинутый? Или у тебя синдром Паниковского?
       - Хуже, борода…
       - Что может быть хуже мужской неуверенности в себе? Только оголтелый женский феминизм!
       - Слушай, а давай прогуляемся вдоль озера, - предложил Максим, - сначала я тебе все расскажу про свои злоключения, а потом ты мне доложишь про джет. Идет?

       - Вот, такие дела, брателла, - подвел итог Максим, закончив свой сбивчивый рассказ. – Как тебе кажется, моя Мири как-то связана с этим лже-экологом?
       - Трудно сказать, - проговорил Сеня раздумчиво, - я ведь ее никогда не видел, ты сам должен это чувствовать.
       - Да я уже «все мозги разбил на части, все извилины расплел», - невесело пошутил Максим. – То я виню ее во всех смертных грехах, то потом грызу себя за эти сомнения.
       - Знаешь, как в каббале говорится: «Все преступления покроет Любовь».
       - Что это значит? Я не совсем понял, то есть…
       - То есть, все грехи исправляются Любовью.
       - Да, мне кажется, что я люблю Мири по-настоящему. Понимаешь, словно всю жизнь ее знал! Я готов все ей простить, только бы она ко мне вернулась! Не упрекну даже, ни одного вопроса не задам.
       - В нашем мире любви нет. Как говорит Учитель, когда мы произносим «я тебя люблю», это выглядит так, словно мы говорим: «Я люблю рыбу, или курицу». Любви нужно учиться.
       - Это как же-с? – С некоторой издевкой поинтересовался Максим, - инструктора нанимать прикажете-с?
       - Да, просто все очень. Как апельсин. Твоей природой является постоянно растущий в тебе эгоизм, желание насладиться, наполниться, а наполнение мгновенно гасит желание, и потому ты всегда остаешься пустым. Вот, тебе простой пример: ты смертельно голоден, кажется, что сожрал бы целого быка, но как только ты начинаешь есть, то с каждым куском твое желание уменьшается, а спустя какое-то время, ты и вовсе испытываешь отвращение при одной мысли о еде. Это касается любого нашего желания, каким бы сильным оно нам по началу не представлялось. Ведь в нашей земной любви, по сути, нет ничего возвышенного, выходящего за рамки нашего мира. Это – не более чем поиски определенного эгоистического наполнения. Подлинная любовь, связь между душами достигается через понимание общности цели.
       - Какая скука! Представляю, я целую женщину и все жду, когда же между нашими душами образуется связь, чтобы признаться ей в любви! Насмешил!
       - Я сказал все, что хотел. Многое еще можно было бы к этому добавить, но не сейчас, ты еще не готов к серьезному, настоящему разговору о Любви. Твое желание еще не созрело.
       - Ладно, перейдем к более прагматичным вопросам: что мне с кинжалом-то делать?
       - Напрасно ты его взял. Надо было оставить, где лежал. Полиция наверняка сделает обыск в этом сарае, так, пусть сами и найдут. Надеюсь, там нет твоих пальчиков?
       - Я его тщательно протер…
       - Как глупо! Ты же стер все его отпечатки, - воскликнул Сеня в ужасе.
       - Я стер вообще все отпечатки, ведь кинжал могла брать в руки и она…, - ответил Максим мрачно.
       - Ладно, что сделано, то сделано. Положи его на прежнее место, и как можно скорее, мой тебе совет.
       - Хорошо, завтра на рассвете отнесу. А как ты думаешь, она вернется?
       - Хотел бы я это знать! Ты мне лучше объясни, как за одну неделю можно притянуть к себе столько проблем!

       - Слушай, борода, а ты – гений, - воскликнул Максим, внимательно рассматривая выкладки Сени, когда ученый все же возобладал в нем над всеми прочими ипостасями, - но как тебе в голову пришла такая шальная мысль? А ведь как все просто!
       - Ты не поверишь, старинушка, - постижением! Я прямо представил себя этим газом, слился с ним, отождествился, отказавшись от услуг разума и лишив себя возможностей всех пяти органов чувств. То есть, вообразил, как бы я себя повел на его месте! С вычислениями, правда, придется еще повозиться. Тут уж на тебя вся надежда.
       Друзья просидели до рассвета, и так, и сяк обсасываю новую научную идею.


       ЕЩЕ ОДНА НЕПРИЯТНОСТЬ

       Утром Максим все же уговорил друга поспать хоть пару часов, а сам отправился осуществлять операцию «кинжал». Не успел он сделать и двух шагов от своего крыльца, как увидел зарево пожара, занимающегося над двориком Мири. Максим опять забарабанил в дверь хозяина, предупреждая об опасности. Однако все обветшавшие деревянные постройки, что находились на территории участка, включая лодочный сарай и сам дом, сгорели, практически, полностью. Подоспевшим пожарным удалось лишь предотвратить распространение огня на другие дома. Благо ветер был на их стороне, да и близость достаточного количества воды имела большое значение.

       - Надо как-то сообщить хозяевам, - сказал Самуэль и выразительно поглядел на Максима.
       - Абонент временно не доступен, - нехотя отозвался тот. Ему было неловко признать перед ним свое поражение.

       - Может, поедем вместе, - предложил Сеня, - что тебе тут сидеть? Настроение ниже плинтуса, я ведь вижу.
       - Нет, старик, ты поезжай, я еще побуду тут, какое-то время… Ссылку поэту полагается отбывать до последнего дня.
       - А что, здесь был ссыльный поэт? Да, я заметил в урне следы забракованных творческих поисков…. Думаешь, она появится, тем более после пожара…
       - Надежда умирает с последним. Я тебе позвоню, если надумаю вернуться раньше. Теперь уж точно придется кинжал брать с собой.
       - Ох, как мне все это не нравится! – Воскликнул Сеня возмущенно. – Наживешь ты с ним беду. Отнеси-ка его в участок. Скажи, нашел случайно, хотя я принципиально против такого вранья.
       - Ладно, подумаю. Все же я в чужой стране, был бы дома…
       - Да, тут ты прав. Хорошо, у нас есть толковый адвокат, занимается в нашей группе, я с ним посоветуюсь.

       Неоднократно в течение последующих трех дней, прошедших с момента отъезда Мири, Максим набирал ее номер, иногда через каждые полчаса. Ему до смерти осточертел механический голос в трубке, терпеливо повторяющий одну и ту же фразу. В какой-то момент, отчаяние окончательно взяло верх над здравым смыслом. Максим подбежал к самой воде и забросил, что было силы, телефон в самые недра Кинерета.
       «Там тебе и место, - горько воскликнул он, - пусть теперь рыбы перезваниваются. - И, усмехнувшись, вспомнив их с Сеней недавний разговор о любви, добавил с вызовом, - да, я люблю рыбу, и не стесняюсь в этом признаться».
       Но только совершив столь сакральное действие, он понял, что окончательно перервал последнюю ниточку, связующую его с Мири. Ни ее адреса он не знал, ни своего ей не оставил. Был только номер мобильного телефона. У них просто не было времени поговорить о таких мелочах. Казалось, что все еще впереди, стоит ли беспокоиться, если она скоро вернется.
       Потом ему в голову пришла мысль более реалистическая: «Бабка будет волноваться, что я не отвечаю, да и с Сенькой теперь не свяжешься… Что я, балбес, не согласился с ним уехать! Предлагал ведь мне умный человек! Ладно, в Петах-Тиква можно от хозяина позвонить, да и Сеньке, если приспичит!».
       
       Пожарные и полиция повели расследование происшествия, в результате которого удалось установить, что пожар возник не случайно. Это, несомненно, был преднамеренный поджег.
       «Да, давненько в наших местах не случалось столько печальных событий подряд, - горестно вздыхала тетя Сима, - мне тогда сразу этот человек не понравился, скользкий, как язь. Не люблю я эту рыбу!». Максим с интересом отметил, что она произнесла это тоном, не оставляющим ни малейшего сомнения.

       Максим почему-то ощущал себя косвенно виноватым во всех местных неприятностях, словно это он притянул все несчастья на головы ни в чем неповинных жителей, хотя умом прекрасно понимал, что нет за ним никакой вины.
       «Или все-таки есть? Но в чем же я виноват? В чем!» – Задавал он себе один и тот же вопрос, однако на него у Максима пока не было ответа.
       

       ПРОЩАЙ, ЯМ КИНЕРЕТ!

       В четверг рано утром тетя Сима осторожно постучала в дверь Максима, и, поглядев на него как-то особенно ласково и сочувственно, молча протянула трубку радиотелефона. На его вопросительный, полный сердечной муки взгляд, она коротко сказала: «Семен».
       - В чем дело, Макс? Почему ты не берешь мобильник! – Грозно спросил друг, - я уже перепугался до смерти! Пришлось беспокоить в такую рань Милкину подругу, просить телефон хозяев, звонить им, поднимать всех на ноги. Что за мальчишество!
       - Я его в воду уронил…, нечаянно.
       - Теперь все ясно, без вины виноватых ищем.
       Потом Сеня неожиданно резко сменил тон и осторожно спросил:
       - Как ты там?
       - Нормально, - промямли Максим. – А что стряслось? Опять отождествился с какой-нибудь галактикой?
       - Ты только не волнуйся, ничего серьезного, - почему-то начал успокаивать его Семен, - это так, скорее, для профилактики…
       - Бабка! – Прокричал Максим и чуть не выронил трубку из рук. – Что? Говори же ты, не тяни!
       - Да, я сам толком не понял. Ночью Татьяна позвонила, сказала – госпитализировали. Учитель помог устроить ее в самую лучшую клинку…, я начал тебе звонить, а ты не отвечаешь…
       - Давление? Это серьезно? С чего вдруг, я же с ней, буквально, на днях разговаривал, доложился четь по чести, что все у меня в полном порядке. Она сказала, что чувствует себя превосходно, как молодая…
       - Таня сказала, сон, вроде, ей приснился, что ты не то утонул, не то тебя прирезали, и она начала тебе названивать, сам понимаешь. Ты молчишь, она вообразила себе не знамо что…
       - Какой же я идиот! – Простонал Максим, - только и думаю вечно об одном себе любимом.
       - С этим не поспоришь, ты, давай, не гони волну, а собирай вещички потихоньку, я минут через сорок буду.

       Максим быстро покидал вещи в сумку, собрал ноутбук, прибрался, как мог, в комнате, чтобы не оставлять после себя свинарник, и пошел выбрасывать мусор.
       На душе у него скребли несметные полчища кошек. Теперь к сердечной тоске добавилась еще тревога за бабку, и саднящее чувство вины, что он, сам того не желая, напрямую причастен к ее болезни, спровоцировав приступ.

       Озеро еще дремало в цепких объятьях предрассветных сумерек, и Максим решил пройтись вдоль берега напоследок. Потом он неожиданно застукал себя уже на пепелище, где некогда стоял милый домик Мири – единственный свидетель самых лучших дней в его жизни.
       Вдруг он скорее почувствовал, чем разглядел в полутьме, какое-то шевеление, словно кто-то разгребал палкой угли, оставшиеся от пожарища. Он не очень хорошо ориентировался в темноте и пошел скорее на этот звук, чем, выбирая направление.
       «Эй, там кто-нибудь есть, - позвал он с надеждой в голосе, - Мири, это ты?».
       Получив ощутимый удар по голове, Максим упал лицом вниз в кучу золы, прямо на то место, где прежде находился сарай для хранения лодок.

       - Тебя спасло то, что ты был в кожаной кепке, - выговаривал ему Семен, прикладывая к ушибленному месту тряпку, смоченную холодной водой с уксусом. – Ну, что ты вечно ищешь приключений на свою голову!
       - Ничего я не искал, - отмахнулся Максим от забот друга, - просто пошел попрощаться с озером, ну, и с пепелищем заодно, как бы с куском жизни что ли...
       - Да, ты чуть со всей жизнью не распрощался, к счастью, это была всего лишь палка, а не лом какой-нибудь. По-хорошему надо было бы в полицию заявить, да времени у нас нет. Надо ехать, Макс. Ты в порядке?
       Максим уловил в голосе друга сильную тревогу и все понял. Как ни гнал он от себя дорогой мысли о самом страшном исходе болезни Таисии Петровны, они время от времени посещали его, выхолаживая всю душу.


       КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ.









       ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.
       
       ПУТЬ К ЦЕЛИ

       
       ДОРОГАЯ УТРАТА

       В полумраке больничной палаты Максима начал бить сильнейший озноб. Он никак не мог справиться со своим волнением, и потому боялся заговорить. Таисия Петровна и раньше попадала время от времени на больничную койку, но на сей раз, что-то подсказывала Максиму, что положение очень серьезное. Иссиня-бледное лицо ее почти сливалось с белизной накрахмаленной наволочки, оно было каким-то уж слишком суровым, и оттого казалось совсем чужим. Глядя на закрытые глаза и плотно сжатые губы своей дорогой бабуленьки, он замер как вкопанный, едва дыша, не в силах приблизиться. В горле у него стоял комок.
       Наконец, Таисия Петровна открыла глаза и в них засветилась радость узнавания.
       - Ты успел, мой родной. Как хорошо, я уж боялась, что не дождусь тебя, - вымолвила она, таким чужим, слабым, сипловатым голосом. – Подойди ко мне, мальчик мой.
       В их вечном тандеме Максим всегда был ведомым, и потому именно этот совсем несвойственный ей беспомощный оттенок в голосе окончательно выбил у Максима почву из-под ног. Он шагнул к ней и встал перед кроватью на колени. Чтобы скрыть сжигающую его тревогу, и не испугать ее своим беспокойством, он взял нарочито шутливый, даже несколько развязный тон.
       - Кто это вам позволил, мадам, вести себя столь неподобающим образом? Как ты дошла до жизни такой? Я жду отчета о твоем безобразном поведении!
       - Похудел-то как, малыш мой, оброс на этом озере, глазенки, вон, совсем ввалились, - она с трудом подняла руку и погладила его по щетинистой щеке тыльной стороной ладони, словно не слыша, о чем он ее спросил.
       - Конечно, ты же меня забросила совсем, сбежала к каббалистам. Вот, подлечат тебя тут, заберу домой без всяких разговоров, прикую к мартену, будешь мне опять свои знаменитые борщи варить и картофельные драники жарить мои любимые. Чуяло мое сердце, не надо было тебя от себя ни на шаг отпускать!
       - Ты и так постоянно у моей юбки, не правильно это. Я ведь понимаю, что и не женился до сих пор из-за меня. Уж больно я была переборчива, все считала, что моего дорогого Максика ни одна девица недостойна. Теперь, вот, освобожу тебя, а ты женись, непременно, пообещай мне, слышишь! Мужчине никак нельзя без женщины, он слабеет, хиреет… Хотя у него цель и на первом месте, но у нас говорят: «Муж и жена – Шхина между ними»…
       - А у нас говорят: «одна сатана», - неловко пошутил Максим, и мгновенно попытался исправить свою оплошность, чтобы успокоить бабку, видя, что волнение ей во вред, - Хорошо, хорошо, могу вам расписочку написать, госпожа-хорошая. Прямо завтра и женюсь, а ты что же, под венец меня разве не поведешь, невесту мою не покритикуешь, косточки ей не перемоешь? Так и будешь тут в койке валяться?
       - Пора мне, милый, рубашечку сменить…
       - Мне выйти? - Засуетился Максим, поняв ее буквально, - может, медсестру позвать, ты вспотела? Где у тебя рубашка, я подам…
       - Нет, - слабо улыбнулась бабка, - я про ту, что уже почитай восемьдесят лет ношу. Поистрепалась она. Ты не горюй обо мне, не убивайся. Я быстро вернусь, прямо туда и сразу же обратно. Учитель сказал, что когда душа человека после смерти предстает перед Творцом, она не может долго вытерпеть стыд от своей неисправленности. В Его свете ей все пороки сразу видны…, ну, и она потому торопиться назад, в наш мир…. Так что, мы увидимся совсем скоро… Вот, женишься, родишь девочку, это и буду я. Таечкой назови…
       - А если мальчика, - спорил Максим срывающимся голосом, уже не скрывая слез, - как же быть? Значит, мы не встретимся?
       - Нет, Творец не допустит, девочка…, а мальчика – ш-ш-ш…, - прошептала бабка уже едва слышно.
       Глова ее немного повернулась набок, а из носа вытекла тоненькая струйка сукровицы. Максим прикрыл ей глаза, и прижался губами к еще теплой сухонькой ручке, покрытой светло-коричневыми крупными веснушками, чувствуя горьковато-соленый привкус собственных слез.

       Все, что происходило потом, Максим воспринимал, как сквозь туман. Семен взял на себя все заботы по оформлению бумаг, заказал цинковый гроб, купил билеты на самолет, дозвонился до Москвы, чтобы договориться о кремации.
       На маленьком погосте собралось человек десять бывших сослуживцев, да пара старушек, которые пришли скорее из любопытства, чем побуждаемые искренним сочувствием.
       Наконец, урна с прахом была погребена, и рядом с тремя дорогими холмиками вырос четвертый.

       - Макс, может, ты хочешь остаться один, - спросил Сеня, не покидавший его ни на минуту в эти скорбные дни, - я могу полететь пока один, а ты попозже, как оправишь, придешь немного в себя.
       - Нет, полетим вместе, - твердо ответил Максим, - я тут один в этой пустой квартире, где все напоминает о ней, совсем с ума сойду. Завтра девять дней, помянем, съездим на кладбище, как полагается, и все. – Он сделал нажим на последнем слове, так, будто поставил точку, приняв какое-то важное для себя решение. – Бери билеты на воскресенье.
       ОБЫСК

       Максим проспал весь перелет до Израиля. Он, только сев в самолет почувствовал, как смертельно устал, и эта глыба мрака, обрушившаяся на него всей тяжестью, перешла в спасительный сон. Проснувшись уже после посадки, он с ласковой признательностью в голосе, словно стыдясь своего сердечного порыва, спросил Сеню:
       - Дядюшка Сэм, а ты-то хоть поспал? Спасибо тебе, я вообще не представляю, как ты все это выдержал, тебе столько пришлось хлопотать. От меня-то ведь толку совсем не было.
       - Свои люди – сочтемся, - ободряющим тоном отозвался Сеня. – Отстегнуться не забудь, а то самолет за собой утащишь.
       В аэропорту их встречала Мила. Максим посидел немного у друзей, ковыряясь безо всякого аппетита в тарелке, потом поднялся, словно нехотя и сказал:
       - Пора и честь знать, пойду в свою берлогу.
       - Может, того… останешься… переночуешь сегодня у нас. – Предложила Мила, - места всем хватит.
       - А смысл? – Грустно усмехнулся Максим, - «Здрасте, я ваша тетя, приехала из Ленинграда. Жить буду у вас!». Да? Все равно ведь придется когда-то домой возвращаться.
       - Смотри, как знаешь, - озабоченно сказал Сеня, - но если почувствуешь, что тебе невмоготу одному, немедленно возвращайся, слышишь?
       - Угу, слышу…
       - Ты сумку-то свою заберешь? – Спросила Мила.
       - Какую сумку? Разве я у вас что-то оставлял?
       - Да, она еще после Кинерета тут болтается, Сеня тогда привез ее домой, а тебе не до того было, так и не забрал.
       - Да, я и забыл про нее! Ребят, если вам не в лом, пусть пока поболтается еще немного, затолкайте ее куда-нибудь в уголок, а будет сильно мешать, вообще снесите на помойку, мне даже думать про нее тошно, столько неприятностей с ней связано, ну, не с ней, конечно, а вообще…

       Ключ отчего-то не желал поворачиваться в замочной скважине. Максим нажал на ручку, и дверь открылась с легким скрипом. «Странно, - тупо подумал он, - это что же, я дверь, что ли не запер на ключ? Совсем с ума сошел! Наверное, когда собирался, плохо соображал, но со мной же Сенька был, он бы не допустил такой оплошности. Не нравится мне все это…».
       Максим осторожно вошел в прихожую. Во всей квартире горел свет, будто здесь только его и ждали. Он с недоумением огляделся вокруг. Все было перевернуто вверх дном, подушки вспороты, выпотрошены, книги и вещи разбросаны по полу. Высыпанные из всех банок запасы муки и крупы покрывали каменный пол кухни густым слоем. Однако следы, оставленные в этом пыльном месиве, были заботливо смазаны, чтобы их невозможно было различить.
       Максим кинулся в комнату бабки, и сердце его сжалось невыносимой болью утраты и того кощунства, которое было нанесено памяти совсем недавно жившего здесь дорогого ему человека. В ее «будуаре» тоже царил полный бедлам. Но больше всего поразил его вид большой металлической коробки из-под печенья, знакомой ему еще с детства, где покойница хранила свои безделушки, цацки и прочую, для одной ее имеющую ценность, мелочь. Коробка всегда хранилась в строго фиксированном месте: под стопкой чистых простыней в платяном шкафу. Ключик от нее бабка, уезжая, забрала с собой. «Так, на память, ты не подумай, что я от тебя что-то прячу, - сказала она тогда, поймав ироничный взгляд внука, - ты сто раз в нее в детстве лазил, ничего секретного там нет».
       Коробка теперь имела вид весьма плачевный, она была грубо вскрыта ножом и вся исковеркана. Хранившаяся там же колода Таро, раскиданная по всей комнате, окончательно вывела Максима из равновесия.
       «Интересно, что им посчастливилось там найти? Золото-бриллианты? По идее, они, видя такую нищету, должны были оставить мне гуманитарную помощь! – Мстительно думал Максим, - надеюсь то разочарование, которое им доставила бабкина бижутерия, с лихвой окупает мои затраты по уборке помещения. Ладно. Хрен с ними. Все равно я сейчас не в силах заниматься этим. Завтра сменю замок и попрошу консьержку все тут прибрать, да заодно расспрошу ее, не видела ли кого…. Сеньке лучше вообще ничего не говорить, а то потащит писать заяву в полицию. Нет у меня сил сейчас на такие разборки…».
       Он машинально подобрал с пола одну карту и направился к своей кровати, крепко сжимая ее в руке.
       Откинув одеяло, Максим испытал такой шок, что волосы на его голове, казалось, встали дыбом. На простыне лежал большой овальный венок из искусственных цветов, украшенный по всей окружности черной траурной лентой, на которой было написано: «Любимому внуку от бабушки».
       Немного придя в себя, Максим схватил омерзительную находку и помчался вместе с ней бегом вниз по лестнице, перескакивая сразу через несколько ступенек. Насмерть перепуганная видом бледного, со всклокоченными волосами мужчины, держащего перед собой на вытянутой руке траурный венок, консьержка рассказала ему, что недели полторы назад приходили двое мужчин и просили их пропустить, сказали, что принесли венок от сослуживцев, мол, у сотрудника бабушка умерла, и они от себя купили. Я еще предложила им дверь отпереть, да они сказали, что ключ у них есть. Это было уже в самом конце ее смены, а потом заступила другая женщина, и потому она не может сказать, когда те двое ушли. Однако она слышала, что у лифта они переговаривались между собой на не известном ей языке, и на иврите один из них говорил с сильным акцентом.
       - А что, пропало что-нибудь? – Испуганно спросила женщина, - какая неприятность!
       - Нет, сказал Максим, все на месте, прошу вас, отнесите это, пожалуйста, куда-нибудь…, - он с омерзеньем поставил венок рядом с ее стойкой и пошел к лифту.
       - Что, не пригодился? Опоздали? – Сочувственно поинтересовалась консьержка.
       - Да, покойничек скорее жив, чем мертв. Не дождетесь! - ответил Максим по-русски. И показал кому-то в пространство средний палец.



       СТРАННЫЙ СОН

       Вернувшись в свою разгромленную квартиру, Максим, не раздеваясь, обрушился на диван и впал в забытье.

       …Старец вел его за руку. Глаза Максима были плотно завязаны непроницаемым белым платком. Вдруг он почувствовал, как Шимон крепко сжал его запястье и сказал: «Ты стоишь сейчас перед глубокой пропастью. Я отпускаю твою руку, дальше ты должен идти один, но направление выбирай сам. Ошибешься – рухнешь с обрыва и разобьешься насмерть. У тебя есть только один шанс».
       Потом он услышал далекий голос Мири, который звал его по имени, но Максим боялся идти на этот призыв, так как не знал, в каком направлении двигаться, чтобы не угодить в пропасть. «Подожди, Мири, не уходи, развяжи мне глаза, я не знаю, куда идти! Где ты?» - Хотел закричать он, но голос отказался ему служить.
       Неожиданно повязка сама собой упала с его глаз, словно растаяла, и Максим увидел, что стоит у подножья круглой ярко светящейся башни, напоминающей сноп света и уходящего высоко-высоко в небо, а может быть, спускающегося прямо с небес. Он стал кружить, огибая башню в поисках входа, но не находил его. Потом башня распалась на несколько огненных колец разного диаметра, напоминающих детскую игрушечную пирамидку. «Что, будем собирать? – Спросил Сеня, - это Башня Силы. Человек, которому посчастливилось ее увидеть, заслуживает особой любви Творца. Так Творец показывает, что Он нас любит»…

       Открыв утром глаза, Максим увидел, что сжимает в руке карту из бабкиной колоды. Взглянув на рисунок, изображенный на ней, он обнаружил там покосившуюся башню.
       
       Совершенно измученный этим сном, не выспавшийся, Максим принял холодный душ, проглотил наскоро чашку чуть теплого кофе и отправился на работу.
       - Вот, деньги, - сказал он консьержке, вежливо поздоровавшись, - вас не затруднит прибрать у меня в квартире. Только не пугайтесь, верно, грабители узнали, что я уезжаю на некоторое время, и пошарили там в свое удовольствие. Не повезло им, я все свои сбережения и драгоценности храню в банке! «Черт ее знает, а вдруг она тоже с ними связана! Пусть запомнит, что у меня нечем поживиться. Я, кажется, схожу с ума. Мне уже все вокруг кажутся подозрительными!».

       - Что ж, брателла, - сказал Максим Сене бодрым голосом, едва войдя в дверь лаборатории, - я готов разбираться с твоими магнитными полями. Можешь располагать мною полностью. Давай глядеть, что там получается. Их, конечно, чертова туча, и совершенно не известно, как они себя ведут, но будем прикидываться джетом, ты ведь, кажется, говорил, что освоил эту методику? Учи теперь меня.
       - Значит, смотри, - с энтузиазмом начал объяснять Семен, и включил свой компьютер, радуясь, что к другу вернулся интерес к научной работе. – У нас, вот, в этой области имеется здоровенная черная дыра с такой мощнейшей гравитацией, что ни вещество, ни излучение выскочить из нее не могут. Для этого 2-я скорость должна значительно превышать скорость света. А в окрестностях этих сверхмассивных черных дыр образуются направленные потоки электронов, и поглощение вещества ими приводит к выделению гигантского количества энергии. Из-за сложного взаимодействия магнитных полей часть вещества ускоряется и выбрасывается в виде струи, которая и называется джетом. Эти-то поля нам надо, старик, попытаться просчитать…. Прежде это еще никому не удавалось! Понимаешь, эта работа может оказаться гораздо более значимой, чем мы можем думать. Ведь у нас под самым боком, в Млечном Пути тоже есть черная дыра, и если джет из нее долбанет по нашей старушке-Земле, то жить человечеству останется не более двух месяцев. Конечно, в этом случае нас уже ничего не спасет, но…
       - Ну, и зачем ты устроил мне весь этот ликбез? – Несколько раздраженно перебил его Максим, - думаешь, у меня прободение памяти? Давай-ка, скачай на мой комп свои расчеты. Будем башню собирать!
       - Что собирать? - Изумился Сеня.
       - Ничего, это я так, к слову, историю одну вспомнил, приснилась она мне. Чудак ты! Если катаклизм неизбежен, считай – не считай магнитные поля, одни черт! Против лома нет приема.
       - Окромя другого лома, - в тон ему ответил Сеня. - Если все человечество исправится, перейдет к альтруистическому состоянию существования, то и Мироздание это почувствует! Надеюсь, ты не будешь отрицать, что в природе все взаимосвязано, и наши мысли так же материальны, как и действия.
       - Да, - сказал Максим, помрачнев, - это я знаю. Хорошо бы, конечно, сменить материальную субстанцию на духовную, и – все по барабану! Плевать нам тогда на джет, на мать его - черную дыру, а заодно, на любовь и на смерть! Перешел в плазменное состояние и ловишь кайф!
       - В том-то и хитрость, что не «перешел», а здесь, на земле, в физическом теле можно существовать во всех мирах одновременно – от нашего до мира Бесконечности! Хотя мы и так его не покидали….
       - И все же, я, хоть убей, не понимаю, что значит, этот ваш патологический альтруизм. Все общее что ли?
       – А ты представь себя крохотной клеткой в едином организме, или его органом. Как бы ты тогда себя вел? Действовал на отдачу, иначе сам погибай! Так и надо жить…, - твердо сказал Сеня, но не стал развивать эту тему, чтобы не сбивать у друга рабочий запал.

       С этого дня Максим почти не покидал лабораторию. Иногда Семен заставал его утром спящим прямо щекой на рабочем столе перед компьютером. Он только сочувственно качал головой, да подсовывал другу то пирожок, испеченный Милой, то бутерброд, прихваченный из дому. «Он ни разу даже не вспомнил ни про старца своего, ни про Мири, в Цфат не рвется…, может, это и хорошо, да, как-то тревожно мне за него!».
       К концу месяца Максим так исхудал, что Семен полушутя сказал ему:
       - А не посетить ли нам магазин мужской одежды? Боюсь, что скоро ты просто потеряешь свои брюки! Так нельзя, старичок, надо же и перерывы делать!
       - Зачем? – Коротко спросил Максим, посмотрев ему прямо в глаза долгим тоскливым взглядом.
       

       ТВОРЕЦ НАС ЛЮБИТ?

       - Ладно, - согласился, наконец, Максим к вящей радости друга, как-то случайно увидев в зеркале свое отражение, - веди меня Вергилий по кругам торгового ада! Как говорила бедная бабуленька, обожаю магазины, они мне заменяют театр! Господи, и почему я не записывал ее гениальные изречения!? Сейчас бы издал и обогатился. Книжка бы разлетелась как мороженое в знойный день.
       Семен испытал некоторое облегчение при этих словах, произнесенных другом без прежней выжигающей душу горечи, да и сам его тон означал, что эта болевая точка уже не так мощно пульсирует в нем, как в первые дни после похорон Таисии Петровны.
       Друзья отправились за покупками. Максим присмотрел себе очередные джинсы и пару футболок, Семен же настоял, чтобы добавить к этому незатейливому гардеробчику еще пристойный костюм и несколько светлых рубашек.
       - Ну, что? Пошли теперь обмоем покупочки, - стал лукаво обольщать Сеня друга, - а то, знаешь же примету – носиться не будут.
       - Пойдем, - на удивление быстро и охотно согласился тот. – Только, давай лучше ко мне. Купим чего-нибудь, а то дома – шаром покати. В холодильнике мышь от голода удавилась.

       Максим курил и с удовольствием наблюдал, как Сеня трепетно заворачивает баклажаны, начиненные овечьим сыром в фольгу.
       - Любишь ты, борода, добро изводить, порезали бы селедочки с луком и хорош! А тебе все экстрим подавай.
       - Да, я люблю готовить. Слушай, тут недавно в машине ехал и передачу одну поймал от скуки, про тамплиеров. Помнишь мою институтскую страсть к этой братии? Так, вот, рассказывали, что сейчас оказывается, это увлечение опять вошло в моду. Везде полным-полно всяких орденов. Даже в России Мальтийский орден в кагэбэшных кругах существует и прекрасно себя чувствует. Они, видите ли, заявили, что реставрация их былого могущества вещь вполне реальная, им надо только собрать по всему миру свои утраченные сакральные раритеты, и тогда они будут владеть земным шаром, как когда-то мечтали. Я одного не понимаю, как серьезные, солидные люди могут верить в подобную чепуху, просто жадность свою прикрывают…

       Максим, словно в один миг прозрел, он отключился от Сениного рассказа и стал судорожно теребить свою память.
       «Так, вот, что они искали в моей квартире! Кинжал! Должно быть, это их сакральный раритет, для каких-нибудь ритуальных действий предназначенный! На его рукоятке ведь мальтийский крест! Я же напрочь забыл о нем за всеми моими событиями! Где же он, на самом деле? Вспоминай, вспоминай! Я тогда на Кинерете под нажимом Сени хотел положить его на место, потом там начался пожар, и я, по все вероятности, этого не сделал. А куда же я его сунул-то? И палкой по голове меня там шарахнули, думая, наверное, что он при мне. Бабкина коробка как раз таких размеров, оттого они ее и исковеркали. Да, это все хорошо, однако куда же он все-таки делся? Если они его ищут, думая, что кинжал у меня, то продолжают за мной следить…, и отсюда следует вывод: не дадут мне покоя…, только бы Сенька про это не узнал! А то – погонит такую волну!».

       - Эй, алло, гараж, ты где, - вывел его из раздумий голос Сени, который щелкал пальцами перед самым носом.
       - Прости, брателла, я задумался, что ты говоришь?
       - Готово, говорю, неси водку из морозильника и разливай.

       Отдав дань желудочного благоговения Сениному кулинарному шедевру, Максим после третьей рюмки отчего-то помрачнел.
       - Ты что, старик, - забеспокоился друг, - веселый такой был и на тебе!
       - Веселился, а потом вспомнил, что ни одного повода для этого у меня нет. Вот, ты как-то мне сказал, что Творец нас любит…
       - Я? Ты что, мы с тобой на эту тему никогда не говорили, - вытаращил глаза от удивления Сеня.
       - Ну, прости, во сне, значит, приснилось…
       - Однако ты совершенно прав: Творец нас любит, с чем ты, собственно, не согласен? У тебя есть конкретные возражения? Излагай! Я попытаюсь их развеять, насколько смогу.
       - Тогда зачем Он допускает, чтобы создания Его страдали? Вот, ты, как отец, смог бы заставить страдать собственных детей? Что ты молчишь?
       - Продолжай, я потом отвечу…
       - Скажи мне честно: я плохой человек? Может быть, убил кого-нибудь, ограбил сиротский приют, подлости делал исподтишка? Добра скопил немерено? Нет, ты все же ответь? В чем выражает Он любовь ко мне, чаду Своему болезному?
       - Ты хочешь серьезного ответа, или ждешь, чтобы я тебе возражал, доказывал, какой ты весь из себя хороший, и как Он неправ, посылая на твою голову страдания? – Глядя другу прямо в глаза, спросил Сеня.
       - Конечно, серьезного! - Возмутился тот, - я, действительно, хочу понять, в чем виноват?
       - Ответь, в таком случае, на самый простой вопрос: у тебя есть цель в жизни?
       - А у тебя? – Максим даже опешил от такого поворота разговора.
       - Да, ты хорошо ассимилировал среди местного населения, отвечаешь вопросом на вопрос, - усмехнулся Сеня, - сейчас речь не обо мне, хотя я могу тебе ответить, но чуть позже.
       - Ну, не знаю, вот, поля магнитные посчитать…, - промямлил Максим.
       - А тебе самому не смешно выдвигать это в качестве жизненной цели?
       - Почему, «смешно»? Ты же сам сказал, что это важно…
       - Представь, что у тебя есть великая цель…
       - Если бы мы жили в прежние времена, я, как примерный пионер, ответил бы тебе, что хочу стать достойным строителем коммунистического общества…
       - О, это уже теплее! В таком случае, вообрази, что некое количество человек устремлено к такой, вот, цели. Если ты запаздываешь, то идущие следом тебя подгоняют, а если бежишь впереди паровоза, то не чувствуешь этого. Но ведь нельзя же допустить, чтобы тебя постоянно подгоняли! А чем тебя можно подгонять? Естественно, страданиями. Если ты не будешь постоянно усиливать свою заинтересованность в величии цели, то будешь продолжать страдать.
       - Что-то я не понял: если я не хочу строить коммунизм со всем советским народом, то буду страдать?
       - Прости, я не сказал самого главного: цель должна быть духовная – слияние с Творцом!
       - А, так Он меня долбает непрерывно, чтобы я захотел с Ним слиться, полюбить Его как отца родного? Так бы и говорил, - иронично, как всегда, протянул Максим.
       - Грубо говоря, так. Смысл страданий – подтолкнуть нас к цели, а степень их зависит оттого, насколько мы будем соответствовать темпу, необходимому для ее достижения. Какими могут быть страдания? Да, любыми, потому что тело тут вообще не принимается в расчет.
       - Да, круто! И все же…
       - Подожди, не перебивай, я хочу сказать тебе все до конца о твоих страданиях, чтобы ты перестал себя жалеть. Понимаешь, это нас на нашем уровне беспокоят проблемы плоти, а на духовном – она рассматривается, как нечто такое, с чем нет смысла даже считаться. Что такое каких-нибудь семьдесят лет человеческой жизни по сравнению с Вечностью!
       - Ничего себе! Хорошенькие заявочки! Значит, отдельная человеческая жизнь ничто в сравнении с вечностью? Но ведь я живу здесь и сейчас! Страдаю я здесь и сейчас! И плевать я хотел на твою Вечность!
       - Что и требовалось доказать: у тебя нет истинной цели в жизни! Продолжай страдать в свое удовольствие, только не жалуйся потом, что тебя не предупредили. Пойми, чудак, духовные законы незыблемы! Малейшая неточность или отступление здесь обращаются, практически, в противоположность, в нарушение. Поэтому страдания по нашим земным меркам могут быть огромными! И это, к сожалению, касается не только тебя. Но с точки зрения духовного продвижения – они необходимы, чтобы направить душу к исправлению!
       - И что же делать? У тебя есть рецепт, о, великий кулинар всех времен и народов? - Все еще не желая сдаваться, прокричал Максим.
       - Бааль Сулам написал об этом совершенно не двусмысленно: тот, кто не изучает каббалу, является причиной всех страданий в мире.
       - А, так, вы адептов вербуете! – Засмеялся Максим. – Так бы и говорил.
       - Ничего подобного, каждый человек обязан выполнять законы Высшего Управления или Природы, а тот, кто этого не делает, достоин наказания, возлагаемого на него природой. Ведь ты же умный мужик, неужели тебе нужно сто раз объяснять, что законы Творца можно называть заповедями Природы и наоборот! Никуда я тебя не вербую, нет насилия в духовном, - это одно из основных правил каббалы. Но ты задал мне вопрос, и я тебе на него отвечаю так: ты должен прийти к Творцу сам, в свой срок и не раньше, а пока можешь дозревать на стороне. Но запомни: ты обязательно придешь. Я в этом уверен. И еще, открою тебе один секрет…, чтобы ты не так упивался своими невзгодами. Творец страдает в неимоверное количество раз сильнее, чем мы, поскольку понимает, в каком состоянии мы находимся.
       - С чего бы это? – Усмехнулся Максим, - типа, «долбаю его, сердечного, и плачу», да?
       - Он любит нас в миллиарды раз сильнее, чем мы сами себя…, и ничего не может сделать, потому что понимает, что мы должны пройти все эти болезненные стадии роста, чтобы осознать стремление к совершенству, которое обретем. Совершенство и наслаждение можно осознать только на фоне великого голода, а его-то мы сейчас и развиваем. Ты должен почувствовать этот голод, понимаешь, пройти через него, иначе не испытаешь подлинного блаженства! Поэтому все этапы твоего развития необходимы и преодолеваются они в осознаваемых страданиях. Однако страдает-то Творец, а не мы!
       - Ну, ты загнул! Он, значит, вместо меня страдает? Как это я раньше об этом не знал?
       - Не вместо тебя, а больше тебя, болван. Ведь и в нашем мире мать переживает за своего ребенка гораздо сильнее, чем он сам за себя! С этим-то ты не поспоришь?
       

       МЫ ЕЩЕ ПОБАРАХТАЕМСЯ!

       Дни бежали за днями. Максим целиком погрузился в поиск решения поставленной перед ним научной задачи. Он стал задумчив, молчалив, почти перестал шутить, а заодно и бриться. Душа его, казалось, совсем «закуклилась». Было очевидно, что внутри него происходит какая-то жестокая борьба. Сеня посматривал на него изредка сочувственно, даже с некоторой опаской за его физическое и душевное здоровье, но ни разу ни о чем не спросил, и обсуждали они только рабочие моменты.

       Однажды Максим пришел в лабораторию в необычайно приподнятом настроении и с некоторым надрывом в голосе, словно бросая вызов на дуэль, заявил другу:
       - Не вы одни такие продвинутые, что можете отождествляться с материей своим постижением! Я теперь тоже имею возможность кое-чему научиться.
       Семен воззрился на него в немом изумлении.
       - Вот, смотри, я записался на курсы, где обучают этому по методу доктора Дранникова.
       Сеня взял с некоторым брезгливым омерзением в руки небольшую прокламацию, и, пробежав ее глазами, искренне пришел в ужас.

       Прокламация, помимо общих мест, гласила:
«На наших семинарах и тренингах Вы сможете развить расширение диапазона чувствительности, научиться ощущать энергию своего организма и управлять своей жизненной силой.
       Вы овладеете технологией противодействия негативным, агрессивным энергоинформационным влияниям: людей, технических средств, среды.
       Вы овладеете свойствами и качествами базовых сущностей Земли, Неба, Серединного состояния.
       Вы включите и разовьете первородные животные качества, как то: Змеи – осязания, Тигра – обоняние, Обезьяны – слуха, Птицы – зрения.
       Овладев техникой «Прокачки», вы разовьете симбиоз чувств и качеств пяти видов «Дракона». Сможете наработать у себя срединное качество между «Учеником» и «Учителем» по технике «Беременные животные».

       - Что это за бред? – Спросил Сеня, с неподдельной тревогой глядя на гордо стоящего рядом друга, - у тебя крыша что ли совсем с петель сорвалась? Ты меня пугаешь, Макс.
       - Скажи еще, что мне пора к психоаналитику, - с вызовом отозвался тот.
       - Вот, этого я тебе никогда не скажу. Но зачем тебе метод «Прокачки» путем отождествления с беременным животным!? Милый, да ты в своем уме?
       - Я тебе докажу, что и без твоей каббалы люди добиваются раскрытия своих уникальных качеств, и тоже смогу постижением понять, как должен вести себя джет!
       - Нет, ты определенно не в себе! При чем тут каббала?
       - Но ты же говорил, что она развивает шестое чувство!
       - Да, я не ожидал, что ты такой олух! Ты хоть понимаешь, что такое «шестое чувство» в каббале!? Думаешь, это ясновидение какое-то волшебное, или яснослышание? Это – экран! Защита от эгоизма, позволяющая научиться альтруистически отдавать, а не только получать наслаждение!
       - Кто учится даром, тот даром учится! У вас же денег за обучение не берут, а тут сумма весьма ощутимая, значит, должны обучать по всем правилам. И вообще, пошел ты к черту со своими нравоучениями, забодал меня совсем своей каббалой! Можно подумать, что кроме каббалистов все остальные сплошные дураки! Отвяжись.

       Друзья поссорились и с этого дня обменивались лишь скупыми научными фразами на своем «птичьем», одним им понятном языке. Оба они одинаково сильно переживали свою размолвку, но каждый ждал, что первый шаг сделает другой.
       В дело примирения решила вмешаться Мила, и как всякая мудрая женщина, она нашла для этого весьма естественный предлог.


       РИТУАЛЬНЫЙ РАРИТЕТ

       Мила позвонила в воскресенье рано утром, чтобы с гарантией застать Максима дома, что называется, тепленьким.
       - Максим, ты женщин по утрам принимаешь? – Спросила она загадочным голосом.
       - Нет, - ехидно отозвался, стараясь попасть ей в тон Максим, - по утрам я принимаю душ и кофей, но женщин, которые в этот ранний час случайно оказываются в моем доме, могу тоже угостить чашечкой этого дивного напитка.
       - Тогда, давай, вари быстрее, я уже лечу, почти у твоего дома, скоро поднимусь.
       Максим вскочил с постели и начал судорожно распихивать по углам разбросанные повсюду шмотки и грязную посуду.
       «Лети, лети, голубь мира, - подумал он злорадно, - сдается мне, что дядюшка Сэм решил выбросить белый флаг».
       Однако он ошибся. Мила привезла его сумку с вещами, сообщив нейтральным голосом, что наконец-то подвигла мужа на ремонт. Она даже специально сделала нажим на слове «мужа», словно речь идет о человеке совершенно Максиму не знакомом. Он внутренне нахохлился, но виду не подал, и стал говорить о разных пустяках, вроде запущенной квартиры, и как было бы хорошо, тоже навести здесь хоть маломальский порядок и уют, но у него, мол, совершенно не доходят да этого руки.
       Они выпили кофе, и Мила засобиралась на работу, сказав напоследок:
       - У меня к тебе нахальная просьба, можно мы с детьми поживем пока у тебя? Сеня там будет потихоньку ковыряться, ты же знаешь, какой он обстоятельный, а мелкоте вредно дышать пылью. Ты ведь, кажется, целыми днями на работе пропадаешь… Я буду их из школы приводить прямо сюда, а вечером забирать домой, чтобы тебе не мешали.
       - Конечно, какой разговор, - поспешно согласился Максим, - живите, сколько хотите, места полно. Я только буду рад. Могу по такому случаю даже взять над ними шефство и приходить с работы пораньше, когда знаешь, что дома кто-то есть… Можешь и на ночь не забирать, они же мне как родные, - сказал он с какой-то особенной грустью в голосе, а потом, чтобы загладить свою непроизвольную сентиментальность, более сдержанным тоном добавил, - Зачем же ты сама сумку-то тащила, я бы зашел.
       - Да я квартиру разгребала к ремонту, а она стоит под столом, и деть ее сейчас, решительно, некуда. Вот, решила привезти, не беспокойся, она совершенно не тяжелая.

       После ухода Милы, Максим не без колебаний открыл сумку и ахнул. Прямо поверх ее содержимого лежал кинжал с мальтийским крестом.
       «Какой же я кретин! Столько времени подвергал близких мне людей, да еще детишек маленьких такому риску! Эти люди могли и к ним нагрянуть, а если бы кто-то из малышей оказался в этот момент дома? Или того хуже - любопытная детвора могла запустить в сумку свои носишки! Что же мне с ним делать-то? Меня уже обыскали по полной программе, и соваться им сюда еще раз, смысла нет. Скорее всего, наблюдают за мной исподтишка, ждут, что я рано или поздно приведу их к кинжалу. Что же ты за зверь такой таинственный?» - сказал Максим, получив, наконец, возможность рассмотреть его как следует.

       Для начала Максим решил отчистить рукоять кинжала, она была настолько грязной, что драгоценные камни, украшавшие ее, совершенно утратили свой блеск, и казались обычными стекляшками. Он вспомнил, как бабка когда-то рассказывала ему, что бриллианты лучше всего мыть нашатырем. Раздобыв в домашней аптечке склянку с этой зловредной, едкой жидкостью, чертыхаясь и отфыркиваясь, Максим принялся за работу, ласково приговаривая: «Сейчас мы тебя, лапушку, помоем, чтобы ты вырос и превратился в большой красивый меч!». Словно в благодарность за усилия, камни заискрились, засверкали, но самый большой сюрприз ожидал его, когда он отмыл центральный крупный самоцвет – бледно-зеленый изумруд весьма внушительных размеров. Максим даже ахнул от восхищения, настолько тот был хорош!
       Закончив работу, он положил кинжал на стол и отошел немного, любуясь этим совершенным произведением какого-то неведомого старинного оружейника. В мужчинах уже сам вид оружия всегда пробуждает древнюю, первородную страстную жажду защиты, воцарения справедливости и попранной чести, которая может дремать до поры до времени, но обязательно проснется однажды и засверкает, очищенная от культурных напластований, словно прекрасный самоцвет.
       Максим замер в восхищении, и вдруг, словно услышал произнесенное кем-то слово: «Solutio».
       «Разделение, - прошептал он, - что же ты разделяешь?».


       SOLUTIO

       Когда-то Максим питал алчный, необъяснимый интерес к алхимии, она казалась ему такой непостижимой и обольстительной! Теперь сами собой в его голове всплыли странные строки какого-то старого стихотворения, попавшегося ему на глаза еще в юности, он даже автора его не помнил:

Пусть строг устав, но ум свободен.
«Прими меня!» – молю Творца.
Сатурну жертвы дым угоден,
Он - планетарный дух свинца.
Земля суровая планета,
Во тьме материи лежит,
Как в коконе, зародыш света,
Лишь меч Solutio свершит.
И Aqua mystica стекает
Потоком огненным с клинка,
Кровь нашу одухотворяет
Как Aqua Vitae! Века
Бог Ветхий, прозванный Сатурном,
С водой отождествляет кровь.
Где Небеса берутся штурмом,
Там воцаряется Любовь.
       
       Тогда, давным-давно туманный смысл этого явно алхимического сочинения остался для него загадкой. Он сел на диван и погрузился в размышления, не в силах оторвать взгляда от успокаивающего, умиротворяющего душу нежного сияния изумруда.
       «Aqua Vitae» - «вода жизни», - подумал Максим, - как же она связана с мечом? Что означает это разделение, которое им следует совершить? Значит, вода и кровь – одно и тоже? Меч – предмет терминальный, конечный, им ставят точку, прерывают земное существование. Изумруд, напротив, символ жизни, обновления, нового рождения. Я слышал, что он приносит счастье только тому человеку, который уже идет по пути…, в противном случае, душеная болезнь гарантирована…».
       Сами собой веки его сомкнулись, и незаметно он уснул. Старец учил его во сне, но правильно ли Максим понимал его слова, этого он не знал.

«Скажи, Шимон, что разделяют мечом?».
«Правое от левого».
«Зачем?».
«Чтобы ты мог придерживаться средней линии».
 «Объясни, я не понимаю, что это такое «средняя линия»?».
«Средняя линия – это и есть творение, то есть, стремление к соответствию, к подобию Творцу».
«Значит, я должен умереть и заново родиться?».
«Да, пока старое в тебе не умрет, человек в тебе не родится».
«И еще, Шимон, я давно хотел спросить тебя про тайный колодец Мирьям! Ты знаешь, как его найти в водах Кинерета?».
«Не ищи тайн. Их нет. Ищи путь».
«Что же есть?».
«Твое невежество. Если будет тебе дано свыше, то ты получишь возможность отыскать воду жизни и знания в любом месте. Колодец Мирьям находится у тебя внутри, в твоей душе. Ты не спросил меня о самом главном: почему Небеса надо штурмовать?».
«Почему?».
 
       Однако Максим так и не дождался ответа. В этот момент он проснулся, придавленный гигантской глыбой стыда.


       ПРИМИРЕНИЕ

       Сеня открыл ему дверь весь перепачканный пылью и паутиной. Он, казалось, ничуть не удивился, увидев друга, стоящего с виноватой физиономией, держа на вытянутой руке прозрачный пластиковый пакет, позволяющий на глаз определить его содержимое.
       - Это ты хорошо придумал, - сказал Сеня, - пивка мне очень хотелось, от этой пылищи во рту, как пустыня Гоби. Давай, пробирайся тут, да, поосторожней, а то перепачкаешься.
       - Ну, и фиг с ним, можно подумать на мне смокинг. – Отозвался Максим, едва сдерживая ликование. Он, действительно, был очень счастлив, вот, так, запросто, без предварительного звонка ввалиться к другу после двухмесячного охлаждения в отношениях и не услышать не только ни единого упрека, но даже намека на свое свинское поведение. И все же он посчитал своим долгом повиниться.
       - Ты прости меня, борода, я вел себя, как скотина. Сам не знаю, что на меня нашло, словно бес какой подначивал! Тебе этого не понять, вы, каббалисты, небось, никогда так себя с друзьями не ведете…
       - Вот, тут ты ошибаешься, старина! – Со смехом сказал Семен, - у нас иногда такое происходит…
       - Иди ты! – Искренне изумился Максим, - как так? Вы ведь, вроде, такие все из себя духовно продвинутые…
       - Понимаешь, это совершенно естественно. В каббалу приходят люди с сильно развитым эгоизмом. Начинают заниматься, авиют постоянно растет. По идее, должны бы продвигаться по направлению к добру, направляются-то они к миру Бесконечности. Однако неожиданно обнаруживаешь себя в совершенно противоположном состоянии.
       - Не понимаю, как же так!
       - Бааль Сулам это хорошо объясняет. Он говорит, что все зло, которое человек сейчас ощущает, является проекцией его внутренних свойств. Поэтому в самом начале духовного пути, на протяжении достаточно длительного времени человеку дают понять, насколько его истинные свойства противоположны духовным состояниям. А по сему - чем больше сил вкладываешь в продвижение, тем больше зла в себе обнаруживаешь.
       - А! Значит, мое свинство можно приравнять к началу духовного пути! – Беззлобно возликовал Максим, - то-то я чувствую, что меня прямо распирает иногда!
       - Конечно! Ты вполне грамотно иллюстрируешь своим поведением модель Бааль Сулама, хотя можешь и не осознавать этого.
       - Как же так? Я иду по духовному пути, и сам этого не осознаю?
       - Понимаешь, ощущение – отдельно, а противостояние ему – отдельно, а ощущение на самом деле бывает нехорошим. Тут важно понять Творца и оправдать Его над всеми неприятными впечатлениями. Это тяжело, но тут-то и заключается вся сложность работы над собой. Именно так и необходимо продвигаться!
       - Но ведь это самое сложное! - воскликнул Максим серьезно, - сделать цель главной ценностью, или я ошибаюсь?
       - Ничуть. Ты попал в самую точку. Более того, ты постоянно проверяешь себя относительно цели и радуешься всем тем «грешникам», которых вытаскиваешь на свет!
       - Чему же тут радоваться! Своему хамству?
       - Именно! Они ведь все равно в тебе существуют в латентном состоянии, а тут вылезли, и засвидетельствовали твое продвижение! Это хороший признак! Поверь!
       - Да, неуютненько себя чувствуешь, когда понимаешь, что вел себя, как последний идиот…
       - Бааль Сулам объясняет это на очень естественном примере: в начале своего созревания каждый плод бывает кислым и непригодным к употреблению. Иногда и понять-то нельзя, каким же он станет, когда полностью созреет! Так и человек, на промежуточных этапах духовного развития как бы «не готов к употреблению».
       - Это обнадеживает! Значит, у меня есть шанс, и я могу сказать, что нахамил тебе, потому что, еще не плод, а завязь!
       - Тут есть одно «но»…
       - Я так и знал, что под камнями должны прятаться раки! – Засмеялся Максим, - говори скорей!
       - Ты обязан оправдать Высшее Управление, хотя твое ощущение неприятно, а понимание запутано.
       - Ну, да! Начальству виднее, что называется…
       - Необходимо проявить терпение. Это самое трудное, но, как говорят: «Грош за грошом – накапливается большой счет»! Имей в виду, что только терпение поможет тебе справиться с трудностями и преодолеть все негативные состояния.
       - Господи, брателла, как ты меня утешил! Какая хорошая наука – каббала, она так терпима к человеческим недостаткам! Пожалуй, мне следует пересмотреть свое отношение… О, Миледи идет, сейчас нам прилетит, что мы тут выпиваем, вместо того, чтобы заниматься подготовкой к ремонту, или свое пристрастие к пивку тоже спишем на «внутренних грешников»? Миледи, целую ручки, не извольте гневаться! Я уже ухожу, не смею дольше отвлекать твоего драгоценного от исполнения супружеских обязанностей!
       - С чего ты взял, что я сержусь, - смеясь, отбивалась Мила от его телячьих нежностей, очень довольная примирением друзей. – Сиди, сколько хочешь, никто тебя не гонит. Я, пожалуй, тоже к вам присоединюсь, если не жалко…
       - Знаете что, ребятишки, я предлагаю на время ремонта вам всем пожить у меня. Пусть тут спецы работают, вы будете их контролировать, а обитать в моей квартире. Вот, вам два комплекта запасных ключей, можете прямо сегодня перетащить самое необходимое. Идет?
       - Идет! – Согласился Сеня и видом человека, который не только приготовился к порке, но даже прихватил с собой розги, полез освобождать антресоль.


       СЛЕЖКА

       Пожалуй, впервые с момента своего пребывания на Кинерете Максим чувствовал себя абсолютно счастливым. Ему было хорошо, покойно и весело.
       «До чего же замечательно иметь такого друга, как Сенька! Все же он удивительный человек! И мудр, аки змий! – Размышлял он по дороге к дому. – Надо прибраться там, порядочек навести, все же дети будут, а то моя холостяцкая берлога совсем не подходит для того, чтобы в ней детишкам уютно было. Стоп! – Его, словно обдали ледяной водой, - кинжал! Надо его немедленно унести из дома! Я не имею права подвергать друзей такой опасности, чего доброго, дети найдут! Но куда? Ума не приложу…».
       Неожиданно Максим вспомнил, что Шимон как-то говорил ему о пещерах, находящихся в окрестностях Цфата.
       «Надо провести изыскания и спрятать его в каком-нибудь небольшом гротике, или расщелине между камнями, - немедленно решил он, - пусть пока там полежит, а потом мы с Сеней решим, как с ним поступить».

       Руководствуясь интуицией, Максим выбрал направление и поехал по дороге, ведущей к пещере Рашби. Побродив по окрестностям, он забраковал несколько крохотных ниш среди камней, хорошо просматривающихся с основной дороги.
       «Это все не то, - думал он, - мне надо найти что-нибудь поспокойнее, какое-нибудь не сильно людно местечко, чтобы меня не застукали, а то увидят, что я тут ошиваюсь, и проверят, не спрятал ли чего…».
       Максим решил пойти по направлению к горе Мирон. Преодолев какое-то расстояние, он увидел человека, который протиснулся наружу из узкой расщелины между двумя большими валунами, плотно прилепившимися к самому боку небольшого довольно крутого холма. Максим кинулся на землю и притаился, боясь дышать, в надежде остаться незамеченным. Человек, очевидно, был сильно занят своими мыслями, он и не думал оглядываться по сторонам, потому, не заметив соглядатая, направился быстрыми шагами в сторону, противоположную той, где залег Максим.
       «Да, это же Шимон! – Узнал тот знакомую фигуру, - куда это наш старец так поспешно отправился? В его преклонных летах надо себя беречь, а не носиться по холмам в таком быстром темпе! Однако надо проверить, откуда он вылез! Может, в этом месте есть вход в убежище, о котором никому не известно!».
       Сгорая от нетерпения, Максим едва дождался, когда старец скроется из виду, а затем, пригнувшись, короткими перебежками, двинулся к валунам. Между ними он, действительно, обнаружил узкий проход, и, сомневаясь, что сможет в него протиснуться, пробормотал:
       «Да, задачка! Старец-то посубтильнее меня будет, не попасть бы в «безвыходное положение»! А то буду тут торчать в прорехе, пока не похудею, как Винни Пух после визита к кролику… Ладно, рискнем, может, все не так страшно…».
       Максим выдохнул из груди весь воздух, сжался насколько смог и протиснулся в узкое отверстие, опасаясь, не сужается ли дальше проход. Однако ему показалось, что он, напротив, немного расширялся, примерно в полуметре от входа.
       Сделав несколько неуверенных шагов вперед, он неожиданно покатился вниз по узким земляным ступенькам и остановился только, когда они закончились, по его прикидкам, на высоте полутора метров от узкой части прохода. Во всяком случае, он смог выпрямиться во весь рост. Кромешная темнота, в которой оказался Максим, казалась ему абсолютно непроницаемой после яркого солнечного света, и он замер в нерешительности, боясь сделать неосторожный шаг в сторону, чтобы опять не угодить в какую-нибудь ловушку. Однако ему показалось, что он не был заперт в каменном мешке, а окружает его довольно большое пространство, хорошо продуваемое свежим воздухом.
       Максим достал из кармана зажигалку и, равномерно поворачиваясь вокруг своей оси, попытался просмотреть сквозь темноту, где находится. Ему показалось, что оттого места, где он стоит, в одну из сторон ведет вполне просторный проход, по которому можно свободно продвигаться, хотя и пригнув голову.
       «Как выбираться-то буду? – Подумал он, похолодев при одной мысли, что с ним может случиться приступ клаустрофобии, - и не знает ведь никто, что я здесь. Старец, может, еще месяц сюда не придет…, ладно, раз уж я оказался тут, надо хотя бы посмотреть, можно ли спрятать кинжал в этом укромном месте, а потом подумаю, как мне выбраться».
       Достав из кармана носовой платок, он расстелил его на земле для ориентира, и, ощупывая руками стены, в темноте, чтобы сэкономить газ в зажигалке, пошел вперед по тоннелю. Пройдя, приблизительно метров пять, считая шаги, Максим заметил впереди слабый, колеблющийся свет. Он повеселел и ускорил темп.


       В ПОТАЙНОЙ ПЕЩЕРЕ

       Все было, как в том загадочном сне. Максим тотчас узнал зал, в котором очутился. По всей его окружности располагались странные возвышения, напоминающие надгробья. На них горели свечи, свидетельствуя о том, что кто-то совсем недавно был тут, и, возможно, еще полагал вернуться. В промежутках между плитами прямо в каменных стенах пещеры были выдолблены неглубокие ниши, которые Максим принял тогда за ответвляющиеся коридоры, где на полках стояли старинные книги и лежали груды свитков из пергамента и телячьей кожи. Некоторые из них были закопченными, словно их лизало пламя своим хищным языком.
       В центре зала находился круглый колодец около двух метров в диаметре, окруженный каменным бортиком, возвышавшимся над полом пещеры, примерно, сантиметров на двадцать. Максим приблизился к самому его краю и заглянул внутрь, вытянув шею, но ничего не смог рассмотреть в робком, неверном свете свечей, хотя ему почему-то показалось, что воды там нет. Разве что, она была глубоко, на самом дне, но даже глубину колодца определить было невозможно.

       Максим начал внимательно оглядывать помещение пещеры, прикидывая, куда можно было бы спрятать кинжал. Исследуя с этой целью нишу за нишей, он почувствовал странное, безотчетное ощущение, словно сами книги и свитки, бережно рассортированные по полкам, излучали некую мощную энергию. Может быть, оттого, что их много веков брали в руки с большой любовью, осторожностью, даже с трепетом и исходила от них та потрясающая сила, которую он теперь уловил. В то же время Максиму казалось, что он не имеет права находиться здесь без приглашения хозяина, и уже тем более прятать оружие, скорее всего запятнанное кровью, среди святых раритетов, и ему захотелось поскорее покинуть это потайное книгохранилище.
       Не обнаружив ничего более подходящего для своего тайника, он решил остановить свой выбор на колодце.
       К счастью, готовясь совершить свою тайную эскападу, Максим предусмотрительно запасся скотчем, перочинным ножом и мотком прочной капроновой нити из бабкиных загашников. Он обмотал одним ее концом кинжал, завязал несколько прочных узлов и начал осторожно опускать его в колодец. Он оказался не слишком глубоким, и вскоре Максим уловил, как металл слабо звякнул о каменный пол.
       «Это хорошо, - с облегчением подумал он, - значит, колодец пуст и в нем нет воды!». Собираясь обрезать требуемую длину, чтобы прикрепить скотчем другой конец нити к краю колодца, Максим услышал голоса, доносящиеся из прохода. В пещеру кто-то шел.
       «Должно быть, Шимон возвращается! И не один».
       Похолодев от мысли быть застуканным на столь низменном поступке, Максим не раздумывая, спрыгнул в колодец вслед за кинжалом, не успев даже зафиксировать его, как хотел, но приземляясь, ударился коленом о каменное дно. Издав тихий стон, он зажал рот рукой и постарался подавить боль усилием воли.

       Два человека, не предполагавшие, что могут быть услышанными, разговаривали в полный голос.
       - Мы знакомы уже не один кругооборот, - услышал Максим голос Шимона, - каждый раз нам выпадало счастье родиться в великую эпоху и находиться рядом с выдающимися мудрецами, но ты продвинулся выше меня. Хотя и я кое-чего добился на пути, но мое возвышение ничтожно по сравнению с твоим.
       - Не забывай, - ответил незнакомец, - все заработанные ступени остаются с тобой, и ты идешь только вперед. Если человек перешел махсом, то уже навсегда в этой жизни, ибо поднимают, но не опускают в духовном…
       - Я жил в эпоху великого Рашби, - продолжил Шимон, словно не обратив внимания на слова своего собеседника, - но, возможно, невольно послужил тому, что Книга Зоар раскрылась раньше положенного времени, и развитие цивилизации искривилось, пошло по ложному пути. Ведь до конца двадцатого века каббала должна была оставаться тайной наукой! Человечество, не развившее в полной мере свой эгоизм, не имело права с ней соприкасаться!
       - Разве в нашей власти проникнуть до конца в Замысел Творения!? Пути Творца неисповедимы…
       - Потом мне посчастливилось находиться рядом с мудрейшим Ари, и даже спасти некоторые бумаги, написанные его рукой, а не воспроизведенные потом Хаимом Виталем.
Однако и тут страстное желание получить для себя погубило меня. Я подсмотрел, как Исаак Лурия повел своего любимого ученика к колодцу Мирьям и запомнил это священное место. Более того, однажды я не выдержал, и воспользовался им! О, я не могу описать, что испытал в этот миг, что постиг! Разве можно постижение передать словами! Но это длилось всего одно мгновение! Божественное, но короткое. Потом Небеса закрылись передо мной, и надолго. Я думал одно время, что навсегда… Тогда я начал трудиться. Терпеливо, кропотливо, шаг за шагом шел я к намеченной цели.
       - Ты вовсе не обязан исповедоваться передо мной, Шимон, - собеседник его, казалось, был смущен всем услышанным. – Мне бы не хотелось отвечать тебе откровенностью на откровенность…, я тоже всего лишь человек…. Лучше скажи, зачем ты пригласил меня сюда?


       СИЯНИЕ ШХИНЫ

       - Ты любимый ученик последнего великого каббалиста – Рабаша. – Заговорил Шимон после довольно продолжительной паузы. – Это в твои руки передал он заветную тетрадь с Шамати…, в которую занес то, что слышал от своего отца – Бааль Сулама. Поэтому я решил, что именно ты и никто другой достоин хранить знания, собранные в этой пещере, она наполнена бесценными реликвиями. Я чувствую приближение конца жизни. И хотел бы передать тебе все, что собирал и берег много веков, возвращаясь за кругом круг в наш мир.
       - Благодарю тебя за доверие, - ответил незнакомец с нескрываемым волнением в голосе, - постараюсь быть достойным его. Возможно, именно здесь хранится документ, который я давно ищу… Он имеет отношение к Бааль Суламу и… его тайному учителю.
       - Да, я знаю, о каком документе ты говоришь! – С жаром воскликнул Шимон. – Только он еще находится у меня дома, я пока не успел положить его в архив! Но я помню его наизусть, память еще ни разу меня не подвела.
       - Тогда прочти мне его вслух! Я слишком взволнован! – Воскликнул незнакомец.


10 тевета 1928 года, Иерусалим
Письмо его от 6-го дня, вечера субботы принял как верное, и оно еще больше умножило его вопрос ко мне: на чем построил я основы Науки Каббала, которые должны исходить из духовно чистой капли чернил.
Я не вижу себя обязанным отвечать на этот вопрос, но в любом случае, ввиду скрытых причин считаю нужным, насколько возможно, разрешить этот вопрос. Расскажу ему о главном, что произошло со мной, с начала занятий этим и до их конца, вследствие чего удостоился я мудрости, по великой милости Творца.
На 12-й день месяца хешван, в пятницу утром, явился ко мне один человек и раскрылся мне, как великий мудрец в Науке Каббалы, а также и в иных науках. Сразу же, с началом его речей, почувствовал я и вкусил, что есть в нем Божественная мудрость, что Все им сказанное – подобно мощному потоку в своем величии. Во все это поверил я со своего уровня и восприятия. Он пообещал раскрыть мне истинную мудрость во всей ее полноте.
Занятия наши продолжались около трех месяцев, каждую ночь, с полуночи до утра, в его доме. Большая часть занятий была посвящена изучению святости и чистоты. И каждый раз я упрашивал его раскрыть мне какую-нибудь тайную Каббалистическую мудрость. Он начинал давать мне начала знаний, но ни разу не завершал их, что, конечно же, порождало во мне сильную тоску. Пока, как-то раз, после большой моей мольбы к нему, раскрыл мне одну тайну, – и радости моей не было предела.
После этого начал я сам обретать самостоятельность. Но по мере увеличения моего «Я», отдалялся от меня Учитель мой. Но я не ощущал этого. Это продолжалось примерно три месяца, пока в последние дни не обнаружил я его дома, молил но не нашел. Тогда ощутил я, что, действительно, отдалился он от меня, и сильно засожалел я. И начал улучшать себя.
Девятого числа месяца нисан, утром, нашел я его в его доме и много просил прощения за прошлое. Тогда вновь стал он умиротворенным, как прежде, и раскрыл мне большую тайну незаполненной миквы – и не было предела моей радости. Но показался мне он слабеющим, и не выходил я из его дома, а назавтра, десятого числа месяца Нисан 1915 года закончил свою жизнь в мире.
Невозможно описать горечь мою, ведь сердце мое было полно надежды удостоится высшей мудрости – но вот остался один, голый и ничего не постигший, и даже полученные от него знания исчезли временно из моего разума, вследствие великого горя моего.
Но с тех пор устремился взор мой ввысь в необъятном желании и ожидании, и не давал я себе успокоения ни на мгновение, пока не нашел благоволение к себе в глазах Творца. И конечно же заслуги Учителя моего и его Учения открыли сердце мое Высшей Мудрости как неиссякаемый источник. Также вспомнил я в милости Творца все тайные знания, полученные мною от Учителя. Не в моих силах восхвалить Творца за полученное.
А мой святой Учитель зарабатывал крупной торговлей и был известен в городе как честный торговец, но о его великих знаниях в Науке Каббала никто не знал и не знает по сей день. И мне не разрешил раскрыть имя его.
Я занимаюсь Каббалой открыто перед всеми, скрыто обучаю некоторых духовным путям и общим знаниям.
В остальном, благодаря Всевышнему, все в порядке.

Йегуда Лейб

       Некоторое время собеседники молчали, потом незнакомец произнес срывающимся голосом:
       - Благодарю Тебя, Творец за то, что Ты исполнил мое желание!
       - Что ж, - продолжил Шимон, - хотя мы с тобой и не можем видеть мир от края и до края, так как еще не достигли состояния, в котором все исправлены и объединены друг с другом в единое целое «как один человек с одним сердцем», но дана нам возможность сейчас поработать вместе. Я понимаю, что ты вправе отказать мне в этом, не пожелать вступить со мною в контакт, ведь еще не настало время слиться с Высшей силой и наполниться от Нее, мы все можем попытаться открыть друг другу свои экраны и поработать вместе...
       - Есть такие высокие ступени постижения, находясь на которых уже нельзя ошибиться! – Воскликнул незнакомец. Однако в начале и в середине пути каббалисты не всегда понимают один другого. Я не вполне уверен, что мы имеем право открыться друг другу, я пока не понял, корня твоей души… Но если ты желаешь, чтобы я увидел твои достижения… Я готов…
       - Благодарю тебя, - тихо произнес Шимон.

       За этими словами последовала такая глубокая тишина, Максим даже испугался, что те двое наверху могут различить его дыхание. Он замер и попытался приобщиться к их безмолвию.
       Неожиданно с ним начала твориться странная вещь! Он обнаружил себя в центре расширяющихся кругообразно волн энергии и вдруг явственно ощутил, словно его окружает присутствие некой Высшей силы. Всепроникающее мощное энергетическое поле пронизывало все его существо. Он чувствовал напряженность этого поля, и оно диктовало ему свои законы. Оно готово было проявиться в нем, для него, чтобы он понял, наконец, что оно есть Сама Мысль!
 
       Максим – ни тогда, ни потом – не мог точно сказать, сколько времени он пробыл в таком состоянии. Миг или Вечность. Но когда бы он ни вспоминал о том, что пережил, ощущение, которое запечатлелось в его психике, можно было определить одним словом: Любовь. Ему казалось, что тела нет, а весь он, будто представляет собой некое облако атомов, изнемогающих от любви, но ни к кому-то конкретно, а чувство это было таким всепоглощающим, таким всеобъемлющим, словно он являлся крохотной частичкой огромного единого организма, называемого «Вселенная». Крохотной, но такой важной, значимой, что ни он без нее, ни она без него, не мыслят своего существования.




       НЕОЖИДАННОЕ ВТОРЖЕНИЕ

       Как ни странно, к печальной реальности его вернуло собственное тело. Максим до того замерз, сидя в одной позе на каменном полу колодца, что зуб не попадал у него на зуб от холода. Ушибленное колено болело все сильнее. Он не мог понять ушли Шимон со своим спутником, или они все еще находятся здесь. Безмолвие, окружающее его было полным и непроницаемым, к тому же свечи стали догорать, мрак внутри колодца постепенно сгущался, и Максим решил обнаружить свое присутствие, повиниться и попросить о помощи.
       Он с трудом поднялся на затекшие ноги и тихо прокричал в зияющее над головой жерло колодца:
       - Эй, тут кто-нибудь есть?
Ответом ему была полная тишина.
       «Ушли, - решил Максим, - может, это и к лучшему. Стыдно как-то, выходит, я их нарочно подслушивал. Мог бы и сразу признаться, что тут сижу».
       Вытянув руки, он попытался нащупать край колодца, чтобы, подтянувшись, выбраться наружу, но к своему ужасу понял: ему не хватает, буквально, несколько сантиметров для осуществления этой задачи. К тому же, все сильнее давало себя знать разбитое колено, боль, буквально, пульсировала в нем, становясь нестерпимой. Поняв, что застрял на неопределенный срок в этом каменном мешке, Максим запаниковал. Сердце его бешено колотилось, а к горлу подступила омерзительная тошнота.
       «Только не это! – Простонал он, - так, соберись! Надо немедленно взять себя в руки, иначе ты не сможешь контролировать свое разбушевавшееся подсознание! Никакой клаустрофобии у тебя нет, дружок, забудь даже это слово! Борись! Тряпка, мерзкая, чавкающая слизь!».
       Он запустил еще несколько нелицеприятных эпитетов в адрес своей особы, и с удовлетворением отметил, что немного успокоился.
       «Хороший способ, надо будет запатентовать, - не слишком весело усмехнулся Максим вслух, - если выберусь, конечно…, так, никакого паникерства! Сеня, вот, только волноваться будет, хорошо, что я дал им ключи от квартиры, а то – пригласил пожить и исчез без следа. Он, конечно, волну погонит, а толку? Кто меня здесь найдет! Разве что, старец вернется…».

       Однако усталость брала свое, и Максим почувствовал, что смертельно хочет спать. Он решил, наконец, исследовать вынужденное прибежище и осторожно, прихрамывая, медленно побрел вдоль внутренних стен колодца. Максим едва не упал, запнувшись в темноте о какие-то брошенные на полу тюки. Он нащупал три мешка с неизвестным содержимым, края которых были туго стянутые веревками.
       «Что ж, это лучше, чем ничего, - подумал он с грустью, - жестковато, конечно, однако теплее, чем на голом полу…».
       Разровняв, насколько это было возможно, мешки, Максим угнездился кое-как на свое импровизированное бугристое ложе.

       Разбудили его громкие голоса, доносящиеся сверху. Максим понял, что кто-то сидит на колодезном бортике, и хотел, было, закричать, но вдруг понял, что разговор ведется на испанском языке, причем, один из собеседников говорил с сильным французским прононсом.
       - Так вот, я тебе рассказывал, что завел шашни с красоткой из архива. – Сказал француз, - Она оказалась падкой на всякие побрякушки.
       - И что толку? – Уныло проскрипел испанец своим неприятным голосом, - вечно ты тратишь время и деньги на ерунду.
       - Э, не скажи! Толк был, да еще какой! Она принесла мне копии донесений всех агентов Ордена, ведь и после разгрома его деятельность не прекратилась, а только перешла на режим подполья. Магистра, конечно, того…, но те, что остались…
       - С ума сошел! Она же может донести на нас в полицию, или просто проболтаться кому-то, что мы интересуемся старинными документами! Мало тебе проблем? Что ты ей наплел?
       - Сказал, что я историк и пишу книгу о беспримерных временах тамплиеров, ну, и всякое такое, плюс подарки, угощение и моя любовь, разумеется.
       - Ладно, теперь уже все равно ничего не исправишь, говори, что тебе удалось узнать.
       - Массу полезного. Документы, правда, подпорчены были, но у нас же аппаратура специальная. Слушай: хранителей было трое, они покинули Орден чуть не в день разгрома и унесли те самые раритеты, которые мы сейчас ищем. Вроде как, эта троица добралась до условленного места, но почему-то не воспользовалась тайником.
       - Жаба задушила, видать, решили все сами толкнуть, а бабки поделить, - злобно засмеялся испанец, - или ты этих людишек не знаешь!
       - Нет, что-то там у них случилось, я читал записки одного из них. Хосе, кажется, его звали. Он писал, что двое его приятелей именно так и предложили поступить, но он, будучи фанатично преданным идеалам Ордена, их прикончил, взял все три мешка и махнул сюда, в Цфат.
       - Да, парень не промах! Решил, что лучше все себе одному захапать, чем делиться с дружками! Это я понимаю!
       - Черт его знает, что было у него на уме! Только, прирезав братков тем самым ритуальным кинжалом, который служил испокон века для расправы с предателями Ордена, он ловко улизнул почти из-под самого носа полиции.
       - Что, и тогда была полиция? Вот, сволота!
       - Может, они и не так называлась, бес ее знает! В Цфате он, вроде, с голодухи подыхал, но ни одного раритета все равно и не продал. Так он, по крайней мере, пишет. А эти «игрушки Загрея», как они условно назывались, спрятал в каком-то одному ему известном месте. Если бы на кинжал случайно не вышли, то вообще никаких концов! Амбала этого тогда утопили, а кинжал русский увел, чуть не из самых рук. Раритеты, как в воду канули, хоть ножичек этот добудем, и то хорошо, не придется аванс отдавать!
       - Одного не пойму, как он от нас улизнул? Мы же глаз с него не спускали от самого дома! Как сквозь землю провалился! Если бы та парочка дедов из валунов не вылезла, мы бы и про эту пещерку не узнали. Ты тут все осмотрел?
       - Барахло одно! Книженции, да бумаженки какие-то в трубки скатанные, не поймешь, на каком языке. Может, и ценные штуки, да фиг их тут толкнешь! Через границу тоже не перевезешь. Бесполезные вещи!
       - Пока бесполезные, - поправил его испанец, - задание выполним, а потом, глядишь, можно будет и в эти, как ты говоришь, бумаженки лапы запустить. Почву только надо подготовить. Покупателей прежде найти, а потом уже и за товаром нагрянуть. Давай-ка, прихватим пару свитков, что потоньше, да покажем знающим людям. Хоть прикинуть попытаемся, сколько эта рухлядь стоит, и надо ли из-за нее рисковать. Раз уж мы все равно здесь. А то, пока кинжал найдется, можно с голоду подохнуть!

       Максим не мог допустить, чтобы библиотеке старца был причинен хоть малейший ущерб, он нащупал кинжал и метнул его вверх через бортик колодца, чтобы отвлечь бандитов от их преступных замыслов.
       Наверху раздался дружный вопль ликования.
       - А, так, он тут, голубчик, - завопил француз.
       - Что-то я не понял, зачем же он нам ножичек-то выкинул? Русский, а, русский, ты сдаешься? – Нехорошо смеясь, спросил Максима испанец.
       - Да, - ответил Максим, - надоели вы мне. Возьмите свой кинжал, только отвяжитесь от меня. Вылезти помогите за это.
       - Чтобы ты на нас сразу донес! Нет, дорогой, подыхай тут медленной смертью, даже пули на тебя жалко, сматываемся Поль!
       - Может, все-таки кокнуть его для верности? Похоже, он испанский знает, значит, понял, о чем мы говорили.
       - Нет, это опасно, наследим…, могут пулю извлечь, а у меня оружие табельное…, я же охранник крупной фирмы…, этот и так не жилец. Если найдут труп, - решат, что сам забрался, а вылезти не смог, и своей смертью помер. Не пригодится ему уже его знание испанского! Да, и у старичков тех проблемы будут, пусть объясняют, как он сюда попал, да почему помер. Хотел бы я видеть их физиономии!
       Удаляющийся топот двух пар ног, лишил Максима и этой надежды. Он вдруг почувствовал такую слабость, что у него едва хватило сил отпустить вслед грабителям пару гендерных колкостей.
       «Зато жив остался, а могли, ведь, и пристрелить, - подумал он невесело, - жив-то, жив, да что толку? Долго ли я тут протяну… жар начинается, это плохо… Мири, Мири, дай мне воды!».
       Он рухнул навзничь на мешки и впал в забытье.


       ПОМОЩЬ
 
       - Макс, Макс, - услышал он звонкий голос Сени, - вставай махровый ленивец, а то опоздаешь на лекцию своего любимого профессора! Как экзамен сдавать будешь? Сегодня он начинает жутко интересную тему: что такое цветовой заряд, или какие силы связывают кварки.
       - Не кваркай всуе! – Назидательно проговорил Максим, не в силах разлепить веки. - Профессор - человек лояльный, ты же знаешь его градацию оценок, он ставит пару только в том случае, если студент ничего не знает, ничего не понимает и при этом выводит преподавателя из себя. А я обычно на его экзаменах веду себя, руководствуясь обстоятельствами.

       Максим увидел, как стены колодца начали медленно уходить вверх, дно поднималось, словно выворачиваясь наизнанку, он превращался в башню, которая постепенно заполнилась ярким светом.
       Он сидел в круглом помещении на жестком стуле прямо напротив доски, у которой стоял профессор и объяснял материал ему одному. Это очень удивило Максима, обычно на его лекциях было полным-полно студентов. Жадные до знаний, они всегда набивались в аудиторию, как сельди в бочку, если лекцию читал кто-то из светил ядерной физики.

       «Итак, Ишсут называется Л (ламэд) слова ЦэЛэМ, потому что наклоняет свою голову. И об этой башне сказано: «Башня Оз имени Творца»…
       Максим слушал очень внимательно и добросовестно заносил каждое слово профессора в тетрадь.
       «…То есть, парцуф гадлут, имеющий свет хохма, парящая в воздухе – авир...»
       «Профессор, - перебил его Максим, - но это же нестабильное состояние!»
       «Вы совершенно правы, молодой человек! Ишсут снова возвращается то в катнут, то в гадлут, и поэтому такое состояние называется парением»…
       «Но ведь это можно сравнить с переходом электронов с одной орбиты на другую. – Многозначительно добавил Максим, - электрон до тех пор, и до тех пор не излучает, пока поступившая энергия не вынуждает его покинуть орбиту. Поднимаясь, он поглощает энергию, а, падая, излучает! Или я не прав?».
       «Разрешите мне продолжить? – Почтительно спросил разрешения профессор. Итак: частицы в составе атомного ядра состоят из еще более фундаментальных частиц – кварков. Стандартная модель правильно описывает строение вещества, и в этом направлении наука дошла до логического завершения познания».
       «Довольно странное заявление, - возмутился Максим, - странное и ни на чем не основанное! И очень вероятно – ложное! Попытка оправдать многолетний застой в теорфизике! А я Вам, вот, что скажу, дражайший, профессор, идя путем Творца, я получил очень доказательное подтверждение, что кварков семь и не более! Согласитесь, это превосходно укладывается в модель десяти сфирот!».
       «Молодой человек, может быть, вы будете читать лекцию вместо меня? – Спросил профессор с еще большим почтением, - ведь вы знаете об этом гораздо больше».
       «Привлекайте каббалу, профессор, - назидательно сказал Максим, - вы гораздо лучше поймете, из чего состоит Мироздание, она все это превосходно описывает, и вам не понадобятся никакие дорогостоящие синхроциклофазатроны!».
       Профессор уничижительно поклонился, и аудитория исчезла вместе с ним.

       Потом они с Мири плыли на лодке по спокойной голубой глади Кинерета.
       «Ты ищешь колодец Мирьям?» – Спросила она с тревогой в голосе.
       «Нет, - спокойно ответил Максим, - он всегда со мной, в моей душе. Какой смысл в получении знаний таким путем! Надо формировать душу, лепить из нее сосуд для получения света. Просто в этом уединенном месте, где нас никто не слышит, я хочу прочитать тебе стихотворение Бааль Сулама. Мне однажды прочел его один мудрец. Я запомнил только его смысл, и передал, как сумел. Сеня сказал, что в оригинале оно звучит более точно, но оно такое красивое, что я не смог удержаться и попытался придать ему рифму! Вот, послушай!

Пресветлый, излучающий с вершин!
Там, в вышине за пологом экрана –
Все тайны праведных откроешь Ты Один,
Где свет и тьма лучатся непрестанно.

Познать Творца! Его прекрасна Суть -
Остерегайтесь лишь Его касаться,
И к башне силы пред вами путь,
Откроется тогда и, может статься

Вас Истины сиянье изумит –
Лишь изрекут её уста в благоговенье,
И только перед вами обнажит
Творец Свое святое откровенье.


       - Ты можешь встать? – Услышал Максим сквозь шум в ушах голос Шимона. – На-ка, вот, выпей отвар из трав. Он тебя подкрепит. Бедный, зачем пошел сюда? А если бы я долго не появлялся? Умер бы. Пойдем наверх.


       ПОТАЙНАЯ ДОРОГА К ЦФАТУ

       Осторожно, по-отечески помогая Максиму подняться на ноги, старец вывел его наверх из колодца по опущенной туда лестнице. В пещере ярко горели свечи, бросая на потолок колеблющиеся, причудливые, загадочные тени. Максим был до того слаб, что еле держался на дрожащих ногах, он с большим трудом доплелся до одной из плит и поспешил опуститься на нее.
       - Сколько же я тут пробыл?
       - Смотря, когда пришел, - ответил старец, как всегда уклончиво.
       - В тот день ты приводил сюда какого-то незнакомца, - смущенно пробормотал Максим. Ему было стыдно признаваться Шимону в своем неблаговидном поступке, но тот, казалось, и не думал его упрекать.
       - Три дня тогда. Меняю я свечи каждые три дня.
       - Бедный Сенька, он, наверное, совсем извелся от неизвестности! Надо ему немедленно позвонить! У меня машина недалеко от пещеры, там мобильный, я его не стал сюда брать, думал, кинжал положу куда-нибудь и назад, все равно он здесь не взял бы, глубоко...
       - Не вышло? – Спросил Шимон сочувственно, и Максим как всегда не понял, шутит он или говорит серьезно. У него начался жесточайший приступ кашля, и старец озабоченно покачал головой. – Воспаленье легких, я думаю у тебя. Лечить скорее надо. Видел машину твою. Порезали колесо тебе, разбили стекло и фары. Не поедешь на ней.
       - Как же мы доберемся! – Заволновался Максим.
       - Тележка у меня тут, вожу свечи на ней. Довезу тебя до Цфата.
       - Как это!? Тяжело вам будет, да, и дорога не ближняя, холмы кругом, нет, я уж как-нибудь сам.
       - Посмотрим, - опять уклончиво ответил старец. – Пойдем помаленьку.
       
       Шимон подошел к одной из ниш с толстенными фолиантами, провел рукой где-то внутри нее, и она плавно ушла вбок, открыв невысокий проход в глубину пещеры.
       - Забрать ничего не хочешь? – Спросил он, искоса поглядывая на Максима.
       - Нет, - ответил тот удивленно, - кинжал я отдал, а то бы они утащили что-нибудь из ваших раритетов. И считаю, что правильно сделал! Зачем он мне, одни проблемы с ним! Может, отвяжутся от меня, наконец. Жалко будет, если в плохие руки попадет.
       - Попадет. Только кинжал сам за себя постоит. Ты свою вину смыл с него. Да, и то, сказать, какая у раба вина! Ты хуже кинжала был тогда, растение.
       - Не понял? – удивился Максим еще больше.
       - Поймешь. А еще ничего не возьмешь?
       - Нет у меня тут ничего! – Воскликнул Максим уже с некоторым возмущением.
       - Ну-ну, как знаешь. Идем.

       Опираясь на щуплое плечо Шимона, Максим медленно пошагал в сторону прохода. Старец помог ему усесться в небольшую тележку, напоминавшую дачную тачку, зажег смоляной факел и вручил его Максиму.
       - Удержишь?
       - Постараюсь! – Радуясь, что скоро вырвется из каменных объятий пещеры, насколько мог, бодро отозвался тот. На самом деле, Максим чувствовал себя очень неуютно под этими узкими сводами, с потолка которых свисали тенета паутины.
       «Родовым путем иду, - подумалось ему почему-то, - словно на свет Божий появляюсь из материнского лона…, кажется, у древних греков в Элевсинских мистериях было принято водить неофита по таким узким подземным лабиринтам. Зато после такой инициации он становился полноценным «мистом», то есть, «закрытый покрывалом». Как же там было сказано? Очень точно, словно про меня!
 
Жрец дирижер, мист музыкант,
Неопытный, при этом…
И только он – иерофант
Очистит миста Светом!

Душа начинает свое нисхожденье
В материю, всюду неведенья мрак.
Психея! О, бабочка грехопаденья!
В руках твоих срезанный колос и мак.
Во тьме, как сквозь смертные муки,
Вводили меня в лабиринт,
Химеры хватали за руки,
А страх, словно огненный винт,
Впивался мне в мозг…

       «Дальше не помню, - с сожалением подумал Максим, - а, вспомнил!»

А стены все уже и уже,
И воздух плотнее и хуже…
Мой мечется ужас – пульсирует в сердце,
Хоть щелочка света! Оконца бы! Дверцы!
Наружу, На волю! На воздух! На свет!
Я в панике, в страхе, но выхода нет!!!

И чьи-то пальцы ледяные
Почти смыкаются на вые…
О, эти миги роковые –
Предсмертные иль родовые?

       «Как же верно передано состояние! Сразу видно, что человек пережил нечто подобное, но это все ощущения, а Сенька говорит, что каббала наука. Что ж, пока постигаю, чем могу…, если каббала как наука насчитывает пять тысяч лет, то и греки могли понимать ее по-своему, через свои мистерии…, играли в нее, словно дети…, да, и то сказать – вся Ойкумена-то была с гулькин нос!».
       Чтобы как-то отвлечься от своих тревожных ощущений, он завел со старцем разговор на отвлеченную тему.
       - Интересно, сколько лет или веков существует этот коридор?
       - Прорыли тамплиеры, - ответил Шимон, улавливая его состояние, - во времена Саладина еще. Когда из Цфата хотели уйти. Обрушивался свод кое-где, засыпало людей даже. Завалило и тебя тогда здесь…, откопали – не дышал уже.
       - Меня?! – Похолодев, в ужасе вскричал Максим, - откуда вам это известно! Хотя, что я спрашиваю…, говорили ведь уже об этом…, решимо какие-то…, я уж и забыл, откуда они берутся.
       - Могу повторить. Остались после разбиения Адама Ришон записи от твоего корня. И каждое воспоминание о предыдущем состоянии тоже.
       - Китайская грамота какая-то, я все равно этого не понимаю! То есть, есть запись, кем я был в этой конструкции, какое место там занимал? Так?
       - Как человек может прийти к Творцу? За все свои кругообороты на земле он накапливает опыт, сначала развивается неосознанно, как неживое, потом, как растение, потом как животное, потом как человек, и, наконец, уже сознательно начинает ощущать особое желание. Все прежние желания были - насладиться от этого мира, а новое желание в нашем мире не осуществить. Человек желает насладиться светом, высшим удовольствием. Это желание толкает его искать Источник, Творца. Так, сама душа ведет человека к Творцу. Все что мы переживаем в жизни – это и есть решимот, формы записи духовной информации, страстное желания к тому, что было. Они приходят к нам только из духовного мира, только от разбиения Адама Ришон, и находились там до того, как мы упали в этот мир. Мы не возвращаемся ни к одному состоянию, которое уже пережили в нашем мире. Все, что с тобой происходит сейчас – это раскрытие новых решимот, и каждое их них – совершенно иное, отличное, ты его переживаешь впервые, потому не старайся ничего вспомнить из прошлых кругооборотов.
       - Как же мне научиться понимать их правильно и поступать в соответствии с этим пониманием?
       - У каждого духовного явления есть нижняя и верхняя части. Только, изучая каббалу, ты сможешь пробудить решимот, которые дадут тебе возможность понять нижнюю половину. Тогда, если ты будешь действовать правильно, то откроешь и причину, саму духовную ступень, верхнюю часть. У тебя нет иного пути, чтобы постичь Высший мир.
       - Всю свою сознательную жизнь я потратил на то, чтобы изучить Природу! – Воскликнул Максим с горечью, - но так ничего и не постиг! Ну, раздолбал несколько атомов на части, и что? Что я понял в результате этого! Только то, что ничего не понимаю!
       - Ты пока запомни главное: Закон Природы неизменен. Только человек меняется в своем постепенном сближении с этим Законом.
       - И что же это за закон, интересно?
       - Закон абсолютной отдачи. Он зависит от двух очень важных причин: решимот – постоянно возникающих желаний и окружения, которое ты себе выберешь, разумеется, в соответствии с возникающими желаниями.


       ХОЗЯИН ЛЕСТНИЦЫ

       Некоторое время они шли молча, и в тишине тоннеля слышалось только легкое поскрипывание тележки, потрескивание смоляного факела, да шорох гравия под ногами Шимона, которым он трудолюбиво посыпал пол в течение нескольких месяцев. Максим почувствовал, что засыпает, видимо, то снадобье из трав, которым в колодце напоил его старец, прекратил действовать на его слишком уж истощенный организм, да и температура опять поползла вверх, а он всегда был очень чувствителен к ее малейшим изменениям.
       Чтобы прогнать наваливающуюся сонливость, Максим спросил, зевая, и без особой заинтересованности:
       - Что же это ваш Творец разбил такое совершенное создание? Чем Его Адам Ришон-то не устраивал? Как-то не логично все получается: была единая идеальная душа, где все части находились в абсолютной взаимозависимости, существовали на основе взаимоотдачи. Так, нет! Надо было ее раздербанить на мелкие кусочки, чтобы расплодилась масса порочных индивидов, которых теперь надо, видите ли, исправить, чтобы они опять вернулись на духовный уровень и объединились в одну душу? Стали…, как там у вас говорят: «Как один человек с единым сердцем»? Не вижу последовательности в этом деянии Творца! Сколько там первоначально-то душ было, шестьсот тысяч, кажется? А сейчас сколько? Сонмище! Зачем, спрашивается?!
       - Адам Ришон не был самостоятельным созданием. Он ощущал свое состояние в минимальной степени. Ты как себе его представляешь? Адам Ришон – это ведь единое желание, наполненное общим светом, наслаждением.
       - Конечно, я не могу представить его иначе, как антропоморфным, мой разум так устроен, хотя я и привык мыслить абстрактно, но здесь у меня реперов не достаточно.
       - Нисходя в наш мир, душа получает одеяние в виде тела и начинает развивать свой путь по двадцати пяти ступеням до Высшего измерения. Но проходит она все состояния по своему свободному выбору, собственными усилиями, а потому, когда достигнет исходного положения, будет наслаждаться гораздо больше. Это не сопоставимые состояния. Как человек – сначала был зародыш в материнском чреве, потом развился там, родился на свет, начал взрослеть, сполна ощущать жизнь. Можно разве сравнить чувства эмбриона и взрослого человека? Так и тут: завязь желания или полное, совершенное наслаждение. Точка в сердце, развитая до размеров огромного сосуда, до краев наполненная духовными знаниями. Вот, что называется ДУШОЙ.
       - Получается, что, имея зародыш или эту самую точку, я сам могу создать, вырастить свою душу? Я правильно рассуждаю? Тогда все, что я получил, осознал, постиг, есть моя личная заслуга!
       - Видишь, ты и сам все понял.
       - Какой долгий путь надо проделать начинающему, чтобы добиться желаемых результатов и стать каббалистом! Физиком и то проще…
       - Каббалист же, развивающий свою душу, должен приподняться над этим миром, оторваться от него, потому что тут есть сложная система отношений, которая определяется Высшим Управлением. Чтобы помочь ему в таком возвышении, его немного принижают сверху, что ли, создают бытовые условия, не позволяющие чем-то гордиться в нашем мире, да, и окружающие относятся к ним пренебрежительно. Это наука – сделаться каббалистом.
       - Но ведь должна же быть методика, обучающая этому, инструктор!
       - Обязательно! Больше того скажу, методика для каждого поколения разная. Для нашего сильно эгоистичного человека метод исправления дал Бааль Сулам. Это особая душа…
       - И в чем же состоит его особенность? Уникальность его метода?
       - Это лестница. «Сулам». Каббалистов именуют по их высшему достижению. Он преподнес каббалу так, что с ее помощью, как по лестнице, постепенно, ступенька за ступенькой ты можешь достигнуть Высшего мира. Вот, ты сейчас – не знаешь, где находишься, кто ты, где был до этой жизни, куда придешь после нее. Однако постепенно, шаг за шагом, изучая каббалу, начинаешь видеть путь, ощущать другие измерения. Разве не к этому ты стремился в своей физике?
       - Стремился, - грустно вздохнул Максим, - да лестницы у меня не было…, чтобы одолеть ступени познания… Скажите, Шимон, а вас интересует что-нибудь помимо каббалы?
       - Когда начинаешь серьезно заниматься ею, все остальное отходит на второй план и кажется, что ничего, кроме этого тебе уже и не нужно.
       - Конечно, вы уже можете себе позволить такое самоотречение! – Невольно вырвалось у Максима, - в вашем возрасте… Простите, я не то хотел сказать…
       Старец усмехнулся и коротко ответил:
       - Я все прошел. Ты не поверишь!
       - Скажите, а каббалисты ведь тоже ждут прихода Мессии, - Максим решил замять свою неловкость сменой темы, - в чем же тогда разница между ними и христианами?
       - Христиане ждут человека. Придет, все грехи мира возьмет на себя, все умершие воскреснут, и будут жить в раю.
       - А каббала как трактует приход Мессии?
       - Придет пора прозрения, человек обнаружит вокруг себя не только свой маленький мирок, а мир Высший. Такое состояние и называется «Явление Машиаха». Тут даже речи нет о какой-то конкретной личности. К каждому человеку придет его собственный «Машиах». Это будет время, когда все исправят свои эгоистические желания, то есть, свои тела, на природу внешней сферы - альтруизм. Вот, это и называется в каббале «Воскрешением мертвых тел». Бааль Сулам опасался, что на земле может разразиться третья и четвертая ядерные войны, поле которых, от человечества останется лишь жалкая горста. Но они все равно осуществят Замысел Творца. Здесь дело не в количестве тел, а в качестве душ. Однако, вот, мы и дома.



       ЖЕЛАНИЕ С ДОВЕСКОМ

       Шимон отворил небольшую деревянную дверцу, и Максим едва не задохнулся от аромата вечерней свежести, тотчас хлынувшего в нее. Он вдыхал его полной грудью, до колик в легких, пока не забился в приступе сильнейшего кашля, а, отдышавшись немного, сказал:
       - Хорошо, что сумерки, я бы, кажется, ослеп, если бы увидел после нескольких дней, проведенных во мраке, яркое солнце! Как же тонко вы все понимаете, Шимон! Я теперь ваш должник по гроб жизни!
       - Это я тебе долг плачу, - ответил старец спокойно, - пора пришла. Отдать все хочу.

       Он помог Максиму выпростать тело из тележки, «припарковал» ее в специально выдолбленной для этого нише, и вывел пленника на простор из его добровольного заточения. Слева от них возвышалась гора, ярко освещенная огнями вечернего Цфата. Все это казалось Максиму нереальным: тут, совсем рядом шумела торопливая жизнь современного города, жили люди, озабоченные своими повседневными проблемами, и никто из них даже не подозревал о его существовании и о том, что он пережил.
       - Первым делом, надо позвонить Сеньке! – Заторопился Максим, - он, там, на ушах стоит, я знаю! Пусть приедет и заберет меня сразу же!
       - Конечно, - согласился старец, - сейчас придем и позвоним. Я тебя отведу к своему ученику. У него тут домик неподалеку. В моем тебе неудобно будет, быт у меня суровый, без удобств, да и уход тебе нужен специальный, болен ты сильно. А он врач, к тому же соотечественник твой, из России родом, не молод, правда, но ничего, поскучаешь с ним немного.
       - А разве мне домой нельзя? – Начал канючить Максим, - так помыться хочется, чаю горячего выпить, может, даже с коньячком…
       - Все тебе будет. Обещаю. Пойдем уже…, чего тянуть.
 
       Утром следующего дня Максим, блаженно вытянув ноги, лежал под большим белым парусиновым зонтом в мягком шезлонге среди обильно цветущих розовых кустов. Вдруг он услышал скрип калитки и взволнованный голос Сеньки, который нетерпеливо вопрошал хозяина: «Да, где же он!? Дайте мне стереть его в порошок!».
       - Сестра, сестра, убей комара, всю грудь копытами истоптал! – Простонал он притворно-гнусавым голосом, завидев мчащегося со всех ног по направлению к нему друга. – И вообще, живу как в зоопарке, слоны на свободе ходят, того гляди, покалечат или вовсе затопчут.
       Сеня несколько секунд смотрел на него в молчаливом изумлении, уголки его губ слегка подергивались так, словно он хотел заплакать.
       - Господа гусары, молчать! – Грозно скомандовал Максим, чтобы вывести друга из оцепенения, - здесь дети!
       Сеня справился с волнением и сказал ему в тон, нарочито картавя:
       - Глядя на тебя, сразу вспомнил детский анекдот. «Тетя Рива, вашего Веньку переехал трехколесный велосипедик». «Детский?». «Нет, которым асфальт на дороге укатывают». «И что вы с ним сделали?». «Мы уже его вам под дверь подсунули». Да, старичок, ну, и напугал же ты нас! Когда мне вчера вечером Борис позвонил, я хотел сразу за тобой мчаться, но он не разрешил. Давай, рассказывай все, как на духу!
       - Да, нечего особенно рассказывать, - притворно-лживым голосом начал Максим, понимая, что ему трудно будет обойти некоторые детали своего приключения, о которых он, возможно, не имел права распространяться. – Обнаружил в сумке кинжал, тот, помнишь, ну, который на Кинерете нашел? Решил спрятать его, чтобы детям в досужие ручонки случайно не попал…, поехал по окрестностям…, пещерка одна подвернулась. Я туда залез и попал в западню, ногу, вот, повредил, простыл маненько…, теперь лечусь. Собственно, и вся история. Знаешь, я теперь думаю, что если бы у меня не поднялась температура, я бы обезумел там совсем. Моя болезнь меня же и спасла. В начале-то я жутко запаниковал! И курить дико хотелось, а сигареты я в машине забыл и мобильник…
       - Ладно, не буду тебя пока пытать, - ответил Сенька, серьезно глядя другу в глаза, прекрасно понимая, что тот намеренно переводит разговор на другую тему, - сам все расскажешь, когда сочтешь нужным. Тебе, действительно, какое-то время лучше тут побыть, под присмотром. Чтобы опять на подвиги не потянуло.
       - Какие уж тут подвиги, - засучил руками Максим, - ослаб я, бабы, чтой-то ноги не доржут…, к тому же, Борис ведь пульмонолог, хотя уже не практикует. Лечит меня.
       - Что ж, из всей твоей истории можно сделать весьма поучительный вывод.
       - Это, какой же? – Спросил Максим, ожидая подвоха, - «умный в гору не пойдет, умный гору обойдет»?
       - Нет, я не об этом. В нашем мире нет ни одного желания, у которого не было бы довеска, причем, довесок иногда превышает желаемое.
       - Что-то я не совсем понял…
       - Объясняю для особо тупых. Помнишь, как мужик поймал золотую рыбку и попросил у нее сделать его героем Советского Союза?
       - Напомни, что-то я слышал об этом, но забыл, чем там дело у них кончилось, - с ехидством в голосе елейно проговорил Максим, чтобы не испортить другу моралите.
       - Да, ничем особенным. Исполнила добрая рыбка его желание, и видит мужик, что лежит он в окопе, судорожно зажав в руке последнюю гранату, а на него движутся два немецких танка.
       - Спасибо, дяденька, теперь буду знать, век не забуду вашей доброты, что объяснили мне, дураку, чего можно хотеть, а чего нельзя.
       - Я еще и не начинал тебе объяснять! – Засмеялся Сеня, - подлечишься, силенок наберешься, тогда и поговорим. И вот, еще что, ты, надеюсь, не забыл про свое сорокалетие?
       - Сорокалетие, говорят, не отмечают, примета плохая. – Отмахнулся Максим от напоминания друга.
       - Глупости все это! Мракобесие одно. Так что, тебе персональное задание – выздороветь к этому дню полностью и окончательно. Об остальном - мы с Милой позаботимся.
       - Я постараюсь, - уже с неподдельной грустью сказал Максим, - жаль, бабка не дожила…, она так хотела…


       РОЗОТЕРАПИЯ

       Сеня ушел, и Максим задремал, утомленный необходимостью поддерживать бодрый, шутливый тон беседы, чтобы еще больше не напугать друга. Однако, проснувшись через несколько минут, он почувствовал в голове «дуновение вдохновения». Ему очень нравилось это точное цветаевское определение. Максим начал бормотать вслух, стараясь подобрать как можно более верные слова, чтобы передать окружающую его красоту роз.

Иные цветы создают небылицы –
Есть право у них на господство.
Стеблей горделивые, стройные спицы,
И красочных форм сумасбродство.

       «Нет, чушь какая-то слащавая получается, - с негодованием отверг он пришедшие на ум слова, - это совсем не то!».
 
Та роза мерещится, манит и снится,
Свое заявляя господство,
В ее аромате хочу раствориться
И так ощутить первородство.

       «Тоже не совсем хорошо, хотя уже ближе к моему ощущению, - подумал он с сожалением, - ну, почему никогда не чувствуешь себя более косноязычным, чем в момент творчества! Ведь знаешь, что хочешь сказать, столько чувств у тебя внутри, на части разорваться готов, а нужные слова куда-то все попрятались!».

       - Больной, вы не спите? – Шутливо спросил хозяин, подходя к нему с книгой в руках. – Я вам прописал розотерапию, извольте точно следовать назначению специалиста. Сеня тут книгу для тебя оставил, но тебе сейчас самому лучше не читать, не надо глаза напрягать в таком состоянии. Я внука пришлю, если хочешь, он вслух почитает, и я с удовольствием послушаю.
       - Хорошо, пусть почитает, - покорно согласился Максим, немного сожалея о сбитом поэтическом порыве. «Может, оно и к лучшему, - подумал он про себя, - все равно в голове каша одна…».
       Он взял из рук Бориса увесистый том и с изумлением прочитал название: Книга Зоар.
       - А вашему внуку, не рано ли читать такие серьезные книги?
       - В самый раз! Ему уже четырнадцать, не все же Гарри Поттером интересоваться, да в компьютере торчать до самой глубокой ночи. Его родители прислали из Иерусалима тоже на поправку. Можно сказать, твой товарищ по несчастью. У него был острый бронхит, а тут, в Цфате сам воздух лечит!

       Прикрыв глаза, Максим слушал чистый свежий мальчишеский голос, почти не вникая в смысл. Иногда он проваливался в сон и, выныривая из него, замечал, что пропустил какие-то куски текста. Однако он с удивлением отметил, что это ничуть не мешало его общему впечатлению от содержания.

«РОЗА»

1. Раби Хизкия открыл (начал): «Сказано, как роза среди шипов». Спрашивает: «Что означает роза». Отвечает: «Это – Собрание Израиля, т.е. малхут. Потому что есть роза и есть роза. Как роза среди шипов, есть в ней красное и белое, так и Собрание Израиля, малхут, есть в нем закон и милосердие. Как роза имеет 13 лепестков, так Собрание Израиля состоит из 13 видов милосердия, окружающих его со всех сторон. Ведь Элоким (имя Творца, указывающее на отношение к низшим силой закона), как сказано. «Вначале создал Элоким» (первое предложение в Торе), вначале-изначально, когда подумал, создал 13 слов для охраны Собрания Израиля, окружить ими Собрание Израиля, и вот они: ЭТ (предлог), НЕБО, И-ЭТ, ЗЕМЛЮ, И-ЗЕМЛЯ, БЫЛА, ПУСТА, И-ХАОТИЧНА, И-ТЬМА, НАД, ПОВЕРХНОСТЬЮ, БЕЗДНЫ, И-ДУХ – до слова Элоким» («и» в языке иврит пишется вместе со следующим за ним словом, и потому считаются как одно слово).

2. А далее упоминается имя Элоким второй раз: «Элоким витает». Зачем употребляется в таком смысле? Это для того, чтобы появились 5 твердых листьев, окружающих розу, называемых «спасением». И это 5 ворот. И об этой тайне сказано: «Кубок спасения» подниму – это кубок благословения. Кубок должен находиться на 5 пальцах, как роза сидит на 5 твердых листьях, соответствующих 5 пальцам. И эта роза – есть кубок благословения, от второго слова Элоким до третьего слова Элоким – есть там 5 слов: парит, над, поверхностью, вод, сказал – всего 5 слов против 5 листьев. А далее: «И сказал Творец: «Да будет свет» – это свет созданный, но скрытый и включенный в союз, вошел в розу и дал ей семя. И он называется «Древо плодоносное, в котором семя его по роду его». А семя это находится в знаке союза.

3. Как союз оплодотворяется в 42 зивугах от того семени, так имя тайное наполняет и осеменяет все 42 буквы начального деяния творения.

РОСТКИ ЦВЕТОВ

4. Вначале. Раби Шимон открыл: «Ростки цветов показались на земле (в иврите страна и земля обозначается одним словом – арэц. Ростки – это действие начала творения. Показались на земле – когда? Это в 3-й день, когда сказано: «Да произрастит земля зелень». «Время пения настало» – это 4-й день, время строгости, закона, ограничения. Потому в 4-м дне слово «светила» написано с пропущенной буквой, намек на строгость закона и проклятия. «Голос горлицы слышен» – это 5-й день, в который сказано «Воскишат воды» создать потомства. Но слово «слышен» – это уже 6-й день, в который сказано «Сотворим человека», который в будущем предварит действие пониманию. Потому как здесь сказано «сделаем человека», а там сказано «сделаем и услышим». «В стране нашей» – это Суббота, которая, как страна жизни, будущий мир.

5. Иное объяснение: ростки – это отцы, вошедшие в разум и вошедшие в будущий мир, в бина, и скрытые там. И оттуда выходят скрытые и скрываются в истинных пророках. Родился Йосэф – и скрылись в нем. Вошел Йосэф в святую землю и построил их там. Тогда показались на земле и раскрылись там. Когда они показались? Когда видна радуга, то раскрываются они. В это время приходит время пения, т.е. время уничтожения всех грешников на земле. Почему спаслись? Потому что ростки показались на (из) земле. А если бы были видны ранее, не могли бы остаться в мире, и мир не мог бы существовать.



       ВЕТВИ И КОРНИ

       - Прости за праздное любопытство, ты впервые соприкасаешься с этим текстом? - Спросил Борис.
       - Можно и так сказать, - ответил Максим, чуть помедлив, - а что?
       - Меня интересует, какое впечатление ты испытал?
       - Трудно передать его словами…, я, словно… качался на волнах какой-то мощной энергии, меня, как будто баюкал некто большой и сильный на своих могучих руках. Я даже смысла передать не могу, того, что услышал…, это плохо?
       - Нормально…, я до сих пор испытываю нечто подобное, хотя знаю текст, практически, наизусть.
       - Это аллегория какая-то сложная, как я понимаю?
       - Таким языком записывались раньше все святые книги. В том числе, и Библия. Мы ведь совершенно не умеем их читать, а там все закодировано, каждое слово, да, что там, слово! Сама гематрия – начертание каждого элемента в букве имеет особый смысл! Особенно Пятикнижие Моисеево…, эти тексты написаны на языке ветвей, хотя речь в них идет, безусловно, о корнях. Сказано: «Пропуск или добавление одной буквы может означать уничтожение всего Мира».
       - Но как же вы их понимаете?
       - Раньше каббалистические знания передавались из уст в уста, от учителя к ученику. К тому же, существует грамотный комментарий для каждого поколения свой, более ясный, подходящий, там даже язык меняется. Как говорят каббалисты: для каждого поколения свои книги.
       Описание духовного мира — это описание нашей души и ступеней, которые она преодолевает на своем пути к Творцу, чтобы ощутить Его.
       Эти ступени и описаны в Пятикнижие. Там говорится о том, как душа раскрывает Творца, старается постичь, каков Он, Его основное свойство, как приблизиться к Нему и стать похожим на Него... В этой Книге речь идет о том, что происходит и с твоей душой, когда она поднимается по этим ступеням, изменяясь и очищаясь.
       - Странно, я никогда даже не задумывался об этом! Собственно говоря, у меня и повода не было – задуматься. Признаюсь, к своему стыду, я всего один раз взял в руки Библию. Она произвела на меня такое тягостное впечатление! Сплошные битвы, бессмысленная жестокость Бога вашего…, у меня потом настроение на весь день испортилось…
       - Есть слова, которые пришли к нам из глубины времен, когда создавалась Библия: «Каждый человек в течение своей жизни должен «написать» Тору в своём сердце», – это означает - прочувствовать её, как личный путь к Творцу, и буква за буквой, слово за словом, «выбить» её, словно на скрижалях, в своём сердце. «Сердцем» называются земные эгоистические желания человека, значит, опираясь на них, используя их, надо раскрыть Творца, чтобы исправить свое «сердце». Поднимаясь к Нему, мы проходим разные состояния, и на каждой ступени даем Творцу новые имена. На одной из них ты почувствуешь, что Он – Справедливый, на другой – Милосердный, на третей – Единственный... Каждая ступень – новое Имя.
       - Никогда даже не подозревал об этом! – Воскликнул Максим в изумлении.
       - А разве не так мы относимся к людям в обыденной жизни, называя кого-то «скрытный»? Познакомишься, бывало поближе, сойдешься и меняешь свое мнение, называешь человека мудрым или добрым. Наши отношения теплеют, и мы уже недоумеваем, что могли считать его скрытным!.. Давая эти новые имена, мы раскрываем их. Он всегда был таким, этот человек, просто нам надо было сойтись с ним поближе, глубже понять его характер. Это не он изменился, а мы раскрылись ему навстречу, словно вобрали его в себя.
       - Странно, это ведь, действительно, так. Сколько раз я в этом убеждался! Однако что же получается, не было никаких исторических событий, о которых повествует Библия? Все – сплошная аллегория!
       - Исторические события, безусловно, были! И разрушение Первого и Второго Храмов, и рабство, и исход из Египта, и многое другое, только надо уметь различать за ними еще и их высший план, корень.
       - И разбиение Адама Ришон? – Спросил Максим, лукаво улыбаясь, - прямо так и грохнулся на землю, как наша космическая станция «Мир»! Крайне расточительно со стороны Творца. Или Он рассуждал как тот цыган, глядя на своих чумазых детей: «Этих помыть, или новых сделать»?
       Максиму очень хотелось услышать несколько мнений об этом событии, чтобы суметь, наконец, составить на их основе свое собственное.
       - Надо было вырастить человека, да не одного, а целую плеяду, - назовем их каббалистами – чтобы, развивая свою душу, они начали ощущать, насколько она соединена со всеми остальными душами, независимо от их пола или расовой принадлежности, которые будут тревожиться за весь мир, потому что, в конечном итоге, относительно Творца все мы существуем как единый сосуд – кли, соединяясь в конструкцию, называемую Адам Ришон.

       Если бы Максим мог знать, что в то же самое время, буквально, в нескольких десятках метров от него, почти в таком же саду сидят два старых знакомца и обсуждают его судьбу. Да, и не только его…


       ЗЛО АМАНА И ДОБРО МОРДЕХАЯ

       - Что ж, подведем итог: из всех существующих раритетов мы добыли пока только один. Кинжал, – сказал француз. – И сдается мне, амиго, что мы сильно лопухнулись из-за твоей трусости.
       - Конечно! Ты-то ничем не рискуешь, работая во внешней разведке, - возмутился его визави, - твой зад всегда надежно прикрыт. А у меня косяк детей, кто их будет кормить, если я вылечу с этой работы, или, не дай Бог, чего похуже…
       - Зато тебе не грозит оказаться в лапах Массада. Они давно за мной охотятся…. Ладно, нечего препираться попусту. Мы проделали такой чудовищно трудный путь! А теперь, когда оказались у цели, ты помешал мне довести дело до конца и дал деру из той очаровательной пещерки, доверху набитой ценностями, каждая из который стоит несколько тысяч баксов. Да, ты бы обеспечил свое потомство на несколько поколений вперед!
       - Послушать тебя, один я во всем виноват! Что же ты не сунулся в колодец, не прикончил русского и не проверил, нет ли там остальных раритетов?
       - Поддался твоему паническому состоянию, отождествился, так сказать, - захохотал француз, обнажив свои желтые от бесконечного курения сигар зубы. – Надо искать тех стариков, - сказал он, резко оборвав смех, - тебе удалось за ними проследить, я надеюсь? У меня все не было времени расспросить тебя об этом.
       - Только за одним. Другой сел в свою тачку и смылся, зато этого я сопроводил, аж до самого дома.
       - Это утешает. Мы шли по следам раритетов шаг за шагом, точно следуя документам, которые мне удалось извлечь из архива. Кто же мог знать, что их не окажется в подножье статуи этого дурацкого божества! Вместо них мы обнаружили в тайнике только полуистлевший скелет, неизвестно как там очутившийся. Остается только гадать – убит ли он хранителями, или кем-то еще. Если тот тип был связан с тайной тамплиеров, то, расправившись с ним, они должны были оставить орудие мести в груди, в знак того, что казнен предатель, однако ритуального кинжала там не оказалось! Значит, это было не рядовое оружие, а кинжал самого Великого Магистра Ордена Храмовников, которое нам и требовалось найти! Ты же видел, что вся его рукоятка сплошь усыпана алмазами невиданной чистоты. Я таких камней в жизни своей не встречал, хоть и повидал их немало, можешь мне поверить! Когда нам посчастливилось случайно выследить его нового владельца, и до желанной цели оставался лишь миг, появляется этот русский, тырит кинжал и ломает все наши планы. И мы даже не знаем, что у него на уме! Может, он тоже охотится за теми же самыми реликвиями? Проклятье! Интересно, кто за ним стоит? Не может быть, чтобы он действовал в одиночку!
       - С русскими всегда так, они в любую щель пролезут! Их ФСБ распространило свои хищные щупальца по всему миру. – Уныло вклинился в монолог подельника испанец. Ему вдруг отчетливо вспомнился их путь среди крутых, непреступных скал Греции, на высоте нескольких сот метров, и он содрогнулся…

       Метеора. По-гречески это означает «парящая в воздухе». Башня небольшого монастыря, и правда, словно витала в небесах! Она одиноко возвышалась на почти недосягаемой скале поразительной крутизны, что встречаются в отрогах Фессалийского Пинда, и с нее через долину Пиньоса хорошо просматривались просторы древней Эллады. Чудовищной силы ветер неистово раскачивал плетеную веревочную сетку, в которой их поочередно втаскивали на канате два монаха, составляющих, собственно говоря, всю численность этой суровой обители, так как они наотрез отказались взбираться туда по шатким ненадежным приставным лестницам, каждая из которых была высотою 30 метров. При малейшей опасности эти лестницы моментально втаскивали наверх, и тогда башня монастыря становилось совершенно недоступной.

       Предъявив полуграмотным монахам поддельные документы, подтверждающие, что они
являются участниками археологической экспедиции, да, оставив им немного воды и черствого хлеба, приятели получили беспрепятственный доступ к осмотру окрестностей монастыря, и, в конце концов, отыскали указанное на их карте место, где располагался постамент статуи древнего безымянного божества.

       - Так, вот, предлагаю взять в заложники этого старикашку, и развязать ему рот либо подкупом, либо силой. Ты мой текст воспринимаешь, амиго? – Услышал испанец последнюю фразу своего визави, с трудом возвращаясь к действительности из далеких странствий.
       - Конечно, конечно, - с раболепной готовностью подхватил он, - как скажешь, я ведь всего лишь твой помощник! Тебе и карты в руки! Только сдается мне, что на подкуп он не поддастся…, придется все же его того…, только не из моего пистолета…, а как ты думаешь, этот русский…, ну, жив он еще? Если да, то надо будет и его тоже…. Давай поджидать старика у дома. В проход между валунами кто-то забил здоровенное бревно. Должно быть, второй старикан об этом позаботился. Почуял что-то. Нам вдвоем его не одолеть! Поджечь, конечно, можно…
       - Я думаю, что в пещеру ведет несколько входов. Ты прав, будем караулить возле берлоги. Выползет же он наружу когда-нибудь! Врываться внутрь и выволакивать его опасно, очень уже плотно тут расположены дома.
       - А как ты решил распорядиться с раритетами потом…, - осторожно прощупал почву испанец, - отдашь их заказчику?
       - Будем делать посмотреть! – Опять захохотал француз. – Если и отдам, то не за те бабки, что они пообещали. Мы ведь не обнаружили клад в указанном месте, нам пришлось хорошенько попотеть, бегая за ним по миру, так, что – пусть наши боссы раскошеливаются, если хотят его заполучить! Прости, амиго, но только полный идиот мог поверить во всю эту чушь о восстановлении былой силы Мальтийского Ордена. Ответь мне, я похож на кретина?
       - Конечно, нет! – Поспешил, как можно с большей искренностью в голосе упокоить его приятель, - ты всегда знаешь, как правильно поступить …
       - Так, вот, скажу я тебе, если ты сам не дотумкал: тут все дело не в магической силе этих самых раритетов, а в их цене. Никакая власть не может существовать без мощной материальной поддержки. А уж цену-то мы и сами в состоянии назначить…, не так ли?
       Теперь начет нашего старикашки…, есть у меня одна мыслишка…, нужно пригрозить ему поджогом хранилища книг и свитков, сдается мне, что это сделает его более сговорчивым!
       На том они и порешили.


       РОДСТВЕННЫЕ ДУШИ

       Сеня приезжал каждый вечер и живо интересовался сводками о здоровье друга, с удовлетворением отмечая, что тому день ото дня становится все лучше. Наконец, он решил, что Максим вполне готов для обсуждения рабочих моментов.
       - Старичок, у нас, кажется, образовалась серьезная проблема, собрали модель, а она сбоит. Вроде, все выверили с точностью до микрона…, я уже всю башку сломал…, расчеты проверил раз двадцать…
       - Слушай! А из чего у нас контакты?
       - Как из чего? Обычные, серийные…
       - Мне кажется, в них-то все и дело!
       - А что ты предлагаешь?
       - Есть у меня одна догадочка…, нам нужен особый материал…, читал я об одном эксперименте, где была та же самая байда. Потом одну умную голову посетила гениальная идея: заменить металл в контактах! Ты не поверишь, как они извернулись! На дне моря дайверы обнаружили затонувшую древнеримскую галеру, а в ней был найден клад свинцовых монет, которые пролежали под водой чертову кучу лет! Допер, какой там чистый свинец! Среди этих дайверов был какой-то физик, которого осенила блестящая мысль, сделать из него контакты. Договорились с государством, погрузили клад на подводную лодку, чтобы доставить свинец в, как можно более, идеальной среде. Вот, это были контакты, доложу я тебе! Собственно говоря, и золото можно использовать, которое на морском дне долгое время пролежало, или в земле на значительной глубине. Обычно-то ведь оно достаточно близко к поверхности залегает, ну, отсюда и все вытекающие последствия…
       Друзья пообсасывали еще некоторое время эту идею, и Сеня резюмировал без всякого энтузиазма:
       - Что ж, дело за малым! Осталось нам найти римскую галеру или золотой клад седых времен, которой пролежал под землей, как ты выражаешься «чертову кучу лет»!

       Максим отправился проводить друга до машины и неожиданно сказал:
       - А ты заметил, как нас Яшка внимательно слушал? Борин внук. Хороший парнишка, нравится он мне чем-то, даже объяснить не могу, чем именно. Словно нас с ним роднит что-то глубинное. Если бы у меня был сын, я бы очень хотел, чтобы он был таким как этот паренек.
       - Да, старичок, давно пора тебе детей иметь, не мальчик ты уже…
       - Видать, на всех рассчитано не было, - с легкой грустью произнес Максим, - в нашу сторону аисты не летают…, буду бирюком, дядюшкой-волком при твоих малышах…

       Спустя пару дней Борис разрешил Максиму сходить на базар за фруктами и дал ему в сопровождающие Яшку. Увидев, как искренне мальчик обрадовался такой возможности – побыть наедине с человеком, который относится к нему, как ко взрослому, дед печально сказал:
       - Совсем сына забросил мой Марик, в Штаты, вот, укатил…, а парню так сейчас отец нужен…, что я могу ему дать? Только уход, да пропитание. Ничего я в новой вашей технике уже не понимаю – ни в телефонах всяких сотовых, ни в компьютерах, да приставках разных, а он, словно родился со всем этим, ему со мной и поговорить-то не о чем! Э-хе-хе, не хорошо это…, как к стати ты у нас сейчас оказался! Не было бы счастья, да несчастье помогло, так, ведь в России говорят? В мое время, по крайней мере, говорили. Ты, Максим, не отталкивай его, пожалуйста, он славный мальчуган, добрый очень, другом тебя считает, пусть научится хоть чему-то от тебя…
       - А мать где же? – Спросил Максим с удивлением.
       - Э! – Только махнул в ответ рукой Борис. – Его мать…
       Весело припрыгивая, размахивая пакетами, в эту минуту из дома выскочил Яша, и взрослые были вынуждены прекратить разговор на семейные темы.

       Всю дорогу до рынка Яшка с воодушевлением рассказывал Максиму о новой компьютерной игровой приставке, которую недавно прислал ему из Америки отец.
       - А чем твоя мама занимается? – Наконец, осторожно спросил Максим, - или она тоже с папой уехала?
       - Моя мама умерла, когда я родился, - просто, без малейшей горечи ответил Яша. – Когда мне три годика было, папа снова женился. Она хорошая, как сестра мне, любит меня, а папу нет. Он намного старше ее. Не заладилось у них, деток не народилось. Папа хотел, чтобы мы все вместе в Штаты поехали, а Мири отказалась. Вот, они и развелись…, я очень хочу с ней жить…, но и папу мне жалко…. Может, он в Америке другую жену себе найдет, деток они родют…, зачем я им тогда? Лучше уж я с дедом навсегда останусь жить, а Мири нас навещать будет, если захочет, конечно…, она как раз перед вашим приездом меня навещала, и посылку от папы привезла. Он с кем-то из знакомых передал…
       При этих словах Максима бросило в жар, он замедлил шаг и перестал слушать болтовню мальчика. В его голове лихорадочно закрутился рой мыслей.
       «Неужели это моя Мири? Не может же быть столько совпадений! Что же мне делать? Надо бы как-то осторожно узнать ее адрес…».
       - А когда она собиралась опять к тебе приехать? - Спросил он Яшку, который давно уже сменил тему разговора.
       - Кто? Мири? – Не сразу понял тот, - не знаю, у нее диссертация на носу…, не думаю, что очень скоро…
       «Дождусь, - принял твердое решение Максим, - не выгонит же меня Борис, скажу, что все еще не очень хорошо себя чувствую…, не красиво это, конечно, я ведь уже, практически, здоров, но явиться к ней, как снег на голову, еще неприличнее. Может, она и думать обо мне забыла, кто я для нее? Мимолетное приключение, что-то вроде курортного романа, как любила выражаться моя Таисия Петровна…, а тут, вроде случайная встреча…».

       Однако дальнейшие события вынудили Максима резко изменить свои планы, и он опять был против воли втянут в Мальстрем неожиданных приключений.


       СТАРЫЕ ЗНАКОМЦЫ

       - Дедушка просил нас еще рыбы купить, - сказал Яша, когда они наполнили пакет фруктами и овощами, - пойдемте, в рыбный ряд, ах, знали бы вы, каких красавцев туда привозят на продажу с Кинерета! Когда в прошлом году мы там были с Мири, я сам ловил, вот, таких!
       При одном упоминании о Кинерете сердце Максима сжалось светлой грустью, и он поспешил вслед за мальчиком, готовый скупить всю озерную рыбу, какая там найдется. Опытный психолог тотчас бы заметил перемену во всем его настроении: взгляд Максима сделался мечтательным, разговор сбивчивым и рассеянным, но Яша не был психологом и потому продолжал оживленно рассказывать своему старшему товарищу о своих мальчишеских пустяках.
       Машинально переходя вслед за Яшей от одного рыбного торговца к другому, Максим погрузился в свои мечты и воспоминания. Наконец, мальчик сделал выбор, и стал со знанием дела торговаться с продавцом. Максим отошел чуть в сторонку, и в этот момент, едва не сбив его с ног, мимо поспешно прошагал здоровенный детина, торопливо вынимая из нагрудного кармана звонящий мобильный телефон. Максим пробормотал «извините», и вдруг почувствовал, как при звуке голоса незнакомца у него по спине покатилась струйка ледяного пота. Детина, отвечая на звонок, и не думал таиться, так как говорил он по-испански, и уверенный в полной своей безнаказанности, не счел нужным даже понизить голос. Он остановился, буквально, в шаге от Максима и стал громко отдавать кому-то, находящемуся на том конце невидимого провода, беспрекословные указания.

       - Выполз, говоришь? Огромный мешок тащит? Очень хорошо! Не спускай с него глаз! Ты мне головой отвечаешь, понял! Нет, мешок забирать не нужно. Просто проследи, куда он его волочет. Нам надо узнать, где находится еще один вход в пещеру. Возможно, он хранил сокровища дома, а теперь решил их перепрятать, и это может быть первый мешок из трех. Откуда я знаю, что его могло напугать? Поздно мы спохватились, надо было раньше за ним слежку установить! Он вполне успел наведаться в свое хранилище и найти там свежий трупик русского. Это его не могло, естественно, не насторожить, вот, старикан и забеспокоился. Иди за ним, говорю, да не выдай себя ненароком. Буду ждать твоего звонка. Когда старик войдет в пещеру, оставайся на этом месте, сообщи мне немедленно, как тебя найти, я подтянусь. Нет, один за ним не входи ни в коем случае! Никуда он с подводной лодки не денется! Все, до связи. – Амбал отключил мобильник и захохотал, видимо, довольный полученной информацией и собственным остроумием.

       «Ведь это они про Шимона говорят! – В ужасе подумал Максим, - видимо, он по обыкновению понес в пещеру свечи…, но как они вообще про него узнали? Только бы этот тип меня не увидел! Иначе я ничем не смогу помочь старцу. Пусть думают, что я умер там, в колодце. Они не сомневаются, что это так, ведь уже двенадцать дней прошло! Если им станет известно, что я спасся, то устроят мне какую-нибудь западню…, а то и вовсе прикончат, как нежелательного свидетеля…, хорошо, что я в темных очках, да еще борода эта делает меня неузнаваемым, Сеня все уговаривал сбрить ее. «Не идет, тебе, старик, борода, ты с ней похож на маджахета…». Господи, о чем я думаю! Мне надо немедленно бежать к потайному входу в пещеру и постараться опередить второго типа…, все-таки нас будет двое против двоих. Только бы тот, что звонил, не предпринял какое-то самостоятельное решение! Кажется, второй бандит находится в подчинении у этого громилы. Они, конечно, вооружены, да, и мы с Шимоном не лыком шиты! Я вполне окреп…, он, правда, не молод уже, зато пещеру знает, как свои пять пальцев…. Не думал я, что придется опять туда…. Так! Все, хватит, пора действовать! Нельзя терять больше ни минуты!»
       - Яша, - подозвал он почему-то шепотом мальчика, - слушай меня внимательно, только не спрашивай ни о чем, я просто не имею права тебе все сказать…
       - Я слушаю, дядя Максим, - ответил мальчик со всей серьезностью, видя, как взволнован его старший друг. – Вы не переживайте, говорите, я все сделаю!
       - Немедленно возвращайся домой, и скажи деду, что мне нужно выручать Шимона. Он поймет. И еще, Сеню пусть успокоит, я ненадолго…, эх, какая жалость, что фонарика у меня нет!
       - У меня с собой игрушечный пистолет с лазерным прицелом, так, для баловства, он не стреляет даже, что-то вроде указки…, мы в школе балуемся…
       - Ладно, давай его сюда, кто знает, может, пригодится…
       - Что-нибудь еще? Могу я вам чем-то помочь? – Спросил деловито Яша, с готовностью подавая Максиму внушительных размеров игрушку. – Я сообразительный, вы не сомневайтесь!
       - Спасибо, друг, я помчался! У меня нет больше ни минуты! А то - может оказаться слишком поздно…
 
       Не добежав из осторожности нескольких метров до потайного входа в пещеру, Максим остановился и решил дальше передвигаться ползком. Приблизившись, он не сразу увидел там «часового», только струйка поднимающегося вверх дыма, позволила ему определить, что тот лежал на земле и преспокойно курил, видимо, поджидая своего напарника.
       «Интересно, как давно успел он вызвать подкрепление, и сколько времени у меня есть?» - Промелькнула в голове Максима мысль.
       Недолго думая, он осторожно подкрался к бандиту, вскочил во весь рост, уже не таясь, и навел лучик игрушечного лазерного прицела прямо в лоб развалившемуся в праздной позе охраннику с криком: «Лежать! Пошевелишься – испепелю, гад! Бросай оружие! И подальше от себя! Понял!?».
       Охранник тупо выпучил на него глаза, интуитивно поняв, видимо, только то, что его жизни угрожает смертельная опасность. Он замер с открытым ртом, машинально выпустив из рук недокуренную сигарету, которая скатилась прямо в рукав его рубашки. Максим не сразу сообразил, что от волнения отдал ему команду на иврите. Повторив тот же текст по-испански, и дождавшись исполнения приказа, он услышал стук упадавшего где-то неподалеку пистолета. Не сводя луч прицела со лба своей жертвы, Максим начал осторожно пятиться ко входу в пещеру, дверца которого, по счастью, оставалась открытой, благодаря тому, что охранявший ее испанец, не ожидал непрошенных гостей.
       Только скрывшись внутри, и пройдя, примерно, метр, Максим развернулся и побежал по тоннелю, который по мере его продвижения вперед, становился все более темным. Он боялся теперь лишь одного, - что дверь, отделяющая пещеру от потайного хода, окажется закрытой. В след ему донесся дикий крик обожженного собственной сигаретой бандита.


       ЕЩЕ ОДНО ТАЙНОЕ УБЕЖИЩЕ

       Максим был так возбужден возможностью погони и грозящей им смертельной опасности, что вид Шимона, неторопливо, без суеты зажигающего, одну за одной расставленные на возвышениях свечи, буквально, ошеломил его. Задыхаясь, он сбивчиво закричал:
       - Погоня! Нас хотят убить! Надо немедленно что-то делать! Они уже близко!
       Старец взглянул на него без малейшего волнения и спокойно сказал:
       - Знаю. Немного осталось. Закончить надо.
       Отбросив от волнения всякую почтительность, Максим воскликнул:
       - Ты не понимаешь, за нами гонятся два бандита, они ищут здесь какие-то сокровища! Тебя выследили! Мы должны как можно быстрее забаррикадировать вход в пещеру! Возможно, они уже в тоннеле! Надо срочно закрыть проход! Слышишь!
       - А смысл? Зачем рубить собаке хвост по частям? Опусти-ка лестницу в колодец, - без малейшего признака тревоги в голосе сказал Шимон, - вон, она у стены стоит. Можешь туда спуститься, если боишься, я зажгу все свечи и догоню.
       - Они знают про колодец, в колодец нельзя! Нет ли тут еще одного выхода? Мы можем еще успеть! Но лучше всего завалить этот, хоть чем-то…, есть тут что-нибудь, что можно использовать?
       Он начал метаться по пещере в поисках подходящего материала, Шимон же спокойно закончил свое дело и направился к лестнице, словно не слыша предостережений Максима.
       Максим подскочил к нему и стал выдергивать лестницу из рук старца, повторяя:
       - В колодец нам нельзя, слышишь, нельзя! Мы там будем в западне!
       - Не мешай, - старец неожиданно сильно дернул лестницу из рук Максима и понес к колодцу один, словно она ничего не весила.
       Он опустил ее внутрь и стал неторопливо спускаться по ступеням. Когда на поверхности осталась только его голова, он сурово спросил:
       - Ты идешь? Больше звать не буду.
       Максим подчинился и покорно поплелся к краю колодца.

       Пока он спускался, Шимон зажег свечу и встал на колени, тщательно ощупывая каменный пол. Затем, видимо, обнаружив то, что ему было нужно, он снял с шеи какой-то предмет, напоминавший по виду довольно массивное женское украшение, обильно инкрустированное крупными самоцветами, и вложил его в то место на полу, которое нашел, стараясь совместить камни со специально выдолбленными для них пазами. Выполнив задачу, старец сильно надавил ладонью на тыльную сторону украшения, и Максим почувствовал, как каменный пол под ногами легонько дрогнул, и вместе со стенами колодца начал медленно, рывками подниматься, унося их вверх под скрежет и лязг механизма.
       - Не каждый человек обладает достаточной силой, чтобы владеть некоторыми вещами, - произнес Шимон загадочную фразу и спокойно расположился на полу.
       Максиму передалось его стоическое спокойствие, он, несколько устыдившись своей нервической суетливости, как-то вдруг разом обмяк и сполз на пол по стене колодца. Однако напряжение последних часов давало себя знать, и Максим почувствовал предательскую слабость и дрожь в ногах.
       - Разрешал тебе врач так бегать? – Поинтересовался старец с едва заметной иронией в голосе, - нездоров ведь еще. Не сиди на полу, мешки, вон.
       - Интересный механизм! – В Максиме вдруг возобладал технарь, - полагаю это что-то вроде лифта. Но, судя по его прерывистому движению, в основе подъемника лежит принцип «мальтийского механизма», который служит для преобразования непрерывного вращательного движения в прерывистое одного направления. Цавки ведущего звена последовательно входят в прорезь ведомого и периодически поворачивают его на определенный угол. По сходству ведомого звена с мальтийским крестом он и назван. Я его живьем никогда не видел! По-моему, это такая архаика!
       - Везет, едем, - лаконично отозвался старец, не проявив ни малейшего пиетета к учености Максима. – Давно не пользовались. Хожу по лестнице, когда надо мне, она в тоннеле вдоль стенки лежит, но ты торопился так, что я решил тебя прокатить.

       Благополучно преодолев высоту пещеры, лифт точно вошел в шахту, выдолбленную специально для него в потолке. Некоторое время они молчали. Вдруг Максим резко вскочил на ноги и с беспокойством воскликнул:
       - Но там же остались старинные книги! Свитки! Их могут похитить или испортить! Может, зря мы не остались, надо было сражаться!
       - Видишь, не заметил даже, что полки-то пусты, - все так же спокойно ответил старец, - отдал все в Академию каббалы. Приехали ребята оттуда, раритеты увезли уже. Они и свечи зажигали. Я с того дня здесь не был, когда тебя увел. Молодец, что о книгах беспокоишься. Книги святые. Мешки, вот, только эти и оставил. Не мои они…
       - А чьи же?
       - Принес давно на хранение тамплиер один. Но и не его они…
       - Ты знаешь, что в них?
       - Смотреть – не смотрел. Сказал он тогда: «Игрушки Загрея»…
       Максим вздрогнул, и начал ощупывать мешки, на которых сидел, пытаясь сквозь грубую ткань определить их содержимое.
       В этот самый момент лифт остановился, но Максим, казалось, не заметил образовавшейся неожиданно тишины, и решительно предложил:
       - Давай, посмотрим!
       - Ты силу имеешь смотреть? – Как-то слишком сурово, сделав нажим на слове «силу», отозвался старец.
       - Что ты имеешь в виду? – Растерянно произнес Максим, устыдившись собственного любопытства, словно застигнутый врасплох за неблаговидным деянием.
       - Можешь получить ради отдачи? Экран имеешь, защиту от эгоизма?
       - Я вообще не понимаю, как можно получать ради отдачи! – Воскликнул Максим, постепенно заводясь все более, - я уже говорил Сеньке, что этот ваш патологический альтруизм – самое слабое звено в вашей каббале! Он там лопотал что-то невразумительное. Может быть, ты мне объяснишь толком!
       - Да, проще простого это, - пожал плечами старец, - тут и ума большого не надо – понять. Есть самый жизненный пример. Мать любит ребенка. Она дает ему, допустим, кашу и ощущает непрерывное блаженство оттого, что доставляет ему наслаждение.
       - А! Так, в три этапа, что ли получается? То есть, через посредника? А если младенец не желает лопать кашу, а требует селедки, которая ему еще вредна, значит, мать не испытает блаженства?
       - Развить в нем желание к полезной пище уже зависит только от него самого. Он пойдет учиться, совершит миллион действий, узнает, насколько это полезно для здоровья, необходимо, приятно матери, и, в конце концов, пожелает именно той пищи, которую хочет дать ему мать. Желание к чему-то определенному называется стремлением. Ты никогда не должен думать о самом желании.
       - А о чем же я должен думать, интересно!
       - Ты должен думать о том, чего точно желать. В каббале это и называется намерением. Дело не в самом желании, а в том, что ты стремишься почувствовать внутри него.
       - Я совсем запутался! – Безнадежным голосом произнес Максим. – То есть, я внутри своего желания поесть должен чувствовать стремление съесть кашу, которую дает мне мать? И ради этого вся каббала? Чтобы научить человека захотеть хавать то, что полезно!?
       - Каббала – наука правильно получать. Ты должен научиться в своем желании чувствовать Творца, который и есть абсолютная, полная отдача.
       - Иначе говоря, каббала это какое-то руководство по диетологии души! Стало быть, мне следует научиться рассуждать так: Творец – это отдача. Значит, я хочу таким образом почувствовать отдачу, а не просто сиюминутное наслаждение. Пусть именно отдача доставляет мне наслаждение. Но это же очень трудно! Слишком искусственный, умозрительный процесс! Как этого можно добиться?
       - Только согласно подобию свойств. Никак по-другому. Какая тебе разница, чем наслаждаться, ты просто хочешь испытывать наслаждение. Наслаждение от отдачи – безгранично.
       - Да, почему же! Кто тебе это сказал?
       - Потому что наше желание не наполняется и не аннулируется при получении наслаждения. Если мы, не задерживая, пропускаем его через себя, то остаемся постоянно наполненными, постоянно наслаждающимися.
       - Мне придется поверить тебе на слово…, я никогда не испытывал ничего подобного!
       - Ты ошибаешься…. Иначе, не оказался бы здесь… Может, смеяться пока будешь, но люди всегда в общении выражают свое ощущение Творца. В разной форме, конечно…, то, что чувствуешь, и есть свет. Если тебе кажется, что воспринимаешь Творца через другого человека, третьего, или просто где-то внутри себя – неважно. Это самое верное ощущение.
       - Почему это?
       - Потому что – и внутри тебя, и снаружи – все это Творец! Общая, единственно существующая сила.
       - И что, кроме этого ничего нет?
       - Есть только свет и кли. Сосуд для получения света. Больше ничего в мироздании нету. Однако мы давно на месте. Давай, что ли выйдем…


       ЧТО НАВЕРХУ, ТО И ВНИЗУ?

       Максим взял из рук старца зажженную свечу и вылез из «лифта» первым. Насколько позволял ему видеть слабый свет, помещение, в котором они оказались, представляло собой нечто вроде небольшого круглого куполообразного зала, выдолбленного прямо в скальной породе.
       - Держи, - сказал Шимон, подавая ему мешки, - все еще хочешь в них заглянуть?
       - Ну, нет! – Воскликнул Максим со смехом. – Ради Творца я еще делать этого не научился, а заработать несварение души мне как-то не хочется! Мы их здесь оставим? Может, в музей какой-нибудь сдать? Пусть порадуют любознательных посетителей.
       - Тебе решать, - ответил старец равнодушно.
       Когда глаза немного привыкли к темноте, Максим заметил, что вдоль стен в большом количестве лежали точно такие же мешки.
       - Это все тамплиеры натащили? – Удивился он. – Ну, и игрушек же было у этого таинственного Загрея! Избалованный, похоже, был парнишка, родители то и дело водили его в Детский мир за покупками!
       - Воздуха здесь мало, - сказал старец, не отвечая на его полушутливый вопрос, - беречь надо, долго не продержимся.
       - А отсюда разве нет какого-нибудь еще выхода наружу? – Спросил Максим с тревогой, - я думал…
       - Нет. Склад тут. Свечу погасить придется тоже.
       Максим поднес свечу к самому боку поднявшей их сюда бадьи, и отметил, что пламя ее почти не колебалось.
       - Да. Давай сядем тут, может, хоть чуточку воздуха проникает между этой щелью. Конструкторы чертовы! Что же они вентиляцию не предусмотрели-то!
       Старец ничего не ответил, а только пожал плечами.
       - Ладно, как говорится, помедитируем. Кстати, а в каббале есть какие-нибудь техники для возгонки сознания, как говорится, прямо в Высший мир? Или это табу? Только для посвященных? – Продолжал приставать Максим.
       - Иди по ступеням лестницы и придешь к полному, явному раскрытию Творца или Природы. Тебе бы только без труда все…
       - Что же, я сольюсь с Ним, распадусь на атомы, и тела не будет? Не может быть! Я читал где-то про меркаву, что ли…, вроде как ты мысленно, волевым усилием раскручиваешь внутри себя Звезду Давида, и перемещаешься в теле, чуть ли ни в любом направлении пространства на какое хочешь расстояние! Не можешь – не говори, конечно, я понимаю, у вас свои тайны. Кто я такой, чтобы мне их открывать! Хорошо, но ты можешь мне сказать, зачем мы вообще спустились в этот мир? Я так и не понял толком…, существовали в мире Бесконечности, в слияние с Высшим мирозданием, в непрерывном течении материи, энергии, информации, и вдруг - на тебе!
       - Мы пребывали в высшем мире в неосознанном состоянии, не нами выбранном, не нами достигнутом, - терпеливо, уже в который раз начал объяснять старец. – Поэтому и ощущения в нем получали минимальные, как точка, включенная в Высший мир, в Высший свет. Так не осознает себя зародыш в материнском чреве. Он, конечно, существует, но мы относимся к нему только как к зачатку будущей жизни.
       - Интересно, скоро эти прохиндеи из пещеры уберутся? – Ни с того, ни с сего спросил Максим, обрывая пояснения старца, словно давая понять, что устал от них, словно проверяя его выдержку. - Хотел бы я видеть их рожи, когда они не обнаружат там ни нас, ни всего остального!
       - Не видеть лучше. – Ответил старец спокойно, без всякой досады, усаживаясь на пол. – Ничего интересного. Молчи.
       - Тихо, - шепотом, словно опасаясь быть услышанным, сказал Максим, и приник ухом к тончайшему просвету в полу, - я слышу их голоса, они прямо под нами!

       - Да-а, хорошо они нас сделали, суки! С полным покрытием! – Констатировал француз и смачно выругался на родном языке.
       - Нам бы понять, куда они смылись, не убегут же они на Луну, все равно найдем! А пока устроим им здесь небольшой погромчик!
       - Что ты тут громить собираешься, дебило!? Нет же ничего! Вывезли все… Одного не пойму, куда колодец мог деться? Штырь какой-то толстенный вместо него торчит. Судя по всему, это подъемник, который ведет к еще одному выходу. Тогда их точно тут нет. Смылись они, и труп русского прихватили вместе с раритетами, если, конечно, они там были. Опиши-ка мне еще раз того козла, который на тебя напал.
       «За козла ты мне ответишь!» – Прошипел наверху Максим.
       - Сто раз уже описывал, ничего особенного, еврей, как еврей: рыжеватая борода, очки темные, кепка белая, пестрая рубаха и джинсы. Они все для меня на одно лицо!
       - И бластер с лазерным прицелом у простого еврея?
       - Да, представь себе, и бластер с лазерным прицелом! Я прямо на лбу у себя жжение почувствовал! Если бы не подчинился – полбашки бы он мне снес! Тебя бы на мое место! Не знаю, где ты болтался столько времени…
       - Идиот! Мне же надо было подготовиться! Веревка, фонарь, оружие! Прошлый раз оказались тут с голыми руками… Не понимаю, откуда бластер, неужели нас Массад все же выследил? Тогда – плохо дело. Придется действовать с максимальной осторожностью. Может, на дно залечь на какое-то время…
       - А давай вообще выйдем из игры! У меня дети…
       - Надоел ты мне со своим нытьем! Не понимаешь, с кем мы связались? Эта организация почище Массада будет! Я уж не знаю, что хуже…
       - А ты точно уверен, что русского нет в живых?
       - Точно. Отвяжись. В его квартире уже дружок с семейством поселился, можно, конечно, и того потрясти…, киднепинг ведь никто не отменял, или я ошибаюсь?
       - Совсем ты с ума сошел! Этого нам только не хватало! Сматываться надо отсюда, вот, что я тебе скажу, да, побыстрее, пока нас тут не накрыли.
       - Это глупо. Что они могут нам инкриминировать? Ну, забрели два любопытствующих чудака в пещеру, ничего не взяли, никому вреда не причинили. Может, мы спелеологи доморощенные! Сделаем так: ты сейчас на веревке спустишься вниз, в шахту, где колодец был. Поглядишь, нельзя ли этот механизм испортить.
       - Почему я? – Возмутился испанец, - вечно ты меня в каждую задницу готов затолкать! У меня дети!
       - Ничего, о них позаботятся… Лезь, давай, кому говорю!


       ПРИТЧА ПРО ЦАРЯ

       - Шимон, я больше не могу, - прохрипел Максим, отирая рубашкой пот, - духота дикая, лучше уж драться с ними! Давай спустимся…, там хоть воздух есть…
       - Попробуем, - ответил старец. Он, казалось, не испытывал ни малейших физических неудобств.
       - Только бы механизм сработал, неужели они его вывели из строя? Тогда нам крышка!
       Из последних сил Максим забрался в бадью лифта, и с трудом перекинул Шимону лестницу.
       Старец привел в движение механизм тем же самым способом, бадья немилосердно заскрежетала и рывками поползла вниз.
       - Слава Богу, мы спасены! – воскликнул Максим.
       Однако предаваться ликованию, как оказалось, было рано. Едва выйдя из шахты, лифт замер и завис почти под самым потолком пещеры. Единственная радость, которая их ожидала, здесь уже можно было свободно дышать. Наблюдая за тщетными попытками Шимона привести лифт в движение, Максим блаженно дышал полной грудью, а, отдышавшись, беззаботно спросил:
       - Что делать будем?
       - Висеть, - с олимпийским спокойствием в тон ему отозвался старец.
       - Если это конец света, то почему такой пошлый? И ты еще будешь меня уверять, что я должен относиться к этим прохиндеям с любовью, так как они – де, составляют со мной единую душу! Сколько же надо ждать, пока они исправятся? Зачем, скажи мне, Творец наплодил столько мрази?
       - Притчу тебе расскажу, хочешь?
       - Валяй! Времени, как я понимаю, у нас вагон! На Шахразаду ты, конечно, не тянешь, но ведь тысячу и одну ночь нам все равно тут не продержаться.
       - Жил некогда на свете царь, - как ни в чем не бывало начал Шимон, - и имел он многие богатства. Однажды почувствовал он, что близок его смертный час и пожелал переправить все свое добро своему сыну, жившему в другой стране. Однако не было у него доверия ни к одному из подданных. Сомневался царь, что может поручить хоть какому-то человеку это обременительное задание.
       «Зачем намеренно подвергать их искушению, коли они так слабы? – Подумал царь. – Обращу-ка я все свое имущество в разменные монеты, и дам каждому из моих подданных наказ: отвезти моему сыну одну мелкую денежку. Уверен я, что никто не захочет присвоить такую малость! Так, все мое богатство окажется у сына».
       Сказано – сделано. Разменял царь весь свой капитал и переправил его беспрепятственно сыну в другую страну.
       - Прямо Карл Маркс какой-то этот царь, - пошутил Максим, - мораль будет? Или Шахразада прекратила дозволенные речи?
       - Думал, что ты понял, - отозвался старец, - потому и народу так много на земле, что эгоизм сильно возрос, и каждый должен исправить крохотную его частичку, хоть на копеечку. Копеечка за копеечкой – накапливается большой счет.
       - Ага, счас! Все бросят, вот, эти ублюдки, и отправятся исправлять свой эгоизм! Держи карман шире!
       - Существует критическая масса для всеобщего исправления. Это и есть Машиах – Высший свет, в силах которого вытащить нас из эгоистической природы и дать нам природу света, то есть, отдачи и любви. Если определенный процент людей достигнет исправленного состояния, то они притянут остальных, и те тоже исправятся.
       - На автомате, то бишь? Без всякого труда! И ты в это веришь? Или это, как у нас экспериментаторы говорят: нам не важен результат! Нам важен поиск!
       - Знаю я. – Ответил старец твердо. – Исправление придет ко всем. К каждому.
       - Да, я одного не пойму! Зачем нужна Творцу вся эта шелупонь! Какой смысл их вообще исправлять! Не проще ли взять только избранных, тех, кто, безусловно, исправился? Кот хотя бы стремится к этому. Кто заслуживает, как ты говоришь, полного и явного раскрытия Творца!
       - Тебе ли не знать, что, если уменьшить такой химический элемент как золото всего на один заряд, то это будет уже не золото, а ртуть. – Сказал лукаво Шимон, совершенно сбив Максима с ног своими познаниями, - так, и Творцу нужен Адам Ришон, а не просто какая-то любая конструкция. Он должен самостоятельно вернуться домой целым, невредимым, без ущерба и равным Творцу!
       - Возвращение блудного сына, так сказать. Возможно, ты прав, когда в обществе скапливается слишком много пассионериев, случаются кровопролитные войны, и наоборот, увеличение в нем количества субпассионариев – приводит его к деградации и вырождению, что, собственно, и произошло с Древним Римом. «Перегрев», как в ту, так и в другую сторону ликвидируется естественным путем. Кто-то там, наверху, словно регулирует все эти процессы, как ты говоришь, в нашем мире.
       - Высшее Управление.
       - Ладно, не вижу смысла дальше с тобой спорить. Лучше подумаем, как нам спуститься. Какая высота у этой пещеры?
       - Думаю я, метра четыре, или около того.
       - Да, многовато. Надо разорвать всю нашу одежду на полосы и сделать из них веревку. Я по ней спущусь, буду внизу ее держать, чтобы ты тоже мог спуститься. Если не хватит до пола, то я тебя поймаю на руки.
       Максим не видел, как, прежде чем начать спускаться, старец осторожно вынул из пазов на полу свой таинственный амулет, обернул тряпицей, оторванной от кармана его рубахи, и повесил себе на грудь.
 
       - Ожидал я, что они вход завалят, - спокойно сказал Шимон. – Пойдем назад в пещеру. Что толку сидеть у закрытых дверей?
       - И сколько мы там будем ждать помощи? Никто ведь не знает, что мы в пещере… Хороша парочка! Полуголые, без еды, без воды! Посмотреть на нас со стороны – обхохочешься! – Невесело пошутил Максим.
       - Борис догадается. Я уверен. Дня через три…
       - Шимон, тебе спрятаться нужно! Они на этом не остановятся, я уверен! Меня-то эти ублюдки навряд ли станут искать, я ведь для них умер. Значит, ты – единственная ниточка к сокровищам. Подумай, где ты можешь отсидеться?
       - Не буду думать даже. Отдам им все их сокровища и делу конец!
       - Как это – «отдам»? С какой стати! Ты что – на стороне злодеев, выходит! – Оторопел Максим.
       - Тебе пока трудно отделить добро Мордехая от зла Амана, но потом ты поймешь…, когда научишься оправдывать действия Творца над всеми своими плохими состояниями, и думать о Нем, как о «Добром и добро творящем»…


       МОЖНО ЛИ НАУЧИТЬСЯ ЛЮБИТЬ?

       - Ладно, давай, что ли устраиваться, - сказал Шимон, когда они вернулись в пещеру. – Тут коробки остались. Ребята принесли для книг больше, чем нужно было. Я хотел выбросить, хорошо – не успел. Мешки еще есть пустые. Закутайся, простывать тебе опять никак нельзя.
       Пленники расположились в одной из ниш, вынув оттуда деревянные полки.
       - Мы построили себе прекрасный дворец! – С удовольствием констатировал Максим, которому передалось стоическое спокойствие старца. – Еще бы еды какой-нибудь не помешало…, осень кусить хосесся.
       - Запас воды у меня тут остался и немножко плодов рожкового дерева. Рашби с сыном, в пещере, когда жили, только ими и питались.
       - Это замечательно! – Радостно потирая руки, промурлыкал Максим. - Хоть сколько-то продержимся. Нет, тут совсем не так плохо, как мне в первый раз показалось. Может, потому что теперь я не один…, или я просто патологический оптимист, и для меня стакан всегда наполовину полон. Давай сюда свое рожковое дерево! Отродясь не ел такого, на что, хоть, оно похоже?
       Старец достал из холщевого мешочка горсть стручков и подал Максиму, оставив себе всего пару штук.
       - Слушай! А это даже вкусно! Бобы напоминает, мы с бабкой когда-то их сажали вокруг своей делянки с картошкой, чтобы друзья из Колорадо ее не пожрали. Так, я потом их с удовольствием трескал!
       - Она мудрая женщина…, - сказал Шимон с какой-то неожиданной теплотой в голосе и тотчас же сменил тему. - Да, рожковое дерево – вещь удивительная. Его еще называют «цареградский стручок» или сладкий «рожок». Кроме семян, у него сочная мякоть. Плоды используют в пищу, на корм скоту, а из их сока получают спирт.
       - То-то я чувствую – закосел малех! – Воскликнул весело Максим. – Все тридцать три удовольствия! Вернусь в Россию, организую прямые поставки. Шимон, а ты любил когда-нибудь?
       - Говорил тебе: я прошел все, - твердо ответил старец, словно речь шла о каком-то суровом испытании, а не о самом романтическом изо всех человеческих чувств. – И любил тоже, может, не так, как ты это понимаешь… Почему спросил?
       - Проблема у меня, - тихо сказал Максим, - нужен твой совет, но не как каббалиста, а как человека, опытного мужчины.
       - Тогда это не ко мне, могу только объяснить, какой смысл вкладывают каббалисты в понятие «любовь». Рассказывай.
       Максим вздохнул и поведал старцу свою историю, а потом, помолчав немного, спросил:
       - Что ты посоветуешь? Стоит мне навязываться ей? И вообще – любовь ли это, или всего лишь примитивное половое влечение с моей стороны? Во всяком случае, она вполне может так подумать…

       Шимон начал отвечать, как показалось Максиму, без всякой связи с конкретно поставленным вопросом, но он в который раз поразился, насколько четкой становится речь старца, когда он говорит о каббале.
       - По правде сказать, это простонародный метод – обращаться к каббалисту, словно к гадалке с вопросом, как лучше поступить в этой жизни. Разве он может сказать тебе, как устроиться в испорченном мире? Ведь нужно быть хитрее всех, извращеннее, подлее… Ты думаешь, что в нашем мире существует любовь, и ты чувствуешь себя готовым любить кого-то? Я люблю то, что доставляет мне наслаждение. Это ясно. Если же нечто причиняет мне страдания, то я ненавижу их источник. Я желаю сблизиться с тем, кого люблю, мечтаю обрести с ним связь, постоянно находится рядом. Однако как только обнаруживаю, что, может быть, это не так уж хорошо для меня, начинаю охладевать к предмету своей любви и отдаляться от него, отправляясь на поиски следующего привлекательного объекта.
       - Что плохого в том, что я ищу источник наслаждения, говоря твоим языком? - Спросил Максим с некоторым вызовом в голосе. – Я живой человек, со всеми вытекающими отсюда последствиями…
       - Во всем мироздании, как и в нашем мире, действует универсальный закон подобия свойств, согласно которому люди должны быть подобны друг другу по свойствам.
       - Что это означает?
       - А то, что мы ощущаем, воспринимаем, понимаем только то, что является общим между нами и другим объектом. Если общего свойства нет, мы не способны его ощутить!
       - Согласен с тобой на все сто, что при отсутствии хотя бы малейшей общности в мыслях, я не в состоянии понять человека, и никакое половое влечение этого надолго не подменит.
       - Только в мере подобия свойств в желаниях и в мыслях, то есть, непременно в сердце и в разуме у меня возникает связь с кем-то. Я его понимаю! Однако если два эгоиста желают любить друг друга, то, как такое возможно? Люди могут быть связаны только в мере своего подобия.
       - Значит, чтобы любить, надо перестать быть эгоистом? – Воскликнул Максим, - эгоист не имеет права на любовь?
       - Просто не надо такое чувство называть любовью…, ты и сам не знаешь, что случится с тобой через минуту…, эгоизм постоянно развивается, требуя смены наслаждений…
       - Теперь понятно, почему люди сейчас все меньше понимают друг друга, и столько случается разводов!
       - Более того, сегодня ты точно так же не понимаешь себя вчерашнего и постоянно запутываешься. Желание наслаждаться развивается сейчас очень быстро. Оттого ты и не можешь проверить, есть ли между тобой и другим человеком подобие в свойствах. У тебя просто нет на это времени! Поэтому, как бы ты ни желал достичь любви в нашем мире, тебе не удается этого сделать.
       Так что, давай, условимся: в нашем мире любви не существует.
       - Благодарю покорно за содержательный диспут! – Максим вскочил на ноги и манерно поклонился, едва успев подхватить соскользнувший с плеч мешок. – Можно идти домой?
       - Тебя там кто-то ждет? Любит? Может, стоит поучиться любить? Я же не говорил, что решения нет.
       - А! Есть все-таки решение! – Максим опять угнездился в коробке, - поделитесь, пожалуйста, дорогой лектор, или это за отдельную плату?
       - Написано: «Муж и жена – Шхина между ними».
       - Где-то я уже слышал это, - грустно сказал Максим, - бабка мне перед смертью сообщила это откровение, да объяснить не смогла, что оно означает. Интересно, если бы я мог допустить бредовую мысль, что вы с ней знакомы, то подумал бы, что она от тебя об этом узнала…
       - Очень просто. Это означает присутствие Творца между ними. – Продолжил Шимон и почему-то вздохнул.
       - А как же – третий лишний? – Продолжал ерничать Максим, его, словно бес какой-то подначивал на противоречие.
       Однако старец спокойно закончил мысль, ничуть не обижаясь на его кривлянья.
       - Если в отношения мужа и жены привнести некое связующее вещество, они, действительно, станут супружеской парой.
       - Ну, да! Клей «Момент» начнут вместе нюхать!
       - Связующее вещество возникает в том случае, если оба они возвышаются над своим эгоизмом, над желанием наслаждаться. Тем самым, они превращаются в единое кли, сосуд для получения света Творца. Если в таком сосуде воцаряется Шхина, то их ощущения в этом общем кли, действительно, называются ЛЮБОВЬЮ.
       - Какие высокие отношения! А сексом-то хоть можно им заниматься? Или только вздыхать, аки ангелы на небесах?
       - Я был уверен, что ты уже знаешь, откуда дети берутся, - совершенно серьезным, как показалось Максиму, тоном сказал Шимон. – Оказывается – нет!
       - Ладно, не сердись, - попросил он елейным, извиняющимся голосом, - это у меня манера такая научный материал слушать. Так уж я устроен, даже на семинарах по теории функций комплексной переменной еще хуже себя вел, усваиваю, так сказать, активно…


       ПОСЛЕ НОЧИ ВСЕГДА НАСТУПАЕТ РАССВЕТ

       - Что-то я спать захотел смертельно, - сказал Максим, зевая, и взглянув на циферблат мобильника, воскликнул, - ого, уже два часа ночи! Хоть какой-то прок от этого электронного ошейника – время можно узнать, и то, пока не сел.
       Он поплотнее завернулся в свои мешки, придвинулся к боку старца и пробормотал:
       - Знаешь, Шимон, привык к тебе за этот год, как к родному отцу. Меня ведь бабка воспитывала, она, конечно, была – пассионарий, и не сюсюкала со мной. Даже драться учила, чтобы я умел постоять за себя во дворе, где было полно шпаны, но я и не представлял, что так хорошо иметь рядом взрослого, мудрого наставника. Хоть ты и шпыняешь меня постоянно, каббалой своей пичкаешь, мордой об забор норовишь провезти, а я тебя все больше люблю. Ты тоже спи…, не молоденький ведь уже…
       Только, почувствовав, что он дышит мерно и ровно, старец тихо ответил:
       - И я к тебе привязался, мальчик, потому что вижу корень твоей души. Спи. Ты сейчас чувствуешь себя, словно голеньким посреди огромного поля, крохотным, беззащитным, растерянным. Но ты не одинок. Я с тобой. Стремление все познать уже рождается в тебе.
       На его морщинистом загорелом лице, словно луч солнца среди туч, промелькнуло выражение напоминающее нежность. Промелькнуло и снова скрылось. Шимон погрузился в глубокие раздумья.
       «После ночи всегда наступает рассвет. И каждая новая ступень духовного роста начинается и непроглядной тьмы, с отрицания предыдущей. Только отказываясь от своего незавидного положения, человек может получить новую духовную природу, и необязательно идти к этому дорогой страданий. Есть другой путь, более короткий и гармоничный. Все мироздание – это первичная душа, и когда ее частички исправятся в соответствии с Высшим Замыслом, изменится весь мир вокруг. Тьма обязана рассеяться, едва в ее недрах зародится свет. Ночной мрак всегда сгущается перед рассветом, но именно в это время и проявляется противоположность между светом и тьмой».

       Постепенно мысли Шимона приняли иное направление.
       «Я уже не думал, что у меня будут еще ученики, что я открою над кем-то свой защитный «зонт». Ученику надо верить, что, настраиваясь на волну Учителя, он, тем самым, настраивается на Творца. Каждый раз я убеждаюсь, как тяжело осуществить такую настройку напрямую, без посредника. Все могут сказать, что любят Творца, а проверить это можно только на Учителе или на товарищах. Ученику позволяет продвигаться вопрос: для чего я это делаю? Только после такого вопроса можно проверять свое отношение к Творцу.
       Человек продвигается в духовном снизу вверх, и ему на этом пути подается помощь свыше, от Творца. Это уже потом он видит, что Учитель и его товарищи подобны Ему.
       Помню, как мой Учитель говорил мне, что я обязан исполнять все его требования, сделав это, буквально, своей потребностью. Ведь когда движешься к Цели, сколько сомнений и колебаний приходится преодолевать! Но именно так ты растешь. У меня постоянно было полным-полно всяческих сомнений. Я то и дело спрашивал Учителя, правда ли, что он большой каббалист, и не поискать ли мне кого-то позначительнее него. А он, вероятно, именно в этом видел признак продвижения. Просто мой тип души требовал ответов на такие вопросы!
       Никогда не следует опасаться мыслей, которые возникают против Учителя, еще и потому я так терпелив с ним…, конечно, время для серьезных, регулярных занятий для него пока не пришло, но он уже близок к тому, чтобы назвать меня своим Учителем. А ведь Учитель – это, по сути, как мать для маленького ребенка, который не может себе представить, что существует что-то, кроме нее. Для новорожденного она – весь его мир. Он желает только одного: прилепиться к своей матери. Вот, такой становится связь с Учителем. Однако задача в том, чтобы эта связь прошла правильный путь развития. Человек должен все равно оставаться самостоятельным, формироваться, и Учитель не имеет права замыкать его на себя. Потому что, когда Учителя не станет, ученик должен будет продолжать развиваться так, чтобы связь между ними не прерывалась. Общение на физическом уровне, личный контакт уже не будет играть значимой роли. Как и обучение…
       На самом деле, знания, как таковые, совершенно не важны! Как было бы хорошо отказаться от этой глупости, что через разум можно чего-то достичь. Ведь Книгу Зоар можно изучать на любом языке, но при одном условии: «Вот, сейчас, именно через эти строки ко мне придет связь с Творцом, вот, тут я приближусь к Его раскрытию». Если бы научиться постоянно удерживать себя на такой мысли, то этот текст можно было бы использовать самым мощным образом!
       Да, и вообще, всю каббалу можно переписать на любой язык. Каждая буква в ней выражает только то, насколько свойства Творца отличаются от свойств творения. Его свойства – абсолютно белые, они не воспринимаются нами. Свойства же творения мы градуируем и отображаем в соответствии с тем, как ощущаем Его. Из этого, собственно, и состоят буквы, из этого складывается наше понимание. Только так мы можем почувствовать себя, свою связь с окружающими и отличие от них. Если присмотреться, то все наши чувства построены на контрасте. Поэтому наши состояния, подъемы, спуски можно описывать на любом языке. Ведь мы все равно не способны ощутить только черное или только белое, то есть, испытать состояние, когда видишь только себя или только Творца…».

       Шимон тихонько выбрался из-под плеча Максима, заботливо уложил его на коробки и подоткнул со всех сторон мешки. Потом постоял некоторое время, пристально с едва заметной улыбкой вглядываясь в его лицо. Затем, вздохнув, он направился к шкафу, достал оттуда свою книгу, сел поближе свету и углубился в чтение.


       ЧТО ТАКОЕ ХРАМ

       На следующее утро Максим проснулся совершенно бодрым и полным сил. Из-под полу прикрытых ресниц он некоторое время наблюдал за старцем, погруженным в чтение своей книги, и вдруг поймал себя на мысли, что испытывает к этому пожилому, в сущности, очень суровому человеку чувство искренней сыновней любви, даже нежности, которое ему самому было прежде абсолютно незнакомо. Хотелось заботиться о нем, опекать, перенимать от него все лучшее, что в нем есть, впитать в себя все его знания и опыт.
       «Странно, с таким терпением ко мне еще никто не относился, даже бабка, - подумал Максим с благодарностью, - а ведь я и ангела способен вывести из себя! И что у меня за характер такой строптивый? Вечно подмывает всем противоречить, артачится, спорить даже, если я сам думаю точно так же! Лишь бы не согласиться с тем, что другие люди говорят. Надо что-то с собой делать, бороться как-то со своими недостатками…».
       - Прежде всего, надо поесть, - сказал старец, словно подслушав мысли Максима, - а потом уже все остальное.
       - Поесть – это хорошо! Это я люблю. – Радостно потирая ручонки, сказал с готовностью Максим, и посмотрел на «мобильник», чтобы узнать время. – Ого, уже десять утра! Или вечера? Нет, не мог же я сутки проспать! Где, там, наши стручечки? Слушай, а сытная штука, видать, белка в них до черта! Нет, уж, давай-ка, дели поровну! Я так не согласен! Вчера мне все ссыпал, и теперь. Между прочим, умственная деятельность – страшно энергозатратная штука. Я-то сейчас головой не работаю, а ты все время занимаешься. Интересно, мозг составляет всего четыре процента от массы тела, а на его работу требуется двадцать процентов всей энергии, потребляемой организмом! Когда я занимаюсь, то только успевай еду подносить! Да, все забываю спросить, а что это за штука у тебя на груди висит? Амулет какой-то старинный? Или специальный ключ к подъемному механизму. Ты его так заботливо упаковал!
       - Семейная реликвия, - ответил не слишком охотно старец. – Мой далекий предок был первосвященником в Первом Храме. Его звали Аарон. «Сделай наперсник судный искусною работаю; сделай его такою же работаю, как ефод… и вставь в него оправленные камни в четыре ряда; рядом рубин, топаз, изумруд – это первый ряд; второй ряд: карбункул, сапфир и алмаз; третий ряд: яхонт, агат и аметист; четвертый ряд: хризолит, оникс и яспис; в золотых гнездах должны быть вставлены они». Так повествует Исход.
       - А почему был только Первый и Второй Храм? Ну, разрушили их, разве нельзя еще построить?
       - Храм – это не просто строение в нашем мире, здание, стоящее на земле. Это нечто большее…. Уровень развития эгоизма во времена Моисея намного возрастает, по сравнению с его предшественниками. Это уже качественный скачок. Он описывает в Торе все мироздание полностью, а не частные его проявления. Вместе с ним и вся каббалистическая группа восходит на ступень, которая называется Храм. Если сквозь наш мир мы смотрим на мир Высший, то Храм олицетворяет собой духовную ступень, на которой она находится. Во времена Первого Храма весь народ находился на уровне постижения Высшего мира. Это был уровень Света Мудрости. Затем, эгоизм снова возрос, и это стал уже не Свет Мудрости, а Свет Милосердия. Так называются каббалистические уровни постижения, то есть, глубина осознания сил, свойств Высшей природы, которая управляет нашим миром. Повторяю, самая большая глубина постижения – есть Свет Мудрости, далее – Свет Милосердия. Однако человек, не обладающий качествами восприятия Моисея, не может почувствовать за историческими рассказами то, что открывается только каббалисту. Вот, и подумай теперь, можем ли мы построить сейчас Храм…
       - Шимон, меня восхищает, как внятно и четко ты излагаешь материал! Никакой «воды», все предельно ясно. Если пример приводишь, то по делу, а не с потолка. Нашей бы профессуре поучиться у тебя! А главное, – с каким терпением и готовностью ты по сто раз отвечаешь на одни и те же вопросы! Да, почти любой препод у нас на физтехе уже давно прибил бы меня за тупоумие, я, может, всего пару таких, как ты за всю жизнь и встретил. Ты не против, если я еще немного посплю? Не обижайся только, это меня после болезни постоянно в сон тянет…
       - Спи, - спокойно согласился Шимон и пошел на прежнее место.
       Однако ему не сразу удалось вернуться к прерванному занятию. Прежде, чем снова углубиться в книгу, он подумал:
       «Возьму его в ученики, подходит мне его сорт души. Воспитаю из него хорошего каббалиста. Приемником своим сделаю. Хотя, конечно, не просто это будет. Тут проблем много. Он еще не знает, какие неприятные состояния готовит ему его эгоизм. Переносить их нелегко. Ученик постоянно испытывает негативные ощущения, раскрывая реальность, отличную от «Добрый и Творящий добро». Конечно, можно ему сказать: «Насытятся и насладятся добротой Твоей», но пока он не пройдет периоды двойного и простого скрытия, чтобы достичь раскрытия, ему все это будет представляться совсем иначе.
       С одной стороны, Учитель должен укрепить ученика, с другой – запрещено «подслащать» его состояние, забирая себе какую-то меру горечи. Это останавливает на пути к постижению Высшего мира, и делает любое действие Учителя ложью, не принося ученику блага. Потому Бааль Сулам и говорил: «лжи в пределах моих не существует вовсе», и «если я не могу сказать правду, то молчу совершенно и жду до тех пор, пока весь этот период не пройдет по тебе, и ты, несомненно, поймешь, что обязан преодолеть все эти этапы».
       Хорошо, что он имеет привычку к систематическим занятиям, и потому, возможно, быстрее пройдет самый неприятный период скрытия. Да, и у меня давно не было молодых независимых ребят, совершенно не религиозных. Возьму его в ученики!».


       ЗЕМНЫЕ ОБЯЗАТЕЛЬСТВА

       - Где Мила? Дома с детьми? – Тревожно спросил Максим, едва завидев Сеню по выходе из пещеры. – Надо немедленно мчаться к ним! Им угрожает опасность!
       - Расслабься, Крузо, Мила с детьми уехала в Россию, к своим на две недели. Каникулы же…, я тебе говорил, кажется…
       - Слава Богу! – Воскликнул Максим с облегчением. – Ну, что ты ржешь, спрашивается?
       - Видел бы ты себя со стороны! Выходит из пещеры этакий дикарь, грязный, обросший с пистолетом, заткнутым в носок, и трусы на нем в голубых ромашках! Одет, прямо скажем, с вызывающей роскошью! Где это ты прикупил такой прикид? Не иначе – на барахолке в Бирюлево!
       - Это бабка где-то оторвала, кто же виноват, что у изготовителей так разыгралось воображение, - смущенно оправдывался Максим, - я ей тогда еще выговорил, а она мне: «Материальчик натуральный, тело дышит…». Вот, и ношу, как память…
       - Прости, старик, не знал, - смутился Сеня. – Пошли, у меня в багажнике тренировочный валяется, дам тебе поносить на скользкий выход. А старец-то твой, где же? Отчего не выходит?
       - Он пока там остался, свечи меняет, ждет, когда Борис привезет ему одежду из дома. Все же он пожилой, не будет ведь почтенный человек на люди в неглиже показываться, это мне, шалопаю, по барабану…
       - Ты, небось, голодный? На вот, пожуй, я себе купил какие-то вяленые фрукты, не знаю, что за штука, не успел попробовать, может, они и ничего…
       - Ну, да, качество продуктов проверяется на самых малоценных членах коллектива…, спасибо и на этом…
       Пока они ехали к дому Бориса, Сеня рассказал другу все перипетии их освобождения из заточения.
       - Шимон, значит, правильно все вычислил, - восхитился Максим. – Он так и сказал, что Борис придет за нами через три дня.
       - Я эту пещеру тоже знаю, мы на той неделе книги отсюда перевозили в Академию. Значит, это твой старец их нашему Учителю подарил? Молодец! Очень ценные находки там есть, даже, я бы сказал – бесценные! Автографы Ари, его стихи, и много чего еще…. Только мы книги с другой стороны выносили, а потом в проход между валунами бревно забили, чтобы любопытные туда не шастали…. Про подземный ход я и не знал даже, это одному Борису было известно. Он мне в него и зайти не позволил, один пошел, а я снаружи ждал. Да, не простая пещерка, с секретами. Расскажешь, может?
       - Потом как-нибудь…, прости, не до того сейчас. Слушай, брателла, мне все же надо бы с властями пообщаться. Давай-ка, все предварительно обсудим.

       Когда все формальности были завершены, и со слов Максима составлен фоторобот бандитов, Сеня, помявшись, сказал:
       - Если ты себя нормально чувствуешь, может, на работу уже выйдешь? Зашиваемся мы там без тебя…
       - Ладно, выйду…, - согласился Максим без всякого энтузиазма, поняв, что его надежды дождаться в доме Бориса приезда Мири, рухнули. – Только, вот, попрощаться мне надо…, с хозяином, с Яшкой, бластер ему вернуть…
       - Какой еще бластер? Это тот, что у тебя из носка торчал? - Изумился Сеня.
       - Расскажу потом, - отмахнулся Максим, - игрушечный. Да, и к Шимону надо заглянуть, не хорошо уезжать так…, он столько для меня сделал!
       - Конечно, попрощайся, - отозвался Сеня с готовностью, - не пожар ведь. Я завтра с утречка за тобой заеду. Хватит тебе вечера на твои прощания?
       - Угу…

       - Я так рад, что вам мой бластер пригодился! – Восхищенно сказал Яша, и Максим с удивлением отметил, что мальчик тактично не задал ни одного лишнего вопроса. – Он, хоть и игрушечный, а здорово светит!
       - Слушай, а можно, я тебя еще одной просьбой обременю, - помявшись, сказал Максим, - личного, так сказать, свойства?
       - Конечно, дядя Максим, я все сделаю и никому ни слова!
       - Я напишу несколько слов для Мири…, передашь ей записку?
       - А вы знаете мою Мири? – Глаза мальчика засияли от радости, - что же вы раньше не сказали, она вчера звонила! Я бы ей привет от вас передал!
       - Мы случайно на Кинерете познакомились, я там весной отдыхал…
       - Так, это она мне про вас рассказывала! Вот, здорово! Конечно: русский физик!
       - А что она говорила?
       - Что познакомилась с интересным человеком. Она очень веселая приехала, я ее никогда такой раньше не видел. А потом загрустила, сказала, что вы на звонки не отвечаете. Значит, знать ее больше не хотите, и еще сказала, что теперь мы будем всегда только с ней вдвоем жить, потому что чужие дети никому не нужны…
       - Да, я… телефон посеял…, если бы я знал! Яшка, милый, ты меня вернул к жизни! Обязательно передай ей мою записку! Нужны чужие дети, еще как нужны! Ты и представить себе не можешь!

       Поблагодарив Бориса за гостеприимство и заботу, Максим пригласил их с Яшей на свой день рождения, и поздно вечером отправился к старцу. Шимон встретил его сдержанно, даже несколько сурово. Сложившиеся между ними в пещере доверительные, едва ли не родственные отношения, словно и не существовали вовсе. Максим принял дистанцию, им установленную, без обиды, и снова с легкостью перешел на «вы».
       - Спасибо, вам, Шимон, - сказал он, но не решился подать руки. – Вы столько для меня сделали! Возились со мной, учили уму-разуму…
       Старец только слегка пожал в ответ плечами.
       - Я возвращаюсь в Хайфу, работы невпроворот, прошу вас, будьте все-таки осторожны…, дверь, по крайней мере, не оставляйте открытой. Я был в полиции, дал словесный портрет этих негодяев. Оказывается, одного там хорошо знают, его Интерпол ищет уже несколько лет, у них даже «пальчики» этого мусью есть в картотеке, а второго они никогда не видели. Не относитесь к этому так легкомысленно, они не опереточные персонажи, поверьте мне! До свидания! И… можно мне иногда… навещать вас? Хотя бы раз в месяц…. Знаете, самое удивительное, я в пещере, благодаря вам, совершенно излечился от своей клаустрофобии! Не говоря уже о том, сколько я там узнал…, даже жалко, что мы всего два с небольшим дня просидели в заточении! Хорошее было время, честное слово! У меня сорокалетие на скоро, я, конечно, понимаю, что вы – человек не тусовочный, но там никого посторонних не будет. Только Сенины друзья, своих знакомых у меня тут нет. Словом, я загляну накануне, вдруг вы надумаете, я счастлив буду…
       - Приходи, когда захочешь, дверь не заперта, - словно нехотя, ответил старец и протянул ему руку.
       «Нельзя. Не имею права его приближать. В группу ему надо. Поздно он пришел. Время сильно изменилось. Если бы даже лет пятьдесят назад. Остались в прошлом каббалисты-одиночки, и все прежние пути к Творцу сегодня не действительны, как об этом и сказано в Книге Зоар. В наше время только группа, только коллективное устремление к Творцу может пробить махсом и ввести человека в Высший мир. По его сорту души – хороший каббалист из него получится. Мечтал я о таком ученике…». – Так горько размышлял Шимон после ухода Максима.
       
       Когда Максим вернулся от старца, домик Бориса был весь погружен во тьму, лишь в розарии горело несколько неоновых ламп. Ему совершенно не хотелось спать. Он сел в свой шезлонг и мысленно еще раз прокрутил в голове сцену прощания с Шимоном, пытаясь разобраться, отчего на душе у него стало вдруг так горько и тяжело.

       «Странно, чем я его обидел? Ведь мы так с ним сблизились в пещере…, словно родные. Я думал, он меня в ученики возьмет. Может быть, ему показалось, что я слишком непочтителен? Но ведь там мы были совсем в другой обстановке, в экстремальной что ли…, а ведь я могу быть очень серьезным, когда дело касается учебы, без всякого запанибратства. Да, жаль! Мне так близко все то, о чем он говорит. Мечтал я о таком Учителе…. Только он ясно дал мне понять, не словами, нет, а всем своим поведением, что не собирается меня учить…».

       


       ИСПЕКЛИ МЫ КАРАВАЙ

       В ночь накануне дня рождения Максиму приснилась Таисия Петровна. Она ласково разбудила его поцелуем в щеку и сказала: «Вставай, малыш, мы с Сеней испекли тебе каравай. Кого хочешь, - выбирай!»
       - Ты вставать собираешься, юбиляр? - Услышал он спросонок вместо бабкиного голоса сочный баритон Сени. – Ребята сейчас заедут. У тебя ровно пятнадцать минут.
       - Даже в день рождения не дадут поспать всласть, - проворчал он сварливо, шлепая босиком в ванную.
       - Ты все собрал? – Поинтересовался Сеня.
       - Все. Отвяжись. Телефон брать не буду. Звонить мне все равно некому…
 
       - Прекратите буравить шашлык глазами! – Кричал Сеня на ребят, - вы создаете парадокс «незакипающего чайника»!
       - Это еще, что за парадокс? – Спросил паренек, который при знакомстве отрекомендовался Максиму адвокатом. – Никогда о нем не слышал.
       - Ага, я у Джерома, кажется, читал про эту штуку, они там очень сильно ждали, когда чайник закипит, а тот все никак не закипал! – Рассмеялся еще один молодой человек, аккуратно нанизывая мясо на шампур.
       - Да, есть такой парадокс в квантовой механике. – Начал с готовностью объяснять Максим. - Его суть состоит в том, что если не отрываясь смотреть на стоящий на плите чайник, то он никогда не закипит. Это гипотетически объясняется тем, что стохастический распад нестабильной системы может быть до некоторой степени искусственно замедлен при наличии наблюдателя. То есть, в этом случае, срок стабильного состояния системы, как бы повышается. Если провести экстраполяцию в каббалу, то можно сказать, что пока Творец не спускал глаз со Своего творения, конструкция Адам Ришон была устойчивой, но стоило Ему на секунду отвернуться…, - засмеялся Максим.
       

       Народу собралось человек двадцать, и Максим, отдавший на откуп Сене проблему приглашения гостей, с удовольствием отметил, что чувствует себя среди совершенно незнакомой ему компании на удивление комфортно. Он, словно знал этих людей всегда и не испытывал ни малейшего неудобства в их присутствии.
       «Как странно, - думал Максим, - эти ребята не объединены родственными узами, или совместной работой, а близость между ними поразительная! Словно у них и, правда, – одна душа на всех. Кусают, конечно, друг друга, но как-то по-доброму, с любовью, как щенки из одного помета. Может, действительно, все мы представляем собой единый организм, только никак не соберемся вместе. Это невозможно даже передать словами, а только ощутить. Ведь не любишь же ты в своем организме какой-то отдельный орган, скажем, легкие или печень, и вспоминаешь, что он у тебя есть, только когда сбоить начинает. Вот, удалят что-то, тогда и понимаешь, как сложно без этого органа обойтись. Жаль, что Шимона я не застал, где его, интересно, носит? И Борис с Яшкой не приехали, может, заболел кто…. Ладно, обязательно съезжу к ним завтра и вкусняток отвезу. Посидим малым коллективом. И кто это придумал такую глупость, что сорокалетие отмечать плохо? Очень даже замечательно!».

       Шашлык удался на славу, ребята, положив друг другу руки на плечи, выводили вокруг костра какой-то зажигательный танец. Потом адвокат запел своим приятным бархатным тенором очень красивую нежную песню, которую дружно подхватили все.
       Максим подсел к поющему Сене и, обняв его за плечи, сказал с искренней благодарностью:
       - Спасибо тебе, борода, у меня еще никогда не было такого веселого дня рождения. Знаешь, ведь, как наши физики собираются. Разобьются после двух рюмок все на группки, и давай мусолить, каждый свою проблему, словно им на работе времени мало. Как только их жены терпят! Да, кстати, а почему женщин нет совсем? Твоя работа? Милка при неотложных делах, и все остальные – ни-ни? Признавайся, о, несчастный!
       - У женщин наших своя работа, - ответил Сеня серьезно. – Они в каббале занимаются очень важной задачей – распространением. Это мы – мужики – все в игры играем, забавы всякие себе выдумываем, каждый по своему сорту душ, а у женщин совсем иной сорт душ, отсюда и работа другая. Однако без них мы не справились бы с распространением нашей науки. Они очень много делают в этом направлении.
       - Что же, у всех этих ребят жены тоже каббалой занимаются?
       - В основном, да. Видишь ли, свыше нисходят два потока управления: на женщин и на мужчин. Каждый воспринимает Высшее управление в соответствии с величиной своего желания. Однако кто воспринимает – мужчина или женщина – имеет кардинальное отличие. Это сделано свыше, повторяю, чтобы каждый смог выполнить свое предназначение и дойти до собственного исправления. Другого выхода нет. В состоянии Конечного исправления, так называемом, Гмар Тикун, все одинаковы, - и мужчины и женщины. Разве должен человек упрекать Творца за то, что Он дал ему такую душу, а не другую?! Разве можем мы понять Его Замысел! Человек обязан исправить себя – и все.
       - А, так, я присутствую на выездной, так сказать, сессии мужского состава каббалистической группы? – Засмеялся Максим. – Удостоился, значит? Предупреждать надо, я бы хоть мысли умные припас.
       Сеня ничего не успел сказать ему в ответ, так как в этот самый момент у него в кармане зазвонил мобильник. Друг поспешил ответить на звонок, и Максим с удивлением заметил, как побледнело его лицо. Ему мгновенно передалась Сенина тревога. Хотя он не слышал слов, но почувствовал, как по его спине прокатилась струйка холодного пота.
       - Максим, тебе надо немедленно ехать в Цфат, - сказал Сеня, стараясь выглядеть, как можно более спокойным.
       - Да, что случилось-то? М-можешь т-ты мне ска-зать? – Прерывающимся голосом вскричал Максим, - Яша? Шимон?
       - Шимон, - кротко ответил Сеня.
       - Он жив?
       - Пока да. Но поторопись. Ты можешь не успеть…, у нас Миша сегодня отвечает за транспорт. Он нас отвезет.
       - Нет! Я один! Останься тут с ребятами, не стоит всех посвящать и портить людям настроение.


       ТЕБЕ НЕЛЬЗЯ УМИРАТЬ!

       - Шимон, миленький, не умирай! Тебе нельзя умирать! – Повторял Максим уже в десятый раз одни и те же слова, стоя на коленях перед кроватью старца и крепко сжимая его бледную холодеющую руку. – Как же я буду без тебя!
       - Он вас не слышит, - сказал врач, озабоченно следя за показаниями приборов.
       - Слышит! – Воскликнул Максим, - он все слышит! Он душу мою слышит, у нас с ним душа одна! Он мне руку легонько сжал! Я почувствовал!
       - Это исключено, вам показалось, просто судорожное движение, можете мне поверить, он еще без сознания, и я не гарантирую…
       - Не смейте так говорить! Я вам гарантирую! Он выживет! Шимон, миленький, не уходи! Ты же сильный! Тебе нельзя умирать!
       - Покиньте, пожалуйста, реанимационную палату, кто вас вообще сюда пустил? Вы его близкий родственник? - Строго сказал врач, - оставьте его в покое, нам необходимо срочно сделать больному повторное переливание крови.
       - Возьмите мою! Какая у него группа?
       - Что ж, можно сделать цитовые анализы, если они совпадут, и если вы настаиваете…, вы знаете свою группу крови?
       - Вторая, резус положительный, - отчеканил Максим машинально, не сводя взгляда с бледного лица Шимона, в тайной надежде увидеть, что тот подаст ему какой-нибудь знак или откроет глаза.
       - Хорошо, подождите пока в коридоре. Как только все будет готово, вас позовут, когда понадобитесь.

       Максим вышел в больничный коридор и механически плюхнулся на свободное место стоящей близ палаты скамейки, даже не замечая, что на ней уже сидят трое. Он закрыл лицо руками и с отчаянием простонал:
       - Господи, ведь просил же я его двери запирать! Ну, почему он меня не послушался!
       Неожиданно он почувствовал нежное, успокаивающее прикосновение, кто-то тихонько гладил его по голове и шептал:
       - Все будет хорошо, он будет жить, надо верить в лучшее.
       Максим отнял руки от лица и увидел Мири. У него не хватило сил обрадоваться, и он едва слышно произнес:
       - Это ты?
       Борис был совершенно убит горем, и Яша рассказал Максиму, как все произошло.
       - Дядя Максим, мы хотели сделать вам сюрприз. Мири вчера вечером приехала. Мы думали взять старца Шимона и нагрянуть прямо на ваш день рожденья. Нам дядя Семен объяснил, где вы будете шашлыки жарить. Дедушка пошел за старцем Шимоном, а мы с Мири в машине ждали. Вдруг он бежит и кричит, что его убили. У него прямо из груди здоровенный такой ножик торчал, а крови совсем почти не было. Так, пятно небольшое в форме алой розы. Бандиты услышали, что кто-то идет, испугались, окно разбили и выскочили, даже ножик не забрали. Их, наверное, уже поймали, там план-перехват был. Дедушка потом сказал, что старца Шимона это спасло, ну, что ножик в ране остался. И еще, у него на груди висел какой-то большой медальон, лезвие по нему соскользнуло и прошло в сантиметре от сердца, и органы эти, ну, жизненно-важные не задеты вроде. Я уверен, что старец Шимон выздоровеет. Не плачьте. Мири, скажи ему!
       Мири ничего не сказала, а только молча отирала слезы, бегущие по лицу Максима, и он принимал ее заботу с молчаливой благодарностью.

       - Ты как? – озабоченно спросила Мири, осторожно заглядывая к Максиму в палату, - голова не кружится?
       - Есть немного, - улыбнулся он. – А ты жалей меня, жалей. Как Шимон?
       - Состояние стабильно тяжелое, но врач нас обнадеживает. Говорит, организм здоровый, не изношенный, сердце, как у марафонца на пенсии. Будем ждать, когда очнется.
       - Теперь ответь, почему ты меня бросила? И расскажи, как ты без меня плохо жила, - притворно грозным тоном заговорил Максим.
       - Я не бросила, я думала…
       - А кто тебе разрешил вообще думать? Твое дело заниматься распространением. Ясно? Думать теперь буду я.
       - Ясно, ответила Мири тихо, я занимаюсь распространением…
       Она взяла его руку и положила ладонью на свой уже заметно округлившийся живот.
       - У нас будет ребенок, Макс, ты рад?
       - Она еще спрашивает! У нас будет Таечка, как я бабке обещал. И Яшка. А там посмотрим…. Я вас больше ни на шаг не отпущу!

       В палату решительно постучали, и не успел Максим ответить, как дверь широко распахнулась. На пороге стоял офицер полиции и консул Российского посольства. Третий человек был Максиму незнаком.
       Консул подошел к его постели и, поздоровавшись за руку, давая всем своим видом понять, что прочно стоит на защите интересов русского гражданина, сказал:
       - Это ваш адвокат. Его услуги будут оплачены за счет посольства.
       - Спасибо, - ответил Максим удивленно, - разве я нуждаюсь в адвокате?
       - Мне необходимо задать вам несколько вопросов, - сказал полицейский чин очень вежливо. - Ответьте, где вы находились сегодня с двенадцати до двух часов дня?
       - Я был с друзьями на шашлыках…, у меня сегодня день рождения…. Это могут подтвердить, как минимум, человек двадцать.
       - Хорошо, мы проверим эту информацию, - несколько разочарованно сказал офицер. – Тогда ответьте, как могли оказаться ваши отпечатки пальцев на орудии убийства?
       - Я не знаю, чем было совершено покушение на старца Шимона, но догадываюсь, - ответил Максим со всей серьезностью. – Если мои догадки верны, то объяснить мои отпечатки очень просто.
       - Вы не хотите поговорить с адвокатом, прежде чем ответить на этот вопрос, - с беспокойством спросил консул.
       - В этом нет необходимости, я думаю, - произнес Максим твердо и совершенно откровенно рассказал историю кинжала.
       - Почему вы сразу не отнесли свою находку в полицию, - продолжал нажимать на него чин, - хотели утаить, присвоить? Я вынужден вас арестовать. Если потерпевший очнется, когда очнется, - поправился он, - мы снимем с него показания, а до этих пор…
       - Нельзя ли ограничиться менее суровой мерой пресечения? – Спросил консул, возвысив голос, - скажем, подпиской о невыезде? Я готов предоставить ему место в консульстве. Ручаться, так сказать.
       В этот момент в руке полицейского зазвонил телефон, он извинился и вышел из палаты, а вернувшись, сказал:
       - Бандиты задержаны, так сказать, с поличным. После вашего предыдущего заявления мы установили наблюдение за пещерой. Там их и взяли, когда они попытались вынести из нее три мешка.
       - А что было в мешках? – Не удержавшись, полюбопытствовал Максим.
       - В двух были свечи, а в третьем стручки рожкового дерева.
       - Что же вы им инкриминируете? Не кражу же стручков! – Воскликнул возмущенно консул.
       - Придется ждать, когда потерпевший будет в состоянии дать показания и их опознать. Если…
       - А как же тот утопленник на Кинерете? – перебил его довольно бесцеремонно Максим, не желая слышать никаких «если». - Это ведь тоже их рук дело! Я не сомневаюсь!
       - На его теле не было обнаружено никаких признаков насильственной смерти или следов борьбы. Решил человек искупаться, да и утонул. Дело закрыто в виду отсутствия состава преступления.
       - Такие же бюрократы, как у нас, - сказал Максим консулу по-русски.
       - А я не так уж давно «от вас», - смеясь, добавил офицер полиции тоже по-русски




       ДЕРЗОСТЬ К НЕБЕСАМ
       
       Максим сидел у кровати Шимона и терпеливо ждал, когда тот проснется.
       - Ты пиво любишь? - Неожиданно спросил старец, не открывая глаз.
       - Да! Очень! – С воодушевлением воскликнул Максим, - особенно, темное.
       - Я так и знал, - произнес Шимон обреченно. – Раньше терпеть не мог, а теперь тоже хочу. Зачем кровь дал? И в голове сплошная квантовая механика крутится…, кто тебя просил…
       Максим от души рассмеялся, поняв, наконец, что старец шутит.
       - Как ты себя чувствуешь?
       - На сорок лет, а как же еще? Не знаю, что я теперь еще захочу, может, жену молодую…
       - Шимон, как я рад, что тебе уже лучше, а раз шутить начал, значит, скоро совсем поправишься, и мы тебя домой заберем.
       - Я как раз хотел тебя просить, поговори с врачом, пусть выпишет меня, не могу тут больше лежать, как головешка. Я дома скорее поправлюсь.
       - Хорошо, я попробую, - нерешительно пообещал Максим, - только он может не согласиться, ведь неделя всего прошла.
       - Целая неделя, - уточнил Шимон.
       - Ладно, я Бориса подключу, он с врачом хорошо знаком, пусть договорится…. Слушай, а у меня новости – Мири вернулась, они с Яшей теперь у мня живут, еще…, мы с ней ждем ребенка! Я до сих пор не осознал…
       - Это хорошо. Взрослеть тебе пора. Притчу, вот, тебе расскажу…
       - Шимон, тебе пока нельзя много разговаривать, ты еще не окреп.
       - Шел по улице мудрец в окружении учеников, а навстречу им грешница. – Не обращая внимания на предостережение Максима, начал старец. - Ученики с негодованием отвернулись, а праведник поклонился ей до земли. Когда она прошла, ученики спрашивают: «Учитель, как мог ты поклониться падшей женщине! Она продает свое тело!». Отвечает им мудрец: «Если бы вы так готовили свою душу ко встрече с Творцом, как она готовит свое тело ко встрече с возлюбленным, я бы вам тоже каждый день кланялся до земли». Иди теперь, я спать буду.

       Во второй половине декабря Мири родила девочку. Максим не стал оригинальничать и поступил так, как поступает каждый мужчина в подобном случае. День выдался ветреный и, по местным меркам, холодный. Потому Сеня решил, что собраться надо в помещении группы, где был довольно большой обеденный зал.
       - А это удобно? – Спросил Максим, - все же люди там каббалой занимаются…
       - Странный ты человек, что у нас – молельный дом что ли? Заодно посмотришь, как здорово мы все организовали. Все равно ведь все наши будут, один ты со стороны, так сказать…
       - Ты меня все в группу хочешь пристроить…, не готов я пока. Во-первых, у меня очень слабо развит инстинкт стада, а во-вторых, есть у меня уже Учитель. Правда, видимся мы редко, но мне вполне хватает.
       - Чудак-человек! Никто тебя силой тащить не собирается. Выбор товарищей – это единственная возможность проявить свободу воли, как же я могу тебя ее лишить! Да, и вообще, в каббале не принято заниматься чужим исправлением, а только личным. Ари в Древе Жизни писал: «Нет ни одного дня похожего на другой, нет ни одного мгновения похожего на другое, нет ни одного человека похожего на другого человека. Поэтому человек может исправлять только ту часть общей души, которая принадлежит ему».
       - Шимон по этому поводу говорит так: «И исправит гальван то, что не исправит ладан». Так что я уже знаю, что в нашем мире можно купить за деньги, что угодно, кроме экрана. Я понимаю, что ты хочешь предоставить мне возможность исправить таким образом самого себя, и страшно благодарен тебе за это. Честное слово, брателла!
       Сеня посмотрел на друга очень внимательно и с некоторым удивлением, но только сказал:
       - А ты – большой молодец! И все же, давай у нас.
       - Хорошо, хорошо, не нуди, пожалуйста. В группе, так в группе. Я поехал закупаться.

       Застолье удалось на славу. Обстановка была простой, веселой и очень сердечной. Все ощущали подъем. В какой-то момент Сеня подсел к охмелевшему от спиртного и радости общения виновнику торжества и сказал:
       - Видишь, как хорошо получилось. Нравятся тебе ребята?
       - Я, вот, о чем думаю. – Отозвался Максим, словно не слыша вопроса друга. - Смотри, мы все – словно одно целое, но скажи мне, чего нам не хватает, чтобы прямо сейчас, в это мгновение, пробить барьер и перейти в Высшее измерение? Критической массы? Единения? Веры в такую возможность? Как вообще, по-твоему, происходит прорыв в духовное?
       - Ну, уж, во всяком случае, не в сопровождении грома и молнии! – Засмеялся Сеня. - Учитель рассказывал, что однажды они с Рабашем сидели за таким же столом. И он задал своему Учителю почти такой же вопрос.
       - Интересно, что Рабаш ему ответил?
       - Рабаш сказал: «На самом деле, недостает лишь атаки».
       - Что он имел в виду? – Удивился Максим, вспомнив свой давний сон, где Шимон хотел сказать ему тоже самое.
       - Он имел в виду, что духовное зарабатывают, его удостаиваются, ловят, берут приступом, штурмуют!
       - Все равно, я не очень понимаю, как можно реально этого достичь?
       - Учитель объяснял, что атаку можно изобразить по-разному. Словно ты – точка в сердце и штурмуешь свою внешнюю часть, нападаешь на свое злое начало. Или атакуешь себя изнутри, аннулируешь, сокращаешь в себе все, соединяясь лишь с тем, что остается, с той точкой, где ты объединен со всеми. Способов много, главное обрести состояние «как один человек с единым сердцем».
       Любой человек способен отдавать, но, как правило, эгоистически, ожидая чего-то взамен. Исправление же достигается изменением намерения.
       Только если Творец становится вознаграждением, я стану отдавать совершенно бескорыстно. Я меняю весь мир на связь с Ним. Приходящий при этом Высший свет изменяет мои свойства в подобии Творцу. Я становлюсь совершенным, как Он.
       - То есть, получается, что я сокращаю до нуля все, кроме внимания к Творцу? – Переспросил Максим, - но я на это не способен!
       - А ты представь, что у тебя есть ребенок, и ты озабочен лишь мыслью о нем. Это и называется атакой, направленной против всех расчетов. Тогда ты выйдешь из «пузыря» и устремишься к Творцу.
       - Легко сказать…, но как соединить противоположности в работе на Творца?
       - Нападай на себя, но и атакуй Творца! Предъявляй Ему требование. Прояви «дерзость к небесам»! Ведь это и есть: «Победили Меня сыновья Мои»!
       - А как же Заповедь Любви?
       - Но ты же штурмуешь именно те свойства, которые ей противостоят! Идешь на приступ Творца, чтобы Он помог тебе полюбить Его. Требуешь исправления. Ведь Любовь проявляется на основе противоположностей. Играй в это состояние, но непременно объединившись с товарищами. Главное аннулировать ту «разношерстную толпу», что есть в тебе. Расчет один: как достичь отдачи Творцу. Это и есть твой «ребенок». Вот, если бы каждый из нас сейчас…
       - Да, такие мгновения, как сейчас, коротки, мимолетны, старец говорил мне, что человеку невозможно долго удерживать ощущение «как один человек с единым сердцем»! Но я говорю об общем большом усилии, многие составляющие которого, может быть, даже не зависят от человека! Понимаешь, что я хочу сказать?
       - Я тебя понимаю! Сказано: «Обратитесь ко Мне, и Я воздам!». Творец дает в долг, а мы, затем, возвращаем Ему по крупицам. Необходимо только захотеть совершить одно большое усилие, человек просто не способен вечно быть хорошим. Ах, если бы мы могли, хоть на краткое мгновение навалиться и преодолеть, соединившись в единый блок!
       - Сколько раз я пытал Шимона, но он отвечал мне всегда одно и то же: «Избавление приходит от Творца в мгновение ока. Жди каждый миг – и оно придет». Я не рассказывал тебе, но тогда, в пещере, еще в первый раз я пережил нечто удивительное! Это ощущение невозможно описать словами! Я в тот момент думал по наивности, что это только начало, а дальше начнутся сплошные чудеса! Однако с тех пор я не пережил ни одного озарения. Старец сказал мне, что все это именно так и происходит. Ладно, приду как-нибудь к вам на урок. Пустите мэтра послушать?
       - Конечно! – Возликовал Сеня, - ты не пожалеешь!

       
       ВЕЩЕЕ СЛОВО

       В три часа Максим вошел в класс. Он увидел Сеню, сидящего лицом к аудитории.
       - Сейчас, ребята, сказал он. Я настраиваюсь.
       Наконец, он начал читать:
       «В течение дня мы должны заботиться о том, чтобы подойти к обучению с правильным намерением, то есть, быть единой группой. Молитва будет услышана только в том случае, если она тождественна с Творцом по закону соответствия свойств. Общий и единственный закон, работающий в действительности - это закон единства. Если мы пребываем в заблуждении, что не все едино, то мы должны от этого заблуждения избавиться, постараться объединиться между собой, и таким образом попытаться вернуться к той самой истинной действительности. В ней самой находятся сила и свет, помогающие в нее вернуться. Это означает, что если я хочу получить ответ на свою молитву, то я должен знать к кому обращаться - к Отдающему, знать, что Он хочет от меня, чтобы я был в слиянии с Ним, то есть, тоже стал отдающим. С чем я могу обратиться к Нему? Только с просьбой стать отдающим, как Он. Откуда мне взять такую просьбу, такое желание? Я должен понять, что во мне самом никогда не пробудится и не установится такая просьба, а только лишь с помощью группы. Поэтому до учебы я должен быть постоянно «растворен» внутри группы вместе со всем тем, что я учил и читал в статьях; всей своей жизнью я должен быть в них, потому что конечная цель - это объединиться с ними до такой степени, чтобы не было различия между нашими душами.
       Что такое душа? Это желания отдавать, которые должны внутри нас объединиться до такой степени, что в них, в этих желаниях раскроется Творец. Могу ли я убежать от этого? Нет! Это то кли, в котором раскроется Творец, духовный мир. Наша проблема в том, что мы смотрим на это кли, как на лица, которые я сейчас перед собой вижу, а они отталкивают меня, так же как и их характеры. Характер, так же как и лица, относятся к животному, а я должен быть присоединен к их точкам в сердце, еще не прояснившихся для меня; это наверняка решимот из того кли Адам Ришон, которое я должен для себя восстановить. Я не должен смотреть на внешнюю форму и внешний характер, а только лишь на эти точки. Если я соберу их, присоединюсь к ним, то это будет означать, что я приобрел свое духовное кли. В действительности нет ничего, кроме этого разбившегося на части кли, и сейчас я должен его восстановить, сделать цельным.
Все зависит от веры выше знания, то есть, мы все время должны предпочитать величие отдачи получению. Это стремление мы можем получить только от группы. Сам по себе человек не в состоянии выстроить эту линию и организовать такую оценку, когда отдача становится важнее получения. Это возможно только с помощью группы, но даже и в самой группе этого еще нет. Однако если группа пытается, как дети, играть в это, заниматься отдачей, то в ней появляется подсветка, исходящая из модели Адам Ришон. На самом деле в группе существует эта модель, она лишь скрыта. Когда человек получает впечатления от товарищей, к нему вдруг приходит настоящее желание отдавать. Он начинает ценить отдачу, и тогда именно это он начинает просить во время учебы, потому что, получив от группы впечатление о величии цели, он вместе с этим получает чувство своего собственного бессилия на этом пути, и отсутствие возможности самостоятельно к этому прийти».
       Сеня умолк, и на экране большого компьютера появилось лицо человека. Он поздоровался с аудиторией, и Максим тотчас узнал его голос. Он уже слышал его в пещере. Начался урок.
Время начать Исправление

Мы живем в особое время, обязывающее нас начать исправление. Каждый человек должен совершить свое собственное исправление, и затем, осуществится общая коррекция мира. Как объясняет нам Бааль Сулам, мы находимся в конце 6000-летнего процесса духовного развития мира, который начался еще с Адама Ришон. Хотя до него тоже существовали люди, но мы говорим о духовном развитии, обязанном завершиться в конце 6000-летнего периода. Мы живем в 5766 году (что соответствует 2006 г.).
Поэтому сейчас нам просто необходимо совершать эти исправления. Для того чтобы подтолкнуть нас к ним, нам помогают свыше. В чем выражается эта помощь? В том, что перед нами раскрывают наш эгоизм всеми возможными способами, в том числе, и не способностью справиться с разного рода проблемами: политическими, экономическими, психологическими, воспитательными, личными – мало ли с какими еще. Мы во всех областях находимся в тотальном кризисе – в науке, в общественной и семейной жизни.
Одним из сильнейших мотивов, побуждающих нас к исправлению, является отсутствие любви. В сущности, именно поиск этого чувства внутри себя подсознательно продвигает все человечество вперед, потому что, в конечном итоге, наша общая цель определена как вечная любовь.

Ступени претворения любви

Все ступени, над которыми мы возвышаемся, по которым поднимаемся, исправляем себя, приближаемся к духовному идеалу, являются ступенями претворения любви. Это не такая простая вещь, как нам может показаться, и далеко не ничтожная. Наоборот, отсюда мы видим, что любовь не присутствует в нашем мире, не находится на нашем уровне, и для того, чтобы, действительно, достичь любви, мы должны подняться из нашего мира в мир Ацилут.

Когда человек начинает ощущать, что не способен наполнить себя, не может получить никакого наслаждения в этом мире, то начинает думать о корне своей жизни, и вообще о том, что произойдет с ним в дальнейшем. Постепенно он достигает состояния, когда решает, что обязан исправить себя, возвыситься над собственной природой, и тогда находит подходящее общество, некую группу людей, с соответствующими взглядами и убеждениями.
Каким образом во мне может возникнуть желание просить Творца о раскрытии, о возможности ощутить свою зависимость от Него, стремление оторваться от своего мира и быть полностью в Нем? Где я возьму такое желание? Оно не присутствует во мне. Я могу получить его только в группе, благодаря своим товарищам. Так мы устроены.
Я могу проникнуться любознательностью ученых, если нахожусь в их среде. Попадая в среду вегетарианцев, я перенимаю их предпочтения в пище.
Однако в духовном мире подобный способ не действует. Я не могу, просто пребывая в кругу людей, которые стремятся к духовному постижению, получить от них подобное альтруистическое желание. Для этого я должен отдать им себя, каким-то образом действовать ради них, помогать им, работать вместе с ними, чем-то жертвовать. В той мере, в какой я им отдаю, то есть, совершаю некоторые земные, неэгоистические вроде бы поступки, я могу от них узнать об альтруизме. Никак иначе это не произойдет. Духовные устремления я могу получить лишь от своих товарищей.
Только выйдя из своего эгоистического кли, человек может почувствовать Духовный мир.
Поэтому написано: «Возлюби ближнего как самого себя». Это не означает, что мы должны любить кого-то ради самой любви, как это нам кажется, что само по себе никого не привлекает. Напротив, это условие дает возможность подняться над своей природой. Это – пароль, договор о нашем возвышении над ней. Тут совершенно необходима помощь еще нескольких людей, и потому человеку нужна группа.
Это единственная сфера, где возможно проявление свободы воли. Вопрос только в том, каким образом человек «пожелает» войти в то или иное сообщество. Желание изменить себя тоже дается свыше, но возможность измениться в соответствии с таким желанием – это уже во власти человека.
К примеру, перед вами сейчас стоит проблема выбора: начать изучать Каббалу или, допустим, театральное искусство. Эти две возможности даются вам свыше, далее вы делаете выбор, и отдаете предпочтение Каббале. Это ваше желание или не ваше? Нет не ваше, оно тоже посылается свыше. До тех пор, пока вы не входите в класс и не начинаете заниматься, все продиктовано свыше.
Однако, уже находясь внутри ситуации, у вас есть возможность со своей стороны приложить собственные дополнительные усилия, которые не имеют отношения к выбору между одним направлением и другим.
Когда человек отдал чему-то предпочтение, когда свыше его выбрали из «стаи», предъявив то, что ему совершенно точно необходимо, вот тогда он может приложить в данном направлении максимум стараний, усердия, чтобы быстрее продвигаться. В этом заключается свобода воли человека.
Поэтому развитие точки в сердце осуществляется очень точно и происходит только под управлением свыше. В этом, определенно, нет ничего от нашего желания или стремления. Точка в сердце может проявиться у любого человека в мире, и это от него не зависит. Однако когда после этого его направляют туда, где он может научиться, как ее развить, у него есть свобода воли, состоящая в том, чтобы укрепиться в учебе, быстрее продвинуться в ней, но не более.
Каббала предназначена только для тех людей, у кого желание к духовному продвижению уже сформировано.
Проблема в том, что изначально желание к духовному развитию очень маленькое, его надо развить, взрастить, и затем, направить к определенной цели.
Внутри себя человек не способен это почувствовать, он не может быть кли. Человек, сам по себе, является только точкой, решающей, что желает вступить в контакт с остальными душами, и лишь на основании связи между нами строится кли, где мы ощущаем духовный мир.
Говорят, что люди, перенесшие клиническую смерть, видят Высший свет и в тот же миг чувствуют возвышение, у них возникает понимание, что такое вечность.
Группа может помочь человеку воспринять духовное ощущение. Известно, что Моисей, получив Тору, также начал собирать единомышленников. То же самое делал рабби Актива. Рабби Шимон со своей известной группой из десяти учеников написали Книгу Зоар. Так поступали все каббалисты. У человека, желающего постичь Высший мир, нет другой возможности, он обязан развивать любовь, то есть, кли для восприятия света Бесконечности - в единении с другими людьми.
Как мы, не находясь в ощущениях Высшего мира, можем определить, что значит, духовная связь?
Свет, получаемый нами во время учебы, исправляет нас, и затем, мы проходим по ступеням, называемым «вознаграждение и наказание».
Существование, которое невозможно вообразить

 Каббалисты сообщают нам только о том, каким образом исправиться и достичь мира Бесконечности, откуда мы низошли. Они рассказывают о создании кли, творения, и это состояние называется Первым.
Творение нисходит из мира Бесконечности до нашего мира, а потом поднимается снова на прежний уровень. Это полное исправление называется Третьим состоянием.
В нашем мире мы пребываем во Втором состоянии и занимаемся только изучением, исследованием и исправлением в себе того, что получили в Первом. Для чего это делается, мы не знаем. Каббалисты об этом умалчивают, они только намекают, что есть совершенно другие уровни существования. Они разделяют их на тысячелетия.
На этапах исправления имеются первое, второе, третье, четвертое, пятое, шестое тысячелетия. Седьмым - называется выход на следующий уровень, в состояние, именуемое суббота, седьмой день творения.
Далее следуют еще восьмое тысячелетие, девятое и десятое – когда человек уже полностью поднимается над творением, то есть, совершенно включается в свойства Творца, становится абсолютно подобным Ему.
О том, что происходит после этого, вообще нигде не упоминается. Однако нам все же дают понять, что на этом наше развитие не останавливаются, а выходит на такие ступени, существование на которых мы не можем передать словами. Мы не в состоянии представить себе подобный духовный уровень, у нас есть только отдельные намеки, передаваемые с помощью языка нашего мира. Мы создаем себе некие образы, думая, что это духовное существование.
Начиная даже с первого тысячелетия, мы не в состоянии себе вообразить, что представляют собой ощущения и образ внутренней жизни, когда человек – уже не просто человек, не говоря уже о восьмом, девятом, десятом уровнях, где существование подобно первым трем сфирот: Кетер, Хохма, Бина, являющихся как бы полным выражением Творца относительно творений. На этих ступенях творение полностью уподобляется Творцу.

Каждая форма существования может ощущать только себя и то, что располагается ниже нее по уровню, но не в состоянии постичь высшую, более развитую форму. Человек постигает неживой, растительный, животный уровни и свой человеческий. Однако никто не постигает более высокую, относительно себя, ступень. Исходя из этого, можно сделать вывод: если есть еще какой-то вид существования, более высокий, чем человеческий, находящийся на более развитой ступени, то мы не сможем его ощущать. Однако это не так, его можно ощутить! Каким образом?
Есть люди, которые его воспринимают. Они говорят, что, в принципе, человек является комбинацией двух видов, двух уровней существования. По строению тела он схож с животным настолько, что мы можем пересаживать ему различные органы от последнего (сердце свиньи, например, очень близко по строению к человеческому).
Однако в нас существует зачаток более высокого уровня, который называется душой, которая принадлежит к уровню Творца. Каждый высший уровень относительно низшего называется Творцом, потому что порождает его.

 Поднимаясь над ступенями вознаграждения и наказания, человек начинает исправлять свое кли на абсолютную любовь. Он уже возвышается над состояниями означающими: я отношусь к Творцу хорошо или плохо в зависимости оттого, что испытываю от Него – добро или зло.
За этими пределами существует ступень любви, на которой мне не важно, как воздействует на меня Творец. Я ощущаю любовь к Нему, поднявшись в своем исправлении на такой уровень, где вообще не чувствую, что от Него исходят негативные влияния. Я уже исправлен в своем кли и потому ощущаю только исходящее от Него добро.
В этом случае у меня возникает проблема: люблю ли я Творца за получаемые от Него наслаждения, или вследствие наличия между нами другой связи – в мере подобия свойств, в мере вечности, совершенства и истины?
Таким способом человек проверяет себя относительно своего прошлого. После этого он делает вывод из всех своих жизненных кругооборотов, что Творец никогда и не причинял ему зла, несмотря на все страшные события, пережитые им в предыдущих воплощениях. Именно над этими ужасными ощущениями, перенесенными им когда-то, и раскрывается любовь – за то, что было в прошлом, имеет место в настоящем и также произойдет в будущем.


Какой ступени человек должен достичь, чтобы ему не нужно было перевоплощаться?
 
Мы нисходим в наш мир с определенной целью, и если она достигнута, то у нас нет надобности, возвращаться сюда вновь. Этот мир не наилучший из всех, и, как учит Каббала, является самой низшей духовной ступенью. Мы на себе испытываем, насколько тяжела жизнь, и никто из нас не заинтересован в том, чтобы снова перевоплощаться. Возможно, пока мы хотим именно этого, поскольку не способны себе представить, что будет после животной смерти; для нас она – трагедия, нечто ужасное. Радуемся мы именно тому, что человек рождается здесь, на земле.
Вопрос в том, правильно ли такое восприятие – это, во-первых? Во-вторых, какова наша возможность самостоятельно регулировать количество кругооборотов и определять их вид?
В книге Ари «Врата перевоплощений» даны описания различных состояний, которые должна пройти душа, неоднократно нисходя в этот мир, прежде чем окончательно выполнит свое предназначение.

Есть единая душа, созданная Творцом – общее кли, творение, и, кроме него, Им не создано больше ничего. Существует система миров, через которую передается воздействие Творца и таким образом достигает души, творения, именуемого Адам Ришон (Первый человек).
Затем, как мы уже неоднократно говорили выше, эта душа разделяется на 600.000 частей, которые, впоследствии, претерпевают многочисленные, еще более мелкие разбиения. Каждая из частиц получает, в дальнейшем, материальное одеяние, так называемое, животное тело.
Все что присутствует в нем, это стремление к наслаждениям: желание животных удовольствий, денег, почестей, знаний. Если же внутри тела просыпается точка, желающая почувствовать Высший духовный свет, то это и есть один из осколков души Адама.
Наше физическое тело не является «творением». Это, повторяю, просто материальное одеяние на пробудившуюся точку.
Состояние, когда Адама Ришон был наполнен светом, называется Ган Эден.
После определенного действия - «Прегрешения Древа Познания», которое претерпела общая душа - единый свет, который был у Адама Ришон в одном теле, в одном кли, Высший свет, полученный им в Ган Эден весь одномоментно, также разделился, и теперь существует множество малых частей души с небольшой порцией света в каждой.
Причина разделения общего света, наполнявшего некогда душу Адама, на маленькие порции состоит в следующем: после того, как вследствие прегрешения смешались Добро и Зло, система клипот (темных, эгоистических сил) значительно распространилась, получив возможность присасываться к свету.
В целях защиты общий свет разделился на столь незначительные порции, что клипот не могут уцепиться за них.
Таким образом, мало того, что тело-творение разделилось на множество частей, с очень незначительным количеством света в каждой, проблема еще и в том, что эти части упали на ступень, где находятся силы, тормозящие их обратный подъем. Они оказались на уровне, откуда затруднено продвижение вверх, последующее соединение в общее кли и получение вновь всего того огромного света, что наполнял их на ступени, называемой «Райским садом».
Эти силы, осуществляющие препятствия к возвышению, называются темными силами, всегда и везде существуют разного рода силы, препятствующие духовному развитию.
Таким образом, после разделения общей души последовал еще один этап - исправление. Он заключается в следующем: все количество осколков спустилось еще ниже, тем самым, еще больше отдалившись от святости, от Творца. Они исторгли еще больше света, вследствие чего образовалось, возможно, шестьдесят миллиардов мельчайших частиц, в каждой из которых задержались лишь крохотные искры.
Это сделано потому, что, чем меньше света содержится в осколке, не имеющем экрана, кли, тем сложнее «клипе» уцепиться за него, «присосаться к святости», которая все-таки остается там, в мере задержавшегося света. Иначе говоря, чем меньше света остается в человеке, тем менее он тянется к всевозможным вещам, не относящимся к святости.
Об этом говорится: «Свет семи дней сотворения мира» – то есть, свет, предшествовавший творению, разделился на мельчайшие порции, чтобы клипот в виду ничтожного его количества не могли питаться от него.
По этому поводу существует притча о Царе, который хотел переслать сыну в заморскую страну большое количество золотых монет, но не было ни одного посланника, которому можно было бы довериться, ибо все его подданные были склонны к воровству.

Каждый из нас находится под властью животных, эгоистических материальных желаний, в так называемом, «египетском порабощении», и помимо этих желаний, мы не способны думать ни о чем. Что же делать? Каким образом выявить в себе точку в сердце, которая и является зарождающимся желанием к духовному возвышению? Как увеличить ее до такой степени, чтобы она заговорила в нас громче всех остальных желаний, стала превалирующей?


Известно, что у любого из нас существует некий предел способности работать с намерением получать и намерением отдавать, даже, на животном уровне. Всякому человеку, в той или иной мере, присуще чувство собственного достоинства, чести, справедливости, честности, есть соответствующие моральные устои, правила, которым он следует. Хотя понятия эти не подлинные и относятся к животному уровню, их можно использовать в качестве примера.

То же самое можно сказать не только о желании насладиться деньгами, но и о стремлении к почестям, и о любом другом животном пристрастии, допустим, таком, как тяга к противоположному полу, еде и тому подобным удовольствиям. Во всем, что может доставить человеку наслаждение, есть некая граница, определяющая его величину. От получения определенного количества удовольствия я еще могу себя удержать, однако наслаждение, превышающее этот предел, захлестывает меня, и тогда я теряю самообладание, не владея собой.
Таким образом, сверху нас помещают в такие условия, когда, имея возможность работать над собой, мы способны преодолеть самих себя и предпочесть духовное развитие материальным животным наслаждениям.
Никто не имеет права заявлять, что, находясь в абсолютном эгоизме, он не в состоянии спастись от «клипот» этого мира. В каждом из нас есть собственные силы, для того, чтобы привести себя в такое состояние, когда духовное развитие становится важнее материального.
Все зависит от самого человека: насколько он использует личные усилия, возможность прийти в группу, которая повлияет на него, увеличивая желание к духовному продвижению, однако никто не может предъявлять претензии к Творцу, мол: «Я не мог, не имел сил, таким Ты меня создал...».
Поэтому в нашем мире существует множество душ, каждая душа выполняет свою часть общей работы. Затем, все они соединяются в одну душу и вновь получают весь тот большой свет, что изначально наполнял ее в раю.
Таким же образом, с помощью многих душ, в течение длительного времени разбиением Высшего света на ничтожно маленькие порции можно очистить искры света, упавшие во власть «клипот» по причине, упомянутой выше.
Творец не только разделил душу Адама и работу по ее исправлению на части, но и организовал сам процесс так, чтобы человек, в которого помещена часть общей души, постепенно, шаг за шагом преодолевал свои эгоистические желания.
Это означает, что вся работа по исправлению души проделывается не за один кругооборот, мы должны многократно спускаясь в этот мир, чтобы достичь цели. Таким образом, в каждом воплощении мы проделываем лишь какую-то небольшую ее часть, после чего все кругообороты соединяются вместе.
Итогом этого процесса является следующее: та часть души, которая прошла необходимые для ее исправления перевоплощения, перенесла все предназначенное ей богатство из «клипот» в святость. Затем, каждая из исправленных частей общей души соединяется с остальными, также осуществившими свое предназначение, и они объединяются в одну большую душу, наполненную Высшим светом.
Таким образом, есть очень много душ в одной шеренге, которые в каждом поколении вновь и вновь нисходят в этот мир. Здесь жизнь за жизнью они выполняют возложенную на них задачу: постепенно, понемногу, с каждым кругооборотом приблизиться к духовному предназначению, уподобиться Творцу, слиться с Ним, сравнявшись по свойствам.
Такие нисхождения, повторяются до того момента, когда все души вместе, почти одновременно, с небольшой разницей, «единым строем» дойдут до Конца Исправления. Когда каждый завершит свое личное исправление, все, находясь в состоянии «Гмар Тикун», вновь объединяться в одну общую душу, наполненную, так называемым, райским светом.
Мы работаем над тем, чтобы это Исправление пришло по-хорошему: в раскрытии потоков света, а не тьмы в нашем мире. Древние каббалисты пророчествовали о битве "Гога и Магога". Бааль Сулам пишет о возможности третьей и четвертой атомной и водородной мировых войн. Действительно, есть, казалось бы, чего опасаться. Он говорит, что после всех этих сражений останется очень малое количество людей, которые начнут работу по исправлению и приведут все человечество к тому, что общее тело всех душ, то есть, вся эта система, вернется к исправной деятельности.
Мы очень надеемся, что сдвинем с мертвой точки и запустим весь этот процесс с помощью Высшего света, Высшей силы. Мы будем тянуться к благу, и нам не понадобиться избегать зла. Если мы продвинемся вперед к хорошему, светлому, совершенному, вечному состоянию, тогда все ощутят добро, человечеству не надо будет вести никаких войн, а нациям конфликтовать друг с другом.

Любовь к будущему означает, что человек идет, продвигается и достигает своего собственного Окончательного Исправления, что он восходит на ступень личной абсолютной любви. Окончательным Исправлением называется постижение любви.


       ЭПИЛОГ
       Прошло полгода. Максим теперь все реже виделся со старцем, но очень скучал по нему. Как-то, выкроив денек, он отправился в Цфат, и застал Шимона, буквально, у дверей дома.
- Иду менять свечи, - сообщил он.
       Максим увязался за ним в пещеру, где не был ни разу с момента их заточения.
       - Пойдем, - согласился Шимон, - ты ведь все равно потащишься…. Разве отвяжешься от тебя. В группу ходишь?
       - Хожу, - ответил Максим без энтузиазма. – Не очень-то я там прижился пока что…, все еще чувствую себя чужим….
       - Это от тебя зависит, думаешь, тащить тебя силой будут? Плохо работаешь, значит. Не служишь никому.
       - Дело не только в этом…, - промямлил Максим, - не понимаю я многого, или инструктор наш объясняет плохо. Как теория начинается, у меня глаза слипаются. Я ведь когда-то ядерную физику с полпинка понимал! А тут - отключаюсь напрочь! Ребенок дома, им надо заниматься. Мири, конечно, с Яшей стараются меня от всего освободить, да я сам хочу, так интересно наблюдать за ее развитием, это ведь мой первенец…. Мири – хорошая жена. Я удивляюсь, как ее на все хватает? Записочки мне по утрам оставляет на столе с пожеланиями успеха, хорошего дня, наставляет на учебу. Это очень трогательно, настраивает как-то…. Мне с ней хорошо. Мне с собой плохо! Одним словом, оказался я бездарь и троечник, Шимон, а хуже троечника ничего быть не может – ни в науке, ни в каббале, ни в жизни…
       - Ладно, приезжай кое-когда, буду тебе объяснять, - вздохнул старец, - не бросать же единокровного брата, только не надейся, что стану «подслащать» тебе горечь твоих ощущений, сам же потом радоваться этому будешь.
       Когда они дошли до пещеры, Максим со вздохом сказал:
       - Знаешь, я здесь пережил когда-то такое мощное озарение! Мне на миг показалось, что я все понимаю! А дальше буду еще больше понимать, что это – только начало. Ты можешь сделать со мной что-нибудь, чтобы оно хотя бы повторилось? Я бы многое отдал за это! А, Шимон?
       - В каббале «нельзя» означает «невозможно». Я не волшебник, это было твое озарение. Все так и происходит. Жди. Учись. Купи у группы их ощущение величия Творца. Других рецептов нет.
       - Я бы хотел себя проверить…, ну, есть у меня уже экран или еще нет…
       - Это, как же?
       - Можно я загляну в те мешки? Помнишь? Их ведь бандюги не унесли…, они, должно быть, до сих пор там лежат…. Правда, я не понимаю, как тебе удалось обвести их вокруг пальца?
       - Никак. Говорил же, склад у меня там. Много мешков было, все похожи, они и перепутали. Торопились очень. Схватили первые, что под руку попались. Не было у них времени проверить содержимое.
       - Так, там не все мешки с этими… «игрушками»?
       - Нет, конечно, я ведь сказал тебе, что у меня там склад, не поверил, что ли? Свечи храню про запас, плоды рожкового дерева. Мало ли, что случится, может, вдруг понадобиться.
       - Понятно, - протянул Максим разочарованно, - а я-то думал, что в них сплошные сакральные предметы…
       - А чего ты вообще мечтаешь там обнаружить?
       - Ну, ковчег завета, например, или посох Моисея. Да, мало ли чего тамплиеры из Первого Храма похитили…, и не только оттуда…
       - Доживу ли я до тех времен, когда ты повзрослеешь и перестанешь верить в сказки, - вздохнул старец. – Учись, говорю тебе, преодолевай ступени познания, хватит интересоваться чепухой! Ладно, посмотри, а то сидит в тебе это желание, как заноза. Избавься уже от него…
       Лифт давно починили. Старец поднял Максима под купол пещеры, и указал ему на стоящие в стороне от других мешки, которые, действительно, мало, чем отличались от прочих.
       Максим схватил один из мешков, и начал торопливо развязывать узел дрожащими от волнения руками.
       Наконец, справившись, он заглянул внутрь, и лицо его вытянулось от изумления.


       КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ