РАССКАЗЫ
ПИСЬМО БРАТВЕ
Авакову Рафаэлю Артёмовичу
Эх, братва, друзья вы мои, растоварищи, где вы? Раскидала нас злодейка, пооканчивали мы ремеслухи, ну, и, ясное дело, - кто куда, а кто - и в никуда, - да ведь некоторым-то, сами знаете... Однако, о себе.
Уж чем я только не занимался: и халдеем пробовал, и говнодавы в шарагах клеил, и жись коротал у станка. Оно, вроде бы, все ничего, одна беда: минимум прожиточный не вытанцовывается, да и руки, чего греха таить, весь день, как две большие птицы, так прям и летают. Неудобственно, неприятственно. И вот, ребятишки, призадумался я тут как-то, шары поднапряг, и осенило меня, подфартило, короче. Умора, в общем-то. Основал я, значит, братцы, надысь - кооператив. Названьице удумал "Медицинский шанс". Щас многие в этакое подались, в аренды всякие, подряды, опять же. Я, правда, споначала в етом плоховато волок, но тут нет-нет и газетенку пробегу, маяковский-круглосуточник на ухо мурлычет, так что стал боле мене в курсах. И чую я, значит, оно, братцы, перестройка какая-то рыночная то ли началась, то ли кончится вот-вот. Не знаю точно уж, но что экономическая плюрализа пошла - это уже без дураков (а, мож, и с дураками, почем знать-то?). И осенило меня, братва, свыше. Надоумило! Бог, небось. А то кто ж еще? А ети, ети-то, ну ети все - а почем они знают, кстати? - плюются: "Нет, мол, Богу никакого, артеисты чертовы!
Ну, спешить-то, ясное дело - надоть. КАРПЕ ДИЭМ! - чего ето, ребята, не скажу, но думаю - карп какой-то, диетический. А тут - на тебе! - с оформленией затрудка пошла. Она, правду сказать, и ране завсегда была, затрудка. Когда ее не было-то? Сколько себя помню, завсегда была. И бабка моя затрудку помнит, у ей склироз с прогрессией, а помнит: вся житуха - сплошная затрудка! Ну, так вот, насчет оформления-то, оно, значит... Как началось, бля! Кто, мол, да откель? Не имеешь, мол, никакого полного - медпрактиковать, значит, без соответствующих, мол... И пошло, поехало...
Ну, да смекнул я (не дурень) - подмазать, думаю, надо, ручку посеребрить, сламу дать на гурт, конверт сунуть, или еще там как... И сразу ясно все стало. Ясней Ленина! Не подмажешь, братцы... Спокон веку, ведь оно. Ну, и стронулись,
дела-то, потихоньку, не спеша... Помните, распевали в ремеслухе: "Старушка не спеша, дорожку перешла, ее остановил милиционер!".
Правда, дело вот какой оборот приняло... Я вам честно скажу. Шарлатан я, ребята, стал. Разбойник. Гога и Магога. Но кодекс, блюду, как у Высоцкого - "без слез, угроз и крови" - действую.
Наконец, оформился, чин-чинарем все. Как в Африке. Официна - великая, робя, вещуга, как вдумаешься, бывалочи, за портвеем (это, когда он был еще). Мазать, правда, денно и нощно приходится. Такие псы, что и Господь не приведи, подновляй, да подновляй, чтоб не забылось... Да сделать-то что? Без этого - не! Труба. Кранты. Табак - дело. Зга (ни зги, в смысле)!
Зато работа, робя, - цирк! Дуров. Шапито какое-то сплошное. Сейчас начну, робя, рассказы, как пациентов я своих обхаживал... Для дела рекламку дал. А как же? И там псы, на рекламке, ну, да ладно. И пошла, повалила народия... Не спеша, правда, как старушка в песне, но пошла, потихоньку... И решил я их, значит, терминологией споначалу убивать. Так, чтоб верняк уже был. 7 тузов! Сталин с тремя трубками! Заливаю им - куда Цицерону, поверите, робя, Златоуст в меня вселился какой-то. Реинкарнация, вроде б, приключилась... Переселение, словом! У меня язык-то и сызмальства без костей
был. Емелей звали, помните? (Кто не помер, ясно). Втолковываю, сам диву даюсь. "Фирма, - кричу, - Медицинский шанс!"
Слова-то, они сами за себя стоят! Герои Шипки! Названьице мне, ежели честно, коновал один подсказал, пенсионер персонального значения. Жалко паренька! - через "Солнцедар" на больничку переехал жить-поживать на постоянку (это, когда
еще "бомбы" были в винно-водочном). Ну, а дале стал я уже и сам крутить-раскручивать. Выдумывать, в смысле. Верите, ночей не спал, словарь один чуть не съел медицинский, настолько науки фундам грыз!
"Сколько лет, - кричу (а сколько именно, помалкиваю - ешь пирог с грибами), - и ни одного летального!" Не понимает, бестолочь! Такая прет темь! Черные дыры. Квазары непостижимые. Ну, а я разъясняю вежливо. Вахлак, он вежество уважает, везде-то на него бочку катят с телегой, а я - не! "Сервис, - кричу, - без смертей работаем!" А вылечился ли кто, или в иной ушел - помалкиваю - ешь пирог с грибами. Молчу, молчу, братва, умалкиваю, да еще в тряпочку такую экспортную - специальную, в ГУМе брал, по блату в 6-й секции. Молчанье-то недаром золотом кличут-крестят.
Вот случай тут недавно был. Приходит один. У меня, говорит, и пошел про свое! У кого что болит... А я ему в лоб сразу, мерзавцу, но вежливо: "А это, мол, пробовали?"
У него аж бебики подзакатились. Засумлевался, значит: "Да, рази, слыхано дело, - говорит, - и чтоб помогло эдакое?"
А я: "У нас метода, мил-друг, нетрадиционная! Вегетативная медицина! Эффективность такая, - кричу, - что дальше некуда уж! Могила, в общем!" Гляжу, у него фашки стали бешеные. Ну, чувствую, клюет, - а роздыху не даю!
"Индифирентная наука, - говорю, - без смертей работаем! Медицинский шанс, словом. Кумекать надо! Стали бы мы Вас обирать! Слава Богу, не разбойники! (А на самом-то?) У нас аренда, - говорю, - подрядная! Гипноз вещей! Опробовано на соответствующих... Безлетальные капли. Диагнозомания! Кеды, леды - за конвертируемую достаем, по блату - через Гималаи идет!"
Терминов, ребята, пришлось навыдумывать, туманней Андромеды самой. Словарей, повторяю, столько изгрыз, чтоб им пропасть, аж ночью снятся! К примеру: иду по улице, гляжу - словарь! Подхожу ближе - лужа! Умом чуть не тронулся, а мож и тронулся... Почем знать... Я, ведь, не диагностик какой, свинячий! Бог миловал. Не врач, короче... Упаси, Господи!
Ну и дальше просвещаю, советы даю. Не скуплюсь. Ни-ни! Бывает, часа два так-эдак, бормочешь ему, а он, как бы в обморочке небольшом. Коллапсирует! Ну, да я эту банду хорошо знаю. Сам такой. Такие, робя, притворы заглядывают! Высших сортов лицедеи. Райкины сплошные. Хамелеоны (и хамье, ясно!). Ну, да я сразу в лоб их, в промежглазье, но эдаким макаром, чтоб и на ухо легло... Мозги тупило. Укутывало чтоб, размягчало! Труд мой, чтоб хоть чуток, а облегчало. Чем больше советов давать, тем лучшее, я ведь знаю - запутается бес, а я потом, когда он с жалобой-то: "Вы, - скажу, - дорогой, вот тута и здеся - неправильно вылечивались - вот оно и не взяло, лечение-то!" Скажу, и как с гуся влага, все взятки - гладки, а я, глядишь, новые надиктовываю. Диктатором, как бы, заделался. Гитлер какой-то кооперативный (чтоб врагам нашим так!) - и даю, даю - потихоньку советики-то. От меня, ведь, не убудет! А делу - польза. А советы - что? Жалко их, что ли? И потом, ведь, не собак, поди, лечим, как-никак, а человеков все ж (глаза бы мои на них не смотрели!). А советов, ей-бо, не жаль! Были бы еще путевые, а то ни туда, ни сюда, а то и вовсе... Не пришей, короче... Тьфу!
Но главное, братва, это туманность чтоб была андромедовская (инфернальная, в смысле). Газ чтоб с Альдебарана шел, струился непостижимый. И лады! И деньга пошла! Не ахти какая, конечно, но пошла, как старушка в песне, не спеша, значит... Тише едешь... Хотя не! Не хочу - особливо-то загонять.
И все бы, братцы, оно ничего, да вот стала меня зависть разбирать, гложет, гложет (мерзок, все же, челобрек! Червь, ей-бо, а и то полезней, на него, мож, порой и рыбку заудить, подцепить... А челобрек! Ну на что он? И завистлив, и... Короче, гадкого в нем, хоть отбавляй! Ну чего, не прав я, что ли? А?).
Так вот. Насчет зависти-то я... Экстрасенсы заедать стали. Жмут. Прессуют. Житья не дают. Развелось их, что кролей у куркуля! Я-то что! А они с такими нулями гребут, что ой-ей! Из загранок не вылезают! С сильными мира накоротке. Деньга, она-то и у меня пошла, но только с ними тягаться... Не! Не потяну просто... А то и вовсе скукожусь. Как не жил... Я вам, братцы, правду режу. Истину, короче... У меня, сами знаете, ремеслуха и стоп! Тормоз Матросова. Только за счет серого вещества и выезжаю... Кудахчу, кряхчу, словом. А те - братия ученая. Не ровня мне! Уж кого там только нет! Ясновидцы. Хироманты. Потомственные колдуны. Пальпаторы. Пальмистры. Труповеды. Взаимокукующие какие-то! И кто такие? В словарях-то и слов таких нет!
Или, скажем: психо-терапевто-блин-сексо-блин-дин-патолого-блин-анали-тики. С ходу и не выговоришь! И чего они делают? Кого лечат? От чего? Химики, словом, свинячие... Ох, и деньжат гребут! По сберкассам на тойотах разъезжают. Туда-сюда, туда-сюда! (Туда чаще - понятно!) Но лечат, сволочи, хорошо! Знатно лечат! Про их и в газетенциях, а порой и по ящику...
Кашпировский, взять, врач. Солидный такой дядя. Из бывших, говорят. Лучше не связываться, короче... Или Джуна (есть тут одна!) - так она не только умертвит-вылечит-залечит, а еще и стишок какой забесплатно, перепишет. Хочешь свой (ееный, в смысле), хошь - Пушкина, а хошь - Евтушена-хмыря... На все лады баба крутится! От нее вообще чего хошь ожидать можно. Непредсказуемка! Таких, я слышал, чураться нужно! Брежнева, так до смерти залечила! Большая бессеребренница. Ее в народе так и зовут с любовью "Джуна - золотая ручка"! А Чумак! Один Чумак чего стоит! (Народу, ясное дело!). Таланты и покойники!
Но нету у всех у них, братва, этого (того, в смысле) поделиться, чтоб знанием с кооперативной нашей братией. Вразумить. Наставить чтоб! Уму-разуму научить. Пусть даже и за дорого! Не! Жмут знания. Я на все готов, чтоб знаний, значит, добыть, а они не, все свой интерес блюдут! Я, правда, свои фокусы тоже не афиширую (арестов; могут). Это я вам пишу, как товарищам по несчастью! А так - ведь я тоже - зубы на полку - и никаких тебе гу-гу-разно-гу! Щеки раздуешь, бывало (кобра-коброй). Ну, и молчишь, ясно... (когда не на работе). За немого принимают!
Да, был тут вот намедни еще случай. Юморной! Приходит один - исцеленья просит. Ну, осмотрел я его, и так, и сяк, и в лупу, по разну! В позу Ромберга трижды ставил (Бог троицу...) - фасон-то надо держать! Честь фирмы - часть фермы! Закон Ома! Кооператив "Медицинский шанс"! Не шуткуй, брат! Такой, мож, один и есть в регионах! Хотя ручаться, братва, не могу! Щас чевой только нету? (Ничего нету!) Бес его знает, мож, какой и похлеще меня завелся. Хотя, вряд ли оно... Черт их знает, растут, как лопухи... (А интересно - жив ли еще коновал-то, дружок мой, персональный советчик мой, или отъехал уже?)
Ну, так вот, осмотра-то опосля, после Ромберга позы, значит, я и говорю ему: "Болезнь, - говорю, - сильно у Вас запущена! С базальными ганглиями, - говорю, - непорядок! Сейчас многие этим страдают. А что, - говорю, - сделаешь? Век-то сейчас - високосный! Нитраты потом всякие... Но Вы, - говорю, - не расстраивайтесь, особливо-то... Небось, вылечим! Не
такое, - говорю, - лечили (и правда, ведь, такое - ну никогда не лечили). У нас на вооружении, - говорю, - сейчас такие силы-
методы, что и Люциферам не снилось! (А ведь наверняка - не снились!). Инвалютные методы. Заочная микстура "СПИРТ"
(от детей прятать!) - слыхали? Вот то-то и оно, - говорю, - что не слыхали. И никто не слыхал. Да что, - говорю, - заочная - спирт, одни псевдолазеры чего стоят! (Думается, ребята, ни рожна они не стоят, но вещь, ясное дело!). А лечение пустотой? А необъяснимые мази? А, скажем, тенькилирование по способу Дуракова? А метода Наливайко? (Крепкая метода!) Разно
эффективнейшая результа-блин-тивность! Одних писем с благодарностями - миллионы - не успеваем читать - и прут, и прут, чтоб им! Как рукой, - кричу, - сымет! Не то, чтоб жаловаться, а и думать-то перестанете! Вовеки! По законам кладбища! Как, уж, водится, - говорю..."
Ну, и уходит, сияющий! Да что, сияющий! Руки-ноги лобызнуть норовит (некоторым удается)! Гонорар - оставляют, конечно. У нас с этим - строго. Бухгалтерию сверху прислали - на головы-то на наши! Такие псы! Всем псам - псы!
Ребята, приезжайте в гости как-нибудь - кто не помер, ясно. Я и столицу покажу, хотя чего ее глядеть-рассматривать, выпьем лучше, посидим! Только выпивон с собой привозите. У нас с этим туго. (Такие псы, не приведи, Господи!). А нет выпивона - черт с ним! Посидим, покурим на кухне! Хотя, и с куревом - беда! Нету, хоть тресни! Табак-дело! (Тоже, если вдуматься - псы!) Да леший с ним, с куревом этим - так посидим, ремеслуху вспомним, хотя чего ее вспоминать, проклятую! Не она - глядишь и людьми б остались!
А лучше - во чего! Приезжайте, если подлечиться там кому, или чего... устроим, ясно забесплатно, меж друзей какие могут быть деньги! Да и деньги-то, правду сказать, не стоят сейчас ни черта! Гляжу на них (когда есть) и не понимаю... Для
чего они? Зачем? Бумажки какие-то разноцветные. Дружок тут мне как-то объяснял, что "фляция" какая-то надвигается. Ну, да я все равно ничего не понял, хотя и не дурень. А насчет леченья - это мысль! Хотя сразу скажу - у меня, робя, лечить болезнь не советую. Оно, конечно, и "Медицинский шанс" - и исходы безлетальные, но ведь и проку от моего лечения, как с быка - молока. А то и хужее!
А знаете, что - приезжайте-ка просто так. Для близиру, что ли! Раз - и тута!
Пиши, братва, адрес, значит, записывай: Москва. Инекса не знаю! Малая Безколбасная. Дом, что на углу (да там и есть всего один!). Рушится ведь все! Время-то, оно ничего, блин, не щадит. Пощады не дает!
Вход со двора, там флигелек еще такой старорежимный (но стоит, сволочь, не рушится, как все кругом!). Знатно строили! Помойка тоже путевая и вывеска, моя, мол "Кооператив Медицинский Шанс". Все честь по совести, как в Африке! Ну, а дальше, робя, - в подвал, значит, спускайтесь (я там на полставки кочегаром - жить-то надо!). И вот он перед вами, я, значит, Прохиндеев Федор - доцент.
Если заблудитесь вдруг - только свистните - любая собака и покажет, и разъяснит (ну, и обложит, ясно). Не без этого!
Да! Насчет фамилии-то моей. Решил я как-то раз обмахнуть ее, уж очень некоторым, которые... ухо режет с непривычки (все же, доцент). Пошел я, значит, ребята, в ЗАГС! Не, говорят, у кого за пятую перевалило (судимость, в смысле), тому, говорят - не меняем! Такие псы! (Но и их понять можно!).
P.S. А все же жаль, братва, что лично не знаком
С Аланом я, к примеру, Чумаком.
Еще бы пуще я разбойничать пустился,
Когда бы у него немного подучился!
Да ведь как познакомишься-то? Ежели из загранок не вылезают, а мож и на тюрьмах кто уже... Кто их знает? Мошенники все - как ни крути! А пресса помалкивает (на всякий случай!)
Эх, жизнь ты моя, постылая! Или, как говорят приволжские немцы: "НИХТ ВЕЗУХЕР!"
Ребята, приезжайте!
Федор Прохиндеев (доцент).
07.07.1990 - 10.07.1991
О ГОВНЕ ВРЕДНОМ И ГОВНЕ ПОЛЕЗНОМ
Популярная, у всех на слуху песенка "Букет" (Нарву цветов и подарю букет), взывая к возвышенным чувствам (одарить любимую), тем не менее на экологию, мягко говоря, плюет.
Вдумайтесь, ведь, ежели каждый будет рвать цветы, то они поначалу угодят в Красную книгу, а затем и вовсе исчезнут. Скукожатся навсегда. Как динозавры и частик в томатном соусе. Так что с точки зрения экологии (защита флоры, в данном случае) эта бесхитростная песенка вредна. Я уверен, что не только Пришвин, но и сам Равномраков согласились бы со мной.
Против фактов - не очень-то попрешь. Где влезешь, как говорится... А потом - почему бы им не согласиться со мной просто так? За здорово! Не вижу, почему...
Другая же, не менее известная песня - "Не рвите цветы, не рвите" весьма убедительно призывает не рвать бедные цветочки, лия тем самым воду на мельницы всех экологий, какие бы они ни были на самом деле, пусть даже преступные. Пусть! Я уверен, что и на этот раз и Пришвин, и сам Равномраков согласились бы со мной. А почему бы им не согласиться, если уж на то пошло? Опять не вижу, почему...
Что же до художественной ценности обоих опусов, то она представляется мне весьма и весьма сомнительной, попросту говоря, говном на палочке. Мнение, высказанное мной выше, является сугубо личным, но я подмечал и не раз (на жизненном пути) то, что нравится до умопомрачения подавляющему большинству (не считая редких исключений), как раз и являет собой чистейший образчик этого самого говна, которое на палочке.
Но бывает, как оказывается, говно вредное, а бывает и полезное.
Вот вам бабушки и Юрьев день!
2.05.1991
ГАДЫ СОЛНЦА
Солнце - этот ослепительный шарообразный и самый удивительный рассадник жизни, свет которого достигает не только ближних планет, но и дальних (Сатурн, Нептун, Плутон) и, струясь дальше, возможно из других миров и галактик представляется крохотной звездочкой, а то и вовсе не видно.
Я задумался как-то и решил, что раз на Солнце существуют пятна, то почему бы на Солнце не могла существовать и какая-то жизнь (фауна Солнца). Есть же у нас, скажем, приматы моря. Так и на Солнце, возможно, существуют какие-то, ну, скажем, Гады.
Гады Солнца. Интересно, какие это гады? Такие же, как и у нас - скользкие, извивающиеся, противные аспиды, или же Гады Солнца - это существа без рыла и объема, слепленные из плазмы и протуберанцев? Мне трудно думать, я ведь думаю о неведомом. Когда-нибудь (и довольно скоро) к Солнцу полетит космический корабль, корпус которого будет сделан из карбида гафния - самого тугоплавкого металла на Земле. Но он, конечно же, расплавится и сгорит, не долетев до заданной цели, и мы, видимо, никогда не узнаем, какие из себя эти Гады Солнца.
1992
СТРАННЫЕ МЫСЛИ
Думают ли растения? Думают ли рыбы, птицы, звери?
Думает ли хлеб? Почему, когда мы питаемся (вводим в организм пищу), организм, как живая лаборатория разлагает, высасывает из пищи полезные вещества и питает ими кровь. Почему? Думают ли вещи? Думает ли вода?
Что такое время? Существует ли оно? Если существует, то думает ли? О чем? Думает ли земля? Думают ли реки, моря? Думают ли камни?
Отчего планеты шарообразны (кроме Сатурна). Существуют ли не шарообразные планеты? Существуют ли пресловутые НЛО (УФО) или это пустые вымыслы бесчисленных лжецов?... О чем мечтают Галактики? Есть ли за нашей скромной Вселенной - иные? Насколько вообще необозримы иные Миры? Есть ли пределы числа, времени, пространства?
Думает ли пустота? Что есть вакуум? Насколько малы самые премалые сущности? Пыль? Части пыли? Частицы частиц - бесконечно умаляющихся частей и частиц - частичек всего наимельчайшего на свете?
Существовали ли динозавры, кембрий - монстры прошлых времен?
Можно ли разговаривать с мертвыми? Как? Отвечают ли они нам?
Я сегодня разговаривал с Меркурием! Плазма! Протуберанцы! Приливы и отливы! Луна! Думает ли Солнце? Когда оно перестанет светить, разрушится, исчезнет, что будет с Землей? Будет ли всемирный Потоп? Будет ли конец Света? Существует ли Тот Свет? Рай? Ад? Живут ли там умершие? Есть ли у них друзья, близкие? Есть ли телефон на Том Свете? Телевизор? Компьютер? Интернет?
Как скоро разрушится Мир? Существовали ли Гомер, Сократ, Секст Эмпирик? Когда погаснут звезды? Сколько звезд всего? Миллионы? Триллиарды? Что есть - Мрак?
Существуют ли выдуманные мной Равномраковы, Гнидогадовы, Золотые Вавы? Трупидон? (мертв и мрачен). Космос! Есть ли он? Или нам кажется это?
Это вопросы, на которые я не нахожу, не нахожу ответа! Я не знаю, не знаю, не знаю...
2000
ГНОЙНЫЙ ГАНДЫРЬ ПОЛКОВНИКА БЕКЕТОВА
У полковника Бекетова был изумительный гнойный гандырь! Если уж чем и гордился по настоящему Бекетов, то это (вне всякого сомнения) - своим гандырем. Гандырь-то был (повторяю) изумительным!
Полковник-то и думать ни о чем не мог, как только о гандыре! Заходили соседи - Бекетов показывал его соседям, приходили гости, друзья, знакомые - то же самое! Собственно говоря, кто б ни зашел к Бекетову (пусть даже на минуту), речь шла только о гнойном гандыре.
Но всему наступает конец! В один ничем не примечательный день гандырь исчез! Раз и навсегда!
Полковник Бекетов настолько был потрясен этим, что сразу слег, а вскоре и запил... Пил он помногу, рыдал, вспоминал что-то, но увы! Слезами горю не поможешь...
Через некоторое время Бекетов умер! Хоронили полковника на военном кладбище. Его друзья собрали в складчину некоторую сумму и на могиле бедняги поставили скромный каменный памятник, на котором было написано: "Здесь лежит полковник Бекетов", "Родился тогда-то, умер тогда-то", "Мир праху его!"
Все.
Март 1998
ПИСЬМО ЛЮБИМОЙ ЖЕНЩИНЕ или ПИСЬМО ГРАФОМАНА
Дорогая, может быть ты и не поверишь мне, а может быть и поверишь - в конце концов, черт с тобой, но на днях со мной приключилась жуткая, непонятная никому (хотя, клянусь тебе, об этом не знает еще ни одна живая душа), чрезвычайно подозрительная и, по-моему, в высшей степени скверная история.
История эта так потрясла меня, что я, не знающий толком ни своего адреса, ни тебя саму, и никогда, понимаешь, никогда в жизни не бравший пера в руки, сразу нашел и то, и другое, и третье (разумеется, я имею в виду не саму тебя, а твой адрес и перо с руками), и вот потом, только уже потом, найдя все это, я совершенно случайно обнаружил у себя в квартире 48 ящиков писчей бумаги, чему искренне и обрадовался, так как понял, что у меня есть-таки на чем набросать тебе пару строк, чтобы если даже честно не рассказав тебе все, свидетелем и участником чего мне вдруг так неожиданно, так ужасно пришлось стать, то просто-напросто хоть поделиться, и, если не с кем-нибудь, то уж с тобой, что ли, этим таинственным кошмаром. Быть может, даже (не мне знать) я мог бы ненароком и спросить тебя на всякий случай (вдруг, ответишь), не могла бы ли ты понять что-нибудь во всей этой дьявольской белиберде и, на худой конец, помочь объяснить мне самому, что же все-таки означает эта странная история. Я точно знаю, что если бы ты только захотела, то уж наверное как-нибудь (не знаю, как), а объяснила мне все, в чем я запутался, а если бы вдруг и не объяснила, то дала бы понять мне какими-нибудь жестами или телодвижениями (если не умеешь иначе).
Короче, на днях я, как обычно, шел домой, как вдруг услышал фразу, по-видимому, обращенную ко мне: "Ну ты, дух". Я, как ты догадываешься, быстро оборачиваюсь и успеваю заметить в каких-нибудь двух шагах от себя не что иное, как - что бы ты думала (только не пугайся и ни о чем не думай)? - маленький, весело исчезающий, фарфоровый чайничек для заварки обычного чая. Надо сказать, что чай может и не быть обычным, как это принято почему-то считать, а вполне мог бы быть и необычным, расти он или зрей (я не знаю, кстати говоря, растение это или плод) в условиях, как бы это поточнее выразиться, ну, странных, гадких что ли, или даже совсем уж каких-нибудь омерзительных и не лезущих уже ни в какие, как говорится, рамки.
Но суть дела, мне кажется, состоит не столько в том, в каких условиях растет или зреет этот напиток (кстати говоря, я не знаю и то, напиток ли чай, или, скажем, какая-нибудь каша, ведь с таким же успехом, как чай, заваривать можно и кашу). Я сам, собственными ушами слышал в детстве такое выражение от свекрови одного духа, хотя с тех пор, как говорится, утекло немало воды и я забыл, решительно разучился понимать не только это выражение или какие-то другие, подобные выражения, но и вообще что бы то ни было на свете, мало-мальски поддающееся хоть какому-то объяснению при помощи звуков, которые некоторым доверчивым и подчас простодушным людям кажутся почему-то словами.
Начну по порядку. Ты уже не маленькая, и наверное догадываешься, что я летчик, тем более, что я тебе уже об этом несколько раз говорил. Ну пойми, зачем мне скрывать это, даже если впоследствии и окажется, что ты твердо помнишь, что ни о чем таком тебе я так ни разу и не говорил. Короче, поверь мне, дело совсем не в том, говорил я тебе о чем-нибудь таком, или все-таки так ни разу и не сказал, а также не подумай, что вопрос упирается в то, летчик я или не летчик. В конце концов, рассуди сама, кому какое дело до того, летчик я или только все время говорю, что я летчик, а сам никакой не летчик, а неизвестно кто. Нет, милая, никому до этого нет никакого дела.
Дорогая, прости меня за это маленькое отступление, так как я просто обязан кое-что, неважно что именно, объяснить тебе, и потом, мне очень не хочется, чтобы ты подумала, что я жалею на тебя бумаги. Кстати, бумаги у меня осталось не так уж и много, а говоря честно, просто нет, потому что, как я уже говорил выше, писчая бумага в количестве 48 ящиков была обнаружена мной совершенно случайно, и именно тогда, когда я искал твой адрес и свои перья. Сначала я даже обрадовался этой находке, но потом вдруг понял, что не радоваться надо, а, возможно, плакать или даже быстро уходить куда-нибудь - в кино, в музей или ломбард, но только - уходить подальше от этих падлючих ящиков.
Милая, подумай внимательно, как подумал я ( а еще лучше, вообще не думай, а только предположи), что будет, если я когда-нибудь кому-нибудь совершенно случайно проболтаюсь, что я, черт возьми, как-то раз совершенно случайно нашел у себя дома 48 ящиков писчей бумаги.
"Как же, интересно, ты нашел ее, дух", - спросит у меня с гаденькой улыбкой кто-нибудь из тех, кому, возможно, я совершенно случайно проболтаюсь о том, что именно я-то и нашел эту проклятую бумагу, и причем совершенно случайно.
Я, ты знаешь, честный человек, хотя и летчик, и конечно сдуру, как всегда, отвечу - случайно. Ты уже не маленькая, и наверное догадываешься, что произойдет потом, хотя вполне возможно так же, что и не догадываешься, но дело в том, что на днях я, возвращаясь из полета, - а ты ведь далеко не маленькая, и наверное догадываешься, что я умею летать, хотя и скрываю это буквально от всех и, даже, извини меня, по-моему, от тебя. Правда, с другой стороны, я нисколько не скрываю того, что я - летчик, хотя, честно говоря, я не помню, говорил ли я хоть одной живой душе об этом или, опять-таки, не говорил. Короче, оставим все это.
В общем, возвращаюсь я на днях из полета и слышу, как за моей спиной, и видимо обращаясь ко мне, кто-то или что-то (не в курсе, не знаю) говорит: "Ну ты, дух". Кому точно это было адресовано, я так и не понял, так как был (как всегда) сильно пьян.
... так как, возможно, все же, что ты очень мала, потому что, повторяю, я до сих пор не знаю толком ни твоего адреса, ни тебя саму. Ну подумай хорошенько сама, откуда мне знать, сколько тебе лет или, быть может даже, месяцев. Конечно, я уже не маленький, и сам могу догадаться, что ты обо всем давно уже прекрасно догадываешься и поэтому - очень стара. Но, с другой стороны, не могу же ведь я точно знать, насколько вообще ты стара, так как, еще раз повторяю, что толком не знаю, да и знать не хочу ни твоего адреса, ни тебя саму, ни даже своих рук с перьями, а главное, милая, вот чего я не хочу знать: я знать не хочу этих препаскудных ящиков с писчей бумагой.
Я, кстати, их и не знаю, так как, повторяю, во-первых, я нашел их совершенно случайно, а так как если бы я все же кому-то впоследствии и рассказал об этом, то был бы, как говорится, отчаянно избит, а так как во-вторых, ты наверное ужасно стара и обо всем наипрекраснейше догадываешься, то наверное уж догадываешься, что ни сейчас, ни впоследствии я не хочу быть избитым, причем отчаянно и, главное, совершенно случайно, так как я просто не могу знать, когда именно и кому я могу болтнуть об этой случайной и совершенно идиотской находке. В третьих, полагаю, ты достаточно стара, чтобы мгновенно догадаться, что я со скоростью Земли выкинул эти сучьи 48 ящиков в окно, причем совершенно случайно я выкинул их, как назло, на проезжую часть улицы, а так как я уже не маленький, то сразу догадался, что ящики могут застопорить уличное движение или того хуже - вид 48 ящиков писчей бумаги, быстро вылетающих (со скоростью Земли) один за другим из верхних окон на проезжую часть улицы, может заставить кого-то подумать, что кое-кто рехнулся или того лучше (час от часу не легче), что начался погром.
Не возражай, милая, некоторые люди настолько стары, что могут совершенно случайно догадаться или додуматься до чего хочешь. Конечно, после всего этого я немного испугался и, как ты сама наверное догадалась, тут же спрятался в одну из своих чугунных бочек с клеем (не помню, говорил я тебе или нет, что я с 1929 года варю клей по високосным дням, но не для продажи, а так, от нечего делать, или, как еще говорят, для понта). Короче, так или иначе, но когда я уже залез в
бочку с клеем, то совершенно случайно вспомнил, что голова моя торчит снаружи и меня могут ухватить за нее, как за жабры какого-нибудь нерасторопного налима, или совершенно несправедливо взять и засчитать меня за участника погрома, причем самое ужасное это то, что я ничего не мог бы возразить этим мерзавцам в свое оправдание, так как, повторяю еще раз, если бы я только намекнул, что это никакой не погром, а просто я избавляюсь от совершенно случайно найденных в своей собственной квартире и совершенно ненужных мне 48 ящиков писчей бумаги, и просто уже по совершеннейшей случайности выкинул их не на тротуар или, скажем, во двор, ну, помнишь, туда, где ребятишки обычно играют в пристенок, а на проезжую часть улицы, то эти христопродавцы, опять-таки естественно, совершенно отчаянно избили бы меня уже за одно только это.
Как только я понял это, я тут же, буквально тут же, понял и следующее - мне нужно во что было ни стало куда-то спрятать свою голову, дабы ее не увидели мои гонители и не схватились бы за нее, как, скажем, за некую живую гирю. Из моего письма, милая, ты знаешь (а может быть и не знаешь), что я умею летать, а также варить для понта клей с 1929 года, не пропуская ни одного високосного дня, но я все же так и не мог до конца уяснить себе, куда же мне все-таки девать свою голову, хотя бы на несколько дней, как вдруг я совершенно случайно вспомнил, как в одном фильме какой-то разведчик спрятал на время свою голову в реку или пруд, а сам, по-моему, ушел, правда точно я уже не помню, так как был сильно пьян. Я, конечно, никакой не разведчик, но, недолго думая, я тут же погрузился в клей уже весь целиком, понимаешь, до основания, а затем, милая, я просидел там от вполне объяснимого страха ровно 36 дней (и таким образом, к большому моему сожалению, первый раз в жизни пропустил 6 високосных дней, так как ты давно не маленькая и наверняка догадываешься, что 6 х 6 = 36).
Если ты спросишь меня, как же я мог дышать и вообще жить внутри клея, да еще к тому же один и причем ровно 36 дней (из них 6 високосных, потому что стара-то ты может быть и не очень, хотя откуда мне знать, но 6 х 6 всегда было 36, хотя может так статься, что и не всегда), то мне придется признаться тебе, что я могу не дышать столько времени, сколько захочу, и, помню, даже один раз, когда я еще не умел летать, вернее, умел, но плохо, один дух устроил меня на курсы клееваров, где я и умер на вступительных экзаменах, вернее, умер бы, если бы другой дух не научил меня жить не дыша, и причем ровно столько, сколько я захочу.
По истечении 36 дней (из них 6 високосных) я решил все же покинуть свое клеевое убежище и отнюдь не потому, что чувствовал, как мои страхи проходят, нет, а в основном потому, что как старый клеевар, я сделал ряд профессиональных расчетов и понял, что если я не вылезу из бочки еще хотя бы года 2-3, клей отвердеет и я навсегда останусь внутри, несмотря на мое умение летать и не дышать так долго, как ты знаешь меня, и вот тогда, возможно, когда-нибудь меня выставят в кунсткамере, как диковинку с каким-нибудь экзотическим названием, вроде "Дух из прошлого" или "Твердый летчик".
Как только я вылез из клея, я твердо решил помыться, так как вообще страшен с детства, как и все летчики, а тут был, ну, просто похож на чудовище среднего рода, и когда я уже совсем было направился в ванну, то совершенно случайно вспомнил две вещи: первая - что сорок восемь ящиков писчей бумаги со скоростью Земли покинули мою квартиру ровно 36 дней назад и, следовательно, мне снова не на чем набросать тебе несколько строк, и вторая - что я не только страшен, как какой-нибудь обычный летчик, перемазанный клеем, но еще просто по человечески б ...
(Письмо не дописано)
САРАТЫК или ПРИКЛЮЧЕНИЯ БРОНЗОВОГО ГАРАПУЗДЕЛЯ
Саратык и Гарапуздель не были друзьями, просто они по какой-то неизвестной причине жили вместе. Саратык был холост, а Гарапуздель женат. Ну и что? Саратык был высок, зато Гарапуздель - строен. И это не диво. Диво-то дальше. Кости Гарапузделя были бронзовыми, но это и разумеется, иначе он не получил бы кличку "бронзовый". Гарапуздель очень гордился своими костями и часто мыл их и натирал сухой тряпочкой до нестерпимого блеска. Саратык завидовал Гарапузделю и дразнил его, обижал. Ведь сам он имел нормальные кости. Как у всех. Кости, как кости. Никакие.
Короче говоря, шут его знает, какие у него были кости, но только однажды, подобравшись к ничего не подозревавшему Гарапузделю, Саратык начал вдруг весело крушить тому ребра. Гарапуздель, оторопев от удивления и обалдев от ужасного бронзового звона, принялся даже зачем-то помогать своему обидчику (настолько он обалдел). Час, а может быть и несколько, Бог его знает, они делали общее дело. Должно быть это была презабавная картина. Представьте, Саратык, веселый, но свирепый в своей мести, и Гарапуздель, стройный, удивленный, бронзовый.
Однако, я должен оговориться, дело в том, что Саратык имел тайную страсть к нечитанию книг, а Гарапуздель безумно любил фефюли, правда, я отклонился, и это уже совсем другая история...
26.07.76
ХАЛДУС - ЗАГЛУМЛЁННЫЙ ТАЛАН
Корбуту Павлу Феликсовичу
Ничто так не губит дамбы, как море.
По своему обыкновению, Халдус очнулся на крыше, но так и не смог до конца понять не только, который час, но даже и хотя бы, кто он такой. Талан его понемногу гаснул. Он никогда не отличался умом, а говоря проще, не имел мозга. Жизнь заканчивалась. Далеко за плечами лежали трюки, фокусы и прочее глумление и гадость.
Скажите, кому сейчас на целом свете (а ведь еще не известно, есть ли где-либо какой-то иной свет - не целый, а если и есть, то какой он, действительно нецелый или недействительно) есть хоть маломальское дело до его проделок с летающими китами, разрисованными золотыми зебрами? Для скорости, что ли, это делалось? Или нет? И нарочно ли? Или так, само?
А как прикажете понимать эти постыдные откровения с какой-то невообразимой цинковой цаплей? И почему цинковой? Да, и цаплей?! И потом, видя дятла или самого заурядного енота, зачем ему было говорить - "тепленький" и прибавлять несколько позже - "еще"? Что он думал? О чем мечтал? Каким образом сейчас можно узнать например, курил ли Халдус? И если да, то с детства ли? Туман! Туман!
Где и ты, жуткий Фиго-Миго VI младший (в отличие от своего деверя, да и деверь ли он тебе, тот, другой, якобы являющийся VI и старшим Фиго-Миго), мерзкая ляпа, человек-пломбир, не хотящий не только слышать ровным счетом ничего ни о ком и даже ни о чем, включая себя в понятие "что", но даже и видеть соответственно никого, ничего и даже себя, обязательно включая себя в последнее понятие. Как мало мы знаем!
А вы, вы где? Роковые усмехающиеся кроты, как бы на ходулях бредущие к нам прямо из старинных сказок, правда, еще не сложенных и потому не существующих и абсолютно никому неизвестных(да и как бы могло быть иначе: ведь раз сказки еще не сложены и потому еще не существуют, то ведь поэтому-то они и не могут быть никому известны), да вдобавок еще никому ненужных (потому, как сказки нужны детям, но ведь мы же не дети и далеко, или, скажем, сердцу, но ведь, опять же, не нам, а ему) уже даже оказывается и тогда. Непонятно, правда, когда именно - тогда. Да, кстати, и - где?
А ты, таинственный Мамбер! Кто и где тебя пьет? И вкусен ли ты? И это еще далеко не самое странное. Самое странное или даже самое страшное то, что секреты твоего изготовления безвозвратно утеряны. Да и какие они из себя, эти секреты? Что они? В чем их смысл? Тайный или хотя бы явный? Либо ты просто Мамбер, ну, как Мамбер? А может ведь так случиться, что и нет? Или да? Да и да ли?
Скажи, Мамбер, а не мог ли бы ты оказаться вдруг каким-нибудь уже совершенно иным, неслыханным и невиданным Мамбером, эдаким своеобразным, как бы даже это Мамбером-Немамбером?
И если да, то разве существовал ли, хотя бы где-нибудь ужасно далеко, такой. Ведь никто же, Мамбер, никогда не видел, и даже очень далеко, как ни Мамбера, который как бы Мамбер, так и ни Мамбера, который как бы Немамбер. Понимаешь? Того самого Мамбера-Немамбера.
И вообще, о вине ли идет речь? А может быть это, ну, вода? Или даже вода без "ну"? А может быть, и вино с нуводой, или даже без нее, в смысле, без вина? А?
А может быть, ты - не то и не другое? Но что же ты тогда, Мамбер? И который Немамбер? Пусть даже без нуводы и нувина? Ведь не снег же? А может быть, что-нибудь хуже снега? А? Что тогда?
Это какой-то ужас или даже нечто ужаснее ужаса, хотя разве может быть что-нибудь ужаснее ужаса или, например, мамберей Мамбера, или, как его, того, другого, Мамбера-Немамбера?
Вот Халдус-то, верно, тот-то уж точно знал, "что" ты. Наверное, попил, похлебал. Да, точно, похлебал! А может быть совсем и не хлебал, а, извини меня, ел? Или мыл? Нет? Говори, стриг? Опять нет? Может, мазал на хлеб, то есть, в том смысле, что ел с хлебом, а не в том самом, когда выражаются так, как если бы ты, Мамбер, или пусть даже и тот Мамбер, который не Мамбер, а Мамбер-Немамбер, имели честь, да и совесть, будьте вы все прокляты, как и ты, Мамбер, который как Мамбер, так и тот, который уже Мамбер-Немамбер, да все мамберы мира, даже такие, которые уже и отдаленно не напоминают хотя бы кусок или клок самого, что ни на есть ужасного и отвратительного Мамбера, противного и скользкого, длинного, гигантского, оказаться, не знаю, к счастью или на большую беду, но хоть винами.
А я раскусил тебя, голубчик, то есть не в том смысле, что раскусил, кусая, так как таких подлых мерзавцев или вернее, таких мерзавных тварошкварок не кусают. Ага! Дошло?! Так вот, ты, Мамбер, не далее, как вчера, крутила (а может быть, и крутило) с Фиго-Миго шестым и младшим (только большая просьба, не путать его с его проклятым деверем, который такой же деверь, как я - Халдус). Кстати, Халдус-то мне все и выложил. Ведь он же молоток у нас, Халдус. Нет? А что? Рама от велосипеда, что ли?
Ты хоть понимаешь, что я говорю, фигомига младшая, да еще и шестая. И Халдус ваш - никакой не Халдус, а просто омерзительно усмехающийся роковой крот из не сложенных и, уверяю вас, никогда не могущих сложиться золотых цапель с их пахучими, то есть, летучими цинковыми китами, разрисованными дятлами, енотами и тепленькими еще Фиго-Мигами.
Ничто так не губит дамбы, как само море.
Печально сознавать, что жизнь, проходя, вытягивает на своем не останавливающемся ходу из наших голов начисто все мозги, без остатка, разумеется, при наличии обязательного условия, что эти самые мозги или какие-то иные существовали там и ранее (до вытягивания).
Но и таким, неизвестно каким, замечательным или вовсе никаким, полужидким ли, а может быть, как знать, и слоисто-пористым веществом, либо даже просто-напросто глухой воблой или существом без рыла и объема, навсегда останется в памяти поколений:
Халдус - король клопов и свиней.
Халдус - адский вождь глумодеев и сам глумодей.
Халдус - заглумленный талан!
24.01.1978
КАКИЕ ТОСТЫ НУЖНО ПРОИЗНОСИТЬ ГРАЖДАНАМ, КОТОРЫМ
СОВЕРШЕННО НЕОБХОДИМО ВЫПИВАТЬ КАЖДОДНЕВНО (инструкция)
Железняку Александру Олеговичу
Понедельник - день тяжелый - Как не выпить!
Вторник - Чтоб не забылось!
Среда - За перелом недели!
Четверг - Неделя переломлена!
Пятница - Ну, скоро и Праздничек!
Суббота - А праздничек-то, на носу!
Воскресенье - Сам Бог велел!
И так далее, вплоть до ДЕЛИРИУМ ТРЕМОР!
(после этого, пожалуйста сюда, в 25-е отделение - выхаживаться!)
И не приведи, Господь!
ПИТЬ МОЖНО ТАКЖЕ на свадьбах (до, во время и после),
на похоронах (до, во время и после),
за рождение первенца, а также и всех последующих за ним,
за родителей,
за встречу, за разлуку, за удачу,
за хорошее (а также плохое) настроение,
под аванс, под получку, под премию, под дождичек, за первый снежок, под солнышко,
за урожай (а также и за неурожай),
за Новый год (до, во время и после),
за Рождество (по старому и новому стилю),
а также и под все другие календарные праздники,
за "С обновочкой Вас!",
за "Денек-то какой хмурый, прости, Господи!" или "День-то, день какой редкий выдался, а?",
под "Кровососа-то нашего сняли, слава тебе, Господи!",
за "На душе что-то муторно, так и воротит",
за "Грибки пошли",
за "Ну, наконец тронулся лед-то",
за "Ночи-то какие лунные",
на посошок,
за исполнение желаний,
за "Почитай отца и мать родную"
и просто так!
РАЗУМЕЕТСЯ, ПИТЬ МОЖНО, как натощак, так и наоборот.
Как днем, так и ночью. Как просыхая, так и нет. До упаду и потихоньку, по черному и нет.
ПИТЬ МОЖНО В ЛЮБОЕ ВРЕМЯ ГОДА - в пивной, ресторане, баре, забегаловке, парадном, манеже, метро, как за столом, так и под столом, в туалете, сауне, душе и вообще, где только душа не пожелает!
Пить можно как одному, так и вдвоем, на троих и более выпивающих, как с друзьями, так и нет. Пить можно всегда и везде!
Как говорится - БЫЛО БЫ БОЛОТО - А ЧЕРТИ НАЙДУТСЯ!
Или СВИНЬЯ - ГРЯЗЬ НАЙДЕТ.
Часть вторая (что пить? Или что пьют!)
МОЖНО ПИТЬ: водку всех видов, самогонку (независимо от способа ее изготовления, как первач, так и любую другую), грузинскую чачу, японскую саке, арманьяки, заграничные джины, виски и т.д., различные сорта пива (темные и светлые, пастеризованные и нет), пунши, бальзамы, коньяки (армянские, грузинские, азербайджанские, французские и прочие), вина (сухие и крепленые), ликеры, шипучие и игристые - "Шампанское", "Цимлянское", разные сидры, бренди и т.д., а также ЕРШИ - "Рембрандт" (смесь портера и водки 1:1), "Огни Москвы" ( смесь шампанского и водки), "Кровавую Мэри"
смесь водки и томатного сока 1:1), а также напиток "За нашу Советскую родину", представляющий из себя смесь водки и самого наикрепчайшего чифиря "Каторга" в соотношении 1:1.
Существуют также и некоторые иные смеси, как то: "Ленин в гробу", "Наконец-то Брежнев помер!", "На кого ты,
Мишка, нас покинул?" и другие.
Кроме вышеупомянутых ершей имеются имеется много и других, сообщить нам о которых не позволяет некоторая сжатость изложения материала. Всех интересующихся рецептами всяких иных коктейлей и ершей мы позволяем себе отослать к Венедикту Ерофееву, в частности к его знаменитой книге "Москва - Петушки", где приводятся рецепты (довольно большое количество рецептов) весьма оригинальных смесей и ершей из богатого жизненного опыта самого автора.
МОЖНО ПИТЬ: - спирт коньячный, спирт питьевой или медицинский (Spiritus Vini!), как разбавляя водой, так и нет;
- химический высокочистый Спирт Этиловый, а также и ядовитый Метиловый (как предпринимая меры предосторожности, так и нет!);
- спирт Борный, спирт Муравьиный, а также все мыслимые и немыслимые настойки, наливки, отвары, вытяжки и прочее.
МОЖНО ПИТЬ ТАКЖЕ: - эликсиры (для освежения полости рта), зубные эликсиры на спирту, различные марки одеколонов (из которых отдают предпочтение "Шипру" и "Тройному", но вместе с этим пьют и все другие марки);
- духи (предпочтительно "Шанель № 5", а также и все другие);
-все виды лосьонов (из которых народной любовью пользуется "Огуречный" - закусывать не надо!), "Петушок" (к сожалению, снятый с производства);
- всевозможные медицинские лечебные настойки на спирту, как-то: облепихи, женьшеня, боярышника, календулы и прочие, а также и другие лекарственные препараты на спирту (корвалол, корвален, валокордин);
- зубные капли "Дента" или "Дентин", растирку "Меновазин" и так далее, а также разные прочие жидкости и пасты, содержащие этиловый спирт, как-то: "Смерть комарам и мухам", пустые пузырьки от которых в изобилии усеивают пустыри за пивными палатками и прочими гадюшниками;
- зубную пасту "Поморин", "Полину Ивановну" (политуру), "Бориса Федоровича" (клеи БФ-2 и БФ-6) с опущенной в клей палочкой, обмотанной ватой, которой помешивается жидкость, куда предварительно всыпано известное количество поваренной соли для отгонки ненужных (не пьющихся) примесей (или без таковой).
МОЖНО ПИТЬ ТАКЖЕ: розовато-сиреневого цвета "Денатураты" (с веселыми черепами на этикетках и странной непонятной надписью "ЯД!");
- резоли, тормозные жидкости, антифризы, вытяжки из гуталина, предварительно положенного на солнышко с целью извлечения спирта;
- вытяжки из этилированного бензина, впрочем, как и сам бензин - пьющие который добровольцы-экспериментаторы довольно скоро становятся "не жильцами белого света";
- и даже жидкости, вовсе не имеющие в своем составе этилового спирта или же имеющие таковой в ничтожных количествах, как то: "Бло" - жидкость для протирки окон, "Нитхинол" и подобные этим.
Не брезгуют также и такими жидкостями, в которых обыкновенно заспиртованы в музеях эмбрионы, части тела, уроды (типа сиамских близнецов) и прочие, хотя, как правило, эти жидкости содержат формалин или еще более ядовитый формальдегид, - но, авось, пронесет, как-нибудь, разве что ослепнешь только или "крякнешь" в крайнем случае (и делов-то).
Владимир Высоцкий (царство ему небесное) в одной из своих песен пел о том, как он со своими товарищами на заводе в Норильске в горячем цехе пробовал пить "стальной расплав". Это, конечно же, шутка, но не надо забывать и о том, что в каждой шутке есть доля истины!
Пьют и напиток "Лесная вода", которую обычно разбавляют водой из под крана 1:1, а также разные дезодоранты, например, дезодорант, известный в народе под названием "Три бжик" (Бжик! Бжик! Бжик!). Пьют его так. Берется средних размеров кастрюля, наполненная обычной водой из под крана. В эту кастрюлю три раза впрыскивают этот "Три бжик" (Бжик! Бжик! Бжик!), после чего напиток готов к употреблению (пьют обычно стаканами или пивными кружками).
Часто пьют также и следующее легко изготовляемое зелье. В большую миску или кастрюлю, наполненную водкой, мелко крошат черный хлеб с луком (миска пускается по кругу по часовой стрелке) и каждый желающий (а желают все) прихлебывает по 2-3 раза столовой или чайной ложкой до опьяненья, которое наступает очень быстро. Выгода этого метода очевидна: так можно стать "в стельку пьяным" довольно большому количеству любителей выпивки при относительно малом расходе водки. Можно упиться до "чертиков", скажем, 10-12 человекам и всего от 2-х бутылок водки по 0,5 л.
ПЬЮТ БРАГИ: картофельные, сахарные и фруктовые, сильно бьющие по ногам - встать после таких браг не представляется возможным. Потребляющие такие браги как бы превращаются в бревно, в полено (на некоторое, разумеется, время). После чего можно опять потреблять, либо не потреблять сии напитки (обычно потребляют!).
ПЬЮТ ГРОГИ - подогретые портвейны, называемые в народе "портфелями".
ПЬЮТ ЛАКИ ДЛЯ НОГТЕЙ (на спирту), разбавляя водой или нет (!), "ШЕЛЛАКИ" и прочие продукты парфюмерии или бытовой химии!
Самым ужасным напитком (на сегодняшний день) является странная, зеленого цвета жидкость со специфическим летучим запахом, под названием "Три нуля" (0, 0, 0), которую, говорят, привозят из Японии и состав которой до сих пор никому не известен. Купить эти "Три нуля" (0, 0, 0) легко можно на трех (!) вокзалах (совпадение?) и, почему-то, около Боровицких ворот Кремля (!?) и нигде более!!
Разумеется, имеются среди "народных толп" и такие специалисты, которые обладают еще большей, гораздо большей информацией о том, что пить и как пить, нежели этой информации содержится в нашей скромной работе.
Строго говоря, пить можно практически все, кроме воды, кваса, разных лимонадов, минеральных вод и прочей гадости. Итак, в добрый путь, господа!
Примечание: сухой спирт (для горения) пить нельзя, однако имеются сведения о том, что некоторые, "не щадящие живота своего" для пользы науки экспериментаторы, проводят в этой области очень и очень интересные опыты и, как говорят, добились уже весьма и весьма обнадеживающих результатов.
И еще, напоследок: ни в коем случае нельзя смешивать алкоголь с наркотиками! Или же, напротив, смешивать их обязательно при каждом удобном случае. Как говорится, "кто любит попа, а кто - попадью".
P.S. Если кто-нибудь когда-нибудь слышал песню "Умер бедняга в больнице военной", то он, может, и не знает, но теперь-то уж он будет знать, что эта песня - обо мне!!! Нужно лишь заменить прилагательное "военной" на другое: "психиатрической"!
P.P.S. "Долго родимый лежал" (К.Р.)
Август 1998 г., больница № 4.
ДВА РАССУЖДЕНИЯ
Нигматовой Рано Пулатовне
РАССУЖДЕНИЕ 10-32 (bis) (;-вариант)
Говорят, что Время лечит,
А Чумак людей калечит.
Но это все неправда.
Ведь правда?
Рассуждаем так: если бы Время действительно лечило, то люди излечивались бы, в то время, как напротив, со време¬нем они все больше и больше болеют, а в конце концов и вовсе помирают. Вот так лечение!
Следовательно, Время не лечит, что мы и доказали.
Что же до Чумака, то если бы он калечил людей, то дав¬но бы сидел в тюрьме. А он не сидит. Следовательно, он не калечит. Отсюда вытекает: все, что говорится, является не¬правдой, и поэтому людям не следует верить. И мы им не верим.
Логично? Да!
Но в то же время Чумак сам принадлежит к стаду людей. Следовательно, верить нельзя и ему, так как он, утверждая, что лечит, на самом деле говорит неправду. Зачем же слушать лжеца, да еще лечиться у него?
Пусть он действительно не сидит в тюрьме и, возможно даже, не калечит, но ведь и не лечит же, что мы и выяснили.
И это правда.
Ведь правда?
Окончив писать, я напился воды...
1990
РАССУЖДЕНИЕ 10-32 (bis) (;-вариант)
Из того, что у нас ни черта нету, вовсе не следует, что мы не в Греции. Отнюдь. Незатейливый каламбур никак не может повлиять на логику наших рассуждений.
Итак, мы в Греции. И если даже это не совсем соответствует действительности, то никто не может помешать нам допустить это.
Итак, мы допускаем, что находимся в Греции. Допущения, впрочем, мешают ходу строго обоснованной мысли, и лучше будет не иметь дела с их расплывчатой сутью и, отбрасывая их, мы прямо-таки утверждаем: «Мы в Греции», хотя повто¬ряем, это, возможно, и не соответствует действительности.
Собственно говоря, это и в действительности не соответ¬ствует таковой, так как, если у нас ни черта нету, то какая же это к свиньям Греция? Это не Греция. Может это и что-то другое, но уж никак не Греция.
Но, с другой стороны, мы можем попытаться доказать и обратное, но уже иным, отличным от предыдущего, спо¬собом.
Пускай мы не в Греции, но опять же никто не может по¬мешать нам уже не допускать, а прямо-таки утверждать: «У нас все есть».
И этот способ, сдается, значительно лучше иных, так как он убедительно показывает, что мы не где-нибудь у черта на куличках, а именно в Греции, поскольку то место, где все есть, и является нашей искомой страной.
Итак, мы снова вернулись к тому, с чего начали.
Родина Гомера и прочих, здравствуй!
Волнение переполняет нас, и льется рифмованная речь:
Мы видим афинские бани
И черных полковников прах
На теле, конечно, экране
И в теле, пардон, новостях.
Москва - не Афины, понятно,
И глупо сие отрицать.
Сие утверждение внятно,
И боле не стоит писать.
1990
МЕТАМОРФОЗА ПСЕВДОХАРМСОВЫХ ПЕРЕОДЕВАНИЙ или ВИСОКОСНЫЙ ДЕНЬ
Пацуло Маргарите Ивановне и Елецкой Лидии Станиславовне
Как-то утром (день был, кажись, високосный), Лидия Станиславовна и Маргарита Ивановна, пошушукавшись о чем-то меж собой, переодевшись и загримировавшись таким образом, что Маргарита Ивановна стала - вылитая Лидия Станиславовна, а Лидия Станиславовна - точь-в-точь - Маргарита Ивановна (ну, не отличишь!), пошли на утренний обход. А навстречу им - Товмасян, и ничего-то он, бедный, не знает про это их плутовство.
И вот, подходит, значит, Товмасян к Лидии Станиславовне, а на самом деле, никакая это и не Лидия Станиславовна, а Маргарита Ивановна! Да только Товмасян-то, бедный, повторяю, ничегошеньки об этом знать не знает, ведать не ведает!
Так вот, подходит, значит, Товмасян к Лидии Станиславовне, а на самом-то деле, повторяю, никакая это не Лидия Станиславовна, а Маргарита Ивановна, собственной персоной! Дай ей, Бог, здоровья и чего, только ее душа ни пожелает!
Да, только Товмасян-то, бедный (устал уже повторять!), ничегошеньки не ведает про ихнее это коварство-то!
Ну, так вот, подходит он к Лидии Станиславовне (а на деле-то, - к Маргарите Ивановне!) и, недолго думая, хлоп ей по плечу, да и говорит: "Лидия Станиславовна, Вы думаете деньги-то мне отдавать, что я вчерась Вам на водку, - говорит, - одалживал?"
Тут Лидия Станиславовна (а на деле-то, Маргарита Ивановна!) думает про себя: "Если, - думает, - я ему отвечу, как Маргарита Ивановна, и устрою ему разнос и узнаю-таки, какие это такие деньги он Лидии Станиславовне на водку давал, то ведь, чего доброго, у него, бедного, от всего этого, того и гляди, ум за разум зайдет, помутнение рассудка наступит, состояние изменится и загремит тогда в общем-то неплохой 55-летний паренек в "надзорку" и, - думает, - прощай тогда частушки его, рассказики смешные, посланьица любовные, да и все его забавное творчество! Отвечу-ка, я ему лучше, как будто я и есть - Лидия Станиславовна", и говорит, значит, ему (это Маргарита Ивановна говорит - настоящая, а Товмасян думает, что - Лидия Станиславовна, различить-то ведь невозможно!).
Так вот, значит, и говорит она ему: "Знаешь, Андрюша! Я бы, - говорит, - эти деньги тебе хоть сейчас выложила, да дело-то все в том, дорогой, что деньги-то эти, - говорит, - у меня Маргарита Ивановна с утра выпросила: "Не то за чаем кого послать, не то еще, - говорит, - зачем-то, точно даже и не знаю, милый! Ты же, ведь, прекрасно знаешь, что я только водку, - говорит, - уважаю!"
Тогда настоящая Лидия Станиславовна (а похожа-то она на Маргариту Ивановну!) возмутилась даже немного, да и говорит, в свою очередь: "Что это Вы, мол, такое, Лидия Станиславовна, себе позволяете? (Это она все подлинной Маргарите Ивановне говорит...) Это какие же такие я, извиняюсь, деньги, я у Вас на чай выпрашивала? Уж кто-кто, - говорит, - а Вы-то уж, любезнейшая, преотлично знаете, что чифирь Ваш, - говорит, - мне и на дух не нужен! Я, - говорит, - уж если чего и хлебну с утреца, так это, извиняюсь, спиртику там, либо еще чего в этом роде. А чифирь Ваш Вы, - говорит, - лучше себе оставьте. Мне он, повторяю, на дух не нужен!"
Тут бедный Товмасян, слыша подобные речи, совсем потерялся! Вроде, как бы очумел даже! И думает: "Чего это, - думает, - они мне мозги взялись пудрить? Уж кому-кому, а мне-то распрекрасно известно, что Лидия Станисла
вовна не только, что спиртика, но чего-либо подобного, ну, просто терпеть не может! И сказал-то я ей это шутки ради, и только! А она (это Товмасян все думает) про какой-то чифирь все твердит!? Я-то уж наверняка знаю, что Маргарита Ивановна никакого чифиря и в рот-то отродясь не брала! Она, если уж на то пошло, лучше спиртику дерябнет, да и то все это враки, чушь какая-то собачья, разговоры одни, да и только!"
Помолчал, помолчал Товмасян и снова думает: "Совсем, - думает, - что-то я плохой нынче стал! Мозги - так просто евстихеевские, какие-то! Затмение, словно, нашло! Мешком, - думает, - словно пыльным из-за угла стебанули! Словом, "Тени сизые смесились!...", и говорит, значит: "Вы уж, - говорит, - извиняйте меня, Бога ради!" Это он обеим девушкам-то говорит - и той, что Маргарита Ивановна, а похожа на Лидию Станиславовну, и Лидии Станиславовне, что вылитая Маргарита Ивановна. Дай, Бог, им всем здоровья всяческого и всего, чего только ихние души ни пожелают! "Я, - говорит, - сегодня чтой-то чувствую себя неважнецки! Ни чайку, - говорит, - ни водочки еще, - говорит, - принять не успел, понимаете?"
Говорит все это Товмасян, а сам опять думает: "Чего это, - думает, - я плету им такое? Мне же, ведь, - думает, - что чифирь, что водка - все, ведь, до лампочки! И когда это видано-то, чтобы я этой гадостью увлекался? Да и с деньгами, - думает, - просто наваждение какое-то! Лидия Станиславовна, та - так, ну, просто взбесилась прям! Не отдает, и все тут!
Ничего не понимаю! А вчера-то, небось, кричала - с утра, мол, выложу, как пить! Спи спокойно, мол. За мной, мол, не зарастет. Не в первый, поди, раз беру-то. У меня, брат, как в банке, сам знаешь! - А я, осел, уши-то и развесил!"
Тут девушки, как Маргарита Ивановна, - та, что вылитая Лидия Станиславовна, так и Лидия Станиславовна, которую от Маргариты Ивановны, ну, хоть ты тресни, не отличишь (вот, ведь, грим-то какой дьявольский - заграничный, поди!), - рассмеялись дружно!
(У нас, в 25-ом, вообще персонал дружный! А что волками друг на дружку глядят, так это все слухи одни или, в крайнем случае, оптический обман! Да и только!)
Ну, короче говоря, рассмеялись девушки, значит, дружно-то, да и говорят бедолаге: "Пойди, пойди, золотой, в 14-ую свою, отлежись немного, смотришь - и полегчает! Мысли на место встанут! Ступай, себе, - говорят, - с Богом!" Ну, и отпустили, значит, Андрюшку-то.
И побрел Товмасян, очумелый немного от коллизии сей, к себе в 14-ую, в родную, лег, полежал немного, да и заснул. Ну, чистый младенец, прости, Господи!
Вот к чему могут привести порой подобные коварные переодевания! Особенно, когда день - високосный! С этим, как говорят, "шутить не моги", "чур-чур", - говорят, - "ни-ни", "цыц!", - говорят...
А все же, что ни говори, а персонал у нас в 25-ом хороший, дружный, добрый, мировой, можно сказать, персонал!
А что, повторяю, волками друг на друга глядят, разве что не грызутся только, так это все слухи или, в крайнем случае, оптический обман - и не более!
Особенно, если учесть, что день-то, ведь, не какой-нибудь там, а високосный!
Все!
Август 1998, больница № 4
ЛОВЛЯ СОРОКОПУПА
Кравченко Валентину Кирилловичу
Сорокопупа, как известно, поймать невозможно. Зимой - так просто нечего и пытаться ловить его. Шансов на поимку нет на 1000% (тысячу). Летом же шанс на удачную поимку сорокопупа, хоть малый, но все же существует. Этот шанс равен 0,0000000001%.
Ловят его так. Все охотники на сорокопупа собираются и, усаживаясь в специальные летательные аппараты, поднимаются в стратосферу (а возможно, и в ионосферу) и прыгают без парашюта вниз.. Все, кто разбивается, а разбивается 99,9999999999%, - те, разумеется, уже не могут участвовать в ловле сорокопупа. Мир праху их!
Но уцелевшие калеки (менее 0,0000000001%) берут винтовки, карабины, пулеметы и автоматы и начинают собственно - охоту на сорокопупа. Из этой попытки, как правило, ничего не выходит, так как сорокопуп неуловим.
Не было еще ни одного случая, чтобы его поймали. Ни зимой, когда он абсолютно неуловим, ни летом, когда шанс на его отлов выражается числом 0,0000000001% (при том, что охотники - 99,9999999999% - разбиваются и не могут участвовать в охоте).
Итак, сорокопуп не только никогда не был пойман, но и никогда, по-видимому, не будет пойман. Поговаривают даже, что его не существует вообще, но это, сдается, - утка, мистификация. Что ж, поживем, поймаем...
15.02.1997
17 КУХТЕЛЕЙ ВИТЬКИ ЗОБОВА
1. У Витьки Зобова был азотистый иприт, но он, как истинный спартанец, игнорировал это обстоятельство и жил, как и все, кто окружал его, ел, в меру пил, гулял и примерно раз в шесть с половиной недель брил левую щеку, а иногда даже тихо похохатывал, хотя видимых причин у него для этого не имелось.
Надобно заметить, что окружали его не люди, как это можно было бы подумать сдуру или с перепою, а мыши и клопы, с которыми, надо сказать, он находил общий язык и, проводя время в разговорах с ними, чувствовал себя примерно, как лакированный пень, выставленный в кунсткамере для обозрения...
2. Однажды... Но вот тут-то, кажется, и пришло самое время сказать, что...
3. Ну так вот, однажды...
4. ... но не успел он произнести до конца эту, в общем-то, ничего не выражающую тираду, как в эмбихиновом дивном и белокровном пространстве каким-то никому непонятным образом не то образовалось, не то отложилось (не знаю даже, как и сказать) некоторое количество небольших, но удивительно странных впадин или ложбинок (это все равно), и к азотистому иприту Витьки Зобова таким вот незатейливым макаром прибавилось ни много, ни мало, а ровным счетом 17 маленьких кухтелей, ярко поблескивающих, если смотреть на них под углом 42 градуса северной ширины, не обращая ни малейшего внимания на кривотолки, лясы, пересуды или вообще на что-нибудь из числа тех чудес, какие нет-нет, а случаются порой на нашем диком кошмарном свете.
31.07.1991
ХУРЛЫ МУРЛЫ ИЛИ НОВОЕ О ПСЕВДОПСАХ
Псевдопсы, как известно, не существуют. За триллионы лет не было зарегистрировано ни одного случая наблюдения таковых. И вот в один поганый вечер, когда и ждать-то было нельзя ничего хорошего, они появились.
Псевдопсов наблюдало несметное число людей, говорят даже, что число видевших их намного превышало число людей, временно населяющих нашу планету.
Да! Псевдопсы теперь не выдумка мистификатора или досужего шалопая - не лямс-пам-пули! Их видели все, и я в том числе. Они шли стройными рядами.
Они были черны - Хурлы! Но они также были и жирны - Мурлы!
Плюмс.
ЧУДО
Эйдельману Александру Львовичу
Любитель утреннего пива, я стоял в обычной пивной у ничем не примечательного столика. Моим сокружечником был мужчина лет эдак под шестьдесят. Разговор не клеился. Постояв полчаса и выпив примерно по четыре кружки, мы заметно оживились, и мужчина, хитро поблескивая глазками, шепнул мне так, как если бы хотел сказать нечто доверительное:
- Вы что же, в эту чушь тоже верите?
И помахал перед моими глазами газетенкой, сложенной таким образом, что виден был заголовок: НЛО. НЕОБЪЯВЛЕННЫЙ ВИЗИТ.
Несколько помедлив с ответом, я сказал осторожно:
- Как вам сказать, - начал я, - я испытываю сильное сомнение во всех этих штуковинах, но в чудеса, безусловно, верю.
- Я ясно излагаю? - осведомился я.
Мужчина, пожевав губами, заметил, что одно из двух: либо я верю в чудеса, либо не верю. На что я, в свою очередь, заметил:
- Видите ли, в чудеса я, положим, не верю, но то, что они существуют, это я вполне могу допустить.
- Да как это так, - загорячился мой собеседник, - выходит, вы одновременно и верите и не верите в одно и то же, так что ли вас надо понимать?
- А что тут такого, - сказал я, - помнится, я еще в детстве песенку пел. Да вы, пожалуй, ее тоже знаете:
На берегу осталась крошка Мэри,
Она стоит в тумане голубом,
А юнга Билл ей верит и не верит,
И машет ей подаренным платком.
- Ну, - отмахнулся дядя, - то песенки, детство, романтика. А ведь это ж в газетах пишут, официально, по телевизору показывают чуть ли не каждый день.
Мы нацедили еще по кружке. Дядя, видимо, решил непременно выяснить у меня, что же все-таки, верю я в чудеса или не верю, что и попытался сделать, опять спросив:
- Ну так как же все-таки с чудесами-то? Есть они по-вашему, или нет?
Я незаметно для себя разгорячился, но как можно деликатнее, чтобы не обидеть незнакомца, в свою очередь спросил:
- Да, собственно говоря, вам-то что за дело, верю я или не верю? Вы лучше у себя спросите, сами-то вы верите или нет?
- Да я-то не верю, уныло ответил дядя, - но хотел бы поверить, да только как?
- Ну так бы сразу и сказали! - сказал я. - Хотите, я вам в два счета докажу, что чудеса существуют, если уж вам так этого хочется.
- Как это, как это? - оживился дядя. - Если с помощью высоких материй, то ведь я и не пойму, пожалуй, я ведь человек простой, - помрачнел он.
- Зачем высоких? Я вам докажу это на примере чего угодно. Ну вот, к примеру, пиво мы с вами тут пьем.
- Ну и что, - сказал дядя. - Ну, пьем.
- А то! Вы о пивном путче слыхали? О мюнхенском сговоре? О Гитлере, хотя бы?
- Ну, слыхал, положим, кто ж об этом не слыхал? - только Гитлер-то тут причем? Я вас что-то совсем не понимаю, - ответил он.
- Сейчас поймете, - сказал я.
Мы нацедили еще по кружке.
- Давайте рассуждать абстрактно, - начал я. Вот представьте себе, что перед вами стоит, скажем, ну, Адольф Гитлер...
- Да как же я могу представить себе такое? - изумился дядя.
- Да вы слушайте, ну допустите хотя бы на секунду. Допустить-то ведь можно? Ведь это же обычное допущение в беседе и не более.
Мы отхлебнули пива.
- Ну хорошо, - промолвил он, - представим, что я допустил это, ну и что из этого следует?
- Что следует? - спросил я. - А вот что! Слушайте меня внимательно. Стоит перед вами Адольф Гитлер - мракобес, убийца и прочее, и вдруг, бац, и нет его! Как след простыл. Ну разве это не чудо? Подумайте-ка хорошенько.
Мужчина пригубил пиво и, подумав немного, сказал, что это хоть и никак не вяжется с его понятиями о чудесах, но что-то чудесное в этом, разумеется, имеется.
- Так слушайте дальше, - продолжил я. - Это чудо-то не совсем еще, так сказать, настоящее чудо. Чудо - это как бы реверс у монеты - смотришь, вроде бы одно отчеканено - перевернул, а на обратной стороне - другое значится. А монета-то одна и та же. Одного достоинства.
- Ну и что? - туповато спросил мой собеседник.
- А то, дядя, что представьте теперь другое: исчез вроде бы Гитлер-то наш, как вдруг, бац, и опять он перед вами! Да еще живей живого. Ухмыляется. Только лицом как бы чуток изменился. Что, скажете, и это не чудо?
Мой собеседник пожевал губами, что-то невнятно пробормотал, допил свое пиво, как вдруг глаза его дико расширились и, сказав, что вне всякого сомнения, это самое настоящее чудо, быстро вышел из пивной.
24.07.1990
НА КЛАДБИЩЕ
... Могильщики делали свое дело, яма все более и более углублялась. Иногда я спускался по веревочной лестнице вниз и присматривал за работой. Было очень холодно. Видимо, мы приближались к заданной цели - абсолютному нулю (-273°С).
- Ну что, рыть дале-то? - спросил у меня их старшой, крепкий коренастый мужчина с лемурьим рылом. - Эвон, как глыбоко взяли! Может, хорош?
Я сказал: - Ты роешь, брат, и рой! Не человека, поди, хороним, а снюрла, - а их только при абсолютном можно - иначе такое начнется, что и вымолвить-то страшно! Ну, я полезу наверх, а ты, брат, - я вот вижу у тебя и градусник наручный вместо часов, крикни мне, как до абсолюта дороетесь. Урузумел? Ну, и порядок!
Я еле поднялся наверх: сердце стучало, как вольфрамовый дятел по добротной, импортной наковальне - сказывался возраст, да и позавчерашний перебор самогонки вносил свою законную лепту. Но не успел я присесть на землю и выкурить пары папиросок, как из ямы глухо донеслось:
- Нуль, начальник, абсолютный! Как есть, нуль.
Подойдя к яме странной, неправильной, какой-то дикой и невообразимой формы (так почему-то было велено рыть), я крикнул что есть сил:
- Если не врешь, пес, - сворачивай, друг, работу, - людей наверх - и я на бочку.
Пока я пересчитывал дензнаки, чтобы расплатиться с могильщиками, в мозгах моих бешено крутилось - вертелось - танцевало - пело: - Вот он, нулек-то, вот он родимый, милый, абсолютный (-273°С), что в точности соответствовало отметке +273°П, по шкале Падлюгина.
Где-то там, далеко, в глубине черепа, в сером веществе моего мозга туманно шевельнулось, завоспоминалось:
- А ведь я, не даст Бог соврать, знавал его когда-то. Лично. Большой фантазии был дядя. Гений в своем роде. Одни опыты с оглуплением лебедей чего стоили. А конструирование чертей? Некоторые считали даже, что он оттуда... Помню,
как-то трюльник ему дал на опохмел. Он, ясное дело, собака, и не подумал вернуть. Что скажешь? Гений! Теперь я
тоже склоняюсь к мысли, что он оттуда... Но гложет, грызет меня одно - как я мог так опростоволоситься? До сих пор ума не приложу. Ведь на все 100 знал, что плакал мой трюльник, что гад, что собака, что гений - а дал! И кто дал-то?
Я, с юных лет постигнувший людей.
Февраль 1992
ПОЧЕМУ ПЛОХО СПАТЬ ПОД СКАМЕЙКОЙ
Макаровой Марине Сергеевне
Вынужденный заночевать в чужом городе, я не придумал ничего лучше, как лечь под скамейку в городском парке и зарыться в листьях. Просыпаюсь. Мужские прокуренные голоса:
...Дубовая ветвь нам послужит поперечиной,
На нее набрасывается веревочная петля,
Пахнет, чем хочешь, но только не Сенчиной,
Ибо она не присутствует (бля).
Га-га-га! Грубый смех и запах дешевых сигарет. Я не могу заснуть. Голос продолжает:
...Короче, земеля, не пахнет там женщиной,
И вот подхожу я, значит, к ихнему главарю...
А Сенчина? Да не было (****ь) там Сенчиной!
Я же по-русски тебе говорю!
С трудом заставляю себя заснуть. Просыпаюсь. Другие голоса, тоже мужские и тоже прокуренные:
...Играем в футбол раз. Наш нападающий
Сделал козу одному - тот с копыт!
Зритель стал, что кобель твой лающий,
Мат, мусора (****ь). А тот? - Лежит!
Га-га-га! Грубый смех и запах дешевых сигарет. С трудом засыпаю.
Просыпаюсь. Другие голоса, женские, но тоже прокуренные:
...Позвал меня в гости один иностранец,
И дал мне за это сто рублей,
А меня поманил молодой оборванец,
Я идти не хотела, а он мне на тыщу - камней!
Да ну? Покажи. - ВО!
Запах дешевых сигарет. Я не могу заставить себя заснуть. Во мне закипает злоба. Голоса продолжают:
...Пошла к старику. Нацедил он мне браги.
Скряга! - за все - сорок два рубля.
Два я отправила Павлику в лагерь,
А сорок прижала - развода для.
Ну, хватит с меня! Сколько времени? Пол-четвертого. Однако! Незатейливые шлюхи в сочетании с матершинниками-бытовиками, запахом дешевых сигарет и ночной сыростью окончательно расстроили мои попытки уснуть и, чтоб сердцу легче стало, встав, я произнес устало:
- Примечательно все же, что у этих милых девиц начисто отсутствует мат в речевых конструкциях, хотя верится с трудом, что они его не знают. Игнорируют, что ли? Воспитание? Гы?!.. Новаторы, может, какие? Та, видно, еще публика. Однако, ну и холодрыга же! Сколько времени? Четыре часа! Гы?! И когда же (****ь) они откроют свое метро? Холодно ведь. А?
Апрель 1990
КАК Я РЕШИЛ НАПЕЧАТАТЬСЯ И ЧТО ИЗ ЭТОГО ВЫШЛО
Тихоновой Наталье Сергеевне
Воспитанный на образе врага, я разрешился недавно небольшим стихотвореньицем. Вот оно:
Как автоклав с фильдеперсовым вкладышем,
На хер не нужный ни мне, ни стране,
Буш, гликозиды сосущий из ландышей,
Ночью намедни привиделся мне.
Джорж, говорю, не спасут тебя ландыши,
Можешь словам моим верить вполне,
Ты - автоклав с фильдеперсовым вкладышем,
На хер не нужный ни мне, ни стране.
Надо, думаю, напечатать. Деньги, опять же, гонорары. Понес в "Молодую гвардию" (журнал такой). Не берут.
- Господь с Вами, - говорят, - перестройка на дворе, а Вы такое накатали. Нельзя так ругать человека, время сейчас не то.
Когда же, думаю, ругать-то, если не сейчас - когда кони отбросит, тогда уж не поругаешь. Усопших нехорошо лягать (De mortuis aut bene, aut nihil). Ну, да ладно, думаю. Схожу-ка я в "Химию и жизнь" - может там возьмут. Не взяли и там. Еще и на смех подняли - где это Вы, говорят, видели автоклав с фильдеперсовым вкладышем?
- Нигде, - отвечаю. - Это ведь стихи, понимаете?
- Да, понимаем, - говорят, - однако же публиковать никак не можем. Вы уж извиняйте нас.
- Ладно, - говорю, - чего там.
Решил переделать. Уж очень меня за нутро взяло. А потом деньги опять же, гонорары. Только теперь, думаю, не ругать, ни-ни, и чтоб без вкладышей этих, фильдеперсовых. Написал:
Мне снился Буш великолепный,
В сияньи ядерных ракет.
И я, согнувшись раболепно,
Дарю цветов ему букет.
Бери, мол, друг, а то завянут,
Дарю от сердца и души,
А Джордж и строен, и подтянут,
Ну, прям портрет с него пиши.
Награду щедрую лелею,
И тычу в нос ему букет,
А он кричит: - Гоните в шею!..
В сияньи ядерных ракет.
Довольный, что получилось складно, а главное, без этих фильдеперсовых, со всех ног мчусь опять в "Гвардию".
- Не пойдет, - говорят.
Я так и ахнул: - Как, - говорю, - не пойдет, перестройка ведь на дворе? Очки-то протрите!
- Перестройка-то она перестройка, - отвечают, но нельзя же так пресмыкаться! Стыдитесь, молодой человек, Вы ведь не рептилия!
- А и верно, - думаю, - не рептилия. Снесу-ка я в "Юного натуралиста". Может там возьмут.
Приношу... Редактор, этакий миляга, вежливо так: - Ага, про цветочки - это как раз то, что нам нужно - это наш профиль. Только, вот, того, уклон у Вас тут - политика что ли, как бы это Вам сказать... Не надо бы. У нас читатель юный - натуралист некоторым образом. Не так поймет. Ну к чему эти экивоки? Резонанс может выйти и прочее... А про цветочки у Вас хорошо получается, Вы напишите еще. Про флору, фауну, про себя, наконец... Про массы можно, водные, конечно... У Вас получится. Только без этого, без того, в смысле... Пообтекаемей - и без экивоков! А уж мы напечатаем, можете не сомневаться. Уж мы опубликуем, обнародуем. Хе-хе-хе! Доведем до... И стелет, стелет, мягко так.
На радостях, что знаю теперь, как надо, без того и без этого - не долго думая, взял и назюзюкался до помрачения - ударился (по-моему, о потолок), расквасил физию, - три дня лежал с примочкой. Ну, да это ничего. Главное - знаю теперь, как надо. Никакого Буша. И пообтекаемей. К черту эту "Молодую гвардию". Все ей не так. Ругаешь - плохо, хвалишь - плохо. Нет - только для "Юного натуралиста". Никакого Буша, и, главное, пообтекаемей. Написал:
Рад оттого, что срослась переносица,
Тихо плыву по реке.
Песня не песня, а что-то доносится.
Трудно понять. Вдалеке.
Буша не видно. Плыву, обтекаемый
Водным природным ручьем,
Вот и удод пролетел, догоняемый
Мальчиком в лодке с сачком.
По берегам карапузы родимые
Ловят пахучих хорьков.
Бушем не пахнет. Резвятся налимы и
Кучи плывут облаков.
Песня не песня, а что-то доносится.
Трудно понять. Вдалеке.
Рад оттого, что срослась переносица,
Тихо плыву по реке.
Если и сейчас не возьмут, то не знаю тогда. Бегу в "Натуралиста". Не взяли.
- Профиль вроде и наш, - говорят, - но нет этого, того в смысле... И потом уж очень обтекаемо как-то...
Ну, не знаю...
3.05.1990
ЧИСЛО
Передо мной - Валерий Пушкин.
Однофамилец, что ли? Он! -
Три года слушал крик кукушкин
И был немало изумлен. -
Когда ему откуковалось
Такое длинное число,
Что вряд ли цифр, чтоб записалось
На свете хватит. И... ушло.*
* Кто ушло? Что ушло? Число, что ли, ушло? Да, рази такое может быть? Числа рази ходят?
А, впрочем, если по сандуновской системе "пришло-ушло", то вполне может быть! (Что ушло-то...). Довольно ло гично. А может это Валерий Пушкин ушло? Нет! Нет! - вот этого уже никак не может быть. А... а... я, пожалуй, начинаю догадываться, что бы это могло быть! Все очень просто. Валерий Пушкин - это псевдоним.
А тот, кто под этим псевдонимом - среднего рода! И вот оно-то - и ушло.
А что... В те времена еще и не такое случалось. Тоже довольно правдоподобная версия. А, кстати, какие это
такие - "те" времена? Даты нет. Подписи тоже. Ни черта нет!
А стишок таки презанятный. Надо будет Гнидогадову снести. Он любит, когда про писателей, или вообще что-нибудь... Эдакий кретин! Притом гнида сущая. Мерзавец. Но это я - собственно - так, к слову! Я, в сущности, против него ничего не - С? - Нет! Р? - Тоже нет! А, черт! Из-за этого осла слово позабыл. Точней, не само слово, а с какой буквы начинается... Само-то слово, я хорошо помню! Ну, да все равно! Эдакий кретин! Просто баран какой-то!
У него, кстати - и брат - баран! Да! И сестра...
(А числа нет! Ушло наверное)
BLINFOLD TEST
Дёминой Вере Павловне и Прудниковой Нине Кузьминичне
Нина Кузьминична Прудникова и Вера Павловна Демина не то, чтоб незнакомы между собой, но даже и не подозревают о существовании друг друга. Параллельные миры.
А ведь у них много общего. Обе умны, обе красивы, у обеих прекрасные манеры, изысканный вкус, обе любят и разбираются в джазовой музыке, обе... Ну, ладно.
Бывало, подойдешь к Нине Кузьминичне с плеером, поставишь Орнетта Колмана и скажешь:
- Угадай, Нинок, кто это?
Смеется Нинок:
- Ясное дело, - говорит, - Джек Тигарден, кто же еще? Только он может так захуячивать.
???
Вера Павловна тоже остроумная дама. Подойдешь к ней с плеером опять же, поставишь Эллу Фицджеральд и спросишь:
- Верунчик, золотце, кто это?
Обижается Верунчик:
- Ты что, - говорит, - меня за дуру держишь? Кто-кто... Да это любому барану известно. На нашей планете, - говорит, - только один человек так ***чит. Кто-кто... Шварценеггер. Вот, кто!
???
Вот она, та общность взглядов и оценок, роднящая этих прелестниц. Но самое удивительное то, что ни Демина Вера Павловна, ни Прудникова Нина Кузьминична не только не знакомы между собой, но даже и не подозревают о существовании друг друга. Параллельные миры. Вот бы их познакомить!
А что, интересная мысль.
Июль 2001
СНЫ
Сны не датированы, но это примерно 1998 - 2000 года. Сны частично больничные, частично домашние. Здесь приведены из довольно большой подборки снов наиболее интересные, на мой взгляд, 52 сна, проливающие свет на мою психику.
Некоторые сны я пытаюсь толковать, некоторые - нет.
1. В эту ночь ничего не видел.
2. Меня кто-то преследует. Я мечусь и убегаю. Преследователь повис на моем окне шестого этажа. У меня за спиной нечто, вроде противогаза. Сзади меня яркий огонь. Плазма. Меня еле спасают врачи. Что-то про таламонал. Кошмары.
3. Я говорю отчиму: - Дядя Женя, Бандидо! (название песни с пластинки рок-группы "Чемпс", подарок Миши Горчакова).
Отчим отвечает мне: - Ну и что? Вербубо!
У меня два "д" в конце слова "Бандидо" (дидо), у него два "б" в слове "Вербубо" (бубо). Как странно, отчим уловил аллитерацию.
Приснившийся эпизод действительно был в жизни.
4. Я сижу на диване в гостях у Жижиных. Со мною рядом сидит Толя Жижин. Ольга играет на фортепиано мою композицию "Olina Blues"
5. В эту ночь не спал. Все думал о том, что мне предстоит написать рассуждение о правильном прочтении "Оды" Мандельштама и о моей встрече с Н.Я. Мандельштам. Раздумывал, как мне хорошенько обосновать выкладки и сами доказательства (насчет моего прочтения "Оды").
Это была беспокойная ночь. В самом деле, в психбольнице лежит человек и ночью думает о Мандельштаме, и никто на белом свете не подозревает об этом. Это по меньшей мере, довольно странно.
Понедельник, 12 октября 1998 года
6. Спал, как убитый, после бессонной ночи и выполненной днем задуманной мною работы.
7. Ко мне домой приходит Гриша Шабров. Я даю ему деньги, чтобы он сходил за выпивкой. Он говорит: "И где ты их только берешь?".
Так действительно было.
8. Нашу семью преследует мафия. Мы с матерью и отчимом убегаем. Садимся в троллейбус, едем. Троллейбус останавливается на той же остановке, где мы садились (?). Отчим верит мне, что это серьезно. Мать не верит. Я не пытаюсь ее разубедить, это бесполезно. Какая-то строка: "И горит, горит холодным метамфетаминовым светом на высоте 4007 никогда не гасимая звезда".
9. ... Я прошу у Коли Королева фотографию на память, а его жена Лиза почему-то не хочет, чтобы он подарил мне свое фото. Так я это фото и не получил. Почему, не знаю.
10. Я на кладбище. Не то хороню кого-то, не то навещаю. Покупаю на кладбище самодельную "пушку". Пули из теста. Тесто жидкое, и пули не летят. Я решаю добавить в тесто "БФ-2" (?) Снова строка: "В атмосфере абсолютного метамфетамина". Что такое? Не знаю.
Сон про кладбище наверное из-за того, что накануне я читал Надежде Петровне свое стихотворение "Про Неахеджакову", - там есть кладбище, а купил "пушку" потому, что вспомнил, как Игорь Хисямов говорил: "Она всегда со мной (пушка)".
11. Опять мое старое видение о бесконечном метро. Станции настолько удалены друг от друга, что поезда как бы междугородние. От остановки к остановке ехать бесконечно долго. Поезда ходят чрезвычайно редко. Названия станций незнакомые.
Мне часто снится этот сон. Может это сон о бесконечности? Интересно, что эти незнакомые названия станций после сна я припомнить не могу, хотя во сне я читаю их и удивляюсь их звучанию.
12. Леша Зубов в Нью-Йорке, и я разговариваю с ним. Леша жалуется, что с него сняли - не разрешили носить - белые брюки. Я вспоминаю во сне, что с меня тоже недавно сняли в больнице джинсы, мне не разрешила их носить Маргарита Ивановна. Я говорю Зубову: "А что же посольство? Твое двойное гражданство...". Леша машет рукой.
13. Мы с Валерием Малышевым нашли возле моего дома контрабас со сломанными колками, но струны странным образом держатся. Принесли ко мне домой, и я с Володей Данилиным играю то на трубе, то на контрабасе (?). Марина Говорова и Таня Янзен повадились ходить с Малышевым в какое-то азартное казино. Я тоже пошел раз с ними, но мне не понравилось.
Думал утром, что сон будет про оружие - мы в палате говорили накануне об оружии, но приснилось другое. Хотя контрабас - это тоже оружие. Наше оружие. Причем азарт?
14. Гитлер в Ялте. Не помню, с кем, но мы отбираем у Гитлера вещи, ордена, меха (?).
Вероятно, опять сказались разговоры в палате об оружии, которые были на днях.
15. Сна не помню.
16. Сон не успел записать. Помнил, но забыл.
17. Мы с дочкой Аней на Новослободской вешаем какие-то шторы. Потом, как я еду на работу и забываю дома трубу. Я говорю матери: "Что же ты не напомнила мне, чтобы я взял трубу?". Мать отвечает: "Я как-то не подумала об этом".
18. Я перелистываю "Козлиаду". Рядом стоит Данилин. "Козлиада" - толстый сборник стихов. Некоторые стихи написаны не по-русски. Я в недоумении - что это такое? Ваня Васенин пьет пиво. Сумбур.
19. Мы с кем-то стреляем из лука. От лука нигде не спастись - ни в горах, ни на море, ни в лесу (?).
Вадим Сакун. Сумбур.
20. Маргарита Ивановна выписывает меня из больницы и говорит: "Вновь поступишь через пару месяцев"
Коля Королев везет меня на своей машине домой. Мимо мелькают огромные, сильно дымящие грузовики.
21. Я объясняю Толе Сазонову, как нужно импровизировать "All of Me". Я говорю ему: "Второй аккорд А7 (в F) нужно задевать 7-ую, 2-ую и 6-ую ступени". Толя слушает, но не вполне понимает меня. Я нервничаю и никак не могу толком объяснить это.
22. Миша Горчаков говорит мне, что он договорился о нашем с ним участии в съемках какого-то подводного фильма (?). Я буду играть на трубе под водой. Мы будем погружаться в воду на 30 секунд (?). Мне нужно только играть, а все остальное сделает потом режиссер (оператор?).
23. Мы сидим с Володей Данилиным в его машине возле моего дома и пьем шампанское. Мимо нас ведут под конвоем толпы каких-то людей. Два человека хотят скрыться и заходят в мое парадное. Мы с Володей подымаемся на лифте. Я кричу: "Можете выходить". Дома я включаю МАГ-8, и мы с Володей, слушая музыку, продолжаем пить шампанское. Я пытаюсь что-то сыграть на фортепиано, но белые верхушки клавиш отрываются. Я хочу вновь насадить их на прежнее место, но у меня ничего не получается. Наконец, нам вместе с Данилиным удается починить их.
24. Мы едем на бронепоезде. Начальник бронепоезда Лев Троцкий. Боря Новиков с Лешей Такотлы выпрыгивают на ходу и снова влезают в хвостовой вагон бронепоезда. Их ищут, но тщетно. Троцкий ругается.
25. Я собираюсь на войну и собираю в ящик инструменты - сверла, молотки, дрели, кусачки и т.д. Мне кто-то помогает.
26. Записи Валерия Пономарева, сделанные в виде 16-ти мм киношных бобин (?). Я спрашиваю у матери: "Можно мне проиграть их?".
Магнитофонные записи, сделанные в виде киношных бобин, очевидно приснились потому, что накануне я вспоминал о своем 16-ти мм фильме "Art Blakey in Tokyo".
27. Есаков Миша сидит на 2-ом этаже на балконе моего дома и играет на гитаре. Он зажимает струны какой-то планкой и берет различные аккорды. Я прошу у него экземпляр его книги о Чарли Паркере. Миша кивает головой.
28. Я играю на трубе "Like Someone in Love". Играю долго. Мои импровизации очень удачны.
Утром я не могу вспомнить удачные фразы. Жаль.
29. Яня Костричкина с Таней Латушкиной читают "Гелиофаг". Смеются. Потом я сам читаю им вслух. Смеются еще больше!
30. Что-то несуразное. Будто я играю у Володи Романова в ресторане "Будапешт", и он берет на работу нового флюгельгорниста. Я в недоумении - разве я плохо играю?
31. Я записываю для Бори Новикова какую-то музыку. Пленка плохая и все время рвется. Я ищу хорошую пленку. Мне кто-то дарит две статуэтки.
В палате накануне читали шуточное стихотворение "На горе стоит статуя".
32. Диззи и Паркер играют в футбол. Звучит музыка "Victory Ball". Что-то про Клейнота.
33. С Углового переулка бежит несметное количество крыс. Огромным стадом они бегут в сторону центра. К крысам бросают человека, - через минуту виден его обглоданный скелет, - как в фильме "Охотники за каучуком", где пираньи пожирают медведя. С Красной площади навстречу выставили кордон солдат, но крысы все бегут и бегут. Потом мать говорит мне: "Это тебя целует лошадь" (?) Я в недоумении.
Думаю, что крысы приснились, потому что накануне по телевизору показывали фильм "Красная жара".
Крас - Крыс! Я всегда чутко реагирую на звуки, а результат - неожиданные, но оправданные ночные странные и причудливые отражения действительности.
34. Я читаю Надежде Петровне Визитиу стихотворение Горянского "Лебедь" с переделанной мной концовкой:
Да, я лебедь!... Я в полете красивом спешу
К небу и к солнцу - в гордом озарении...
Вот возьму про Надежду Петровну и напишу,
Что она выделывает у себя в двадцать пятом отделении.
Надя смеется и называет меня Лебедем.
Просыпаюсь и вспоминаю, что так было в действительности.
35. Я иду на почту и посылаю какие-то книги по астрономии, физике и химии - в Африку (?)
Не могу объяснить этот сон. У меня нет друзей или знакомых в Африке.
36. Я в "уцененке". Хочу купить пару носков. Продавцы предлагают мне носки, и вынимают их из мешка палочками, как змей (?). Какие-то костюмы. Надпись "Из детских приютов". Носовые платки, шарфы. Много шарфов.
37. Сон, преследующий меня с детства. Я в каком-то таинственном парке или саду, похожем на "Ботанический сад". Обхожу весь сад. В саду озеро, как Ботаническом. На аллеях и дорожках странные фигуры. Чингер-Фын (?). Непередаваемый волшебный калейдоскоп событий. Времена года меняются - лето, осень, зима.
Это очень старый и странный сон. С детства!
38. Снится мой день рождения у меня дома. За столом сидят друзья и знакомые: Сазонов, Данилин, Родионов, Королев, Баташев, Лахтина, Прудникова, Демина, Янзен, Костричкина. Леня Эзов приготовил плов. Мы пируем и слушаем джаз. Мне дарят подарки. Я шучу и читаю смешные стихи и эпиграммы.
39. Снился Володя Журавский и Ваня Васенин. Лифт остановился между этажей и невозможно вылезти. Сумбурный сон.
Могу объяснить этот сон. Журавский и Васенин погибли. Лифт между этажами. Вылезти нельзя. Смерть! В пожаре на 21-ом этаже в ресторане "Россия" в лифтах задохнулось много людей.
40. Я с Эльдой Гловацкой поднимаюсь по горной дороге к ресторану "Сухум-гора" в городе Сухуми. Дорога бесконечна. Жарко.
С Гловацкой мы много работали вместе в ресторанах, но в Сухуми она со мной не работала. Я работал там с Борисом Мидным и Женей Грицишиным. Не понимаю, почему мне это приснилось. Сны - вещь странная и запутанная.
41. Будто мы играем в Загорске на танцверанде. Я, Сазонов, Коля Королев и ударник Антон. У Антона только малый барабан и тарелка. Барабанных палочек нет. Он играет двумя карандашами.
Проснулся и вспомнил, что так и было, только немного в измененном виде. На самом деле играли мы втроем, без Королева. Я на трубе, Толя на саксофоне и Антон на барабане. Играть было очень трудно без аккомпанемента, особенно вальсы, да и все другие вещи. Но никто ничего не заметил.
42. Снилась разрушенная лестница и затонувшая подводная лодка.
После разговора с Баташевым о том, что публикация, на которую я надеялся, оттягивается либо вовсе отменяется.
43. Я сижу на берегу моря. Не понимаю, где я и сколько времени. Потом прихожу домой, звоню в дверь. Не открывают. Присел на ступеньки. Опять звоню. Наконец, Аня открывает. Она стирала и не слышала звонка. Я спрашиваю: "Когда ты меня в последний раз видела?". Аня бормочет нечто невнятное: "Неделя, две" (?). Я удивлен, - не мог же я быть на берегу моря две недели? Там ведь холодно. Где я там жил? Где спал? Что ел? И потом, что это за море такое?
Искривление времени и пространства.
44. На рижском взморье я украшаю рыбачьи лодки. Меня обдает прибоем. Между лодок какие-то вкусные красные ягоды - клубника, малина (?). Звучит странная песня "Yes, Ulan-Bator Rock" (?).
45. Я где-то в гостях. Лето. Я прошу кого-то подарить мне какой-то большой портрет и велосипед. Потом вдруг я в Москве. Те, у кого я брал велосипед, приезжают в Москву. Я отдаю им велосипед, а портрет висит у меня на стене. Кто эти люди, что за портрет, что за велосипед?
Обычный сумбурный сон.
46. Клейнот принимает меня в Израиле. Угощает грибами и не помню, чем. Нищета страшная. Потом я спускаюсь к морю и кричу: "Клей, Клей!". Рассказываю о каких-то своих стихах, но Клейнот не понимает меня.
47. Я приезжаю в партизанский отряд. Один из бойцов держит в зубах мышь и прыгает в могильную яму, полную воды. Отряд делает прощальный залп и устанавливает на могиле обелиск с надписью. Происходит это все почему-то на улице Палихе, около дома тети Лиды (?).
Мышь - символ времени. Сон объяснить не берусь.
48. Я с Ниной Кузьминичной покупаю продукты в Угловом магазине на 1-ой Мещанской (проспект Мира). У меня в руках две сетки и чемоданчик. Мы берем ветчину, студень, три коробки конфет и еще что-то. После этого мы расстаемся с Ниной Кузьминичной, и я сажусь на "Колхозной" в метро, чтобы доехать до "Ботанического сада". Продукты высыпаются из сеток и остается лишь то, что в чемоданчике.
Между станциями метро "Колхозная" и "Ботанический сад" почему-то станция метро "Динамо" с какими-то ответвлениями в бесконечное метро. Я прыгаю на крышу вагона, и вагон привозит меня к каким-то высотным зданиям со звериными лапами и сфинксами наверху и непонятными надписями, будто я попал в таинственный нереальный мир. Я не могу прочесть эти надписи, хотя они написаны по-русски.
Сон этот о бесконечном метро и непонятных надписях и названиях станций часто повторяется с видоизменениями.
49. Я солирую на трубе в оркестре Олега Лундстрема. Играю "Sister Sadie" и все время думаю, как бы мне получше, повыразительней сымпровизировать 2-ую часть.
50. Снился Осип Мандельштам. Какие-то его неизвестные стихи.
Утром не мог вспомнить эти стихи, но помню, как во сне я читал их и восторгался.
51. Приснилось стихотворение:
Из всех Кисинтряфов, которые есть, -
Ты Первый, кого лицезреть имел честь...
Утром записал. Что это? О Ком? Не знаю.
52. Опять снился Осип Мандельштам.
Мандельштам мне снится часто.
ХИМИЧЕСКИЙ ЭТЮД
Останькович Элле Витольдовне
Всякое существо на свете существует в виде рацемата. Производные этого существа (попросту, дети) в свою очередь также являются рацематами, но от самого Бога, суждено им делиться на изомеры (L - левый, D - правый).
Каждый такой изомер (неважно, L он или D) существует в виде рацемата, но и ему суждено в свою очередь делиться на изомеры. И это очень справедливо.
К слову сказать, вообще все, что от Бога, справедливо. Таким образом, вся вышеописанная петрушка не только никогда не прекращается, но даже не может и помыслить себе прекратиться.
Далее. Если любое существо, особь или не знаю уж что, взять и, измельчив в порошок и растворив в подходящем растворителе, перегнать в вакууме с последующим выделением осадка, то...
Так вот. В осадке, полученном таким образом, будет содержаться небольшая, крохотная, премалюсенькая доля редких элементов. Золота, например. Да, да! В осадке, полученном после всех отгонок-перегонок, всегда будет содержаться немного, как мы говорили выше, - золота (неважно, человек, изюбрь или тля служили исходным сырьем).
Далее. Если получение золотосодержащих осадков из людей, существ и особей (с предварительным измельчением) запустить в серию (на заводах и в крупных промышленных лабораториях), то золота этого через некоторое (сравнительно небольшое) время станет настолько ощутимое количество, что его - это золото - можно будет с успехом менять (в Китае,
например) на рис, каковой реализовывать через торговые точки. На суммы, вырученные от реализации бартерного риса, можно будет закупать водку или спирт, каковой можно либо употреблять, либо хранить в специальных, приспособленных для этого складах и помещениях.
Да, я совсем забыл сказать, да хорошо - вспомнил, что водка-то, водка тоже ведь является рацематом и, попадая в желудок той или иной (скорее, иной) особи, немедленно делится на изомеры (L и D), каковые в свою очередь являются, чем бы вы думали? Да, да! Рацематами!
На примере водки мы также убеждаемся, что петрушка с делениями на изомеры поистине бесконечна. И это тоже очень и очень справедливо, как и все, что от Бога. В этом небольшом этюде содержится немало интересных мыслей. Тут и то, что все люди, существа, особи или не знаю, что, являются рацематами, склонными к делению на изомеры. И что измельчение всего сущего и не сущего на нашем свете в порошок с соответствующей перегонкой принесет нам золотосодержащие осадки. И что при серийном превращении всего сущего и не сущего на свете в золото, золота этого накопится столь внушительное количество, что только успевай кататься (в Китай, например) и менять затем это золото на рис, затем реализовывай этот рис через торговые точки, на вырученные от реализации деньги закупай водку или спирт. Водку или спирт можно как хранить, так и использовать (пить, к примеру).
Да, немало интересных мыслей содержится в этом небольшом этюде.
В конце этюда хочу сказать: - Будь прокляты все мыслимые и немыслимые рацематы, изомеры (как L, так и D), измельчение и перегонка, и золото, и рис, и водка (которая есть - тоже рацемат), но как только выпьешь ее, суку, так сразу, сразу эта падла начинает делиться на изомеры, и хоть тресни от всей этой невообразимой петрушки! Но особо, особо будь проклят Китай с его рисом!
Да, я забыл сказать (да хорошо - вспомнил), что рис ведь тоже рацемат и тоже делится на изомеры.
1999
ВЫСШАЯ ФОРМУЛА
Яниной Тамаре Владимировне
Раздумывая над числами (я люблю раздумывать над числами), мне показалось (мне часто что-нибудь кажется), что "2" это вовсе не "2", - это "22", а "4" соответственно вовсе не "4", а "44", и так далее...
Закурив (я люблю иной раз закурить), я стал то так, то сяк, короче, на все лады стал прикидывать, комбинировать и переосмысливать бессмысленные конфигурации и трансформации, все более и более растущих значений, но лишь когда я прибегнул к методу фигириснизации, объясненному мне на заре моей юности милым и дорогим другом Павлушей Мухоморовым, только тогда мне открылся поистине блажен¬ный числовой ряд, сущность которого передавало число ";", таинственное и бесконечное: 3,14159265358...
Усмехнувшись (я люблю усмехаться), я вновь закурил и тут же понял: ";" - не есть бесконечное число! Нет, разумеется, ";" - бесконечно, и кто сомневается в этом, просто индюк, земляной холм, Вава с бретельками...
Но иная уже мысль пришла мне в голову, - а что, если представить бесконечность не числом ";", а числом ";" в степени ";", то есть ";;", и дошло до меня, что больше, чем ";;" числа уже нету, разве что "(;;);".
И вот тогда я окончательно понял, что это и есть высшая формула на свете.
О, Павлуша Мухоморов! Как мне не хватает тебя! Ты по прежнему снишься мне в модном полупальто, в картузе из линолеума, с маленьким калькулятором подмышкой, весело жующим арбуз...
1999
АМПУТАЦИЯ МОРЯ
Авакову Рафаэлю Артёмовичу
Вот два силлогизма, или чего угодно.
1) Море хоть и сине, а всё же не так, как может показаться сдуру или с перепою.
2) Откуда ни возьмись, на нас сваливаются лишь дети да камни, хотя если добросовестно вникнуть в предмет, становятся понятными и эти, ранее не замечавшиеся нами места сброса.
Связав или стянув эти две мысли нехитрым словом “плюмс”, я немедленно приступаю к давно задуманной мной ампутации моря.
Какова же картина болезни, открывающаяся нам после ампутирования?
Не знаю, сдуру или с перепою, но только синие камни детей всегда вселяли в меня какую-то непонятно откуда свалившуюся тревогу. Места сброса этой тревоги я не знаю и по сей день.
ПЛЮМС!
Март 2002
НЕ С КЕМ ПОСОВЕТОВАТЬСЯ
Если я глуп и бескультурен, а кому-то ведь может померещиться и такое, то не по природе своей, а только против её, так как всевозможные институты культуры, обласкивающие меня бесконечное количество раз на моём, как говорится, жизненном пути, сделали-таки своё чёрное дело, и вот я стал казаться кое-кому, а этого уже предостаточно, более глупым и бескультурным, чем был при рождении.
Страшно и дико вдуматься в это. Да я и не вдумываюсь. Я просто спрашиваю себя: “Может ли быть такое?” И сам же отвечаю себе: - “Не может”. Правда я тут же добавляю: - “А может быть и может. “
Думаю, что я и сейчас кому-то кажусь ребёнком. Я даже точно знаю одного такого человека. Моя мать, скажем. Конечно, я не думаю, чтобы это были её происки и что она, считая меня ребёнком, по каким-то неизвестным мне причинам взяла и подменила меня кем-то. Но если даже это сделала не она, то кто-то всё-таки меня подменил? Я хочу обязательно знать, кто этот “кто-то”. И главное на кого меня подменили? И зачем? И где теперь настоящий я?
Может, меня уже давным-давно и в помине нет, а этот другой, ну я, короче, нате вам – тут как ни в чём не бывало. Просто голова идёт кругом.
Эх, если бы существовали люди, чтобы спросить, посоветоваться…
1995
РАССУЖДЕНИЕ О СОВЕРШЕНСТВЕ
Масленникову Геннадию Борисовичу
Настоящее совершенство никогда не будет достигнуто как, скажем, никогда не будет вычислено и выражено число П. Можно лишь бесконечно увеличивать число цифр, всё более и более уточняющих его, стремясь как можно дальше к его концу, но и только. П невычислимо.
Также невозможно представить себе, что оттолкнувшись от Земли и умчавшись в просторы Космоса, мы когда-нибудь упрёмся в конец Вселенной. Вселенная бесконечна.
Точно также бесконечен и путь стремящегося к совершенству. Если мы что-нибудь и считаем совершенным, то это только на настоящий момент. И не более.
Кажущее совершенным сегодня со временем перестанет представляться нам таковым.
С этой точки зрения Пушкин, например, вовсе не есть совершенство, он лишь образчик ума, такта, вкуса, великолепной гармонии, которая станет ещё великолепней, ещё совершенней, когда придёт час иного, грядущего Пушкина. Но и тот , грядущий, превосходящий Пушкина, в свою очередь, будет также бесконечно удалён от заветной цели.
Из всего вышеизложенного отнюдь не следует, что к совершенству не нужно стремиться. Нужно. Хотя это и бессмысленно.
Досадно, однако, что Петров, который, скажем, хорош, или Иванов, который ещё лучше Петрова, уступают всё же Сидорову, переплюнувшего всех их, и всё же перед лицом совершенства этот бедный Сидоров будет выглядеть обычной цифиркой, только с большим количеством нулей. Вот что обидно-то.
1990
ЭЛЕГИЯ № 17
Бычкову Ярославу Анатольевичу
А бандит, применяя глушитель,
Всё глушил и глушил, а киты
Развернулись, махнули хвостами
И в Америку на хер ушли.
I
Увидев это, бандит (это был советский бандит) срочно телеграфировал в Америку своему дяде, тоже известному бандиту (в Америке, надо сказать, все бандиты кроме президента, да и тот, если разобраться, самый настояший бандит ).
Текст телеграммы из СССР гласил: “иди атлантическому валу глушителем гарпуном срочно начинай глушку тчк ”.
II
Под развесистой марихуаной в голубом бассейне отдыхал дядя советского бандита (тоже бандит). Наслаждаясь прохладной влагой, он лениво перелистывал Теодора Драйзера. Гангстер-телохранитель подобострастно изогнувшись в виде доллара подал ему телеграмму на громадном изумрудном подносе. Американский бандит (дядя советского) энергично растёрся полотенцем, на котором был вышит золотом Эмпайр Стейт Билдинг, и отложив Теодора Драйзера, быстро почапал в сторону Атлантического Вала, насвистывая “ мани, мани, мани”. По дороге он купил небольшой катамаран, глушитель, гарпун, запас виски и сигару фирмы “Линч”. Затем дядя советского бандита (и сам бандит) ловко спустил катамаран на воду и, заплыв далеко в океан, стал поджидать китов время от времени прикладываясь к виски. Вскоре показались киты, и бандит начал злобно глушить ценных животных, не забывая прикладываться к виски и отчаянно дымя душистой сигарой фирмы “Линч”.
А бандит, применяя глушитель,
Всё глушил и глушил, а киты
Развернувшись, махнули хвостами
И в Японию на хер ушли.
Уввдев такое дело, американский бандит (дядя советского) немедленно причалил к берегу и, продав катамаран, глушитель и гарпун, быстро почапал к телефонной станции. Очаровательная телефонистка, кокетливо улыбнувшись (губки долларом), подала ему телефонную трубку на огромном платиновом подносе. “Токио на проводе” – сказала она. Отчаянно дымя душистой сигарой фирмы “Линч” бандит взял трубку и сеанс телефонной связи начался.
“Пикумиси, сказал американец, - ты меня хорошо слышишь?“ Бандит говорил со своей женой (тоже бандиткой, но японской). “Неплохо”, - последовал ответ. “Киты идут в Японию, сделай что нужно” , - приказал американец. “О, кей”, - воскликнула Пикумиси и сеанс международной телефонной связи окончился.
III
Звонко позвякивая золотыми йенами не шла, а летела по направлению к порту раскосая, но красивая бандитка Пикумиси, похожая на узкий и причудливый банан средней величины. Закупив всё, что требовалось для глушения ценных промысловых животных, смело вышла отважная бандитка в холодновато – тёплые воды родного японского залива.
И пила Пикумиси горячее сакэ, поджидая китов, и отмахиваясь от хищных москитов полами роскошного кимоно, вспоминала юность и не только юность. Вспоминала Фудзияму и не только её одну. Много чего вспоминала Пикумиси раскосая бандитка.
Приготовив гарпун и глушитель
Пикумиси ждала, но киты
Развернулись, махнули хвостами
И в Австралию на хер ушли.
IV
Видя такое дело, Пикумиси, жена американского бандита (и сама бандитка) срочно вернулась в город и дала “молнию” в Австралию своей подруге, тамошней бандитке – аборигенше по кличке “Опоссумиха”, что, мол, к вам движется огромная флотилия китов, что нужно, мол, встретить их и как можно скорее начать глушить их и так далее.
Получив телеграмму, аборигенша–бандитка собственноручно смастерила каное из кенгуриных кож и не поскупилась на два мощных глушителя и хороший бронзовый гарпун.
Друзья аборигенши из племени австралопитеков, опьянённые напитком “мугу–мугу”, развели на берегу громадные костры и под звуки там – тамов с нетерпением ожидали начала кровавого спектакля.
И вот “Опоссумиха” уже в море. Весело поют вёсла в руках бандитки, солёные брызги летят в разные стороны и бешено напрягаются белки её глаз хищно высматривая заветные фонтанчики. Увы…
Зря костёр развели, его пламя
Отпугнуло китов и они
На прощанье махнули хвостами
И в Антарктику на хер ушли.
Страшно негодовал бандит из СССР, матерно ругаясь и линчуя направо и налево всех и вся, бесновался его американский дядюшка, прекрасная японка Пикумиси от ярости сошла с ума и превратилась в нежную свинью, пасущуюся у подножия родной Фудзиямы, а браконьерша “Опоссумиха”, бандит – неудачник, так та просто вздохнула печально и пошла на хер.
Вот и кончилось элегия № 17
Апрель 2002
НАСТУПИТ ЛИ ВРЕМЯ, КОГДА МНЕ НАКОНЕЦ ПОВЕЗЁТ?
Астаховой Жанне Сергеевне
Прежде чем я стану выяснять, прояснять и исследовать то, из за чего я взялся за эту работу, я хотел бы разобраться в вопросе, волнующим меня издавна. А именно: Существует ли вообще время? Часть рассуждений и информатики, встречающаяся в моей работе, заимствована из древнейших донашеэровских источников.
Некоторые говорят, что время есть дистанция движения мира, а другие называют его самим движением мира. Но никакого времени не получается, будем ли мы следовать мнению первых, или же мнению вторых. Ведь если дистанция движения и само движение есть ничто без движущегося, то время, будучи дистанцией мирового движения, или собственно мировым движением, будет ничто без движущегося мира, но время станет миром, находящимся в известном состоянии, что нелепо. Далее, как движение совершается во времени, так и пребывание на месте. Но как никто не назовёт пребывание на месте временем, так и движение мира не следует называть временем. Движение мира всегда одно и то же, а время не всегда одно и то же, но зовётся то одним и тем же, то неравным, и если оно неравно, то большим, или меньшим. Следовательно, движение есть одно, а время есть другое. Аристотель говорил, что время есть число «счисление» прежнего и последующего в движении. Если же время есть это, а именно некое сознание прежнего и последующего в движении, то покоящееся и неподвижное не будут во времени. Или: если неподвижное находится во времени, а время есть
счёт предыдущего и последующего в движении, то обретающееся во времени, будет и покоиться и двигаться, что невозможно. К физикам Эпикуру и Демокриту восходит ещё и такое понимание времени: «время есть видимость, имеющая форму дней и ночей». Если исходить из этого Представления, то природа времени опять возбуждает апорию. Ведь если день и ночь являются нереальными, то отсюда следует, что и видимость, имеющая форму дней, не есть время и является нереальной. День, мыслимый в более собственном смысле и состоящий из двенадцати часов, то есть от восхода до заката, на наш взгляд, кажется нереальным. Ведь когда наступил первый час, тогда ещё не наступили остающиеся одиннадцать часов, а при отсутствии большинства часов не будет и дня. И далее: когда настал второй час, первый уже прошёл, а остальные десять ещё не наступили; поэтому при отсутствии большинства часов не будет и дня. Итак, поскольку постоянно существует только один час, а день вовсе не есть один час, то не может быть и никакого дня. Далее, не существует даже и отдельный час. Ведь он мыслится в протяжении и состоит из многих частей, из которых одних уже нет, а других ещё нет, так что и состоящее из них оказывается нереальным. Если же нет ни какого-нибудь часа, ни дня, ни по аналогии с этим ночи, то и время не будет видимостью, имеющей форму дней и ночей. Далее, о дне говорится так в двух смыслах. В одном смысле день состоит из двенадцати часов, в другом – он есть освещённый солнцем воздух. Поэтому последователи Эпикура называют временем или образ дня, состоящего из часов, или образ воздуха, освещённого солнцем. Но они не могут назвать время образом дня, состоящего из часов, потому что сам этот день есть время «я имею в виду день двенадцатичасовой». Вследствие этого если образ дня мыслится в качестве времени, то время будет образом времени, что нелепо. Поэтому не следует говорить, что образ двенадцатичасового дня есть время. Но и образ дня как освещённого воздуха также не есть время. Ведь этот тоже протекает во времени, и поэтому если образ такого дня есть время, то такой день будет в нашем образе. А это гораздо хуже первого предположения. Далее, с исчезновением мира, по Эпикуру, нет ни дня, ни ночи; поэтому нет ни дневного, ни ночного образа. Но нелепо говорить, что с исчезновением мира не остаётся времени. Ведь «исчезнуть» и «исчезать» выражает (известное протекание) времени. Если же это так, то время есть одно, а образ дня и ночи – другое.
Теперь я хочу сказать следующее. Предположим, что меня не существует, а Жанна Астахова существует, что, между прочим, соответствует действительности. В таком случае зреет вот какой вопрос: А повезёт ли когда – нибудь Жанне Астаховой ? Кто знает, может быть, ей уже повезло, просто я об этом ничего не знаю, да и не могу знать, так как, выше я высказал предположение, что меня не существует, а несуществующий, именно в силу своего несуществования, ничего не может знать о существующих. Да и каким способом, если уж на то пошло, несуществующий мог бы, хоть что – нибудь узнать о существующих? Думается, такого способа нет.
Далее. Жанне Астаховой может или везти, или не везти. В первом случае, ей станут завидовать, и она лишится и сна и покоя, от зависти и злобы её преходящих , поскольку всё в мире преходяще, дружков, но в особенности от подружек. Ох, уж мне эти подружки. Ясный день тогда может показаться Жанне глубочайшей ночью. В другом случае, при крупном фатальном невезении, которое, сдаётся, всё же лучше, и даже, в известном смысле, немного выгоднее обыкновенного везения, так как, сам собой, уйдёт и рассеется, ещё несозревший и не выпавший туман зависти, и всего того, что обычно за этим кроется. Существует и третий случай. Предположим, что Астаховой будет одновременно и везти и не везти. Мне очень не хотелось бы ждать от капризной и своевольной, никогда и никому не подчиняющейся фортуны, именно такого поворота событий, в отношении Жанны Астаховой. Везение и невезение происходящие одновременно, довольно таки неприятная вещь, полная различных неудобств и несоответствий. Позднее я ещё
Вернусь к этому щекотливому вопросу, если, конечно, не позабуду этого сделать. Сразу хочу сказать : - Я никогда и ничего не забываю, разве что какой – нибудь пустяк, например, как меня звать? Гора ли Волга, или это всего-навсего небольших размеров бабочка? Високосна ли ( в хорошем, необидном смысле этого слова ), моя сестра Анаит, живущая в Армении? Каким образом, например, можно абсолютно точно выяснить, зима сейчас, или лето? То, что на улице жара, ещё ни о чём не говорит. В хорошо протопленной печке, тоже, небось, не ахти как прохладно, но нелепо же говорить, что в печке сейчас лето. И вспомнилось мне почему – то моё детство.
Мне пять лет. Я слушаю патефон. Какая – то далёкая негритянка завораживает меня низким и хриплым, но тем не менее удивительно проникновенным голосом. Пела она на английском языке, смысла я не понимал, но слушал с удовольствием. Саммертайм, - пела эта женщина, в нашей маленькой печке. Перевод этой песенки мне объяснил мой родственник дядя Павел. Он пришёл с войны и знал всё на свете, в том числе и иностранные языки. Дяде Павлу я не очень – то доверял, хотя человек он был добрый и хороший. Помню, как я спросил у своей бабушки, - о чём эта песня? Бабушка звала меня Пёнушкой. Она улыбнулась. Пёнушка, это очень грустная песня о лете. Я недоумевал. Как же так? Ведь это у нас тридцатиградусные морозы и карточки. Ведь это у нас детей не водят в школу, как только радио утром скажет: - 2 8 градусов холода. Почему же тогда эта песня о лете грустна? Грустно, это когда метели, вьюги, когда нет воды и нечего есть. Но, песня о лете, и вдруг, грустна? Тогда я ещё не знал того, что знаю сейчас, хотя ещё до школы я перечитал все журналы и книги какие только были у моего отца, а у него была библиотека в 500 томов. Тогда я ещё не умел писать стихи, играть на трубе, и сочинять музыку. Всё это было потом, в 14 – 15 лет. Но, песню Саммертайм в нашей маленькой печке, я почему – то запомнил навсегда, и именно в такой странной редакции дяди Павла. Это биографическая страничка.
Ну, так вот, друзья мои, я возвращаюсь к тому щекотливому вопросу, к которому я обещал вернуться, и, как видите, не забыл этого сделать. Так вот. В случае одновременного везения и невезения, мне становится даже немного страшно за Жанну Астахову. Но давайте не будем впадать в мрачные фобии, и сгущать и без того довольно густую киноварь моих домыслов и предположений. Прошу заметить, пока ещё, ровным счётом, ничего не произошло,кроме того,что я изложил на послушной мне бумаге кое – какие свои предположения, частично такие, какие бы хотелось, чтобы они сбылись, а частично уже и совершенно не такие, каких хотелось бы на самом деле. Впрочем, кому хочется, тому и можется. Так говорит наш народ, а он далеко не дурак, как почему – то некоторым частично кажется, а другим не кажется вовсе. Я так просто на все сто уверен, и могу сказать это с абсолютной акрибистической точностью – народ не дурак. А до всех прочих, мыслящих инакомерно, мне нет никакого дела. Нет, разумеется, мне и до всех этих прочих есть дело, но только не сейчас, ибо сейчас я занят. Может быть занят человек, или нет? Отвечаю: может. А что, повторяю, думают по этому поводу все прочие, меня не колышет. Вернее, колышет, но не так, чтоб очень уж. Скажем так: - едва колышет. Колышет еле – еле, и то, как бы, отчасти. Почти не колышет. Колышет за чуток. Никак не колышет. Не колышет абсолютно никак, и не только не может колыхать, но даже не может и помыслить себе ухитриться колыхать меня, ни сейчас, ни в ближайшем обозримом будущем и совершенно уже никогда более. Отколыхалось навсегда. Аминь. Фигура речи в моём рассуждении о колыхании называется литотес , или преуменьшение. Это для информации. Однако я отвлёкся. Чур меня. Чур Жанну. Чур мох друзей. Пойдите прочь, дураки. Прошу внимания. Только что мне проклюнулась прелюбопытная мысль. Я говорю: - Если мне когда – нибудь повезёт на самом деле, то думается, и я в этом почти уверен, этим самым повезёт и Жанне Астаховой, и не только Жанне, но и всем моим друзьям. И вот почему.
Друзья мои, не забывайте, что это именно я, Андрей Товмасян Акрибист, и пишу свои стихи, песни, пародии, рассказы, пьесы, романы, и всё то, что кажется интересным мне, а следовательно и моему читателю. А вот если мне не повезёт, и я разучусь сочинять новое, и только новое, то… Ну, этого, положим, не произойдёт. Ну, а вдруг? Вблизи Везувия живём. Вот тогда – то, думается, не повезёт не только мне. Не дай Бог, приключиться эдакому. Однако, как соломку не стели, а может приключиться и такое, да всегда ведь и приключается, то – с одним, то – с другим, а то – вдруг, и со всеми сразу. Помните тысяча девятьсот тысяча первый? Не забывайте этот год. Редко, но приключается. Не дай – то Бог. Никому и никогда. Чур меня. Чур Жанну. Чур нас всех. Когда я писал лирику , посвящённую Жанне Астаховой, тогда я ещё не думал об этом. Лирика согревала меня и нежнила моё сознание. Лирика не позволяла мне думать о грозном. Но когда я написал «Префантастическую историю, или то, чего не было», и серьёзное программное стихотворение «Астахову раз пригласили в кино», где и лирика, но уже и не только лирика, а нечто уже совершенно иное, вот именно тогда во мне и родился замысел написать эту прозу, совершенно не похожую на всё то, что я писал ранее. Конечно же, это опять я, это всё тот же, узнаваемый теперь многими, мой язык, мой почерк, моя речь, но в этой работе я совсем не тот, что был раньше. Это я, но я – другой. Это Андрей Товмасян Акрибист образца лета двух тысяча девятьсот шестого года, полдня блаженного. Я сказал. Однако, мне хотелось бы вернуться к времени. Есть и такой взгляд на время. Если время существует, то оно или имеет границу, или безгранично. Но оно ни имеет границы, как мы покажем, ни безгранично, как докажем. Следовательно, время не существует. Действительно, если время имеет границу, то было некогда время, когда времени не было, и будет некогда время, когда времени не будет. Но нелепо, чтобы было некогда время, когда времени не было, и что будет некогда время, когда времени не будет. Ведь «было» и «будет» выражают разные времена. Следовательно, время не имеет границы. Но оно и небезгранично. Ведь одно в нём – прошедшее, другое – будущее. Поэтому каждое из этих времён или существует, или не существует. И если не существует, то время само по себе имеет границу, а если оно имеет границу, то остаётся первоначальная апория относительно того, что было некогда время, когда времени не было, и что будет некогда время, когда времени не будет. Если же существует и то и другое (я имею в виду прошедшее и будущее время), то они будут в настоящем. Существуя же в настоящем, прошедшее и будущее время окажутся в настоящем времени. Но нелепо говорить, что прошедшее и будущее мыслятся в настоящем времени. Следовательно, время и небезгранично. Если же оно не мыслится ни с границей, ни без границы, то его вообще не будет. Далее, и то, что состоит из нереальных частей, нереально само. О времени же считают, что оно состоит из нереальных моментов, поскольку прошедшего уже нет, а будущего ещё нет. Следовательно, время нереально. Сверх того, если существует время, то оно или неделимо, или делимо. Но оно не может быть ни неделимым, как мы выявим, ни делимым, как мы установили. Следовательно, никакого времени не существует. Действительно, время не может быть неделимым, так как оно делится на прошедшее, настоящее и будущее. Но оно, не может быть и делимым, потому что всё делимое измеряется какой – либо своей частью. Например, локоть измеряется пядью, и пядь есть часть локтя; пальцем измеряется пядь, и палец есть часть пяди. Я, скажем, измеряюсь своими частями тела, а Жанна Астахова, соответственно, своими и уже больше никакими иными, посторонними, не её частями. Было бы нелепо, если бы я, например, измерялся не своими частями, а, скажем, жаниными, и по аналогии со мной, Жанна – не своими, а моими. Далее. Если время и делимо, то оно должно измеряться какой – либо своей частью, если же время будет измеряться не своими, а какими – то другими, чужими частями, то это будет не только нелепо, но снова возбудит соответствующую апорию. Далее. Нельзя другие времена измерять настоящим. Ведь если настоящее время измеряет прошедшее, то настоящее время будет относиться к прошедшему, а будучи отнесено к прошедшему, оно будет уже не настоящим, а прошедшим. И если настоящее время измеряет будущее, то, будучи отнесённым к нему, оно будет не настоящим, а будущим. Отсюда и другие времена не могут измерять настоящее. Ведь каждое из них, будучи отнесённым к нему, будет настоящим, а не прошедшим или будущим. Однако если вообще время нужно мыслить или неделимым, или делимым, а мы показали, что оно ни делимо, ни неделимо, то следует сказать, что времени не существует. Вместе с тем время трёхчастно, поскольку одна часть его – прошедшее, другая – настоящее, третья – будущее. Из них прошедшего уже нет, а будущего ещё нет. Остаётся существовать одна часть – настоящее. Настоящее время в свою очередь или делимо, или неделимо. Но оно не может быть неделимым, потому что в неделимом времени, как говорит Тимон, не может возникнуть ничего делимого, например, возникновения и гибели и чего – либо подобного. Но если оно неделимо, то оно не будет иметь ни начала, которым связывается с прошедшим, ни конца, которым связывается с будущим. Ведь, имея начало и конец, оно уже не является неделимым. Если же оно не имеет ни начала, ни конца, то оно не имеет и середины, поскольку эта последняя мыслится только в связи с этим началом и концом. А то, что не имеет ни начала, ни конца, ни середины, то совсем не может существовать. Теперь я хочу сказать следующее. Разговаривая не так давно с Жанной Сергеевной Астаховой, я подумал вот о чём. А почему бы мне в этой моей новой работе не передать некоторой части моих знаний читателям, и в первую очередь моему первому читателю Жанне Астаховой, которую я считаю своим другом и очень достойным человеком. Ведь если Жанна Сергеевна, а вслед за ней, и все другие мои читатели, прочтут то, чем я собираюсь поделиться с ними, то, пожалуй, эти мои знания, собираемые мной , сколько я себя знаю, нисколько не повредят повествованию. Будет только польза. А это уже хорошо. Хочу заметить, что даже такое неприветливое место, как тюрьма, а ведь и та сумела научить меня кое – чему. Недаром, говорят « от сумы, да тюрьмы не отказывайся «. Говорят ещё и по другому, «не зарекайся», но это суть разночтения одного и того же. Работая в тюрьме в бане, я выучился, например, мастерски стирать, и, сейчас, при желании, я могу запросто заткнуть за пояс любую домашнюю хозяйку, разумеется, в области стирки. Искусству стирки можно научиться вовсе не обязательно в тюрьме. Этим ремеслом можно овладеть поработав известное время в обыкновенной « вольной « ( лагерное слово ) прачечной. И, всё же класс этой выучки будет далеко не тот, что в тюрьме, где для работы нет ничего, кроме допотопных ржавых котлов, ящиков с хозяйственным мылом, да крепких рук заключённых. Далее. Обретаясь в неволе и общаясь с товарищами по беде, я узнал много такого, чего не смог узнать бы даже в библиотеке Ватикана. Как это ни странно, но это именно так. У меня до сих пор сохранились словари собранных там редких слов, выражений, оборотов речи, пословиц. Я также услышал там множество редчайших песен. Некоторые из этих песен настоящие образчики чистого золота, и я не слышал их впоследствии никогда больше. Тексты и мотивы этих песен, я, разумеется, запомнил, и даже сейчас, по прошествии столь многих лет, почти полвека спустя, я часто вспоминаю их. Мне удалось спеть и записать почти все эти песни в Джаз Арт Клубе под собственный фортепьянный аккомпанемент. Один из моих ближайших друзей, вице – президент московского Джаз Арт Клуба, Рафаэль Аваков перевёл эти мои записи – плёнки в компакт – диски. Я очень требователен к себе во всём, касается ли это качества моих стихов, или моей игры на трубе и фортепьяно. Хочу сказать, из этих пятидесяти «бесценных», (во всяком случае, для меня), компактов, около половины добротного качества моего исполнения. Разумеется, это я так расцениваю свою работу, но так как, повторяю, я взыскателен к себе, то смею думать, что эта моя строгая самоцензура совпадёт впоследствии с мнением критиков. Если же их оценка качества моего исполнения разойдётся с моей, я всё равно останусь при своём мнении. Ещё раз, на этот раз, публично, через Интернет, я говорю Рафаэлю Авакову спасибо. И не только за это.
Нашу дружбу с Рафаэлем Аваковым разрушить так же бессмысленно и невозможно, как, скажем, попытаться разрушить могучую и неразрушимую систему Сандунова. Есть такая система. Я и Рафаэль, это Моцарт и Сальери, это Пушкин и Дантес. Я, понятно, Моцарт и Пушкин, потому как я композитор и поэт, а Аваков, это Сальери и Дантес, но не потому, что Аваков – убийца. Какой же Аваков убийца, если он вице – президент московского Джаз Арт Клуба и мой друг? Среди моих друзей нет убийц. Аваков – Дантес и Сальери, всего навсего потому, что нерусский. Но самое удивительное, что всё это моё рассуждение можно с равным успехом перевернуть и диаметрально наоборот. Аваков, это безусловно Пушкин, потому как Рафаэль в душе – поэт, и не только в душе, в молодости он писал стихи. К тому же Аваков прекрасно разбирается в тонкостях самой сложной поэзии. Далее. Рафаэль работал в комиссии по изучению наследия Владимира Высоцкого, а это говорит о многом. А Моцарт он потому, что в душе - музыкант, великолепно чувствующий, как джазовую, так и любую другую изначально хорошую музыку. Ну, а я тогда автоматически превращаюсь в Сальери и Дантеса, но опять – таки вовсе не потому, что я убийца. Какой же я убийца, если я – трубач, пианист, композитор и поэт. И потом, если я, действительно был бы убийцей, то думается, вряд ли тогда Аваков любил меня и дружил со мной. Вот и всё моё рассуждение.
Часть мудрости старинных мудрецов вошла в меня навсегда, став органической и неотъемлемой частью уже моего багажа знаний, и было бы глупо держать в себе эту галактику сведений, замыкаясь, и не делясь ею ни с кем. Я буду несказанно рад, когда мне после публикации этой моей работы, будут звонить незнакомые люди, и станут спрашивать меня обо всём, что их волнует и интересует. Так что, та весьма небольшая часть моих сведений собрана и скомпилирована мной здесь, частично для оживления повествования, а частично и для информативной пользы. Вы помните журнал Знание – Сила? (примерно 1948 – 1954 годы). Там было много чего интересного, несмотря на то, что это был детско-юношеский журнал. Но я хочу сказать следующее. Знание – Сила. Несмотря на абсолютную затёртость этого выражения, оно, тем не менее, в лаконичной форме сообщает нам глубочайшую правду.
Итак, я начинаю рассказывать. Знаете ли Вы, что индийцы радуются одному, а мы – другому, а радоваться различному служит признаком того, что получаешь разные представления от внешних предметов. По особенностям же каждого организма мы отличаемся так, что некоторые легче переваривают бычачье мясо, чем живущих между скал рыбок, и получают расстройство желудка от слабого лесбосского вина. Говорят, в Аттике была старуха, принимавшая без ущерба для себя тридцать драхм цикуты. Другая женщина, некто Лисида ежедневно принимала четыре драхмы макового сока. Демофонт, стольник Александра, попав на солнце или в баню – мёрз, а в тени – согревался.
Афинагор Аргивянин безболезненно переносил укусы скорпионов и фаланг, а так называемые Псиллы не испытывают никакого вреда даже от укусов змей и аспидов. Уроженцы Египта – тентариты, не ощущают вреда от крокодилов. Эфиопы, живущие близ реки Астапа едят скорпионов, змей и тому подобное. Руфин Халкидский пил чемерицу, однако, его не рвало и вообще не чистило, но он принимал её и спокойно переваривал, как какой – нибудь из обычных напитков. Хрисерм, принадлежащий к школе врача Герофила, съев перцу испытывал боли в желудке. Хирург Сотерих заболевал всякий раз, как ощущал запах сомовьего жира. Аргивянин Андрон так мало страдал от жажды, что даже проезжал безводную Ливию, не нуждаясь в питье. Цезарь Тиберий видел в темноте. Аристотель упоминает про одного жителя Фасоса, которому казалось, что перед ним всегда идёт какая – то человеческая фигура. Перефразируя Остапа Бендера, я хотел бы выразиться так: - Кто скажет, что всё это неинтересно, пусть первый бросит в меня камень. Кстати, хочу заметить, - эти слова Бендера,- есть неточная цитата из Библии. Ну вот, друзья мои, я передал Вам всего за несколько минут скромную часть весьма любопытной, на мой взгляд, информации, причём, в сжатой форме. Чехов говорил: - Краткость – сестра таланта. Прав был Антон Павлович. Хоть сестра, а и то хорошо. А то коптишь себе бел свет анахоретом. Ни тебе отца, ни тебе матери, ну, абсолютно никого… Как перст божий во пустыне.
О Жанне Сергеевне Астаховой, повторяю, главной героине этой моей новой работы, я буду рассказывать, мешая правду с вымыслом, много и долго. Собственно говоря, мой рассказ уже начался. Если Вы ничего не знаете о Жанне Астаховой, кто это, и что это, мол, за птичка такая, то это ничего. Сейчас узнаете. Астахова, она из Ц Р У, из И М И Д Ж – РУ хотел сказать, да перепутал… Великий я всё же путаник, но всё запутанное мной, так или иначе, распутывается, и в итоге остаётся только моё повествование, незамутнённое и чистое, как стекло Цейса. Прошу Вас запомнить ещё и вот что. То, что я говорю о Жанне Астаховой, является абсолютной правдой, какой странной или невероятной, на первый взгляд, Вам эта правда бы не показалась. Далее. Вот то, на что следует обратить особое внимание. Мой рассказ построен как из реальных, так и из нереальных элементов. Все эти реальные и нереальные элементы затейливо переплетены между собой. Внутри рассказа, - его ядро, состоящее из моих личных переживаний, сновидений, вымыслов, домыслов, фантастики, тайнослышанья, и даже гротеска. Некоторые черты Астаховой нарочито гиперболизированы мной и возведены в ранг почти недосягаемого, божественного абсолюта. Ничего не могу сделать. Таково моё сокровенное и глубоко личное видение Астаховой, причём, то что относится к области выдуманной мной Астаховой, как ни странно, ещё полнее раскрывает образ действительной и реальной Астаховой, а также моё отношение и всю мою искреннюю симпатию, и любовь к ней.
Итак, я начинаю свой рассказ о Жанне Астаховой. Сказка – ложь, но в ней намёк… Кроме того , что Астахова – мой близкий друг и редкая умница, именно ей, удалось сделать то, что не удавалось, и, пожалуй, никогда не удастся сделать больше никому на свете. Дело в том, что Жанна Астахова мне снится. Причём, каждый божий день, в смысле – каждую божью ночь. А мне вообще никто и никогда не снится. Снятся стихи, музыка, разное снится, но чтобы вот так, почти наяву, снились живые люди, нет, такого на моей обширной биографии ещё не приключалось. Как говорится, факт, не имеющий прецедента. Я в свои сны, между прочим, не пускаю никого. Ни за что на свете. Есть у меня одна такая хорошая привычка с детства. А Жанна Астахова, каким – то совершенно непонятным мне способом, взяла и взломала сейф моих сновидений, и через мой, не то генетический, не то, какой – то иной, выражаемый уже совсем другими, не известными никому терминологическими словесами, барьер, - ворвалась в мои сны, где царствует с тех пор, безраздельно.
Только на часах 12 ночи, сразу и начинает сниться. Время не теряет. И до утра уже. Закон моря. И снится – то ведь с изюминой какой – то особой. С хитриною. На высоком мастерстве работает. Видать, подготовку прошла солидную. И что это за курсы такие? Никто не знает. Остаётся только гадать. Может, это фирма «Бей в глаз, делай клоуна», а мож, и другая какая. Почище этой. Хотя уж куда чище – то? Чище уже и не бывает, небось. И с великой грустью вспомнились мне почему – то О С Ч. Особо чистые вещества. Может, Астахова, ко всему ещё и химик? Правнучка Менделеева? Узнать абсолютно не у кого. Сама не скажет. Тихоня. Себе на уме. Насчёт курсов. То, что это не «Утром ляжешь, ночью встанешь» это мне ясно. И что не «Глубже в лес, больше змей», тоже понимаю. Всё понимаю. Не пнём уродился. Может, это какое – нибудь «Сверхконтактное каратэ»? Не думаю. Муж прибил бы. Изувечил б на всю оставшуюся… В калеки б перевёл, не к ночи сказано. А Жанна говорит – добрый, ласковый. Вот и пойми её. Разноречивое и запутанное толкование обыденных вещей. Прямо «Семейный вопрос в России» В. В. Розанова. Так вот, про ночь – то. Врать не буду. Раньше ещё не каждую ночь снилась. Ну, это ещё куда ни шло. Это по божески. Терпимо, так сказать. А сейчас, так просто ни одного сна не пропускает. Ну, буквально, ни одного. Как с цепи сорвалась. Дорвалась до Андрюшки. Мож, у ней абонимент какой? Не скажет. Даже в Гестапо не скажет. Тихоня. Химик. Колбы, реторточки. Правнучка Менделеева. Хоть бы передышку давала какую. По Гринвичу. Какая тут к свиньям передышка. Какой Гринвич. С ней разве договоришься. Куда там. Так вот и живу теперь. Каждую ночь два фильма с участием Жанны Астаховой. «Молчи, грусть, молчи!» и «Нет в жизни счастья». Только эти две серии и гляжу. Знаю наизусть уже, а других не крутят. Приберегают, видать. На закуску. На посошок. На «Жанфильме» - то, небось, не дурни сидят. Специалисты. Знатоки монотонного изматывания. Инженеры души моей бедной. Перестраивают меня. Перекраивают. По личному указанию самой Жанны Астаховой действуют. А неплохие, думаю, оклады Жанок им подкинул. Перестроили чтоб меня. Перекроили на жанин лад, значит. И к чему они меня только готовят? Узнать не у кого. Тихоня не скажет. Даже в Гестапо не скажет. Под пытками. Редкостная тихоня. Химик. Остаётся только гадать. А гадалка – то надвое сказала. Вообщем,:- Молчите, проклятые карты, я вас не держал никогда… Астахова напоминает мне Аврору, богиню утренней зари, хотя вижу я её только в ночной двухсерийке. Несоответствие небольшое. Раскосец. Картины – то шикарные. Ничего не скажу. Блеск – картины. Но монотонный показ из кого хочешь душу вынет. А реальную, живую Жанну вижу тоже довольно часто, но только уже днём. На работе, в основном. А жалко. Вот если бы наоборот. Это, я понимаю, да, это вещь. Это то, что доктор прописал. За это я не то, что полмира б отдал, да я за это б…Ему обещали полмира… Так что, Жанна Астахова, одновременно, как бы Аврора, и как бы не Аврора. Раздвоение Жанны. Феерическое продолжение её фокусов – покусов. Обидно, досадно, до слёз, до мученья…Словом, очень жалко. Но вот то, если чтоб наоборот, ночью – Жанна, днём – кино, то, конечно, жальчее во сто крат. За то, не только полмира, душу б отдал свою. Вынул б сам, и отдал. Вот, мол, Жанок, это тебе. Бери, бери, золотая. Пригодится.
Уж чего я только не делал, чего не предпринимал. И сонники бочками глушил, и транки всякие. Не. Всё бесполезно. Судьба. Не судьба, в смысле. Карма. Вторжение с Альдебарана. Враждебные происки ласковых звёзд. Что хочет, то и делает. Зачем я мальчик уродился. На высоком мастерстве, повторяю, работает. С изюминой какой – то импортной. С хитриной особой. Не описанный ни в одном авторитетном медицинском справочнике случай насильственного вторжения в сны посторонних, заранее не предупреждённых об этом, особей. А вот на Сатурне, индивид один сказывал, энциклопедист, с этим строго. Уголовно наказуемо. Запросто можно вышку схлопотать. Но не боится Жанок ни вышки, ни в лесу косолапого мишки. Океан по колено. Что не выше, это точно. Муж бы прибил. Видать, и мужа не боится. Сделано в СССР. По особому заказу. В ящике, видать, делали. В ядерном. Военная приёмка. ОТК. Обязательная проверка на радиоактивность и полураспады всякие. Мучился Жанок, ясное дело, но зато ведь и человек получился необыкновенный. Обыкновенные, как живут. Обыкновенно живут. Ввалятся к вечеру с работенции и шмыг к холодильничку. Выпьют, закусят, ну, и кого на что потянет. Кто до отрубона «Час суда» по ящику смотрит, кто будильничек на семь ставит, и недолго думая, сымает паруса, и прыг в шконку, зубами к стенке… А тут нет. Не тот случай. Прозомбированные Жанны без страхов и комплексов. Пролегомены науки. Победа разума над сарсапариллой. Сделано в СССР, словом. Таким, не то, что океан по колено, таким ведь и Галактика в ту же степь. До колена, в смысле. Никак не выше. Оно, хочется, понятно, выше, но нельзя. Ни – ни. Муж прибьёт. Изувечить может. А Жанок не боится. Знает свою силу. Ловкая. Излучает чего – то. Светится. Радиоактивная. В полураспадах вся.
Уж на что Жанна Д ’Арк необыкновенная была. «Воин без упрёка». А что вышло- то, Жанок, что вышло ? Взяли тётку, да прямиком на костёрчик и взвалили. Для острастки, так сказать. Другим неповадно чтоб было. Поразмышляли на досуге чтоб. В великое назидание. Чтоб подумали, прежде чем… В Руане, Жанок, это приключилось всё. Своими собственными глазами два раза в книжке читал. В переводе, правда, но в хорошем. Не нашенский перевод, но путёвый. Люкс – перевод. Только прочитал, и всё стало вокруг голубым и зелёным. Но это, Жанок, уже не про нас с тобой. Я., положим, никаким голубым не стал, и не собираюсь, да и ты, слава Богу, не ахти какая птичка зелёная. Какие были мы с тобой, такие и остались. «Каким ты был, таким ты и остался»… А общество мировых академиков, конечно, крепко постаралось. Неплохо, видать, рубят ребята. Шарашат, как с русского. Сальности и физиологии разные, ну, ты понимаешь, о чём я, - опускают. За бортом оставляют. Аж детям до шестнадцати можно. Пущай, мол, читают. Ума набираются. Не лохи, словом, академики. Мировые мужики. Я б с такими и в разведку пошёл, и куда хошь пошёл бы… К чёрту б пошёл на рога… А что? Собрал б манатки в айн момент, и нетути меня. Акрибист уходит в бой.
А с другой стороны, скажи, Жанок, ну зачем мне с лохами этими мировыми, в разведку идти, или к чёрту на рога? Что я разведчик, или бытие мне надоело нашенское? Мне, Жанна ты моя, разлюбезная, и здесь хорошо. Сижу себе, пописываю… А выйдет когда работа моя изумрудистая, а она выйдет, Жанок, клянусь тобой, выйдет, будет и весь мир почитывать, то, что я сейчас медленно пописываю. Мне торопиться нельзя. Будет, Жанок, весь мир читать, то, что я пишу. Как миленький будет. Никуда не денется. Если б вот меня ночами ещё «Жанфильм» твой не мучил, душу б не бередил, быстрее б твой Андрюшка работал, гораздо быстрей. Ты поговори, Жанок, со специалистами своими, инженерами души моей бедной. Мож, временно, пока работаю я, осаду – то снимут с меня. Прекратят кажду ночь «Молчи, грусть, молчи» и «Нет в жизни счастья» гонять. Оно, понятно, фильмы с участием Жанны Астаховой, это картины чудесные, добротно сделанные и так далее, но, Жанок, посуди, мне же работать надо, дело делать, польза – то, именно тебе будет от этого. А какая тут работа, когда «Нет в жизни счастья» идёт, и ты в главной роли.? Я бумаги в стол тогда. Сразу. Так, что, будь любезна, дай распоряженьице своё, осаду с меня снять, и работа моя опять двинется. А закончу когда, крути по новой фильмы свои, и эти, и те, что вы мне на закуску, на посошок готовите. Представляю уже, что на этот раз ты мне приготовила… В любом случае, жду не дождусь, новых фильмов с тобой.
Но с Жанной Астаховой, скажу я вам, господа хорошие, такой фокус, как с Жанной Д ‘Арк, не проскочит. Ни – ни. Мою Жанну на алахай не возьмёшь. Не проханже. Умудрённая. Радиоактивные полураспады. Высший пилотаж. Прямо, Жанна Бесстрашная, какая – то. Ну, Жанна Д ‘Арк, тоже, ясное дело, герой была. Ничего не скажу. Однако, до тебя, Жанок, до славы твоей, далеко ей, как дну морскому до туманности Андромеды. Ей, ведь, мало кто помогал а на тебя, друг твой навсегда, Андрей Товмасян Акрибист, денно и нощно трудится. Во поте лица своего. Запомни, Жанок, я – это самая большая удача в твоей жизни. Самая большая удача, и огромная и неоценённая, пока что, тобой, - верная твоя подмога. И как это мы с тобой только встретились? Есть правда на земле. И Бог есть. Ты, ведь, Жанок, не забудешь меня аж до гробовой своей. Вечно помнить будешь. И дети твои будут меня помнить, и внуки с правнуками. Клянусь тобой, Жанок, а выше клятвы у меня нет, что именно так всё оно и будет. А вот уеду когда я к Плутону с Нокией, кофии распивать, всем скажешь,- вот был человек. Говорил мало, делал много. И никогда не просил ни о чём. Ни у кого. Таких, скажешь, уже нет сейчас. И долго, наверное, ещё не будет. А Вы, скажешь, найдёшь кому сказать,- вообще неизвестно кто. Что Вы – то, мол, сделали хорошего в жизни? И слов –то у меня никаких нет для Вас. Слова – то вот они. Остались. Да только ключик к ним, золотой, мой Андрюшка – дружок с собой унёс.
Ну вот, дальше я, значит, про Жанну Бесстрашную – то. Ей, ведь, не только костёрчик нипочём, ей вообще всё нипочём. И работа ей нипочём. И муж ей нипочём. А кто ей почём, того она кирпичом. И правильно. Так и надо. А то, заклюют, житья не дадут. Сам за себя не постоишь, никто не поможет. О величии Жанны. Уж на что, океан – океан, а, ведь, и тот, Жанне лишь до коленок достаёт. Не дотягивается выше. Не может. Хочет, ясное дело, кто не хочет, но не может. Вот тебе и океан великий. Первородный. Я, например, знаю одного человека, да и ты, Жанок, его прекрасно знаешь, так он бы за… Ну, ладно. Про это потом, когда – нибудь, не сейчас… Так что, с океаном, это типичный случай старческого бессилия. Импотентное Н 2 О. Ты, Жанна, это хорошо понимаешь. Ещё бы. Правнучка Менделеева и не понимает. Я не знаю, как там, правнучка Менделеева, мне до неё, в конце концов, никакого дела нет, а моя любовь, Жанна Астахова, всегда меня отлично понимает. С полуслова, причём. А насчёт океанического одряхления и бледной немочи, это вполне объяснимая вещь, если только подойти по учёному. Вникнуть хорошенько. Осознать. Перемолоть в себе. Сквозь призму серого, мозгового прогнать, пропустить… И опять вспомнились мне ОСЧ. Особо чистые вещества. Я, когда о Жанне думаю, а думаю я о ней всегда, то только их и вспоминаю. ОСЧ. Особо чистые… Так что, Жанна Астахова, это явление, несомненно космического порядка. Большие числа. Уфология. Ну, а ближе к бренной, - восьмое чудо света. Сады Восьмирамиды. Восемь пирамид Хеопса. Великое восьмикнижие. «Восемь, - странное число. Бесконечность. Занесло». Это, Жанок, я уже себя цитирую. Сам соломку не постелишь, сама знаешь… А насчёт Астаховой, видать, без участия фирмы «Бей в глаз, делай клоуна», и впрямь, не обошлось. Подготовка уж очень солидная. Да и почерк схожий. Горчичный рай. Дети подземелья. Две гитары за спиной. Профессионалка, вообщем…Коня на скаку остановит, в горящую избу войдёт. И войдёт. Как пить, войдёт. Жанна Бесстрашная, куда хочешь, войдёт. А то. Это я, Вам говорю. Про горящую избу, это, Жанок, конечно, Некрасов. Хороший был поэт. Ведь, это он о тебе писал. А о ком же ещё? Ну, а это уже мои стихи. Меня отличить, завсегда можно. «А вот был бы, я, - океаном, да ещё с золотым карманом, то лежать бы моей Жанне, со мной рядышком на диване». Ты, подумай только, ведь тогда, Жанок, тебе уже и сниться мне не надо будет. Ну, зачем тебе сниться мне, когда вот он я. Рядышком. Под боком. Ближе не бывает. Куда уж ближе – то. Ближе некуда. Два ОСЧ рядом. Два особо чистых человека. Я лгать не люблю, Жанна, ты знаешь. Так вот. Я очень тебя люблю, и пишу всё это не зря. Далеко не зря. К тому же, я, вполне реальный, и здоровый человек. Без отклонений. Не заводной апельсин. Это верно, нет у меня никакого полмира в кармане, да и не нужны они мне. Зачем мне полмира, когда у меня ты есть. Ты, это больше, чем полмира. Неизмеримо больше. Ты, это – мой мир. Весь мир. Солнце моё негасимое. И ночное, и дневное, и вечное. Так что, до встречи, Жанна. До опубликования этой моей работы в Интернете. Да что же, в самом деле, такое деется? Не дадут с любимым человеком в Парагвай слетать. Несправедливо.
Всё на свете, Жанок, упирается в везение. Вот примерец тебе небольшой. Пошёл один собакенцию выгуливать, да под трамвайчик – то и угодил. Ну, не повезло человеку. С кем не бывает. Помнишь такую песню: Шёл трамвай девятый номер, на площадке кто – то помер, тащат, тащат мертвеца, ламца – дрица. Ца – ца. Весёлая была песенка. Жизненная и правдивая. Частенько её исполняли. И во дворах – подъездах, да и на застольях разных тож не гнушались. Народ хорошую песню завсегда уважает. А вот, Жанок, ещё тебе пример – случай. Дети из детсада концерт давали. Танцевали, пели. Весной дело было. В Зуевке. Это парк, Жанок, такой. Детский. Бывшее кладбище. Я не сочиняю. Правду пишу. Ну, так вот, Зуевка – то, «под крышей дома твоего». Но это я, Жанок, маху дал. Надурил. Правильно надо, - «напротив дома моего». Зуевка, она как раз напротив моего жилища располагается. И как же, Жанок, замечательно эти детсадовцы певали – распевали. Закачаешься.
Слушай, Жанок, куплет развесёлый. Когда едешь на Кавказ, солнце светит прямо в глаз. Когда едешь ты в Европу, солнце светит тоже в глаз. Хором исполняли. Под балалаечку. Народ балдел, как сом под корягой. Хороша песня. Ничего не скажу. Её щас редко поют. Никто слов не знает. А песня мировая. Сказка. И мотив тож мировой. Враз запомнишь. Ну, а теперь про меня немного. Я ведь, Жанок, когда в клубе, тоже пою. Не смотри, что безголосый. Нет такой песни, чтоб я не спел. Всё, что знаю, всё пою. И, ведь, нравится, людям – то. Вижу, что нравится. Хлопают. Пой, кричат, а джаз пущай отдохнёт маленько. Понимаю я их, Жанок, ох как понимаю. Плохой джаз хуже редьки горькой. Лучше уж повеселить людей, что – нибудь смешное спеть. Люди – то, отдохнуть пришли. Клуб ведь это, а не ломбард. Вот пою я, к примеру, Роземунду. Слова, ясно, сам сочиняю. На ходу. В темпе вальса. Роземунда, любишь ли ты меня? Роземунда, где же нога твоя? Ну, и так далее. С шуточками – прибауточками. Думаешь, не понимаю, Жанок, что ерунда всё это? Думаешь, не понимаю, что не то это? А вот, как раз для зала – то, уставшего от плохого джаза и грохота, эта ерунда моя, как раз и есть, то самое. Как узнать, нравится или нет? Да проще некуда. Бисирование, разве ни о чём не говорит? Криков, давай ещё, Андрюшка, чего – нибудь, в том же духе, разве мало? Не стесняйся, кричат, и пою я, Жанок, пою. Вот тебе и Товмасян безголосый. Сам себе аккомпанирую на фортепьяно. С любым другим пианистом, петь не буду. Только сам. Сами с усами. Играем и поём. «Заходите к нам на огонёк…». Теплеет зал. Понимает, - для него стараюсь. Связки надрываю. Голосовые свои. Ничего. На мой век хватит. Или вот ещё чего пою. Ты стоишь на том берегу, я тебя поймать не могу, ты лежишь на том берегу, я с тобой прилечь не могу… Эх! Я хочу тебя целовать, но не в силах тебя я поймать… Ну, и так далее. Текст сам сочиняю. По ходу пьесы. Чушь? Не то слово, Жанок. Самая, что ни на есть несусветная. Такая чушь, дальше некуда.
Я спрашиваю тебя, Жанок. Объясни мне, почему после прекрасных джазовых композиций Чарли Паркера и Тэлониуса Монка, сыгранными нашими горе – музыкантами так омерзительно, и так громко, что только и думаешь, как бы побыстрее уехать отсюда, к чёртовой бабушке. Бежать, куда глаза глядят, от этого страшного грохота и безвкусия. А грохочут они так, что… Представь, Жанок, что ты не на концерте, а на заводе, в каком – нибудь мартеновском цехе. Внутри ядерного реактора. Внутри бомбы водородной. В центре циклона. Так вот. Я говорю, почему же тогда, когда я пою всю эту чушь и дичь, у всех в зале теплеют взоры? Почему люди улыбаются? Почему смотрят они на сцену, на меня, перестают пить и чокаться, и наступает та почтительная и блаженная тишина, которой тщетно ждут, и вряд ли дождутся наши, прости, Господи, горе – музыканты? Всё очень просто, Жанок. Всё это происходит потому, что я играю и пою, именно то, что им по душе. Люди всегда люди. Я хорошо вижу со сцены, как всё смолкает. Шума нет. Есть только внимание зала. Пою я, может, и не ахти как, и даже, наверняка, не ахти как, но я знаю меру, знаю, что играть, и что петь. Играть и петь нужно добротно. И не громко. Запоёшь громко, пиши пропало. Запоешь громко, - конец. В тот же миг отвернутся все. Будут пить, анекдоты травить. Нет, Жанок, - играть, равно, как и петь, нужно достойно, и, именно то, что нужно людям в этот поздний час. Поздний, это когда 11 часов. Или 12. Когда все чертовски устали от некачественного джаза. А я продолжаю петь. А мне продолжают хлопать и бисировать. Я не Карузо, понятно. Я всего навсего Товмасян. Как умею, так и пою. Выше себя не прыгнешь, Жанок. Но я вижу, то что я делаю, людям по душе. А это главное. Будешь петь не то, - упустишь зал. Жаль, что этого не понимают многие наши музыканты и вокалисты. Может и поймут когда – нибудь. Думаю, что если сейчас ещё не поняли, то не поймут уже никогда. Недавно, Жанок, твою цыганочку пел. Вся про тебя. Последний куплет такой был. Отчего, да почему, да по какому случаю, только Жанну я люблю, а остальных я мучаю? Эх, Жанн, ещё Жанн, ещё много, много Жанн… Спел я, значит, цыганочку твою, а из зала кричат мне. И зачем же тебе столько Жанн, Андрюшка, ты наш золотой? Кричат, Жанок, конечно, не совсем так, передаю не дословно, но смысл, именно этот. Отвечаю в микрофон. На всю оставшуюся, чтоб хватило. Упакован, чтоб был под завязку. Не суетиться, чтоб потом. Не бегать. Не искать больше. Сколько ни есть у меня Жанн, - все мои. Мне, правда, говорю, и одной Жанны хватит. Причём, с избытком. Но, как говорится, запас кармана не протрёт… Ну, и про монаха дальше. Я тебе как – нибудь, при случае, расскажу этот стишок. Забавный, а главное, метко сказано кем – то. Всё то, что я пою и играю, это для зала. И шуточки мои, прибауточки, - тоже для зала. И подбор песен, - тоже для зала, для людей. Не будет контакта с залом, - стоп. Тормоз Матросова. И как бы стержень Никодима, образовался в пустоте… Видишь, Жанок, какие – то стихи новые зреют. И что это за стержень Никодима, сам не пойму. Мозг так диктует. Я, ведь, стихи, Жанок, всегда пишу. И дома, и в клубе, и в метро. Всегда и везде. Ну, а сейчас опять про клуб. Ещё кричат, а, верно, ты, Андрюшка, придумал. Если Жанна твоя, и, впрямь, хороша, то, чем больше таких Жанн, тем лучше. Это мы согласны с тобой. А когда же ты, Андрюша, покажешь нам раскрасавицу свою? В своё время, говорю. Врать не буду, Жанок, когда я в ударе, такое могу отчебучить, закачаешься. Не веришь? Зря. Главное, денег я за труд свой не беру. Зачем мне деньги. Мне и без денег хорошо живётся. Заказывайте, говорю, что Вам угодно. Моё дело петь, ваше, - заказывать. А джазисты, когда пою я, на меня обиду дуют из стаканчиков гранёных. Хмурятся. Товмасян, мол, клиентуру отбивает. Не клиентуру, положим, а зрителя, его внимание. Какая же это клиентура, если я денег не беру принципиально. Это не клиентура, а уважение ко мне. Вот что это. А насчёт обид музыкантских, - так играть надо хорошо, ребятки. Будет и Вам внимание. Только, вряд ли, думаю, будет им чего. Им, Жанок, жмуров надо таскать, а не джаз играть. Джаз – вещь серьёзная. На арапа не проскочишь. Вот почему народ – то наш клубный, лучше мои песни будет слушать, или меня на трубе, когда я на трубе играю. Я ведь, Жанок, и джаз тоже так играю, как и пою. Пару пьес серьёзных, пару – тройку простеньких, душевных. Думать, ведь надо, прежде чем… Против шерсти не гладь. Себе же навредишь. Но на трубе, Жанн, прямо скажу, не всегда удаётся поиграть. Сцена – то всегда открыта. Иди, мол, играй. Не тут – то было. Играть я могу, только когда партнёр – аккомпаниатор достойный. А достойных мало. Есть, конечно, они, но в клуб редко ходят. Ты же ведь, Жанок, согласись, - не пойдёшь в кино, скажем, или в ресторан с кем попало? Не пойдёшь. И правильно сделаешь. Вот и я, точно такой же, как ты. С кем попало, - играть не стану. Я себя, между прочим, не на помойке нашёл. Пою я, в клубе, обычно, 10 – 15 минут. Но это уже от зала зависит, и настроения моего. Я могу, конечно, и 5 часов петь, да хоть сутки. Я ведь, двужильный, Жанок. Но долго нельзя петь. Перебор. Равновесие нарушится. Охладеют пылкие взоры. Зал упустишь. Потеряется сам смысл пения. Ну, и возмущения, ясно, пойдут. Ропот народный. Поникнешь гордой головой. Слухи поползут разные, интикуресные. Сама знаешь, добрая слава лежит, а худая летит. А мне, Жанок, худая слава не нужна. По правде говоря, мне вообще никакая слава не нужна. Объелся я ей в молодости. Никак в себя не приду. «Сыт я по горло, до подбородка». Но худая слава, мне, конечно, ни к чему. Если, так только. Для интереса эмпирического. Порассмотреть её, поизучать. А что это, мол, такое? Какая прелесть. Никогда бы не подумал. Пою, играю, хлопает народ, и мне как бы полегче. Но это, конечно, только видимость, иллюзия. А на самом деле, другие у меня планы, Жанок. И мечты другие. Собственно, не мечты, а мечта. Всего и есть одна. Но об этом потом. Когда – нибудь, не скоро, не сейчас.
СОН ПЕРВЫЙ.
Пришёл в ИМИДЖ – РУ. Жанка проведать. Соскучился очень. Жанок, только что, с юга вернулся. Загорел Жанок. Похудел чуток. Но всё равно, красавица писаная. Ни в сказке сказать, ни пером написать. Хотя, как это, не написать. Пишу ведь. Молчим. Ещё молчим. Потом я говорю: Как отдохнули, Жанна Сергеевна? Вволю ли покупались? Улыбается. Снова говорю: Жанна Сергеевна, Вы ведь знаете, как я Вас люблю. Скажите, чем я могу быть полезен Вам? Улыбается. Я опять. Жанн, хочешь, я тебе платье хорошее куплю? Молчит. Потом говорю. Жанн, я могу тебе и шубу купить дорогую, только выбирать, в магазин вместе пойдём. Молчит. Я опять. А вот, дачу я тебе, Жанок, не могу купить. Не потяну. Улыбается. А вот машину могу. Запросто. Права у тебя есть. Водить умеешь. Будешь себе разъезжать фанфароншей эдакой. Туда – сюда. Куда хочешь. И домой, и на работу. А? Молчит Жанок, но улыбается. Ну, ладно, говорю, Жанн, ты подумай, а я зайду через недельку, и ты скажешь мне, что и как. Ладно? А вообще – то, Жанок, говорю, машину я тебе боюсь покупать. Ведь ты же разобьёшься, Жанок. Всмятку. Мне – то, какое горе будет. Век себе не прощу. Из за меня, мой Жанок разобьётся. Нет, не буду машину покупать. Ты же ведь знаешь, что я для тебя на всё готов. Улыбается Жанок. Такой вот разговорец был. Во сне.
СОН ВТОРОЙ.
В ночь с второго на третье сентября 2006 года. Этот мой сон, сон реальный, и имеет несомненное отношение к моей работе. Этот сон лишён придумываний, домыслов, поисков удачных редакций, шлифовки, и всего того, что называется творчеством. Тем он и ценен для меня. Ночь. Каким – то фантастическим образом, я у Жанны на работе. В Имидж – Ру. Для чего пришёл, не знаю. Жанна что – то делает. Я сижу и смотрю на неё. Мыслей нет. Кто – то свыше, говорит мне. Это и есть, мол, твоя божественная Жанна? Я молчу. Время умерло. Наконец, я вступаю в разговор с Жанной. Собственно, это не разговор, а, монолог. Я говорю. Жанна Сергеевна, я попал в ужасно неловкое положение, и не знаю, как из него выйти. Я очень люблю Вас, и очень дорожу нашими добрыми отношениями. Мне не хотелось бы, чтобы эти добрые отношения, оборвались из за этого моего ночного непонятного визита к Вам. Скажите мне что – нибудь. Что хотите. Мол, уходи. Или, оставайся, мол. А лучше всего, не говорите мне ничего. Ваше молчание, это самый лучший ответ. Жанна долго смотрит на меня и молчит. Сон свернулся. Этот драгоценный для меня сон, записан мной дословно. Третьего сентября 2006 года. Утром. По памяти.
У меня много друзей. Собственно, все, кого я знаю, мои друзья. Это, Рафаэль Аваков, Николай Королёв, Людмила Пермикина, Андрей Николаев, Геннадий Кренделев, Сергей Аблазов, Андрей Луцик, Елена Луцик, Марина Бегун, Лариса Владимирова, Виктор Елисеев, Надежда Артемьева, Евгения Саргсян, Владимир Кукуев, Татьяна Стрельникова, Тамара Янина, Анатолий Сажнев, Светлана Сажнева, Юлия Фурманюк, Нина Шахурина, Валентина Шумина, Надежда Егорова, Марина Гладилина, Инна Прилежаева, Евгения Черепнина, Татьяна Коршунова, Ольга Видлянская, Елена Огарёва, Ольга Рябова, Игорь Постников, Дмитрий Ухов, Игорь Давыдов, Александр Арутюнов, Ольга Арутюнова, Павел Корбут, Александр Забрин, Григорий Мхитарян, Ярослав Бычков, Владимир Данилин, Александр Железняк, Наталья Зорина, Валерий Туркин, Александр Казаков, Пётр Востоков, Геннадий Масленников, Кирилл Мошков, Михаил Грин, Марина Макарова, Людмила Фирсова, Георгий Волков, Ольга Волкова, Галина Марченко, Борис Алексеев, Алексей Баташев, и, конечно же, президент московского Джаз Арт Клуба, Александр Эйдельман. Я никогда не забываю также, и продолжаю любить моих мёртвых друзей. Их было много, и, я о них никогда не забуду.
НОВАЯ ЦЫГАНОЧКА
У меня жена была, она мне изменила
ЦНС и ДНК, и дитё родила…
Эх, раз, пей квас, нету денежек у нас...
На горе сосняк густой, на море акулы,
Познакомился с одной, а у ней регулы…
Эх, раз, вот те раз, нет, девчата, на фиг Вас…
Эх, сломалася кровать, да развалилась ванна,
Где Андрюшке ночевать, может пустит Жанна?
Эх, спать, только б спать, ясно с кем, и не вставать,
Для чего же нам вставать, коль пустили ночевать…
Эх, не будем мы вставать, кофе принесут в кровать…
Развалилася кровать, утоплюсь я в ванне,
Не пустит Жанна ночевать, пойду к подружке Жаниной,
К Кравченковой ночевать, к Ольге Александровне…
Эх, раз, ещё раз, где, мол, коечка у Вас,
Жанна профиль и анфас, лучше Ольги в тыщу раз.
Эх, раз, ещё раз, мне сегодня Жанка даст,
Разумеется, ответ, что, мол, нет, Андрюша, нет.
Даст, даст, как не дать, почему бы ей не дать
Свой уклончивый ответ, может, да, а, может, нет.
Мчит по небу космонавт, а за ним – то сколько…
Пил тройной на брудершафт с Кравченковой Ольгой.
Чем пить с Ольгой брудершафт, лучше стибрить Ольгин шарф,
Чем пить с Ольгой глаз на глаз, лучше выбить Ольге глаз…
Эх, раз, ещё раз, так и было, мол, у Вас…
У пивной стоит корова, и рубает вишню…
Приходила Кравченкова, требовала тыщу…
Эх, раз, дал враз, но не тыщу ей, а в глаз…
Эх, раз, дал враз, ей за наглость прямо в глаз.
Дал, дал, как не дать, почему бы ей не дать.
Жанна профиль и анфас, лучше Ольги в десять раз,
В десять раз приятнее, в тыщу раз бесплатнее…
У тюрьмы сидит Тристан, а в тюрьме Изольда,
Раз проснулся Товмасян, с Кравченковой Ольгой…
Эх, раз, бей в глаз, нету тыщи в этот раз,
Раз нет тыщи в этот раз, заходи в другой, мол, раз…
В чём же разница у нас? Я всё думаю про глаз,
Той дай тыщу, и весь сказ, - вот в чём разница у нас…
Тёщу отравил грибами, - скатертью дорожка…
Кто там машет мне ногами, с Имидж – Ру порожка?
Жанна, ты ль? Узнал Андрей, ноги твои вещие,
И чулки за шесть рублей, и другие вещи…
Эх, раз, пей квас, нету тёщеньки у нас.
На Савёловском вокзале, Кравченковых три лежали,
Подошёл, стал выбирать, мол, какую бы мне взять.
Одноглазая, та, - Ольга. Где взять тыщу? Нет нисколько.
Вдруг шепнул мне добрый дух,
Ты тащи с собою Ольгу, и, до кучи, этих двух.
Эх, раз, пью квас, я с троими в этот раз,
То, с красавицей безглазой, то, с двуглазыми двумя.
Тёлки – прелесть. Видно сразу.
Коль не подцеплю заразу, коли нет на них заразы,
К утру будет, мож, семья, будет крепкая семья,
Трое девок, один я.
Эх, раз, пьём квас, очень хочется сейчас,
До того, как выпьем квас, не забыть, двум выбить глаз,
Звездануть двуглазым раз, чтоб один остался глаз.
Ольгу бить нельзя никак, одноглазая и так.
Как у Юли Фурманюк, под окном цветёт урюк.
Трудно будет нашей Юле, сей урюк варить в июле,
В преогромнейшей кастрюле.
Эх, раз, ещё раз, жаль, попробовать не даст.
Даст, даст, как не дать, почему бы, ей не дать.
Кравченкова у вокзала, целый день маячила.
Маячила, маячила, Андрюшку одурачила.
Ждал её до самой тьмы, приготовил тыщу,
А она мне, сулемы, - ливанула в пищу.
Вот очнулся я, чуть свет. Ольги нет, и тыщи нет.
Ноет грудь от сулемы, буду ждать прихода тьмы.
Подловлю её, заразу, прям, у входа в Имидж Ру,
Отомщу за всё ей сразу, для начала, дам по глазу,
И, невинности лишу.
Киллер, по мому приказу, наградит её проказой,
И замочит поутру, на ступеньках Имидж Ру.
Помню, в детстве изумился, посмотрев Тарзана,
Я б, на Ельшиной женился, с разрешенья Жанны…
Я к Астаховой, а та, делай, чего хочешь, грит,
Только, мол, смотри тогда, не звони мне никогда,
Ты, ни днём, ни ночью…
А то, звонишь мне всегда, днями и ночами,
Спать мешаешь мне всегда, с мужем и друзьями.
Убирайся навсегда, к Верке, или, к Ольге,
Дай поспать, хоть иногда, с кошкою Изольдой.
Вот те, думаю, и раз, - ну, дела пошли у нас,
Вытесняют кошки нас.
Пошёл к Верке, и женился, с разрешенья Жанны.
Кравченкова удавилась. Ничего не изменилось.
Но недолго счастье длилось. Поплыли обманы.
Только с Загса с ней пришли, целоваться начали,
Дети Веркины зашли, маму поздравлять пришли,
Девочки и мальчики.
Эх, раз, ещё раз, где же совесть, мол, у Вас?
У меня всего, мож, час, как избавиться от Вас?
Эх, раз, ещё раз, всё проверил в этот раз.
Понял я. Мой глаз, - алмаз.
Жанна профиль и анфас, лучше Ольги в десять раз,
Лучше Верки в двадцать раз, и, доступней в тыщу раз.
Алименты я плачу, всей прям, фотостудии,
Но завязывать хочу, с этой мерлихундией.
Жанна рвёт свой телефон, мелкие на клочья,
Говорит, мешает он, спать, и днём и ночью.
Жанна глушит телефон, к кравченковой маме,
Спать мешает, дескать, он, с мужем, и друзьями.
Кто я? Друг, или, не друг, этой самой Жанне?
На фиг всех её подруг, к кравченковой маме!
Говорит Жанок, гляди, будешь кусать локти,
Плачу я, а позади, плачет Вера – тётя,
Плачет Ольга – тётя, плачет Тоня- тётя,
Плачут все они навзрыд, у разбитых у корыт,
На своей работе.
Помню, в юные года, кашу ел с грибами,
Мож, свалить мне навсегда, к кравченковой маме?
Захожу раз в Имидж Ру, а, охранник плачет,
Мол, в Бутырочку – тюрьму, увезли наш мячик.
Я к Сергеевне. Кто, мол, мячик? А Жанок меня корит,
Сам женился, и, не знаешь, это ж, Верка, говорит.
Я припомнил Веркин дом, лобызанья шумные,
Детки, как пришли на шум, поздравляли нас гуртом,
Словно полоумные.
Только ушли девочки, только вышли мальчики,
Мы с Верком, со страшным шумом, вновь лобзаться начали.
Скоро осень. Прошло лето. Алимента дома нету.
Алимент в тюрьме сидит, и, в окошечко глядит.
Наш Верок сидит в тюрьме. Навещать придётся мне.
Жаль, не цыган я, цыган, а Андрюша Товмасян.
Был бы цыган я, цыган, - выкрал б Жанин чемодан.
Эх, раз, ещё раз, чемоданчик в самый раз.
Жанна профиль и анфас, лучше Ольги в тыщу раз.
Мне Жанков бы миллиард, заложил бы всех в ломбард,
А кравченковых миллиард, на руках б отнёс в ломбард.
Чем скорей избавишься, тем скорей поправишься.
Так Мориарти думал, гад, толкая Холмса в водопад.
Отчего, да почему, да по какому случаю,
Одну Жанну я люблю, остальных всех мучаю?
Эх, Жанн, ещё Жанн, ещё много, много Жанн.
А для чего мне столько Жанн, что я, юный Д’ Артаньян?
Я не юный Д’ Артаньян, я всего лишь Товмасян.
Зуб сломал перед свиданьем,
Об орехи грецкие,
Сказал Жанне: - До свиданья.
Хотел сказать: - До свиданья.
Вышло: - Досвишвеция.
17 июля 2006 года
А Т А
*
Новая цыганочка, Жанок, у тебя теперь есть. Проехали. Я сейчас вот чего думаю. Фильму, Жанок, надо про тебя делать, сценариус мозговать надо. Для цветных блокбастеров. «Похождения Жанны Бесстрашной» В главной роли единственная и несравненная Жанна Астахова. 50 серий. Все цветные. Каждая по два часа. Смотреть только разом, и все подряд. Вход с фэйс – контролем, или без такового, но тогда билет в 100 раз дороже будет. Ничего. Пойдёт народия, повалит. Никуда не денется. Ежели кто дуба в кинотеатре даст, не чикаться, валить в труповозки штабелями, и марш – марш на кладбище. Пришли в себя чтоб. Отдохнули, значит. Перерыв, типа. Пауза. Буфет. Дорогой длинною, погодой лунною… Всё, Жанок, сегодня же выливаю всё спиртное, разгоняю всех тёлок, и сажусь за сценариус. Никаких актёров. Никаких массовок. Никаких репетиций. Чего чикаться – то. На экране единственная и несравненная суперзвезда Жанна Астахова. Все наряды, платья там, костюменции, не знаю чего, всё за счёт Мосфильма, но по твоим эскизам, и личному одобрению. Созванивался с Парижем. Пьер Карден дал добро, и уже на подходе. Не один едет. С труппой. Боится, видать. Страхуется. Понимаю его. Фильма, Жанок, будет очень страшная. Почему страшная? Отвечаю. Для вовлечения народных масс в кассовые кругообороты дензнаков. Раз уж за сценариус берусь я, будет очень страшно. У-у-у-у-у. Не приведи, Господь. Все 50 серий – страхи и ужасы. Последний день Помпеи отдыхает. Вулкан Кракатау тоже. Иначе нельзя, Жанок. Не поползёт широкий зритель, не вовлечётся в денежные круговороты, ежели страхов не будет. Я эту банду хорошо знаю. Сам такой. Им только ужасы подавай. Это мы могём. Накатаю я им, Жанок, таких ужасов, - мало не покажется. Туши свет. По полной программе обеспечу. Честно говоря, мне это сделать, Жанок, всё равно, что тебе два пальца откусить. Смотрела «Женщину – рептилию»? А «Зимний вечер в морге»? У нас намного страшней будет. Всё спиртное я уже вылил, всех тёлок разогнал. Сегодня же сажусь за сценариус. Ровно в полночь. Чтоб самому страшно было. Ровно в полночь, по московскому времени, чтоб ещё страшней. Я всё продумал, и всё учёл. Детям до пяти, вход запрещён, а то гигнутся, чего доброго. От страху. А им ещё жить надо, Жанок. В детский сад ходить. На дискотеки бегать, или куда там щас бегают. Такие вот пироги. Семейных не пущать. Брак – это святое. Разведённых тоже не пущать. Развод – тоже святое. Нечего им всем там делать. В кине, в смысле. Только иностранцев, или с деньгой кто. Остальных в тюрягу, или под расстрел. По выбору. У нас, слава Богу, демократия пока. Анонсы, Жанок, я уже развесил. Везде. И в метро висят, и по городу. Шаг шагнул, - афиша, ещё два, - ещё две. Страшные, ужас. Три расклейщицы померли со страху, и расклейщик один. Жалко ребят, особенно расклейщика. Только что, с горячих точек вернулся. Ас и герой. Не выдержал ужасов. Не перенёс. Мои афиши, - лучший барометр страха, и надёжный гарант успеха. Где делал? В детсаду дети рисовали. Накупил им еды, сникерсов разных, красок, и пошло дело. За неделю столько наизображали, - ужас. Асы и герои. И главное, что интересно, Жанок, - ни одного летального. Садисты какие – то прирождённые. Изуверы, дай Бог им счастья. И откуда они всё это только срисовывали? Диву даюсь. Афиши больше не беру у них. Хорош. Переизбыток. Некому клеить. Боятся все. Затоваривание. Как мне от этих юных бёклинианцев спастись, ума не приложу. Прут всем шалманом ко мне, и всё тут. Им, хоть трава не расти. Прячусь от них. В Москва – реке ночую. На дне. Честно сказать, Жанок, сам боюсь этих афиш до чёртиков, но детей даже больше боюсь, чем афиш и чертей вместе взятых. Во как. Вчера заведующая приходила ихняя. Посидеть. Отдохнуть. Поплакать. Водочки выпить. Сказала, эскизы это были какие- то. Я как услышал про эскизы, четвёртую не стал допивать, побежал сломя голову к Москва – реке, и, в набежавшую волну. Оттеда тебе звоню. Со дна речного. Нехорошо мне. Не по себе. Растворил я окно, стало грустно невмочь… Слушай дальше. Андрюшка твой обо всём позаботился. И про ТВ не позабыл, и про Интернет. Бум, Жанок, уже начался. Набирает силу. Растёт. Пресса, та совсем осатанела. Рехнулась, типа. Открываешь газету, - ты. Журнал – ты. И на каждой обложке – ты. И внутри – ты. И, что удивительно, на разворотах – тоже ты. Жанна Астахова. Цветная и симпатючая. Смотрю и плачу. Жанна, посылаю тебе обещанный сценариус в электронном виде. Как только распечатаешь, учи роль, но перед этим, не поленись, детка моя, подскочи в аптеку, и купи себе 10, нет, 10 мало, купи 100 ящиков валидола. Таблетки такие. Можно сосать, но можно и грызть, как орех – фундук. Обязательно купи валидола, уверен, - пригодится. Если выживешь после чтения,- есть правда на земле, нет, - нет. На нет, Жанок, и суда нет. Что с воза упало, - пропало. Ну, а дальше всё, как я тебя учил. Всех побоку. Работу тю – тю, мужа тю – тю, подружек тю – тю, всех, кого знаешь, тю – тю. Кроме меня. Я, - вне конкуренции. Как на футболе. Мяч вне игры. Мяч, - это я. Ну, в смысле, я, - это я, а ты, - это ты. Спутать можно, но с трудом. Деньги тебе я уже выслал. Подбирай антураж, и чего хочешь. Всё за счёт Мосфильма. Интересная новость, Жанок. Пьер Карден на Северный Полюс улетел. Не один. С труппой. Видать, боится очень. Тебя, в основном, но, и Путина, в частности. Это он зря. Путин – свой человек, и, рубаха – парень, но я Кардена понимаю. Синдром Бонапарта. Проходили-с. Дальше. Можешь сниматься в чём хочешь, хоть в чём мама родила. Как Айседора Дункан. Я тебя знаю. У тебя получится. Что, ты хуже Айседоры, или рыжая? Не скажи. Жанна, дело пресерьёзное, так что обмозгуй всё капитально. Главное, не чикаться. Не забывай пить валидол. Каждые полсекунды. Можно по три колеса, но можно и по десять. Пьют его так. Берётся стакан, наливается подходящий растворитель. Компот там, или кисель-кофе. Хлоп, - и ты в дамках. Если выживешь после чтения сценариуса, - есть правда на земле, нет, - нет. Но, Бог с ней, с правдой. Что с воза упало, - пропало. Путин всё одобряет, но, ни во что не вмешивается. Вы, мол, сами по себе, я – сам по себе. В случае чего, ничего не знаю, мол. Мировая политика. Стратегическая, но с умом. Этого не отнять. На просмотрах его не будет. Много дел, говорит. Понимаю. Синдром Сталина. Проходили-с. К тебе он относится с уважением, но боится тебя по чёрному. Это он зря. Все, кто тебя знает, говорят, ты ручная. Кроме меня. А для всех других, ты, конечно, Жанна Бесстрашная, Олицетворение сатаны, Царица ведьм, Наваждение Москвы, и, так далее. Но я-то тебя давно раскусил. Никакая ты, не Царица ведьм, просто раскрасавица неземная, ну, и всё такое прочее. Но должен сказать тебе, Жанок, до уровня моих детсадовцев прессе не догнать. Мои ребята, такие брегели, - слов нет. Иероним Босх тоже, ясное дело, не дурень был. Промаху не давал. Такую жуть малевал, - атас, но он, Жанок, старый был и чокнутый к тому же, а моим по три года всего, и все здоровы, как быки. Ну, не странно ли? По мне мураши аж так и ходят, бродят. Особливо к ночи. Твоя фотка на разворотах журнальных, конечно, хорошо смотрится. Офсетная печать и всё такое. Но это, Жанок, без обид, всего лишь «Смотрю и плачу». А от детсадовских афиш уже психозы пошли. Все буйные отделения в крезах – битком. Не принимают больше. Не берут. Санитары забастовкой грозят. Сказал Путину, - смеётся. Улажу, говорит. Мировой мужик всё же этот Путин. Замечательный человек. Путёвый. Люблю его и уважаю. Смертей во время киношных прокатов, Жанок, будет немерено. Твоя слава переживёт века и народы. Ты затмишь красотою своей весь мир. Ещё бы. На протяжении всех пятидесяти серий на экране единственная и несравненная Жанна Астахова. Пишу и плачу от зависти. Но зависть моя, Жанок, светлая и чистая. Такой светлой зависти ты больше не встретишь нигде. Ни в Тибете не встретишь, ни на Памире. Нету больше нигде в мире такой чистой и светлой зависти. Но зависть эта не к тебе, Жанок, а к талантам твоим редкостным и драгоценным. Такие вот пироги, значит. Пишу и плачу.
На аэродромах уже убивают. Просто так не убивают. Только за билеты. Киношные. Ну, и за самолётные, ясно. За киношные, за те вообще сразу мочат. Даже не разговаривают. Не чикаются, словом. Путин в курсах, но ни во что не вмешивается. Обратные билеты загранку уже не продают. Запрет наложили. Вето. Как приказ Сталина: - «Ни шагу назад». Самая модная песня сейчас: - «Не улетай, ты мой огурчик, тоскливо мне лежать в земле, дай на прощанье обещанье, что возвернёшься ты ко мне». Гвоздь сезона. Хит № 1. Её сейчас везде крутят. И Борис Алексеев на Эхе Москвы, и на ТВ – канал Культура. Даже компакт вышел. Новые хиты. Эта песня там, - номер первый. И в метрополитенах поют, и в детских садах. Аж в яслях даже. И бомжи её зауважали. Жарят ночью ежей на кострах, да и поют хором. Шоб жилось веселей. А в кабаках, Жанок, на песенке этой бесхитростной, - большую капусту люди рубят. Лабухи, понятно. Пользуются случаем. Такого случая, говорят, не будет больше. «Где мои семнадцать лет?» Да, Жанок, совсем забыл сказать: - Твой автограф – киляк золотом. Цены каждый день по ТВ напоминают. Чтоб не забывали, с кем дело имеют. Когда начнётся, ну это самое, сама знаешь что, - тебе сразу премия. Громадная. Вдогонку к гонорару. Путин велел передать тебе, как только начнётся это самое, - тебя сразу к ордену представят. Именному какому-то. Уже изготавливать начали. Из карбида гафния лепят. На ящике. Тугоплавкий будет орденок. Орденоносный. Не расплавишь. Нужна очень высокая температура. Ещё Путин сказал, передай, что всё, мол, путём будет. Ему, Жанок, можно верить. Собственно, если уж и верить кому, то только ему. Такие не подводят. Не те люди. Так что, старайся, Жанок, - входи в роль. Главное, не чикаться. Ни с кем. Я не в счёт. Ни с кем, ни за какие. Ни-ни. Исключается. А то непредсказуемое начнётся. Очень даже запросто. Только начнёшь чикаться, сразу и начнётся. Айн момент. Не веришь, - проверь. Впрочем , не советую, если втихаря только. А втихаря, неинтересно, Жанок. Вроде бы, так оно всё, а не то. Не хватает чего-то. Главного. По себе знаю. У меня опыт богатый.
А все другие ошибаются в тебе жестоко. Не рубят они, Жанок, ни бельмеса, ни в искусстве, ни в другом чём. Ну, не отпущено людям. Не дано. Тебе вот, дано, мне зачуток, Путин не дурак тоже. А остальные, так… Истуканьё. Логотипы бэушные. Не более. Путин просил выслать копии всех пятидесяти серий. Наложенным. Адрес два часа диктовал. Москва. Кремль. Ну, и так далее. Не шути с этим, Жанок, даёт человек адрес, надеется, значит на что-то. Не вздумай подвести его. Обещал – отдай. Только так. Пацан сказал, - пацан сделал. Закон – тайга. Смотреть твои похождения он будет на даче. Всё спиртное он уже вылил, а тёлок разогнал. Наладил, в смысле. Как и я, перед сценариусом. Потом я спиртного, по новой прикупил, и все снова понаехали. Великое возвращение. Дале. Извинялся Путин, что не знаком с тобой лично. Ещё просил твой телефон и автограф. Плачу наличными, кричит, и втридорога. Особенно за телефон. Жанна, за автограф не знаю, а телефон не давай ни в коем случае. Скажи, что забыла свой номер, что вся в делах, что захлопоталась, что на сносях, что вот-вот кони можешь бросить, или ещё что- нибудь. Жанна, умоляю тебя, наври ему, как последняя собака. Притворись дурой, на худой конец. Я тебя знаю. У тебя получится. Дашь телефон, - вычислят, или папарациев напустят. Тебе это надо? Да, вот ещё что. Ещё фильм просили Жириновский и Лужков. Лужкову, детка моя, нужно дать обязательно, причём сразу. С Жириновским, как с антихристом. Главное, не подписывайся ни на что, и не вздумай чикаться. Будут приставать, наври чего-нибудь. Скажи, не ела целый год, мол, живот болит, ноет грудь и ноги. Подагра замучила. Ври по ходу пьесы, чего хочешь, только не чикайся. Заруби на носу, Жанок, - как бы плохо ты не соврала, тебе всё равно, любой поверит. И муж поверит, и Жириновский поверит, и все поверят. Повторяю, тебе поверят все. Кроме меня. Меня, Жанок, не проведёшь. Я хотя не воробей, зато стреляный. Мал золотник, да дорог. Пойми, Жанна, тебе ведь только и верит народ. Тебе, ну, и Путину, ясное дело. А больше никому уже не верит. И правильно делает, между прочим. Синдром Товмасяна. Только у меня, немного по другому. Не верю никому, кроме Жанны, да, собственно говоря, и Жанне не верю, если уж на то пошло. Ну, слушай дале. Все, Жанок, уже намыливаются. Кто куда. Кто в психушку, кто гульнуть хочет напоследок, оттянуться, но в основном, все готовятся в могилу. Прямо после кина твоего. Или, во время. Как на бегах, друг с другом ставки заключают, кто до какой серии дотянет. А так, по магазинам бродят. По комиссионкам. Ищут чего – то. Саваны скупают, тапочки какие – то присматривают белые, на микропорке. Лежать – то долго придётся на этот раз. Долго, Жанок, не то слово. Совсем не то. Не отражает правды горькой. Истины не вскрывает. Навсегда они улягутся. Вот, что я тебе скажу. Помнишь, Жанок, как в конце первой серии, ты ослепительно появляешься в кадре, всего на пять минут, а в зал кинотеатра, в это время, медленно вползают линкоры, эсминцы, ядерные подводки, ну, и всё, что я напридумывал? Впечатляющая сценка. Очень триллерская, а главное, башню сносит начисто. В момент отрубает. Я эту сцену суток обдумывал. Поначалу хотел, чтобы ты вышла в зал голая, и на турнике немножко покрутилась, но потом вспомнил, что этот эпизод дублируется и в одиннадцатой серии, и в двенадцатой, и во всех остальных, начиная с десятой. Собственно говоря, Жанок, после десятой серии, когда уже и в зале – то никого не будет, живых, в смысле, ты можешь смело выходить, и голая, и какая хочешь. Нету, ведь никого. Ушёл поезд. Гуляй, Жанна, ешь опилки. Ну, а как вспомнил всё это, то и решил окончательно остановиться, именно на этой сцене. Как ни крути, а сценка моя – люкс. Ты, ослепительная, с невидимой брошью на обнажённой груди, а в зале – линкоры, эсминцы, и прочее. Учения, словом. Парад победы. Смотр боевой техники и достижений ВМС. Уверен, Жанок, на этой сценке моей, сразу полмосквы отъедет, ну, а тебя, - к ордену именному, и всё такое- прочее. Не извольте беспокоиться, мол. Орденок- то, из карбида гафния. Носи, Жанна , на здоровье. Не кашляй, мол… Кто-то в мамках, а ты, - в дамках. Это я тебе говорю, а я, слов на ветер не бросаю. Зря не калякаю. Внимание, Жанна Сергеевна, сейчас Вам станет немного не по себе. Приготовьте нашатырь, и не падайте в обморок. Так вот. Началась жанномания. Дума хотела что-то предпринять, но как всегда раздумала. На то она и дума. То придумает что-нибудь, то тут же раздумает. Жанномания ширится, принимает болезненные формы, и сильно беспокоит трудящихся. Самое главное, - никто ничего не может понять. Ну, не понимают этого, трудящиеся. Не понимает никто, кроме меня, и Володи. Володя, - это мой несуществующий брат. Живёт в Мурманске. Сталевар. Стахановец. По правде говоря, Жанок, я его никогда не видел, да и тебе не советую. Кто его знает, что это за гусь. Думаю, нехороший человек. Нельзя сказать, чтоб хороший. Положит на тебя свой намётанный стахановский глаз, приклеится, выкрадет, - на самолёт, и, в Мурманск. Это, Жанн, город такой. Ну, а там уже, Жанна, - хана тебе, каюк. Или, в койку сразу, или, в расплав стальной. Стахановцы, Жанок, чикаться не любят. На то они, и стахановцы. Оно, конечно, не выйдет ничего, у брательника моего. Во первых, я всегда рядом, да и сам, - за тебя горой. А потом, не забывай, Жанок, у тебя скоро орденок будет. Именной. Тугоплавкий. Из карбида гафния. Знаешь температуру плавления карбида гафния? 3890 С. Самый тугоплавкий сплав на земле. Так что, с таким орденком, ты запросто в кипящую сталь слазишь, и ничего с тобой, ровным счётом, не случится. Как бы ванну приняла, или шампунем вымылась. Ты, какой шампунь любишь? Скажи мне, и, я подгоню тебе, при случае. А жанномании, - не страшись. Поверь мне, Жанок, - только ты лыжи отбросишь, - тут же она, сама на нет, и сойдёт. Сникнет на корню. Вот, те – крест пресвятой. Теперь, Жанок, насчёт распространения фильма
твоего великого. Лужкову нужно дать обязательно, как можно быстрее. Пока эти не прочухали. Сама знаешь, кто. Путину, - тоже обязательно, но Путину сразу, а остальным, - опосля. Ничего. Подождут у входа. Сама знаешь, куда. Не маленькая, небось. С Жириновским, - как с антихристом. Вертись, словом. Белкой не станешь, а годик протянешь. Я вот тут подумал как-то, и вот, что я тебе скажу. Ну, для чего тебе, Жанок, превращаться в белку? Понимаю, там, в целакантуса какого. Это можно. Это я,- за. А в белку несолидно, Жанок. Жанна Бесстрашная, директор Жанфильма, актриса от Бога, и белка… Не твоя фишка. И потом, не забывай, - пресса может нагадить. Прессы, Жанок, все боятся. И простые смертные, и с положением кто. Прессы, - только один я, не боюсь, потому как, я сам – пресса. И ещё какая. Сама знаешь. Нет, конечно, и у меня порой случаются портеплюмсы по жизни. Чего греха таить? Но прессы я не боюсь. Или, типа того. А уважаю и люблю я, - только тебя одну, и никого больше. Пусть все они идут в тартары, к чёрту на рога, к кравченковой маме. Да, я люблю только единственную и неповторимую, ни с кем несравнимую Жанну Сергеевну Астахову. Все другие,- пусть у них, хоть по три ноги, и по четыре груди, - все они, мне до лампады яркой, а ты, - нет. Буду любить тебя до гробовой доски. Или, типа этого. Готов подтвердить это, хоть под присягой. Или, типа того. Скорее, типа того. Я тут, Жанок, намедни, опять твою фильму мозговал – причёсывал. Все эпизоды перебирал. В уме. Нравится, - остановлю. Посмотрю в 100 раз медленнее, особенно на стоп-кадре, перекур, и по новой. Взад – вперёд. А знаешь, Жанна, какая твоя самая лучшая сцена? Это, когда ты на турнике, голая – белкой вертишься. Солнце делаешь, и другие штуки вытворяешь. Позволяешь себе, словом. Когда муравьедом висишь, як зоря у ниби. Когда очами стреляешь непостижными, авансы когда раздаёшь из глубины тела… Я, так, без ума, от этого эпизода. Веришь, смотрю его по сто раз на дню. И думаю, эге-ге, думаю себе, Жанка-то… И впрямь, восьмое чудо света. Не зря я в неё влюбился – то. Очень не зря. Жаль, Жанок, не дотянет широкий зритель до эпизода этого волшебного. Как только войдёт, в конце первой серии, в кинозал – боевая техника, линкорчики-огурчики, подводочки ядерные, так всё сразу, и прекратится для него. Для зрителя бедного, и невинного. А жалко. Ну, тебя, ясное дело, к ордену представят. Ниццы разные, всеобщее поклонение. Едешь ты на Тойоте по белокаменной, а все смотрят, и говорят, смотрите, смотрите, - Жанна Бесстрашная едет. Так вот, она какая, в жизни-то. Народ,Жанок, всегда прав. На то он, и народ. Ну, а мне, Жанок, за этот сценариус, наверное, весёлую жизнь придумают. Такая житуха будет, не приведи Господь. И куда ж меня бедного, на этот раз, таскать будут? И какую мне предъяву спустят? И, что же это за контора такая будет? Поверь мне, Жанок, - с них станется. Но ничего, будет, и на нашей улице праздник. Вот только когда? Вопрос этот, - всем вопросам вопрос. Царь вопросов. Я тут отвлёкся немного. Выслал тебе продуктов, Жанн. Любимых твоих. Йогуртов с хреном, арктической ветчинки свежемороженой, мухоморчиков разных, ну, всего, к чему ты неравнодушна. Живи полной жизнью, Жанок. Ни в чём себе не отказывай, но ешь понемножку, а лучше, совсем не ешь. Я сам, как помоложе, веришь, по десять дней не ел. Вот те крест. А самая моя любимая песня, с той поры, так и осталась «Бывали дни весёлые»
Бывали дни весёлые,
По десять дней не ел,
Не потому, что денег нет,
А просто не хотел…
Я эту песню не понимал сначала, а как стал водочкой баловаться, то понял в чём дело. Урузумел. Эту песню, я часто в клубе пою. Ребятам нравится. Хлопают. Бис, кричат. Видать, сами такие были. В жизни, Жанок, чего только случиться не может. Всё может, но всё в разное время. Такие вот пироги царские. Если что, Жанок, сразу звони, но можно, и без звонка. Соки не пей. Только воду. Но, не из под крана. Отравят. Тот же Жириновский и отравит. А свалит, как всегда, на Зюганова. Генку оплакиваю заранее, в электронном виде. Не мойся. Узнают фанаты, подумают, грязнуля. Неправда поползёт правдоподобная. С искажением фактического материала. Свет отруби, на всякий… Пусть думают, померла ты. Преставилась. Всем спокойней будет. Не спать. Сон губит человека. Можешь не проснуться. Тебе это надо? Мне нет. А главное, что мне тогда делать прикажешь? На звезду выть, до смертного часа? Рано, Жанок, на звезду выть. Это мы всегда успеем. Дело нехитрое. А знаешь, такое место, куда все успеют? Есть такое место. И билет покупать не надо. Ничего не надо. Жди и всё. Скоро премьера, Жанок. Роль вызубри, но можешь сниматься, не открывая рта. Немая, типа. Так даже солиднее. У вас звуковое кино, а у нас немое. Что хотим, то, и воротим.
Равняемся с Товмасяном, на формулы Раманужана.
Индусских формул средь Раманужана, когорты золотые Товмасяна.
Средь формул золотых Раманужана, усталые когорты Товмасяна.
А знаешь, Жанок, какой у нас с тобой марш будет? Мы с Андрюшкою вдвоём, всех ограбим, и прибьём. Петь с тобой вместе будем. Дуэтом. Понимайте, мол, как знаете, и, слушайте, если хотите. Эх, строчечки, вы, мои бродячие. Заготовочки с монтировочками. Но, тсс! Молчание. Жалко, Николай Васильевич помер. Ему бы понравилось. Я знаю. Жанна, Голливуд волнуется, и строит козни. Не бери в голову. Мы будем его игнорировать. За одного битого, двух небитых дают. По талонам, правда. Слушай сюда. Опять Путин звонил. Автограф уже не просит. Только телефон. Платит еврами. Наличманом. За одну правильную цифру твоего номера, - миллион. За неправильную, - два. Путин, спору нет, хороший человек, но не давай ему никаких цифр. Особенно неправильных. Подумает, кокетничаешь, или жила какая. Воровка, типа. У кого, что болит… Опять чужие строчки рассказ портят. Мешают плавной повести моей. Брысь! Изыдите! Чур, нас с Жанной! Чур! Жанна, насчёт дачи номеров твоих Путину, подумай хорошенько. Можно очень хорошо наварить. Бабло не помешает. Запас кармана не протрёт… Но лучше не давай. Опасно. Прознает пресса, ославит на весь подлунный. Жилой войдёшь в историю. Воровкой. Не отмоешься. Если что, двигай ко мне. Как всегда. Жду на окне, с мухомором в руке. Дело в шляпе. Надеюсь, Жанок, ты всё усвоил. Главное, не чикаться. Работу тю-тю, мужа тю-тю, подружек тю-тю, всех тю-тю. Кроме меня. Я – вне конкуренции. Ты тоже. Жена Цезаря, выше подозрений. Если что, - была в редакции. Диктовала воспоминания. Думаю, отоврёшься. Нет, - я рядом. За мной не заржавеет. Короче, жена Цезаря. Стоп. Тормоз Матросова. Насчёт жены Цезаря,- это сказано про тебя, а лохам мнится, про них. Лохи, Жанок,- это лохи. Закон – тайга. Сказано это давно, но метко. Ты существовала тогда только в электронном виде. Нераспечатанная. Невидимый сосуд. Загадка Хроноса. Если что, сама знаешь, что делать. Не маленькая. Распечатанная, а не маленькая. Скажешь, нет? Жанна, не вздумай заявиться ко мне без звонка. Понимаю, что жена Цезаря, но дверь не открою, и на порог не пущу. А вообще, можешь на меня рассчитывать. Всегда. Целую. До скорого.
Ну, Жанок, теперича нашенские пошли дела. Пока ты входишь в образ Жанны Бесстрашной, я продолжаю сочинять. Бумага всё стерпит. Я тоже. Только не подумай, что я жалуюсь. Я не жалуюсь. Упаси Бог. Даже наоборот. Продолжай мне сниться. Как всегда. Не мне тебя учить. Яйца курицу не учат. Снись мне в любое время. Почему обязательно ночью. Ночь – вздор. Снись мне всегда, и в любом виде, кроме электронного. Боюсь, не смогу узнать тебя. НЛО. Уфология. Визиты и нашествия. Написанному верить. Точка. Ну, а вообще-то, Жанна, снись- то ты мне снись, но знай же, и меру. Что же мне теперь, в психушку ложиться, что ли? Ну, лёг я, предположим, но разве там спрячешься от тебя? Да разве есть на этом свете такое место, где от тебя можно было бы спрятаться? Хотя бы на время. Не. «От Москвы до Бреста, нет такого места» Глухо, как в танке. Не планида. Белоснежным ранетом в боях под мостом. Это строчка из одного моего старого стихотворения. Но дело не в строчке, Жанок. В другом, дело. Совсем в другом. Ты, ведь, Жанн, куда хочешь, наверно, можешь проникнуть. Так мне мыслится. Ты, и в форт Нокс сможешь просочиться при желании, и вообще, куда тебе только вздумается, даже в маленький домик у речки, что с виду построен крестом. Уж не втируша ли ты? С тебя станется. И как ты только ухитряешься всё это проварганивать? Просто диву даюсь. Я знаю, Жанок, от тебя ведь, и на Северном Полюсе, вряд ли скроешься. Какой тут полюс. Всё про полюс говорила, а наутро померла. Это я не про тебя, Жанок. Это у меня раньше стихи такие были. Дай, думаю, вспомню. И вспомнил. Не забыл. Но это, когда я ещё брился но утрам, чаи гонял с сахарком, спал ночью, как сурок. Без сновидениев, в смысле. Давно, словом. Во дни Очаковых, и покоренья Крыма… А мож, и раньше. Не помню даже, когда и было-то всё это. Может, и никогда не было. Нет, было, конечно, было… Помню, стирать тогда, я ещё не умел по человечьи. Вот когда это было. Теперь верно датирую.
Я знаю, Жанна, ты меня ведь даже на Луне отловишь. Хап, в сачок, или в капкан какой, ловушку, там… Не знаю. И поминай Андрюшку, как звали. Отловишь, отловишь, Жанн. Как пить дать, отловишь. Знать, судьба такая, мне в сачке болтаться. И чьи это только строчки такие? Так, прям, и лезут в голову. Я тебе, Жанна, одно скажу. Весёлый ты, человек, Жанок. С тобой не соскучишься. Не помрёшь от скуки. Я, конечно, тоже весёлый. Мож, веселей меня, и на целом свете нету. И, всё же, какой ни развесёлый я человек, а до тебя мне, пожалуй, далековато будет. Вот, что я тебе скажу. Далековато, хотя ты, и рядом всегда. Пять минут пешком ходу. А о Луне, Жанок, мне вообще нельзя, не только мечтать, но и думать-то даже не рекомендуется, поскольку именно там, на Луне-то, и водятся другие Жанны, не чета тебе, так называемые, Жанны сверхвысокой плотности, изображённые мной недавно, явно сдуру, и явно на свою беду, в одном моём, вообщем-то неплохом стихотворении. Для чего лирика, если от неё только беды мои? Нет. Если я уцелею на этот раз, и останусь жив… Щаз. Размечтался. Да что же это такое, в конце концов? Жил, не тужил, и вдруг, на тебе. Уж лучше б меня из за угла, пыльным мешком стебанули. На прощанье. На посошок. В последний раз, так сказать. Дурак. Последняя у попа жена была. Ты знаешь, Жанна, что я подумал. Ведь, я от тебя, даже откупиться не могу. И вовсе не потому, что денег нету. Не поэтому. Совсем по другому. Я слышал, кто-то говорил в Имидж-Ру, - ты столько зарабатываешь, что деньги тебе вообще не нужны. Разве, что искупаться в них пару раз на ночь. Или чаще, там… Это, смотря настроение какое. Расклад какой. Фишки, в смысле. Фигуры. Ну, зачем тебе, спрашиваетя, деньги, если твоё любимое занятие по ночам, - это сниться мне? Сниться-то, Жанн, можно ведь, и без всяких денег. Скажешь, нет? Оно, понятно, с деньгами поавантажней будет. Это всем понятно. И комарам, и мошкам, и даже змеям лесным, гадюкам травяным. И всё же, Жанн, скажи мне, и за какие такие грехи мои тяжкие, ты на меня счётчик включила? Ей-бо, Жанок, с бандюгами, и то проще, чем с тобой. И отбазариться можно, и откупиться, там. И что же ты, краса моя несусветная, теперь делать мне прикажешь? Жанна, если ты меня слышишь, а я знаю, что ты меня слышишь, я тебя умоляю, дай мне спокойно жить, перестань мне сниться, или снись, как бы это сказать, дозировано, что ли? Поснилась, скажем, месяц-другой, и хорош, иди себе на боковую, зубами к стенке, заодно и я отдохну, мож, Бог даст, посплю зачуток. А передохнёшь как, маненько, да и я в себя приду малость, побреюсь, там, простирну чего, компота поем (еда такая), то давай по новой, по второму заходу, по третьему. Не жалей меня. До полного мово опустошения, морального конца и разложения. Я разве против? Снись хоть веками, Жанок, но отдых-то давай… Береги дружка-то. Какой никакой, а всё же, неплохой я, наверное, человек-то? Плохому, ты рази стала б сниться? То-то и оно, что не стала б. Петрушка, прям, какая-то. Сельдерей. Укроп с пастернаком. Ведь знаешь, что неплохой дружок, а гробишь, в могилу вгоняешь. Ведь, гигнусь я, Жанн, честное пионерское, гигнусь. В иной мир перейду, ни печалей где, ни горестей, ни воздыханий. Скукожусь навсегда. Как не жил. Ей бо. Да, сподобил боженька, на склоне-то земном. Удружил дядя. Ничего не скажу, ничего не открою… Тьфу. Опять чужие строчки лезут. И кому же мне, Жанок, на тебя только пожаловаться? И где же этакая контора Никанора расположена? Где эта улица, где этот дом? Тьфу. Теперь песни лезут, мешают.
Все люди под Богом, лишь я под тобой,
Лежу одиноко в гробнице ночной,
Опутан красою злодейки младой…
Чьи это стихи? Не могу вспомнить. Не то Пушкина, не то мои. От отчаянья позабыл и ужаса. Если это Пушкин, то зачем он по ночам, мне в голову прилезает? Гений, а додуть не моги, чего ты тут вытворяешь. Досадная ошибка большого мастера. Мне, Жанн, чичас уже не до Александра Сергеича. Веришь? Мне выжить бы, Жанн, уцелеть, значит. А вдруг, это не Пушкин? Да, Жанн, совсем было из черепухи вылетело, да хорошо вспомнил. Тут как-то, надысь, к утрянке ближе, ну, когда сваливаешь ты, значит, по делам своим загадочным. Заснул я, вроде как б. Лежу себе, коллапсирую. Вдруг, батюшки, опять кино пошло- поехало. Мож, думаю, на последнюю Жанок серию возвернулся? С больших денег-то. Мож, утренник затеяла какой невообразимый? Ты ж, - непредсказуемка. Поглазел я, значит, кино маненько, и вижу, - не ты, но про тебя вроде б. И вижу я, Жанок, какие-то грозные пять плакатов- предупреждений. Грознее не бывает, век свободы не видать. Уж лучше б морг приснился валютный, или макдональдс какой, и делу конец. Тут уже не до хорошего. И, веришь, Жанок, страх объял. Фобия налетела паническая. Паранойя. Яблони в цвету. Мы идём по Уругваю. Африка. Сальвадор Дали. Только без усов и без Галы. Мрак, вообщем. Ну, слушай, Жанок, про плакаты-то. Да, Жанн, совсем из черепухи вылетело. Сон –то, в цвете шёл, в колоре. Как в лучших домах Лондона.
Первый плакат – Осторожно!
Второй плакат – Ужасно злая Жанна!
Третий плакат – Близко не подходить!
Четвёртый плакат – Иначе каюк!
Пятый плакат – Точка!
Пятый плакат- спокойный такой, ну, как бы отпели меня только. Точка! Но не простая точка, а омбилическая какая – то. Прям, не знаю, Жанн, что и думать. Шарады и ребусы. Прибамбасы веков. Мене. Тэкел. Фарес. Валтасаров пир. Только страшнее. Безысходность какая-то. Гремучая ртуть. Карбид гафния. Пустотность. Невидимые числа. Мнимости. Пять бубновых тузов. Годунову-то (опять Пушкин прилез) намного легче было. Ну, что у него? Мальчики кровавые в глазах, и только. А в остальном, прекрасная маркиза, ну, и так далее. А вот посмотрел бы я на него, когда бы он увидел эти пять плакатов параноидальных . Осторожно! Ужасно злая Жанна! Близко не подходить! Иначе – каюк! Но самое страшное, это точка, Жанн, омбилическая. Спокойная такая. Отпели, как бы меня.
Позабыт, позаброшен, с молодых ранних лет,
Я остался сиротою, счастья- доли мне нет.
Вот умру я, умру, похоронят меня,
И Аваков не узнает, где могилка моя…
Ну, ты-то, Жанн, ясное дело, всегда в курсах, где, чего, почём, там… Ты уж, сообщи про меня, кому нужно. А собственно, кому нужно сообщать-то? Я ведь, Жанок, кроме как тебе, никому и не нужен на белом свете. Может, это, и не совсем правда, да уж и не ложь. Вот это точно. Я тебе, Жанна, вот что скажу. По совести. Без экивоков. Как разведчик разведчику. Мож, я и не двужильный какой, но плакаты эти чёртовы, я уж как-нибудь перенесу. Ей-бо, перенесу. А вот Боря Годунов, как на духу говорю,- не смог бы. Кишка тонка. Не наш человек. Не тот век, и фишки не те. Расклады не тейные. Выдохлась, Жанок, ихняя гвардия. А плакаты, и впрямь, страшные. Осторожно! Ужасно злая Жанна! Близко не подходить! Иначе, - каюк! Точка! У-у-у! У-у-у-у! У-у-у-у-у! А знаешь, Жанок, что произойдёт со мною, если мне, даст Бог, повезёт, и ты перестанешь наконец мне сниться? Не знаешь? Так, я скажу тебе с последней прямотой. А цветёт миндалик-то, цветёт вечный. И всегда будет цвесть. Не осыпется. Так вот. Споначалу я вроде б как успокоюсь маленько, а потом потихоху начну и на часики-ходики поглядывать-посматривать. Волноваться начну. Часа поджидать своего. А где ж, мол, мой Жанок-то, на подходе, или нет ещё? Мож, захлопотался где? Мне тут, Жанок, знаешь, какая мысль подъехала? Осенило как бы. До разума дошло. Докатило. Ведь, если ты не снишься мне, Жанок, значит, ты снишься кому-то другому. Так ведь? Или не так? Природа-то, сама знаешь, не дура. Пустоты не терпит. Не признаёт. Закон Ома. Проходили-с. Знаем-с. Сами с усами. Да ведь, такого коварства, Жанн, в смысле, чтоб Андрюшку бросить, и другому дяденьке сниться начать на постоянку, даж в Коварстве и Любви не сыщешь. Позабыла выдумать писака. Не учла. Не додула немного. Промашку выдала. Обмишулилась гения. Лажанулась. Ладно, Бог с ней. А про Жизнь Замечательных Людей, ты вообще позабудь. За неё, так просто, и базара никакого быть не может. Все они бледнеют и чахнут, Жанн, перед силой твоей непостижимой. У меня для них, и слов-то никаких нетути. Так. Карлики. Лилипуты какие-то. Неудачники вечности. Мелкопашцы мелкотемья. У дороги чибис, короче. Ну, всё, Жанок, я решился. Карфаген будет разрушен. Как только ты перестаёшь мне сниться, полгодика контрольные выжидаю, на всякий пожарный, мож, ты в отпусках, или, в декретах каких. Кто тебя знает. Чего не знаем, того не ведаем. Короче, так. Даю цинку. Предварилки раскрываю, планты. Слушай, вообщем. Был у меня дружбан один башковитый. Кент по воле. Это когда я ещё на тюрьмах парился. С клопами в прятки играл. Бельишком баловался. Стирал-сушил-сымал-гладил. Так вот. Выжидаю, значит, контрольные полгодика, больше не выдержу, Жанок, честно говорю, и сразу мобилу кручу, или по мэйлу на дружбана выхожу. Клянусь, Жанн, выхожу. Век свободы не видать. Не забуду мать родную, и отца-духарика. Этот дружбан мой, я тебя с ним познакомлю потом, он чего-только не могёт. Всё могёт. Бог. Юлий Цезарь своеобразный. Циолковский. Единственно, чего он не могёт, - это сниться другим людям. Ну, не дано человеку. Не отпущено. Не всем же такое счастье, как тебе. Пробовал, говорит, но… Полный атас. Фиаскович. Поворот от ворот. Тут уже, Жанн, прерогатива твоя пошла. Поглавней евоной. Но, во всём ином-прочем, гений он. Бетховен. Бах. Моцарт и Сальери. Склифосовский. Талант, словом. Таких больше нету сейчас. Если б ты, Жанн, его ещё искусству сниться обучила до кучи, так он для тебя, потом в отплату лепетанья, просто взял бы мир насилья, и, разрушил до основанья, а затем… Никаких затем. Для него, Жанн, мир насилья разрушить, что тебе – два пальца откусить. Очень высокий человек. Цельная натура. Ценная. Может, Жанн, и в самом деле, поучишь его, как сниться, там, или другим каким своим фокусам-покусам? От тебя ведь не убудет. А вообще-то, нет, не надо, Жанок. Оставайся единственной и неповторимой в областях сонных. Богу – богово, а Жанне – жанино. А знаешь, Жанок, кто меня чуть не сгубил в молодости? Алёшка Байчиков и Мишка Рубцов. Ну, это я так. Вспомнилось почему-то. Сапиэнти сат. Пальму первенства гордо неси, по Галактике нашей невзрачной. Вот не помню, Жанн, не то, это твои старые стихи, не то, мои новые. Совсем тронулся. А всё отчего? Сама знаешь, отчего. Между прочим, ты, Жанна, сама настоящий гений, и не только в области сонных артерий, но и ещё кое в чём. Просто ты об этом ничего не знаешь. А мож, и знаешь. Кто тебя поймёт-раскусит. Ты же ведь, непостижимка. Волшебница. Уж если кого Бог, и одарил на всю катушку, так это тебя. Все, кого я только ни спрашивал, а я всю Москву обегал, все такого же мнения. Только о тебе речь зайдёт, персты простирают вверх, и говорят: Жанна? О! А больше уже ничего не говорят. Ни слова. Немые, типа. Чистые истуканы. Только Жанна и О! Вот тебе и первопрестольная хвалёная. Не люди,- остолопы. А всем другим, Жанн, здесь ловить уже нечего. Ушёл поезд. Отъехал, в смысле. И исчезла станция в тумане. Нетути станции. А мож, и не было отродясь. Наверняка-то ничего не знаем. Как слепые котята живём. В тумане мира непостижном. А то и хуже. В миллиард раз хуже. А теперь, слушай, Жанок, внимательно. Порой дождливою намедни, я завернув в столичный бук… Прицениться зашёл, и вообще. Так. Для понта. Для близира. Но и по делу тоже. И вижу, Жанок, лежит на прилавке книга какая-то редкостная. Не то «Откровения сонной тетери», не то «Справочник сонных тетерь». Точно не помню. Всё как в тумане было. Как же, думаю, такой раритет, для Жанка, и не взять. Я к кассе, руку в карман, а там насыпуха одна. Мелочь, в смысле. Я, понятно, ходу домой, мешок взял с деньгой, и взад. Айда за раритетом, значит. Захожу, батюшки светы! А книги-то никакой той и нету. Испарилась, типа. Я к продавцу. А он мне: - Такой книги, говорит, не наблюдалось. Вам, наверно, померещилось. Пить, говорит, надо меньше, молодой человек. Хотел дурака по уху звездануть, да раздумал. Всё равно, думаю, не поумнеет. Пьяный проспится, а дурак никогда. Так без раритета и ушёл. Нет в жизни счастья. Всю ночь потом сонная тетеря снилась. Ты, не ты? Так и не понял. С устатку, видать. От горького разочарования и очередного жизненного обмана. В день уныния, смирись, день веселья, верь, настанет. Оно, конечно, прав был Пушкин, да только вот я этого дня жду, жду, а он всё не настаёт и не настаёт. Так. Дразнится только. Вылитый Жанок. Из молодого, цветущего, юного, стал я угрюмым, седым и больным. Ладно, Жанок, приехали. Тормоз Матросова. И никто-то меня не пожалеет. Никому-то я не нужен стал. А бывало, как щас помню… Ну, ладно. Хватит ныть. Короче, на следующую ночь, Жанн, всё возвернулось на круги своя. Опять ты сниться начала. А тетеря сонная, та, наоборот, перестала. Отоснилась. С одной стороны, это хорошо, что ты опять снишься, а с другой, неужели, думаю, ту тетерю сонную никогда больше не увижу. Как ты считаешь, Жанн, увижу, или не увижу? Интересно бы знать твоё мнение по этому вопросу, как специалиста-сонника. Ну, хорош, Жанок, про тетерь сонных. Слушай, сюда. Короче, устраивает мне дружбан, через крепкий блат, путёву на Луну. Отель забесплатный, с кормёжкой пятиразовой в месяц. Чин-чинарём всё. Путём. С комфором поеду, или полечу. Ничего не знаю пока. Врать не буду, Жанок, не был ни разу ещё, а хочется просто страсть как. Не дождусь, прям. Дружбан лично сажает меня, не знаю на что, и вот я на Луне. Надо, думаю, вступать в контакт с Жаннами сверхвысокой плотности. Их там, в брошюре читал, несчитано – немерено. Стадами бродят неисчислимыми. Пасутся, столуются. Всё, как у людей. Я сразу к ним, к Жаннам стадным, вернее, не к ним, а к хозяйке ихней, бандерше, по нашему. Про бандершу эту в брошюре тоже кое-чего вычитал. Знаю теперича. Из бывших Жанн она, провинившихся в своё время. В крепкой узде товарок держит. Шоб на сторону гульнуть, или чего такого-эдакого, ни-ни. Исключается. Не пущает. Выслуживается, типа. С работы, чтоб не выпихнули. Не подсидели, чтоб. Опытная. Такой, пальца в рот не клади. Оттяпает. Под самый корешок. Как в песенке новогодней. И йодом не надо мазать. Как не было. С такими лучше не связываться. На дистанции лучше держаться. Бережёного бог бережёт. Как никак, из бывших Жанн, всё же. Начудивших в своё время. Репрессированных. Ежели такая на тебя глаз положит, - каюк. Хана с точкой омбилической. Заловит Андрюшку и насмерть замучает лунной любовью с прибамбасами ихними. Там же и отпоют. У кратера Тихо. У них, Жанн, там и крем есть вполне приличный. Валютный, правда, но в брошюре читал, мол, ежели чего-такое-всякое, то входит, мол, в стоимость путёвы. Не извольте беспокоиться, мол. А в конце брошюры даже стишок приложен. Отдыхайте, мол, путём, если надо отпоём. Только свистните. Лунный сервис. Ничего не попишешь. Отпоют, так отпоют. Бесплатно и тихо, у кратера Тихо. Молодчаги лунники. Ничего не скажу. Я, тут, Жанок, на досуге-отдыхе стихи стал кропать-пописывать. Руку набивать. Ничего выходит. Подходяще. Вот послушай моё новое стихотворение.
Ночь. Жара. Ресторация лунная.
Я приметив путану одну,
Попросил, расскажи-ка мне, юная,
За себя, и чуток, за Луну.
И забивши косяк с облепихой,
Мне сказала путана: – жара.
И я понял, у кратера Тихо,
Отпоют меня завтра с утра,
Что у кратера лунного Тихо,
Отпоют меня в восемь утра…
В поле лунном горит облепиха,
На Луне ведь такая жара…
Что жара мне? У кратера Тихо
Отпоют меня в восемь утра.
Я спокоен. У кратера Тихо
Успокоюсь я в восемь утра.
Ну, что, Жанок, нравится? И нежное, и печальное. Лирика, словом.
Но что самое главное, всё сущая правда, Жанок. Как было, так и написал. Вот те крест. Надо будет, как вернусь, целый цикл написать лунный. И, издать его. Лунные стихи, мол. Читайте, мол. Такой – то, мол. Ну, раз я уж на Луне тут, буду сил набираться. А с бандершей ихней, хочешь - не хочешь, а в контакт вступать придётся, хотя, ох, и преопаснейшее же это дело, Жанок. Жаль, дружбана нет рядом. Тот бы сразу точки над и расставил. Кого, где, как, ну, и всё такое прочее. Большой дока. Ну, ничего. Я ведь, Жанок, тоже виды видывал. Такие, что лучше и не вспоминать даже. А хозяйка ихняя, ну, бандерша по нашему, так она, не забывай, Жанок, сама из бывших Жанн, крепко начудивших в своё время. Специалистка, думаю. Не чета московским нашим. Куда им? Так вот. Думаю, Жанок, она и сейчас чудит. Наверняка чудит. Клянусь Байчиковым и Рубцовым, чтоб им пусто было. Каюсь, Жанок, каюсь, - померли ребята, а о мёртвых, или ничего, или хорошо. Хорошие были люди, чуть, правда, не сгубили меня на корню. Пусть земля им пухом будет. Аминь. Все там будем. Уж куда-куда, а туда-то все успеют. В своё время. Если оно вообще существует, - время-то… Так вот. Про Жанну-то лунную. Чудит, небось, ох, чудит. Не всегда, ясное дело, а как приспичит, наверное. И втихаря, понятно. Ежели застукают, по головке не погладят. Ах, ты, рецидивистка, скажут. Опять за старое взялась? А вот мы тебя… И пошло-поехало. Вагончик тронется, Луна останется. Но ежели разобраться трезво, скажи мне, Жанок, ну, кто сейчас не чудит? Я что-то не знаю таких. Все чудят. Уж на что я, человек далёкий от амуров с купидонами, а и то иногда чужу. Редко, правда, но позволяю себе. А как же? Годы-то проходят, все лучшие годы. Эх, Миша Лермонтов. Вот, Жанн, гений был. Да, что это я говорю – был? Гений, он всегда гений. Жив, не жив. Никто не властен ничего отнять. Никто. Будь ты, семи пядей во лбу. Ничего не сделаешь. А мы – всех помним. Обо всех скажем. Никого не забудем. Ну, так вот. Насчёт чужений-то. Плотского, так сказать, жанра. И дензнаки поджимают, и возраст не 20. Но, главное, Жанок, объектов для полнокровного чужения не видать. Спрятались объекты. Нету их, как бы. Вернее, есть они, но там где-то, в Парагвае. Прячутся в банановые рощи. Помнишь песню: - И каждую пятницу, лишь солнце закатится, кого-то жуют под бананом. Не меня, понятно, жуют. Меня сжевать им, - кишка тонка. Где встанешь, там и слезешь. А насчёт Парагвая, - подкопим деньгу, и в Парагвай слетаем – съездим. Да куда захотим, туда и махнём. Было б желание, и с кем ехать, вот что главное. С тобой, или с дружбаном, так с превеликим, так сказать, а с другими… Не. Дудки. Вы сами по себе, - мы сами. Где, Жанок, наша не пропадала. А? Думаю, сначала с дружбаном покатим. На разведку. Что и как, и так далее. А как выясним, что почём, и всё такое, - тогда уж, будьте любезны, Жанна Сергеевна, вот вам билетик, можете собирать вещички. Натворим мы там делов, ну, и отдохнём, ясное дело. Для того и едем. Мы с дружбаном, Жанок, запросто можем полмира на уши поставить. Братья-акробаты. Так что, жди, Жанок. Как с разведки вернёмся, сразу в бой. Главное, не чикаться. Ну, там видно будет. Ближе к телу, как говорил Мопассан. Но пока я, тут на Луне, я буду держаться от лунных путан на дистанции. Бережёного бог бережёт. Оно, конечно, заманчиво попробовать любовь эту лунную, ну, хотя бы для того, чтоб было что ребятам в Москве рассказать. Я ведь знаю, как приедешь только, сразу расспросы пойдут. Как, мол, там у них, чего там у них, почём, ну, и всё такое. Знаю, Жанок, я эти расспросы. Всю-то жизнь мою только на них и отвечал. Вопрос – ответ. Кречмер – Товмасян. Товмасян – Кречмер. Так, что здесь, на Луне, не рискну, пожалуй. Во первых, опасно. Во вторых, опять же, опасно. А хочется, прямо страсть как, но не для физиологии, Жанок, а для опыта эмпирического. И только. У нас с этим, в своё время, проще было. Взял, скажем, ящик водки, пивка три, а на сдачу сырков «Дружба», хамсы кило, и огурцов солёных. Сел на телефон. Раз, - и на Кавказ. Световые скорости. Да, и сейчас, прямо скажу, не очень-то уж всё и изменилось. Продукты – те же, только хуже, водка – та же, только намного хуже, просто яд какой-то, лучше уж денатуратику дёрнуть с птомаинчиком, и то лучшее захорошеет, ей-бо. Деньги – те же, а тёлки… Что тёлки? Тёлки тоже те же, только хуже они, намного хуже, чем в старое доброе… Раньше, помню, такие лазили…Ну, это уже, правда, кому как повезёт, если это вообще можно назвать везением. Это спорный вопрос. О везении-то. Говорят, есть такие, что вполне ничего. Пальчики оближешь, если накнокаешь, ясно… Встречаются, короче, иногда, но мало их, говорят, очень мало. Ежели в процентном отношении, так одна к миллиону, примерно. А, мож, и того меньше. Никто толком и не знает, сколько осталось их. Плохих, и разных всяких, - пруд пруди… А вот чтоб для души, для разговора… Тут уже ловить надо. Знакомиться и отсеивать. А как же. А хорошие, те давно поумирали, Жанок. По кладбищам всё больше лежат. Тоскуют. С вурдалачьём, от тоски зелёной, в петуха режутся. Или в макао. Кто их знает? И главное, спросить-то не у кого. У хороших уже не спросишь. Поумирали хорошие-то. Неразговорчивые стали. Молчуньи. Тоска зелёная. Одна у них отрада. С вурдалачьём резаться под интерес. Кого на кисы разведут, кого на стрип гробовой с продолженьицем. А мож, кто и по крупняку банкует. Азарт, он и за гробом, - азарт. Иду на всё, мол. Ва – банк. Ходи, вурд. Твой ход. И саван сымает для затравки… Жалко мне их, Жанок. Невезучие они. Да, и мы, если разобраться, такие же. Только они там, а мы здесь. Вот и вся разница. А кто, спрашивается, виноват, Жанок, что всё так? Это очень непростой вопрос. Не лямс-пам-пули. Гораздо сложней. Сразу вот так, на арапа, или с кондачка не вырешить. Не. Серьёзное это дело. Ежели б кто разобрался в этом, сразу Монтионовская. Но умников таких не видно покамест. Я что-то таких не припоминаю. Уж на что я, Жанок, жох, а и то не взялся бы за это. И дружбан мой не взялся б. Даже за тыщу Монтионовских. Скажу прямо, ни я, ни дружбан мой, ни за какие шиши, не взялись бы. Пропади она пропадом, Монтионовская эта. А девчат, и впрямь жалко. Веришь, Жанок, себя не так жалко, как их… Эх, бедные мы люди-человеки. Тоска зелёная.
Ну, Жанок, значит, опять про Луну я. Понимаешь, мне и отдохнуть охота, да и домой когда-никогда, тож не мешало б возвернуться. Хотя бы из принципа. И вот, блюдя дистанцию, и памятуя о страшных лунных прибамбасах, о жутких любовных утехах их неземных, попытался я с великими предосторожностями, подъехать к бандерше на голубом глазу, и наведя мостик, засветить ей нал. И, веришь, Жанн, удалось. На высочайшем мастерстве, правда. Свечу, короче, нал ей, и услову свою двигаю-задвигаю. Кстати, бандершу эту, тоже Жанной звать. Неплохая тётка оказалась. А в брошюре, наговорили на неё всего-того-разного. И что за народ такой? Так и норовит грязью облить, нагадить. Что у нас, что у них,- одно и тоже. Прав был Сашок. Повсюду страсти роковые… Жанна, это я не тебе, а ей говорю. Услова у меня такейная. Пусть делают со мной, что хотят ( это я про ихних Жанн стадных, сверхвысокой плотности, которые), но чтобы не сниться мне. Ни под каким видом. Ни в коем разе. Никогда. Я отдыхать, говорю, приехал, а не сны с участием Жанн ваших глазеть. Я этих снов, кричу, и дома насмотрелся. Так обкушался, аж на Луну сбежал. Оно, конечно, и хотелось бы про лунных Жанков, трёшку-пяток снов зацепить интикуресных, миновавших цензуру Лунфильма, но мне восстанавливаться надо, сил набираться. Перед отбытием, говорю, тогда ладно, тогда другое дело, пущай поснятся немного для информации. Чего там, и как там у них всё устроено. Но это перед отбытием моим. На дорожку, так сказать. На посошок. Уговор дороже денег. Закон-тайга. Медведь-хозяин. Черпак-норма. Семнадцать километров, и бульон готов. А бандерша ихняя и впрямь, неплохая тётка оказалась. И собой ничего, а главное, Жанной звать. Не спутаешь уже. Ни днём, ни ночью. Я, родной, это она мне говорит, тебе чин-чинарём всё разустрою-заделаю, а кады я к вам прошвырнуться-оттянуться по путеве нагряну, у тебя, кричит, поживу маленько, а то, кричит, мне перекантоваться, прям, ну, негде. Пустая, говорит, не прибуду. Не дура, небось. Таких для тебя, Жанн сверхвысоких, с собой прихвачу, закачаешься. А неплохие, думаю, идейки витают у Жанки-то этой. И впрямь, не дура. Умные люди-то , и на Луне встречаются. Кады подскочу-прибуду, кричит, с парой-тройкой Жанн для тебя, сверхвысоких, распологаться станем уже, обживаться. Кому куда там. Жанны, кричит, у меня ко всему приученные, спартаночки, могут и на кухне твоей, ночевать-кимарить, но это, родной, ты уже сам решай, кого куда, и всё такое. Я лично, говорит, у тебя в комнате лягу, ежели есть, конечно, комната, на раскладушке, говорит, ежели есть раскладушка. Ну, а нет… На нет, и суда нет. Найдём, кричит, куда упасть, куда кости бросить, бренное, чтоб отдохнуло, значит. Веселие, говорит, обещаю лунное, длинное и бесплатное. Насчёт кормёжки не гоношись. Спартаночкам моим, тем вообще ничего не нужно. Приученные. Им оттянуться хочется, дружок, по полной. Сам понимаешь. У нас на Луне – сухой закон. Въезжаешь? Ну, это всё, кады соберусь-нагряну, а сейчас, карпэ диэм, говорит, отдыхай, сил набирайся. А вообще, говорит, давай домами дружить. Подумай, кричит, обмозгуй, говорит. Спасибо, говорю, Жанн, за всё, а где тут у вас, кратер Тихо, так сказать? Может, проводишь? Я, говорит, тебя, говорит, к кратеру Тихо, говорит? Да, с превеликим, говорит. Сама-то, гляжу, фигуристая. Физкультурница, видать. Всё при ней. Не прибавить, не убавить. Я б на такой, взял, да и женился б, не глядя. К тому ж, Жанной звать. Клянусь, женился б. Вот только расписываться где? На Луне, прям сейчас, или опосля, когда с Жаннами заявится? И ещё. В загсе ли, нашем Миусском, или во дворце бракосочетания, с шампанским, и музыками разными? А фамилию, говорю, мою возьмёшь, или как? Ежели мою, то будешь ты, - Жанна Товмасян Лунная. Нравится? А она, нам лунным, кричит, без разницы. Могу и твою, а могу и без фамилии, вращаться-тусоваться. Не имеет никакого значения. Ладно, говорю, договорились. Как нагрянешь в Москву, сразу и под венец, только, говорю, не забудь сверхвысоких подогнать пару-тройку, чтоб жилось веселей, без скучаниев. Для разогрева, так сказать. Эффект, чтоб пошёл мидриатический. Чтоб слюна отделялась правильно. Взор бы яснел. Тело трепетало чтоб, значит.
Ну, и пожил же я, Жанок, на Луне, будь ей неладно. Не жизнь, - рай. Покурил, скажем, у кратера Тихо по утрянке, пригубил зачуток самогончику лунного, меж высоких хлебов потусовался ихних, и на боковую. Лежишь себе, на массу давишь, и ни одна-то тебе Жанна не снится. Ну, ни одна. А их там, пруд пруди. Не считано, не мерено. Стадами бродят, обольщают. На такие извороты идут. Но не снятся зато. Уговор дороже денег. Отсюда и сон крепкий, устойчивый. Москва отдыхает. Жалко, путёва кончается. На три месяца только дают. Больше не дают. Ни по блату. Никак. Видать, Жанн стадных боятся, как огня. Влюбят те в себя, и невозвращенец за невозвращенцем, пойдут возникать-отскакивать. А туточи кой-кому холку намылят. Головку начнут отпиливать потихоху. На кичу кинут. А вот не вернулся ты, скажем, из Турции, или Египта какого, так даже и приветствуется кое-кем. Сама, Жанн, знаешь кем, не малютка, небось. А при невозвращении из Болгарии, не только почёт и уважение народное, но можно запросто в книгу рекордов Гиннеса угодить. Но случаев таких, я что-то не припоминаю.
Кончается, Жанок, счастье моё цыганское. Назад скоро. К праху отцов, как говорится. В звериные твои опять лапы попаду на веки вечные. И так оно мне становится не по себе, хоть на звезду вой. Это я могу. Научился за жизнь свою эмпирическую. Ну, ладно, до встречи, Жанок. Я по тебе, вообще-то говоря, скучаю сильно, но скучаю я, по нормальной живой Жанне, а не по сонной тетере докучливой, чтоб мне сдохнуть, окаянному.
Это лунная страница в моём сердце.
Прочитает её Жанна, не рассердится.
А сколько время? Двенадцать? Сейчас заявится. Как ни в чём ни бывало. Здравствуй, Андрюша, пришла тебя послушать… Вот тебе, Андрюша, и жанин день, жанина ночь, в смысле. Дожил, значит. Дотянул. Не рассыпался прахом. Не сгинул. Живой, покамест.
Мне всю ночь напролёт, Жанна спать не даёт.
Жаловаться некому Товмасяну бедному.
И с двенадцати до семи, снова Жанны мне снятся мои.
Итак, продолжим разговор о времени. Если время возникает в самом себе, оно будет существовать раньше самого себя. Таким образом, если оно возникает, то оно ещё не будет, поскольку всё возникающее, когда возникает, ещё не существует. Если же оно возникает в самом себе, то оно должно существовать раньше. Следовательно, время сразу и будет, и не будет. Поскольку оно возникает, оно не будет; поскольку же оно возникает в самом себе, оно будет. Однако нелепо, чтобы одно и то же с одной и той же точки зрения и существовало, и не существовало. Следовательно, нелепо и говорить, что время возникает в самом себе. Итак, если время не возникает ни в самом себе, ни как одно в другом, то время вообще не подвергается возникновению. Если же оно не лишено возникновения и не подвержено возникновению, а кроме этого нельзя придумать ничего третьего, то следует сказать, что времени не существует. Поэтому, для того чтобы было время, должны быть симптомы, а для существования симптомов должна быть налицо какая-нибудь акциденция; но реально нет налицо никакой акциденции, следовательно, не может существовать и время. Вот ведь какая невообразимая петрушка с этим временем. Выходит, как ни крути, с какой стороны ни копай под него, а оно с одной точки зрения существует, с другой же не существует вовсе, и даже не может существовать. Думается, время, скорее не существует, чем существует, но вполне возможна и обратная точка зрения, что оно всё же существует. Хоть ты, тресни! Кстати, интересно, если, действительно, взять и треснуть, то это предпологаемое трескание произойдёт во времени, или же вне его? И далее. Вызовет ли такое трескание некоторый резонанс, и этот резонанс, если он произойдёт, произойдёт во времени, или нет? Но я, собственно, так и не получил ответа на свой первоначальный вопрос. Наступит ли время, когда мне, наконец, повезёт, и если да, то когда? Кстати, и если нет, то тоже, когда именно, не повезёт? Или по другому. Когда, наконец, мне перестанет везти? Теперь я спрашиваю уже именно так. Когда мне перестанет везти? Можно рассуждать ещё и следующим образом. Если время существует, то оно или подвержено возникновению, или не подвержено возникновению, или частью подвержено, а частью не подвержено. Но время не может быть ни подверженным возникновению, ни лишённым возникновения, ни частью подверженным возникновению, а частью не подверженным. Следовательно, времени не существует. Написав это, я глянул на свои часы, и они сказали, - сейчас три часа ночи. Но я не обиделся, а только приговаривал. У, какая ты близкая, и наверно, ласковая. Никто не знает, кому это я приговаривал в три часа ночи, кроме того человека, который наверняка знает, что приговаривать в три часа ночи, могу только я, и только ему. Этот человек знает также и всё остальное, и что близкая, (рукой подать) и, что ласковая. Ну, это ещё нужно будет выяснить. Так вот. Пробормотав эти строчки из песенки Высоцкого, я вновь посмотрел на часы. Часы снова сказали – три часа ночи. Но это не время сказало, а часы. Но часы не являются временем. Это всего-навсего самый обычный контролёр времени, такой же обычный, как, скажем, самый обычный контролёр в пригородной электричке. Так что, часы – это часы, а время – это время. Далее. Ведь поскольку то, в чём что либо возникает, должно существовать раньше возникающего в нём, то и времени, возникающему в самом себе, надлежит существовать раньше себя. Но здесь я хочу остановиться, и задать вопрос Жанне Астаховой. Жанна Сергеевна, как же это прикажете понимать? Выходит, что вы существовали раньше себя? Я что-то совершенно перестал что-либо понимать, хотя вроде бы не дурак. Впрочем, со стороны виднее. Как вы находите? Жанна Сергеевна, допустим, что в мастерской созидается статуя, а на верфи строится корабль, но мастерская-то и верфь предполагаются ранее статуи и корабля. Или ещё пример. Замечательное и известное во всём мире (уж я-то знаю почему), здание Имидж-Ру построено на специально подобранном для этого, земельном участке, но участок-то существовал ранее постройки, и это ничему не противоречит, а напротив, совершенно очевидно и не возбуждает никакой апории. Поскольку «когда» есть мера времени, а выяснив, что никакого времени не существует, я должен, скрепя сердце, примириться, что не существует и никакого «когда», как для меня, так и для всех других обитателей подлунного мира. Опять луна вылезла. Думается, все эти ненужные в обиходе слова: - время, когда, будет, успеть, часы, стрелки, и другие, подобные этим, нужно взять и забыть. Навсегда изъять из обращения. Ещё скажу вот что. Выпуск часовыми заводами всех стран, красивых, очень точных и качественных часов, стоящих порой очень дорого, есть фикция. Поскольку никакого времени не существует, выпуск этих ненужных часов является обычным надувательством и очковтирательством, точнее, часовтирательством, так как нам втюхивают абсолютно ненужную вещь. В самом деле, зачем часы, если времени не существует? Ещё я думаю так. Пускай себе время не существует. В конце концов, это его дело, существовать ему, или нет. Но я-то ведь, существую на самом деле.
Мне вполне достаточно того, что существуют мои друзья. Рафаэль Аваков, Александр Эйдельман, Николай Королёв, Анатолий Сажнев, Игорь Постников, Геннадий Масленников, Ярослав Бычков, Павел Корбут.
Вопрос на засыпку. Знаете ли Вы, что один мой старый друг уже 20 лет живёт в Нью-Йорке? Не знаете? Теперь будете знать. Вот он-то, действительно живёт, а мы… мы, лишь существуем. Есть всё же разница, между понятием «жить» и «существовать». И разница эта весьма существенна. А теперь ещё немного информации. Знаете ли Вы, что Эмиль Золя привязывал себя к стулу во время работы, а Александр Дюма перед литературными занятиями любил на ночь раз пять основательно покушать. Что Глюк выставлял рояль к палящему солнцу, сочиняя свои знаменитые «Ифигении». Что Скрябин страдал истерическими припадками, а митрополит Макарий в детстве был тупым и слабоумным ребёнком, но получивши во время игры с товарищами ранение в голову камнем, совершенно преобразился и способности его сделались столь блестящими, что он стал Митрополитом Макарием. Что Август Кекуле, основатель структурной химии, сделал великое открытие едучи по Лондону на крыше омнибуса. Он увидел вдруг, как танцуют атомы, и придя домой, за одну ночь выстроил это замечательное открытие в стройную систему. Повторяю, это открытие было сделано во время обычной поездки по городу. Знаете ли Вы, что Пётр Чайковский имел обыкновение погружать в холодное шампанское свои ноги, и таким образом мог в это время успешно сочинять. Александр Пушкин не мог работать без своего перстня. Рафаэль говорил о своём творчестве: «Это происходило в каком-то прекрасном сне». Знаете ли Вы, что гениальный джазовый пианист Бад Пауэлл, находясь в психиатрической больнице на лечении, показывал своим друзьям-музыкантам, навещавшим его, аккорды, которые он нажимал руками на больничной стене со словами: «А вот такие аккорды Вы слышали?» Что Рэй Чарльз, Джордж Ширинг и Ленни Тристано были слепыми, а великий Арт Тэйтум имел всего 25 процентов зрения, и мог разбирать ноты и глядеть на них только через сильную лупу. Что один из самых чистых и нежных трубачей в мире, моя светлая зависть и беда Клиффорд Браун, был математиком и прекрасным шахматистом. Он никогда не пил спиртное и не употреблял наркотики. Клиффорд Браун погиб в автомобильной катастрофе, прожив всего 26 лет. Знаете ли Вы, что слово «предмет», не существовало до Карамзина, и практически, почти перестало существовать (в поэзии) после Товмасяна, сильно травмированное, и вытесненное им в словарь архаизмов? И если у Федора Сологуба, - «Предметы предметного мира», у Товмасяна,- «И проскакали кроты беспредметные» (Невозмутим, словно шляпа Рериха), - «Беспредметных ласточек ласковый конвой» (Что мне снится в старости), - «Есть пудель счастья беспредметный» (одноимённое стихотворение) Однако, вернёмся к времени. Я хочу снова поговорить о ненужных словах. Нужно раз и навсегда освободить свою речь от слов, хоть мало мальски напоминающим нам о времени. Правда, тогда придётся жить немотствуя, так как буквально каждое слово напоминает о времени. Какое ни возьми. Улица, туча, солнце, луна, звёзды, люди, звери, птицы… Всё – время. Меня просто несёт. А кого-то мож, и несут уже. Помню, когда имел златые горы и реки полные вина, а именно, в 1968 году, я отдыхал в Лазаревском, меня поразила отнюдь не природа, моря там всякие, нет. Меня поразило другое. У каждого тамошнего шофёра на лобовом стекле была приклеена большая цветная фотография Иосифа Виссарионовича, с любовью вырезанная с обложки журнала Огонёк. Но больше всего меня поразило вот что. На заднем деревянном борту буквально каждой машины, неизменно красовалась надпись: Быстро поедешь – медленно понесут. Эта надпись мне снится до сих пор. Попеременно, то Жанна, то надпись, то опять Жанна, то опять надпись. Да, я чуть не забыл. Ещё мне снится число 89035222090. И чего мне только не снится. Ну, Жанна, это уже, как говорится, положняк. Каждый божий день, в смысле, каждую божью ночь. Каждую ночь одно и то же. То Жанна, то надпись, то число. А надпись, и впрямь хороша. Спору нет, Жанна – лучше, но и надпись неплоха. Ясное дело, Жанна в миллион раз лучше надписи, но и надпись ведь неплохая, чёрт бы меня съел, и даже хорошая, правда, всё же не такая хорошая, как Жанна.
Где надписи тягаться с Жанной, Боже!
Та сниться может, но и надпись тоже.
Странно. Раз уж я снова заговорил о времени, то мне хочется сказать кое-что и о числах. Числа ведь, напрямую связаны с временем, даже если времени не существует. Если время, это – число, то число это, или неопределённое, или определённое, или отчасти определённое, а отчасти неопределённое. Мне постоянно снится вполне определённое число. Снится оно мне настолько часто, что я знаю его наизусть. 89035222090. Но я не знаю, является ли это число,- временем. Если число это, действительно такое, каким оно мне снится, то я беру на себя смелость утверждать, что число это несомненно является самым что ни на есть настоящим временем. Далее. Число это совсем не похоже на число Пи. 3,14159265358… Но это, опять же, ни о чём не говорит. Допустим, что число, которое мне снится, не является временем. Но раз оно снится мне с такой настойчивостью и является вполне определённым числом, мне думается, что число это что-то обозначает. Может, в нём зашифровано чьё-то имя, или ещё что-нибудь. Далее. Если число это, - суть зашифрованное имя, то каким образом можно расшифровать его? Видимо, придётся идти к военным дешифровщикам, и узнать, наконец, что это такое. Если это имя, то кому оно принадлежит, и так далее. Это ещё одна загадка, такая же таинственная, как и все остальные загадки времени. Будем живы, - расшифруем, разгадаем. Не знаю кто как, а я разгадаю. Это абсолютно точно.
Ах, ты, время окаянно,
Что ты сделало со мной,
И с Астаховою Жанной,
Моей Жанкой золотой…
Что-то не ко времени на частушки потянуло. Какие тут, к свиньям частушки. На часах 6 утра, Жанок перестал сниться, и ни в одном глазу. Видать, акциденция какая-то на подходе. С симптомами прёт. Во всеоружии едет. О времени. Для того, чтобы могло существовать время, обязательно должны быть симптомы, если будут симптомы, то обязательно нужна акциденция, но так как никакой реальной акциденции не предвидится, то и времени не будет. Вообще не будет никогда. Так что, продавайте будильнички, ребятки. Часы, ходики, и разные там прибамбасы. Так вот. 6 утра, Жанок ушел, и ни в одном глазу. Может, всё же акциденция подойдёт? С симптомами. А то, ведь, времени-то не будет. Обидно. Для чего же я тогда часы себе купил? И костюмчик за 40 рублей? Видно, всё прахом пойдёт. К кравченковой маме. Обидно не то, что к кравченковой маме всё пойдёт, а что костюмчик придётся продать за 40 рублей. Я догадался сейчас. Я и есть время. И Жанна Астахова – время, и Николай Королёв – время, и Рафаэль Аваков – время, и Александр Эйдельман – время. Все мы – время. Хотя его, возможно, и нету. Туман, туман… Насчёт Жанны Астаховой. Жанна, - не как все. Она, частично, - время, а частично, - Жанна. Нет уж. Дудки. Такая частичная Жанна меня не устраивает. Надо будет переделать её на свой лад. Подогнать под свои параметры. Устранить её недостатки. Впрочем, что же я такое говорю? У Жанны нет недостатков. У всех есть, а у Жанны нет. Клянусь, нет у Жанка недостатков. Всё остальное есть, а недостатков нет. Я не успокоюсь до тех пор, пока не переделаю Жанну на свой лад. Пока частичная Жанна, не превратится в полную ( не в смысле полноты, упаси Боже!). Пока Жанна не пройдёт ОТК, - никакой любви не предвидится. Как и акциденции с симптомами. Всё ведь связано между собой. И я, и время, и Жанна, и стихи, и любовь, и даже Парагвай, и то, каким-то образом связан с нами. Ну, а тогда, после ОТК, - посмотрим. Там посмотрим. Точнее, посмотрим не там, а здесь. Это очень важно, что не там, а здесь, Именно здесь, а не в Парагвае.
И снится и снится, и спать не даёт
И колют ресницы, и возраст не тот…
Мне часто вспоминается волшебная строка. Друзья, но что теснит так страшно грудь мою. Это золотой век. Он всегда в моём сердце. Вы помните последние слова прекрасной русской песни?
С пустой котомкой за спиною
Тебя не пустят в дом отца
Ты пропил горы золотые
И реки полные вина…
Вы не знаете, о ком эта песня? Эта песня обо мне. Теперь-то я уж точно знаю, что я и есть Время. Меня печалит не то, что времени не существует, меня расстраивает, что моего реального времени становится меньше, меньше, меньше…
Оно тает, убывает,
И лаская, убивает…
Меня интересует, не сколько времени мне отпущено Богом, меня интересует, сколько я ещё успею в жизни сделать добрых дел. Всем своим друзьям. И всем живущим.
Как будильник ни ломай
Вновь наступит Первомай
Бесконечности эмаль
Снова зацветёт миндаль
Скоро смерть и я не сплю
Я последний стих ловлю
Эта книга про меня
Как на склоне жизни я
Имидж полюбил златой
Этот дом всегда со мной
Ёкнуло под ложечкой
В перочинны ножички
Никогда я не играл
Я бельё в тюрьме стирал
И стихи всю жизнь слагал
Много лет отдал трубе
Ничего не надо мне
Я бы рассказал тебе
О разрушенной судьбе
О разбойном племени
О разбитой темени
Просто нету времени
У меня. И вообще…
Май – октябрь.
2006
Андрей Товмасян Акрибист
МИТЛЕНКО СВЕТЛАНЕ АЛЕКСЕЕВНЕ
СУЩЕСТВУЕТ ЛИ ЛУНА?
Было довольно поздно, и я чертовски устал следить за владычицей ночного свода и праздно лежал без сна, но голова моя была почему-то повёрнута в какую – то иную, более интересующую меня в тот момент сторону. Я, положительно, теряюсь в догадках. Как всё же узнать, существует ли Луна? Быть может, давным-давно, никакой Луны уже нет и в помине, и пытаться обнаружить её, не только глупо, но вдобавок ко всему ещё и бесполезно? Точно так же я не знаю до сих пор, существуют ли, например, какие-нибудь приборы или устройства помогающие людям, бескорыстно любящим Луну, помогать обнаруживать её. Какие-нибудь луномеры, луноскопы? И если да, то какие из себя эти приборы или устройства? Громоздки они, или существуют также и миниатюрные их модели? Продаются ли они? Где и как их можно достать или раздобыть? Дорого ли они стоят? Удобны ли они в быту? Да, ещё. Удобно ли с точки зрения этики, такой луноскоп или луномер подарить любимой женщине, или жене? Решительно, я пребываю в неведении. Напоследок, мне хотелось бы получить ответ на давно интересующий меня вопрос, а именно: - «Кто я, по вашему, если выяснилось бы вдруг, что я – не человек?»
5-6 октября 2007 года
ФУРМАНЮК ЮЛИИ АЛЕКСАНДРОВНЕ
КУРИЛ ЛИ ПУШКИН?
Однажды Юлия Александровна встала утром не с той ноги, и странная её вдруг пронзила мысль. Она просто ахнула, и присела на кровать, не одемшись. И погрузилась Александровна в странную, повторяю, думу. Сидит на кровати и думает «Курил ли Пушкин?» Подумала немного, оделась. «Позавтракаю в школе, - думает: Дешевше выйдет, » и пошла потихоньку на работу. Чего спешить! Начальство, как никак. Идёт, а дума ей покоя не даёт. В голове так и крутится, так и вертится: «Курил ли Пушкин?» Пришла рассеянная, позавтракала, значит, ну, и потекли часы-то её рабочие, будничные. То-то, то-это, а в мозгу так и ходит, так и бродит: «Курил ли Пушкин?» Полдня прошло. Ну, обед, натурально подали. Чин - чинарём всё. А думушка всё покоя не даёт, бедной. То подумает: «Курил, наверное! Я же курю. Да и вообще все курят ( кроме Ванечки мово).
А то вдруг, в другую сторону заносит: «Да. нет! Не курил, небось! С чего бы ему курить? В самом деле. Да тогда, - думает, - и сигарет-то нормальных с фильтром не было. Что же он, - думает, - дурак, Пушкин-то, чубук сосать? Да и Гончарова, небось, отворачивалась бы всё время! Кому это приятно, когда такое, - я извиняюсь, - амбре висит день и ночь. Нет. Наверное, не курил. Он ведь любил свою Наташку, даже стрелялся из-за неё, с чего и помер. Конечно, не курил» И вдруг, с быстротой молнии, другая, значит, мысль-то её, как стебель какой, так и косит! «Да чего же он, - думает, - совсем дурак, не курить-то. Все рядом дымят. Дымища, небось, коромыслом. А он и не курит? Нет, брат,- думает Юлия Александровна, - курил, курил подлец, зашпандоривал небось одну за другой, коли трубка, и один за одним, коли чубук!» А мысли-то, мысли опять гложут, перевёртывают бедную головушку Александровны нашей уважаемой, учительши-то, значит, бесценной Юлечки! Засумлевалась, короче…
«Вряд ли, -думает, -курил бедняга! Да ему и времени-то на особый раскур не очень… То стишок сочинить, то запомнить его, почистить, там, пошлифовать, то в журнал бежать. То получка, то аванс какой. Разное случалось. Не как щас. То выпивон опять же с дружками. А как же? Без этого никак. То полемика газетная душу вынимает, время мутит. А то Наташка очередной фортель выкинет. Как всегда, истерику устроит: - «Ты зачем, мол, на балу на мымру блондоранистую опять глаз положил? Думаешь, я дура у тебя, не вижу, думаешь, ни черта? - и даже ручку не даёт поцеловать, а уж до прочего чего такого, так просто и базара никакого быть не может» И вдруг опять мысля-то, как молния какая: - «Курил, курил эфиоп проклятый! Щас все курят! ( кроме Ванечки моего ). И так она запуталась с этими всеми разнобоями мыслей, хотя, правду молвить, и мыслей-то кот наплакал, что вдруг сказала решительно вслух (а это у Юли – исключительно редко случается), ну, вот, значит, и говорит Юля громко так, чтобы другим слышнее было: « А какое мне, собственно говоря, дело до того, - курил Пушкин, или нет? Мне в общем как-то без разницы. По барабану. Ну, курил! Ну, - нет! Моё-то, - говорит, Юлёк, - какое собачье дело? Эфиоп дремучий, полтора века, как преставился, а всё девушкам житья не даёт!» Это наша Юля-умница (чего есть, то уже есть) про всех подружек сказала, но и про себя в том числе. Коли сама словца красного не вставишь в нужный, момент - ни одна тебе собака не поможет. На том и стоим, - бедные мы всё же человеки. И встала она, значит, Юленька-то наша, девушка уважаемая, дверь кабинетца своего – настежь, (Знай, мол, наших! Юльки идут!) Ну, и пошла, как всегда, поглазеть, - где, чего и вообще, что, почём, ну, и так далее. Есть ли новости пикантные? Кто, кого, да нет ли врак каких свежих? Но народец-то нынешний – крепко молчалив стал. И знает, главное , да, уж лучше удавится, чем скажет! Таким пальца в рот и не вздумай даже Ну, и пошёл Юлёк себе, не солоно хлебавши (пообедав, конечно , на работе. Готовят вкусно, да и дороговизны особой как – то не наблюдается. Фактор, понятно, не ахти какой, но позитивный, чего греха таить!) И пошёл Юлёк, солнцем палимый… До хаты, как говорится… Поглазела ящик немного, Машеньке-подружке (змее подколодной) позвонила для дела, как живёшь, мол, что не заходишь? Есть ли новые стишки? Ну, и в том же духе, в том же разрезе… Речь-то поставленная. Рикторша, можно сказать. Цицерон суровый. Чуть не в том месте запятая поставлена, - житья не даст, заклюёт, а в прочем во всём-другом – человек милый, радушный, хлебосольный и можно даже сказать: -хороший, в самом хорошем смысле этого, как ни странно, - редкого слова. САПИЭНТИ САТ!
И всё бы у Юлии Александровны прекрасно, да вот Ванька - подлец курит. Пушкин-то даже если бы и курил, то это ещё вопрос спорный. А Ванятка так просто садит и садит одну за одной. Но я позволю себе процитировать Крылова. (По мне уж лучше пей, да дело разумей! Во-первых , я сам в своей жизни придерживаюсь именно этого правила. Во-вторых, лично к Вашему сыну эти строки не имеют ни малейшего отношения, ну, а в третьих, я именно такие вот поэтические строки (или подобные таким) - и считаю не стишками - а стихами.) Надеюсь, на то, что Вы поймёте, что я хотел сказать Вам (касательно того, что - стихи, а что - стишки.
Ну, разделась, значит, бесценная - то наша, легла, и как бы заснуть хочет. А дума-то всё спать не даёт. Курил? Не курил? Так вот, под этой думушки печальный перезвон, и заснула, вроде б, бедолага. И спокойной ночи ей от всех нас. И от меня тож. А ночью (ну, когда все ночные продуктовые до утра пашут, причём – не за страх, а за совесть - странно редко что-то я стал слышать это словцо. Издержки века, видать. Вам-то, верно, это понятнее. Филологу - и карты в руки. Ну, это я опять отвлёкся. Прощу прощения. Так вот , ночью –то опять приснилась Александровне какая-то гадость, чертовщина, неразбериха, сумбур первостатейный, андроны едут, короче… То Ванечка, кровинушка родная, с чубуком во рту – Крылова читает, то Маша - поэтесса Юльку- магнезии ливанула в мензурочку симпатичную (заместо спирту), то ещё чего… Слава Богу, - хоть я - то на эти спектакли билетов не достал Вот это, я понимаю, удача! Остальное - блажь-мечта. Призрак бледный. Пустота. А сон, действительно, не сон, а сивуха какая - то. Сивой кобылы сентябрьский бред. Оно вроде, как бы и спать надо Александровне, отдыхать, сил набираться, а сон - то так и снится, снится, и Ванька с чубуком - кровинушка родная, и Маша-подружка, Локуста с магнезией - ну, перепутала девушка, не нарочно же она? А может, и нарочно. Кто её знает? Чужая душа – потёмки! Истина темна. Сны, Юлия Александровна, -такое тёмное дело, -не приведи, Господь! Уж на что Фрейд-Фрейд, а и то, написал бедняга свой редкостный труд «Толкование сновидений» и только его и видели. Вот ведь как бывает. Ну, наконец, капитально заснула Юлия Александровна. Успокоилась вроде бы. Денёк-то, сдаётся, - високосный был. Я на этой чертовщине столько собак съел, - вспомнить-то, да и то страшно. Тут меня уже разубедить невозможно. В подобных портеплюмсах я не ошибаюсь никогда. Ну, а утром выспалась Юля и пришла на работу, бодрая такая, весёлая. Мысли, ну, ни одной в голове! Разве это не прелесть? Позавтракала, (а как же?)-и в классец свой - шасть! Сидит довольная, вся светится улыбочкой своей неповторимой. Ну, чистая Аврора! ( Кто не верит – повтори! Не получится!) На неё нечто вроде счастья вегетативного снизошло. Откуда? Бог весть.
Всем такое еёное здоровье понравилось, и все ей сказали: - Доброе утро, мол, Здравствуйте, мол, значит. И я сказал. А что, я – рыжий? Не! Дудки!
6 ОКТЯБРЯ 2007 года
P. S. Юлия Александровна. после того, как я написал лично для Вас этот рассказ, в заключение я хотел бы рассказать Вам одну престранную фразу, которая помогает мне засыпать. Я просто поторяю её несколько раз, когда не могу заснуть. Вот эта странная фраза: Ю Р А Х И Л А В Р У К Е С Н Е Г. И.хотя в ней нет никакого волшебства, она мне помогает . С УВАЖЕНИЕМ ! А.Т.А.
АНДРЕЙ ТОВМАСЯН АКРИБИСТ
АСТАХОВОЙ ЖАННЕ СЕРГЕЕВНЕ
РАЗГОВОР О БЛАГЕ И ЗЛЕ или МОЖНО ЛИ ЖИТЬ СЧАСТЛИВО,
СЧИТАЯ, ЧТО БЛАГО И ЗЛО НЕ СУЩЕСТВУЮТ ПО ПРИРОДЕ?
Спускается мгла
На взор и на совесть.
Ни блага, ни зла, -
О, грустная повесть!
Из стихотворения Поля Верлена
в переводе Фёдора Соллогуба 1896
Существует положение о том, что не существует блага и зла по природе. Мы спрашиваем, можно ли даже и при их допущении жить хорошо и счастливо? Догматические философы утверждают, что дело обстоит именно так. По их мнению, достигший блага, и уклоняющийся от зла – счастлив. Вследствие этого они говорят, что разум есть некое познание жизни, так как он различает благо и зло и доставляет счастье. Скептики же, ничего на веру не утверждающие и не отрицающие, но всё подводящие под скепсис, учат, что тем, кто допустил благо и зло по природе, предстоит несчастная жизнь, а тем, кто отказывается от определений и воздерживается от суждения, - жизнь такая, как там,
«Где беспечальные бегут людские годы,
И пчёлки вечные горят во тьме дневной…»
Итак, всякое несчастье возникает вследствие какой – либо тревоги. Но всякая тревога происходит у людей вследствие или какого – либо напряжённого стремления,
или какого – нибудь напряжённого избегания. У меня, например, тревога возникает в разных случаях, но чаще всего тогда, когда я начинаю размышлять: - « Почему, интересно, мой Жанок, мне не звонит?» Тревога возникает у меня и в других случаях, но чаще всего, именно в этом случае. Ещё тревога начинает мучить меня, когда я задаюсь вопросом: - « Может, мой Жанок избегает меня,и если, да, то почему так происходит? Ведь отношения – то у нас добрые, ровные, - как говорится, - « Не разлей вода!», или « Любовь до гроба!»?!
Поскольку же существует уверенность, что есть благо по природе, а есть зло по природе, и, скажем, некто, гоняясь за одним и избегая другого и вследствие этого тревожась, - никогда не будет счастлив. Ведь если всё, за чем кто – либо гонится, (например, я за Жанной). есть уже благо по природе, и всё то, чего он избегает ( например, как Жанна избегает меня), впрочем, возможно, мне это только так кажется,а в действительности, всё, может быть, обстоит совсем не так. Если кто – то предположит,что всё, за чем кто – либо гонится, есть благо по природе, а всё, чего кто – либо избегает,по природе избегаемо, - тот будет влачить несчастную жизнь, вынуждаемый одновременно за тем же самым гоняться и его же избегать; и гоняться, поскольку некоторыми оно принято как достойное выбора.
Тут я полностью согласен. Я, надо сказать, сделал свой самый правильный выбор на свете. Разумеется, в отношении Жанны Астаховой. Я не могу утверждать наверняка,что Жанна меня избегает, но даже, если это действительно так, то я не могу и утверждать, что Жанна когда – нибудь, и, возможно, очень скоро – перестанет меня избегать. Действительно, почему бы Жанне, раз отношения у нас ровные и добрые,мы никогда не ругались, так почему бы Жанне – избегать меня вечно? Какой в этом,интересно, она видит смысл? Разумеется, если Жанна и, впрямь, видит в этом смысл. Далее. Такое же рассуждение приложимо и ко злу. Действительно, будучи вне его,догматик не беззаботен, ввиду того, что его достаточно мучит тревога по избежанию зла и по предохранению себя от него, а, обретаясь среди зла, он не имеет покоя от мучений, соображая, как избежать ему глубокой гибели. Если же кто –то скажет, что ничего нет по природе достойного более выбора, то, ввиду того что каждое из них относительно и в различное время и при разных обстоятельствах то достойно выбора, то избегаемо, он будет жить счастливо и безмятежно, не возносясь при благе как благе и не унижаясь при зле как зле, бодро встречая неизбежно случающееся, свободный от беспокойства, насчёт мнения, по которому что – либо считается злом или благом. Сделать ему это будет возможно на основании того мнения, что нет блага или зла по природе. Следовательно, нельзя жить счастливо тому, кто предполагает существование каких – либо благ или зол по природе. Предположим, ( а так оно и есть в действительности), я давно не видел Жанну. Да, я совершенно забыл сказать, что я давно уже мысленно, для себя, называю Жанну пчёлкой. Жанна для меня, теперь уже не Жанна. Она пчёлка. Жанна – пчёлка.Так вот. Я давно не видел Пчёлку – Жанну. Благо это, или зло? Я рассуждаю так: - То, что я давно не видел Жанну, для меня – зло, но, возможно, для кого – то это, наоборот, благо. Хотя, я не могу быть уверенным в этом, на все сто, как говорится, процентов. Или ещё так. Жанна давно не звонила мне. Для меня это, несомненно, зло, но благо ли это Жанне? Смею думать,- вряд ли то, что Жанна редко звонит мне, принесёт ей какую – либо ощутимую пользу. Но, в любом случае, будет ли Жанна звонить мне, не будет ли, я всё равно продолжаю её любить, и всё время продолжаю сочинять что – то новое, как для неё, так и для всех своих друзей. Далее, то что приносит какое – либо зло для чего – нибудь, конечно, должно быть избегаемо как зло. Слушай внимательно, Пчёлка, это я тебе, кстати, говорю. Например, если боль есть зло, то, конечно, причинение боли присоединится к боли, и его должно избегать. И если смерть принадлежит к числу зол, то и причиняющее смерть будет принадлежать к числу зол, притом избегаемых. Следовательно, вообще, если зло должно быть избегаемо, то и причинение его неизбежно будет избегаемым злом. Кроме того, так называемые у некоторых блага по природе, способны причинить и зло.Следовательно, то, что называется некоторым благом, потенциально есть зло и потому причина несчастья. Именно, через подобные блага возникают, как известно, все пороки; корыстолюбие, честолюбие, сластолюбие, ревность, измена, предательство и прочее,близкое к этому. Ведь каждый человек, напряжённо гоняясь за тем, что он считает благом и достойным выбора, по сильной доверчивости незаметно впадает в соседние пороки.
Тут я одновременно и согласен и не согласен. Да, я действительно много лет кряду, напряжённо гоняюсь за тем, что мне кажется благом для меня. За Пчёлкой, например.
И я продолжаю утверждать, - объект моей любви достойный и неизменен. Но я скажу
и другое. Ведь, в погоне за Жанной, я же не потерял голову, и сумел же не впасть ни в один из перечисленных пороков. Я не стал, ни честолюбцем, ни ревнивцем, ни кем – либо ещё… Я остался самим собой, и хочу сказать вот что. Мне кажется, что над тем , что я говорю, есть смысл поразмышлять моему читателю, и, возможно, согласиться в чём – то
со мной. Далее. О пороках. Например, забравший себе в голову, что богатство есть благо,
должен усердно делать всё для достижения богатства, а делать всё для достижения богатства – значит, быть корыстолюбивым. Стало быть, считающий богатство величайшим благом в своём устремлении к нему, становится корыстолюбцем. Так же и тот, кто считает славу достойной выбора, напряжённо стремится к славе, а напряжённо стремиться к славе – значит, быть честолюбивым. Следовательно, признание славы достойной выбора и благом по природе производит некое великое зло, а, именно, честолюбие. Слава Богу, что хоть эта чаша миновала меня! Мы придём к такому же выводу и относительно наслаждения. Ведь тому, кто стремится к его осуществлению, сопутствует нечто дурное – сластолюбие. Поэтому, если то, что производит зло, есть зло, а доказано, что кажущиеся некоторым философам блага производят всякое зло, то надо ещё раз сказать, что, то, что некоторыми сочтено за благо,
потенциально есть зло. Хочу оговориться. Существуют разные виды наслаждений. Можно наслаждаться хорошей музыкой, хорошими стихами, хорошими людьми, самою жизнью, наконец!
Можно наслаждаться и такими абстрактными, или умозрительными вещами, как тишина, пустота, или даже мнимостями… Я спрашиваю, почему, например, принято считать, что наслаждаться можно только плотски? Это всеобщее заблуждение, которое я не разделяю. И, хотя, плотские наслаждения , всё - таки тоже наслаждения, я предпочитаю им иные наслаждения, о которых я говорил выше. Если я когда – нибудь увижу Жанну ( я хотел сказать, Пчёлку), в чём, кстати говоря,я не вижу ничего дурного, или предосудительного, то мой разговор с Пчёлкой, наверняка доставит мне огромное удовольствие и наслаждение, и наслаждение это будет не плотское, а совершенно иного свойства, которое я могу назвать высоким и воодушевляющим. Кто знает, может быть, после моего разговора с Жанной, опять проклюнутся какие – нибудь новые и светлые стихи? Разговаривать на достойные темы с достойными друзьями, - есть тоже один из видов наслаждения. Больше всего на свете, я люблю разговаривать со своим старым другом, и удивительным человеком, вице – президентом московского Джаз Арт Клуба Рафаэлем Аваковым. Причём, выбор этих тем разговора, - необычайно разнообразен. От джаза и стихов, до… Да, да, именно так. От и до! Аваков подчас рассказывает такие потрясающие вещи, что я порекомендовал бы всем своим друзьям, не расспрашивать меня о том, что мне иногда рассказывает Аваков, а просто зайти как – нибудь в Джаз Арт Клуб, и поговорить с ним самим на любую тему. От и до. Ручаюсь, - не пожалеете! Я считаю Рафаэля Авакова одним из самых серьёзных и интересных собеседников, и всегда внимательно прислушиваюсь к тому, что он говорит. С моим старым добрым другом Николаем Королёвым , я тоже могу говорить, практически, на любые темы. Абсолютно любые. Музыка, стихи, да и про всё на свете. Да, я совершенно забыл сказать, да, хорошо, что вспомнил. Разговоры на тему, так называемой любви, в нашей среде не приняты. Итак о ней всё всем слишком хорошо известно.
В Джаз Арт Клубе я разговариваю не только с Аваковым. Мне есть о чём поговорить и с Президентом Джаз Арт Клуба Александром Эйдельманом. Алик Эйдельман не только Президент Клуба, он ещё и литератор, недавно издавший две превосходные книги своих замечательных рассказов. «Своя правда» и «Сны на заказ». Люблю поговорить и с Александром Железняком. Темы разговоров разные, но чаще всего, - о джазе, хотя иногда мы говорим с ним и на другие интересные темы. Люблю поговорить с Юлией Фурманюк. Хорошая собеседница. Темы разговоров – разные.
Существуют в Джаз Арт Клубе и такие люди, с которыми мне просто не о чём говорить. Это очень печальный факт, и я не могу об этом не упомянуть. Оставим эту печаль отдыхать в великом покое. То есть – одну. Существуют в Клубе, наконец , люди,с которыми бы хотел поговорить и я. Пчёлка – Жанна , не в счёт! С Жанной – Пчёлкой я могу говорить – когда угодно, где угодно, и на какие угодно темы. Я говорю сейчас о других людях, с которыми, я бы охотно поговорил. Во первых, эти люди делятся на живых и мёртвых. Так вот. Увы, не все живые люди удостаивают меня своим вниманием. Я имею в виду – разговора со мной. Не знаю почему. То ли у них нет времени для меня, и они всегда куда – то спешат, то ли ещё – либо почему… Оставим и этих в покое. В конце концов, это их личное дело, говорить со мной, или нет. Второй вид моих разговоров, - это мои ночные разговоры с великими мертвецами. Каждую ночь, прежде чем я не усну , - я беседую с Пушкиным, с Лермонтовым, с Батюшковым, и с многими другими великими людьми. С людьми – навсегда! Поскольку Осип Эмильевич Мандельштам, мой самый любимый поэт, то, соответственно, львиная часть моих ночных разговоров падает именно на него. Сценарий наших разговоров меняется, но принцип сценария всегда один и тот же. Вот один из них, - в кратком изложении. Я прихожу к Мандельштаму в гости. Почему – то всегда ночью, и почему – то всегда в Воронежскую ссылку. Я прошу его почитать мне его стихи, любые, старые или новые. Он соглашается, и долго читает их – мне. После этого, я прошу его выслушать кое – какие мои замечания по поводу его стихов. К моему великому изумлению, он соглашается, И я долго говорю с ним о его удивительных и божественных стихах. Существуют и другие разновидности этого сценария, но, повторяю, принцип его практически неизменен. Я у Осипа Мандельштама. Всегда в Воронеже. Всегда ночью. Чтение его стихов. Согласитесь, что эти мои ночные беседы с великими мертвецами, разве не есть ещё одно моё величайшее наслаждение? Пусть даже и мнимое? Хочу сказать ещё и вот что. Я не знаю, говорит ли ещё кто – нибудь но ночам с великими мертвецами, как я, или это исключительно, моё изобретение, но это ещё один из видов моих наслаждений, причём, утром, после моих воображаемых бесед с Мандельштамом, меня всегда осеняют какие – то новые идеи, я пишу свои новые стихи, и мне хочется сделать что – то очень хорошее и доброе… Подводя итог уже сказанному, я говорю;- После моих ночных бесед с Мандельштамом, я живу какой –то другой , более чистой, и светлой жизнью. Кстати говоря, скажи – ка, мне, Пчёлка, а с кем разговариваешь ночью, ты? Ясное дело, кроме меня?
Я отвлекусь немного, для того, чтобы рассказать кое о чём, и кое о ком. В основном, о тех людях, с которыми мне бы хотелось просто поговорить, и о том, какие вообще меня окружают люди. Есть, к примеру, у меня одна знакомая женщина. Митленко Светлана Алексеевна. Знакомство шапочное. Можно даже сказать, - никакого знакомства. Так, эта Светлана Алексеевна, по – моему, - очень хороший человек. Я редко ошибаюсь в людях. А ведь мне с ней тоже очень хотелось бы поговорить кое на какие темы. Но, увы, - не у всех, для разговора со мной, - находится время. Что им Гекуба? У Товмасяна почему – то для всех находится время, а у некоторых моих знакомых, времени, для разговора со мной, - не находится. Странно, не правда ли? Или вот, наша новая очаровательная кассирша в Джаз Арт Клубе. Виола. Я поговорил с ней немного. Просто так. Говорит, художница. Чувствую, что она тоже очень хороший человек. Повторяю, я редко ошибаюсь в людях. Интересно, что эта Виола, едва ли знает, как меня зовут, или, скажем, кто вообще я такой?! А я вот уже пишу о ней. И всё, что я пишу, - правда. Пусть совсем малюсенькая,пустяшная, и всё – таки чистая правда. А ведь, эта Виола, наверное, даже никогда, и не узнает об этом. Или, вот ещё. Есть у меня одна хорошая знакомая женщина. Янина Тамара Владимировна. Светлее и добрее этой женщины, я, пожалуй, не встречал никогда в своей жизни. А какая она красавица! Но, я пишу сейчас не о красавицах, а о хороших людях. Впрочем, это одно и то же. Меня окружает столько прекрасных людей, а, между тем, я чувствую себя самым одиноким, и самым несчастливым человеком в мире. Отчего это так? Скажи мне, в первый и в последний раз, Рафаэль Аваков, скажи мне, в последний раз, Николай Королёв, отчего я чувствую себя таким одиноким и несчастным? Я знаю, что скажет мне Рафаэль. Андрей, скажет мне Аваков, извини меня, но уж, если ты, имея вокруг себя столько прекрасных друзей, считаешь себя, непонятно почему, одиноким, то, спрашивается, кем тогда прикажешь, считать себя всем остальным? Ты об этом, не задумывался? А Коля Королёв скажет мне, примерно, следующее: - В последний раз, говоришь? Дурак. Последняя у попа жена была. Да я был бы на седьмом небе от счастья, если бы, как ты, сочетал в себе столько талантов одновременно! Ты , и трубач, и пианист, и композитор, и поэт! Да, чего же ещё тебе нужно для счастья? Теперь, я говорю тебе, Жанна. А знаешь, Пчёлка, чем я, в основном, отличаюсь от всех остальных? Не знаешь? Так я скажу тебе. Я отличаюсь от всех остальных, отнюдь не тем, что сочетаю в себе такое множество талантов, или даров. Я отличаюсь от всех остальных, прежде всего тем, что я никогда и никого не забываю, и в отличие от многих, у меня всегда и до всех, - есть дело и дело это, - всегда доброе.
Такая, вот, Пчёлка, у нас с тобой, - царская окрошка на посошок! Далее. Противники не могут возражать в том смысле, что только через горячность и стремление к этим благам возникает зло для тех, кто за ними гоняется и кто к ним стремится. Например, для тех, кто охотится за богатством, - корыстолюбие, за славой, - честолюбие, за Жанной, - жаннолюбие, за Пчёлкой, - пчёлколюбие, и для каждого, заметьте, своя тревога. За Жанной, и за Пчёлкой, это, конечно, тавтология. Жанна и Пчёлка, это одно и то же. А что по достижении их является – де избавление от тревог и успокоение от прежней тяготы. Достигший богатства уже якобы не стремится напряжённо к богатству, и получивший наслаждение снижает напряжённость стремления к нему. Мне всё это кажется вполне логичным и объяснимым. Раз я всё это и пишу, то, разумеется, отлично и понимаю. Но, должен признаться, я не понимаю вот что. Как должен будет поступить тот, кто гоняясь за Жанной, уже достиг её, и что, спрашивается, ему нужно делать дальше? Или, предположим, напряжённо стремившийся к наслаждению, таки получил его в конце концов, но , что прикажете делать мне, когда я получу наслаждение от разговора с Жанной? Неважно, по телефону, или, при личной встрече? То есть, как это неважно? Ещё как важно! По телефону, - это одно, а при личной встрече, - это совсем другое. Я Вам покажу, - неважно! На все эти вопросы, несомненно существуют одновременно, как очень простые, так и крайне сложные ответы. Смею думать, что когда – нибудь, и возможно, даже очень скоро, я получу эти ответы. Весь вопрос только, как я их получу? И в какой форме. Да, ещё. Устроят ли меня вполне эти ответы, и что мне нужно будет делать дальше, после, потом???
Да и ещё. А что мне делать, если эти ответы меня вообще никак не устроят? Ну, а вдруг?
Как мне тогда быть? Хоть бы кто подсказал? Может мне у Фирсовой спросить? Правильно. Так и сделаю. Людмила Фёдоровна, пожалуйста, растолкуйте мне хорошенько, как мне поступить в данном случае? Очень Вас прошу. Кстати, я говорю Вам, что Вас я тоже считаю очень хорошим человеком. Далее. Ты думаешь, Жанна, я не помню, что твой День Рождения, не за горами, а, именно 25 декабря. Разумеется, помню. Я, Пчёлка, вообще помню всё на свете. А в отдельных случаях, даже намного дальше этого света. К сожалению, я не могу выразить это точно в числах, или в каких – либо иных мерах исчисления. Далее. Достигшие своих благ, или того, что они считали благами, они тяготятся и горюют ещё больше оттого, что не они одни имеют эти блага. Ведь они считают блага ценными и вожделёнными в том только случае, если обладают ими они одни, вследствие чего рождается в них зависть к ближним, враждебность и ненависть. Следовательно, эта погоня за так называемыми благами не лишена несчастья, и приобретение их порождает много зла.
Хочу прояснить сам для себя ещё несколько вопросов. Благо ли любовь? Любовь принято считать благом, поскольку чувство это благородное, а всё, что благородно есть благо. Другой вопрос. Является ли моя любовь к Пчёлке благом для меня? С одной стороны, несомненно, поскольку эта любовь приносит мне чудесные плоды, в виде стихов. Тут всё просто. Не влюбись я в Жанну Астахову, - не было бы и стихов. Сказать точнее, стихи всё равно были бы , но это были бы уже совершенно другие стихи. Идём дальше. Раз уж я так крепко, по уши влюблён в Пчёлку,значит, я крепко увяз, а, известно исстари, - « Коготок увяз, - всей птичке пропасть!». Ужели мне суждено пропасть из-за того, что я, то бишь, мой коготок так крепко увяз в этой моей любви? Но тогда выходит, что моя любовь к Астаховой, не благо для меня,а скорее, зло, поскольку я пропаду. Но такой вывод слишком прост и скоропалителен,и потому, скорее всего, не верен. Смею думать, что моя любовь к Астаховой, -более благо для меня, чем зло, потому как я пишу стихи, а стихи, и вообще, и для меня, в частности,есть величайшее благо. С другой стороны, раз коготок мой увяз, - и я, бедная птичка скоро пропаду и сгорю от этой моей неразделённой любви, то любовь эта есть зло для меня, поскольку прекратятся стихи, во всяком случае, эти стихи, «Астаховские», которыми я весьма дорожу. Вообщем, « Прощай, вино, в начале мая, а в декабре, - прощай, любовь!»
Есть и ещё вопрос. Является ли благом для меня, то, что моя любовь к Жанне Астаховой, -
безответна? Думаю, является, поскольку будь эта моя любовь к Жанне, небезответна, и я достиг бы своего блага, (читай) Жанны, то потом неминуемо наступило бы любовное похмелье, - пресыщение, остывание, и всё то, что обычно случается после того,когда
безответная любовь переходит в самую обычную земную, - ответную. Значит, моя безответная любовь к Астаховой, как это ни грустно для меня, всё же является для меня благом. Пока моя любовь безответна, - есть благо – мои стихи. Ещё раз. Как только моя безответная любовь перейдёт в ответную, наступит пресыщение и остывание. Стихи кончатся, во всяком случае , -эти стихи. Отсюда окончательный вывод. Моя безответная любовь к Жанне, - более благо для меня, чем ответная. Это ещё одно моё рассуждение по поводу, что есть благо вообще, и что есть благо лично для меня.
Я всегда пользуюсь только одной моей формулой.
Есть Жанна – есть стихи. Нет Жанны – нет стихов.
Такое же рассуждение и о самом зле. Именно, предположивший существование природного зла, как то: бесчестье, бедность, слепота, боль, болезнь, вообще безумие, -
отягощается не только ими, но и многими другими через них возникающими бедствиями.
Ведь при наличии их он волнуется не только ими, но и мнением о них, по которому
он уверен, что зло для него уже наступило, причём он преследуется ещё большим злом от
такого представления. В их же отсутствие он также не успокаивается, но , или предохраняя себя от будущего, или его боясь, он подвержен неразлучной с ним заботе.
Ответь мне, Рафаэль Аваков, Александр Эйдельман, Анатолий Сажнев, ответьте мне, друзья мои: - « Вы сами – то боитесь ли будущего? И если да, то почему? Что именно настораживает Вас в нём? Или Вы вовсе не страшитесь его, и Вам, как и мне, всё по барабану?»
Ответь мне и ты, Жанна, - Великая Пчела Всех Народов, - «Ужели и ты боишься
будущего? Мне кажется, что бояться тебе, в первую очередь, нужно не будущего, и не
твоего настоящего друга, Андрея Товмасяна Акрибиста, тебе нужно бояться только себя саму! Да, да, - себя саму.» А знаешь, почему? Да, потому, что от меня, который любит тебя, ты можешь ждать в своей жизни только хорошего. А все твои беды ( Чур Пчёлку!)
могут придти к тебе, только через тебя саму, точнее, если ты, хорошенько не подумавши,
не наделаешь вреда себе сама. Знаешь старинную пословицу: -«Ешь пирог с грибами,
держи язык за зубами!» Это очень мудрая пословица, и все, кто помнит её, она всем помогает. И мне всегда помогает. Будешь её держаться, и тебе обязательно поможет.
А за меня, Пчёлка, не беспокойся. Я жив. А раз я жив, то работаю. По ночам я разговариваю с Осипом Мандельштамом. Ну, а когда засыпаю, сама знаешь, смотрю,
как всегда, твои фильмы. «Приключения Жанны Бесстрашной», ну, и жду новых твоих работ. Тут вот какие – то анонсы давали на будущий год. Обещают душераздирающую мелодраму – боевик. Запомнил название: -« Пчела вылетает в полночь».Ясное дело, ты опять в главной роли. Ясное дело, сценарий опять мой. Ясное дело, детям до 16-ти – Ни – Ни! Билеты на этот фильм, - распространять только через Интернет будут. Ну, мне –то, думаю, опять бесплатно гонять будут. Вообщем, жду –не дождусь будущего года. В октябре, Пчёлка, наш Клуб открылся. На новом месте. В центре опять.Там можно и на трубе, и на фортепьяно поиграть, да и просто поговорить с кем – нибудь можно. Но уж если говорить с кем – нибудь, то обязательно о чём – то хорошем, и добром. А ты, как считаешь, Пчёлка, прав я, что если уж говорить, то только о хорошем ? Да, Пчёлка, я совсем забыл тебе сказать. Я придумал самую совершенную формулу, связывающую мои стихи с тобой.
Где Жанна, - там стихи. Где стихи, - там Жанна.
Нет Жанны, - нет стихов. Нет стихов, - нет Жанны.
Другой формулы, совершеннее этой, на свете быть не может. Счастлив живущий безмятежно и, как сказал Тимон, пребывающий в покое и тишине. Мятущегося сопровождает бесконечная тревога. Одного он избегает, за другим гонится, через блага привлекает к себе немало зол и мучится множеством разнообразных зол вследствие соображения о зле. Например, говорящий, что богатство есть благо, а бедность есть зло, не имея богатства вдвойне тревожится: и потому, что не имеет блага, и потому, что старается приобрести его. А приобретя его, он мучится трояко: и потому, что чрезмерно радуется, и потому, что старается сохранить богатство; и потому, что томится, боясь его утраты. А тот, кто не считает богатство ни благом и ни злом по природе, а высказывает своё « не более» ( то, чем это), не тревожится его отсутствием и не радуется его присутствию, пребывает безмятежным. Поэтому среди благ и зол, выбранных по известным соображениям, и среди погони за ними и избегания их он совершенно счастлив. Примерно, как я. Нет, я пока ещё не совершенно счастлив. Совершенно счастлив, я буду только тогда, когда я снова буду часто видеть Пчёлку, и общаться с ней. А в том, что выбирается, на основании ощущения, и в неразумных волнениях он пользуется догадками. Ведь то, что происходит не по извращении мысли и не по негодному мнению, а по невольной аффекции ощущения, то невозможно изменить скептическим рассуждением. Тому, кто мучится голодом, жаждой или любовью, скептическим рассуждением нельзя внушить убеждения, что он не мучится; и нельзя тому, кто испытал в этом удовлетворение, внушить убеждения, что он его не испытал.
Но чем, говорят догматики, способствует счастью воздержание от суждения,
если в любом случае надо тревожиться и, испытывая тревогу, быть несчастным?
Весьма многим, ответим мы. И это, Пчёлка, есть величайшая из всех правд, о которой
так много говорили, и говорят до сих пор, не самые, заметь, пожалуйста, глупые, или
недалёкие люди на свете. Ну, а теперь, Пчёлка, я опять погружаю моего читателя в глубочайшие бездны древнейшей и интереснейшей информации.
Поговорив немного о благе и зле, я хочу поговорить и о кое – каких других вещах.
Например, о безразличных вещах, так как безразличные вещи тоже связаны как с благом, так и злом. Стоики, например, говорят, что из безразличных вещей одни «выдвигаются вперёд», другие «отодвинуты назад», третьи «и не выдвинуты, и не отодвинуты»;выдвинуты те, которые имеют достаточную ценность, как здоровье, или богатство;отодвинуты те, которые не имеют достаточной ценности, как бедность или болезнь; не выдвинуты и не отодвинуты такие, как, например, протягивание или сгибание пальца. Некоторые же считают, что среди безразличных от природы вещей ничто не выдвигается и не отодвигается; каждая из безразличных вещей в различных обстоятельствах кажется то выдвинутой, то отодвинутой.
Если, например, говорят они, тираны нападали бы на богатых, а бедных оставляли в покое, то всякий предпочёл бы быть скорее бедным, чем богатым, так что богатство оказалось бы отодвинутым назад. Значит, о каждой из так называемых безразличных вещей одни говорят, что она – благо, другие – что зло; а если бы она была безразлична по природе, то все бы одинаково считали её безразличной ; поэтому ничто не является безразличным по природе. Таким образом, если кто назовёт храбрость предметом, по природе заслуживающим стремления из-за того, что львы по природе, видимо, склонны к храбрости, и также быки, например, и некоторые люди, и петухи, то мы говорим, что если основываться на этом, то и трусость будет предметом, заслуживающим по природе стремления, так как олени, зайцы и очень многие другие животные по природе склонны к ней. И огромное большинство людей оказывается трусливыми: ведь редко кто предаёт себя смерти за родину (так как удерживается слабостью) или же, увлечённый духовным порывом, решается совершить другой пылкий поступок, огромная толпа людей уклоняется от всего подобного. Разумеется, нам известны случаи беспримерного геройства, но всё же, как сказано выше, огромная толпа людей чаще всего оказывается трусливой и старается уклониться от всего подобного. Вследствие этого и эпикурейцы считают, будто они доказали, что наслаждение заслуживает по природе стремления: они говорят, что животные с минуты рождения, будучи ещё не извращёнными, стремятся к наслаждению и уклоняются от боли. Но и против них можно сказать,что способное создать зло не может быть по природе благом. Наслаждение же способно создать зло,ибо к каждому наслаждению, исключая мнимые, о которых я говорил выше, прикреплена боль, которая, по их мнению, есть зло по природе. Так, например, наслаждается и пьяница, насыщаясь вином, и обжора, насыщаясь пищей, и сластолюбец, переходя меру в служении Афродите; но эти вещи способны создать также бедность и болезни, которые,по их мнению, являются болью и злом. Значит, наслаждение по своей природе не есть благо. Точно так же то, что способно создать благо, не может быть по природе злом; боли же создают наслаждение; мы ведь и знания воспринимаем с трудом, и таким же образом некоторые овладевают и богатством, и возлюбленной, и боли ведут к здоровью.
Значит, труд не зло по природе, ибо, если бы наслаждение и было по природе благом,
а труд – злом, то все бы одинаково относились к ним, как мы говорили; но мы видим,
что многие философы выбирают труд и выносливость и презирают наслаждение.
Равным образом и тех, которые считают природным благом добродетельную жизнь, можно опровергнуть тем, что некоторые мудрецы выбирают жизнь в наслаждении,
так что из их разногласия опровергается утверждение, что, то, или иное является
благом по природе. Я хотел бы поговорить о вещах постыдных и непостыдных, запрещённых
и не таковых, а также о законах, обычаях, благочестии по отношению к богам, почитании умерших и тому подобном. Ибо и в таком случае мы найдём большое разногласие о том,
что надо делать и чего нет. Например, у нас считается постыдным и даже, более того,
противозаконным мужеложство; у древних германцев же, говорят, оно было не постыдно,
но считалось одной из обычных вещей. Говорят, однако, что и у фивян оно в древности
не считалось постыдным, и Мерион Критский был назван так для обозначения критского
обычая, и некоторые сводят к этому пламенную дружбу Ахилла с Патроклом. И что же
удивительного, если и кинические философы, и ученики Зенона Китийского, и Клеанфа,
и Хрисиппа признают это безразличным? И открытое совокупление с женщиной у нас
считается постыдным, а у некоторых древних индийцев признавалось непостыдным;
по крайней мере они безразлично производили такие совокупления открыто. Но и блуд женщин у нас постыден и порицаем, у многих же древних египтян он прославился; говорят, что те женщины, которые имели сношения с очень многими мужчинами, носили и украшение на щиколотке как знак своей гордости. У некоторых же из них девушки выходили замуж, собрав до брака приданое блудом. И мы видим, что стоики не признают неуместным сходиться с гетерой, или жить на доходы гетеры.
Скажите мне, друзья мои, Рафаэль Аваков, Александр Эйдельман, Александр Железняк, Анатолий Сажнев, Тамара Янина, Людмила Фирсова, Светлана Митленко, скажи мне , и ты, Жанна Астахова, - Пчела Всех Народов, разве не интересно всё то, что я пишу? Кстати, Пчёлка, хочу сообщить тебе, что в Джаз Арт Клубе, я познакомился с Астаховой Анной Геннадиевной, - журналисткой, человеком очень умным и достойным, так что, Пчёлка, я вынужден признать, что заблуждался, наивно полагая, что Астахова на свете только одна. Разумеется, я и сейчас продолжаю утверждать, что Жанна Астахова , - только одна, и, что второй Жанны - нет, и не может быть на свете, однако, я ошибся, считая, что других Астаховых на свете не существует. Оказывается, существуют и другие Астаховы, но они, к сожалению, а, может быть, и к счастью, не Жанны, и говорю я всё это, только для того, чтобы ещё раз подтвердить одно мудрое изречение: - « Человеку свойственно ошибаться». Я - человек, - вот я и ошибся. Но ошибся я, - только в этом! Ну, что ж, я продолжаю рассказывать. Дальше будет ещё интереснее. Так же у нас считается, сказать точнее, ранее считалось, позором и бесчестием разрисовывать тела, многие же древние египтяне и сарматы разрисовывали и новорожденных. У нас считается (или считалось ранее) постыдно для мужчины носить серьги; у некоторых же варваров, как, например, и у древних сирийцев, - это признак благородства; некоторые же, распространяя признак благородства, прокалывают ноздри детей и привешивают к ним серебряные или золотые кольца, чего у нас почти никто не делает. Таким образом, и среди мудрецов одному казалось одно и то же непостыдным,а другому постыдным. У нас считается непозволительным жениться на родной матери или сестре. Древние персы же, и более всего те из них, что упражнялись в мудрости, а именно: маги, женились на своих матерях. А древние египтяне брали в жены сестёр.Зенон Китийский говорил, что нет ничего недопустимого в том, чтобы тереться телом о тело матери, так же как не скажут, что позорно тереть рукой какую – нибудь другую часть её тела. Хрисипп в сочинении « О государстве» учил, что и отец может порождать детей от дочери, и мать от сына, и брат от сестры. Платон же вообще объявил , что женщины должны быть общими. Также Зенон не отвергал и проклятый разврат самоосквернения, да и другие прибегали к этому злу, как к известного рода благу. Также у нас запрещено вкушать человеческое мясо, - у всех же варварских народов это было безразлично. Но зачем нам говорить о варварах, когда и Тидей, как рассказывают съел мозг врага, и стоики не считают недопустимым есть мясо как других людей, так и своё собственное. Осквернять человеческой кровью алтарь бога у большинства из нас запрещено; лаконяне же подвергались мучительному бичеванию у алтаря Орфосийской Артемиды, ради того, чтобы широкая струя крови текла на алтарь богини. Прелюбодеев у нас карает закон, у некоторых же народов считалось безразлично сходиться с чужими жёнами. У нас закон велит, чтобы отцы пользовались заботой детей, древние скифы же убивали тех отцов, кто перешёл за шестидесятилетний возраст. Да и что тут удивительного, если Кронос серпом оскопил отца, а Зевс сверг Кроноса в Тартар, Афина же с Герой и Посейдоном попытались связать отца? Но и Кронос решил уничтожить своих собственных детей, и Солон дал афинянам закон « О неосуждаемых», по которому он разрешил каждому убивать своего собственного ребёнка. У нас же законы запрещают убивать детей. Далее. Существует закон, чтобы карать убийц; боксёры и борцы же, убивая на ринге, часто достигают даже почёта. Закон у нас велит жить с одной женщиной, у фракийцев же и тетулов ( древний ливийский народ), каждый жил с множеством женщин. Также разбойничество у нас незаконно и несправедливо,
а у большинства варваров оно не считалось недопустимым. Говорят, килликийцы считали
его даже славным, так что погибшие в разбое у них считались достойными почести.
Но и воровство у нас считается несправедливым и противозаконным; те же, которые
называют Гермеса самым вороватым богом, достигают того, что оно не считается
несправедливым, ибо как Бог может быть дурным? Некоторые же рассказывают, что и лаконяне наказывали воров не за то, что они украли, а за то, что были пойманы с поличным. Амазонки делали хромыми родившихся у них мальчиков, чтобы они не могли сделать ничего мужественного, войной же они занимались сами, тогда как у нас считается
прекрасным противоположное.
Ну, что, друзья мои, я снова спрашиваю, разве эта моя информация, - не интересна для Вас? На могущего задать мне вопрос, откуда у меня все эти знания ? – я могу ответить, как ответил некогда на подобный вопрос, - Угадайте-ка кто? «Я знаю так много оттого, что всю мою жизнь я стоял на плечах у великих» И этот мой ответ, - правда. Однако, пойдём дальше.
Огромным разногласием наполнен и вопрос о благочестии и почитании богов.
Многие уверены, что боги существуют; другие, как последователи Диагора Меликийского, Феодора и Крития Афинского, говорят, что они не существуют. Из тех, кто высказывается за существование богов, одни признают отечественных богов, другие – приобретённых в догматических учениях; Аристотель, например, говорил, что бог – нечто бестелесное и граница неба; по учению стоиков, он – дух, проникающий и через уродливое; по Эпикуру, он – человекообразен; по Ксенофану, он – шар, ничего не испытывающий. Далее, одни говорят, что бог заботится о нас; другие – что нет.
Эпикур, например, утверждает, что божество счастливо и нетленно, не имеет само забот и не доставляет его другим. Поэтому и в общежитии одни признают одного бога,
другие же многих и различных по виду, так что они, подходят даже к воззрениям египтян,
почитающих богов с пёсьими мордами и в виде ястребов, быков, крокодилов и много ещё чего другого.
Поэтому и вопросы о жертвах и почитании богов заключают в себе вообще большие разноречия; то, что в одних священнодействиях признаётся святым, в других
таковыми не считается. Если бы было что-нибудь по природе святое или несвятое, то этого разногласия нельзя было бы допустить. Так, например, Серапису никто не может
принести в жертву поросёнка, Гераклу же и Асклепию – приносят.
Изиде непозволительно приносить в жертву барана, а для так называемой Матери Богов
и других богов он является жертвой. Кроносу приносят в жертву человека, что у огромного большинства людей считается нечестивым. В Александрии Гору приносят в жертву кошку, а Фетиде – таракана. Лошадь – приятная жертва Посейдону, а для Аполлона, это – ненавистное животное.
Нечто подобное тому можно найти в богопочитании и применительно к образу
жизни людей. Иудей или египетский жрец предпочёл бы умереть, чем съесть свинину,
ливиец же считает среди самых недозволенных вещей вкушенье бараньего мяса, некоторые же из сирийцев – голубя, другие – жертвенных животных. Рыбу в некоторых священнодействиях позволительно есть, в других – запрещено. Среди некоторых мудрецов у египтян, одни считают нечестивым есть голову животного, другие – лопатку, третьи – ногу, четвёртые – ещё что-нибудь. Некоторые, в некоторых священнодействиях не позволяют себе есть луковицу, другие – чеснок, третьи – душистую мяту, четвёртые – сельдерей. Некоторые же говорят, что они , скорее будут есть головы отцов, чем бобы. А для других это – безразлично.
Кое-что и о почитании усопших. Одни прячут мёртвых в землю, и сплошь покрывают их, считая нечестивым показывать их солнцу; египтяне же бальзамируют их, вынув внутренности, и держат их у себя под землёй. У эфиопов те, которые едят рыбу, бросают своих мёртвых в озёра, чтобы их пожрали рыбы; гаркаиды же отдают своих мёртвых на пожирание собакам, а некоторые индийцы – коршунам. Троглодиты, говорят, выносят умершего на какой-нибудь холм, и, привязав ему голову к ногам, бросают в него со смехом камни; потом, когда засыплют его брошенными камнями, уходят. Некоторые же варвары поедают перешедших за шестидесятилетний возраст, принося их в жертву, умерших же в молодости, прячут в землю. Некоторые сжигают умерших; среди этих одни берут и хранят кости (как принято делать у нас, если покойного не хоронят, а кремируют), другие, не заботясь, оставляют их брошенными. Персы сажают на кол умерших и бальзамируют содой, а потом стягивают их ремнями. Мы также видим, как сильно иные скорбят по умершим. И саму смерть одни признают страшной и избегаемой, другие же нет. Еврипид , например , говорит:
Кто знает, не есть ли жизнь – смерть?
И не называется ли смертью жизнь, там, внизу?
Эпикур говорит: - « смерть – ничто для нас, ибо разрушенное бесчувственно; то же,
что бесчувственно, ничто для нас». Говорят и то, что если мы состоим из души и тела,
то, когда мы существуем, нет смерти ( ибо мы ещё не разрушены); когда же есть смерть,
мы не существуем, ибо от того, что нет состава души и тела, не существуем и мы.
Гераклит же говорит, что и жизнь, и смерть существуют и тогда, когда мы живём, и тогда,
когда мы умерли, ибо, когда мы живём, - мертвы наши души и схоронены в нас; когда же
мы умираем, - оживают и начинают жить наши души. Некоторые же полагают, что для нас лучше умереть, чем жить. То есть считают смерть – благом, а жизнь, соответственно,-
злом.
Я же, к счастью, так не полагаю, и продолжаю считать жизнь, одним из самых
драгоценных благ на свете. Неким волшебным даром, данным нам, на то, чтобы творить
только одно добро, во всех его проявлениях. На этом я хочу закончить эту свою работу, написанную не только о благе и зле,но и о кое-чём другом.
Эта моя новая работа, посвящается моей любимой Астаховой Жанне Сергеевне,
золотистой Пчеле Всех Народов, а также моим самым близким друзьям: - Рафаэлю Авакову, Александру Эйдельману, Николаю Королёву, Александру Железняку, Сергею Аблазову, Анатолию Сажневу, Светлане Сажневой, Ярославу Бычкову, Геннадию Масленникову, Геннадию Кренделеву, Виктору Елисееву, Роману Иванову, Григорию Мхитаряну, Павлу Корбуту, Александру Забрину, Льву Корецкому, Владимиру Кукуеву, Тамаре Яниной, Людмиле Фирсовой, Светлане Митленко, Галине Марченко, Нине Михаелян, Юлии Фурманюк, Татьяне Стрельниковой, Марине Макаровой, Валентине Шуминой, Надежде Егоровой, Елене Огарёвой, а также многим
другим моим друзьям.
АНДРЕЙ ТОВМАСЯН АКРИБИСТ
5 СЕНТЯБРЯ - 1НОЯБРЯ 2007г.
ПЧЕЛА ВЫЛЕТАЕТ В ПОЛНОЧЬ»
К И Н О С Ц Е Н А Р И Й
Краткая биографическая справка.
Главную женскую роль в этом моём фильме будет играть Астахова Жанна Сергеевна, снявшаяся в 2006 году в трёх фильмах, из которых первые 2 фильма «Молчи, грусть, молчи», и «Нет в жизни счастья», были поставлены ей самой, и были многократно показаны мне по ночным каналам её личной киностудии «Жаннфильм». Третьим фильмом, где главную роль играла тоже Жанна Астахова, был кинофильм «Похождения Жанны Бесстрашной», поставленный мной по моему сценарию в 2006 году. Фильм имел ошеломляющий успех, и Жанна Астахова стала новой модной суперзвездой. Теперь Жанна Астахова будет сниматься и в этом моём новом фильме « Пчела вылетает в полночь», под псевдонимом « Пчёлка», или « Пчела».
В этом фильме также будет сниматься и Пермикина Людмила Юрьевна, под псевдонимом « Золотце», или «Аи». Ранее Людмила Пермикина никогда не снималась в кино. Фильм « Пчела вылетает в полночь» станет её кинодебютом. Давайте же, пожелаем ей успеха. Я лично, желаю тебе успеха, Люда! Как Жанна Астахова, так и Людмила Пермикина, - тайные члены новой сверхтайной масонской ложи. ( Правильно читается, - « Товмасяновской ложи» ).
В фильме « Пчела вылетает в полночь» будут сниматься также и:
1. Джаз Арт Клубные Красавицы: - Татьяна Стрельникова, Надежда Артемьева, Марина Макарова, Ксения Мищенко, Татьяна Коршунова, Наталья Зорина.
2. Не клубные красавицы: - Тамара Янина, Светлана Митленко, Людмила Фирсова, Галина Марченко, Надежда Егорова, и Валентина Шумина.
3. Эдуард Сигунин, - великий соблазнитель, псевдоним « Адольф». Имеет влияние, ( впрочем, весьма ограниченное) на почти всех клубных красавиц. Содержатель какого-то странного дома, где периодически происходит нечто никому неизвестное.
4. Григорий Мхитарян, - крупнейший армянский промышленник. Псевдоним
«Двин», или «Арарат», или «Масис». Оказывает могучую материальную поддержку для постановки фильма « Пчела вылетает в полночь».
5. Николай Королёв. Псевдоним « Доногоо-Тонка», один из моих самых близких
друзей. Я совершенно запутался, - не то, он – моя правая рука, не то, я, - его левая.
Специалист по всевозможным портеплюмсам. Джазовый пианист, спортсмен, любитель биллиардных шаров, и прочих псевдонаучных гитик.
6. В фильме снимаются также и другие мои друзья, - Анатолий Сажнев, Александр Железняк, и ещё некоторые другие.
7. В фильме « Пчела вылетает в полночь» нет титров, но за кадром везде - мой голос.
8. В фильме, кроме Жанны Астаховой, Людмилы Пермикиной, а также всех
перечисленных мной выше друзей, снимаются и великие американские актёры,
правда, в переговоры с ними я ещё не вступал.
9. В тех случаях, когда некоторые мои герои и героини, по каким-либо причинам
не могут сниматься ( командировки, декреты ), их временно замещают другие
свободные актёры и актрисы.
10. Все эпизоды фильма « Пчела вылетает в полночь» будут сняты дома, в Джаз Арт
Клубе, на улицах, и везде, где разрешена съёмка.
11. Фильм будет снят мной, как лично мой новый экспериментальный фильм.
«ПЧЕЛА ВЫЛЕТАЕТ В ПОЛНОЧЬ»
Эпизод первый.
Фильм открывается сценой, казалось бы не имеющей никакого отношения к сюжету,
но это, только на первый взгляд, - по мере углубления, он будет органично
вписываться в общий замысел кинокартины.
Эпизод второй.
Ночь, и именно поэтому – очень темно. Неизвестно сколько времени, и ничего не
видно. Иногда слышны голоса. Дайте воды! Сколько времени? Опять тишина. Снова голоса. Без Пчелы – пропадём! Ещё немного тишины. В самом конце эпизода неизвестно чей голос. Пчела не подведёт! Мягкое затемнение.
Эпизод третий.
Я у себя дома. Думаю, что ночь, поскольку абсолютно ничего не видно. Как говорится, - ни зги! Телефонный звонок. Доногоо? Я слышу голос Николая Королёва. Что делаешь? Пишу киносценарий. Нужна ли какая-либо поддержка? Огромное спасибо. Пока не нужна.
Эпизод четвёртый.
В кадре – само очарование, - Людмила Пермикина, или как я её называю, - Золотце.
Золотце кого-то спрашивает : - Я хорошо смотрюсь? Узнаю голос Пчёлки. Выглядишь на миллион долларов. Очень советую сниматься без грима. Тебе он не нужен. Мне приятно это слышать. Я рад первому появлению Люды Пермикиной.
Затемнение.
Эпизод пятый.
Междусобойные разговоры клубных красавиц.
Надя Артемьева вдруг говорит: - Я понятия не имею, кто такие, - эта Пчела, или
Золотце, - я о них много слышала, но ни разу в жизни не видела, и всё же мне кажется, что одну из главных ролей Андрей отдаст именно мне. Я его неплохо знаю. При моей фактуре , я могу сниматься даже без всякого грима. Ксения Мищенко возражает, - Это мы ещё посмотрим, у кого больше шарма ? Татьяна Стрельникова и Марина Макарова - молчат. Мне почему –то сразу припомнилась старинная,не то, поговорка, не то, - присказка ,- « Кто молчит, - двоих научит!». Татьяна Коршунова улыбается. Но не просто так. многозначаще. Как интересно! Никогда бы не подумал.
Эпизод шестой.
Разговоры не клубных красавиц.
Тамара Владимировна Янина, человек редкостной духовной красоты, говорит: - Я ещё не знаю, пригласит ли меня Андрей сниматься в этом фильме? - Ведь я ещё никогда не снималась в кино? За кадром мой голос: - Вы обязательно будете играть в моём фильме. Я уже официально приглашаю Вас. Без такой доброй по природе, и на редкость, изумительно красивой женщины, этого моего нового фильма, - я просто не мыслю. Ждите вызова на съёмочную площадку. Советую придти на час пораньше. Наши гримёры Вас хорошо загримируют. Впрочем, я уверен – такая женщина, как Вы, - в гриме не нуждается. Целую Вас. До встречи на съёмочной площадке!
Светлана Алексеевна Митленко говорит: - Я имею самое непосредственное отношение к фильмоиндустрии, но меня ещё никто и никогда не приглашал самой сняться в кино. Ведь нужно быть прирождённой актрисой, чтобы сниматься в таком крупном фильме, а вдруг, я не подойду почему-либо, именно для этого фильма?
Мой голос: - Светлана Алексеевна, мне очень хочется, чтобы именно Вы снялись в моём новом фильме. Не думайте, пожалуйста, что наши кинозвёзды – какие-то особенные
люди. Этакие сверхчеловеки. Получается у них, - получится и у Вас. Не боги горшки
обжигают. Без Вас я тоже не мыслю своего фильма. И Вам тоже ни к чему гримёры.
Ну, скажите мне, зачем они Вам нужны? Нее нужны Вам гримёры, и сам грим тоже
не нужен. Вообщем, до встречи на съёмках. Чао! Я приглашаю также сниматься без всякого грима, и Людмилу Фёдоровну Фирсову, и Галину Григорьевну Марченко, и Надежду Ивановну Егорову, и очень красивую женщину Валентину Дмитриевну Шумину. Всем Вам, без всяких исключений, грим не нужен. Забудьте про грим. С нетерпением жду всех Вас на съёмочной площадке. До скорой встречи!
Эпизод седьмой
Одна из самых важных мужских ролей, будет принадлежать, конечно, Григорию Мхитаряну, моему старому и доброму другу, лично знающему не только меня, или лубных красавиц, но, и знающему лично Жанну Сергеевну Астахову (Пчелу), и Людмилу Юрьевну Пермикину («Золотце», или « Аи»). Этот удивительный человек оказывает огромную финансовую поддержку мне, как сценаристу, и, собственно говоря, на эту его поддержку я и делаю свой новый фильм. Огромное спасибо тебе, Григорий!
Эпизод восьмой
В фильме снимаются также мои хорошие друзья: - мой очень хороший друг Анатолий Сажнев,
блестящий саксофонист, отлично владеющий мягким, проникновенным субтоном. Недавно я впервые услышал, как он поёт «скэт». Я был просто потрясён. Анатолия Сажнева, многие его друзья зовут « Доктор Джаз». В фильме снимается также и Ярослав Бычков, - опытный и умелый постановщик и создатель великого множества клубных фильмов. Собственно говоря, Ярослав Бычков, это – видеолетопись Джаз Арт Клуба. А ещё в моём фильме обязательно будет сниматься Александр Железняк, мой близкий товарищ по Клубу, мастер на все руки. Александр Железняк, не побоюсь этого слова, - уникален. Он и гитарист, и певец, и создатель своей собственной группы « К Б», и кроме того, большой знаток американского джаза, и американских пластинок. Мы с ним часто говорим о том, кто из американских джазменов записывался, - в каких годах, и на каких фирмах грамзаписи. Вспоминаем даже, всеми давно забытые, номера американских винилов. Мне кажется, что вспомнить номера старых американских винилов на память,- могут сделать, без преувеличения, только два человека. Это Александр Железняк, и я. И это – тоже правда.
Эпизод девятый.
На экране непроглядная ночь. Не слышно птиц. В зияньи лианозовских смертей,
угадываются беды, ещё более ужасные и неотразимые, чем те… Какие те? Те самые,-
грядущие! Обрывки воспоминаний. Мгла. В чёрной ночи иногда вспыхивают слова,
или неясные шёпоты. Чьи? Бог весть. Как ты думаешь, повезёт нам на этот раз?
На это сложно дать ответ. Я ответа не прошу. Чего же ты хочешь? Не знаю.
Опять темно. Голос: - Я боюсь умереть. Пауза. На экране по-прежнему темно.
Если « Пчела» или « Золотце» не помогут, - не поможет никто! Ещё пауза. Опять чей-то
голос: - Неужели мы обречены? Пауза. Голос Люды Пермикиной: - Держитесь! Мы Вас
не бросим! Голос Жанны Астаховой: - Помните, - Пчела вылетает в полночь! Пауза.
Опять чьи-то голоса. С экрана слышны только два вопроса: - Вы слышали? и Сколько сейчас времени? Снова голос Жанны Астаховой: - Я буду у Вас ровно в полночь!
Затемнение.
Эпизод десятый
На экране Джаз Арт Клуб. Голос Татьяны Стрельниковой: - «А кто, собственно,
она такая, эта Жанна Астахова? Откуда её знает Товмасян? Правда ли, что она необычайно красива?». Голос Ксении Мищенко: - « Всё что говорит Товмасян,- всегда правда. Но о Жанне Астаховой он не расскажет тебе ни слова! Это его любовь, и он никого близко не подпускает к этой тайне». Татьяна Коршунова въедливо замечает: - « Это мы ещё посмотрим» На экране появляется Эдуард Сигунин: - « Зря, говорит он, Вы вмешиваетесь в личную жизнь Товмасяна! Этот человек всегда всё делает, как надо. Не знаю, как Вы, а я горжусь, что снимаюсь в этом фильме». Татьяна Стрельникова и Марина Макарова многозначительно молчат. Мне опять припомнилось, но немного по другому. « Кто молчит, - всех научит!». Абсолютно согласен.
Эпизод одиннадцатый
На экране ослепительная Тамара Владимировна Янина. Она разговаривает с кем-то по телефону. Видимо, с Анатолием Сажневым. « Анатолий Петрович, как Вы думаете,
пришлёт ли мне Товмасян приглашение на моё участие в этом фильме? Я немножко волнуюсь». Голос Сажнева: - « Тамара Владимировна, уж кому-кому, а Вам, беспокоиться
не следует. Уж Вам-то, поверьте мне, он пришлёт приглашение самой первой.
Андрей Вас очень уважает и любит. Так что, можете спать спокойно». Голос Тамары
Яниной: - « Вы меня, право, смущаете». Голос Сажнева: - « Я ещё раз говорю Вам, -
Вы можете спать спокойно. Без Вашего участия в съёмках, Андрей не мыслит себе
своего нового фильма!». Голос Яниной: - « Вы меня, наверное, успокаиваете?».
Сажнев: - « Нет, я говорю Вам чистую правду. Андрей о Вас всегда помнит. Вообще-то
говоря, Андрей о всех помнит. Но о Вас, - особо! При наших встречах с ним, он только
о Вас и говорит. Как там, Тамара? – Передай ей привет! Так что, можете не сомневаться
в Андрее. Он о Вас всегда помнит!».
Эпизод двенадцатый
Каждый раз в Джаз Арт Клубе происходит что-нибудь интересное. 31 октября
2007 года в Клубе неожиданно появился Алексей Козлов, один из моих самых старых друзей, ветеран джаза, саксофонист, с которым я начинал играть джаз, в те далёкие, но
по своему прекрасные годы. Годы трудные, но незабываемые. Алексей Козлов, - человек
прекрасно знающий джаз, но, что особенно ценно, - джазовую гармонию. В те годы, можно было по пальцам пересчитать джазовых музыкантов, кто понимал значение
гармонии для музыканта играющего джаз. Алексей Козлов – один из таких людей.
Я много чему научился в молодости, играя с Алексеем Козловым. Алексей Козлов
удивительно разносторонний человек, он умел играть не только на альту и баритоне,
но и на фортепьяно, и даже на органе. То, что я, не переставая играть на трубе,
параллельно стал осваивать фортепьяно (самостоятельно, на слух и наощупь) –
это, конечно, лично мои действия, но «заразился я игрой на фортепьяно» - очень
возможно, что, и от Алексея Козлова. Впрочем, давайте будем считать это,
как я люблю иногда выражаться, « Тайной, покрытой мраком». Я хочу ещё сказать, что Алексей Козлов прекрасно разбирался ( ещё тогда) вообще во многом. Помню, как мы вместе с ним читали почти одни и те же книги: - Валерия Брюсова, Фёдора Соллогуба,
и много чего ещё. С Алексеем Козловым мы ездили 2 раза на Джазовый Фестиваль в Тарту. ( 1958, 1959 ? !). В 1962 году вместе открывали Кафе Молодёжное, в самом
центре Москвы, а именно, на улице Горького. Осенью 1962 года мы ездили также на Джазовый Фестиваль в Варшаву (где я в первый раз « Заграницей» сыграл свою пьесу-
« Господин Великий Новгород») В тот день в клубе мы даже собрались немного
поиграть вместе, я – на трубе, Алексей на – фортепьяно, но Алексей Козлов вдруг
заторопился, и ушёл. Это был ещё один клубный эпизод моего нового фильма.
Эпизод тринадцатый
Мне очень хотелось бы, чтобы все те люди, или, хотя бы, некоторая часть из
перечисленных мной в разных эпизодах людей, согласились на участие в моём фильме.
Я прекрасно понимаю, что люди никогда ранее не пробовавшие себя в фильмах,
как киноактёры, или как киноактрисы, немного комплексуют, а вдруг, мол, у них ничего не получится? Что я могу сказать им на это? Могу сказать, что Жанна Астахова, например, сама себя сделала кинозвездой, просияв в своих ранних фильмах
« Молчи, грусть, молчи!» и « Нет в жизни счастья!». Правда, эти 2 ранних фильма
были ориентированы исключительно на меня, но это ничуть не умаляет их несомненной
художественной ценности. Настоящая же слава, пришла к Жанне Астаховой, конечно,
после того, как она с блеском снялась в 2006 году, в моём фильме « Похождения Жанны Бесстрашной». Когда я внимательно, по много раз просмотрел два ранних фильма
Астаховой, я хорошо понял все сильные и слабые стороны её исключительно высокого
мастерства, я специально для неё написал свой сценарий « Похождения Жанны Астаховой». Жанна сверкнула в этом фильме в полную силу, а фильм имел невиданный успех. Посмотрим теперь, как Астахова справится с главной ролью, в этом моём фильме «Пчела вылетает в полночь». Мне хочется пожелать ей , справиться с главной ролью в этом новом фильме, ничуть не хуже, чем в её прежних работах, а по возможности, превзойти и саму себя.
Эпизод четырнадцатый
Я вот всё говорю, говорю о своём фильме, а ведь фильм-то, ещё и не начинался.
То есть, как это не начинался? Уже было несколько очень интересных эпизодов.
Словом, смотрим дальше. Ужасный мор и глад. Жуткие братоубийственные войны. Людские страдания. Кровь. Кровь и пот. Крещенские лютые морозы. Бедствия и народная погибель. Крики. « Да, спасите же нас, ради Бога!». « Пчела, спаси нас!». « Сколько сейчас времени?». Голос Людмилы Пермикиной: - Мы Вас не бросим!
Голос Тамары Яниной: - Никогда не бросим!
Голос Жанны Астаховой: - Это говорю я, Пчела. Слушайте меня. Пчела вылетает в полночь. Ждите меня. Я спасу Вас!
Опять чей-то голос: - Лишь бы она не забыла о нас. Другой голос: - Пчела никогда не подводит. Мой голос: - Я хорошо знаю Пчелу. Я ручаюсь за неё. Пчела не подведёт!
Эпизод пятнадцатый
Разговоры. Вы видели четырнадцатый эпизод? А как же. Что Вам больше всего понравилось в этом эпизоде? Голоса неизвестно чьи: Мне очень понравилось, как играла Тамара Янина. А мне Светлана Митленко. Вообще, четырнадцатый эпизод поставлен мастерски. Хорошо показана война и её ужасы. Товмасян был прав, называя Жанну Астахову – великой кинозвездой. Как она в конце эпизода весомо говорит: - « Ждите меня! Пчела вылетает в полночь. Я спасу Вас!» Другой голос: - Но ведь, и Людмила Пермикина сыграла блестяще, несмотря на то, что это её дебют. Мой голос: - Я же говорил Вам, что Вы ещё не знаете, на что способна Людмила Пермикина! Опять чей-то голос:- Сегодня будем смотреть шестнадцатый эпизод. Нам крутят в день по эпизоду, а потом запустят весь фильм целиком. Другой голос: - Вот бы попасть на первый показ, где фильм пойдёт целиком!
Эпизод шестнадцатый
Экран светел. Спокойная зима. Хорошо одетые, опрятные люди. Нет больше лианозовских смертей. Нет крещенских морозов. Солнце. Тишина.
Голоса: - А ведь она сдержала своё слово! Кто? Пчела! Прилетела, как обещала. И что, спасла? А то! Еще как спасла! Принесла с собой много еды и питья. Всех накормила и напоила. Ни о ком не забыла! Голос из зала: - Пчёлы, - они все такие.
Мой голос: - Нет, не все! Все пчёлы - не такие. Они – другие, а настоящая пчела на свете только одна – Жанна Астахова.
Мой голос продолжает: - Кто играл лучше всех? Мнений много, и все разные. Разумеется,
таланты у всех разные. Моя любимая поговорка « Выше себя не прыгнешь» ещё раз себя
оправдала. Я благодарю всех, кто снимался в этом моём новом фильме. Перечислять
снова и снова все фамилии, не имеет смысла. Напоследок хочу сказать: - Лично мне,
помимо отличной игры всех актёров и актрис, особо понравилась потрясающая, как всегда, игра Жанны Астаховой ( Пчелы), прекрасная игра Людмилы Пермикиной,
( С дебютом тебя, Золотце!), и виртуозная игра Тамары Яниной. Это – сценарий.
А где же сам фильм? Он перед Вами!
АНДРЕЙ ТОВМАСЯН АКРИБИСТ
30 ОКТЯБРЯ – 4 НОЯБРЯ 2007
КАК Я ПОЗНАКОМИЛСЯ С ВЕЛИКИМ ОСКАРОМ ПИТЕРСОНОМ,
НО НЕ ПОПАЛ НА ЕГО КОНЦЕРТ В 1974 ГОДУ.
Долгое время Москву упорно будоражили слухи о том, что, дескать к нам на гастроли едет великий Оскар Питерсон. Мой друг Константин Голиков отдыхал в то время в Ялте, и звонил мне, умоляя меня помочь ему достать один билет на этот концерт. Концерт
Питерсона был уже объявлен в Театре Эстрады. Я, признаться, тоже недоумевал, -
где взять билет на концерт Оскара Питерсона. Надо сказать, что тогдашняя джазовая
Москва бредила Питерсоном. Его известная пластинка « Ночной экспресс» продавалась на руках за бешеные деньги. Я решил позвонить Алексею Баташеву, и посоветоваться с ним.
Баташев сразу сказал : - « Позвони Гере Бахчиеву, - он тебе поможет». Я ответил Баташеву, что я, мол, лично не знаком с Бахчиевым, на что Баташев в свою очередь заметил мне: - Зато он тебя отлично знает». Звоню Бахчиеву, и рассказываю ему о своём затруднениях с билетами. Гера сказал мне так : - «У нас в Театре Эстрады каждодневное дежурство. Дежурю я, дежурит Серёжа Ленский, дежурят и другие наши ребята. Приходи,
что – нибудь, придумаем». И вот я вместе с Володей Данилиным у Театра Эстрады.
Бахчиев сразу выдаёт мне бумажку – талончик с номером 22. Номер я точно не помню, поэтому называю некое абстрактное число. И вот мы стали полноправными членами этой
очереди. Надо сказать, что у самого Бахчиева был номер 1.Говорили, что если даже Театр
Эстрады выбросит в продажу всего,скажем, 100 билетов, то в любом случае, первые 100 человек точно получат свои билеты. Надо добавить, что эту очередь, во избежание возможных беспорядков, каждый вечер патрулировала самая настоящая конная милиция.
И вот желанный день настал. Мы с Данилиным получили заветные настоящие со штампом
билетики, и радостные, что теперь – то уж обязательно увидим Питерсона, разошлись по домам. Примерно через день, мне звонит Бахчиев : - «Приезжай в аэропорт Внуково!
Тогда – то , и тогда –то. Будем встречать Оскара Питерсона. Я приехал. Там уже были
Алексей Баташев, Гера Бахчиев, Сергей Ленский, и много наших ребят – фотографов.
Хорошо помню Ивана Шевченко, того самого, который так мастерски сфотографировал
меня вместе с Оскаром Питерсоном. Это фото сейчас в моём собрании сочинений,
а именно, в томе 5, в разделе « Фотографии». Наконец по местному радио объявили : -
Рейс такой – то, прилетает тогда – то. К самолёту пошли Баташев, Бахчиев, Ленский и наши фотографы. Оскар Питерсон прилетел со своим трио, и с продюсером Норманом
Гранцем. В зале ожидания я увидел, что вместе с Питерсоном на диванах сидели какие –то очень красивые молодые женщины в очень дорогих шубах. Кто это такие я не знал, и не знаю и сейчас. На самом Оскаре, вернее, на его шее висел массивнейший золотой крест, килограмм так на 5. Таких крестов я никогда раньше не видел, разве что в Кремле, в Грановитой Палате. Пока Алексей Баташев по английски беседовал о чём – то с Норманом Гранцем, всех нас по очереди подводили к Оскару Питерсону и фотографировали на память. Питерсон также ставил всем нам на билеты из Театра Эстрады свои автографы. У меня до сих пор сохранился этот автограф. У меня с собой тоже был какой – то фотоаппарат, на который я сам сфотографировал очень много Питерсонов, а также его роскошных спутниц. Наконец всё окончилось. Питерсона и его музыкантов, вместе с его окружением повезли в гостиницу, а мы, радостно предвкушая
что скоро услышим концерт Питерсона, разъехались по домам. И как в хорошем
авантюрном романе неожиданно появляется слово «вдруг!», так вот, и вдруг звонит мне
Гера Бахчиев, и говорит: - Они уехали! – Как уехали? – Куда? Почему? – А как же гастроли? И я выслушал преинтереснейший рассказ, как , якобы думая, что трио
Оскара Питерсона из Канады, а в Канаде –то живут - одни, прости Господи! – хоккеисты,
и, следовательно, - хоккеистов –то нужно селить только в гостиницу « Урал», то и бедному Оскару – хоккеисту, будет лучше всего жить, именно в гостинице « Урал».
Быт гостиницы «Урал» я знаю очень хорошо, я когда – то работал там музыкантом.
В полугрязный номер, может запросто забрести какой – нибудь забулдыга, и сказать : -
« Друг, добавь на бутылку!». Разумеется, кто – то чего – то не учёл, кому – то влепили
«строгача», но факт остаётся фактом. Музыканты отменили гастроли, выплатили, наверное, неустойку, а как же, у нас с этим строго, и улетели, небось, на своих Боингах,
к себе за тридевять морей, чтобы продолжать там, у себя играть в хоккей, а что тут не так?
Раз живёшь в Канаде, бей клюшкой, да посильнее бей! Не позорь Канады! Ну, а мы?
Что мы? А вот мы – то остались с носом, вернее, с билетами в Театр Эстрады, которые
Театр у нас обязан выкупить, взять назад, но к чести советских музыкантов, ещё ни один
человек , билета своего в Театр Эстрады не сдал. Мог, да не сдал! Вот так закончилась эта бесславная эпопея, и вот именно так, проходит мирская слава!
АНДРЕЙ ТОВМАСЯН АКРИБИСТ
5 декабря 2007