Карабах

рассказ

       Магомед пришел в самый разгар веселья. Энвер уже порядочно нагрузился, но рука была еще крепка, и мозг соображал прилично.
       На Магомеде не было лица.
       - Карабах взбесился.
       Энвер отставил стакан и извинился перед хозяевами. Пока ехали за дрессировочным костюмом и прочими принадлежностями, Энвер тер ладонями раскрасневшееся лицо.
       - Рассказывай подробно, - обратился он к Магомеду, и тот, сконцентрировав все свое внимание на дороге, ровным голосом, без каких-либо признаков паники, описал ситуацию.
       - Так твои сейчас в доме?
       - Да. Жена с детьми. Он жене руку порвал, а дети испугались сильно.
       Пока Энвер собирал необходимое, Магомед ждал его в машине. Спустившись, Энвер покидал амуницию на заднее сиденье автомобиля и уселся рядом с Магомедом. До кошары было километров двадцать. По дороге заехали за помощником: чтобы справиться с псом, нужно не менее трех человек.
       Закуривая, Энвер поинтересовался:
       - Он не подпустил тебя?
       - На тридцать метров, как чужого.
       - Почему не убил?
       - Жена с детьми закрылась в доме, он туда не ворвется.
       Энвер поглядел на часы: шесть вечера. В сентябре вечера еще долгие, так что дотемна вполне можно успеть. Если Магомед решил не убивать Карабаха, то придется повозиться. Пес умный, и так просто ему на шею скобу не накинешь.
       Карабах вышел из помета Гюрзы от Аслана - известного бойца, и кроме бойцовских качеств своего отца приобрел еще и гены матери. Гюрза дралась не как сука - безжалостно и бестолково - она могла проявить благородство на ринге, что свойственно только сильным и уверенным в себе кобелям. Доминанта из многообещающего помета Магомед отобрал старым проверенным способом: каждый день бросал в загородку с щенятами, едва научившимися рвать зубами мясо, заднюю баранью ногу и в конце месяца тщательно взвесил всех щенят. Карабах оказался самым тяжелым.
       Затем он долгих три месяца держал отобранного щенка в изоляции от всех остальных животных за высокой глухой изгородью, вдосталь кормя его мясом. Когда повзрослевший щенок вырвался на волю, Магомед стал наблюдать за его поведением и поначалу сильно разочаровался в своем избраннике. Вместо того, чтобы проявить активность и постараться подчинить себе всех животных на кошаре, Карабах стал проявлять неожиданное дружелюбие, не только не обидев своих менее сильных братьев по помету, но и облизав всех котят во дворе.
       Делать нечего, пришлось смириться со случившимся и ждать: вдруг выбор окажется не напрасным. Первая схватка доминанта с бойцовым псом обычно обставляется таким образом, чтобы доминант обязательно победил заведомо слабого пса и тем самым укрепил в себе необходимую уверенность. И в этот раз все прошло нормально. Карабах с завидным проворством первым же движением схватил своего противника за шею и уложил броском на землю. Магомед удовлетворенно потирал руки, с удивлением разглядывая добродушного на вид пса. Все-таки он не ошибся.
       Когда Карабаху перевалило за год, наступил переломный возраст, и Магомед заметил обычное в этот период непослушание пса по отношению к своему хозяину. Срочно нужен был бой с заведомо сильнейшим спарринг-партнером, чтобы сбить спесь с молодого бойца. Заботливый хозяин пригласил известного в своих кругах заводчика, тот приехал со своим лучшим кобелем. Стравили псов, и Карабах победил в схватке искушенного бойца. Не так просто, как других, подставленных специально для победы, но все-таки победил.
       Известный в Арзгирском районе заводчик, обескураженный поражением своего любимца, уехал сразу же после обеда. Магомед не стал его задерживать, прекрасно понимая состояние своего гостя. Показательной выволочки не получилось, но со временем Магомед заметил, что Карабах прекрасно преодолел критический возраст, и его отношение к хозяину стало таким, каким и должно быть у бойцового пса. Он свободно передвигался по кошаре, подчиняя себе всю живность в округе и не подпуская чужаков к дому ближе, чем на тридцать метров - за границу территории, определенной ему собачьим инстинктом; мирился с домогательствами сыновей Магомеда, ворчливостью его жены и беззаветно любил своего хозяина, сдержанно проявляя свои чувства на людях и не стесняясь их выражения в моменты, когда оставался наедине с Магомедом.
       Когда пес был уже по-настоящему готов к серьезным боям, Магомед съездил в Буденновск к Энверу и договорился с ним о поездке на очередные собачьи бои у села Петропавловское, что недалеко от Арзгира.
       Состав бойцов был сильнейшим: заводчики съехались со всего Кавказа. Пока судьи проводили жеребьевку, Магомед при помощи Энвера составлял подробную картотеку прибывших на праздник собак. Первой прошла жеребьевка сук. Магомед не любил смотреть, как дерутся суки, он вообще считал, что сучьи бои - пародия на настоящую схватку, но правилами последних лет этот вид соревнований был «узаконен», и он старался не обращать внимание на это попрание традиций. Хорошо, что хоть сук с кобелями не стравливают.
       До одной четвертой финала Карабах прошел без заминки. Он был уже известным псом, хоть и не выступал до сих пор в соревнованиях подобного масштаба. В четвертьфинальном бою жребий свел его с «темной лошадкой» - кобелем среднеазиатской овчарки, только что прибывшим, не проведшим ни одного боя и включенным в соревнования на этом этапе только благодаря имени своего хозяина.
       Магомед придирчиво осматривал «азиата», который отличался от своих кавказских собратьев чуть меньшими размерами в холке и более удлиненной мордой. Никто из заводчиков не знал этого пса, и Магомед не мог решить, что делать. Победа Карабаха над никому не известным псом в четвертьфинале ничего ему не даст, а поражение надолго понизит уже достаточно высокий рейтинг.
       «Если бы я видел этого пса в бою, знал, чего он стоит...», - сокрушенно думал Магомед, мучительно принимая решение. Наконец он подошел к Энверу и поинтересовался его мнением на этот счет.
       - Откажись, - коротко ответил тот.
       Магомед подошел к старикам, судившим соревнования, и отказался от боя. Седобородый аксакал с достоинством развел руками:
       - Это твое право. Мы вынесли решение об участии этого пса в соревновании и отказываться от своего решения не будем.
       Ехали обратно с тяжелым сердцем, только Карабах, довольный результатами проведенных боев, радостно глядел на бескрайнюю степь в открытое окно автомобиля, сидя на заднем сиденье.
       В свои три с половиной года - цветущий возраст для бойцового пса - он стал по-настоящему непобедимым, не проиграл ни одного боя и стал абсолютным чемпионом Северного Кавказа. Таинственный «азиат» был побежден им в схватке классическим броском за шею, Карабаху даже не пришлось второй раз вставать в «свечку». Он обрел к этому возрасту такую силу, что некоторые совсем не трусливые псы сразу же, еще до схватки, поворачивались боком и скалили зубы, что засчитывалось им как поражение по правилам боя.
       Энвер прикрыл глаза, слушая завывания мотора новенькой «пятерки», преодолевающей бугры и балки по дороге к кошаре.
       - Слушай, - неожиданно обратился он к Магомеду. - А как ты ездишь по этой дороге в дождь? Здесь ведь и трактором не везде проберешься.
       - Трактором и езжу, - ответил Магомед. - Один раз в сильный дождь попал на машине - пришлось бросить вон там, в балке, - кивнул он головой. - Только на третий день вытянул трактором.
       - Так и стояла три дня? - удивился Энвер.
       - Так и стояла. А кто ее угонит по такой грязи?
       К кошаре подъехали на малой скорости. Карабах выбежал прямо к машине - пасть оскалена, шерсть дыбом, из пасти капает обильная слюна.
       - Подгони машину поближе: я посмотрю на его зрачки, - приказал Энвер Магомеду.
       Зрачки у пса были расширены, он проявлял немотивированную агрессию, бросался на автомобиль, тычась мокрой пастью в стекло. Энвер приказал отъехать метров на десять назад, и бешеный пес остался в своей тридцатиметровой зоне, продолжая яростно лаять, поджимая брылы и обнажая клыки.
       Энвер вышел из машины и закурил, внимательно изучая обстановку. Дверь он на всякий случай не закрывал, но и Карабах не выходил из очерченного ему инстинктом круга. Магомед тоже вышел из машины и молча встал рядом.
       - Что делать будешь?
       - А что я могу сделать? - вспылил Энвер. - Ты ведь хотел, чтобы у тебя был хороший бойцовый пес, и не сделал ему прививку от бешенства в семимесячном возрасте. Теперь только один выход.
       Магомед молчал, и Энвер тихо добавил:
       - Я могу дать ему маленькую дозу реланиума, и он умрет медленно, засыпая. Практически - своей смертью.
       - А вдруг он выздоровеет? - подал голос Магомед, не поднимая головы.
       - Ты занимаешься собаками не первый год, и не мне тебе объяснять... Ты рискнул, чтобы иметь хорошего пса, ты имел настоящего непобедимого чемпиона, и теперь должен смириться.
       Магомед стоял, не двигаясь.
       - Я хочу, чтобы он умер своей смертью. У меня есть новый скотомогильник, мне недавно вырыли его. Хочу, чтобы он закончил свою жизнь там. Буду кормить его до последнего дня.
       Энвер вздохнул. Было бы проще усыпить пса, но, раз хозяин хочет иначе, надо будет поработать.
       Из дома послышались крики. Пока Энвер доставал свою амуницию, Магомед перекрикивался с женой. Когда запакованный в дрессировочный костюм Энвер повернулся к Магомеду, тот сообщил:
       - Телефонный провод порвал. Жена даже не смогла позвонить брату.
       - У тебя что, и телефон есть? - удивился Энвер.
       - Обычный армейский телефон. Связан с братом в селе, а тот уже может позвонить куда хочешь.
       - Он всегда был смышленым псом, - усмехнулся Энвер. - Мне сейчас придется туго.
       - Если хочешь, я сам попробую... - начал Магомед.
       - Ты не справишься, - отмахнулся Энвер, засовывая в правый рукав толстого дрессировочного костюма металлическую скобу жесткого ошейника. Оставив Магомеду и помощнику длинные концы, скрепленные с ошейником, он набрал в легкие побольше воздуха и двинулся в сторону дома.
       Быстро пробежав границу, разделяющую взбесившегося пса от всего остального мира, Энвер стал подсовывать под нос брызжущегося слюной Карабаха левый рукав костюма в надежде, что тот схватится за него. Не тут-то было. Несмотря на бешенство, когда обычная собака теряет всякую ориентацию и становится очень трусливой, собачий чемпион не потерял самообладания и смекалки. Он старался сбить Энвера с ног, чтобы ухватить его за лицо. Капюшон плотно закрывал голову, на лице была маска, которая не представляла преграды для собачьих зубов, но дезориентировала собаку, и Энвер подумал, что Карабах настолько умен, что может схватить клыками за эту, сбивающую с толку остальных собак, маску.
       Выдержав несколько сильных ударов в корпус, Энвер намеренно упал на живот, уткнувшись маской в пыль. Если Карабах схватится зубами за костюм, приготовленная скоба моментально защелкнется на его шее, а Магомед с помощником оттянут пса в сторону.
       Время шло, Энвер обливался потом, пары алкоголя создавали дискомфорт и в без того тяжелой ситуации. Карабах не хватался зубами за костюм, яростно рыча возле головы лежащего Энвера, а маска после изрядного количества выпитого алкоголя становилась просто невыносимой. Левой рукой Энвер осторожно отстегнул маску и тут же уткнулся носом в пыль, с жадностью втягивая теплый воздух в застоявшиеся легкие.
       Карабах, заметив снятую маску, остервенело бросился к лицу лежащего человека, но, не достав вожделенной плоти, скрытой плотным капюшоном, стал яростно подбрасывать лапой пыль в щель между краем капюшона и землей, надеясь таким образом заставить Энвера поднять голову. Матерясь на чем свет стоит, Энвер резко взмахнул левой рукой, и нервы собаки не выдержали: он почувствовал сильную боль в левом плече. Карабах все-таки схватился клыками за дрессировочный костюм. Резким тренированным движением Энвер набросил скобу ошейника на шею жертве и стал ждать, пока пес отпустит его плечо. Боль была очень сильной.
       Оттягивая Карабаха с помощью двух до предела натянутых концов, прилаженных к ошейнику, Магомед с помощником протащили заодно и Энвера по густой сентябрьской пыли, пока пес не разжал челюсти. Энвер встал и, пошатываясь, прошел к машине. Там он снял костюм и осмотрел плечо. Костюм выдержал смертельную хватку собачьих клыков, но на теле остались четыре кровоподтека, которые со временем превратятся в обширные синяки.
       Подойдя к тому месту, где Магомед с помощником привязали концы ошейника за два столба, отчего Карабах не мог и шага сделать в любую из сторон, он осмотрел с близкого расстояния морду несчастного пса, его глаза с расширенными зрачками и сокрушенно махнул рукой.
       Возле дома Магомед осматривал руку жены, перевязанную чистой тряпкой.
       Подошедший Энвер поздоровался и тоже осмотрел руку пострадавшей. Рана была серьезная, но не опасная, если не считать опасности заражения бешенством.
       - Отвези жену в больницу, а я подожду тебя здесь. Карабаха потом отведем к скотомогильнику.
       - Ее сын отвезет, - коротко ответил Магомед, кивнув в сторону четырнадцатилетнего мальчугана, стоящего рядом, и, одобрительно похлопав жену по плечу, направился к Карабаху.
       
       Через десять дней Магомед вновь заехал к Энверу.
       - Поедем, усыпишь его, - сказал он без предисловий, и Энвер стал собирать свой чемоданчик.
       По дороге Магомед рассказал, что Карабах ничего не ест одиннадцатый день, и уже нет сил смотреть на его мучения.
       При подходе к скотомогильнику Энвер почувствовал запах протухшего мяса. На дне ямы, вырытой экскаватором, лежали большие куски гниющей баранины, в углу стоял исхудавший Карабах, мелко подрагивая телом. Завидев Магомеда с Энвером, он яростно бросился вверх и вцепился зубами в деревянную балку, уложенную на угол ямы так, чтобы можно было встать на нее, бросая еду в яму.
       Сделав слабую попытку подтянуться, пес безвольно повис, вытянувшись телом и вцепившись клыками в изъеденное зубами дерево.
       - Вот так по три часа висел, - сообщил Магомед, наблюдая, как Энвер быстрыми движениями раскрыл чемоданчик, достал из него несколько шприц-тюбиков, какими снабжаются армейские аптечки, и, внимательно рассмотрев маркировку на тюбике, сделанную собственной рукой, втиснул его в пластиковую трубку полутораметровой длины, отрезанную от обычной гардины.
       - Хочу успеть, пока он висит: живот открытый, - сказал Энвер, оправдываясь, и поднес трубку ко рту.
       В дом не заходили. Энвер выпил стакан водки за грубо оструганным деревянным столом прямо во дворе, закусил крупным куском вареной баранины. Магомед не пил: «Мне везти тебя обратно, а менты борзеют».
       Обратно ехали молча. Мимо проносилась бескрайняя степь и пока еще зеленые деревья вдоль дороги. Сладкий запах лета разбавился горьковатым привкусом ранней осени. Энвер крепко уснул уже через пять минут. Магомед поглядел на его лицо, ставшее спокойным и беззащитным во сне, и вновь обернулся вперед. Вдали показался милицейский пост у въезда в Буденновск.
       
       г. Буденновск, октябрь 1997 года.