Оповещатель

Энди Чернов
<эрофон>. сидим на работе. сосредоточены на главном. из окна доносятся тревожные запахи "Чебуречной". она - по соседству. вспоминаю про волосы в чужой тарелке, очень красивые волосы, дешевый коньяк, туалет, расписанный до потолка пьяными эльфами из даунтауна. думаю о дожде, людях-насекомых, инсектофашизме, синелицых, танцующих хором под эйфель 76 "амблю-ю-ю-дадудидаду...". звонит внутренний телефон. не прерывая потока тягучих мыслей, лениво вхожу в коннект, произнося в трубку задумчивым отстраненным, несколько роботическим голосом как странное заклинание: "от дел об щес т вен ных свя зей".. на том конце раздается эротичное женское: - оааахххх..... ....связь обрывается. отдел внешних сношений. отдел сексуальных произношений.

<невесомость>. сидим на работе. точнее не сидим. плаваем как пылинки в лучах осеннего солнца где-то между полом и потолком. в своем небыстром полете едим биойогурт с жидобактериями (уж больно у них названия подозрительные и разнообразные, пришлось придумать общее определение). саша сегодня в ударе. на яростный вопрос шефа, ворвавшегося в помещение (аврал, вечный аврал): "куда, на хрен, ушла эта марина?", флегматично отвечает: "в фитнесс-центр". рассказывает по телефону оле - секретарше нашего биг босса: "а у нас тут теперь с утра невесомость включают. потому что иначе совсем тесно, работать невозможно". помещение, и правда, слишком маленькое для четырех человек, спинки стульев смыкаются и прорваться от окна к двери можно разве что взмыв под углом к потолку. принтеры, мониторы, копиры стоят в три ряда вертикально. от этого постоянно возникает ассоциация с каким-то центром управления полетами на планеты юдович и ворович (такие планеты есть на самом деле — честное слово)... "ну вот, - саша подводит итог, - а в шесть вечера невесомость отключают, и все падают вниз. образуется такая свалка..."

<русские летчики всех вас накажут>. сидим на работе. саша продолжает нечеловечить. скажи, говорит, марина, а какой у тебя размер лица? марина реагирует тупо: зачем? я подхватываю - а это, мариночка, нам намордники шить будут всем. чтоб не гавкали. марина за свое: нет, ну чо происходит? Да ничо. К атомной войне готовимся. к обеду мы решаем организовать и возглавить батальон православных шахидов имени имама Шамиля. всем своим отделом внеземных опустошений. война будет совсем скоро. и тогда русские летчики всех вас накажут. русские летчики всех вас накажут. русские летчики всех вас накажут... всех из отделов спонтанных сокрушений и нездешних разрушений. я знаю об этом теперь. вчера из клубящихся глубин вспотевшего клокочущего хтона мне беспомощно кричал об этом фронтмэн какой-то клубной группы - лысый русский мальчик Дима П. и я верю ему. точнее не ему, а русским летчикам.

<оповещатель>. сидим на работе. а сегодня мы заполняем анкеты, пишем в них свои адреса, телефоны, состав семьи, это тоже на случай Атомной войны. чтобы знать. если что. разбираемся, кто будет чьим Оповещателем. Оповещатель - это тот, кто должет оповестить тебя, что уже война. потом нас заносят в сводную таблицу. мы смотрим на результат. у всех семьи - дети, жены, мужья. широкие такие графы. остаемся мы с сашей. у нас графы узенькие, потому что у нас никого нет.
- нам с тобой погибать в этой войне, - говорю я саше. - им нельзя. видишь?
- вижу, - говорит саша, заполняя таблицу. потом, помолчав, решает - у тебя ведь тоже телефона домашнего нет? тогда я твой мобильник указывать не буду, и свой тоже. тогда, если будет война - нас не найдут.

...(необязательно). дома у меня уже несколько дней нет воды. в почерневшей ванной стоит фиолетовый тазик в котором третий день как несуществующие рыбы галлюцинаторно плавают мои многочисленные носки. глядя на них можно представить, как я восхитительно многоног. и кроме того я изумительно грустен.

<узнавание>. сегодня утром заглянул в зеркало и почему-то подумал:
- господи, как же я на себя похож...

<макетный нож> черный. с пластмассовой ручкой и потускневшим лезвием валяется на моем рабочем столе и вызывает странное, трудное, нестерпимое, немотивированное, похожее на зуд желание нанести себе несколько неглубоких порезов на ладонях. время от времени я беру его в руки, выдвигаю тонкое упругое лезвие, задумчиво рассматриваю, прикладывая к руке. представляю, как железо погружается в плоть, разделяя кожу и мягкие ткани, и в первый миг ладонь еще суха, и совсем не страшно, словно сквознячок руку обдувает... и вдруг из твоей руки вместе с резкой болью выпрыгивает обильная, яркая алая кровь.

<небесный фотошоп>. телефон звонит. звонит телефон. я не люблю телефоны, потому что там почти всегда враги. друзья редко. у меня даже мобильник отключен за неуплату - не потому что денег нет, просто так удобнее. а вот над офисным телефоном я подобной власти не имею. можно, конечно, тихо перерезать провод. но ведь придут комбинезоны и быстро все починят.
а телефон звонит звонит звонит. трубку поднимает катя:
- алло! (еще бодро)... Что?!! - блаблабла... (невнятно) - ничего себе... (упавшим голосом) извините, а за что?
я фантазирую что в трубке ей сейчас сказали (блаблабла):
- вот мы придем сейчас и убъем вас всех нахер... за что? а просто так. ***вые вы.
я отворачиваюсь в окно и смотрю на мерцающую в темнеющем осеннем небе ярко-красную рекламу "МВ" нависшую над проспектом. а телефон все звонит звонит телефон:
- отдел общественных связей (это трубку взял саша). слушай, пошел ты на ***! все.
трубка кладется. все (в ужасе):
- саша, ты что, ты с кем так...
 - да я пошутил. там вообще короткие гудки были.
звонит телефон, звонит а я размышляю о кафке, который сказал, что не мог бы жениться на девушке, с которой больше года прожил в одном городе. а если бы в другом прожил - смог бы, наверняка. в одногороде, очень неком. города и девушек не выбирают по отдельности. а из окна нашей каморки вижу как катится под горку еще один холодный осенний день. зажигаются первые окна в ветхих домах-уродцах напротив - желтые, оранжевые, красные, пустые или с бархатными занавесками и синими огоньками телевизоров. кто-то там живет незнакомый, бродит по квартире, смотрит на тот же узкий и сырой двор-колодец, гулубятню на крыше, голые деревья страдающие болезнью паркинсона, грязную черепашковую кошку на железной лестнице - у нее странный взгляд потому что она не ест привычной пищи - питается медленными мыслями людей живущих за этими сырыми стенами. мыслей мало, к тому же они на редкость однообразны. и потому кошка вечно голодна и у нее хронический авитаминоз.
тот кто живет напротив - такой таинственный и незнакомый - он видит все то же самое что и мы - но только с другой стороны. со своей.
а на улице становится все темнее и темнее. детали мира постепенно стираются. дворы, заборы деревья и лестницы исчезают превращаясь в однородную черную заливку. бог шалит с небесным фотошопом и на одну долгую ночь в мире остаются только висящие в непроглядной темноте окна в домах напротив - желтые, оранжевые, красные.

<Terrorist #1>. полдня ездил с шофером лешей по городу. курил сигареты, слушал его любимого джи джи кейла, смотрел в бесконечный дождь... говорили в основном о пустяках, а на одном из перекрестков чуть не вьехали с разгона в бок рванувшейся на красный, наглой серой «десятке». тормоза взвизгнули, я клюнул носом в лобовое, леша матернулся. «десятка» с московскими номерами, вихляя жопой, поспешно удалилась. на ее тонированном заднем стекле красовался большой черно-белый портрет че гевары с надписью Terrorist № 1.
- террорист номер один, - бурчит леша, - вот кацап ****ый. представляешь какой бардак у этого *** в голове?
полдня курил на заднем дворике. мок под бесконечным нудным дождем. разглядел на вечно закрытой калитке древний и ржавый немецкий замок со свастикой. рядом на стихийной свалке среди коробок из под ксероксов и кусков рубероида - желтый бутафорский гроб с черной надписью "смерть капитализму". смотрел вверх на уходящий в небо мрачный столп из стекла и бетона, обвешанный сплит-системами, похожими на квадратные папилломы с тонкими ножками. безнадежной иглой царапала быстробегущие дождливые небеса антенна базовой станции. телефон молчал. сердце тоже. что-то кончилось сегодня. но и что-то началось. наверное.

...(необязательно). со склада в офис мы притащили десять ящиков "водки русскоговорящей (сувенирной)». словно ****утые покемоны бутылки время от времени непроизвольно включаются - то одна, то другая - и несут разнообразную чушь — застольные песни, тосты, шутки, прибаутки... представляете себе - комната, остатки еды на столе, два или три "мертвых" тела, вязкая тишина, прерываемая лишь тиком часов и пьяным сопением. и только недопитая последняя бутылка на столе, нарушая эту тишину, все трендит, поет, булькает, сама себе наливает, сама с собой чокается. праздник продолжается. как-то это жутко. вот и сегодня - мы все через полтора часа соберемся и уйдем домой, а водка БУДЕТ ГОВОРИТЬ ВСЮ НОЧЬ...

<во вне>. в первый день зимы я курю во внутреннем дворике и смотрю в небо. это уже ритуал. размышляю о том, что в принципе, первого дня зимы никто особо не ждет, разве что одинокий белый мишка в сером ростовском зоопарке, который медленно чешет большими лапами свою мохнатую голову в надежде вычесать оттуда все надоедливые мысли о кошмаре приближающегося лета.
в ближайшем от меня окне видны люди и компьютеры. люди и ксероксы, люди и факсы. а снаружи на подоконнике сидит большой нахохлившийся кот и смотрит внутрь помещения. изучает бесшумно движущихся, жестикулирующих двуногих. неправильность этой картины действует мне на нервы. ведь толстый, уютный кот по всем канонам должен существовать по ту сторону оконного стекла. невозмутимо взирать на суетный внешний мир, символизируя бытовой уют и устоявшиеся традиции, говорить своим видом - это правильный дом, где царит мир и лад, тишина и покой. здесь коты сидят на подоконниках, а хозяева пьют чай с сушками за круглым столом.
а пока кот с этой стороны, нет покоя в моей душе.
- эй кот, - говорю я ему, - слышь кот, ты во вне? кот медленно поворачивает голову, смеривая меня взглядом сверху вниз, презрительно, но настороженно молчит.
- и я во вне. мы с тобой оба.
кот снова отворачивается. видимо я в правду не умею я общаться с котами. впрочем они со мной - тоже. и ну их всех нахуй, сволочей мохнатых.

<вороны и космонавты>. один человек рассказал мне, что в детстве очень хотел быть вороной. когда в первом классе учительница спросила на уроке, кем он хочет стать - он ей так и ответил. видимо считал это профессией - быть вороной. "она спросила у меня - почему? я сказал, что мне нравится сидеть на веточках, а потом летать к небу". еще я знаю человека который в раннем детстве мечтал стать мойщиком светофоров (я до сих пор не уверен, что есть такая профессия). на этом фоне мое детское желание стать космонавтом просто меркнет.

<марсель марсон>. в детстве я боялся клоунов буржуазного общества (из телепередачи про лучшие цирки капстран), арлекинов среднего века из книги про шотландию и русских народных скоморохов из кино и сказок. все они казались фигурами сакральными и донельзя зловещими, принадлежащими некоему тайному обществу.
я верил что за кулисами цирков происходит что-то страшное, не поддающееся описанию. мне казалось что у клоунов не может быть детей, потому что они не относятся ни к мужчинам, ни к женщинам. это особая форма жизни, которая питается исключительно водкой и делится на белых и рыжих, одни садисты - другие мазохисты, одни истерические весельчаки, другие печальные меланхолики. меланхоликов было жаль, но они все равно вызывали презрение своим вечным лузерством. а с глупыми виннерами-рыжими вместе быть не хотелось.
исключение составляли только енгибаров, а так же олег попов в сценке с солнечным зайчиком. был еще один человек, походя воспетый высоцким - некий "марсель марсон" (так мне тогда слышалось). "она сегодня здесь, а завтра будет восла..." (про Осло я тогда еще не знал, а "будет восла" мне казалось выражением, означающим "уедет далеко-далеко и очень надолго, что и не дозвониться ни разу"). про "марселя марсона" взрослые говорили что это клоун такой. потом уже я узнал, что он и не клоун никакой вовсе, а мим. мимо длинного прохода ходят мимы мимоходом. впрочем мимы у меня тоже особого доверия не вызывали. потом правда в армии у меня был друг вадик из челябинска - он был мим, и по вечерам от нечего делать показывал мне в каптерке разные номера. мим в сапогах и гимнастерке, в роте уральского стройбата - это я вам скажу зрелище.
а когда я из армии пришел, почему-то сразу попал в цирк. про цирк ничего не помню. помню только пару каких-то свежеснятых девиц, одна из которых оказалась невестой курсанта из ростовского артиллерийского, ела семечки и честь девичью не блюла совершенно. еще помню, как слон на арене насрал. глупая штука жизнь. хорошее забывается, а как слон насрал — никогда.

<ирония судьбы>. по окраинам города бродит странная старушка. жители одной из обшарпанных пятиэтажек видели ее в пять утра сидящей на лавочке у подъезда. все утро разные жильцы проходили мимо нее по дороге на работу, а незнакомая старушка молча сидела, не обращая на них внимания. потом поднялась в подъезд, позвонила в одну из квартир и попросила ведро с водой и тряпку. получив желаемое - вымыла весь подъезд с первого по пятый этаж. даже стены протерла. а закончив стала звонить в разные квартиры, звать детей и говорить: «я здесь живу уже двадцать лет». жильцы, проверив ее документы, выяснили, что улица и дом - те же, только город не совпадает. у бабки была грозненская прописка. когда ее спросили: «вы ведь в грозном прописаны, а это ростов, понимаете? вы в ростове». старушка посмотрела на всех чистым пустым взглядом: «не знаю. всегда грозным был. переименовали так переименовали. пусть теперь ростовом будет. мне все равно». позже выяснилось, что ее лет семь назад эвакуировали из грозного. все ее родственники погибли. живет она у сестры в сальске, и периодически уходит из дому. находят ее в разных городах, бродящей по окраинам, в поисках нужной улицы и знакомой пятиэтажки, которую она ищет, чтобы помыть пол в подъезде - живя в грозном бабушка на пенсии подрабатывала уборщицей.

<день запахов>. утро. пальцы пахнут валерьянкой. совсем не аптечный запах. отчего-то чудится далекая летняя рыбалка, шорох камыша, скользкая слизь карпов... пальцами в банку с червяками, червяки пахнут так же - землей и tinctura valerianae.
потом полдень - маршрутка. сидящая рядом блондинистая девчонка, задремав, случайно прикасается бедром, роняет голову на мое плечо. я чувствую легкий запах свежего пота, вымытых волос, молодой плоти, весны, жизни... в моей крови вскипают и множатся юркие шипящие пузырьки. маршрутку подбрасывает на ухабе, девчонка проснувшись, стеснительно отстраняется. я вспоминаю 1989 год, далекую электричку и такую же девчонку - свою первую любовь, дремлющую на моем плече. молодая цыганка из хутора шубино, сидевшая напротив, промолчав почти всю дорогу вдруг сказала ей тогда — любишь его? муж твой? нет? будь с ним. он особенный. над ним две звезды горят, потому и теней у него тоже две. но только ночью.
я выпрыгиваю на мосту, маршрутка уносит смесь жарких запахов вдаль...

день - запахи гари и телефонных трубок.

вечер - снова маршрутка, гордые пожилые корейцы похожие на жителей обратной стороны луны. всю дорогу у старика-корейца на лице бродит странная непрекращающаяся улыбка. корейцы не пахнут затхлостью, ветхостью и болезнями, как наши старики. они как растения - благоухают какими-то странными травяными ароматами, напоминая ожившие чучела, набитые душистым сеном. выходя из машины - единственные во всем салоне - говорят водителю "спасибо". чудные люди. я хотел бы иметь корейских бабушку и дедушку. а вот папу и маму - нет. мама должна быть сдержанной холодной скандинавкой, а папа - на выбор - сербом, хорватом, ну наконец болгарином. от странной смеси кровей родился бы я - застенчивый татарский ребенок, превратившийся к концу жизни в крепко сбитого кругломордого лысого мужика, задумчиво бродящего по дому в семейных трусах. но пока я только в процессе этого чудного превращения.

почти ночь. промерзшая привокзальная площадь бросает в лицо будоражащие запахи дешевой уличной еды, жареной рыбы, пива... я еду домой. мой последний запах этого дня - горькая грейпфрутовая корка. стоит понюхать ее перед сном - приснится странный пушистый зверек умеющий в яркий солнечный день, полный ветра, слизывать с асфальта твои тени словно растаявшее мороженное в шоколадной глазури. ветер ерошит его бархатную шерстку, зверек щурит свои карие глаза... и ты понимаешь - это твоя персональная "успопокоительная зверушка". она будет следовать за тобой, пока не зайдет солнце, и еда не исчезнет. тенями от луны и фонарей такие зверушки не питаются.