Корабль не движется. Сонное полуденноё солнце жжёт такелаж. Доски рассыхаются и стреляют пастушьим кнутом, пахнет горячей гнилью. Путь не близок. Ветра нет. Штиль. Сегодня выбросили за борт двоих. Наскоро прочитали молитву, привязали им одно ядро к ногам и отправили на дно. Доплывут ли, даже с ядром, неизвестно. Акулы вокруг. Режут плавниками глянцевую воду. Недалеко остров. Голые скалы. Он так похож на сундук мертвеца. Сегодня команда взбунтуется. Человек, сидящий на небольшом корабельном диване знал точно – скоро его придут убивать. Так принято. Его надо убить. Корабль лежит в дрейфе. Вода протухла. Есть нечего, а то, что осталось, испорчено совершенно. Люди болеют и умирают. Убили последнего петуха, не предназначавшегося в пищу, а бывшего любимцем всей команды. Сейчас идёт пир. Взломали ящик с запасом рома. Команда пьяна и неуправляема.
Небольшая пушка, снятая с ботика, заряжена картечью и направлена на дверь каюты. Пистолеты заряжены. Сабля лежит на столе оголённая. В руке ятаган. Достался он в тяжёлом бою на Балканах. Рукоятка его щедро инкрустирована резными кораллами. Он задумался, и, как всегда, когда думал, принялся рассматривать надпись на арабском языке, которая была вырезана на широкой части кривого клинка. Ятаган напоминал ему своей формой кривую дорогу человеческого, земного пути. Он мог только догадываться, как мастера сделали надпись, такую глубокую и чёткую, на прочнейшей стали. Надпись гласила: «тем из вас, кто желает быть прямым». Он по-своему трактовал надпись, перевод которой он знал. Кривой ятаган исправит тех, кто прямым быть не желает – так он это понимал. Понимал, но пушку зарядил картечью. В открытое окно ворвался блеск солнца, отражённый лазурной поверхностью моря, он разместился на потолке переменчивыми белыми бликами. На потолок стало больно смотреть. Послышался нарастающий шум. Что-то за дверью громко хлопнуло. Это идут за ним.
Сашка заходил в эту лавочку не часто, но всё-таки достаточно регулярно. В стороне она была от его обычного делового маршрута. Последние три года Сашка работал только с турками болгарского происхождения. Он даже бросил учить турецкий язык, это оказалось совершенно ни к чему, все его партнёры прекрасно говорили по-русски. Иногда ему было даже страшно – на что он угрохал свою некогда такую прямолинейную жизнь. Отец занимал очень высокий пост в хозяйственном отделе правительства. Сам Сашка окончил академию внешней торговли, но так получилось, что и дня не работал там, где ему было подобрано место. История обычная для времён перестройки и последующего хаоса.
Отчасти и Сашка был в собственном хаосе виноват. Немного терпения и он бы вывернул на прямую карьерную дорогу, как сделало большинство его приятелей, но захватила его романтика добычи капитала очень свободным и безначальственным способом. Сашка превратился в челнока. Всё изменилось за эти, казалось, лишь мелькнувшие годы, буквально всё. От вольностей переходного периода остались только иногда всплывающие фрагменты делового обычая, а так у Сашки давно уже было несколько фирм, специализированных и строго организованных, которые работали легально и в разумных пределах платили налоги, но тянуло Сашку на приключения и он их, естественно, находил. Это не так уж трудно тому, кто этого хочет. Правда, сейчас он не знал, что приключение его нашло само.
Он поднялся по скрипучим ступеням на второй этаж, минуя нижний магазин, который его совершенно не интересовал, и очутился в антикварной лавчонке. Трудно сказать, была ли эта лавка действительно антикварной. Уж слишком много тут было всяческой ерунды, начиная от вполне современных часов, вделанных в корпуса, изготовленные под старину, до каких-то статуй, неизвестного происхождения, пыльных и огромных для такого небольшого помещения – расставлены они были на полу и занимали весь угол. Не стоит и говорить, о наваленных как попало ковриках и покрывалах, несомненно, ручной работы, но непредсказуемой ценности – их было во множестве. Тут были даже картины, исполненные на востоке, но в европейской манере, копирующие различные художественные течения, но явно претендующие на средневековую старину.
Сашка ничего не имел против подделок, когда их никто не собирается выдавать за подлинники. Заходил в лавчонку Сашка без всякой цели, но никогда не уходил без покупки. Хозяин встречал Сашку всегда приветливо, как и принято в торговых делах на востоке, угощал чаем, кофе и не таким безобразным каким он был почти везде в Стамбуле, словно окончательно забывшем о том, что такое настоящий кофе по-турецки. Беседа велась на смеси языков – русском, английском и турецком, который уже немного знал Сашка. Турок хвастался, что недавно был в Нью-Йорке у своих американских родственников. Сашка рассказал немного о домашних проблемах и о новостях своего московского бизнеса.
После обычного, ничего не значащего разговора, хозяин перешёл к специальному предложению. Он уже давно знал Сашку и понимал, что обычный приём – предлагать сначала самое дорогое и невостребованное, тут не пройдёт. Сашка любил покупать только то, что ему нравилось, а вкус у него был простым – чтобы покупка влезала в карман. На этот раз хозяин с загадочным видом удалился в какую-то подсобку и вынес довольно большую плоскую коробку. Турок торжественно объявил, что этот предмет он привёз из Нью-Йорка, продал его один американец, который поднял испанский галеон со дна Карибского моря. Сашка поскучнел, – тащить коробку в отель он не хотел, - не любил, когда руки заняты.
Коробка раскрыта, и Сашка видит на бархатной подстилке сверкающий даже под светом лампы дневного света всеми цветами радуги, начищенный до блеска ятаган. Следы времени лишь местами тронули благородную боевую сталь, превратившись в загадочный узор. Вдоль лезвия шла какая-то арабская надпись, глубокая и чёткая. Рукоять с тяжёлым полукруглым набалдашником была украшена коралловой инкрустацией. Это выдавало изначальное балканское происхождение оружия. Сашка понял сразу – он будет торговаться. Когда ятаган перешёл в руки нового хозяина, старый владелец рассказал: у ятагана есть занятная история, он принадлежал Султану Байезит, который был взят в плен Тимуром в 1402 году.
Сашка высказал сомнение: слишком прост ятаган для Султана, мог бы и побогаче выбрать себе, но уж тогда Сашка точно не смог бы его купить, не по Сеньке шапка. Посмеялись с турком над пословицей, которую пришлось объяснять, но торговец уточнил: этот ятаган был у телохранителя Байезита, Султан вырвал его из рук солдата и разрезал свою любимую одалиску, чтобы не досталась Тимуру, снизу до верху – турок показал на одной из статуй, как это сделал Султан. Сашке стало немного жутковато. Статуя была красивая, а как резать живую и белотелую одалиску, не представлялось совершенно, но турок отнесся к Сашкиным сомнениям по-деловому и подробно объяснил, как это делается и что происходит с одалиской. Тут уж Сашке стало почти плохо, хотя он и не был нервным человеком. Вечером, сидя в отеле, Сашка неожиданно достал ятаган, долго его рассматривал, а потом, до боли в груди явственно представив себе прекрасную одалиску, страстно поцеловал лезвие в том месте, где по его расчётам оно пронзило её сердце.
Спал в эту ночь Сашка очень плохо. Несколько раз просыпался в холодном поту. Пытался припомнить очередной кошмар, но ничего кроме алых потоков крови и девушки ему не вспоминалось. Только один раз в голове мелькнула картинка: прекрасная обнажённая по пояс одалиска сидит на вёслах, а будто бы он сам сидит на корме шлюпки и правит рулём. Вокруг очень странное освещение – заходящее солнце и огонь от пылающего корабля, который тонет где-то позади. Впереди остров, похожий на сундук мертвеца, голые скалы в обрамлении прибрежной пены. Одалиска улыбается, она улыбается только ему и взгляд её чёрных глаз, полный всполохами разгорающегося пожара, обещает ему райское блаженство….
На следующий день Сашка улетал из Стамбула. Он сдал багаж, передал экипажу ятаган, как делал обычно с колющими и режущими сувенирами, которые ему возвращали уже в Шереметьево, успешно миновал все кордоны и прошёл по своему коридору в отстойник, формальности в Турции не так уж утомительны. Во время полёта в самолёте стояла непринуждённая атмосфера, пассажиры попались весёлые и шумные, разнообразные напитки легко переходили из рук в руки и емкости их содержащие так же легко опустошались. Старенький ТУ-154, выполнявший свой последний в жизни чартерный рейс, непрерывно вздрагивал, натужно гудел, но летел, и пассажирам уже казалось, что вскоре они покинут этот сомнительный уют и поспешат по своим московским, суетным делам.
За полчаса до посадки командир экипажа попросил у старшей бортпроводницы крепкого кофе, он хорошо провёл ночь в Стамбуле, и перед посадкой хотелось немного взбодриться. Стюардесса небрежно придержала ногой дверь в кабину, но когда проходила с подносом через порог, то задела её плечом и та громко хлопнула. Никто не обратил внимания, что занавеска, за который были сложены вещи экипажа, шевельнулась и быстро отошла в сторону. В салоне материализовалась странная фигура в прозрачных шароварах с ятаганом в руке.
Подробности этого лётного происшествия с тяжёлыми последствиями были моментально засекречены. Неизвестно даже какая структура занималась расследованием обстоятельств гибели пассажиров и экипажа. Особенно ушлым и настырным журналистам удалось узнать совсем немного. Самолет приземлился строго по расписанию, но совершенно не на ту полосу, которая была ему выделена. Долго стоял и не отвечал на запросы диспетчера. Была вызвана специальная команда службы безопасности аэропорта, которая совместно с компетентными органами вскрыла загадочный лайнер и обнаружила, что все пассажиры и члены экипажа зверским образом убиты, а именно: распороты холодным колюще-режущим оружием неизвестного типа, предположительно ятагана, ударом, направленным снизу вверх. Ходили упорные слухи, которые никак не подтвердились, скорее всего, благодаря усилиям тех самых органов, что выжил один человек, причём не просто выжил, а не пострадал совершенно.
Прошло несколько месяцев. Ярко светило солнце. Ветра не было. По аллее парка, принадлежавшего санаторию закрытого типа, идёт человек. Фигура его сгорблена как у старика, волосы аккуратно подстрижены и расчёсаны, но совершенно седы. Походка человека неуверенна, путь по дорожке виляющий. Человек держит голову немного вбок, она слегка трясётся, но видно, что он счастливо улыбается. Сашке казалось, что идёт он прямо. В голове его стучали далёкие барабаны, и призывно тревожно звучала зурна. Никто, кроме него самого, не видел, что рядом с ним движется лёгкой семенящей походкой маленькая девушка в прозрачных шароварах и что-то ласково шепчет ему на ухо.