Геракл. Часть вторая

       ДИКИЕ ЭТРУСКИ
       Эврисфей свернул дочитанный свиток, едко усмехаясь. Всё-таки – что за мразь настрочила? «Друг и биограф», блин!.. Мне жизнь Геракла известна почти досконально, но «друга» такого не припомню. Откуда он вылез?
       Нет, каков хам! Про качка безмозглого ерунды насочинячил – флаг в руки; но приписывать тупые реплики мне?! Каждое мое слово принадлежит истории! Непочтительность к божьему помазаннику завтра станет большевизмом!.. Мерзавца надобно изловить.
       Князь еще раз изучил выходные данные: «Издательский дом г-на Афсетоса “Аргосский оратор”, г. Аргос, агора, налево от храма. Гарнитура рукописная, тираж 100. Г-н автор просил держать его имя в секрете». М-да… Предусмотрительный гад!
       Аргос не подмять, это ясно. Но можно выкрасть этого Афсетоса диверсионной группой и допросить с пристрастием. Под пыткой он авторишку, конечно, сдаст.
       А дальше что?
       Если аргосские власти дознаются, что это я, начнутся нудные разборки. Юристы там зубастые, иск мне предъявят талантов на пять за ущемление прав интеллигенции, мать ее. Писаки, издатели, креативный класс… думать тошно об этих хорьках, скулы сводит! Толку от них ноль, но тронешь – завоняют на весь мир.
Так что пока реальной угрозы от авторишки нет, колыхаться себе дороже.
       В печени жгло, поясница ныла от долгого лежания с книжкой, глаза слезились. Эврисфей кряхтя слез с дивана, ногу помял, морщась, и поплелся на двор.
       Сверкающий медью лейб-стражник словно робот приподнял копье и глухо стукнул в землю – в тот самый миг, когда князь прошел мимо него. Согласно уставу он немигающе глядел перед собой, и вообще непонятно, как ухитрился заметить повелителя… Тот, впрочем, тоже внимания на стражника не обратил. Так и остались оба гордые и независимые.
       В дверях князь зажмурился от света, аж слезы брызнули. Астигматизмус, мать его… Впрочем, Гелиос уже подустал бесплатно слать миру свои лучи; добела раскаленный диск его колесницы остывал, становился разогретым лишь докрасна. Ночью он погрузится в океан с оглушительным шипением – только очень далеко, оттого не слышно – и до рассвета будет плыть где-то внизу черной холодной глыбой.
       Наверно, это не диск, а шар. Как бог в диск-то влезет? И непонятно, почему этот шар движется. Ученые заверяют, что Гелиос правит упряжкой лошадей – но я смотрел много раз сквозь закопченное стекло: нет там никакой упряжки! Лишь шар пылающий…
       Кстати, а зачем Гелиосу это нужно? Каждый день вкалывать, дарить нам свет и тепло… Конечно, он знаменит без меры, каждая тварь ему кланяется – но стоит ли оно того? В юности власть и слава влекли меня с неодолимой силой; но годы заставляют ценить покой…

       Триера шла на север по Адриатике.
       Она давно миновала острова Кефаллению и Итаку, Лефкас и Керкиру и теперь выпутывалась из сети безымянных островков – то покрытых зеленым бархатом леса, то каменистых угрюмо. Глубины и течения тут неизвестны, зевнешь – и посадишь днище на мель или даже острую скалу, не дай бог. Не хватало только пробоину заделывать! Так что идти пришлось медленно, сбавив парус и непрестанно уточняя дно грузиком на длинной бечевке.
       Геракл здесь не бывал, никто из его дружины тоже – но старый моряк келевст обшарил всё Средиземноморье и сулит устье Эридана не сегодня-завтра. На этой реке кто-то должен указать дорогу до Гесперидского сада. Так обещал микенский предсказатель.
       Мужик он, конечно, уважаемый… Но всё же… Ну как не то снадобье нюхнул и ошибся? Зря пёрлись?.. Эх… Лучше и не думать об этом, плыть себе и плыть.
       Антриппос лежал на брюхе, копыта подогнув и нервно дергая хвостом. Он возился с кентаверигами – так ребята прозвали доспех для конской половины туловища. Человечий торс можно щитом прикрыть, а лошадиный слишком далеко сзади. Площадь большая, удобная, для меча или стрелы – милое дело…
       Панцирь представлял собой два бронзовых корыта, скрепляемых ремнями на хребте и под животом. Навплионский кузнец схалтурил, давило в паху, и Антриппос пытался теперь молотком выколотить себе побольше удобства. Впрочем, он гордился, что его достоинство оказалось столь объемным, все стандарты побило. А кое-кто из ребят ему не верил – думали, нарочно преувеличивает. Как знать?
       Бронза рокотала мистическим басом, душу будоража. Мерзко подзвякивали пряжки для ремней. Звуки эти давно всех допекли – но не возразишь: дело нужное…
Хотя Геракл доспехов не любил. Он и парням сказал на первом занятии:
       – Надо тело тренировать, чтоб от ударов уклоняться. Железки мешают двигаться, а от копья в опытной руке всё равно не спасут.
       Сам он в боевой обстановке носил лишь шлем – простой, цельнокованный, без гребня и забрала – и жилет из толстой кожи с нашитыми кое-где железными бляхами. Достать бы кольчатую металлическую рубаху, как у амазонок! – но в Греции таких делать не умеют…
       Муниципалитет Тиринфа подарил ему недавно полный доспех: кирасу, копирующую рельеф мускулов груди и живота (идешь будто голый), медный же наспинник и наплечники, оловянные поножи на ремнях. Внутри всего этого Геракл чувствовал себя крабом, шел и гремел. Ни согнуться, ни кувырнуться… Он решил, что это будет мундир для парадных церемоний, и куда-то в трюм засунул.
       Однако кентавр тяжел, с акробатикой не дружит, и сохранность чрева его, понятное дело, волнует. Пускай долбит…
       Леократ – средних лет, но компактный, на подростка похож – опять что-то техническое чертит на листе папируса. Начальник заглянул ему через плечо:
       – Чего это?
       – Да вот, машину выдумал. Смотри, шеф: тут два колеса, оси к корпусу крепятся на вилках. Сверху сидишь и педали крутишь. Только пока не знаю, как педали с колесом соединить, а прямо на колесо их цеплять – неудобно выходит…
       Опять ерунду фантазирует. Кому такая хрень нужна?! Геракл пробормотал невнимательно:
       – Вилки, оси, педали… Как машину назовешь?
       – Не знаю пока, – грустно признался Леократ.
       Скучно… Когда уж берег наконец?
       Парус мешал обзору, командир нырнул под него и вышел на нос. Ничего не видать, впереди сплошное море… Даже островки кончились, и матрос перестал вымеривать глубину. По правому борту на горизонте синела размытая воздушной толщей полоска берега. Келевст держал курс так, чтобы ни в коем случае не потерять ее из виду. Без ориентира заблудиться – нефиг делать.
       На палубе, как гигантский дохлый паук, раскорячился бронзовый якорь – нешлифованный, грубый, с вмятинами от кузнечной кувалды. Еще и донная грязь на нем засохла: рачки, водоросли, следы ила.
       Командир положил ладонь на нагретую солнцем лапищу. Он давно испытывал к этому якорю странное родственное чувство. «Что, брат, лежишь? Я такой же, как ты – крепкий с избытком, молотом деланный, тоже порой падаю на дно и роюсь в завалах чужого дерьма. А сейчас мы с тобой оба торчим бесполезными громадами на этой постылой палубе…»
       За якорем коренастый Крисанф с высоким и стройным Телефаном рубятся в шахматы. Крисанф привычно бормочет:
       – Ферзя хочешь скушать? Гурман, да? Слонятинкой брезгуешь? А мы вот тебе шах!
       – Ты уверен? – хмыкнул Телефан и загородился конем; при этом открылась его ладья, хищно нацеленная на вражеского короля. Фигуры из черного и белого дерева вырезаны были кустарно, слон от пешки отличался главным образом по игровому контексту. Крисанф крякнул и посмотрел на Геракла:
       – Шеф, где ты его раздобыл на мою голову? У него на всё ответ готов! Нет, погодь, сейчас подумаю…
       Он не выигрывал почти никогда, но бился упорно. Телефану играть с ним было скучновато, однако других шахматистов на борту не нашлось.
       Командир усмехнулся и лениво побрел на корму, к рулевым веслам, где дежурил вахтенный. В плаваниях запросто всякую сноровку потерять: безделье и тоска… Нет, кое-что можно делать и на палубе, Иолай вон отжимается. Но очень уж тесно. С боевой подготовкой тут никак.
       Даже гребцы дурью маются на нижней палубе, потому что ветер попутный. Лишь матросы чем-то заняты, аж зависть к ним…

       Утром ветер закочевряжился: стал порывист и погнал триеру прочь от спасительного берега. Матросам пришлось хитроумно скашивать парус и идти зигзагами, гребцы уселись на полированные задницами скамьи («Банки!» – укоризненно поправлял Геракла келевст). Судно качало, брызги летели над палубой, будто тучи стрел, выпущенных крохотулечной армией.
       Скорость в итоге вышла приличная, и к обеденному часу показалась Северная Италия, а там и долгожданное устье Эридана. Точнее, один из рукавов этой могучей реки – широкий просвет меж берегами.
       – Он это, точно! – уверил келевст. – Я плавал тут, помню.
       – В саму реку заходил? – спросил Геракл. – Что там?
       – Врать не стану, в реку не ходил. А народ тут, говорят, серьезный, чужаков не любит.
       – Кто ж их любит? – хмыкнул командир.
       Бойцы настороженно осматривались, а корабль тем временем начал входить в реку.
       – Вот это махина! У нас таких нет, – одобрил Геракл. Бывалый моряк подтвердил:
       – Увы…
       На родине реки мелкие, быстрые, норовистые, большим судном не поплаваешь. В Эридан же десяток триер войдет бок о бок, не мешая друг другу плеском весел.
       Корабль в просторном русле натужно полез против течения. Ветер, как назло, стих, и парус опал безвольно. Пришлось гребцам налечь изо всех сил, но всё равно триера еле двигалась, увязая в мощном потоке, норовившем вытолкнуть ее обратно в Адриатику.
       – Сильная река! – пробормотал Геракл, привыкший уважать достойных противников. – Нет в тебе гостеприимства, Эридан …
       Местность вокруг лежала непривычно плоская, лишь на горизонте вздымались призрачные возвышенности. Почти сплошь земля была вспахана исполинскими квадратами полей – на греческих горах попробуй так! Меж скал урывками кусочки земледелия вставляешь… А тут поля бескрайние пестрели разноцветными урожаями. Сразу ясно делалось, что народ живет большой и хозяйственный.
       Но где он?
       Командир вглядывался в берега. Нет людей! Ни в полях, ни у воды. Лодочки кое-где привязаны к деревянным сходням, но будто брошены.
       Означать это могло лишь одно: чужую триеру заметили и притаились. Прием нам готовят. Интересно – какой? Если перекрестный обстрел с двух берегов, да еще из камнемета долбанут, тут нам и крышка…
       Проползя против воли реки десяток стадий , греки увидели крепость.
Она белела на берегу башнями и стенами с зубчатыми верхушками. Непривычно. В Элладе крепости из громадных валунов, циклопами возведенные в незапамятные времена – а тут кладка ровная, аккуратная, камни небольшие. Явно человечья работа, и недавняя.
       Вокруг города там и сям торчали домики; крестьяне в огородах разгибались и тревожно поглядывали на пришельцев.
       На городских стенах, как муравьи, копошились стражники, лесом копий ощетинясь. Бойцы на палубе застыли в полной готовности, но командир велел им не сверкать оружием.
       Не помогло. Раздался знакомый свист, и стрела с глухим шлепком пробила парус, зацепилась оперением и повисла.
       Взревевший Антриппос схватил лук.
       – Отставить! – приказал шеф. – Это предупреждение. Хотели бы в нас – не промазали.
       – Что-то нам не очень рады… – пробормотал келевст, пряча панику. Ну не солдат он, а моряк.
       Геракл ответил озабоченно:
       – А тебе бы неизвестный флот под боком понравился? Суши весла!
       Келевст передал команду по своему ведомству. Гребцы замерли, невольно отодвигаясь от люков в бортах. Триеру тут же начало медленно сносить течением обратно в море. Начальник приказал:
       – Филоктет, быстро сюда!
       С кормы прибежал бывший одноклассник Иолая, у которого была твердая четверка по иностранному.
       – Тут ведь Этрурия? – уточнил Геракл у келевста. – Филоктет, можешь сказать им, что мы с миром?
       Одноклассник подумал минуту и закричал на ломанном этрусском, приложив ладони ко рту:
       – Мы нет враг! Эллада Апеннина мир дружба!!
       На городской стене переглянулись. Потом ответили.
       – Что-то вроде «Стой, стрелять буду!» – перевел Филоктет.
       – Вот нервные, а!.. – командир наморщил лоб и решил. – Так, ребята, полный назад, а потом причалим. Надо. Вдруг они про Гесперид знают?
       Прорицатель сказал «в устье Эридана», без деталей. Так что искомый ответ может их тут встретить где угодно. Главное – не проворонить.
       Судно миролюбиво развернулось, и течение отнесло его за излучину реки. Тут матросы причалили, закрепили канат к стволу столетней пинии.
Начальник приказал:
       – Я на переговоры, Иолай и Филоктет со мной. Остальным борт стеречь, Крисанф за главного. Есть вопросы?
       – Вообще-то есть, – сказал Крисанф. – Шеф, их там целый город… Может, возьми людей побольше?
       Команды положено выполнять без разговоров. Но тут Геракл решил сделать исключение.
       – Больше как раз опасно: за наезд примут. Надо выглядеть безвредными, – объяснил он. И добавил, –За кораблем следить с берега с двух сторон. А то вдруг у них боевые водолазы есть? – а вы с борта не заметите… Сидеть тихо, не бузить. Если что – действуй без жертв.
       – Ясно.
       Коренастый Крисанф летами близился к полувеку, в юности успел повоевать под началом Гераклова отца Амфитриона. Староват, конечно, прыжки и борьбу ногами так и не освоил – зато крепкий, как ясеневая палица. На жилистой шее добавочная корявая жила поперек: след скользнувшего меча… И опытный: знал, что опасность не опасность, а мужику первое дело – пожрать.
       Поэтому едва парламентеры удалились, он назначил часовых, а остальные вытащили на берег бронзовый пифос и развели костер. Телефану посчастливилось застрелить оленя, и повар Кокус затеял мясной аттический борщ.
       – Как к-комок нервов поживает? – походя ткнул его в брюхо заика Стебокл. Животик у Кокуса вправду намечался, что спецназовцу не совсем прилично.
       Триеру поставили поперек течения: кормой к берегу, а с носа отдали якорь (наконец он почувствовал свою нужность). Да, неудобно. И часовым пришлось с берега следить за обоими бортами; лишний труд. Но что делать? Если у этрусков в самом деле найдутся водолазы, которые смогут незаметно влезть на корабль и его захватить – беда! Сгинем все на чужбине…

       А переговорная группа, без щитов и копий, с одними мечами, шла по лесной тропинке навстречу неведомому. Судя по черным шарикам под ногами, коз в неведомом хватает. О! Да и не без коров!
       – Аккуратно! – предостерег Геракл. – Помните: у дипломата должно быть широкое сердце, хитрая башка и чистые ноги.
       Ребята усмехнулись, чего наставник и хотел, потому что тревога грызла. Кто их знает, этих этрусков – возьмут да и убьют; против армии и Геракл бессилен…
       Вдруг он сказал вполголоса:
       – Справа в кустах патруль. Спокойно, без напряга, держимся весело. Если что – уклоняйтесь, танцуйте; на поражение не бить!
       Он не ошибся. Из кустов выскочил отряд одетых в кольчуги и нацелился в путников копьями. Геракл улыбнулся (он даже шлем не взял) и показал безоружные руки. Он вдруг преобразился. Никто не поверил бы, что этот добродушный увалень способен дюжину врагов положить секунды за три! Даже Иолая сразило перевоплощение дядюшки: обычный пожилой крестьянин – могучий, но совершенно безопасный!
       – Здравствуйте, а мы к вам! – весело приветствовал он, Филоктет перевел в меру способностей. – Мы приехали из Греции, чтоб с вашим начальством повидаться. Отведите, пожалуйста!
       Этруски вполголоса обсудили ситуацию и повели задержанных в город, даже не обезоружив. Явный дипломатический успех! Или решили, что трое против семерых все равно обречены… Тут они лохонулись. По некоторым признакам Иолай понял, что боевым искусствам конвоиры обучены слабо, и даже он бы их в одиночку всех раскидал.
       Лес кончился. Путников провели через обширный посад, застроенный домами из сложенных горизонтально бревен. Как расточительно! Дешевле ведь строить, как у нас: каркасик из жердей, заполненный чем попало – глина необожженная, ветки, солома… Стоят же, не валятся. Конечно, если не шарахать кулаком по столу, как в тот горькопамятный день… Но, может, у них тут зима холоднее?
       У домов имелись большие огороды, обнесенные заборами из переплетенных веток. Из-за этих призрачных преград на чужаков с настороженным интересом посматривали местные обыватели.
       Странники подошли к кремлю и разглядели вблизи крепостные стены. Состояли те и вправду не из громадных бесформенных каменюг, как в Тиринфе и Микенах – а из плоских кирпичей, скрепленных неизвестным раствором (позже греки эти кирпичи переняли и назвали плинфой). Ровненько и красиво – но Геракл усомнился, прочно ли.
       У караулки застряли. Городская стража колебалась, мялась, согласовывала с начальством – ответственность брать на себя никто не хочет… Визу получили лишь спустя полчаса. Со скрипом отворилась массивная створка толстых деревянных дверей.
       В воротах к идущим добавилась любопытная толпа одетых не в туники, а в длинные рубахи с рукавами. Амазонки на Эвксинском Понте примерно в том же ходят. Люди галдели, гоготали и указывали пальцами; греки приветливо улыбались, но боеготовность сохраняли, ибо исход встречи был еще далеко не ясен.
       По узенькой улочке они миновали десяток деревянных и каменных зданий. И вот их привели на агору. Там всё было не как дома. Прежде всего, отсутствовал обязательный на греческой главной площади белоколонный храм. Что они тут, в богов не верят?? Место храма занимал узорчатый терем, крыльцо с длинной лестницей вело сразу на второй этаж. Из окошка, окаймленного витиеватой резьбой, выглядывало женское личико.
       Еще больше странников удивил медный чан, висевший посреди площади меж двух столбов – причем вверх дном. За каким чертом он тут?! В него и не нальешь ничего! Варвары, одно слово…
       Возле этого сосуда приведшие греков стражники стали совещаться с какими-то солидными господами.
       – О чем они? – поинтересовался Геракл. Филоктет прислушался:
       – Кажется, решают, собирать ли… слово непонятное… какое-то «веше»… Не могу перевести… По-моему, это значит народное собрание. Неужто они мнением народа интересуются?
       – Действительно дикость, – согласился командир, и непонятно было, шутит он или нет.
       А он давно уяснил: мнением толпы руководствоваться глупо. Лишь немногие люди способны толково мыслить, да и им сперва нужно десятки лет трудиться над своим развитием! Толпа всегда радостно поддержит худшее из решений.
       Наконец один из господ подошел и заговорил по-гречески, хоть и с заметным акцентом:
       – Здравствуйте, эллины. Объясните, пожалуйста, кто вы? Я вижу, вы не купцы, не китобои. Похожи на воинов, но для штурмового отряда вас на корабле маловато… Что привело вас сюда?
       – Добрый вечер! Как приятно слышать родную речь! Цель нашего приезда не так просто объяснить… Мое имя Геракл, и…
       – Геракл?! – воскликнул господин. – Тот самый?
       – Наверно… Неужели вы меня знаете? – поразился командир. А представитель грекоязычного населения крикнул что-то своим, и те удивленно обступили путешественников.
       – Дядя, ты суперстар, – шепнул Иолай.
       – Да уж…
       Местные возбужденно гомонили, то и дело мелькало смешно исковерканное имя Геракла. Его начали хлопать по плечу и трясти за руку – варварский непонятный обычай. Виновник смущенно улыбался.
       Обычно каждое дело приходится начинать с нуля. Но изредка былые заслуги помогают запросто разрешать проблемы…
       Тот господин снова заговорил:
       – Мы безмерно рады, такая честь! Простите за стрелу – мы же не знали… Добро пожаловать в Усть-Ярдоньск!
       Гости едва от хохота удержались. Надо же так город обозвать! Сплошные согласные, грек эдакое чудище сроду не выговорит!
       – Простите: как к вам обращаться? – спросил Геракл, взяв себя в руки.
       – Громославос.
       – Князь?
       – Ну… пожалуй… Меня избрали дьяком по иностранным делам. Министром, считай.
       – Очень приятно.
       Дьяк был среднего роста, в рубахе с рукавами и в окладистой бороде – но совершенно лысый. Все-таки дико выглядит человек без плаща через плечо поверх голого торса… Особенно, если по-гречески разумеет. От варваров и ждать нечего, а тут – вроде как свой…
       Новый знакомый пригласил греков к себе на ужин. И дом странный оказался: без внутреннего двора, просто несколько комнат – так что негде отдохнуть в знойный полдень. Впрочем, здесь заметно севернее Пелопоннеса, климат не тот. Наверно, даже снег бывает… Белая такая дрянь, сыплется с неба ни с того ни с сего! Очень редкое явление. Во Фракии был снег, куда лань керинейская забежала. Жутко холодно! А здесь примерно тот же крайний север…
       Прочие господа с площади тоже навязались в гости, а вот простых стражников послали. Рожей не вышли. Тут ведь у них «демократия», кажется: то есть наглые дельцы пролезли к власти, а прочий народ сидит в заднице со своими «избирательными правами». Не дай Зевс в Греции такой бардак начнется! У нас всё ясно: есть наследный царь и подданные. А при «демократии» любая шваль норовит в цари выбиться. Мышиная возня, чехарда, на благо страны всем плевать…
       Впрочем, этих мыслей Геракл наружу не выпустил – тем более, может, он и ошибся, и никакой «демократии» в Этрурии нет.
       Ещё больше гости поразились, войдя в пиршественный зал. Боги, что за дикость! Нет лож и отдельных столиков для каждого! Один здоровенный столище, а вокруг – страшно вымолвить – стулья! Нельзя возлечь! В Элладе за едой сидят только бабы и прислуга…
       – Нам что, тоже сидеть?! – возмущенно шепнул Иолай. Дядя ответил:
       – Видишь, у них так принято… Улыбайся!
       – Да нет, я ничего… Но сидеть же неудобно!
       – Ладно, за один раз не сломаемся…
       Хотя Геракл тоже был потрясен. В походах жрать доводилось на корточках, стоя, и даже на ходу – но чтоб за столом сидеть!.. Ягодицы ныли с непривычки.
       Вдобавок вандалы выдумали брать еду не руками, а серебряной палочкой с длинными зубцами. Надо эти зубцы вонзить в мясо и в рот тащить. Жутко несподручно! Постоянно боишься уронить кусок или зубы обломать. Аж вкуса не чувствуешь…
       А распробовать хотелось. Слуги-то принесли блюда диковинные, неведомые грекам, даже тонко нарезанную рыбу красного цвета! Суриком ее подкрашивают, что ли? Да нет, вроде цвет реальный, на всю толщу… Чудеса!
       Особенно удивил светло-коричневый напиток: на языке играет, шибает в нос – но точно не вино. В голове никакой одури.
       – Что это? – спросил Геракл. Громославос ответил лягушачьим словом, которое греки тотчас забыли. Даже Филоктет его впервые услышал. Тогда командир не удержался от вопроса:
       – А вино-то вы пьете?
       Дьяк ответил с некоторым сожалением:
       – Да, этот обычай мы у вас переняли…
       Он повелел что-то слугам, и те притащили ёмкости с вином. Сам Громославос не пил, но у некоторых этрусков загорелись глаза. Алкоголь разлили в кубки, и тут греки в очередной раз изумленно переглянулись. Местные не разбавили вино, а начали пить его прямо так! На столе даже воды не нашлось для разбавления.
Пришлось гостям делать то же самое, от жгучей жидкости у них дыхание перехватило. Поверить трудно, сколь дикие народы могут жить на свете!
       Ну ладно, с грехом пополам поели-попили, и командир завел интересующую его тему:
       – Громославос, я очень надеюсь на твою помощь. Нам непременно нужно в Сад Гесперид, там растут яблоки вечной молодости. Не знаешь, где это?
       – Вечной молодости? Что-то слышал… погоди… – пауза зависла актерская, Геракл ждал. – Нет, не знаю.
       Грек огорчился, но не очень. Всё-таки это была лишь первая попытка добыть правду в устье Эридана. Достучимся в конце концов… На всякий случай он уточнил:
       – Говорят, это в Гиперборее.
       Хозяин хмыкнул:
       – Жаль огорчать тебя, чужеземец, но Гипербореи нет больше с нами…
       – То есть?!
       – Погибла. Ушла в Ледяное море.
       – Под воду?! Когда? – у Геракла живо нарисовалась картинка глобального катаклизма, рухнувшего, пока он плыл по Адриатике и ничего не знал. А родина-то в порядке? Может, и с Пелопоннесом беда? Но Громославос ответил:
       – Да уж лет тыщу как…
       Отлегло. Но тут же навалился другой вопрос: что ж тогда все греки называют Гипербореей?
       – А на север от Понта кто живет? – обескураженно спросил Геракл. – Я был уверен, что она там…
       – Неужто в Греции не знают таких элементарных вещей? – вырвалось у дьяка, и он покраснел, поскольку давно уже не нарушал столь грубо дипломатический этикет. Но безграмотность гостей тоже превышала все пределы…
Громославос извинился и пояснил:
       – Там живут скифы, выходцы из Гипербореи. А уже оттуда мы, расены, переселились сюда – всего лет триста назад.
– Как ты сказал? Расены? Вы же этруски!
– Нас так греки называют, – терпеливо объяснил Громославос, – а вообще-то мы расены. Это имя нашей древней родины, куда гиперборейцы ушли сразу после катастрофы.
Откровенно говоря, Геракл ничего не понял. Все его представления о мироздании обвалились. Вдобавок неразбавленное вино ударило по мозгам, и соображалось совсем туго… Значит, нет Гипербореи? Куда же мы плывем?
Подпив изрядно, какой-то пожилой этруск затянул песню без аккомпанемента. Пел он хрипло, необыкновенно тоскливо и медленно, подперев голову руками. Греки переглянулись. В Элладе на пирах тоже случалось, что приглашенный аэд начинал под бряцание кифары рассказ о героях минувшего. Но тут, похоже, не было никакого рассказа! Слов этрусская песня содержала совсем немного, зато гласные тянулись бесконечной извилистой нитью – волки воют так в ночь полнолуния.
Пение подхватил второй расен, третий – и вот уже весь зал почтенных аристократов стонет надрывно, со слезами, словно ветер над равниной. И странное дело – Геракл тоже ощутил непонятную тоску, сердце застучало, и на глаза невольно выдавилась влага. О чём тоска? А черт знает! О Тиринфе и матери? Нет. О прекрасной Архитраве? Да нет вроде. В потаенных безднах памяти что-то всколыхнулось нетронутое; словно о давно покинутом и забытом Доме…
Допев, молчали минут десять, некоторые уже заснули в неловких позах. Один из подвыпивших обнял Геракла и что-то ему долго втолковывал на своем языке, ничуть не смущаясь тем, что собеседник ни слова не разумеет. А гостю сквозь алкогольный морок чудилось, что какой-то главный смысл он как раз уловил. Но вот сформулировать, что именно он понял, он бы не смог – ни тогда, ни после. На уровне ощущений мерещилось.
Наконец новый друг позвал Громославоса, и тот перевел его просьбу:
– Товарищ спрашивает: «Ты не против запечатлеться со мной для истории?»
Геракл, покачиваясь, махнул рукой:
– Валяй. А как это – запечатлеться?
Хозяин вызвал скульптора, тот притащил столик с поворотным верхом и ком глины. Гость запомнил лишь толстые лапищи ваятеля – как он ухитряется ими так мелко расковыривать?
– Улыбочку, господа! – попросил художник. И за полчаса набросал эскиз двойного портрета. Позировать оказалось нелегко, клонило в сон, но неразделенные языковым барьером приятели героически вытерпели требуемое время.
Через год композиция была переведена в материал (каррарский мрамор) и отмечена критиками на Всемирной выставке в Афинах. Лично посетивший экспозицию царь Тесей написал в книге отзывов: «Насчет второго не знаю, а Геракл похож. Молодец автор, так держать!» Эту страницу скульптор цинично похитил, а потом вывесил в рамочке у себя в мастерской. Хоть и чужой, а царь…

Ночевать греки всё же ушли к триере, как Громославос ни расхваливал мягкость постелей в своих гостевых комнатах. Дух товарищества победил.
Тогда им вдогонку снарядили бригаду холопов с корзинами изысканных кушаний и бухла всякого. Холопы нагнали странников на полдороге: ослабев от неразбавленного вина, те заблудились в чьем-то огороде и начали тихо, но неприлично ругаться. Геракл чувствовал себя препаскудно: голова ясно соображает, но тело как чужое. Любой крестьянин с оглоблей мог его сейчас завалить… От такого младенческого бессилия было ему очень стыдно. Нет, никогда больше не пить! Лучше – вообще никакое!..
Вместе с избавителями греки достигли берега.
Там давно уже черными глыбами высились среди темноты кожаные палатки, гребцы и матросы спали, половина бойцов тоже. Под звездами чистыми голосами свиристели сверчки. А Стебокл тихонечко напевал, как обычно, под кифару первое, что взбредет в голову. На сей раз получилось так:

Мы сидим у костра, рядом кто-то посрал,
нам сегодня на это, друзья, наплевать.
Будем выть до зари. Друг, кифару бери!
Где ты пятый аккорд научился играть?

Больно умный пижон, эй, не лезь на рожон!
Нашим песням чужой и четвертый аккорд!..

Дальше с рифмой застопорилось, и Стебокл примолк. Он, когда пел, не заикался почему-то. Всерьез себя он бардом не считал, лишь развлекался – но выходило у него не хуже, чем у бардов признанных.
– О, шеф! – сказал Крисанф. – Я думал, тебя крокодилы съели… Как оно?
– Тя-же-ло, – проговорил командир, едва ворочая языком. – Завтра расскажу. Тут вам… прислали. Я это… падать, а вы без меня как-нибудь… Слышь, ребята: разбавляйте!
Он сразу уснул в палатке, а команда квасила почти до рассвета. Иногда расслабляться необходимо. Кто знает, когда в следующий раз выпадут безопасные деньки?
По такому случаю гребцы и матросы оперативно проснулись – и тоже получили свою порцию. Впрочем, общей компании так и не составилось, три касты пировали по отдельности.
Вино, конечно, разбавляли, благо река рядом. Эллин пьёт крепкое только из дипломатических соображений!
Несмотря на дружелюбие этрусков, Крисанф распорядился стражу не снимать. Бережёного Зевс бережёт…


НИМФЫ СВЯЩЕННОЙ РОЩИ
– Стой, кто идет!
– Свои…
– Откуда тут свои, на фиг? – удивился часовой Телефан и меч выхватил.
– Да Громославос я, меня господин Геракл знает!
Утренние чайки кричали над Эриданом, лагерь нехотя просыпался. Геракл встал в самочувствии недоброкачественном и поневоле принял гостя хмуровато. Почти сорок лет прожил – но такого наутро никогда не случалось! Нет теперь избавления от слабости и боли в голове, не придумало человечество методов. День потерян…
Громославос растекся в улыбке:
– О, значит, правильно я тебе жбанец притаранил! Расчехляй, хлопцы, – добавил он по-этрусски, и двое слуг аккуратно скинули с плеча жердь, на которой сосуд висел. – Освежись драгоценной влагой, дружественный гость!
– Что это?.. – слабо спросил командир, которому тяжело было даже смотреть.
– Рассольчик огуречный!
– Ох… Убейте лучше…
– Это всегда успеется!
Страдалец испил – и живительная прохлада заструилась по иссохшим жилам, румянцем озарилось лицо, а мысли прояснели. Рассольчик… Вот она, вершина гиперборейской науки! Элладе подобные достижения недоступны…
– Спасибо, друг, – сказал он и пожал Громославосу кисть руки по этрусскому обычаю. Он уже усвоил главное: жать надо не слишком сильно и не слишком слабо; то и другое означает неуважение.
Затем к жбанцу приложилась вся команда, после чего наступило блаженство. Лишь Антриппос недоумевал: в чём проблема? Он неразбавленного высосал литра полтора – и нормально, еще бы добавить. Как это голова может болеть? – она же кость!
– Теперь можно и поговорить, – удовлетворенно подытожил иностранный дьяк. – Геракл, ты спрашивал про сад Гесперид. Не знаю я, где он – но вот ночью припомнил одну штуку. Недалеко, на стыке Усть-Ярдоньского и Венецкого уездов, есть Священная Роща. Там водятся Нимфы Вечного Транса. Если их из этого транса извлечь, они в принципе будущее предсказывают. Хочешь?
Герой ответил вопросом:
– Сегодня?
– А пошли!
– Но сперва не откажешься позавтракать из солдатского котелка? Кокус, что у нас нынче?
Повар уловил намек международной важности и выдал роскошную древнегреческую овсянку с курагой и изюмом. Сухофрукты у него на камбузе мешками хранились. Причем он успел уже с утра договориться с этрусками о пополнении запасов, в плавании съеденных. Обещали привезти в течение дня, причем бесплатно – в знак почтения к руководителю экспедиции.
Повар спецназа – это не просто так. Кокус знал, что и в какое время суток следует есть бойцам для поддержания наилучшей формы. И какими продуктами можно заменить израсходованное в походе. И как сделать съедобным то, что люди обычно не жрут – если уж больше нечего… Где он всему этому научился, бог весть; однако никто из ребят на отравление ни разу не жаловался. Талант такой, видать.
Вдобавок он прилично освоил боевые искусства, не с одними котелками умел управляться. Незаменимый человек! А толстеть малость начинает… Ну так что ж – издержки профессии.
Молодой растущий Филоктет помял кашу ложкой и вздохнул:
– А… нет чего-нибудь другого? Мяса, например…
– Мясо будет к обеду, милок! – усмехнулся Кокус.
– Эх-х…
Возлежать на утренней земле холодно, так что греки сидели, даже подложив щиты под задницы. На коленях держали лёгкие оловянные миски. В силу возраста Громославос к кашке уже пристрастился и был искренне доволен.
Антриппос же, как всегда за едой, лежал на животе, подогнув свои лошадиные ноги. Его пузо не зябло. Стыдно признать, но обычай возлежать за столом греки переняли именно у кентавров.
Затем изобретательный Леократ соорудил посудомоечную машину: вбил в речное дно окружность из кольев и сгрузил туда обовсянные миски. За несколько часов течение с песчинками омыло их начисто. В самом деле – не руками же скоблить! Не бабы, чай…
– Далеко ли до нимф? – спросил Громославоса могучий грек.
– Смотря как. Ногами часов пять, а верх;м…
– Ну, если можно – давай верхом!
Тут выплыла неприятная подробность: конную подготовку Рота освоить не успела, только сам шеф имел опыт верховой погони за ланью. В греческой армии кавалерийских частей нет, и вид спорта неолимпийский – вот наставник и упустил из виду… Лишь один всадник имелся в Роте, зато прирожденный.
– Что ж, я знаю, чем мы займемся дома… – подумал командир вслух. – Антриппос со мной, остальные – вольно!
Крисанф принял командование и тотчас начал тренировки. Общая разминка. Затем бой на мечах, рукопашная, метание копья и ножа, плавание поверху и глубинное. В конце – стрельба из лука. Отдохнувшими руками всякий попадет, а ты давай трясущимися! В сражении передышки никто не даст!
Пацаны втягивались в работу тяжко, нехотя. Разленились…
Часовых с периметра сняли, но одному бойцу пришлось на всякий случай караулить гребцов. Страна тут чужая, неведомая. Может, и рабовладения нет – как знать? Оболтусы могут попытаться сдристнуть. Крисанф предлагал Гераклу вернуть на гребцов ошейники, но тот не разрешил.
А прокисший от безделья кентавр радостно зашагал в город вместе с шефом, Громославосом и его прислугой. Нимфы его воодушевили. Не отломится ли там чего в эротическом плане? Ведь лошадогреку предела нет: он любит и кобыл, и женщин, и кентавриц; никогда не откажется от феи, дриады, наяды, сильфиды, валькирии, титаниды, богини… Истинное величие самца! В плавании же пришлось погрязнуть в долбанном аскетизме.
Он хотел даже для эффекта надеть доспех. Ему казалось, что конский торс его в панцире выглядит гораздо мужественнее!
Однако, взобравшись на судно и приподняв свои бронзовые корыта, тащить лишнюю тяжесть поленился. И даже такая мысль мелькнула: а ну как вправду что удастся? Тогда доспех придется снимать. А сам он не сможет ремни расстегнуть, руки коротки. Конфуз выйдет… Не, на фиг.
Нимфы его настолько вдохновили, что мысль продолжала работать. Третья подряд!
Антриппос вдруг догадался: зачем терять преимущество перед обычными мужиками? Кентаврам же можно открыто, не тая одеждой, носить свое достоинство нечеловеческих размеров! Ведь все девки растают при виде оного предмета.
Конегрек в этом был уверен. Точнее, хотел быть уверенным – ибо за мореходством подзабыл, какие вообще бывают девки…
В общем, не стал доспех брать.
Они шли вчерашним маршрутом, сквозь предместье. Крестьяне опять изумленно глазели на чужаков, но теперь всё их внимание приковал кентавр. Видимо, в Этрурии такое чудо-юдо не водилось… Приосанившийся Антриппос гордо посматривал по сторонам.
Но каждая встречная девка огорчала его всё сильнее. Они поголовно были одеты в длинные рубахи, никакой завлекательной голизны, как на родине! Из живого тела – одно лицо. Смотреть не на что. Тоска…
Войдя в город, путники миновали несколько кварталов и вошли в государственную конюшню, где полутьма пахнет сеном и навозом. Антриппос с пристрастием оглядел тамошних обиталиц и кое-кому подмигнул. «Нахал!» – подумали целомудренные кобылы и решили не замечать намеков, лишь две или три невольно покраснели и потом долго обсуждали шепотом внезапного визитера.
Взволновал их иностранец. И свой, и на человека-хозяина похож. И естеством плотским манит, и подчиниться хочется. Вдвойне притягательно…
Геракл отметил эти эволюции; их следовало на всякий случай пресечь. Он не смог выдумать мотивацию для странной просьбы и просто шепнул Громославосу:
– Давайте жеребцов возьмем.
Тот понимающе глянул на кентавра, но от улыбки воздержался. Дипломат!
Вывели жеребцов, Антриппос хвостом дернул и разочарованно покрутил мясистыми губами. Уж извращенцем он никогда не был! Утратив к полусородичам интерес, он тут же перенесся мыслями в грядущую рощу, к нимфам. Мужики, хватит тянуть, поехали! Что вы забыли на этой унылой конюшне?
А Геракл как раз на жеребцов глядел внимательно – точней, на сооружения, которые конюх прикреплял ремнями к их спинам. Он видел такие в стране амазонок, но толком не рассмотрел.
В Греции седел не знали. Гоняясь за ланью (Архитрава?.. Ну да… Забудь), он ощутил все прелести езды на непокрытой спине. Голые бедра колет шерсть, на рыси и галопе трясет зверски, до головной боли; ногами держишься изо всех сил… Нет, скифы и расены придумали отличную штуку, особенно эти скобы-стремена!
Но влезать по ним должно быть трудно с непривычки. Громославос вон просто взлетел на своего рыжего – даром, что пожилой…
Оценив габариты Геракла, конюх привел ему гигантского черного конягу. Тот блестел переливами шерсти, всхрапывал и даже на нового хозяина ухитрялся смотреть свысока – настолько был громаден.
– Вообще он своенравный, чужих не любит, – признался дьяк, увидев в глазах гостя некоторую растерянность. – Но другим ты тяжел будешь…
Комроты взял коня под уздцы. Тот презрительно захрапел и дернул башкой, стараясь вырваться. Но с Гераклом не особо забалуешь. Он удержал голову жеребца на месте (от неожиданности тот ушами запрядал), а второй рукой дружески похлопал его по холке. Грек давно усвоил: слабости и грубости никто не любит, нужно балансировать между ними.
Он даже сухарик заранее приготовил – и теперь поднес его в ладони к мягким волосатым губам коня. Тот схрумкал подарок. А Геракл вогнал ногу в стремя и вскочил на седло почти ловко, хотя делал это впервые в жизни. Годы акробатической подготовки даром не проходят.
Кентавр с шефом и дьяк выехали из конюшни, пригнувшись в дверях, чтоб головы не расколошматить. В городских воротах к ним присоединился десяток вооруженных всадников.
– Взвод, строевой рысью ма-арш! – скомандовал офицер на непонятном языке, и вся компания бодро двинулась по трассе.
– Разве у вас опасно? – удивился Геракл столь солидному эскорту. Дьяк ответил:
– Да есть тут один народец, из местных… Примитивны, никчемны, но злобны сверх всякой меры. Сами ничего не могут, даже одежду шить – подбирают наше старье на помойках или у крестьян выменивают за грибы-ягоды. Латают кое-как и носят. Ушлёпки заплатанные! Мы их за это латынами кличем, – хохотнул Громославос.
– Латыны? Странное имя… И что, нападают? – понимающе спросил грек.
– Норовят гуртом навалиться, массой задавить. Грабежом живут… – развел руками дипломат. И Геракл подтвердил:
– Бездарные часто агрессивны…
Отряд громко скакал по мощеной булыжником дороге. Геракла этот факт патриотически ущемил: ведь в Элладе мостить трассу за пределами полиса не принято. Лютой зимой глина размокает, и ползти из Тиринфа до Микен порой тяжко, сандалии вязнут. А этруски – вот, полюбуйтесь… Впрочем, чтоб очень не наглеть, хайвей длился всего пару километров, дальше вела обычная грунтовка. Из-под копыт начала выколачиваться пыль.
Черный жеребец показывал свое главенство: останавливался, сворачивал в сторону, башкой мотал. Чувствовал неопытность всадника… Но Геракл умел учиться. Он внимательно глядел, как Громославос и другие работают уздой и стременами, перенимал – и уже через полчаса слился с конем в единое целое. Странно: даже в погоне за ланью ему не удавалось этого достичь, хотя контакт с лошадью тогда был полный, безо всяких преград! Седло и веревки должны вроде мешать контакту, а вышло наоборот.
Отряд двигался на север, к Венецкому уезду.
– А что означает это слово? – поинтересовался Геракл. Дьяк разъяснил:
– Там венеды построили Венецкую засеку, которая постепенно до городка разрослась. Но место там топкое, гиблое, так что вряд ли Венецкий городок когда-нибудь достигнет значения Усть-Ярдоньска…
Яснее не стало, и Геракл переспросил:
– А венеды – это кто?
Громославос глянул на него изумленно, но быстро взял себя в руки. Пора уж было усвоить, что греки об окружающем мире не знают ровно ничего…
– Венеды – это наша родня, тоже расенское племя, – терпеливо растолковывал он. – Назвали они себя так, потому что любят на праздники в венцах щеголять. Вообще нескромные ребята. Кочевали из нашей северной родины мы с ними параллельно, но они каждому основанному городишке свое имя давали: Винница, Вена, Вандея…
Эти названия эллину ни о чем не говорили, поэтому он пропустил их мимо ушей. А дьяк продолжал:
– Есть еще племя венедских ромалов. Они тоже кочевали своим табором куда глаза глядят, горланили песни, гадали аборигенам на картах и приторговывали неким белым порошком. Дальше нас забрели. Но на каком-то холме у одной из лошадей разболелось копыто. Пришлось остановиться, холм прозвали Копытолием. А потом и селеньице вокруг разрослось…
– И что?
– А то, что ромалы его в свою честь поименовали «Рома». Никакой скромности!
Грекам чужие языковые тонкости были малопонятны, так что Геракл лишь невнятно промычал. Затем спросил:
– А вы как города называете?
– Мы просто, по местности. Вот, на Яр-Доне – Усть-Ярдоньск. Дальше на полуострове у нас есть Новгород Аппенский . Милан есть – очень уж там природа милая оказалась…
Яр-Дон? Эк они наше слово переврали! – подумал Геракл. Впрочем, «Эридан» по-гречески ничего не означает, набор бессмысленных звуков. Интересно, «Яр-Дон» по-этрусски смысл имеет?
После изрядной пробежки путники свернули на узенькую тропку среди леса. Шагом пошли. Лошади норовили листочек или травинку ущипнуть, Антриппос жевал ветчину из навьюченного на свою коняжью спину рюкзачка. Солнышко сверкало сквозь кроны, птички пели с повышенной колоратурностью, по-итальянски.
Тропа узилась, продираться пришлось гуськом, то и дело кланяясь особенно пышным веткам. Конские уши поминутно были сбиваемы на затылок, а потом недовольно трепыхались. И слепни докучали.
– Нимфийская тропа, – пояснил Громославос. – Скоро уже. Геракл, они тебе ответят, только если выйдут из транса. А чтоб вывести из транса, их надо чем-то удивить. Мы тут за сотни лет как только ни изощрялись…
– Поглядим, – ответил Геракл.
Спустя несколько минут вожатый остановился возле благоустроенного кострища – с колышками для вертела и пеньками-табуретками:
– Видишь просвет в деревьях? Это поляна. Там они. Удачи тебе, а мы в холле посидим.
Командир спешился, привязал коня к дереву и ступил в сакральную зону.
На поляне всё было необычно, странно, диковинно. Нимф многие годы удивляли всеми способами, и следы этого процесса остались повсюду.
Сперва грек увидел рухнувший дуб, уроненный несомненно вручную: на коре ногти запечатлелись. Геракл уважительно покачал головой: сотворить такую глупость даже ему было бы нелегко!
Вытоптанная трава пестрела всевозможным удивлятельным мусором: театральные маски и обрывки выцветших от солнца костюмов, чертеж межконтинентальной ракеты и раздолбанная в дрова кифара, кроссовка фирмы… не скажу какой, потому что скрытой рекламой не занимаюсь; даже полуоблезший скелет с закинутым за затылок коленом – видно, демонстрировал чудеса гибкости…
Приглядевшись, можно было заметить высушенный на газетке метеоритный дождь. В траве поблескивал стеклянный бидон с заспиртованным детенышем гигантской ископаемой амёбы. Категорический императив на шести гнусных лапках карабкался по стеблю тысячелистника, а на вершине сосны трепыхался неизвестным чудом закинутый туда советский флаг со звездой.
Да, тертые дамы. Добывать нимформацию будет нелегко…
Оглядев всё это, путник наконец заметил и нимф. Их было шесть, на вид не старше 18-ти, в штанах из синеватой парусины с бахромой и продранными коленями. Они сидели под дубом, закрыв глаза и распустив волосы, из их ушей торчали кругленькие шпенёчки с чёрными блестящими нитями, терявшимися в складках одежд. Шпенёчки издавали еле слышный вдалбливающий ритм. Признаков сознания Нимфы Вечного Транса не подавали, только покачивались и еле заметно улыбались.
Геракл подошел, стараясь не топтать уцелевшие цветы, и сел рядом. Посидеть в тенечке ему искренне хотелось, ведь полуденное солнце жгло поляну безжалостно. Он поставил подбородок на собственное колено и задумался.
Куда мы, в сущности, идем? Кому это нужно?
Предположим, Эврисфей слыхал не сказку, а отсвет некой реальности – и яблоки вечной молодости действительно существуют. Допустим, я их привезу.
А хорошо ли это – вечная молодость? Мы живем, чтоб развиваться, чтобы путь какой-то пройти; а если застрять в одном возрасте, не обессмыслится ли вся жизнь? Я в юности таким дураком порой был, вспомнить стыдно! А ну как это навсегда? Не взрослеть, не умнеть… Что хорошего-то?
А впрочем… Вот я вроде возмужал, некоторые мудрым кличут… Но так ли это?
Ну, знает меня вся Греция. И даже еще кое-где, как выяснилось. Слава – вещь приятная, не отрицаю; но моя ли в том заслуга? Боги дали силу, надо ж было ее на что-нибудь использовать! Иначе жить попросту скучно…
Да и что я уж такого хорошего сделал? Ну, истребил в юности несколько вредных тварей, людям помог. Допустим. Но последние походы, самые тяжкие? Кому помешали амазонки? А коровы океанические?.. Столько усилий – без пользы, без смысла.
И вообще, нужно ли это: бегать по миру, кого-то мочить?  Ну, обезвредил я в юности тех поганцев – и что, люди от этого стали лучше? Всё равно, как ни крути, зло в самом человеке коренится… (фраза избитая – но верная ведь, черт побери!) Человек сам себе может так навредить, что никакой Гидре не снилось.
Чтоб действительно помочь людям, действовать надо иначе. Но вот как? Знать бы…
Геракл умел ждать. Он сидел часа два; солнце смещалось, послепило немного правый глаз сквозь листву, потом укатило дальше.
Нимфы между тем поглядывали исподтишка на странного визитера, который пришел и сел. Молчит, не выкаблучивается. Мало того, что на них не смотрит – а, похоже, действительно в себя погружен и их не замечает! Такое они видели впервые!
Наконец одна из них не выдержала:
– Чувак! Ты что, ничего не хочешь узнать?! Зачем приперся?
– Вот вы и удивились, – спокойно констатировал гость. – А теперь скажите-ка, дамы: где Сад Гесперид?
Нимфы прокол свой поняли и постарались симулировать непрекращающийся транс, но Геракл, глядючи на них, расхохотался.
– Ладно, твоя взяла, – буркнули девахи, девайсы свои из ушей вынули, лениво поднялись и сели в кружок. Одна из них свернула трубочкой кусок папируса, насыпала внутрь какое-то высушенное растение и подожгла.
– Сад Гесперид? – вздохнула она. – Поехали, девчонки…
Нимфа всосала дым и передала бумажный скруток дальше. Девицы вновь закрыли глаза, совали фигульку друг другу не глядя и пускали изо рта желтоватый струящийся дымок. Тлеющий сверток медленно описал несколько кругов, это напоминало мистический религиозный обряд – да им, вероятно, и являлось. Минуты ползли. От созерцания плавных движений, а может, и от тонкого приторного запаха у Геракла слегка закружилась голова. Сквозь обволакивающий туман он подумал, что чувихи ушли-таки обратно в Вечный Транс (что даже уже попросту нечестно) – ну да, в общем, и ладно, и так жить хорошо, а дымок приятный, жизнь удалась, дома Архитрава милая ждет, ужин готовит, но спешить мне некуда, успеется, а категорический императив на лапках такой прикольный и добрый… 
Но тут одна нимфа забормотала тягуче:
– Песок… песок… до хренища песка…
– Та же фигня… – медленно подтвердила вторая. А третья добавила:
– И водищи до хренища…
Туман с грека слетел, он чутко прислушивался. После длительной паузы четвертая удостоверила:
– Точно… И водища…
– Да это Пустыня, девки! – догадалась пятая. – А рядом Океан!
– Умная, да?
– Ну, типа…
Картинка выглядела фантасмагорично – но похоже, они и вправду дружно видели что-то закрытыми глазами.
– Ой, ползет кто-то! – вскрикнула шестая нимфа. Вторая тоже нахмурилась и уточнила:
– Ушастый.
– Да не, рогатый!
– Девки, он меняется, – сообщила пятая.
– Ага, теперь у него крылышки.
– Веселый дядька…
– А глаза какие умные! Он точно знает!
– Да, этот знает.
– Точно…
– Да…
Новой информации не последовало. Папирус сделал еще два медлительных круга и догорел. Прошло минут пятнадцать. Предзакатное солнце начало окрашивать поляну в буроватые тона.
– Ну, как насчет Гесперид? – спросил Геракл, убедившись, что его терпение перестаёт быть добродетелью.
Та, что вертела самокрутку, вздрогнула, разлепила один глаз и поглядела на него мутно. Она долго пыталась понять, кто это такой, и что здесь вообще происходит. Потом сказала хрипловато:
– Извини, мужчина – не знаем…
– Здравствуйте!
Вот так номер! Полдня сиднем просидел – и нате пожалуйста! Геракл почувствовал, как внутри него закипает гнев, и лишь большим усилием сумел погасить его. Что ж творится?! Опять ложный след! В этом походе всё не задалось, с самого начала…
Однако девка после мертвого молчания продолжила:
– …но там, где Африка падает в Океан, живет Тот, Кто Меняет Внешность. Он знает.
– Это где Гибралтар?
Нимфа поморщилась:
– Не знаю я никакой гриб-алтарь! Говорят тебе: Африка!
Геракл ждал подробностей, но проклятые нимфы молчали и покачивались. Кашлянув, он напомнил:
– Внешность-то кто меняет?
– А?! – девица очумело вскинулась и очухивалась минуты две. – А, это ты… Меняет тот, кто в Африке…
– Это что, всё?
– Всё.
– Круто, – одобрил грек, помолчав. – Вот ради этого мы перлись через всё Адриатическое море… Ладно, и на том спасибо…
– Да на здоровье. Заходи еще, ты прикольный!
Тут нимфам будто знак подали. Не разлепляя глаз, они одновременно подняли руки и вставили в уши свои шпенечки с проводами. Происходило это долго и плавно, будто при замедленной съёмке.
Говорить больше было не о чем.

– Ну как? – поинтересовался Громославос. Начинало темнеть, звонко нудели комары. Кони паслись, прядая ушами, люди и кентавр доедали что-то у затухающего костра. Язычки пламени изредка пытались плясать над рдеющей золой, но новой пищи отыскать не могли. Не особо попляшешь без кормежки… Дымок струился прозрачный, словно отлетающая душа убитого младенца.
Дьяк не раз пытался завести светскую беседу, но четвероногий иностранец только бурчал тяжелым басом что-то невнятное. Глуп или дьявольски хитер? – никак не мог решить дипломат. Вроде очевидно: болван. Но вдруг это трюк, обманка, чтоб выведать у информированного расена что-нибудь важное?
Он, признаться, затосковал, и возвращению Геракла был искренне рад.
Но греческий военачальник тоже стал неразговорчив.
– Да никак… – ответил он. – Холодно у вас тут, в Африку поедем. Греться.
– В Африку? Эк они вас жестко…
– Да. Очень смешно.
– Геракл, уверяю вас, я не издеваюсь! Просто мне самому неловко… Но я сделал всё, что мог! Пока они ни разу не ошибались…
Командир вздохнул:
– Ну да… Простите, я немного расстроен… Домой?
– А что еще тут делать? Офицер, снимайте охранение, – распорядился Громославос. Но лошадогрек внезапно пробасил:
– Теперь к ним пойду я!
Геракл опешил:
– Тебе-то зачем?!
– Надо! Спрошу чего…
Начальник всё понял и тихо сказал:
– Антриппос, козлина, не позорь меня!
Кентавр нетерпеливо топнул задней ногой и хотел возражать, но тут вмешался Громославос, опять без тени улыбки:
– Геракл, да мы не торопимся. Пускай сходит, а то получается дискриминация по хвостовому признаку.
От такой дикой лексики кентавр вздрогнул и несколько раз хлестнул себя хвостом по бокам. Может, это скрытый наезд? Забить хама копытами – или он вроде за меня? Дилемму эту он разрешить не сумел и лишь топтался на месте, перерабатывая веточки под ногами в древесноволокнистую субстанцию.
А Геракл возмутился: «Как этот дьяк смеет лезть в мои отношения с подчиненным?!» Но вдруг догадался и махнул рукой:
– Валяй.
– Я знал, что ты поймешь, – сказал ему расен минутой позже. – Лучший способ научить ребенка не совать гвоздь в розетку – это разочек позволить сунуть… Не бойся, они безвредные.
Антриппос галопом подскакал к нимфам, минут десять перед ними выпендрючивался, под конец вышел из себя и несколько раз их пнул. Удар копыта, прошедшего спецподготовку, должен в крошки дробить кирпич! И дробил!!
Но девки даже не шелохнулись.
Кентавр вернулся оскорбленный в лучших чувствах и всю обратную дорогу молчал. К ночи они с шефом прискакали в лагерь на берегу.

Рота поужинала и завалилась спать, лишь сумрачный конегрек лежал на брюхе и мыслил тягуче. Он почти забыл, что именно должен замышлять против Геракла и почему. Вроде убить должен. Или наоборот – не убивать? А чего тогда?.. Смутно маячило какое-то золото, тайный сговор в кустах с кем-то, чье лицо размылось; некстати брезжила еще разгрузка сияющего мрамора. Мрамор-то с какого хрена?!
Всё это смешалось в бессмысленную кашу и с каждым днем становилось всё туманнее. И вместе с тем росла безотчетная неприязнь к Гераклу.
Особенно после нынешнего. Шеф у чувих полдня торчал, наверняка всех перетрахал – вот мне ничего и не отломилось! И с этим двуногим местным надо мной нарочно прикалывались, словечки заворачивали гнусные. «Диск-ремень-нация». Что еще за херня?..
И вообще, из-за него Папаняфол погиб! Не помню, кто это, и имя дурацкое, но точно погиб. Ведь если б не погиб, то был бы жив. И я бы знал, кто это. А? Логика!
Пора командиру кишки выпущать. Нечего тут! Только в одиночку копыто на шефа точить боязно… Подстрекнуть бы кого! Но в команде лизоблюды одни трусливые, за Геракла удавятся. На нож в спину ни у кого мужества не хватит. Может, местных подковырять на это дело? Жаль, наших тут нет, конохвостых. Как назло – ни одного кентавра в этой вшивой Этрурии! А на двуногих полагаться нельзя, гнилой народец…
– Да что я, не мужик?! – рассердился вдруг Антриппос, вскочил и пробежал в темноте вокруг лагеря несколько кругов, гордо потряхивая ушами. Тыгыдым-тыгыдым. Знакомый с детства звук успокаивал. Ноги гудели после похода, а от укуса лесной пчелы чесалось правое полужопие. Река отсвечивала луной, противно свистели малосъедобные насекомые.
Замысел утрясся на бегу. Вернувшись в лагерь, кентавр крадучись подвалил к командирскому шатру. Все солдаты спали, часовой опрометчиво смотрел лишь наружу, не ожидая подвоха от своих.
А вот настоящая удача! От духоты Геракл спал не в палатке, а рядом, подстелив прорезиненный гиматий. И вокруг никого. Все условия для приятного убийства!
Антриппос несколько раз лягнул воздух – хорошо получилось, резко, отчетливо! – и осторожно повернулся к командиру своей ударной ногой. Ну всё, начальник, вот мы и встретились!…
Но тут Геракл вздохнул и повернулся во сне. Отдернув ногу, кентавр поплелся восвояси, шепотом проклиная неблагосклонность небес.


КРУШЕНИЕ
Нагрузившись провизией и эриданской пресной водой, триера вернулась в Адриатику. Река текла, казалось, быстрее обычного – и за полчаса выплюнула чужаков из своего русла. Да, гостеприимству ее не обучали…
Ну что, театр абсурда продолжается. Нам нужна Гиперборея, то есть северо-восток, но мы поплывем на юго-запад. Волшебно.
Придется обогнуть по периметру весь проклятый италийский сапог – идти-то надо вдоль берега, чтоб в открытом море не заблудиться! Затем переть до самого Гибралтара, и даже дальше – лишь затем, чтоб изловить Того, Кто Меняет Внешность, на хрен. Если повезет, то этот неведомый скажет нам несколько слов, фразу одну; и вот ради нее мы скребемся на край мира…
А потом, ребята, той же дорогой назад!!!
Особенно удручала перспектива возвращаться тем же путем – это ведь попросту скучно! Как-нибудь иначе бы… Однако желания иногда исполняются – и порой по весьма неприятным сценариям. Осторожнее надо хотеть…
Геракл старался отогнать еще одну назойливую мысль, она терзала и вгоняла в тоску. Мысль такая: а на каком языке Внешнеменявец скажет эту заветную фразу? В тех краях почти никто не бывал. Что за люди там живут, какая у них речь? Способностей Филоктета может не хватить…
Лишь келевста тревожила не только цель путешествия, но и средство: триера выработала ресурс. Подводные доски в Навплионе заменили, но теперь гниют борта с уключинами. Обветшал якорный канат. Шпаклевку подпортила непривычная микрофлора… Келевст ежедневно обходил корабль, заглядывал в потаенные уголки, морщился и что-то бормотал про себя. Но Геракл понимал: раз молчит, значит, еще не катастрофа. Только бы шторм серьезный не грянул!

Судно обогнуло Сицилию. Море лежало спокойно, попутный ветер дул – и странники решились рискнуть: переплыть к Африке. Опасно терять сушу из виду, но ползти опять вдоль Италии – значит удлинить маршрут чуть не вдвое.
К счастью, небо было ясным. Днем и ночью ориентируясь по звездам и светилу, триера курса не потеряла, за сутки перемахнула море и устремилась вдоль африканского берега. Не отступало ощущение дежавю: все уже здесь побывали, когда ходили за коровами Гериона. Хотелось проснуться…
Время опять вытянулось цепью неотличимых друг от дружки дней. Рассвет, подъем, завтрак; ритмичный посвист флейтиста, плеск весел, изредка – команды матросам; закат, якорь, спать. Ничего не происходило. Людей начал одолевать ужас бесконечности: а вдруг это навсегда? Мы никуда не приплывем, боги за что-то обрекли нас вечно ползти по постылым волнам вдоль маячащей слева полоски суши?..
Иногда ветер тащил песчаную пыль из пустыни, и над морем повисал скрипучий на зубах туман. Среди воды это было безумно странно.
Неугомонный Леократ от скуки выдумал новую штуку: прикрепил длинную веревку к торцу копья. Теперь, не боясь утопить, стало можно швырять его в разных морских тварей.
Изобретатель, как водится, ничего со своего открытия не поимел; зато Телефан смог попасть копьем в здоровенного темно-коричневого тюленя. На борт его втаскивали вшестером, едва не обломав рулевое весло – но Кокус с такой едой столкнулся впервые и приготовить ее вкусно не сумел. Бойцы пожевали, поморщились и отдали мясо гребцам.
И вот узенькой полосой показался противоположный берег. Гибралтарский пролив!
Команда уже видела его, но природная мощь опять всех потрясла. Пролив тек величественнейшей рекой, далекие берега обрамляли его, словно сцену грандиозного божественного спектакля. Вдобавок над проливом царил невообразимой красоты закат. Сквозь рдеющие облака на полнеба раскинулись лучи, они шевелились и медленно меняли оттенки цвета – от золота до бирюзы и лазури.
Это лишь декорации. Каким же будет спектакль?
– Командир! Я слышал – это ты пролив раздвинул! – усмехнулся Телефан, подняв голову от шахмат. – В прошлый визит.
– Серьезно? Прям-таки я?
– Лично. И во-он те скалы некоторые называют Геркулесовыми столпами. Ты поставил.
– Да врешь! Кто ж такой проливище разроет?!
Эту байку Геракл услышал впервые, некогда ему было слухами интересоваться. Но Телефан развеял его сомнения:
– Отвечаю, командир. В Арголиде многие уверены, что твоя работа. Я не разубеждал…
– Это правда, шеф, – подключился Крисанф. – Шах!
– А мы рокировочку… – ответил его противник.
– Да кому ж это могло в голову взбрести? – задумался Геракл. – Испокон веку лежал этот пролив – и вдруг меня приплели…
Телефан отозвался:
– Ты звезда, командир. Не сочти за лесть, но ты – самый знаменитый человек Эллады. Не удивляйся, если тебе припишут сотворение луны или там… родство с богами. Народу нужен супергерой, это вдохновляет.
– Ладно, ребят, закроем тему, – решил Геракл. – Что бы я сейчас ни сказал – будет выглядеть киданием понтов.
Шахматисты дружно ухмыльнулись.

Триера вышла в Океан и свернула налево. Вот оно – место, где Африка падает в Океан; где-то тут ждет обещанный ответ.
Но вместо ответа налетел шторм. Даже не особенно злобный, но суденышку много было и не надо…
Необыкновенно быстро стемнело. Внезапный шквал свалил мачту, задавив насмерть матроса и еще двоих покалечив. Келевст выругался по-гиперборейски, ибо греческий мат маловыразителен:
– Поворачивай к ветру, живо, ё…!!! – окончание фразы потонуло по цензурным соображениям. Гребцы насели. Тут же треснули два весла по левому борту – хоть вроде были прочны. Так невезуха всегда и разрастается, будто пожар в лесу…
Пошли волны величиной с небольшую гору. Корабль взлетал на вершины и падал в пропасть, содрогаясь и хрустя; несколько человек смыло. Гребцы запаниковали и принялись громко молиться. Закаленные бойцы Особой Роты встретили беду мужественно – но им тоже ничего не оставалось, кроме как воззвать к богам. А боги всегда слышат лишь то, что хотят…
Брызги вонзались в кожу. На очередную волну корабль взмыл неудачно – поперек. Корма и носовой таран висели в воздухе лишь миг, но его хватило. Даже сквозь рев Океана прорезался ужасный треск, полетели осколки дерева, киль лопнул – и триера сложилась, как свернутая трубкой рукопись.
Сидевших посреди нижней палубы раздавило сразу, без мучений. Остальные спасались, как могли: ловили бревна, куски обшивки или палубы, топили друг друга в отчаянной надежде выжить… Геракл ухватил сломанную рею, причем кожу ладони тут же зверски защемило трещиной. От боли он едва сумел перехватить бревно под мышку и трещину разжать другой рукой.
– Посейдон, мать твою, ну что ты опять?! – прохрипел он, отплевываясь от водяной горечи. – Ненавижу море херово…
И снова его накрыло волной, и завертело, и хрястнуло обо что-то ребрами.
Почему вода такая студеная? Африка же! Так и закоченеть недолго… Роковой поход, с самого начала наперекосяк. Нам в этом Океане вообще делать нечего! За вечной молодостью поперлись… Наверно, это вообще человеку неподвластно – вот нас и швыряет. Боги, боги, хоть бы выжил кто из ребят! Это ж я их сюда приволок, я виноват – и всё потому, что когда-то гнев не сдержал, убил младенца невольно. Боги, меня карайте – пацаны ни при чем!
Волны швыряли его, рея норовила выскользнуть и ударить по голове. Море и небо застилала непроницаемая мгла. При этом ливень хлестал. На суше он произвел бы большое впечатление – но здесь, в Океане, в бурю? Излишние усилия природы. Яростные струи ничего не добавляли, кроме высоких частот в спектре шума. Геракл поражался расточительности богов. Так ли уж разумны они там, на Олимпе?
Спустя час или два притихло, посветлело. Океан утратил прозрачность, клубился кисель из выдранных водорослей и планктона. Вдали показался берег, злосчастный мореход погреб туда одной рукой, не рискуя выпускать бревно из-под локтя.
Вскоре он наткнулся на бойца – увы, помогать ему было поздно… Павшего воина не бросают, нужно достойно предать его земле. Командир привязал солдата к бревну кончиком его плаща и поплыл еще медленнее. Желтоватая пена качалась клочьями на поверхности, он невольно норовил миновать ее сгустки: попадать в них почему-то не хотелось.
Он нахлебался Океана, внутри жгло. Вода, к счастью, стала теплее, а то бы судорог не избежать. Скверней всего было от прицепленного к рее скорбного груза. Конечно, за годы боевой жизни ко всему следовало привыкнуть, но из подчиненных по Особой Роте – из людей, которых он сам выбрал и учил, за которых он отвечал! – до сих пор не погиб никто…
Берег стал уже близок, Геракл даже присмотрел удобную бухточку – и тут на поверхности появился треугольный плавник. Акула! Вот только тебя для полного счастья…
Командир нащупал где-то там, под водой, меч, и вытащил – больше всего опасаясь выронить и утопить. Рукоять больно впилась в прищемленную ладонь. Не лучшая боевая стойка: под мышкой бревно, ноги болтаются над бездной… Но ничего, сдаваться я не собираюсь! Еще поглядим, кто кого!
Как бы тварь мертвеца не обгрызла. Хоронить лучше неискалеченное тело, так ему проще будет жить в царстве Аида.
Плавник рыскал кругами, не приближаясь, но и не уходя. Несколько раз он нырял, и Геракл с отвратительным чувством ожидал атаки снизу, всеми силами стараясь не испугаться. В мутной воде ни черта было не разглядеть… Сейчас вырастет невнятный силуэт и ногу отхватит жуткими зубами в несколько рядов. По колено или по бедро?.. Не думать! Выключить воображение!!
Он видел однажды мертвую акулу, особенно поразили эти ненормальные ряды зубов – монстр неземной какой-то, чуждый. Лучше пусть лев сожрет, он роднее…
Но плавник снова появлялся и кружил, кружил – будто нарочно изводя ожиданием. Нельзя даже было двигаться к берегу: рука мечом занята!
Внезапно зловещий треугольник начал тончать и становиться прозрачным. Командир даже моргнул несколько раз – нет, это вправду! Плавник стал совсем тоненьким и превратился в фонтанчик. Раздался тяжкий вздох, и фонтан вдруг взвился на десяток метров. Море забурлило, и совсем рядом всплыл громадный китяра с пастью, перегороженной тысячами вертикальных грязно-белых пластин. Он проплыл вплотную, даже по пятке скользнул своей тушей, глазом величиной с блюдце подмигнул и провалился в глубину, оглушительно врезав по поверхности исполинским хвостом.
Минуту было тихо. Командир даже перехватил меч за лезвие левой рукой, а правой начал потихоньку грести. Но кит снова всплыл перед носом, покачался на зыби, обдал Геракла теплым, слегка протухшим дыханием. Потом резко похудел и стал белоснежным альбатросом.
Птица почистила перья, башку перегнув клювом назад, ловко выхватила из воды оглушенную штормом рыбу, сожрала. Взмахнула крыльями – и превратилась в дедушку с зеленой бородой и изрядными плечевыми мускулами; остальное вода прятала. Качок-старичок перевел дух, вытер лицо ладонью и посмотрел на Геракла вопросительно. Тот вдруг сообразил:
– Погоди… Ты и есть Тот, Кто Меняет Внешность!
Говорить было неприятно: по усам в рот стекала горькая вода. Бывший кит нахмурился:
– Попрошу без кликух! Воспитанные люди зовут меня – Нерей, морской старец!
Всё это выглядело дурным сном, в реальности происходящего комроты сомневался – и потому не удивился, что странный дедушка понимает его язык.
– Извини, не знал… – пробормотал он. – Позволь представиться: я Геракл из Греции.
Водяной плечами пожал:
– М-да? А где это?.. Добро пожаловать в территориальные воды Западной Африки! Как добрались?
Для светской беседы Геракл чувствовал себя не очень в форме. От соли болела голова, и настроение было препаршивое. Нащупав ножны, он спрятал меч и попросил севшим от усталости голосом:
– Нерей, мне пообещали, что ты скажешь… что ты можешь сказать, где находится так называемый сад Гесперид…
– Ну нет, – старик обиделся. – Так дело не пойдет. Ты меня сперва победи в честном бою, а потом спрашивай. А то ишь! Хитрый какой… Никакого уважения! Молодежь пошла…
Он ворчал еще долго, плывя параллельным курсом, потом превратился в осьминога и нырнул.


ЗЛАЯ НОЧЬ
К битве с морским старцем Геракл никак был не готов. Он еле доскребся до полосы мокрого песка, шевелясь уже скорей рефлекторно, и долго хотел выволочь на него также рею. Она не поддавалась, отломанный острый торец вонзался и тормозил. Наконец пришла догадка разрезать плащ и втащить на берег только труп солдата. И на том силы кончились.
Геракл лежал ничком, дыша одной ноздрей – вторую грунт перекрывал – но не способен был даже голову повернуть удобнее. Тело не повиновалось. Сильнейшего человека на Земле любой шкет мог сейчас пинать, будто куклу.
Кажется, он спал. А может, сознание гуляло где-то, позволяя организму накопить сил после неслыханной нагрузки. Не двигался он несколько часов, только ветер слегка шевелил его волосы и просохшую на солнце одежду.
Очнувшись, он с великим трудом сел и морщась поглядел в сторону заката, невзрачной полоской уходившего за Океан. Глаза болели от соли. Наверно, погибли все – предположил он – раз даже я едва…
Думать об этом не хотелось. Ни о чем думать не хотелось. Следовало заняться чем-нибудь простым, механичным, потому что любые мысли сразу вели к отчаянию. Сгубил команду. Судно потерял. Ребята мне доверяли… Всё кончено!
Спокойно. Надо костер разжечь.
В боекомплект солдата Особой Роты входил мешочек с необходимыми в экстремальных ситуациях вещами. Его даже во сне не полагалось отстегивать от пояса. Этого Геракл требовал неукоснительно – и теперь с горькой усмешкой обнаружил такой мешочек и у себя, и у погибшего. Не очень-то он помог тебе, брат… Зато мне поможет.
В сгущавшемся мраке он набрал на песке древесных обломков, сгреб в кучу и поджег кремнями из боекомплекта. В Африке, говорят, львы тоже водятся. Может, огонь их отпугнет, если что…
Этот несложный труд высосал все силы, и Геракл снова упал на песок возле костра. Зачем вставать, собственно? Помру уж здесь. Все равно я никому теперь не нужен…
Так, погоди.
Геракл натужно сел и потер лоб ладонью с налипшими песчинками. Ишь разлегся! Вдруг кого-то еще спасти можно? – а ты тут курорт себе устроил! Вдруг живых волны вынесли?
Эта мысль сразу придала сил. Комроты завалил труп товарища песком, чтоб звери не нашли, затем приготовил факел по особой технологии, зажег и побрел вдоль кромки прибоя. Океан еле заметно фосфоресцировал.
Человек!
Командир бросился к лежащему телу, осветил факелом лицо. Крисанф! Пульса нет…
Геракл отвернулся, закрыв глаза. Раз даже Крисанф могучий… Опытный воин, еще отца соратник… Неужели совсем никто не выжил?
Старого солдата командир тоже присыпал песком, а рядом воткнул палку для ориентира. Что ж, пойдем дальше – собирать свою скорбную жатву…
Вскоре нашелся труп гребца с изодранными в клочья ногами. При катастрофе бревном получил или акула настигла? Какая теперь разница… Гребец, конечно – не солдат; но похоронить тоже надо.
Меж зубьев скал волны швыряли еще одно тело. Геракл вонзил факел в песок, чтоб руки освободить, и полез в воду. Океан норовил сбить его с ног прямо на острия – но он устоял, добрался до неизвестного бедняги и поволок. Тот плавал весь израненный, лицом вниз – мертв, без малейшего сомнения…
Огонь бросал лишь блеклый отсвет, не позволяя разглядеть утопленника. Геракл тащил его, обмирая от предчувствия: Иолай? Очень уж похож сложением… Но нет, это оказался еще один гребец. Командир возблагодарил небо, хоть чувствовал, что это нехорошо. Все люди равны – но не мог он горевать о рабе так же, как о родном племяннике!
В ту злую ночь Гераклу довелось обнаружить еще восемь трупов. Четверо из них при жизни были гребцами, двое матросами, и еще двое – бойцами Особой Роты. Некоторых Океан изорвал почти до неузнаваемости. Геракл отчаялся найти живых – и стиснул запястье очередному утопленнику просто по привычке. И не поверил себе: жилка вибрировала!
Усталость слетела мигом. Командир перекинул тело через свое колено животом вниз и несколько раз сжал его грудную клетку, силу умеряя, чтоб не раздавить. Изо рта должна была политься вода, но в темноте осталось неясно, удалось ли.
Затем он положил человека навзничь, зажал ему нос пальцами и, некоторое отвращение преодолев, стал вдыхать воздух между его холодных губ. Потом ритмично давил на грудь.
Но ничего не помогало. И даже пульс пропал…
Геракл сел рядом в изнеможении. Не вняли боги его мольбам. Как теперь возвращаться в Тиринф и смотреть в глаза родственникам солдат? Всё напрасно. Здесь меня смерть и настигнет. Похороню завтра павших – и конец.
Начинало светать. Тучи хмуро бежали над Океаном, суставчатые пальмы гнулись от ветра, невдалеке мыла прибоем ноги семейка всклокоченных пеликанов. Утопленник шевельнулся, закашлял утробно, выплюнул воду и пробормотал:
– Славная ванна, к-командир! А я, д-дурак, мылся вчера…


ДОБЫЧА ИНФОРМАЦИИ
Окончательно Стебокл пришел в себя у костра, быстро разведенного Гераклом. Он был почти невредим – только глубокая царапина на бедре, командир забинтовал ее обрывком плаща. Затем пришлось воспользоваться доверчивостью пеликанов и одного из них добыть броском ножа. Овсянки тут на завтрак не предлагали…
Пеликан отдавал тухлой рыбой и жестковат был, вроде индейки; но всё равно мужики слопали его жареную плоть почти целиком. Оптимизма прибавилось.
– К-к-командир, мы их отыщем, вот увидишь! – пообещал Стебокл. – Наши не проп-падут. Ты сколькерых нашел?
– Троих. Клеарха, Демофона и Крисанфа.
Стебокл опустил голову в беззвучной молитве.
– Ничего. Т-ты же наших знаешь! Все сгинуть не могли.
Геракл и сам теперь, найдя одного, поверил в успех дальнейших поисков.
– Стебокл, ты как?
– Нормально, командир.
– Тогда вот что. Иди направо, я налево, откуда пришел вчера. За ночь могло еще кого-то принести… Если найдешь – действуй по обстановке.
– Т-так точно.
Заика побрел, прихрамывая. Геракл его взглядом проводил: ничего, дойдет. Если б рана загноилась, уже бы в бреду лежал… Спасибо морской воде.
Розыск велся до вечера, но не обрадовал: нашлись еще три мертвых гребца и матрос. Море неохотно отдаёт свою добычу… От непогоды, кстати, не осталось и следа, вода сияла бездвижно и тяжело, как расплавленная сталь; зной разлился в воздухе, не позволяя тянуть с погребением.
К закату сложили большой костер и перенесли на него тела. Можно было предать павших и земле, но костер заодно послужит сигналом, если кто-то вдруг чудом спасся. Хотя надежда пропала почти совсем: кто в открытом море выдержит больше суток?..
Огонь полыхал всю ночь. В жертву богам возлили кровь еще одного пеликана и нескольких неведомых зверушек, изловленных на берегу. Изможденный Стебокл уснул, но командир долго еще стоял у костра, называл героев по именам и молил Аида избавить их души от посмертных страданий. Нельзя было даже вложить каждому из них в ладонь обол для платы подземному перевозчику Харону! Сундучок с деньгами на дне… Ну это ладно, на нет и суда нет. Особенно же мучило его то, что не всех гребцов он знал по именам. И Стебокл не знал. Теперь за их души даже невозможно помолиться…
На рассвете Геракл поспал часа четыре, разбудив подчиненного. Даже их крошечный лагерь нельзя было оставлять без часового; а главное – следовало налаживать видимость нормальной походной жизни. Дела, откровенно говоря, шли хуже некуда: на чужом континенте, без команды, без корабля, без снаряжения, среди неизвестных и наверняка враждебных племен… Геракл знал, что только дисциплина и порядок могут их спасти.
Сдаваться он теперь не собирался. Боги послали новую цель: Стебокла живым домой вернуть.

Проснувшись, командир пошел к Океану. Теперь здесь осталось лишь одно дело.
– Нерей, – негромко позвал он.
Он не знал, реальным был волшебный дедушка или померещился. Но попробовать следовало. И старец возник сразу: скучал он тут.
Большая соплянистая медуза покрутилась вокруг Геракловых щиколоток, обожгла немного для порядка, превратилась в зеленого лангуста, потом в камень Куриный Бог, и наконец стала пацаненком в лиловых плавках с серебряным якорьком. Малявка уселся на берегу и начал строить бугорчатый конус, выливая струйкой из ладони жидкий песок.
– Впечатляет, – похвалил грек. – Ну что, ты настаиваешь на драке?
Ребенок взглянул на него снизу, зажмуря от солнца один глаз:
– Дяденька, а мне мама не велит с постолонними лазговаливать…
– Тогда пока, – командир пожал плечами и отправился вглубь берега. Через секунду он услышал сзади жуткий рык и едва уклонился от летящего на него льва. Ну, этих зверей мы знаем! Еще двадцать лет назад в Кифероне, помнится…
Лев и Геракл медленно кружили, выбирая момент для атаки. Хищник бросился, и герой ловко поймал его сзади за шею. Это единственный способ душить льва, потому что спереди он когтем достанет или зубом. Впрочем, так тоже опасно, потому что огромный кот сразу начал счесывать его со спины задней лапой. Но человек уворачивался, сдавливая горло изо всех сил.
Тогда шея поперла в длину, покрываясь рыжими многогранниками. И вот уже Геракл сидит на спине невиданного чуда с длиннющими ногами и бесконечной шеей. И где его душить?..
Шея извернулась, откуда-то снизилась тяжелая длинная балда и начала валтузить его, будто дубина. Пришлось спрыгнуть наземь (высоко!) и сделать подсечку сразу двух задних ног, это потребовало кратковременной стойки на руках. Зверь должен был страшно грохнуться на передние колени и позвоночник сломать, но вместо этого взмахнул крыльями и впился Гераклу в спину острой орлиной лапой. Греку эти непорядочные приемчики уже поднадоели.
Но длились они долго. Едва Геракл начинал одолевать, как Нерей превращался во что-то новенькое и ускользал. Однажды даже утек водой и впитался в песок, а потом вытянулся обратно тростниковой зарослью. Выглядело всё это эффектно, но в прямом контакте утомляло.
Стебокл ждал неподалеку. Не имел он права вмешиваться.
И вот старец допустил ошибку. Он задержался в облике африканского буйвола лишнее мгновение, и осерчавший грек отломал ему рог. Буйвол стал покряхтывающим от боли старичком, а Геракл тяжко дышал, сжимая костяную кривулю.
– Как, бишь, тебя звать?
– Геракл.
– Ну ты и силен, Геракл! Отдай штучку.
– Извини: вдруг ты опять куда-нибудь утечешь? Говори сперва.
Дед увидел, что спорить бесполезно. Грек выглядел дружелюбно, но очень серьезно, а фрагмент биомассы вернуть все же хотелось, и Нерей раскололся:
– Это про сад Гесперид? Нет ничего проще! У тебя в команде служит гребец оттуда, Мирополком кличут. Он приведет.
– Нерей, все гребцы погибли.
– Серьезно? Тогда хана. Больше мне сказать нечего, честное африканское!
Геракл переглянулся с подчиненным. И задал еще один вопрос:
– А откуда ты греческий знаешь?
Нерей обиделся:
– Слушай, парень, я ведь всё-таки волшебник…
 Победитель вернул рог. Дедушка жадно сгрыз его за три секунды, попрощался и улетел. А напоследок бросил загадочную фразу:
– Ну что же, Геракл, испытание силой ты выдержал. Теперь надо пройти испытание слабостью.
Что сие значит,  греки не поняли, но командир заметно встревожился.

Ну вот и всё. Приехали. С самого начала на борту был проводник – но чтоб это узнать, пришлось переться на край земли и потерять его там вместе со всем экипажем… Так жестоко боги еще не глумились!
– Ты знал Мирополка?
– Нет, к-командир.
– А мне он однажды хотел что-то сказать. Но я не послушал…
– М-да…
Посидели, подумали, глядя на нежную линию, отделяющую небо от воды. До нее, наверное, безумно далеко…
– Интересно, что т-там, за Океаном? – абстрактно спросил солдат.
– Ты же знаешь: там ничего нет, это предел, – ответил начальник не вполне уверенно. – На трех китах стоят три слона, и так далее…
– Ну да… Тогда где-то там вдали нужен б-б-бортик, чтоб вода не утекала.
Геракл приподнял бровь:
– Вообще логично.
И попытался вообразить себе Землю как гигантское блюдце, куда вода налита, а посредине кучками насыпана суша. Да, наверно так. Но тогда почему этих бортиков не видать в дали Океана? На зрение вроде не жалуюсь…
Он приложил руку козырьком ко лбу и прищурился. Нет, не видать. Странно.
– А вдруг т-там еще какая-нибудь суша, где надо по-по-порядок наводить? – предположил солдат, думая примерно о том же.
В воду глядел, и без всяких «как». За Океаном вправду лежал континент, где очень бы следовало истребить немалое число гадов, всей планете на благо. Не сейчас, через несколько веков… Но греки об этом не знали.
– Может, и есть там земля, – согласился старший, готовый теперь поверить во что угодно. – Но туда мы точно не доплывем.
Заика усмехнулся:
– А куда доплывем, командир?
– В том-то и дело… Теперь придется пёхом ковылять до Египта. Может, оттуда кто домой подбросит…
– А Ге-герпесиды? – нарочно переиначил яблочную местность Стебокл.
– Забудь о них.
Путь предстоял, говоря очень мягко, неблизкий. Не было ни малейшей надежды, что их подберет какой-нибудь корабль, потому что западнее Египта по Средиземному морю никто не плавал: делать в этой глуши цивилизованному человеку абсолютно нечего. Идти, однако, решили берегом, чтоб не заблудиться – да и так ближе к дому казалось… Взяли с собой лишь оружие и бронзовый кофон  для воды: больше ничего полезного с триеры не уцелело. То еще снаряжение для трехтысячеверстного броска…
Поздним утром они отправились в путь. Вскоре песчаный пляж сменился невысокими скалами. Холмы постепенно разрастались, превращаясь в отроги гор, покрытых редкой растительностью. Пейзаж начал напоминать родной, южно-греческий.
– Не, ну странно: в Африке же п-пустыня должна быть! А т-тут кустыня какая-то… – каламбуром самовыразился боец. Командир отрезал:
– Ты так лучше не остри. Не дай Зевс большие пески вправду начнутся! Там, говорят, очень херово…
– Извини, к-командир, не подумал.
К вечеру кончился выступ суши возле Гибралтара и вновь распахнулся берег – теперь Средиземноморский. Водная бескрайность засияла меж громадами гор – точь-в-точь окрестности Навплиона, когда от Тиринфа к морю идешь. Поразительное сходство! Словно нарочно боги подшутили!
Зацепило так больно, так щемяще, что воины долго молчали и старались друг на друга не глядеть. Всё как дома – недостает лишь родной греческой березки… Да вот и она! Белеют четыре стволика над жесткими сероватыми кустами. Они-то как здесь очутились ?!
– Т-только у нас вон та скала чуть пониже… – тихо промолвил Стебокл. Командир вместо ответа швырнул камнем в противную толстую птицу со змеиной шеей – нарочно чуть-чуть мимо. Убивать-то ее не за что, но эмоции хотелось излить. Птица коряво поскакала, распахнула длиннющие крылья с перьями-пальцами на концах, однако взлетать поленилась.
– Меня вот на этом самом месте д-д-девчонка послала, – добавил солдат с легким вздохом. – Я т-три года за ней ходил, как баран привязанный. Гуляли вот ту-ту-тут, мне восемнадцать уж, она и г-говорит: «У тебя в словах букв слишком много, я не успеваю. Вали нафиг!» Ну, я с горя в Тиринф ушел – и к тебе… А дом мой вон та-таам, вместо дерева…
Геракл вспомнил, что принимал Стебокла в личный состав неохотно: тот ничего не умел. Но очень старался, за полгода сделал поразительные успехи. Теперь ясно: доказать что-то хотел себе, да и девчонке…
Днем им удалось подстрелить странноватенького зайчика, вроде как на копытцах. Им и ужинали, без затей зажарив на вертеле. Кокуса помянули добрым словом: он приготовил бы гораздо вкуснее.
Спали опять вахтовым методом, по очереди. Теперь такое развлечение надолго… Ночью земля подрагивала, доносился отдаленный гул: где-то рокотало землетрясение.


КРАСНАЯ ТУЧА
Наутро воины пересекли рощу стройного кедра, где на них охотилась серьезная кошка с кисточками на ушах. Передумала, впрочем – видать, дичь оказалась крупноватой. Попружинилась на ветке, дергая хвостиком, зевнула и стала независимо точить когти об ствол.
Рощей приятно было идти. Кедры стояли молодцевато и спокойно, как парни-спецназовцы, хотелось их по плечу похлопать. Из чащи порой выглядывали крохотные лисички с огромными треугольными ушами – очень забавные, Геракл каждый раз смеялся, как ребенок. Стыдно было перед подчиненным, но не мог утерпеть.
После смеха делалось еще грустнее, с тихой укоризной стоял перед внутренним взором убитый Иолай… Но что ж теперь – лечь и сдохнуть? Ребята погибли – но раз мы живы пока, значит, зачем-то нужны. Надо жить и делать свое дело.
На исходе рощи они встретили местных.
Мальчик и девочка лет двенадцати испуганно глядели на пришельцев. Смугловатые, сероглазые, они были одеты в широкие ткани наподобие эллинских плащей. Их застали врасплох. Они гуляли в лесу и так увлеклись беседой, что проморгали опасность.
– Ты глянь, люди! – удивился комроты, быстро оглядев окрестности.
Мальчик шагнул вперед, заслонив подругу, и вытащил крошечный ножик – хоть сам дрожал. Стебокл уважительно крякнул. Командир улыбнулся и показал безоружные руки:
– Не бойтесь!
Отрок пронзительно крикнул что-то, надеясь себя подбодрить.
– Да говорят тебе, не тронем! Надо же, живет здесь кто-то… Вдруг у них корабли есть? Солдат, присядь, нас многовато.
Стебокл уселся в сторонке на корточки, напевая и незаметно осматриваясь: нет ли скрытой угрозы? Деточки могут оказаться приманкой… А командир вынул меч, положил на землю и отошел на пять шагов. Снова улыбнулся. Но паренек вторично закричал, размахивая смехотворным лезвием; униматься он не спешил.
– Вот дурак… – ласково пробормотал Геракл. Пацана следовало еще доходчивей убедить в своих мирных намерениях. Держал он нож дилетантски, такой выбивается легким взмахом ноги – что Геракл и сделал, ухитрившись не задеть пальцев. Мальчишка просто вдруг остался безоружен и растерянно хлопал глазами – но продолжал заслонять свою спутницу. А та легонько касалась его плеча и глядела уже без испуга, с любопытством.
Командир снял с пояса кинжал павшего Крисанфа и протянул отроку рукояткой вперед. Тот нерешительно переводил взгляд с ножа на лицо незнакомца, потом схватил оружие, вытащил из ножен и восхищенно разглядывал, лишь изредка косясь на Геракла.
– Ну вот и ладненько. Считай, контакт налажен.
Отрок прицепил подарок на пояс, не забыв подобрать свой изначальный кинжальчик, буркнул что-то невнятно-пригласительное и зашагал по тропинке. Девчонка улыбнулась даже кокетливо, рукой махнула и пошла следом. Оглянулась пару раз. Греки устремились туда же.
Кедры вскоре кончились, лес растаял, и открылась деревушка: полсотни шатров возле речки. Ниже по склону волновались хлебные поля, выше зеленел сад неизвестных плодовых деревьев. Вот тебе и дикий народ!
Подросток что-то громко сообщил, и местные полезли из жилищ нескончаемым потоком. От греков они почти не отличались, лишь ткани на них были намотаны другого фасона, и кожа чуть темнее. Видать, загорели.
– Шеф, а чего нас в школе учили, бу-будто в Африке черные живут? – недоуменно спросил боец. Командир руками развел. Не всегда следует верить тому, что в школе вещают.
 Местные расспрашивали их, и о себе сообщили много интересного, галдели оглушительно – но языковой барьер не поддался. Громкостью его не пробьешь… Наверно, и Филоктет бы не осилил: слишком далеко тут от отчизны. Обе стороны поняли это и долго еще пожимали плечами, виновато улыбаясь и кивая – что выглядело слегка по-идиотски.
Неловкость разрешилась просто: гостей пригласили отобедать. Насчет пожрать люди всегда договорятся! Устроились за общий стол под открытым небом – опять сидя, причем даже не на стульях, а на длинной деревянной скамье. Но тут кочевряжиться уж совсем не годилось: чужой монастырь – он и в Африке чужой… Вряд ли за трапезой уместились все жители – видимо, только местная элита.
Греков усадили во главе стола, по бокам от импозантного дядьки, которого прочие подчеркнуто уважали. Обед начался тем, что все встали и поклонились их торцу. Это было уже немного чересчур.
– К-командир, мы герои: детей в живых оставили! – удивленно шепнул Стебокл.
Шеф кивнул, а затем попытался движениями ладони по столу объяснить, что необходимо преодолеть море, и не могли бы вы нас на большой-большой лодке… Но вождь лишь руками разводил. Не доходило, или с мореплаванием совсем тут было скверно? Скорее второе, потому что на берегу виднелись лишь мелкие рыболовные шаланды. С отплытием придется повременить…
Ели тушеное мясо с финиками и овальными лепешками плохо поднявшегося теста. Вместо вина пили душистый отвар, в котором ягоды плавали. Но и это странникам казалось вкусно, после походного-то пайка! В конце концов, африканцы не обязаны их кормить, это знак доброй воли, и огромное им за то спасибо.
Вдобавок они порадовали, не выпендриваясь со всякими там столовыми приборами: руками ели, как нормальные люди. Просто и удобно. Правда, Геракл впервые в жизни заметил, что когда птичью ногу жуёшь, к локтям течет соус с жиром, а это щекотно и даже вроде как не совсем эстетично…
Но это только так кажется, под тлетворным влиянием варварских этрусских традиций! Раньше-то никогда не замечал: дома все так едят! Не может же греческий обычай есть руками быть ущербным?!
Хотя странно, что у дикого африканского племени тоже такой обычай…
После обеда местные разбрелись по делам, греки тоже порывались продолжить странствия, но вождь удержал их. Они сидели втроем во главе пустого стола, молчали, пауза затягивалась…
И тут произошло неожиданное.
К воинам приблизились три миловидные девушки. Застыли нерешительно. Вождь подбодрил их кивком – и ушел. Тогда одна из девиц взяла Стебокла за руку и легонько повлекла в сторону ближайшего шатра.
– Гы-гы! – сказал боец. И подумал: «Кажись, жизнь начинает налаживаться». Он, когда думал, тем более не заикался.
Солдат вопросительно взглянул на шефа. А тот проанализировал ситуацию и решил, что вряд ли их таким образом хотят подловить. Интуиция угрозы не почуяла.
– Валяй, – разрешил он.
Юница увела молодого в шатер, и что там вершилось дальше – неведомо. Да и вряд ли интересно: молодежные соития всегда одинаковы, разница лишь в технике поз… Но две другие дамы остались возле Геракла. Он улыбнулся и жестом направил их вслед за первой, однако они не шелохнулись. Стоят и смотрят – юные, свежие, красивые…
Тут комроты удивленно почувствовал, что девчонки взволновали его – но гораздо меньше, чем бывало. «Старею, видать», – усмехнулся он без печали.
Пик случился в юности, на острове, где бабы мужиков своих порешили. Там он в наслаждения провалился с головой, из времени выпал, себя потерял – и очнулся, лишь пресытившись изобилием голых тел. Бедра, ягодицы, пупки, соски – месиво какое-то, фарш мясной!
Он перестал различать их лица. Количество уже не радовало, а пугало; казалось, одна и та же фемина размножила себя колдовским наваждением, а он добровольно поддается чарам этой ведьмы, бежит навстречу гибели, в паутине сладкой увяз.
Вдобавок вспомнилась оставленная дома Мегара. Да, она не вдохновляла, и женили его, в сущности, против воли: не принято отвергать княжью дочерь. Он понадеялся на гиперборейскую поговорку «стерпится – слюбится»; да вот, видно, не судьба.
Но всё равно, столь бурно изменять жене в какой-то момент стало совестно. Правда, сперва наступило пресыщение… И он подумал, что, в общем, пора продолжать начатое дело. Странно, но другие члены команды Ясона с ним не согласились – хоть у них от разврата тоже отрыжка началась.
– Чувак, ты охренел? – бормотали разомлевшие коллеги. – Куда, на фиг, плыть? Это ж рай…
Да вроде и правда. Геракл даже терзался немного: «Что со мной не так? Почему я не могу упиваться вечным кайфом? Я болен?» Но в глубине души чувствовал, что прав, что не подобает мужчине так застревать в женском мясе. Есть дела и поважней.
С огромным трудом он тогда вынудил аргонавтов продолжить путь. Сам потом не мог понять, как ему удалось раскачать это болото… Парни его невзлюбили и «потеряли» при первой возможности.
С тех пор он никогда не участвовал в оргиях, столь обычных для культурного слоя Эллады. Не мог себя заставить. И прослыл бы слабаком – если б не его бесспорная мощь во всех прочих делах.
Аскетом он, конечно, не стал, от поклонниц не уклонялся, однако все его контакты отныне происходили наедине. Он чувствовал, что в момент слияния с женщиной излучается таинственная сила. Управляться с этой силой не умел, но считал вредным терять ее, легкомысленно выплескивать во внешний мир. Энергия двоих должна оставаться между ними.
Никто его этой истине не учил, и словами он бы ее не сформулировал, но с каждым годом ощущал ее всё сильнее.
Затем стряслось несчастье, и Геракл начал мотаться в эврисфеевы походы. Порой неделями не видел женщин, да и разум был занят другим – и он привык обходиться без соитий, особо не мучаясь. Эта тема ушла из центра внимания. Однако при каждой возможности нутро его загоралось, и вновь влекло, и вел он себя почти как парнишка Стебокл. Чего себя удовольствий-то лишать?!
А теперь…
Горе подкосило или старость впрямь близится? Черт знает. Но вот факт: африканки хоть и возбудили в нем привычное волнение, но от постельных нег он легко мог воздержаться. Страсть больше не тащила его, как горная река.
Девицы тоже вели себя необычно. На родине их сверстницы часто соблазняли Геракла, не заботясь о приличиях. Он давно выучил их арсенал: томные взгляды и жесты, изгибы завлекательные, облизывание губ, будто бы случайное обнажение мест, которые даже в Элладе принято таить от посторонних… Сильное оружие, однако поднадоевшее.
А эти стоят и смотрят. С интересом, но спокойно.
Что ж… Возможно, тут такой канон гостеприимства – и отказывать с моей стороны невежливо. Или то мудрый обычай: разнообразить генофонд своей деревушки, чтоб вырождения избежать? Народу-то мало, все давно друг дружке родня… А так, глядишь, через столетия будут гордиться, что произошли от самого Геракла…
Он невольно усмехнулся.
Как знать, может, вправду память о нем останется на Земле хоть лет двадцать после смерти? Впрочем, разве это важно…
– Что же… – сказал он вслух. И попросил одну из девушек. – Подожди пока где-нибудь, хорошо?
Групповуха сейчас была уж совсем неуместной. Девица чудом поняла его: ушла и вернулась лишь спустя часа два.
В полумраке шатра грек целую минуту смотрел случайной спутнице в глаза. Серьезно, пристально. Впервые за сорок лет он готовился к близости не ради сладостного забвения, а с целью сотворить новую жизнь.
Ее взгляд он запомнил навсегда. Ситуация казалась пределом разврата: он не только не знал имени девушки, но и слова с ней не молвил! Первая встречная, в чужом краю; она его вдвое младше… Но странно: их окутала молитвенная, святая тишина. Столь возвышенного чувства он не испытал даже в Дельфийском святилище, готовясь внять своей прореченной богами судьбе!
Найдя в глазах юницы то, что он ждал там увидеть, Геракл легонько коснулся ее руки. Она обняла пальцами его ладонь – просто, без ласки слащавой. Он опустил складки ткани с ее плеча…
Затем она ушла, стараясь не оглядываться, а он, лежа на спине, долго смотрел ей вслед сквозь полуоткинутую кожаную дверь. Откуда-то он знал, что родится девочка. Но он никогда не увидит ее, как не увидит и свою нежданно посланную судьбой жену.
– Боги, охраните ее от бед, – прошептал он невольно и сам удивился: откуда вдруг такое чувство? На этих словах женщина, ушедшая уже шагов на пятьдесят, вдруг порывисто оглянулась, а потом исчезла в тени деревьев.
– Плюнуть на всё, остаться тут, – продолжал странник размышлять вслух, чего за ним раньше не водилось. – Язык постепенно выучу, буду хозяйство вести, землю пахать, дочку замуж выдам…
Геракл стиснул ладонью лоб и хрипло засмеялся. Какое там! Нет тебе покоя в этом мире, твой путь еще далеко не кончен…

Когда явилась вторая, он захотел вернуть трепет творения новой жизни. Но удалось лишь отчасти. Двух таинств подряд не бывает.
Чувствуя странную вину перед партнершей, он постарался хотя бы доставить ей максимум удовольствия. Вроде получилась. Настала ночь, девица дрожала вся от сладкого изнеможения и даже не сумела уйти, уснула, прижавшись щекой к груди могучего иноземца.
А он долго глядел в черноту. Ощущал обнаженное юное тело, нежно обнимающее его во сне – и не испытывал к владелице этого тела ничего, кроме раскаяния. Обман получился, ерунда. Примитивное соитие, как со всеми раньше.
Ну, ладно… Что теперь поделать? Надо спать, завтра тяжелый день.
Однако интересно: обе они были девственницами. Вождь свое место занимает не напрасно.

Утром смотреть в глаза Стебоклу было отчего-то неловко. Но командир сделал вид, что ничего не случилось, приветствовал бойца по-деловому, и они отправились завтракать. Опять сели за огромный стол. Геракл непроизвольно выискивал среди едоков своих давешних спутниц, но напрасно. Они ему будто приснились.
Солдат вдруг изумился:
– А почему вчера ви-вина не было?!
И правда! Нынче на столе преспокойно красовались кувшины с вином, впрочем кисловатым. Значит, есть оно у них! Чего таили?
Шеф плечами пожал. Местные, понятное дело, тоже не ответили. Видимо, вчера у них имелись основания не давать алкоголя чужакам.
Ели, смеялись, гомонили. Вождь радостно хлопал гостей по плечу и что-то выкрикивал.
Внезапно все смолкли и прекратили жевать, вождь даже привстал. Греки переглянулись удивленно: они причин для тревоги не видели.
В наступившем безмолвии проявился отдаленный шорох, словно ветерок коснулся деревьев. И всего-то? Чего тут бояться? Или, может, это предвестье урагана, известное только здешним?
Но нет. Шорох не стих, он надвигался и ширился – и на ветер уже был не похож. Теперь казалось, будто некие варвары комкают тысячу пергаментных листков, целую библиотеку. Звук нарастал, на лицах отразился ужас. Вождь бессильно упал на скамью.
– Шеф, чт-то это? – пробормотал солдат, растерянно озираясь.
– Не знаю…
Вдали на фоне гор замаячили какие-то пятнышки – прозрачные, вибрирующие, быстро нарастающие. За несколько секунд они слились в сплошную розовую тучу. Она надвигалась, клубясь и издавая тот самый мерзкий рокочущий треск.
Геракл вскочил.
Через секунду туча была здесь. Окрестности заволоклись кровавым туманом; казалось, весь мир оглушительно трещал и скрипел. Геракл вскинул руку и поймал огромное красное насекомое с крыльями и длинными задними ногами; он брезгливо швырнул добычу наземь и растоптал.
Саранча. В давние времена ее полчища, преодолев Средиземное море, достигали и Греции – и спасения от нее не было…
Миллионы отвратительных тварей алым ковром покрыли лес, поле, фруктовый сад, армада опоздавших толпилась в небе, создавая багровый угрожающий сумрак. Казалось, даже дышать этим воздухом нельзя, будто яд в нем разлился.
Люди сидели отрешенно. Геракл в ярости выдвинул меч до половины – но потом сел и закрыл лицо руками. Гнусные насекомые десятками ползали по нему, жратву выискивая, он даже не пытался их стряхнуть. Дотерпеть бы до конца этот кошмар…
Всё вокруг жужжало и чавкало, шевелилось и омерзительно щекотало кожу. Жизнь прекратилась, в мире царила саранча.

Спустя несколько часов туча улетела. Твари сожрали всё, даже остатки завтрака на столе – валялась лишь обглоданная начисто посуда.
Лес почернел. Всюду торчали голые ветви, листья исчезли, будто внезапно ударила северная зима. Одни кедры зеленели местами – видно, хвоя пришлась саранче не очень по вкусу. Сад погиб, хлебное поле топорщилось жесткой короткой стерней…
Геракл знаками спросил вождя: «нельзя ли чем-нибудь помочь?» В ответ тот только вздохнул. Бескрайняя тоска сквозила в его взгляде, он сразу заметно постарел. Потом начал горячо жестикулировать, доказывая, что ничего, они выкрутятся, будут рыбу ловить и в бывший лес ходить на охоту, там лисички и кошки, они невкусные, но есть можно…
Он очень хотел выглядеть оптимистичным, стал громко давать своим людям указания, разослал всех в разные стороны оценивать ущерб. У стола кроме него остались только греки; Геракл понял, что вождь хочет одиночества, чтобы снять наконец жизнерадостную маску. Воины сдержанно попрощались и ушли на восток.
А что поделать? Пахать сейчас не сезон, постройки не разрушены, с охотой местные сами справятся – они хоть знают, кто в этих краях съедобен… Геракл хотел пособить – но ведь и вправду нечем.
Он долго шагал молча и глядя прямо перед собой: местность была открытая, еще и пожранная алым полчищем – так что опасность ниоткуда не грозила. Стебокл временами искоса посматривал на него, но лишь укреплялся в понимании, что лучше мужика сейчас не доставать.
Днем они пересекли ручей среди живых зарослей: сюда саранча не добралась. Психологически стало чуть легче, и бойцы сели отдохнуть.
– Не т-терзайся! – промолвил Стебокл. – Ты в любом случае не мог им по-по-помочь. Зато сколько ты раньше сделал!
Геракл хотел возразить, что ничего путного в его биографии не было, нелепые подвиги не спасли никого; слава, в сущности, раздута на ровном месте… Но промолчал. Нельзя подчиненным свою слабость показывать.


В ПЕСКАХ
Минули недели.
Путь лежал неровный, то сбегая на каменистую равнину, сплошь поросшую тонким слоем лишайника, то взбираясь на выси, где даже снег сиял местами. Возле одной речки они видели высоких гибкошеих птиц такого божественно-розового цвета, что рука не поднялась убить одну из них на ужин. В той же реке лежали здоровенные серые свиньи с тяжелой ряхой без пятачка. Свиньи вздыхали с бульканьем и были, кажется, весьма опасны. Даже если не кровоядные; всё равно, такой двинет разок – и конец проблемам… Так что и на них охотиться не стали.
В целом пока складывалось сносно. Саранчовая пустошь кончилась, пошли снова леса и кустарники, в них легко было добывать луком или копьем разнообразную дичь, которую затем жарили на костре. К двуногому врагу здешние звери явно не привыкли, подпускали беззаботно… Речки – хилые, скорее ручейки – встречались не часто, но их хватало, чтоб от жажды не страдать. Только вот супу хотелось… Утрами Геракл с тоской вспоминал и об овсянке – да в чем ее сваришь, если б даже крупа нашлась?
От моря не отдалялись – но, как и ожидали, ни один парус там так и не мелькнул.
На двадцать девятый день пути растительность стала редеть с каждым шагом, всё чаще расползались проплешины песка.
И вот – началась пустыня.
Самое поразительное, что тянулась она вплоть до моря. Пляж постепенно высыхал там, куда прибой не докатывается, а дальше к югу желтел сплошной бесконечный песок.
Стебокл поглядел вдаль, приставив ко лбу ладонь от солнца:
– Странно. Б-были-были кусты с травой – и на… Куда всё делось?
– На остров Делос… – проворчал Геракл.
– Это вряд ли надолго, – предположил солдат. – Вода ж рядом! Нелогично.
Шеф согласился:
– Ну да, в общем… Наверно, вон за той грядой снова травка растет. Пошли.
По самой кромке стихий, где песок плотнее, странники отправились к неизвестному плоскогорью на горизонте. Достигли они его лишь ночью, в темноте, и легли спать с надеждой увидеть поутру сочную зелень. Но увы: рассвет показал – дальше пески продолжались. Нигде не было ни травинки, ни ручейка тончайшего, лишь на камнях шершавой пленкой синел лишайник, и несколько серых ящериц равнодушно глядели в море. А жажда уж мучила вовсю, запас пресной воды иссяк вечером.
– Да и к-кушать хочется, шеф…
– Знаешь, Стебокл, я догадываюсь. Умеешь рыбачить?
– Обижаешь – я ж из Навп-плиона! Всё детство как ихтиандр хренов…
– Ну, приступай…
Стебокл забрел в море, поднял копьецо и стал ждать. Так Посейдона рисуют, до пупа из вод торчащим – только у него трезубец… Но сегодня не срасталось. Ни одну серьезную рыбу не заинтересовал неопознанный объект на двух столбах; подплывали лишь жидкие медузы и мальки, да крабчики никчемные сновали по дну, гоняясь за тенями от волн. У них там блаженство, плевали они и на пустыню, и на воду пресную. Почему им можно, а нам нет? Обидно…
Через полчаса Геракл тоже полез в море и встал с ножом неподалеку. Ну нет более пригодной снасти, что ты будешь делать! Однако и ему не везло. Воины замерли, как две статуи, боясь спугнуть долгожданную рыбу. Но та не плыла. А солнце припекало. Приходилось иногда нарушать маскировку и погружаться с головой, чтобы прохлада струилась с волос и высыхала полосами соли.
От обилия несъедобной воды жажда особенно свирепела. Стебокл попробовал сполоснуть рот из пригоршни, но стало еще хуже.
– Как рыбы-с-с-уки это пьют?! – выругался он и ударил море кулаком. Но море не обиделось, ему все равно, оно большое и бездушное… Оно лениво рябило и отсвечивало, глазам от этого делалось невмоготу.
– Стоим, как Тантал до-долбанный, – проворчал боец минут через десять. Шеф откликнулся:
– Тантал? Который помер и в царстве Аида вечно терзается жаждой и голодом?
– Угу. Стоит в воде п-по горло, над ним г-груши-яблоки висят. А нагнется попить – вода исчезает. Руку протянет – фрукты отскакивают…
– Да, блин, похоже… – согласился командир и присел охладиться. Хотя бы это удалось, и на том спасибо.
– Только Тантал гадом был, а нас-то за ка-ка-акую вину так? – тихо спросил солдат через минуту. Геракл отозвался сразу, будто давно обдумал ответ:
– Вина всегда есть. У всех.
Юноша хотел возразить, но покопался в себе и смолчал. А начальник развивал мысль:
– Но может, это не кара, а тренировка на будущее, чтоб нас подготовить. Может, нам что-то крайне важное предстоит свершить, а мы еще не созрели?.. Богам видней.
– Богам видней… – повторил младший с неясной интонацией. И оскалился. – А вдруг это просто так, без вины и без цели? Швыряет нас, как г-глупую щепку по волнам! Угробит – и хрен с нами…
Старший ответил, на сей раз после паузы:
– Что тебе сказать, Стебокл… Возможно и такое. Но тогда жизнь бессмысленна, а я так думать не хочу. Давай считать, что нас к чему-то готовят.
– Это приказ?
Геракл улыбнулся:
– Считай приказом.
Солдат тоже окунулся, переложил копье в левую руку и затекшей кистью потряс. И добавил:
– А вообще, откуда мы знаем о Тантале? Может, б-б-байка это? Разве мертвые ко-когда-нибудь возвращались и рассказывали?
– Насколько я знаю, нет… – задумчиво ответил комроты.
Говорить было тяжело, язык скоблил по пересохшему нёбу. Долго молчали. В прозрачной толще по-прежнему сновала лишь мелочь неприличная. Что это за море?! Рыба где??
– Так, всё, не судьба! – сипло решил Геракл, когда солнце повисло над головой. – Поступим иначе.
Он нырнул и поплыл под водой, ища на дне хоть что-нибудь. Нестерпимо хотелось глотнуть этой чистой прохладной воды, он позволил себе пригубить – и едва не захлебнулся от жгучей горечи. В самом деле, как рыбы это пьют?
Он выныривал за воздухом и продолжал искать. Водоросли зеленые и бурые колыхались – едят их или нет? Можно сварить «щи прибрежные любительские»… ага, без огня? Дров-то нет! Прибой почему-то не выбросил тут на берег ни бревнышка, ни веточки. Жарища, а костер не разжечь. Опять парадокс долбанный, как и с этим обилием воды. Тотальный тантализм.
Геракл плыл дальше, стараясь двигаться предельно плавно, чтоб не насторожить пищу. Стайки рыбьей мелочи синхронно разворачивались и замирали: серебристые, золотые, радужные – красота! Поймать и оскоблить чешую – на ногте поместится… Большой усатый рак без клешней шагал по дну, балансируя хвостом. Пловец извернулся и нырнул глубже, чтобы поймать рака, но тот быстро юркнул в расщелину камней, лишь глаза-икринки нахально сверкали из темноты – мол, ну-ну! Ушел…
На укрывших его камнях колония плоских раковин, створки приоткрыты… Так, стоп.
– Стебокл, давай сюда! – крикнул командир и вновь нырнул в темно-бирюзовую глубь. Вдвоем они наковыряли несколько горстей моллюсков, вынесли на берег. А есть пришлось живьем. Добыча страстно сопротивлялась, втягивала дверцы изо всех сил, приходилось ножом разжимать и пальцы беречь от ущемления. Развернув броню настежь, греки выцарапывали упругую белесую массу и долго с отвращением жевали. Вкуса в ней не было совсем.
– Вина бы… к-какого, – выговорил солдат, судорожно проглатывая условную пищу.
– Лучше уж супчику холодненького… Или окрошки этрусской, с этим… как его… лягушкин… Помнишь слово, солдат?
– Что-то вроде «квакис».
– Точно, с квакисом!
Громославос из позапрошлой жизни угостил всю команду этим волшебным яством, которое так чудно освежает в жару. К берегу принесли тогда несколько корзин рубленой снеди, а бочку квакиса волокли четверо слуг на двух шестах. Целую бочку…
– Не, я б вина… – возразил Стебокл. – И чего они несоленые ни фи-и-ига? Невкусно же! К-как они от соли избавляются? Вода вон какая злая, а они п-пресные…
Командир хмыкнул:
– Ну накатай телегу Посейдону. В трех экземплярах… Я заверю.
– Б-бумаги нет, шеф. Только если вилами по воде… Дык и вил нет… А что, к-к-красиво получится: «Дорогой товарищ Посейдон, на юге Средиземщины отмечены д-д-досадные недостатки в лице отдельных ракушек, которые чрезмерно и злонамеренно фильтруют…» – Стебокл захохотал, потом резко смолк, пожевал, икая и морщась – и признался. – Что-то у меня крыша едет от этой Африки…
– Отставить крыша едет!
– Рад стараться…
Нырнули за добавкой. Но плылось тяжело, потому что икота изводила теперь обоих, выжимая внутренности, как бабы белье стирают. Этак и хлебнешь летально невзначай… Зато догадались увязать плащ в подобие мешка, чтоб набрать не только горстями. Снова пришлось скитаться под водой в поисках, попутно Стебокл ухитрился подцепить на нож не очень мелкую рыбу. Все ж недаром в Навплионе рос!
Но больше на мелководье ничего ценного не нашли, поневоле выплыли к глубинам. Теперь дно обследовал один Стебокл, а командир двигался чуть сзади, всматриваясь в толщу воды по сторонам: могла напасть акула или другое какое-нибудь чудище.
А вот и двустворчатая пища! Сидит на камнях обильно – но глубоко, затаясь в вечном полумраке. Рядышком цветы чаруют яркими переливами, Геракл почему-то заподозрил их родство с лернейской гидрой. И точно: Стебокл невзначай коснулся скопления алых лепестков, и оно ужалило его ядом. Пришлось опасную поросль посечь ножами. Новые бошки у цветов, к счастью, не росли.
Выныривая за воздухом и вновь многократно погружаясь, наполнили плащ. От перепадов давления икоту дополнила тошнота, в ушах засвистело. Декомпрессия…
Когда вернулись с уловом и почти живьем слопали рыбину, Геракл предложил:
– Давай этих на – ик! – песок положим, пусть солнце прожарит. Авось повкуснеют.
Солдат усомнился:
– Думаешь? Т-тогда из них совсем влага уйдет, запи – ик!… запивать п-придется… Хотя давай, поглядим, что выйдет. Юные ф-физиологи…
Часть опытного материала раскинули. Моллюски медленно умирали на песке, обессиливая и раскрываясь, а бойцы полезли снова в море спасаться от жары. Но пришлось экстренно выйти – потому что наглая большая ящерица подкралась и уволокла одну раковину.
– Д-дура, поперхнешься, она же – ик! – твердая! – крикнул ей вслед Стебокл. А командир вздохнул:
– Ладно, пойдем что ли, застряли мы тут… Этих с собой возьмем, на ходу дозреют.
Сгребли добычу в тот же импровизированный мешок и отправились вдоль берега. Через час икота увидела, что никакой приятной пищи все равно не дождется, и иссякла – у обоих почти одновременно. Геракл давно усвоил: не с каждым врагом нужно воевать. Иногда то, на что не обращаешь внимания, выдыхается само собой. Главное – научиться отличать одно от другого.
Две цепочки босых следов впечатывались в песок отчетливо и ярко – будто оттиски знаменитых рук в бетоне, на аллее киношной славы в далеком будущем. Но жили недолго: их слизывали вечно голодные волны. Вот тебе и оставили след на земле… Да и бетонные слепки – намного ли долговечней?
Пить хотелось нестерпимо. Последние оставшиеся тряпки странники, смочив, намотали на головы, так прохладнее казалось – и выглядели, как бродяги-оборванцы. Да ими и были… Разговаривать перестали, чтобы горло уберечь от раскаленного воздуха.
В небесах же, похоже, произошла катастрофа: колесница Гелиоса сломалась, к зениту докатившись. Техосмотр не провели перед рассветом, на авось понадеялись; машина смогла лишь подъем осилить и заглохла. Время ползло, а огненный шар замер на месте, полыхал много жарче обычного – и, кажется, развалился на несколько палящих частей, каждая размером с солнце.
Один шар или несколько? Не было возможности проверить: даже Геракл не решался прямо взглянуть на свирепого бога. Негоже проявлять любопытство к его проблемам: оскорбясь, он глаза может выжечь.
Ну да, пока вызовешь бригаду ремонтников, пока она доберется до зенита, прикрутит на место отвалившиеся колеса… Вот и застрял светоносный возница.

Греки брели в молчании уже несколько часов, и вдруг Стебокл просипел пересохшим горлом:
– Шеф, да это река…
Командир подумал, что у солдата и впрямь едет крыша с перегреву – но поглядел и согласился:
– А точно…
Широкая вмятина в песке тянулась от моря вглубь континента, сколько глаз видел. Змей исполинский вылез из пучины погреться? Да нет, вряд ли. Зачем ему ползти так далеко? Пожалуй, это действительно русло умершей реки.
Неужели прямо вот здесь катился когда-то восхитительный пресноводный поток, который пьют? А что если…
– Где-то там, п-подальше… – Стебокл натужно сглотнул, – она, может, еще течет? Хоть ру… чейком?
– Согласен, – сразу ответил шеф. – Пошли.
Не в правилах Геракла было сворачивать с прямого пути – но пришлось. Без питья они сутки-то еще выживут, только последние часы идти уже не смогут, будут валяться, как моллюски, и подыхать…
Искупавшись и смочив тряпки, они ступили в ложе бывшей реки. Сразу выяснилось, что босиком по сухому песку идти невозможно: он жег, как угли. К счастью, сандалии уцелели у обоих. Греки обулись и обмотали ступни тесемочками, однако при ходьбе подошвы тонули, и песок опалял кончики пальцев весьма чувствительно.
Русло вело их куда-то, петляя меж песчаных холмов, будто пояс, брошенный на плащ и примявший тканевые складки. А холмы вдаль от моря всё росли и росли, становясь уже настоящими горами; мучительно хотелось влезть на вершину и оглядеться: нет ли где зелени и воды? Один раз путники так и сделали, поднялись в изнеможении на бархан – но ничего не было до самого горизонта, кроме унылых песчаных гряд. Даже море сзади исчезло, выродилось в полоску тумана.
А потом русло сгинуло. Изгладилось. Стало ровным местом. От отчаяния греки едва не закричали – но сдержались, стыдясь друг друга, и упорно пошли вперед, держа предзакатное солнце справа, чтоб не заблудиться. И шагов через пятьсот русло нашлось, повело их дальше на юг – но теперь они сомневались: а русло ли оно? Или просто злобная игра барханов?..
Настала ночь. Бойцы с отвращением доели вяленых моллюсков; несколько штук успели подгнить, их выбросить пришлось. А затем оба упали спать. Впервые в жизни Геракл позволил себе оставить ночной лагерь без охраны. Вряд ли тут что-то могло грозить, кроме изнеможения и жажды…
Однако нашелся новый враг, совсем неожиданный: стужа. Солнце ушло, и в пустыне вдруг стало чертовски холодно. Море ночью отдает свое тепло и воздух согревает, а песок почему-то остыл почти мгновенно. Увы, без топлива костер был недоступен… Тела быстро утратили накопленный за день жар, и спать мужикам пришлось чуть не в обнимку, укутавшись всеми возможными тряпками – благо те вечером просохли. Скверное выдалось спанье…
Не только скверное, но и последнее, возможно. Даже сквозь сон оба бойца ощущали, что еще одного знойного дня без воды не переживут.
Гераклу чудилось в зыбкой дрёме, будто воздух доверху наполнился песком, загустел, стал сухим и сыпучим. Он дышит этим воздухом, и песок оседает в носу, в горле, в легких, слой его на стенках нарастает, и дышать всё труднее, а тело содрогается от жаркой пронизывающей стужи…
Греки не видели, как среди ночи небо заволоклось. Косматые клочья налетели откуда-то, неся им жизнь; они сталкивались и срастались, постепенно выключая звезды и луну. Без последних источников света сгустилась непроглядная мгла, лишь барханы чуть заметно лучились сильно разбавленным фосфором.
А на рассвете ударил дождь – первый со дня гибели триеры. Даже не дождь, ливень. Струи вонзались в песок с шипением, по склонам барханов текли потоки – но, к несчастью, быстро впитывались.
Воины поспешно расстелили плащи и стали их, намокшие, отжимать в кофон и просто в рот. Не особо чистая получалась вода, с песочной пылью – но кого это волнует? Под струями удалось заодно смыть с себя постылую морскую соль вместе с высохшим потом.
Однако даже после дождя русло не заполнилось…
Солнце вылезло, вновь настала жара. И Геракл опять нарушил свое правило не сходить с прямого пути. Вчера он по ошибке выбрал мнимое русло, интуиция подвела; а теперь стало ясно, что следует продолжить маршрут. Воины повернули на восток и пошли к Египту, по пескам параллельно невидимому вдали краю моря.
… Но, может, и не было ошибки? Как знать: шумел ли тот ливень на побережье? Может, углубясь в пустыню, бойцы вышли в единственное место, где дождь мог спасти их от гибели?
Вчерашнее русло лежало сравнительно ровно; а теперь пришлось, как челнок на волнах, брести вверх и вниз по барханам, каждый был точь-в-точь как предыдущий, отчего спустя три часа стало казаться, что они не прошли и метра. Ноги тяжко устали вязнуть в песке.

И вдруг их настигло счастье!
Взойдя на очередную вершину, греки увидели далеко впереди сияющее озеро и несколько пальм.
– Спасибо, боги… – прошептал командир, закрыв глаза. Стебокл только прерывисто вздохнул. Всё, теперь не подохнем! Но тут солдат усомнился:
– А это не море солёное?
– Ты что, море сбоку! – возразил комроты. – Мы от него вчера оттопали – будь здоров!
– Т-тогда чего мы ждем?
Там оазис! Возле озера и пальм непременно и зверь отыщется – а зверя можно слопать!
– Солдат, не гони, силы рассчитывай. Дотуда нам часа два… да и все три – с песчаной скоростью…
В предвкушении обеда ноги заработали, как свежие. Однако прошел час, а озеро, кажется, ничуть не стало ближе.
– Странно… – сообщил наконец Стебокл. Шеф подтвердил:
– Не без того… Отползает оно, что ли? Но мы с удвоенными силами, невзирая на временные трудности…
В том духе и продолжили маршрут, хотя сомнения грызли. Не новая ли шутка всесильных существ? Которые уж со смеху загнулись, подстраивая нам в этом походе гнусность за гнусностью… Специфическое у них чувство юмора.
Но шутки на том не кончились.
– Шеф, смотри! – воскликнул Стебокл, взобравшись на очередной холм. Указывал он налево, в сторону моря. Там, меж облаков, явилось вдруг странное зрелище. То ли глаза устали и начали искажать реальность, то ли облако диковинно разрослось – но только над землею парил кентавр и несколько человекоподобных фигур.
– Пресветлые боги, что за херня… – оторопел Геракл. Силуэты становились четче, теперь они даже руками шевелили, будто общались между собой. Нет, это не облака! А что?..
Если прикинуть расстояние, фигуры ростом не меньше километра. Чего от таких гигантов ждать? Вдруг они заметят и нападут? Чем можно убить облачного великана? А если это вообще бессмертные боги вышли прогуляться?..
Провися несколько пугающих минут, летучие артефакты напоролись на какую-то преграду, пошли рябью, стали конвульсивно извиваться, будто током терзаемые, затем превратились в чудовищных монстров. Такие в лихорадке снятся, когда подсознание громоздит из обрывков виденных образов вавилонские башни. Люди и кентавр раскинули на полнеба паучьи ручищи, которые стали разваливаться кусками и таять. Вскоре от фигур остались только бесформенные комья.
Путники поглядели друг на друга. Ты видел?… Ну да… Значит, я пока не псих… Стебокл пробормотал, ёжась:
– Д-дурной знак…
– Не каркай! – отрезал командир. – Может, это наши на небо попали? То не Антриппос был часом?
– Почему на небо? По-по-после смерти же под землю должны! К Аиду…
– А кто знает – под землю, не под землю… Ты там был? Мы вон своих сожгли, дым в небо ушел…
Стебокл признал, подумав:
– Вообще логично… кого сожгли – должны в небо… Но по-погоди, ведь остальные утонули! Значит, не в небо и не в землю… А куда?! А если к-кого звери сожрали – те где? Что там бывает, после с-с-смерти?
Комроты плечами пожал:
– Что я могу ответить? Помрем – увидим… Тьфу-тьфу-тьфу!
От необыкновенного видения обоим было не по себе, и посмертная тема угнетала. Вдобавок, озеро на горизонте выглядело точь-в-точь как кентавр: призрачно и нереально. Сейчас тоже заклубится и исчезнет… Но пока держится… Даже вроде слегка приблизилось.
– Ладно, нам все равно туда. Пошли. Может, оно еще и настоящее…
Энтузиазм пропал, впрочем.


АНТЕЙ
И опять была студеная ночь без костра и ужина. Из пищеобразного попалась только справная ящерица, но она себя пищей не признала и от брошенного ножа сумела улизнуть. Воды тоже осталось лишь по одному глотку.
Глядеть друг на друга путникам было страшно. У Геракла сдулась половина мускулов, зато прибыло седины, он стал сутулиться и щурить глаза от солнца, сильно почернел – и походил на длинного старого китайца. Стебокл – на две головы ниже и щупленький – теперь вообще ни на что не был похож. Недоразумение ходячее.
Как быстро невзгода высасывает человека! – думал старший, засыпая. Давно ли мы шляемся в этой чертовой пустыне! Это только кажется, что всю жизнь. На самом деле дней пять. Или даже меньше? И уже тела на пределе, сами себя едят. Если и завтра к вечеру ничего не изменится – наверно, мы помрем. Очень глупо. Где я ошибся? Можно было не соваться в пустыню, а, пока деревья были, связать плотик и идти по морю… Ага, без паруса, без кормчего… Да и без питья! Далеко б мы уплыли?
Вообще зря полезли в эту Африку. Дурацкий поход! Этрурия сначала… боги, неужели это было? Десять жизней назад… Да, сначала Этрурия, туда микенский предсказатель отправил… Микены… Камни на горе… О, боги мои… рядом Тиринф, мама… брат Ификл, Иолайчик маленький, гидру ловили вместе… Нет, Иолая сейчас не надо – не помню почему, но не надо. А дальше Фивы, я в Кифероне коровок пас, кнут кожаный… Неужели это было? Эгей, Архитрава…
Архитрава… Архитрава… Как ты там, девочка? Тебе уж лет тридцать. Наверняка замуж вышла… Солнечные окрестности Афин… Солнце доброе, не жжет, зайчики по листве бегают от ручейка. Вода искрится, прозрачная, на дне камушки гладкие, зачерпываешь пригоршней – холодная! Струится сквозь пальцы. Боги, как вкусно…

Стебокл проснулся от тычка, в его ногу врезался шар из сухих переплетенных корней. Солдат оглядел шар с опаской и жадным любопытством – но ничего в нем не было ни угрожающего, ни съедобного. Жаль…
Мутно рассветало. Невдалеке ошивалась отвратительная крупная птица, будто дерьмом измазанная.
– Ждешь, когда по-подохнем? – пробормотал солдат свистящим шепотом. – Это еще кто кого… – и он потянул к себе лук.
– Уверен, что попадешь? – тихо спросил Геракл, не открывая глаз. – Дай я лучше…
Но птица уже встревожилась и коряво поскакала прочь. Думать поздно было, Стебокл выстрелил. Но сил недостало толком натянуть тетиву, и координация подвела – стрела скользнула мимо и почти сразу шлепнулась. Птица, хрипло матюкнувшись, взлетела.
– У, ё…! – зашипел солдат по-гиперборейски, у келевста научился. – Шеф, я…
– Да ладно, хрен с ней, это ж трупожорка! Представляешь, как она воняет? – попытался утешить Геракл, но на его лице против воли читалось: «Придушил бы тебя, мазила чертов!» Упущенный завтрак описал над ними два злорадных круга и ушел на восток, где солнце вставало из тумана.
А никакого оазиса там не было. Пропал, сволочь! Зачем? Ну зачем боги так погано шутят?!
Умыться бы… Водицей холодненькой, до пояса… Геракл вздохнул, поскреб в бороде, откуда песок посыпался на колени.
– Что ж… пошли. При любом раскладе нам на восток.
Бродяги двинулись, сутулясь и погрязая в песке. По мере восхода озеро и пальмы вновь начали маячить на горизонте, но люди старались туда не глядеть, чтоб не огорчаться. Знаем мы эти штучки пустынные…
Как тяжело идти! Ноги вязнут, будто в болоте тягучем; жажда и голод высосали из мускулов всю энергию.
– Командир, давай я меч оставлю… – взмолился Стебокл через два часа. У него кончились силы даже заикаться. – Тяжелый, сука…
– Нет, солдат, оружие не смей, – таким же засушенным шепотом ответил Геракл. – Держись, боги не дают испытаний сверх меры – ты же знаешь…
– Главное, чтоб они знали… – еле слышно пробурчал Стебокл. И опять потянулись одинаковые минуты.
Спустя час ему стало невмоготу слышать лишь шорох песчинок, сыплющихся в человеческие следы. Песчинки долбили по мозгам, позарез стало хоть чем-то их заглушить. Исцеленный заика сообщил первое, что в голову пришло:
– Один прапорщ… – в горле переклинило, и он повторил, – один прапорщик прослышал, что есть на земле цветок прапоротник. Полюбился прапорщику этот цветок, и пошел он искать его по свету…
– И что? Нашел? – через силу усмехнулся командир.
– Кажись, нет…
Оазис меж тем приближался, можно было уже различать породы пальм. Греки иногда позволяли себе бросить туда взгляд – но поверить боялись и, не сговариваясь, делали вид, что ничего не замечают.
И наконец при встречном ветре запахло листвой и фруктами…

Первым делом путники отыскали источник. Он струился из недр в самой гуще пальмовых зарослей и заполнял круглый, прозрачный пруд. Вода! Несоленая!! Холодная почти!!! Впрочем, упиваться вволю Геракл запретил – предпочитая во всем меру соблюдать – но кофон наполнили тотчас. И начали поедать пальмовые плоды, все подряд, без разбору. Тут тоже следовало остановиться, не набивать брюхо сразу с голодухи – однако еда прервалась сама собой.
Стебокл потянулся в листву за особо аппетитным фиником, наступил на что-то – и вдруг аж отпрыгнул: из-под его ног раздался сдавленный вопль. Человечий. Командир мгновенно выхватил меч и стал в стойку, солдат на две секунды опоздал. Но ничего не последовало, лишь ветер шевелил длинными листьями.
– Эй, кто там? Вылазь! – приказал Геракл, однако напрасно. Тишина начала угнетать, и шеф попросил нарочито громко. – Стрельни-ка туда на всякий случай.
Стебокл снял с плеча лук и стрелу вложил в тетиву торцовой выемкой. Лишь тогда из зарослей на четвереньках явился заспанный пузатенький бородач.
– Здравствуйте… господа… Очень приятно… – пролепетал он, не сводя глаз с оружия.
– Ты кто?
– Ой! – догадался толстячок. – Я спросонья не сообразил – вы же греки, господа! Афиняне?
– Из Тиринфа. Микенской области.
– Пелопоннес… Замечательный, замечательный полуостров! Я не бывал, к сожалению… Вы знаете, господа, я тоже грек. Только не с континента, а, так сказать, с окраинных территорий – я родился на Сицилии. Позвольте представиться: Антей, профессор Сиракузского университета, кафедра энтомологии. Я абсолютно безобиден.
– От сердца отлегло… – проворчал Геракл. Меч, однако, не прятал: в зарослях могли притаиться сообщники толстяка. – Какая кафедра? Я не понял.
– Бабочек изучаю, – послушно разъяснил житель листвы. – Мое имя достаточно известно… в определенных кругах. А вы, извините, кто, господа?
– Его имя то-тоже известно… слегка… – сообщил боец, рассчитывая сразить профессора наповал. – Это Геракл.
– Да? Очень приятно… – равнодушно ответил толстячок. Он явно впервые слышал о Геракле! Непостижимо… – А вас как называть, молодой человек?
Стебокл представился, недоумевая. Потом спросил:
– Вы здесь, наверно, очень д-давно? Раз не в к-курсе греческих д-дел…
– Три года и пять месяцев. Я, собственно, нахожусь в экспедиции, изучаю тропические виды чешуекрылых.
– Один?! – воскликнули оба воина. Чтоб эта рыхлая кубышка в одиночку отправилась на чужой континент?
– Ну… Теперь да. Проводник оказался предатель и каннибал, завел в свое племя, где нас попытались сожрать. Коллеги стали драться. Увы, все погибли – и племя тоже. Их было много, но мы имели техническое превосходство – цивилизация все-таки… Племя здесь жило, в оазисе. Теперь он мой… наш с вами, – поправился энтомолог.
– И к-как ловля? – иронично осведомился заика. Биолог насмешки не уловил:
– Бабочек? О! Пойдемте, я вам покажу коллекцию.
Он нырнул в заросли, где таилось нечто вроде шалаша. Воинам лезть туда не захотелось: кроме всего прочего, это боеготовность снижало. Вдруг в оазисе еще какие сюрпризы поджидают? Тогда деятель сам вытащил планшет с наколотыми разноцветными тварями; некоторые были ужасающе громадны, крыло в ладонь.
– Вот эти два вида до меня были неизвестны, – сказал ученый, потупясь с ложной скромностью. – Я назвал их Anteus Grandiosus и Anteus Anteus. Обратите внимание на перламутровый окрас изнанки…
– Зашибись, – высказал авторитетное мнение Стебокл. Профессор осекся, смерил солдата сожалеющим взглядом и вернул планшет на место. Потом спросил:
– Господа, а вы-то как здесь очутились?
– У нас было дело в Океане, – ответил командир. – Случился шторм, судно в дрова. Теперь идем в Египет, попытаемся домой уплыть. Богам было угодно, чтоб выжили мы двое…
– Богам? – скептически улыбнулся Антей.
– Кому же еще?
– Извините, Геракл… тут вы не совсем правы… Я, конечно, глубоко уважаю ваши религиозные чувства, однако как ученый…
Шеф опешил:
– Вы хотите сказать, что богов нет?
– Ну… не то чтобы так уж прямо… – замялся Антей, косясь на меч собеседника. – Как представитель науки я стараюсь всем явлениям находить логические объяснения… И такие объяснения всегда есть! Вот вы утверждаете, что уцелели по воле богов. Между тем, согласно теории вероятности, некоторый процент потерпевших бедствие просто обязан выжить! Я вот выжил. Это объективный закон, и уверяю вас, боги тут абсолютно ни при чем!
– Хм… – Геракл задумался. – Если богов нет, то кто создал вчерашнего небесного кентавра? Очень похожего, кстати, на моего павшего бойца Антриппоса…
– Как вы сказали? Кентавра? Hippoellinus Vulgaris? Извините, Геракл, но тут вы хватили через край. Кентавров не существует, – уверенно отрубил Антей. Заявление было столь нелепо, что командир смог только вытаращить глаза и промямлить:
– Чего?!…
– Так называемые кентавры – типичный продукт простонародной фантазии. Моим коллегам с кафедры зоологии неизвестен ни один документально подтвержденный факт, свидетельствующий об их реальности.
– Послушайте, но… Мы с Антриппосом лет десять в походах!
– Ай, бросьте! Кентавров нет, наука доказала это неоспоримо.
– Вы что, н-на-намекаете, что шеф врет? – угрожающе надавил Стебокл. Антей мудро улыбнулся:
– Отнюдь. Вы оба, господа, стали жертвой явления, известного под названием «галлюцинация». Это легко объяснить тяготами пустынного перехода. Обезвоживание мозга, знаете ли, приводит к… ну, не будем драматизировать. С научной точки зрения, вполне допустимо возникновение и возвратных иллюзий, то есть произошедших якобы в прошлом, в те десять лет, о которых вы говорите. Легенды о Hippoellinus воздействовали на вас с детства, и даже сделавшись имаго, то есть половозрелыми особями, вы не освободились от их зомбирующего влияния. А оптические явления в здешней атмосфере я сам наблюдал неоднократно. Не думаю, что следует привлекать мифических «богов» для объяснения этого феномена. Я уверен, что его суть всецело научна и лежит в области физики газообразных тел.
Сию лекцию прочел он так веско и спокойно, что воины поглядели друг на друга в полном недоумении.

Командир решил: отдыхать! После песчаного броска требовалось восстановить силы. Бойцы пили воду и объедались, лежали под пальмами и слушали шелест ветра в ветвях… На четвертый день возобновили тренировки: бег, борьбу, метание копья.
Уходить не хотелось, слишком уж память жгли пустынные мучения! Даже Геракл поддался малодушию и день за днем откладывал старт. В самом деле – куда спешить?
Отдыху мешал лишь новый товарищ. Намолчавшись за годы, Антей вещал не переставая. Это бы ладно, доставало другое: он был абсолютно приземлен, не верил ни в богов, ни в чудеса, ни в судьбу, ни в душу. Всё у него сводилось к простым материальным процессам, к пищеварению, размножению и трем законам Ньютона.
Боги не творили мир, три слона влезли на китов исключительно в результате эволюционного развития. Затем, согласно закону кванто-механического онтогенеза, поверх слонов кристаллизовался диск Земли, сейсмические процессы случайным образом распределили на нём моря и континенты. И все живые организмы никто не творил, они случайно, хаотически самозародились.
– Но постойте, – Геракл бережно указал пальцем на одну из бабочек в коллекции. – Глядите, как она сложна и совершенна! Все ее части безупречно подогнаны друг к другу, всё целесообразно и разумно. Она такой получилась случайно, без Божьего замысла?
– Несомненно.
– Тогда давайте изрежем вот этот лист вашей книги на отдельные буквочки, засунем в амфору и будем трясти. И иногда высыпать на стол. Из них сложится текст монографии? По сложности он ведь с бабочкой сопоставим.
Профессор чуть замешкался, потом безапелляционно ответил:
– Сразу не сложится. Но если повторять опыт бесконечное число раз, сложится непременно.
– Вы уверены? – иронически спросил командир. Антей отрезал:
– Это научный факт!
Все ученые твердят сию фразу, когда неспособны что-либо доказать…
Далее, он уверял, что Гелиоса нет; солнце – это исполинский факел из смолы и нефти, движущийся по стеклянному своду неба; от свода иногда отделяются и падают осколки, мы называем их «метеоритами». Поступки людей определяются не богами, совестью и прочими мифическими категориями – а комплексом из условных и безусловных рефлексов…
Спорить с ним было невозможно. При любом возражении он надевал мудро-скептическую профессорскую ухмылку, означавшую: «Стану я еще время на тебя тратить, невежда и ничтожество!» Особенно обнаглел ученый, когда понял, что убивать его никоим образом не будут.
Его серая приземленность утомила бойцов чрезвычайно.
Наконец командир решил:
– Всё, пошли, Стебокл!
Энтомолог мигом вылез из шалаша:
– Господа, я с вами. Подождите минутку, я экспонаты уложу. Кафедра заждалась отчета об экспедиции.
Бойцы переглянулись. Тащить с собой эту нудную обузу? Геракл сказал без улыбки:
– Вы знаете, наука явно выиграет, если вы продолжите здесь свои бесценные исследования.
– Они в целом закончены, – быстро нашелся Антей. Он побледнел заметно. Командир возразил:
– Что вы, нет предела совершенству! Вы несомненно сумеете открыть еще несколько новых видов. Ну, а мы с товарищем не смеем больше вам мешать.
Солдаты пошли. Ученый заметался. Он догнал их и схватил Геракла за руку:
– Господа! Господа… Я, кажется, позволил себе за эти дни… Вы простите меня, это от одиночества… Я вас умоляю: не бросайте! Я пригожусь, у меня оборудование есть! Я здесь с ума сойду!
– Антей, будьте последовательны: ведь согласно закону естественного отбора слабейший должен погибнуть. Ваше сумасшествие станет логичным итогом исторического процесса, – выдал Геракл, подражая профессорским интонациям. И вдруг биолог заплакал:
– Ребята, пожалейте меня…

У Антея вправду нашлось экспедиционное снаряжение: большие фляги для воды, складная палатка. Сам он тащил два связанных бабочками внутрь широких планшета, мешок с манускриптами и флягу. Больше не мог. А ведь Стебокл сказал ему однажды:
– Подкачал бы т-ты свои мышцы тряпицевидные, что ли…
Он отдувался и молчал. В нем шла внутренняя работа. Ученый оказался одним из немногих людей, способных пересматривать свои убеждения. Он понял: воины набрели на оазис, может, и случайно, по теории вероятности; но то, что они взяли с собой его, толстого и рыхлого – уже подлинное чудо. Это милосердие, которое ни в какую схему не укладывается.
А значит, так ли уж прав он и во всем остальном? Требовалось осмыслить в новом ключе всю свою жизнь, он шел и думал. Признать же открытие вслух самолюбие не позволяло, потому он молчал.
Солдаты тоже помалкивали: берегли дыхание. Тащить им теперь пришлось много, в придачу к оружию – палатку, славный запасец воды и вяленых фруктов. Ноша радовала, но легче от этого не становилась…
Странники вернулись к морю: с каждой пройденной стадией шанс встретить какое-нибудь судно возрастал. Шли они много дней, с тяготами и лишениями, но без особенных событий – а корабли никак не попадались.
И вот греки добрались до Египта.


В ПЛЕНУ
Конечно, не стоило доверять дежурство Антею… Что взять-то с энтомолога? Но он, собака, сам вызвался! Надо ж и нам поспать когда-то…
Геракл проснулся первым, но было уже поздно. Греков окружили лысые безбородые ребята, нацелясь из луков. Под дюжину. Рыпаться не годилось: с трех шагов попал бы даже Антей…
– Стебокл, – шеф пихнул солдата коленом. – Подъем. Только без резких движений…
Солдат отворил глаз и тихо выругался.
– К-ко-командир, что делать будем?
– Сдаваться, твою мать…
– А ученый с-с-обрат как младенец дрыхнет. Часовой, ё…
Геракл попробовал испытанную тактику: улыбнулся и забормотал что-то успокоительное. Но его прервали грубым выкриком. Да, тут не Этрурия…
Биолога пнули, он всхрюкнул от неожиданности, заёрзал спросонья; его снова пнули.
Трое продолжали целиться, остальные подобрали с земли оружие и связали пленных. И повели куда-то. М-да… Такой позор Геракл испытал впервые. Главное – сам виноват. Знал же, что нельзя на Антея положиться! Привык к безлюдью, расслабился.
Кто они? Бандиты? Вряд ли. Одеты одинаково: в белые вроде как юбочки, босиком, с продолговатыми, закругленными сверху щитами. Похоже на униформу. Неужто регулярная армия? Но на черта мы египетской армии? Греция с Египтом отродясь не воевала! Делить-то нечего!
Может, экстремисты-сепаратисты, боевики оппозиции? Или террористическая организация, какие-нибудь «акулы пустыни»? Болтают между собой непонятно…
– Слышь, про-профессор, – прошептал солдат. Он хотел добавить «страж ночной», но сдержался. – Что они говорят?
Антей вину свою осознал и потому ответил поспешно:
– Не понимаю. Вроде по-египетски… Я на этом языке только несколько слов знаю: «бабочка», «купить», «до свиданья»…
– Моржу по-понятно, что по-египетски! Мы ж в Египте… Эх ты, бабочник…
Ученый все же слегка обиделся и решил укрепить свой авторитет. Он прошептал:
– А на шее вон у того – скарабей.
– Как я могу его п-по шее скоро бить, к-когда я связан? – оторопел Стебокл.
– Да нет же, скарабей – это навозный жук, Geotrupes, что значит труп земной, я по нему курсовую писал. Смотри, вон – у него еще шарик над головой. – Действительно, у одного из конвоиров висел на веревочке искусно вырезанный из камня жук. – Он катает шарик из навоза, и потому в этой стране символизирует солнце. Священное животное.
– К-кусок говна солнцем назвать… Дикари!
Стебокл плюнул. Деятель науки хотел возразить, что следует быть толерантным и не поддаваться цивилизационной ксенофобии – но не смог, потому что стражник вдруг заорал, злобно сверкая белками на смуглом лице, и замахнулся копьем. Тут всё было ясно без перевода: «Молчать, суки!!!»
Геракл примерился к веревкам, скручивающим его руки за спиной. Кажется, порвать можно. Только это ничего не даст. Грамотно конвоируют, гады: три лучника идут на изрядной дистанции, с оружием наготове. Если что, к ним не допрыгнуть – расстреляют. Черт, совсем нехорошо…
Пару часов греков гнали по бесплодным пескам, пока впереди не появились три необычайно высоких бархана. С каждым шагом они росли, подымались из-за горизонта, и наконец стали треугольными горами, на склонах которых копошились люди, как муравьи.
Горы окружал бесконечно длинный забор, мимо него и повели пленных. В воздухе густо висела пыль, доносился перестук молотков и визг шлифовального круга.
На огромном щите было начертано изысканными иероглифами-картинками:

Строительство объекта «Гиза – 3».
Заказчик – Министерство культуры, туризма и религии.
Генподрядчик – СМУ «Спецфараонстрой», г. Мемфис, Промзона, 24018 В.
Срок окончания работ…

Тут, как обычно, иероглиф смазался: то ли птичка, то ли рыбка.
Греки иностранную надпись, разумеется, прочесть не могли. Им даже не дали поглазеть вдоволь на красивые картинки, опять копьем замахали. Эта лишняя строгость Геракла разозлила.
У ворот подзадержались, пропуская арбу, запряженную парой быков. В ней везли кучу грубо отесанных, приблизительно кубических камней.
Египтяне лукавили. Не строили они пирамид, те достались им готовые – возведенные неизвестным народом в незапамятной древности. Тогда и песка в Египте не было, край процветал. Народ тот умел пилить и сверлить многотонные глыбы с исключительной точностью: между ними бритву не просунуть. Столь совершенных камнерезных станков и в двадцатом веке не изобрели… Скреплять чем-то камни не требовалось: столь огромны и столь безупречно подогнаны, они неколебимо стояли много веков.
А египтяне лишь пытались ремонтировать битую временем облицовку. И копировали великие пирамиды – в масштабе смехотворном, кривобоко, из мелких камней на растворе… Но примазаться к чужой славе очень хотелось.
Миновав стройку, пленных повели куда-то дальше. Солнце поднималось, песок начал нещадно жечь – но египтяне топали себе босиком, ничуть не страдая. «С детства тренируются, – понял Геракл. – Наверно, их пятки совсем костяные; на гвоздь наступят – гвоздь сломается… Да есть ли что-нибудь, что человеку непосильно?!»
Пустыня перемежалась с пальмовыми рощицами, начали попадаться домики из необожженных кирпичей. Вскоре повсюду стала чувствоваться цивилизация: дома делались больше и красивей, поля и сады орошала хорошо продуманная система канавок. Впрочем, канавки были сухи, и на полях шелестели от ветра умершие стебли. Засуха тут, видно, бушевала нешуточно, даже хитроумная ирригация не спасла…
Куда-то в центр ведут – значит, не бандиты. Армия или служба безопасности. Отношения между нашими странами спокойные, мы лично ничего не натворили – следовательно, сейчас разберутся и отпустят. Может, и домой отплыть пособят.
Пленников привели к высокой каменной стене. Сложили ее явно люди, а не циклопы: не из гигантских бесформенных глыб, а из кубов умеренного размера. Над стеной виднелись плоские кровли зданий и макушки пальм.
У ворот главный конвоир (с жуком на шее) опять пронзительно гаркнул. Пришлось остановиться. По бокам вход охраняли два сидячих исполина в смешных платочках на голове и с длинными приставными бородами. Нелепая мода. Даже не по-мужски как-то…
Вырублены дядьки были из целых утесов и очень впечатляли – Геракл лишь до колена бы дотянулся. За их спинами сужались кверху приплюснутые башни, а перед ними высились два высоченных каменных обелиска с острыми вершинами, тоже сплошь изрезанные иероглифами. Нет, без циклопов все же не обошлось. Эти глыбы весят ведь… страшно подумать, сколько! Как их обтачивали и поднимали??
А еще перед стеной торчало несколько мачт с флагами. Сигнальные флаги или государственные? Не разобрать.
Какая странная постройка! Что это – крошечный город или исполинская усадьба? Впрочем, без разницы – попасть внутрь необходимо: там точно сидит большой начальник, он недоразумение плена разъяснит. Только ты туда еще попади…
Всё здесь было чуждо и экзотично, Микены напоминало лишь одно: тягомоть ожидания. Оставив пленных на жаре под прицелом, конвой пустился утрясать формальности с дверной стражей. Сперва долго доказывали что-то рядовому охраннику, тыча в греков пальцем. В ответ тот недовольно бурчал, сплевывал желтой слюной и указывал большим пальцем вверх. Жест тоже вполне ясен был: «Руководству видней…» После тяжких усилий старший конвоир убедил его исполнить обязанности, и сторож удосужился куда-то позвонить колокольчиком на длинном шнурке.
Стебокл с шефом понимающе усмехались, Антей тревожно поглядывал на свои планшеты, прислоненные к стене. Всю дорогу их как трофей тащил один из египтян – оскорбительно небрежно, по мнению ученого.
Спустя минут десять в воротах появился начальник охраны – в круглом вышитом воротнике на голое тело и в юбке подлинней. С его бритой челюсти свисала черная цилиндрическая бородешка, подвязанная тесемками к круглой шапочке. Фальшивая.
– Ты глянь: свои у них вообще, что ль, не растут? – поразился Геракл вполголоса. – Башку бреют, бороду тоже… Пидоры какие-то!
– А во-воротник без ничего? Что они как б-барбосы в ошейниках? – поддержал патриотическую тему солдат. Ученый муж возразил:
– Господа, будьте терпимее к обычаям чужих народов. Мультикультурализм требует… – тут конвоир прервал его речь пинком под зад. Зубы Антея клацнули, и с этим звуком из него вылетела часть интеллигентской дури.
Начальник охраны держал чашечку кофе, оттопырив мизинец, и демонстративно зевал. Ему конвоир сказал всего несколько слов, от которых высший страж неожиданно оживился. Он оглядел пленных с интересом, как скотину на базаре, и вновь исчез за воротами. Геракл сказал:
– Ну всё, отмучились.
– Хорошо бы… – усомнился Стебокл.
И был прав. Ожидание продолжилось. Солнце палило, часовые нервничали. Полчаса еще ушло, прежде чем стража поставила штамп в путевом листе. И лишь тогда греков ввели внутрь.
Похоже, эта архитектурная загадка как-то связана с религией. Потому что колонн много. В Греции их громоздят только в храмах – и здесь, наверно, тоже: штука-то бесполезная, красивая только. Эк ведь их сколько! Даже просто так торчат посреди двора, никакой кровли не поддерживая. Для солидности, наверно. Между ними пленных и повели. Столбы могучие, фаллической формы (с головкой наверху), сплошь изрезаны восхитительными рисунками: человечки, зверушки, закорючки, множество крестов с кольцом. Мелькнул мужик с птичьей башкой и баба рогатая. Веселые эти египтяне! Тут бы погулять да рассмотреть внимательно…
Выросла вторая стена с воротами. Опять истуканы сидят по бокам, крупней прежних. У этих на головах не платки – целые амфоры без ручек напялены. Парни, вам удобно? Явно цари или боги: нормальный человек в такой кепке шага не ступит.
Ну что, где тут их большой начальник? Наверняка при нем найдется толмач, сейчас всё выясним и пройдемся по двору почетными гостями. И вот эту вереницу каменных львов с человечьими балдами изучим. А завтра домой поплывем.
Но к начальству греков не повели. Миновав крытый зал, сплошь уставленный толстыми колоннами и позолоченный, их неожиданно втолкнули в какую-то темноту и заперли. Ну и дела…
– Ты что-нибудь понимаешь?
– П-по-моему, жопа, шеф.
– А вы, профессор?
Энтомолог отозвался не сразу, голос его дрожал:
– Полагаю, молодой человек выразился экспрессивно, но п-п-правдиво…
Приехали, он теперь тоже заика! Оборотная сторона толерантности.
Мрак был непроглядный; несмотря на жару, ощущалась нормальная тюремная затхлость. Хреново: похоже, египтяне знают, что делают. Это не ошибка…
И кто-то тут есть еще, Геракл ощутил это сразу. Опасность? Путы на руках стали совсем неуютны, он напрягся и порвал веревку. Пальцы стало противно жечь от недостатка кровоснабжения, он морщась разминал их и прислушивался. Дыхание, шепот еле слышный…
Угроза? Вряд ли. Желали бы убить – давно бы уж. Наверно, такие же пленники. Вдруг по-гречески понимают? Надо попытаться наладить контакт. Шеф сказал негромко:
– Есть кто живой? Доброе утро…
Около минуты тишина аж звенела. А потом прозвучал неуверенный голос:
– Дядя?..


СВОИ
Голос… Тот – не тот? Геракл растерялся и пробормотал тоже не сразу:
– Иолай?..
Боги мои, как это может быть?! Он жив! Жив!! Дядя с племянником ощупью обнялись.
– Исхудал… Ах, черт тебя побери! – сказал Геракл еле слышно. Он давно забыл, как плачут – а теперь вдруг вспомнил. Глазам горячо стало. – Ты один?
– А вот ни хрена, нас семеро. А я так и знал, дядь, что ты не помрешь!
Иолай говорил преувеличенно бодро, но трещинка в голосе чувствовалась. Хорошо все-таки, что темно. Настоящему мужчине слезы показывать неприлично…
– Иолай… Так, – Геракл перевел дух. – Ребята, кто здесь?
Из мрака отозвались знакомые голоса:
– Кокус.
– Ну Антриппос я…
Точно! Вот это чей специфический запах!
– Я Филоктет.
– Андрос, матрос.
Следующий представился не сразу и с акцентом:
– Сигурд, гребец.
Еще через небольшую паузу прозвучал последний голос:
– Мирополк, тоже гребец.
– Ребята, черт возьми… – пробормотал командир, уже не стесняясь слез. – Слава богам!.. – и вдруг сообразил. – Мирополк?! Гипербореец! Ты жив?! Невероятно… Ну Нерей, ну бык морской…
Он замолчал на несколько мгновений, осмысливая новость.
– Так, ребята, со мной Стебокл… и еще Антей. Тоже наш, только ни хрена не уме… в смысле – профессор, уважаемый человек… Да как вы уцелели-то?!
– Где триеру разбило, там недалеко островок оказался, – сообщил Иолай. – Нас туда и вынесло. Маленький, метров пятьдесят – однако пальмы и родник есть. Еще птицы тусуются на скалах, галдят, как микенский базар, уши закладывает! Мы там торчали полмесяца, птиц жрали и финики. Скучно стало. Плотик связали и поплыли, Андрос за шкипера. Отличный моряк, кстати! Даже парус поставили: от триерного кусок уцелел. Еле пробились в Средиземное через Гибралтар: ветер боковой был…
– На плоту ж галсами не полавируешь, – вставил кто-то, очевидно матрос. Племянник продолжил:
– Ну да… Потом еще на берегу прождали неделю, встречный дул, западный… Затем попутный начался, и мы быстренько вдоль Африки – вжик! А тут нас египтяне захапали, двумя галерами в клещи взяли – пришлось сдаться… А вы со Стебоклом на берег выплыли? Я так и думал. Пешком шли? Далековато… Погоди, а взяли-то вас как?
Геракл замялся, даже сквозь мрак ощутив умоляющий взгляд Антея, и буркнул невнятно:
– Проспали… Что от нас египтянам надо?
– А это тебе лучше Филоктет ответит.
– Я и по-египетски малость секу, – признался одноклассник Иолая. – Они между собой обсуждали, я понял в общих чертах. У них засуха несколько лет, Нил не разливался почему-то. Тут же всё земледелие на Нильском иле завязано, разлив каждый год, и на поля его приносит… И вдруг хоть ты тресни – не разливается! Они и богов своих молили басурманских, и ведрами ил пытались черпать, и экспедицию гидрологов в верховья посылали… А тут возьми да и приплыви прорицатель с Кипра: центр эзотерический хотел в Мемфисе организовать, экстрасенсов-астрологов учить. Пошел в министерство за лицензией, а ему и говорят: «Прорицатель? – докажи! Ну-ка объясни, почему засуха!»
– Ну, и ч-ч-чего он? – спросил невидимый Стебокл. Филоктет ответил:
– Уж не знаю, какой он был прорицатель, но мозгами точно не атлет. Потому что возьми да и ляпни: «Боги хотят, чтоб вы принесли в жертву всех чужеземцев, а также лиц без определенного места жительства!» С чего он это взял? Может, правда голос какой услышал… Только думать надо, что говоришь! Чиновник ему: «Подождите, товарищ, будет вам сейчас лицензия». А сам за дверь и к страже. Повязали киприота и первым в жертву – он ведь сам чужеземец и прописки не имеет!
Стебокл захохотал:
– И п-правда мудозвон!.. А Нил чего? Растекся?
– Ага. Щас. Ну, жрецы решили: недодоз, богам еще надо. Бомжей у них тут мало: климат жесткий в засуху, сами мрут. Человек десять всего похватали. А теперь всех иностранцев ловят – и нам не повезло.
– Во уроды! – с чувством врезал Стебокл.
– И отпускать нас им нельзя. Если вернемся и расскажем – это повод для греко-египетской войны, – подытожил Геракл, еще ребенком обученный разбираться в политике.
Антея подмывало добавить насчет непонимания египтянами причинно-следственных связей: где жертвы и где Нил? Как одно может влиять на другое?! Да и насчет богов – кои, являясь мифологическим вымыслом, никак не могут нуждаться в жертвах или их требовать.
Но он смолчал. Обещал ведь Гераклу сдерживать свой скептицизм, да и вообще, после ночного инцидента лучше помалкивать…
А шеф произнес задумчиво:
– Их тоже можно понять… Целая страна загибается – поневоле озвереешь…
– Дядь… ты чего? – опешил Иолай. – Хочешь им в жертву отдаться?
Геракл ответил не сразу.
– А когда… церемония? – спросил он.
– Вообще-то завтра, – сообщил Филоктет. – У них какой-то праздник большой, нами закусить хотят… Ну, то есть фигурально. И кстати, с особым цинизмом. Одного их бога враги в куски покромсали живьем и в поле разбросали – они хотят и нас так же… Типа, может, богу понравится, подобреет.
Повисла тягостная пауза. Затем невидимый энтомолог промямлил дрожащим голосом:
– Живьем?.. В куски?.. Это произвол, нарушение международного права! Они не посмеют… У меня мировое имя…
Командир пресек нытье:
– Есть план?
– Да какой там план… – помедлив, неохотно отозвался Иолай. – Они оравой явятся и под прицел возьмут с дистанции… Честно говоря, мы уже с жизнью попрощались…
В темноте дыхание десяти приговоренных было почти не слышно. Геракла мороз по коже продрал: ему показалось, что все уже умерли. Он отогнал это ощущение, справился с собой – и лишь тогда нарушил тишину:
– Ладно, у нас еще сутки. Будем думать…
Да уж, подумать есть о чем. А если действительно после жертвы разольется проклятый Нил – и тысячи людей избегнут голодной смерти? У богов свои причуды… Вдруг прав злосчастный прорицатель? Смеем ли мы противиться? Я всю жизнь старался людям помочь, умереть был готов за них – что ж теперь-то?
Но ребят тоже нельзя на бойню отдавать. Будь я один, я бы, наверно… а хрен знает! Может, и не стал бы защищаться. Не знаю… Но ребят нельзя. Они служить шли, а не жертвовать.
Но как спастись? Если откровенно, впрямь похоже на безнадегу. Египтяне – прирожденные конвоиры, к тому же эта жертва для них слишком важна. Они настроены всерьез и очень постараются не облажаться.
Геракл почувствовал, что его начинает засасывать уныние. Этого нельзя допускать, и он заговорил, пытаясь самого себя подбодрить:
– Вас тут кормят?
– Раз в день, мало очень! – проворчал Антриппос характерным гулким басом.
– О качестве вообще молчу, – вставил Кокус. Шеф уточнил:
– Дверь отпирают?
– Нет, в ней окошечко на замке, лепешки из дерьма какого-то суют и воду в кружке, – ответил Иолай. – Мы уж прикидывали – бесполезно. Даже голова не пролезет. Кстати, кружку обратно сразу требуют.
– Подкоп?
– Пол каменный везде, и плиты подогнаны, не подденешь. Пробовали.
– Других дверей нет, конечно?
– Нет. Всё обшарили. И ни одного окна.
– И ни оружия, ни инструментов каких?
– Увы.
– Ну что ж… – размышлял командир. – Здесь мы бессильны. Значит, можно действовать, только когда нас отсюда выведут. Нужен фактор внезапности.
– Извините, господа… У кого-нибудь руки свободны? Может, вы нас развяжете? – вмешался ученый. – А то больно очень…
– Вы что, до сих пор связаны? – поразился Геракл. Он об этом совершенно забыл. – И ты, Стебокл? М-да… Профессор, идите на голос. Не видно ни черта. Сейчас… Теперь ты, солдат. Иолай, у тебя все свободны?
– Да. Нас развязали, когда привели. Двенадцать дней назад. А то б мы жрать не смогли.
– Развязали, говоришь? – переспросил шеф. – Погоди… погоди… погоди… мысль идет. А нас не развязали! Знаешь, почему? Чтоб не трудиться лишний раз! Жертвоприношение-то завтра, а до завтра мы как-нибудь протянем связанные и без еды… Так они решили. Правильно?
– Возможно… – неуверенно отозвался племянник. А заика вдруг обрадовал:
– К-к-командир, т-ты гений.
– Погоди, еще не знаю… – отмахнулся Геракл, но Стебокл торжественно надавил:
– А я знаю! Г-говоришь, внезапность? Мы же с-с-с-с-связанные д-д-для них! Они т-так д-д-думают! – от волнения он заикался сильнее обычного. – И еще они не з-з-з-з-з-знают, что мы з-з-з-з-з… что мы з-з-з-з-з…
– Знакомы?! – подхватил Геракл, догадавшись. Никогда нельзя договаривать за заик, им это очень обидно – но сейчас было не до сантиментов. – Стебокл, это ты гений! Они же правда не знают, что мы одна команда! Если не подслушивают, конечно… – он невольно приглушил голос. – Так, что мы из этого имеем? Завтра вы нас снова свяжете для виду, нашим узлом – а мы его в нужный момент… Вот и внезапность! Жаль только – Антей, извините – пользы с вас в этом деле… Ну что ж, будем вдвоем со Стебоклом, уже что-то…
– Господин, вы позволите? – донесся чей-то голос. – Это Мирополк. Ничего, если я скажу? Я понимаю, я раб…
Командир усмехнулся:
– Говори, гипербореец. Сейчас мы тут все рабы.
– Я хотел только спросить: у Антея есть какие-нибудь особые приметы? Резко запоминающиеся?
– Да нет вроде. Борода, средний рост, полноват несколько… Простите, профессор, мы о вас в третьем лице… И что из этого?
– Тогда, я подумал, – продолжил гребец, – что его можно подменить. Связать кого-то из бойцов, египтяне разницы не заметят… И вас уже будет трое.
Геракл задумался.
– Хорошая мысль, – подтвердил он через минуту. – Только… Антей несколько в возрасте, а мои ребята молодые все. Крисанф погиб… Молодого они сразу вычислят. Увы, отпадает… Жаль, мысль действительно хорошая…
– Тогда… – сказал Мирополк после паузы. – Тогда свяжите меня. Мне сорок пять. И я кое-что умею.
– Ты серьезно? – спросил командир слегка иронически.
– Я князь… я был князем, – поправился гипербореец. – В моем сословии боевая подготовка обязательна.
Рабам доверяться Гераклу еще не приходилось. Поэтому молчал он несколько минут и наконец решил:
– Идет. Ты уж не подведи, гребец. Без оружия драться умеешь?
– Доводилось, – кратко ответил Мирополк, и командир в него сразу поверил. Голос правильно звучал, как надо. Теперь следовало выяснить еще одну подробность:
– Филоктет, ты не в курсе, где это будет происходить? В зале? На улице?
– Нет, командир. Не знаю.
– Что ж, придется импровизировать… Ладно, ребята, утро мудренее. Всем спать, надо сил набраться.
Последний приказ был весьма уместен. Семь арестантов почти не спали в эти двенадцать дней – предвкушение неминуемой гибели как-то не располагало… Теперь, с Гераклом, все приободрились.
Камни вытягивали тепло из тел. На полу кое-где валялись циновки из тростника, на всех их не хватило, поэтому спать все равно пришлось по очереди. Антриппос дремал стоя, опершись локтями на свои лошадиные бока и опустив голову на грудь – не очень удобно, но сносно; а копыта не мерзнут. Параша воняла, ее не меняли уже три дня. Ничего, терпеть недолго…
Важно не утратить в темноте чувства времени и успеть связаться. Если египтяне увидят троих новеньких свободными – всё, конец. Еще тревожило: не подслушали ли враги их разговор? Говорить старались тихо – но мало ли?..
Еды в этот день не принесли вовсе – как Геракл и ожидал. Зачем смертника кормить…


БОГОСЛУЖЕНИЕ
Внутренние часы не подвели, шеф проснулся. Сейчас светает – там, где небо видно… Неизвестно, когда придет стража, но лучше подстраховаться, взять запас времени.
Иолай связал его, Мирополка и Стебокла специальным узлом, в темноте важно было не ошибиться количеством петель. Все потренировались в молниеносном освобождении от пут и были связаны снова.
Прошло несколько часов. Пленники больше не разговаривали, на душе было погано. Как ни крути, пусть Геракл и здесь – но сейчас их поведут убивать в извращенной форме… У связанных сильно затекли руки, но снимать веревки не рисковали.
А вошли они внезапно. Лязгнул засов, дверь распахнулась, и в темницу мгновенно влетел целый отряд. Очень грамотно. Сначала ворвались трое с факелами, и пока узники на миг ослепли от яркого света, в каждом углу уже оказалось по стрелку в боевой стойке. Геракл оценил мастерство. Он вчера прикинул вариант напасть на вошедшую стражу – но передумал, предвидя нечто подобное.
Семерых скрутили, кентавра даже стреножили, чтоб мог лишь мелкими шажками передвигаться. Они не знали, что Антриппос служит в спецназе и отлично поставил удар обоими задними копытами, пятидюймовую доску пробивает… Троих связанных удовлетворенно осмотрели и не тронули. Слава богам! Значит, разговор не подслушан.
Геракл успел шепнуть:
– Антей, когда начнется, постарайся в какую-нибудь щель залезть и сиди тихо. Сам понимаешь: тебя охранять несподручно будет.
Ученый кивнул невнимательно. Он жадно глядел на Антриппоса, которого впервые увидел. Натуральный живой Hippoellinus Vulgaris! Великолепный экземпляр! Они существуют! Какой сюрприз для Сиракузской кафедры зоологии! Воображаю их рожи… Академик Аристоклет точно от инфаркта помрет, козел старый. Туда ему и дорога, нефиг было против меня голосовать на защите, я всё помню!..
Но нужно привезти строгое научное доказательство. Не поверят ведь, зануды. Так… Убедить бы этого с собой съездить! Его там, конечно, на экспериментальные материалы разберут: хлороформ в нос и под ножик – но можно об этом заранее не предупреждать… Интересы науки превыше всего!
Антей был настоящий ученый. Восторг открытия так захватил его, что даже вытеснил страх смерти.
Их вывели в зал, уставленный столбами, как лес густой. В тесноте колонн лучники стали неэффективны – но египтяне это учли. Пленных вели врозь, поодиночке, и за каждым следовала пара солдат с обнаженными мечами. Геракл поморщился. Неужто предусмотрено вообще всё? Так не бывает. Конвой должен хоть в чем-нибудь ошибиться – главное, не прозевать.
Греков вывели на двор, кишевший народом. То явно были простые граждане, допущенные к таинству: бросилась в глаза их худоба и изможденные лица. Те, кто к власти примазались, не голодают ни при каких бедствиях…
Народ оттесняло с дороги военное оцепление. Жители стояли молча, привыкшие к дисциплине – но во всех глазах горела жажда чуда. Никто из них не желал зла этим несчастным чужеземцам, даже сочувствие кое-где мелькало – но все очень хотели есть, а для этого нужен разлив Нила.
Да… Вчерашняя дилемма перед командиром ожила во плоти: страждущие люди вокруг – и ведомый впереди Кокус, оборванный, отощавший, безо всяких признаков поварского брюшка… Но спасти своих можно реально (если повезет), а разлив Нила – штука абстрактная и очень гипотетическая. Антей молчит, но мыслит-то правильно: где связь? Да и вообще, гиперборейцы говорят: «на чужой беде счастья не построишь». Если они нас сейчас убьют, впрок им это не пойдет.
Со двора пленных ввели снова в помещение с колоннами – стоящими теперь не сплошь, а только по бокам. В этом зале никого больше не было. В центре торчало несколько больших, черных, гладко обтесанных камней – тоже сплошь в иероглифах, конечно. Во всем этом громадном комплексе зданий нигде места гладкого нет, тошнит уже от картинок…
Положение оставалось безнадежным: греков выстроили цепью, и в спину каждому уперлось по два острия. Антриппоса вообще четверо охраняли. Когда же они наконец ошибутся? Можно ли на Мирополка в бою рассчитывать? Или он так, красиво помереть решил?
Вскоре с улицы донесся рокот толпы, будто море штормило. Гул усиливался. Через несколько минут из этого мнимого моря в широко распахнутую дверь вплыла… лодка! Настоящая, с высоко задранными носом и кормой. Ее медленно несли люди в длинных одеждах. Ну ясно, что-то церковное…
Вслед за лодкой торжественно вошел мужчина с невероятно громоздким сооружением на голове (рога, круги, завитушки), с длинной приставной бородой из блестящего металла и в роскошном одеянии. Золота многовато на нем блестело, безвкусно. Поверх костюма наброшена леопардовая шкура. В скрещенных на груди руках он держал две палки, одну с крючком на конце, другую – с висячим хвостом. Походочку выработал – плавная, незаметная, в балете цены б ему не было…
За ним следовали двое – один с шестом, второй с широким опахалом из разноцветных перьев, им он над головой у величавого помахивал. Ну ясно, главный тут он.
Дальше шла целая вереница уверенных в себе мужчин, тоже в леопардовых шкурах поверх одежды, но в шапках попроще и без опахальщиков. Некоторые лысинами сверкали. Да, в самом деле: тут ни у кого не было натуральных волос – кто-то носил парик из мелких косичек, прочие блестели голым черепом. Скинхеды, мать вашу…
Процессия втекала внутрь неторопливо и чинно, в течение получаса. Зал наполнился – но только элитой, простонародье не впустили. Помпезные люди закрыли дверь и начали бубнить что-то, кланяясь лодке, воздвигнутой на пьедестал из черных камней. Возле нее стоял величавый с двумя палками; он не кланялся. Видно, он к лодке приравнивался по значению, был такой же неподвижный и бесстрастный.
В полумраке за лодкой маячила еще одна горстка людей, тоже бритых налысо и одетых просто, без роскоши и побрякушек. Прислуга, наверно. Геракл подметил странность: они держались спокойно, без подобострастия в позах, и служить кому-то явно не собирались – но выводов не сделал. Слишком мало информации.
Между тем, то были Верховные жрецы, истинные правители Египта, люди очень высокой степени посвящения в тайны бытия! Это они вырабатывали стратегические идеи, которые потом усердно исполнял фараон. Однако не только греки, но и большинство местных не подозревало об их существовании.
В чашках на треножниках дымилась ароматическая дрянь, от которой начала подозрительно кружиться голова – как тогда, у нимф в Этрурии. Этого еще не хватало! Ясность сознания надо сохранять.
Бубнили долго, порой перемещаясь и всякими предметами орудуя. Блестело, гремело, мелькало. Обряженные хищными шкурами иногда выли во весь голос, потом падали на колени, снова вскакивали – обезьяны, да и только! Огни в замысловатых сосудах то вспыхивали ярко разноцветными оттенками, то почти гасли. Пиротехника качественная – но непонятные действия всегда утомляют… Мечи упирались грекам в спины.
И вот жрецы смолкли.
Величавый, так и держа крестом на груди свои жезлы, отошел от плавсредства и приблизился к пленникам. Он медленно проследовал мимо их строя, бросая взгляд на каждого, и остановился напротив Геракла. Вылупился неприятно. В этих глазах не горело злобы, не светилось в них и сочувствия – там стояла ровная гладкая стена. Взгляд человека, пресыщенного властью и безнаказанностью, взгляд земного бога.
Так и есть, это был фараон, царь местный. Ублажать богов Нила предстояло лично ему. Геракл сразу это понял. Тут таился шанс.
Фараон первой жертвой выбрал его. Это тоже было хорошо – командир не знал еще, чем именно, но предчувствовал. Он постарался сыграть испуг, чтобы фараон бдительность потерял. Удалось ли – неизвестно: глаза царя остались непроницаемы. Полированная металлическая борода висела на двух тесемочках не вплотную к его челюсти, а с зазором, чтобы он рот мог открывать. Комроты невольно усмехнулся.
Фараон крикнул что-то и вернулся к лодке на черных камнях.  Командира подтолкнули остриями туда же, но он успел значительно взглянуть на Стебокла.
Камень тускло блестел, местами в нем переливались фиолетовые огоньки. Нехороший камень, из него истекает какая-то темная энергия. Если ошибусь, то сейчас на нем прервется моя жизнь. А потом и всех наших. Ладно, царь, ты сам напросился…
Геракла поставили спиной к камню, он почувствовал локтями его холод. Вдруг узел не развяжется? Ничего, порву… Сил должно хватить, паники вроде нет в душе. Плохо, что сутки без еды. И очень хорошо, что они не знают о нашей спецподготовке. Шанс есть. Двое с мечами стоят по бокам, но мы попробуем их обогнать…
Фараон положил на второй камень свои жезлы и взял длинный нож диковатой формы. Геракл распустил узел на веревке, камень за спиной скрыл это движение. Фараон шагнул к нему. Поднял нож на уровень груди.
Что произошло дальше, никто не понял. Но через мгновение фараон уже корчился, прижатый левой рукой Геракла, а в правой командир держал у его горла нож. Корона вместе с приставной бородой тяжко грохнулась на пол, и возле лица командира засиял голый царский череп.
– Бросай оружие!!! – оглушительно заорал Геракл. Нужно их шокировать, отвлечь внимание. Египтяне не поняли приказа, но дрогнули, дружно глядя на своего царя в столь жалкой позе. Соблазнительное зрелище, редкое… Спустя секунду Стебокл и Мирополк были уже свободны и вооружены мечами – гипербореец даже двумя, в каждой руке. Ай молодцы ребята!
– Бей охрану! – скомандовал шеф. Сам он был вынужден держать царя, на которого враги постоянно отвлекались. Верная тактика. Вообще-то брать заложников – не наш метод, но сейчас иначе никак.
Началась свалка.
Мирополк показал замечательное двуручное фехтование, короткие мечи сверкали, как спицы в колесе. Обеими руками владеет! Геракл особенно оценил, что мечи-то чужие, непривычные, да и вряд ли безупречного качества (у простых солдат взяты, кто им будет баланс отстраивать?) А гипербореец как родными орудует. Славный боец.
Антриппос страшно бил связанными задними ногами, выгибаясь всем конским туловищем и чудом удерживая равновесие. Один наивный египтянин попробовал загородиться щитом – и улетел спиной в колонну, аж стены вздрогнули. Вечная память…
Иолай ударил своего охранника головой в лицо – руки-то связаны! Тоже вариант.
Ну, Стебокл – он и есть Стебокл. Прилично, но если б египтяне были более собраны, на царя не озирались – несколько тяжелых ран получил бы. Открывает левый бок – ай!.. На щит надеется по привычке. А серповидный удар ногой – это он хорошо сымпровизировал, неожиданно.
Геракл сам бы не ответил, как он успевает анализировать работу учеников, будучи сам занят. В бою время для него каким-то чудом замедлялось. Видимо, помогал большой опыт и ответственность за ребят.
В считанные минуты конвоиров перебили. Пол в кровище. Вы хотели жертв?.. Жрецы испуганно втиснулись в угол, такого напора никто не ждал. Связанный Антей комично жмется к ним, подальше от битвы.
Нашим веревки разрезали, все живы вроде. Вооружились. Вот такая дислокация мне больше по душе! Теперь, пока не явилась подмога, надо прорываться. Ну что, фараончик, будешь живым щитом. Ага, взгляд человечий прорезался! Ты уже не бог, да, когда лезвие у горла? Я постараюсь тебя не убивать, но в конечном счете это от твоих орлов зависит.
– Понимаешь по-гречески? – спросил он фараона, перегнувшись через его плечо. Тот кивнул. – Молодец! Ты ведь царь? – заложник кивнул снова. – Очень приятно, ваше величество, а я Геракл. Сейчас мы выйдем, ты скажи своим, чтоб отстали. А я тебя потом за это отпущу. Честное слово. Сделаешь? – фараон поморщился, но кивнул. – Ну вот и отлично. Пошли, ребята. Я первый.
Он отворил дверь и шагнул, держа перед собой фараона. В них тут же нацелился десяток луков. Царь что-то крикнул, луки опустились.
– Попроси бросить под ноги, – приказал Геракл. – Не доверяю я им…
Царь повиновался, и лучники сложили оружие. Хорошо, теперь им для стрельбы нужны несколько секунд.
– Айда, ребята!
Бойцы выскочили на двор и закрыли спину командира полукругом, выставив щиты и мечи. Антей в середине оказался. Браво! Мы же это не отрабатывали, и точного приказа я не давал! Варяжский гребец тоже ничего держится, а вот у матроса стойка неуверенная.
Греки плавно, не нарушая боевого порядка, двинулись по двору. Толпа расступалась. Египетские солдаты настороженно шли по пятам.
Путь был долгий, все взмокли от напряжения. В темном зале со множеством колонн враги могли напасть внезапно – но очевидно, были к этому не готовы. Снова двор. Народ везде толпится, мешает проходу. Это скверно, время работает против нас. Если успели послать за подмогой, сейчас она явится.
Вот и выход. Тут тоже народа и солдат хватает.
– Слушай, величество, теперь нам надо отсюда уплыть.
– Нил вправо, – кратко ответил царь, с достоинством и с акцентом. Сохраняя оборону, греки повернули к реке. Местные гвардейцы шли следом.
Нил открылся вскоре – широкий и неспешный, как Эридан. Нет в Греции таких рек, увы… Вдоль берега густо зеленели пальмы. А вот и причал, несколько кораблей стоят. Очень удачно: на одном из них копошится команда – матросы и гребцы! Только приплыл или отходить собирается. Значит, нам туда дорога…
– Так, государь, сейчас мы с тобой поплывем вон на том кораблике до самого синего моря. Прикажи своим нас не преследовать.
– Ты обещал меня отпустить, – напомнил фараон.
– Конечно отпущу, на фиг ты мне сдался! Но пока потерпи. Согласись, ты ведь неправ, что решил нас в жертву принести! Некрасиво. Есть же законы гостеприимства…
Фараон целую минуту смотрел Гераклу в глаза, потом резко скомандовал своим. Те остановились. Греки взошли на корабль, и царь уже по собственной инициативе повелел что-то оторопевшему капитану.
– О чем он? – еле слышно спросил шеф Филоктета. Лучше пока скрывать, что один из греков понимает по-египетски… Филоктет кивнул: все в порядке.
Корабль отчалил и устремился вниз по течению. Гребцы налегли на весла. Никто их не преследовал, на берегу признаков погони тоже не наблюдалось.

В это время Верховные жрецы совещались в потайной комнате. Захват царя немного удивил их, но не обескуражил. Его смерть в их планы не входила: наследник слишком юн, династический кризис грозит неприятными хлопотами. Однако жрецы сошлись в своих предвидениях, что фараон уцелеет. Интуиция подводила их крайне редко.
Решали другое: следует ли убить греков? Это было в их власти.
Нет, собственной армией или спецслужбами Верховные жрецы не владели и формально не имели права командовать силовыми структурами государства. Но они в том и не нуждались. Их уровень миропонимания позволял прямиком воздействовать на судьбы людей более слабых духовно – то есть большинства населения Земли. И если жрецы приговаривали кого-то к смерти, обстоятельства начинали сами собой вести его на погибель. Нахальные греки могли напороться на шторм, на флотилию пиратов, на чудище подводное – детали жрецов не волновали.
Мнения разделились.
Нет, греческого вторжения никто не боялся: ни одна страна не станет воевать из-за обиды каким-то там своим гражданам. Она может использовать это как предлог для нападения, если у нее уже сформировались реальные причины это сделать; но Элладе идти в Египет незачем. И флота десантного нет. Так что войны не будет.
Обсуждали иное.
С одной стороны, избегнув смерти, греки нарушили волю богов (на самом деле их волю, но жрецы предпочитали говорить о богах. Профессиональный жаргон). Это может необоснованно задрать самооценку сбежавших, что приведет к гордыне и разрушительным последствиям для окружающих. Это внесет дисбаланс в мировой порядок – и должно быть предотвращено.
С другой стороны, в их накачанном предводителе ощутился потенциал. Внешне он никак его не проявил, действовал примитивно, физической силой – но некоторые едва уловимые нюансы показали, что парень готов созреть. Может, через год, или через десять лет, или никогда. Но задатки есть.
Верховные жрецы всегда заинтересованы в появлении новых подобных себе, независимо от их гражданства и национальности: это улучшает структуру мироздания. Чем больше людей понимают, тем упорядоченней становится хаос. На таком уровне расстояние и языковой барьер перестают быть помехой.
Если грек-атлет дорастёт, то он сам минимизирует ущерб от своих зарвавшихся подчиненных. Дать ему шанс или подстраховаться?
Жрецы обсуждали этот вопрос очень долго, минут десять. И голосованием утвердили вердикт.


Опять в море
Вскоре река стала разветвляться: начиналась дельта. Капитан мог свернуть с правильного фарватера и привезти их куда-нибудь в засаду, поэтому Филоктет чутко слушал, слоняясь по палубе будто бы без дела. Но подозрительных приказов не звучало. Матросы мудрили с парусом, ловя боковой ветер, гребцы трудились, Мирополк и Сигурд поглядывали на них с некоторым удивлением.
– Отвыкли коллег со стороны видеть? – усмехнулся Геракл. – Хватит, наломались. Не хочу выглядеть пафосно, но отныне вы не рабы.
Бывшие гребцы глядели на него напряженно. Он не шутит?
– Но господин… – осторожно сказал Сигурд с северным акцентом. – Мы принадлежим не тебе, а Эврисфею…
– А это моя проблема. Вот выберемся отсюда – и поступайте, как знаете: домой подавайтесь или вливайтесь в Роту. Впрочем, с тобой, Мирополк, нам по пути. – Гипербореец вскинул удивленный взгляд, но промолчал. – А ты, Сигурд, раньше ведь был солдатом?
– Да, госпо… – скандинав запнулся, Геракл кивнул ободряюще. – Да, командир, – твердо закончил Сигурд. – Я служил в дружине конунга.
– У тебя странная стойка.
– Я привык к двуручному мечу, командир. У вас на юге таких нет.
Геракл повел бровью. Действительно, он лишь смутно слышал когда-то от Хирона о длинных и тяжелых мечах, которые иначе как обеими руками не поднять. В практике он с ними не сталкивался.
– Ты и коротким бился достойно. Троих положил?
– Двоих, командир. Третий ранен. Если грамотно лечить, через месяц встанет.
Геракл улыбнулся и пошел на нос, где фараон был привязан вдали от соплеменников, дабы пресечь тайные контакты.
– Ваше величество, вы сдержали слово: погони нет. Я готов высадить вас на берег тотчас – или, если хотите, дождемся встречного корабля, чтоб вам пешком не топать. А это судно мне придется пока реквизировать. Ваше решение?
Властитель хотел гордо потребовать немедленной свободы – но одумался. Он с детства не ходил пешком подолгу: охотился с колесницы, на церемонии выезжал в парадных носилках… На берегу полно крокодилов, чуть дальше начинается выжженная пустыня, а населенных пунктов в этом районе почти нет… Да ну ее на фиг, эту гордость! Он ответил кратко и очень независимо:
– Плывем.
– Хорошо, ваше величество. Сейчас я вас развяжу, только пообещайте не вести с моряками секретных переговоров.
Между этими людьми сложились какие-то особые отношения. Фараон не привык иметь врагов: в своей стране он считался богом, а с богами враждовать бессмысленно. И вдруг увидел равного себе противника. Это его поразило. Он почувствовал в этом греке истинное благородство. Обмануть его означало унизиться самому.
Никогда в жизни фараон не боялся унизиться, ибо боги безгрешны независимо от их поступков. Грязь не липнет к ним, они могут предавать, грабить и развратничать как угодно – это ничуть не убавляет их величия. Кто вправе бога судить?!
Но теперь ему позарез стало заслужить уважение этого безвестного грека. Царь словно сделался мальчишкой, который с трепетом ждет похвалы от учителя. Это было так свежо и необычно, даже окрылило! Он стал вдруг живым человеком, а не только государственной функцией.
Разумеется, монарх ничем не выдал своего состояния, только буркнул:
– Обещаю.
И Геракл его сразу развязал.

Вниз по течению, плюс гребцы и ветер – скорость получилась приличная, и к ночи галера выскочила в море. Отойдя в сторонку от главного фарватера, шеф приказал бросить якорь и отдыхать. Стражу, конечно, выставил: Антриппоса, Иолая и Кокуса. Днем отоспятся. Следить предстояло и за морем, и за египетской командой, так что одним часовым не обойдешься.
На рассвете стража заметила идущее к Нилу судно. Финикийское. Фараон благоразумно предпочел не связываться с новыми иностранцами и пока остался на борту.
Солнце всходило безоблачно, чайки летали туповатые спросонья.
– Куда вы намерены отплыть? – спросил командира Антей.
– В Понт Эвксинский.
Еще бы! Мирополк здесь – значит, воля богов на то, чтоб мы всё-таки двинулись к саду Гесперид. Гипербореец пояснил, что да, идти надо именно так, как греки полагали с самого начала: через Проливы в Понт, затем пешком по Стране амазонок.
– Э… Геракл… – промямлил ученый. – Я понимаю… с моей стороны это наглость…
– На Сицилию хотите? – догадался шеф. – Крюк немалый… Но не бросать же тебя, профессор, на полдороге! Пропадешь… Ладно, попробуем добраться до Сицилии… если Посейдон не против.
– Спасибо, Геракл! – ученый даже прослезился. – Меня, конечно, позор ждет… С кафедры уйти придется… Но ничего, зато дома! У меня ведь жена, детей двое… один уж аспирант!
– Позор-то почему? – переспросил командир.
– Я ж экспонаты потерял! Все материалы экспедиции…
– Два полевых планшета с коллекцией чешуекрылых? – вмешался вдруг фараон. Профессор вздрогнул и прошептал, затаив дыхание:
– Да…
– Бедновато; впрочем, несколько редких экземпляров есть. Не в лучшем состоянии, – продолжил царь. – Каким сачком ловили? Английским?
– Французским… – еле смог выговорить Антей. Фараон покачал головой:
– Чувствуется… Сетка грубовата, французы лавсан применяют, экономят. У экземпляра Saturnia Cometa пыльца повреждена на левом крыле.
– Да, это мой промах… Ваше величество, вы…?
– Так, любитель, – отмахнулся царь. – Я пришлю вашу коллекцию на Сицилию, мне она в общем ни к чему.
Антей расплакался.
А Геракл увидел, что фараон наконец разговорился, и спросил:
– Государь, на вашей одежде изображены несколько змей торчком. И на короне три змеи было. Вправе я полюбопытствовать: что они означают? Почему именно змеи?
– Имя этого змея – Урей, – известил царь, взвешивая слова. – Мои предки, первые фараоны, пришли сюда издалека. Они жили у подножия гигантской горы, которая словно змей протянулась до самого Ледовитого моря. Урей – символ нашей первородины, прекрасной и великой Змеегоры.
– Спасибо. Извините за любопытство.

В полдень из моря явилось египетское торговое судно. Фараон перешел туда, будучи принят с изумлением и великим почетом. Корабль сразу сменил позывные, стал зваться «Борт №1». Напоследок царь приказал команде галеры отвезти Геракла и его людей туда, куда они пожелают – в разумных пределах, конечно. По возвращении он обещал оплатить плавание из государственной казны. Соврал, вероятно. Своих подданных почему не обмануть? – от этого достоинство не страдает…
– Желаю вам большого разлива, государь, – искренне сказал Геракл. – Я буду молиться об этом. Прощайте.
Фараон еле заметно кивнул.
Галера наконец снялась с якоря и взяла курс на Сицилию.
Если плыть каботажно, вдоль берега, то нужно поворачивать направо и огибать по периметру Палестину, Финикию, Киликию, затем меж островов идти к родному Пелопоннесу – и начинать весь последний маршрут сначала. То есть тащиться к корню Италийского сапога, к Эридану, а потом мимо этрусских земель скрестись к Сицилии. Глупо, обидно и на год…
Но грекам повезло. Египетский шкипер оказался моряком опытным, смелым; вдобавок он не раз уже совершал прямой бросок до Крита. А это полпути до Сицилии!
Мало того. На Крит галера и собиралась идти, с грузом тончайших тканей изо льна прошлогоднего урожая, когда засухи не было! Что ж, это снова воля богов. Геракл очень не любил быть кому-то обузой; а тут интересы сошлись.
Однако – на Крит не хотелось. Там у него когда-то возникли трения с царем Миносом, из-за бешеного быка. Если царь узнает о его визите, возможны проблемы… Но что делать? И египтянам бизнес портить негоже, и запасы надо пополнить. Геракл приказал:
– Идем к Криту.
Выплыли в открытое море, берега растаяли сзади.
Торговое судно было чуть не вдвое крупнее погибшей триеры, так что место для занятий на палубе нашлось. Бойцы начали тренировки, подключив к ним и иностранцев – бывших рабов. Восточные удары ногами были для тех в новинку, но молодой Сигурд быстро осваивался, растяжка только подводила.
Сперва этот балет показался ему нелепым. Брутальный викинг должен стоять неколебимой скалой и сокрушать всё вокруг страшным двуручником, подобным молнии Тора!
Но понаблюдав за движениями Геракла, Стебокла, Иолая и Кокуса, скандинав проникся преимуществами стремительного боя без оружия. Ситуации разные бывают, навык пригодится. И теперь парень с острыми чертами лица часами простаивал возле мачты в полушпагате, приучая связки к растяжке, стараясь максимально приблизить задницу к палубе. Почти белые волосы развевались на ветру. Египетские матросы перешагивали его длинные ноги и втайне посмеивались.
А вот Мирополку новые приемы не давались. Годы…
Предложили помахаться и матросу Андросу. Попробовав, он совсем заскучал. Он был моряк, мечтал лишь об одном: обрести собственный корабль и стать кормчим. Военная карьера не прельщала его ничуть. Он с удовольствием поработал бы в судовой команде – но она была полностью укомплектована, к тому же он не знал языка.
Андрос бросил упражнения и целыми днями изучал незнакомую оснастку. Смысл тот же, но некоторые детали по-другому сконструированы. Например, есть вторая рея. В Греции нижние углы паруса управляются непосредственно шкотами, а тут нужно всю рею поворачивать. Вряд ли это удобно… Вёсельные уключины другой системы. Еще тарана нет впереди. Впрочем, судно невоенное, ему и быть не положено.
Досуг позволил ему анализировать действия команды. Вскоре он научился безошибочно предугадывать маневры и эволюции, исходя из смены морской обстановки. Ветер подул с другой стороны – так, сейчас руль переложат на десять градусов, а шесть матросов полезут на мачту парус убавлять. Точно! А теперь по правому борту несколько корректирующих взмахов веслами. Ну. Я же говорил!
Наблюдая за шкипером, Андрос научился даже по светилам ориентироваться. Раньше-то он только приказы исполнял, а сейчас, кажется, мог бы начать командовать сам. Вот кем только?.. У простого матроса нет шансов стать капитаном, и плевать на все его знания и способности.
Однако Андрос дважды за полгода спасся от неминуемой гибели – и это вселяло надежду. Значит, бывают чудеса.
Антей же скучал беспросветно. Все эти молодецкие забавы были ему не по нутру и не по чину. Чем заняться?
Профессиональное чутьё помогло ему отыскать в укромном уголке палубы довольно редкий экземпляр жука-точильщика, он начал изучать особенности экстерьера и поведения животного. Вёл записи. Но египетский боцман заметил это – и не только варварски растоптал объект исследований, но и залил его норку какой-то химической дрянью! Урод черножопый! Ну, то есть, особенности менталитета данного этноса вступают в диссонанс с научной этикой… Да чтоб ты сдох!!!
Родной остров близился. Биолог озаботился завлечением кентавра. Силой увести этакую глыбу мышц и копыт невозможно, да и Геракл возразит – значит, надо попытаться учинить с ним дружбу. Академик Аристоклет должен быть посрамлен!
На четвертый день пути кентавр лежал на брюхе после тренировки, помахивая хвостом и шею разминая ладонями. Профессор подсел к нему:
– Вы играете в шахматы, Антриппос?
Тот удивленно покосился и ответил:
– Да ну их, острые слишком!
– То есть, нужен острый ум? – переспросил Антей.
– Чего?!.. Да не… Я однажды с досады по доске вдарил – так кулак об слона повредил.
Профессор хихикнул удачной шутке, но кентавр нахмурился и рявкнул басом:
– Ты чё ржешь?! Гляди! – и показал застарелый шрам на ладони. Похоже, он вовсе не шутил… Энтомолог растерялся. Разговор иссяк. Наука была обречена остаться в неведении относительно этого биологического вида.

После полудня галера вошла в критский порт Иерапетра, на юго-восточной части острова. Гавань, лес, горы! Щемяще повеяло родиной.
Судно стало выгружать свой товар (тюки с тканью), а энтомолог заныл:
– Геракл, я знаю, тут неподалеку есть знаменитое ущелье Красных бабочек. Не прощу себе, если там не побываю!
– У вас же даже сачка нет.
– Ой… Правда… Но я хотя бы посмотрю! – канючил Антей. – Отпустите, пожалуйста, я ненадолго!
– Вы? Ненадолго? – засмеялся комроты. – Да вы ж там о времени забудете!
– Ну… Не исключено, – признал ученый с затаенной гордостью. – А вы со мной кого-нибудь пошлите, чтоб не дал чересчур увлечься!
– К-командир, я пойду, – вмешался Стебокл. – У меня не забалует.
Профессор покосился на заику; он предпочел бы кого угодно другого. Но выбора ему не дали.
К закату парочка африканских недругов воротилась, Антей был горько разочарован. Ущелье такое действительно есть – неглубокое, всё в потрескавшихся валунах и заросшее – однако ни одной красной бабочки там не оказалось. Не сезон… Энтомолог колени сбил, шаря по расщелинам в поисках личинок, но заметил лишь одного неизученного арахнида, который удрал в недостижимую глубь. Прочие виды местных насекомых были профессору известны.
Ночью моряки-египтяне гудели в портовых тавернах, Особая рота тоже – пусть расслабятся ребята, много пережили. Геракл на берег не сходил, чтоб его не узнали люди Миноса. Не боялся, конечно, но лишняя стычка могла задержать странствие.
Он дремал на корме, гребцы в трюме спали, на суше пронзительно свиристели цикады. Андрос бродил по галере, нежно касался канатов и частей деревянной оснастки; даже в темноте он помнил их наизусть. В глубине души копошилась мечта угнать судно.


Остров древних традиций
Бросок до Сицилии в открытом море – задача новая, небывалая; любой капитан отказал бы наотрез. Но египетский шкипер сам загорелся этой целью, мастерство свое доказать себе захотел! Возможно, его вдохновило общение с фараоном и Гераклом. При встрече с великими людьми ничтожества стремятся их обгадить, принизить до себя; люди же настоящие загораются жаждой дорасти до них.
Посейдон на сей раз настроен был мирно. Волнение наблюдалось не выше метра, светило солнышко, и ветер дул более-менее попутный.
Капитан впрямь оказался мастером: сумел проложить верный курс. Как он вычислил координаты Сицилии, осталось его профессиональной тайной… Вечером четвертого дня остров показался на горизонте. Так вышло, что подходили к нему ночью, ориентируясь по звездам. Позже выяснилось, что это уберегло судно от большой беды.
Биолог не спал. Он стоял на носу, всматриваясь в очертания родных берегов, еле-еле видневшихся во мраке. Было зябко и сыро.
Геракл подошел к нему и заговорил смущенно:
– Слушай, Антей… У нас денег нет вообще, а египтян так отпускать неловко… Твоя кафедра может хотя бы символически им заплатить? Все-таки тебя привезли…
– Кафедра?! Тю!! – Антей захохотал гомерически, с оттенком сарказма. – Пардон, вы наверно не в курсе, как фи… ха-ха-ха!… как финансируется наука и образование… Кафедра… – он вновь засмеялся, икая и вздрагивая, и зияла в его смехе неизбывная грусть. – Забудьте об этом, Геракл. Мне очень жаль.
Утром ошвартовались в Сиракузской гавани. Качка прекратилась, профессор одолжил у шкипера бритву и принялся тщательно скоблить щеки, придавая бороде цивилизованный вид.
– Домой? – с некоторой завистью спросил Кокус. Ученый ответил:
– В университет. Сегодня тридцатое, день зарплаты. Мне за три года кое-что набежало, я хоть костюм смогу купить. А то домой стыдно показаться.
Греки сошли на берег, заваленный канатами, поплавками, ракушками и гниющей рыбой. Кругом кишели грузчики, носильщики, моряки из разных стран, торговцы и даже портовые проститутки, хоть вроде бы им рановато – и все изумленно косились на кентавра. Непостижимо. Неужели конелюдей вообще нигде больше нет, кроме материковой Греции?! Как это может быть?
Геракл, конфузясь, попрощался с судовой командой. Он предчувствовал, что фараон обманет, ни копейки не даст; вышло, что мужики трудились даром… Но капитан его даже обнял! Держался египтянин спокойно, но внутренне был чрезвычайно горд собой и благодарен Гераклу за предоставленную возможность проявиться.
Впрочем, он тут же нашел толмача и отправился искать пассажиров или груз до Египта, чтоб не вхолостую плыть. Гордостью не прокормишься.
Настало время прощаться и с Антеем.
Энтомолог давно уже нетерпеливо топтался, мечтая удрать побыстрей: общество каких-то вооруженных бродяг могло его скомпрометировать. Здесь ведь узнать его могли каждую минуту! Студенты, коллеги…
Антриппоса всё равно не забрать, ученый с этой горькой истиной смирился. Он подумывал уговорить кентавра хотя бы прогуляться до университета, чтоб коллегам показать – но сообразил, что это бессмысленно. Они ведь, даже своими глазами увидев, заявят завтра, что случилась лишь массовая галлюцинация! Наука признаёт реальностью лишь то, что можно в хлороформ и под ножик.
– Ладно, спасибо, господа, я пожалуй пойду, – торопливо выговорил Антей. И пошел. И никто о разлуке особенно не пожалел.
Ну вот. Дальше что?
Утро, не выспались, на твердой земле покачивает после моря, и донимает нервная зевота… Делать на Сицилии абсолютно нечего, особенно без денег. Крайне дурацкая ситуация. Даже пожрать не на что…
Тут на черном экипаже подъехали парни в солнцезащитных очках и предложили продать им всю партию оружия.
– Не вариант, – отрезал Геракл. – Без мечей мы вообще никто. Так, может, хоть в охранники наймемся…
– Дядя, – процедил сквозь зубы один из подкативших, рожей наглее других. – Здесь вас куда-то наймут, только если мы позволим. Так что добрый совет: не выпендривайтесь.
Греки не знали, что этот главный местный рэкетир пас порт – то есть вымогал деньги с проплывающих, а заплатившим выдавал почти официальную бумажку. Так и появилось название документа, помогающего властям пасти граждан.
Высокомерных нахалов люди Геракла, конечно, разбросали бы. Он бы и один справился. Но начинать пребывание в чужой стране с драки… Некультурно как-то. Командир миролюбиво показал ладони:
– Братва, нет вопросов! Мирополк, продай им свой второй меч, и ты, Кокус, пока без копья перебьешься. Нормально?
– Еще кинжал твой, – потребовал сицилиец, указывая на ритуальный египетский нож. Досадно: Геракл забыл отдать его фараону при расставании и планировал выслать позже – но коль уж так вышло… Пускай. На том и сторговались.
Подкатившие хотели цапнуть всё: они стремились не допускать, чтоб на их территории кто-то кроме них владел оружием. Но звериный инстинкт подсказал им, что с Особой ротой лучше совсем уж жестко не ссориться. Пришлось удовлетвориться компромиссом, чтоб хотя бы продемонстрировать новичкам свое значение.
– И не рыпайтесь! А то узнаете, что такое пятьсот буратин в тортилловом эквиваленте, – пригрозили напоследок носители очков. Этой фразы Геракл вообще не понял. Наверно, местная специфика.
Греки получили за три единицы холодного оружия денежку, какой хватило лишь на обед и покупку ношенной, но пока приличной хламиды. Одежда бойцов истрепалась в Африке донельзя, а им еще работу искать. По одежке встречают… Хламиду надел Геракл, как самый представительный, и отправился предлагать охранные услуги, оставив ребят на лужайке рядом с портом.
– Поодиночке не шляться, – предостерег он. – Не нравятся мне эти чуваки, могут прирезать втихаря.
Однако менеджер из него получился никудышный. Командир до вечера бегал по городу, стучался во все богатые дома – но ему везде отказывали. Неизвестно почему. То ли он выглядел старым, то ли впрямь нигде не нуждались в службе безопасности, то ли не имел он способностей влезать в задницу без мыла…
Ответ был проще. Все здесь боялись ребят в черных очках, а те недвусмысленно намекали, что крышевать бизнес позволено только им.
Уже в сумерках вернулся он в порт несолоно хлебавши. Идти к ребятам с пустыми руками было стыдно, и он решил собраться с духом. Нашел среди портовых отбросов сравнительно чистое бревно недалеко от воды и сел, бережно подвернув хламиду.
Суета в порту кончилась, все ушли спать, лишь кое-где бродили пьяные матросы. Волны плескали еле слышно. Ноги в разбитых сандалиях гудели и были покрыты слоем вязкой городской пыли. Прямо у ног валялся арбузный огрызок, и месяц точно такой же сиял над горизонтом.
Командир глядел на чистый, словно лезвие, месяц и отчетливо нарисованные поверх неба мачты кораблей. Ему стало невыносимо тоскливо. Надо домой! Сколько можно слоняться по миру, от кого-то убегать или догонять самому, совершать тысячи бессмысленных действий?! Эту жизнь можно чертовски увлекательно описать, люди зачитываться будут – но… жизни в ней нет…
Надо домой.
А где это? В Тиринфе? Геракл представил себе нечеловечески мощную кладку стен, тесноту улиц, налет провинциальной затхлости на всем. Большой, не особо уютный дом, где живут брат Ификл с женой и мама старенькая. Да, маму повидать хорошо бы. Авось жива…
Вот только дома там нет. Я провел там в общей сложности года два, набегами, урывками. Даже свою комнату толком не помню. Все эврисфеевские годы дома у меня нет.
А раньше? Вот я жил в Кифероне, молодой оболтус – с этой… как ее… ну женой… Мегарой! О боги, ну и имечко… Ругань, дрязги… Какой там мог быть дом… Я оттуда удрать был готов куда угодно! – вот, с аргонавтами пошел.
Глубже – детство в Фивах. Отец, большой и грозный, весь в железе. Он тоже постоянно воевал, я его и не видел почти. Изредка он приходил, брал меня на руки – а я пугался металлического скрипа и грохота доспехов; говорят, даже плакал. Может, с тех пор и не люблю их носить…
А вообще, детства не было. Чуть не младенцем я начал тренироваться – папе не терпелось сделать из меня великого героя. Кто-то ему это предрек. Великий герой…
Нет, мне нравилось ему подражать, становиться таким же крутым и серьезным! Но кабы не то предсказание – получил бы нормальную человеческую профессию, женился на какой-нибудь прелестной девчонке, дети бы вокруг бегали…
Не выбирал я свою жизнь!
Впрочем, хватит себя жалеть. Вроде давно уж этому научился, глушу нытьё на взлете – но иногда пролезает.
Тут Геракл услышал два голоса, один из которых показался знакомым. Они приближались со стороны города; люди шли той же дорогой, которой только что прибрел он.
– …никак не думал, что с набором охраны возникнет такая проблема! Хоть плачь… – говорил кто-то солидный и неторопливый. Смутно знакомый отвечал:
– Что ж вы хотите, вся боеспособная молодежь подалась в Сицилийское Братство. Там они себя королями чувствуют.
– Да уж…
Голоса близились. Геракл встал. Стемнело уже почти совершенно.
– Что же делать? Тянуть с отплытием нельзя, я убытки несу. А в Эгейском море пиратов – вы сами знаете. Не говорю уж о Понте…
– Добрый вечер, господа, – вмешался командир. – Я невольно услышал часть вашей беседы, и мне показалось, что вы нуждаетесь в охране…
– Вы кто? – подозрительно спросил тот, что толще и солидней. По тону стало ясно: пропало дело. Этому ничего не докажешь, мы для него – шайка неизвестных и опасных проходимцев… Но второй вдруг воскликнул:
– Геракл! Здравствуйте, дружище! Какими судьбами?
Случилось невероятное везение. Это был лоцман, который когда-то довел ныне покойную триеру от Пелопоннеса до Сицилии! Еще в походе за коровами Гериона.
Он представил грека своему спутнику – купцу, на корабль которого сам нанялся недавно по протекции. Купец тут же нанял отряд Геракла для судовой охраны.
Он вез товары в Понт Эвксинский, в Колхиду – то есть именно туда, куда бойцам было нужно! От такой сказочной удачи Геракл даже насторожился.


Родина
Отчалили утром. Купец вёз что-то скоропортящееся и спешил.
Плавание шло, как у любого коммерческого судна. Командир вскоре недоуменно задумался: как торговля вообще существует в таких условиях?..
Первые пираты напали тотчас по выходе из гавани. Скорей всего, то был морской филиал Сицилийского Братства. Но люди Геракла абордажа не допустили: встретили врага метким залпом из луков, злодеев убыло вдвое. Купец понял, что не зря потратился на закупку оружия для своей охраны.
В открытом море на них покушались еще дважды – с тем же успехом. У второго бандитского корабля Иолай даже ухитрился поджечь парус зажигательной стрелой. Жаль, шоу блеклое получилось – при солнечном свете. Ночью бы эффектнее…
Обычно торговые суда возле Сицилии поодиночке не ходили. Десяток их сбивался в конвой, его охраняли штук пять боевых кораблей с воинами. Конвои называли оптимистической аббревиатурой «PQ» (что значит «пиратам кирдык»), но даже это спасало не всегда.
Так что египетской галере повезло, что она приближалась к острову ночью, и ее не заметили. Тогда у бойцов было лишь три трофейных лука и одиннадцать стрел. Могли не отбиться…
Пережив небольшой шторм, судно достигло Пелопоннеса. По левому борту остался знакомый мыс Тенарон. Корабль обогнул Лакедемонские земли и вошел для легкого ремонта в Арголидский залив.
Боги мои, Навплион! До Тиринфа рукой подать… Бойцы тоскливо переглядывались – кроме Антриппоса, которому плевать было на эту лирику. Мирополк и Сигурд тоже не особо прониклись…
Но стоянка вышла короткая, меньше суток, и сгонять домой всё равно никто бы не успел. Геракл даже попросил ребят вообще не спускаться на берег, потому что если кто-то их тут увидит – конфуз получится. Задание-то не выполнено… Так и не узнали жители Навплиона, что великий Геракл, которого они с таким почетом проводили год назад, провел у их пристани целых семнадцать часов. А командир остался в неведении, что книжный ларек в конце пирса торгует, кроме всего прочего, и его биографиями, написанными прозой.
Особенно тошно было Стебоклу. Ему вообще никуда идти не надо, он всё детство провел в этой гавани! Дом родной на склоне – вон белеет…
– Да не мучайся ты, сходи домой, – тихо предложил ему командир.
– И ч-ч-чего я им скажу? На п-полчаса – только хуже б-будет… Да и тебя подведу…
На рассвете отчалили. И пошли… в Афины! Туда купец и вёз свой скоропортящийся товар, и там следовало принять от компаньона груз в Колхиду. Поэтому в афинском порту простояли неделю.
Здесь Гераклу стесняться было нечего: о его задании кто-то мог узнать только чудом. К тому же, в закрытой акватории судну угрожали лишь мелкие жулики – и командир дал солдатам увольнительную, оставив часовым Мирополка. Гиперборейца Афины не прельщали, он слишком ярко помнил здешний невольничий рынок…
Антриппос тут же неприкрыто ушел в загул. На жалование охранника он купил модную кожаную попону с заклепками и жилет для человечьего торса, шевелюру воском пригладил, копыта начистил гуталином – и рванул любовь искать. В Афинах этого добра хватает, на любой вкус. Начал он с десятка портовых шлюх, затем его вкус постепенно утончался.
Не станем осуждать! Ведь бедолага дорвался впервые за весь последний поход. О нем долго после вспоминал весь местный простонародный женский пол – людского, конского и смешанного населений…
Мелькнула в том списке и аристократка, дочь почтенного адвоката, сгоревшего на государственной службе. Пресыщенность толкнула эту даму на поиски новых ощущений в нижнем торсе. Имя же ее слишком известно светской хронике, чтобы быть названным.
Другие бойцы занялись, по сути, тем же – но скромней и утонченней. Некоторых из них еще и чувства интересовали, а не только радости плоти. Кокус, кажется, в этом преуспел – по крайней мере, начал прятать в колчане какой-то засушенный цветок и на расспросы отвечал загадочным молчанием.
А командир вовсе не захотел приключений – то ли от возраста, то ли от непонятной накатившей на него в последнее время грусти. Он просто отправился бродить по богатому, обширно разросшемуся афинскому предместью, вороша в себе далекие воспоминания.
Вскоре он убедился, что недооценил свою известность. Возле театра, широким ступенчатым конусом лежащего меж двух холмов, он увидел афишу:

Премьера! Премьера! Только в нашем театре!
Смотрите новый суперблокбастер
«Геракл и стимфалийская угроза»!
Спектакль основан на реальных событиях!
Гран-при Эсхиловского фестиваля за лучшие спецэффекты!

Под словами красовался портрет смазливого актера в львиной шкуре и с палицей. Ничем решительно не похож: брюнет, черты орлиные, взгляд томный… Примадончик. Ну да, настоящего меня на роль Геракла никогда б не утвердили.
Далась им эта злосчастная шкура! Где они ее взяли?! Сколько видел своих изображений – всегда в шкуре… Что я им – неандерталец? А палица? – примитивное устарелое оружие… Сроду ничего такого не носил! Кажется, они называют это «имидж». Приписали мне пару узнаваемых атрибутов, а что я за человек на самом деле – никому не интересно…
Впрочем, и хорошо, что портрет не похож: никто в меня пальцем не тычет. Эскорт зевак сейчас лишний. Живьем меня тут мало кто знает, а видевшие афишу и спектакль наверняка уверены, что я лет пятьсот как помер. Или вообще литературный персонаж.
Ведь так и есть. В общественном сознании живой я ни к чему, вполне хватает легенды, которая не имеет со мной ничего общего. Я мог вообще не жить; выдумал бы какой-нибудь писатель супергероя, эффектно на сцене показал – и результат для народа тот же. Воображаю, чего они нагородили про «стимфалийскую угрозу»! А ведь публика смотрит и считает это правдой.
Как странно.
Всегда старался жить для людей, помогал, спасал их отчего-то – а, по сути, я им вовсе не нужен. Им нужен миф. Да и в Навплионе с Тиринфом меня реального за год почти наверняка забыли; зря на берег не ходил.
Опять ноешь?
Нет. Просто констатирую факт. Надо ведь понимать, какое место ты в мире занимаешь!
Забавно, кстати: я тут для всех – никто, неизвестный стареющий верзила; а между тем я могу запросто отправиться к самому царю Тесею – и он меня, несомненно, примет. Закатит пир, прославит на всю Аттику. Однополчане, так сказать… Только зачем?
Почти против воли Геракл оказался у подножия Акропольского холма. Он не мог сюда не прийти.
Похорошел сакральный город, вырос. Однако стройка в нем так и шумит! Мрамор таскают в повозках, висит пыль, издали доносится стук молотков. Всерьез работают, не торопясь – хотят, видно, оставить памятник на века. Молодцы. Интересно, ее папа все еще главный архитектор? Мог помереть или интриги… Знаем мы придворные методы…
Здесь я впервые ее увидел, вот под этим оливковым деревом. Кажется, оно ничуть не изменилось. И погода та же. Только тогда я верхом сидел и был до крайности встревожен пропавшей ланью.
Как странно… Все ощущения возродились! Мне двадцать три. Я проснулся во дворце Эгея и сюда пришел, сейчас Архитрава появится из этих ворот. Мы вчера расстались, и сегодняшний день весь наш: будем в долинах шляться, болтать, гонять верхом наперегонки – а потом найдем уединенное местечко… Вот жизнь!
Только куда ж девать все последующие воспоминания? Бой с кентаврами и смерть Фола, коровье дерьмо, фракийские кони-мутанты, амазонки, Египет… Семнадцать лет с тех пор я непрестанно носился по планете!.. Сражался, добывал, друзей терял. Плотная судьба, на пятерых хватит.
Но почему я это помню? Мне ж двадцать три, я счастлив, жду девочку своей мечты! Не было этих тягот, они приснилось или в книжке прочитал.
Архитрава, опаздываешь! Я и обидеться могу…
Геракл печально усмехнулся и побрел обратно к порту. Если жизнь и зря прошла – что ж теперь? Свою юность прозевал – может, хоть для кого-то удастся привезти эти пресловутые яблоки вечной молодости. Я уж прослежу, чтоб не только Эврисфей ими нажрался!
Было искушение разузнать о ней, но комроты это чувство погасил. Незачем будить призраки прошлого.

Следующий день Геракл провел в квартале оружейников. Там расположился десяток мастерских узкого профиля: боевые колесницы, доспехи, пращи, колюще-рубящее, луки, даже по стрелам работала отдельная лавка. Ну да, производство массовое, а изделия должны быть идеально ровны и сбалансированы. Лучник не пойдет вторично в фирму, чей товар отклоняется от цели – или просто не доживет до новой покупки. Так что марку держать надо.
Комроты выбрал себе меч – без украшений, и металла не лучшего, однако в ладони он сидел удобно и был прилично отстроен по массам: веское яблоко на торце рукояти переносило центр тяжести ближе к руке, а это улучшает управляемость клинком. Общий вес вырос до полутора килограммов – и для среднего бойца был крупноват.
Меч круги в воздухе чертил плавно, со свистом, и без зазубрин разрубил контрольную дубовую доску. Сойдет. Всяко лучше трофейного египетского. На идеальный жалованья не хватило.
В лучной мастерской Гераклу глянулся станковый стреломет: бронзовая разлапистая тренога, сверху на шарнире приделано ложе, к которому горизонтально крепится огромный лук. Бьет двухметровыми копьями вместо стрел. Последняя разработка.
Комроты спросил:
– Можно эту штуку посмотреть?
– Гляди, кто мешает… – лениво отозвался двадцатилетний парень за прилавком. Геракл уточнил:
– Посмотреть в действии.
– Гражданин, стреломет дорогой, – презрительно бросил торговец, окинув клиента с головы до ног. А тот возразил спокойно:
– И всё-таки.
– Ладно. Щас…
Парень скривился, мол, «шляются тут», нога за ногу подгреб к внутренней двери, отворил ее и кого-то позвал. Через минуту оттуда вышел пожилой господин в фартуке – видимо, владелец. Увидев Геракла, он сразу неуловимо изменился, будто помолодел:
– Здравствуйте. Что вам угодно?
– Стреломет бы проверить, – ответил посетитель. Хозяин мигом вызвал еще двоих парней, и вчетвером они отволокли орудие на задний двор. Там был оборудован тир длиной метров в двести.
– Тетиву можно натягивать большой рукоятью или винтовым механизмом, ручку вертя, – объяснял владелец. – Рукоять требует больших усилий, винт гораздо легче – однако и медленнее, на перезарядку уходит не меньше минуты. Да и механизм, честно говоря, не вполне надежен. Но думаю, рукоять вам прекрасно подойдет!
Что за контраст? Почему продавец губы дул, а хозяин бисером рассыпается? Геракл догадывался о причине, но виду не подавал.
На самой дальней отметке тира укрепили бронзовый щит в два пальца толщиной, винтом натянули тетиву, закрепили спусковым устройством, зарядили и выстрелили. Копье раздробило щит вдребезги.
– Отлично! Вечером я вернусь с деньгами, – пообещал комроты, а хозяин залепетал подобострастно:
– Господин Геракл, я вас узнал, я так горд вашим визитом! Не могли бы вы расписаться на стене для почетных гостей?
Продавцу, надо полагать, чуть позже крепко вставили за незнание истории и плохой клиентский менеджмент.
А покупатель ломаться не стал, взял широкое перо и начертал возле входа в лавку свое имя. Пусть им будет реклама, не жалко. Мастера-то хорошие.
– Надо купить одну фиговину, – сказал он владельцу судна, вернувшись. Тот нахмурился:
– Опять?! Что-то вы слишком дорого мне обходитесь, господа охранники! Вас же и так девять – и, как вы уверяете, профессионалов! Ваш кентавр, кстати, жрет за троих, а вчера на корме нагадил.
– Сохранность товара вас волнует? – спокойно парировал командир. Купец ответил примирительно:
– Вы и так чудно справились с теми пиратами!
– А если нападут сразу два или три корабля? Перекрестным огнем нас изрешетят. Нельзя допустить их на дистанцию выстрела из лука.
– Да пираты же всегда поодиночке плавают! – продолжал сопротивляться прижимистый делец.
– Ради своей жадности вы готовы рискнуть всем товаром? Дело ваше…
Хозяин сдался. Орудие купили, установили на носу корабля и до поры накрыли брезентом.
Судно отчалило. Несколько раз его трепали шквалы, один серьезный шторм пришлось сутки пережидать у острова Лесбос, в закрытой гавани. Заплатив пошлину троянским таможенникам, они вошли в Геллеспонт.
А пиратов за всё это время не видели даже на горизонте.
Купец перестал разговаривать с Гераклом, только взглядывал исподлобья, и в глазах его сверкали потраченные на стреломет драхмы. Не только страшилище под брезентом, но и солдаты казались лишними. Нет угрозы! А паек жрут! И место занимают! Вместо них можно было десять мешков товара везти…
Бойцы воспринимали это спокойно, но на глаза старались не попадать. Так что и с тренировками на палубе пришлось закруглиться.
И вот посреди Геллеспонта на них поперли со всех сторон сразу три пиратских ладьи. Купец задрожал, стал хватать Геракла за руки, а тот скомандовал:
– Ну-ка, брезент долой!
Вдвоем с Антриппосом он натянул рукоятью толстую, как канат, тетиву и зацепил ее спусковым устройством. Сбоку на станине красовалась надпись: «За осечки, вызванные применением нелицензионных копий, фирма-изготовитель ответственности не несет».
– Успокойся, фирма, вот твое лицензионное копье, – сказал Геракл, укладывая в паз тяжелый снаряд, оперенный бронзовым стабилизатором. Развернул стреломет и прицелился. – Ну, Зевс-Громовержец, помоги!
И дернул спуск. Копье помчалось с густым свистом и снесло на одном из пиратских судов мачту. Как веточку! Снасти затрещали, мачта рухнула, хлопая парусом, бандиты кинулись врассыпную.
– Ну что, Антриппос, повторим? – весело спросил шеф, но этого не потребовалось: две уцелевшие ладьи изо всех сил погребли прочь. Купец обессиленно сел на палубу, утер пот полой хитона и пообещал бойцам прибавку жалования. Впрочем, соврал.
Несколько атак в Пропонтиде удалось отбить обычными луками, а в Понте Эвксинском снова применили стреломет. Там одновременных врагов было только двое, но командир решил не рисковать.
Качка мешала целиться, и первое копье бесполезно пробило борт выше ватерлинии. Другое сломало несколько весел по правому борту, этот враг потерял ход. Но второй атаковал на всех парусах и веслах, причем со стороны кормы; стреломет туда не перетащить.
Мирополк тронул шефа за локоть:
– Командир, дело плохо. Это фракийские беспредельщики, они дерутся яростно, как бабы.
– Откуда ты знаешь?
– Эти два корабля… Я их помню. Это они захватили меня в рабство семь лет назад.
– Ну что ж… У тебя есть шанс поквитаться.
Мирополк кивнул, весь бледный. Шеф не разобрал – бледный от гнева или от испуга? И вдруг закричал Филоктет:
– У него таран!
Действительно, волны рассекало медное острие. Иолай усомнился:
– Да не, блефуют. Они же понимают, что груз потопят…
– Им не груз нужен, а рабы!! – яростно прохрипел гипербореец, спуская тетиву. Один из пиратов от его стрелы свалился за борт.
– Капитан, разворачивай!! – заорал Геракл. – Если долбанет – хана!
Но шкипер от страха впал в ступор. Судно беспомощно дрейфовало, а пираты близились. Бойцы лупили по ним из луков, но задранный кверху нос и крепкие щиты защищали врагов.
И тут неожиданно завопил матрос Андрос, который вообще-то числился в охране:
– Право руля!! Трави левый шкот, мать вашу так!!
Матросы в панике послушались неизвестно чьего приказа. Помирать не хотелось – а тут уверенный голос с четкими указаниями… Парус захлопал, потом поймал ветер каким-то непонятным образом – и судно развернулось, будто паркуемый каскадером автомобиль. В ту же секунду вражеский таран впритирку скользнул мимо, а пиратские весла затрещали, ломаемые об корабль Геракла.
– Мечи к бою! – скомандовал шеф. Вовремя, потому что флибустьеры немедленно швырнули абордажные крючья и сцепили оба корабля намертво. И полезли с жутким воплем.
Когда прут такой массой, становится не до эстетизма. Геракл схватил одного фракийца за щиколотки и начал вертеть им над головой, рыча и изо всех сил изображая буйного психа. Враги чуть задумались. Командир гвоздил их башкой несчастного, как дубиной, снося каждым взмахом за борт двоих-троих.
Ребята бились культурно – мечами; Антриппос предпочел древний естественный способ: задние копыта. Тянуть нельзя было: второй вражеский корабль медленно приближался. Двойного абордажа нам не выдержать.
Пират метрах в пяти выхватил лук и прицелился в Иолая. Геракл швырнул в стрелка свою дубину с человеческим лицом – добросил! И попал! Оба грохнулись на палубу. А Иолай в ответ успел прикрыть дядю от атаки сзади: удалил еще одного бандюгана броском ножа. Хорошая все-таки вещь спецподготовка!
Филоктет ранен: правая рука повисла. Побелел, двигается медленно – болевой шок. Скверно. Он теперь не боец.
Мирополк отбросил щит и опять, как в Египте, бьется двумя мечами. Ясно: в рабство он больше не пойдет. Лучше погибнет. Сигурд рядом с ним, у бывших гребцов неплохая сыгранность.
А второй корабль все ближе.
Сброшенные в воду фракийцы снова лезут на борт с мечами в зубах. Но тут матросы помогли, под командой Андроса: лупят пиратов по башкам чем ни попадя. В целом корабль очищен, палуба скользкая от крови.
– Руби абордажные крючья на хрен! – скомандовал Геракл, подняв лук и держа вражеское судно под прицелом на случай неожиданностей. Бойцы освободились от чужой, прилипшей к боку туши. – Андрос, давай!!!
Матрос мигом сориентировался, определил ветер и заорал:
– Переложить руль влево! Быстро!! Подобрать шкоты! Теперь правый трави помалу!!
Приказы выполнялись четко, корабль поймал ветер и сделал крутой вираж, сразу отскочив на целую стадию от приближающегося второго врага. Фракиец осыпал их стрелами, ранив Антриппоса в круп. Кентавр взвыл:
– Урою!!! – в ярости сам зарядил стреломет и пальнул. Копье пошло низко и боднуло в подводную часть. Доски там, видно, были подгнившие, и получилась хорошая рваная пробоина. Фракиец сразу накренился и начал тонуть. Но Антриппоса жгла стрела, он озверел и продолжал долбить по врагу из машины, израсходовал пять или шесть копий – метко, но уже ненужно – прежде чем командир оттащил его от стреломета.
– Дайте мне лук, всех порву! – ревел кентавр, намереваясь добивать барахтающихся в воде фракийцев. Но Геракл возразил:
– Мы не каратели, а мирное торговое судно. Кто уцелел – тех боги хранят. Пусть живут; может, одумаются. Андрос, пошли отсюда.
Матрос дал команду, судно уверенно двинулось прежним курсом.

Победа далась дорого.
Три матроса погибли, один ранен стрелой в бок и вряд ли выживет. Ущерб жесткий, потому что гребцов на корабле нет вовсе, чтоб сэкономить место для товара. Теперь матросов нельзя разбить на вахты – разве что ветер будет совсем добрый и попутный, не требующий маневра.
Филоктета перевязали, от большой потери крови он сидит спиной к мачте, весь белый. Ближайший месяц будет отлеживаться и пить красное вино.
Мирополк в крови весь – не разобрать, своей или чужой. Умылся, ведром на веревке зачерпнув, и обнаружилась россыпь порезов и ушибов, однако ничего серьезного. Повезло! Дрался ведь в самой гуще, себя не жалел.
У Стебокла оторвало верх ушной раковины – он не уловил, чем и когда.
– Ч-чувствую – болит! – рассказывал он с нервным смешком, пока Иолай бинтовал ему голову. – В бою вообще не п-п-понял. Наверно, тот одноглазый… Или стрелой чикнуло.
– Ну, тогда тебя боги хранят, – серьезно заметил Мирополк. – Представь: шла бы она на полсантиметра левее…
– И не г-говори. Заика без г-г-глаза – это перебор…
Хозяин вылез из трюма невредимый, но весь мокрый от пота. Он пробормотал только:
– Ну и дела… – и от обилия разбрызганных физиологических субстанций потерял сознание. Никто его в чувство не приводил, нашлись заботы поважнее.
А шкипера отыскали на верхушке мачты. Вскарабкаться он смог, был почти адекватен, даже отвечал на вопросы сдавленным баском – но его заклинило судорогой ужаса. Прилип к мачте – и ни в какую… Пришлось матросам лезть наверх и эвакуировать сомнительное украшение.
Ветер не менялся, море колыхалось умеренно, и потому Андрос не командовал больше, а лишь прохаживался по корме с независимым видом. Чересчур независимым. Сразу ясно становилось, как старательно он давит волнение. Сейчас могла измениться его судьба – он только что доказал право на это.
Купец очнулся, встал, покряхтывая и стараясь не глядеть на палубу (ее драили швабрами два матроса), и подошел к Гераклу:
– Вы спасли мне больше, чем товар. Вы спасли мне жизнь…
Командиру вся эта риторика была до фени. Он знал, кому она нужнее – и указал на Андроса:
– Всех нас спас вот он. Если б не его мастерство, корабль сейчас на дне бы валялся со вспоротым брюхом! А вашему шкиперу я с удовольствием оторвал бы кое-что. Только, кажется, это сделали до меня. Или он без них родился…
Происшествием купец был поражен настолько, что беспрекословно заменил шкипера Андросом. Сицилийский лоцман (тоже дравшийся и трижды раненный) нового начальника принял с энтузиазмом.


Большой Колхидский хребет
Остаток Эвксина прошли без событий, миновали страну амазонок и Таврический полуостров – и бросили якорь у гористого берега Колхиды. В приморских районах этой страны раскинулись вполне цивилизованные поселения, с курортами на минеральной воде, с виноградниками и мужскими хорами; там купец и навострился развить негоцию. В городке Сухуми арендовал двухэтажную халупу под офис и начал отлаживать инфраструктуру.
А Геракл со своим отрядом попросил расчета.
– Вы меня бросаете? – залепетал бизнесмен. – Кто же защитит мое дело от этих диких горцев? Хотите, я ставку удвою?
– Это вы обещали еще в Геллеспонте, так и ждём, – напомнил шеф. – А мы, прошу не забывать, еще в Сиракузах подряжались только на дорогу сюда.
– Да, да, конечно… Я помню, у вас тут какие-то дела… Заметьте: я не интересуюсь, какие именно, уважаю вашу коммерческую тайну! Но вы ведь обратно собираетесь? Когда?
– Не знаю. Скажем, через полгода, – ответил командир. Делец просиял:
– Отлично! Могу я рассчитывать, что вы поплывете со мной?
– Если вы дождетесь, – пожал плечами Геракл. – Но только до Пелопоннеса.
– Замечательно! По рукам! Без вас я в этот Понт ни за что не сунусь.
Ну что ж, если купец сдержит слово, транспорт до дома обеспечен. Кстати, Андрос покинул отряд и остался этим самым транспортом командовать. Простились с ним тепло. Плыть вдаль он пока не планировал, но вдоль колхидского побережья ожидалась развозка товара и, возможно, пассажиров.
Раненого Филоктета тоже пришлось оставить, ему сняли домик, Андрос обещал присмотреть. Впрочем, боец был уже вне опасности, рана гноиться перестала – но от слабости покачивался.
Итак, от Особой Роты осталось семеро, из них двое новеньких: биться могут, но с командой пока не сыграны. Маловато для броска в неведомые земли. Однако выбора нет. Купили горное снаряжение и полезли в высоты Большого Колхидского хребта.
Земля тут вздыбилась и легла мощными складками, почти как дома. Только выше, скалистей. По словам Мирополка, им неизбежно следовало преодолеть этот гигантский горный массив, величиной со всю Грецию. Нет иного пути. За ним начнется великая степь, которая в конце концов приведет их в Сад Гесперид.
– Что такое «степь»? – спросил Кокус. Гипербореец затруднился с ответом – ибо как это объяснить тому, кто не видел? Хорошо еще, Сигурда о фьордах не спрашивали, а то б ему совсем туго пришлось…
На склонах гор паслись овечьи отары под началом вроде бы людей, но с угловатыми плечами черного цвета и с высокой цилиндрической прической. Или у них черепа такие, вроде пеньков? Близко к этим таинственным существам греки не подходили, разглядеть не могли. Что ж, значит, в Колхидских горах живет племя бошасто-плечавцев. Чему удивляться, когда с нами вообще кентавр идет! Ни в Африке, ни в Этрурии нет кентавров. Люди бывают разные…
Постепенно стало совсем дико. Тропы через горы не было. Бойцы знали лишь направление: на северо-восток, его по солнцу выверяли. Нет, узенькие тропки попадались, но вскоре сворачивали к какому-нибудь затерянному селению; и приходилось опять ломиться без дороги – по дну ущелий, через острые пики, по лесам и скалам бесплодным.
Порой упирались в пропасти настолько широкие и крутые, что приходилось огибать их многоверстным крюком, лишние сутки пути. Через узкие расщелины прыгали. Однажды вроде бы повезло: на краю провала росло достаточно высокое дерево. Иолай с дядей уронили его в два топора, пока остальные охотились и обустраивали лагерь для ночлега. Вершина упала на ту сторону, получился надежный мост, ветви с него посрубали. Кажется, хорошо.
Однако на это ушли те же сутки, а Антриппос по бревну над бездной брел в панике, матерщиною насыщая каждый шаг. Копыта-то скользят! И не удержишь, если рухнет: он тяжелый, как бегемот… Так что мостов больше мастерить не стали.
– Мирополк, здесь уже Гиперборея? – спросил Геракл на восьмой день пути.
– В общем, да, командир. Эти земли тоже наши, хоть почти не освоены. Тут живут местные народы, они нам не мешают, и мы им не мешаем… Только настоящей Гипербореи нет давно, она лежала далеко на севере, где сутки тянутся год.
– К-как это год? – удивился Стебокл.
– Да я сам не очень понимаю. Предание такое. Я в краю предков не бывал, теперь там стужа и мертвые просторы.
– А мертвые по-почему?
– Много веков назад вдруг изменился климат, – объяснил местный житель. – Сначала Северный Океан затопил всю страну, а потом резко похолодало. Над страной лед нарос в несколько верст толщиной, он полз медленно и все следы городов срезал. Наверно, богов прогневили чем-то.
– А люди как? – спросил Иолай. Геракл в общих чертах уже слышал эту повесть в Этрурии, от Громославоса, племянник тогда тоже присутствовал – но был, видно, слишком пьян.
– Люди беду предвидели, наука помогла. Большинство успело уйти – кто на юг, кто на юго-восток, за Уральские горы – вы их называете Рифейскими, – ответил Мирополк. – Но многие погибли.
Кокус усомнился:
– Да разве бывает, чтоб затопило целую страну?
Действительно, трудно вообразить. Паводок, прилив на морском берегу – все видали; но чтоб не куском, а страну целую…
– Бывает, – неожиданно вмешался Сигурд. – Так и было. Мои предки тоже оттуда, только ушли на юго-запад. Мне в детстве бабка рассказывала про ночь на полгода и день на полгода. Я думал – сказка…
Мирополк глянул на скандинава коротко и с непонятным выражением.
– Но ведь там, куда ушли от потопа ваши предки, жили местные племена? – спросил Геракл. Бывшие гребцы подтвердили в один голос:
– Конечно.
– Их завоевывать пришлось?
– Огнем и мечом, – усмехнулся Сигурд, а Мирополк покачал головой:
– Да нет как-то. Земли ж на всех хватит! Мирно поселились, постепенно смешиваться начали. Чистокровных гиперборейцев почти не осталось.
– Это у вас, восточных, – презрительно подчеркнул скандинав. – Мы чистоту расы соблюдаем, а врагов мы режем! А скрещиваться с какими-то жалкими туземцами – позор!
– Зато вас никто не любит, и набегов ваших боятся как чумы! – парировал Мирополк. – А восточная ветвь никого не обижала и без боя заняла такое пространство, что с вашим сравнивать смешно!
– Ребята, ребята, давайте не будем! – со смехом вторгся Геракл. – Враг у нас сейчас общий – горы вот эти.
Тут он был прав, поскольку шли они краем обрыва, где нервничать не место. Камешки катились из-под ног, исчезая в бездне, облака где-то рядом сырость излучали. Антриппос сосредоточенно сопел.
– Сколько ж у вас земли, Мирополк? У восточных племен? – попытался прикинуть Иолай, наморщив лоб.
– Ну… примерно две тыщи верст на две. И за Уралом втрое больше.
Греки замолчали подавленно. Мирополка они знали – врать не станет… Даже Сигурд ничего не возразил.
– Ни фига себе… – пробормотал наконец Иолай. – Значит, у вас и народища… Если вы на Грецию пойдете – вы ж нас ногтем раздавите!
Мирополк ответил просто:
– Да. Только зачем?
– Да вы весь мир можете поработить!
– И кому от этого станет лучше?
Такой поворот мысли удивил даже Геракла. Но ведь какая-то правда в этом есть… Покорять мир – дело заманчивое; но когда тебя все ненавидят, радости нет никому. Большинство эллинов поддержало бы идею захватывать всё вокруг (только сил мало, и города врозь, кулаком единым не ударить), однако комроты таких целей не разделял. Гиперборейцев за то и уважают все народы, что они творят науки и искусства, а окружающих не гнобят!
Правда, многие считают это слабостью, и на Гиперборею часто нападают. Не учатся на чужом опыте: ведь агрессоры всегда драпают оттуда, не надеясь кости собрать…
Главная загадка планеты – эти гиперборейцы: силища есть, а других не обижают… Геракл их понимал, но он такой был почти один.
– Нюни вы! Бабы! – прошипел скандинав и плюнул. – Мы бы с вашими ресурсами…
– А бодливой корове бог рог не дает, – спокойно возразил Мирополк. Тут беседа прервалась, потому что всем пришлось перепрыгивать довольно широкую расщелину.
– А город твой где, Мирополк? – поинтересовался шеф на той стороне.
– На реке, которую вы называете Танаис .
– Танаис? – задумался Геракл. – Так он в залив Понта впадает, за Пантикапеем ! Мы же мимо идем! Тебе надо строго на север – а мы вон как на восток забрали!
Бывший князь объяснил:
– Вы же не знаете языка и обычаев! И Филоктет бы не помог, хоть он парень чертовски образованный, дай ему боги очухаться… Я уж сбегаю с вами – тогда домой.
– Спасибо, Мирополк.
Комроты не знал, что у гиперборейца имеются и собственные планы…

Спустя две недели бойцы набрели на отвесную скалу близ ущелья. У скалы рос высокий куст – скорее дерево, только без толстого ствола. От ущелья к нему вела тропа. Это удивило, ведь селений путники давно не встречали – кто ж сюда ходит? Тут и людей-то нет! Тропа обрывалась точнехонько возле куста. Бойцы решили исследовать феномен и подошли ближе.
– Он шевелится! – воскликнул Сигурд. Действительно, куст мелко вибрировал – но после выкрика затих. Он высился на несколько метров, его темно-зеленая листва наглухо закрывала скалу.
– Что за фигня… – проворчал Геракл и вынул меч. Знаками он приказал окружить странное растение, а потом решительно шагнул в гущу.
– Резать меня будешь? Ну давай… – услышал он голос сверху. Командир быстро взглянул туда, ветви мешали принять боевую стойку.
С изрядной высоты сквозь листья на него смотрела громадная голова. Бородища висела спутанными клочьями, переплетаясь с кустом и полностью скрывая туловище, которое, вероятно, имелось же ниже головы! Зрелище было столь необычайным, что Геракл целую минуту тупо глядел.
– Не будешь резать? И на том спасибо. Ты грек? Ну и занесло тебя! – проговорила голова и потянулась губами к большой розовой ягоде, какие росли на кусте во множестве. Пережевав ягоду и выплюнув кость, голова прибавила. – Ну, чего стоишь? Угощайся.
– Спасибо, я… Приятного аппетита, – пожелал шеф. – Извините, у вас всё в порядке?
Голова вздрогнула, поморгала и разразилась хохотом.
– Ну ты дал, парень! Не могу… Ха-ха-ха-ха!.. Да, полный порядок. Тысяча лет у этой грёбаной скалы – что может быть нормальнее?
Геракл раздвинул ветви, с бородой смешанные, и увидел на уровне своего лица исполинскую кисть руки. Она была прихвачена к скале железной проржавевшей скобой.
– Кто это вас так?
– Я – Прометей! – ответил великан с некоторой гордостью. Будто это всё объясняет! Имя не сказало командиру решительно ничего, однако оставлять мужика в столь бедственном положении не годилось.
Нет, мелькнула мысль: может, его не сдуру приковали? Может, злодей? Но интуиция отогнала эти сомнения. Силы добра так над людьми не измываются.
– Мое имя Геракл, а там мои люди, – доложил шеф. – Если не возражаете, я вас освобожу.
И ковырнул скобу мечом. Зазвенела она неожиданно свежо, ржавчины был лишь тоненький слой.
– Ни хрена у тебя не выйдет, добрый человек, – равнодушно известил великан. – Металл износостойкий, в старое время сделан. Сейчас так не умеют… Э-э-эй, осторожней с кустом! Я его кушаю.
– Извини, Прометей, обзора нет, – объяснил командир и решительно обрубил несколько веток. Отступать он не собирался.
– Ты, конечно, волен сделать со мной что угодно, – сказал арестант, нахмурясь. – Но если действительно желаешь добра – не трогай куст. Все равно мне тут торчать, пока Земля не протухнет – жрать-то что-то надо!
– Помолчи, мешаешь, – буркнул Геракл, обдумывая скобу. Она держалась на двух мощных гвоздях, вбитых в камень. – Погоди минутку.
Он выбрался из ветвей, а затем привел туда всю команду, познакомил с великаном и с металлическим объектом:
– Предлагайте варианты.
Воины озадачились. Каждый щупал и тряс скобу – но держалась она как влитая. Антриппос ее даже понюхал. Наконец Кокус высказался:
– Если долго жечь костер, а потом водой залить – камень потрескается.
– Ребята… Я живой вообще-то… – обеспокоенно напомнил сверху Прометей. Шеф согласился:
– Да, отпадает… Другие идеи есть?
– Привязать веревку и всем дружно дернуть! – родил Иолай. Геракл задумчиво одобрил:
– Можно попробовать… Только кажется мне – бесполезняк…
– Я ж говорю: зря маетесь, – снова встрял прикованный гигант. Впрочем, уже менее безразлично. Тайная надежда в его голосе улавливалась. И надежду эту поддержал Мирополк:
– Раз кто-то смог присобачить – значит, можно и отковырнуть. Это диалектика. Ломать-то – не строить!
– Разумно, – подтвердил Иолай. – Если кто-то сделал, то и мы…
– Руку ему отрубить! – ляпнул Антриппос и заржал. Эту выходку постарались не заметить. Хотя в ней тоже имелось рациональное зерно…
– Мужики, вы пока думаете, мизинчик мне почешите, – попросил великан. – Дотянуться не могу… Не, вон там, возле ногтя.
Палец, толщиной с небольшую руку, был темно-серого цвета, весь в струпьях, ноготь отрос полукольцом и вонзился в кожу. Ясное дело, воспаленная ткань чесалась. Трогать это место было противно, и Геракл аккуратно поскоблил его кончиком меча.
– Нормалёк, – Прометей растекся в улыбке. – Скромные радости бытия…
Тут Стебокл предложил:
– А если рычаг поп-п-пробовать?
– Чего?
– Рычаг. Я ч-ч-читал, это новейшее изобретение, Архимед или к-как там его… До-до-до-долго объяснять, д-давайте покажу…
Прометей не удержался от ухмылки: уж конечно, этому парню объяснять пришлось бы долго…
А Стебокл бросил наземь копье, попросил Геракла встать на тупой торец – и легко поднял оружие острием вверх, шеф едва не грохнулся.
– Без рычага, к-командир, я тебя сроду бы от земли не ото-торвал. Ты ж тяжелый, как б-бугай…
Все захохотали. Потом шеф взял в руки копье и заметил:
– Я ничего об этом не слышал.
– Самое забавное, что я тоже, – задумчиво сказал великан. – Хм! Значит, люди прогрессируют и без меня…
Это заявление никто не понял. Геракл бормотал:
– Интересно… Очень интересно… Но древко сломается, даже пробовать глупо… Ну-ка, а если так? – Он снова вытащил меч и поддел скобу там, где в камне была щербина. Солдаты сгрудились у него за спиной, узник тоже свесил голову, насколько мог. – Ну, молитесь, ребята, чтоб сталь не подвела!
И налег на рукоять. Он отрывал ее от скалы изо всех сил, пот покатился, мышцы затряслись от натуги; и вот понемногу – пошла, пошла, пошла! Шеф передохнул и просунул острие глубже.
– Чисто бескорыстно, как спортивный болельщик, я желаю тебе успеха, – сообщил Прометей, не отрывая глаз от противоборства двух металлов. Скоба подавалась. Когда зазор стал достаточно большим, туда добавил свой меч Антриппос, самый сильный после шефа. Вдвоем двинулось быстрей. Через несколько минут скоба лязгнула, и на землю упал длинный тяжелый болт. Командир и кентавр повалились, тяжко дыша.
Прометей высвободил руку и неловко поднес к лицу.
– Ну надо ж… Шевелится! Я думал, мышцы атрофировались… Здравствуй, рука! – И он принялся яростно чесать косматую шевелюру и бороду. Оттуда с воплем вылетели несколько птиц и посыпались гнезда. – Мужики, как я об этом мечтал! Кайф…
Он чесался, летели клочья и вековая грязь, кусты трещали – Гераклу и Антриппосу пришлось немедленно отойти отдыхать подальше. Вдобавок, когда великан получил возможность двигаться, от него запахло так, что даже кентавр выпучил глаза. Да, не мылся мужчина очень давно…
Командиру пришлось себя пересилить, чтоб подойти к второй скобе исполина. Он старался не дышать. Когда железо подалось, другой меч засунул сам Прометей свободной рукой – и вырвал болт одним взмахом. Он все-таки был очень силен.
– Вы извините, Прометей… с ногами как-нибудь сам… – пробормотал Геракл, задыхаясь. И отбежал.
– Да-да, конечно, – ответил великан, вырвал огромный куст с корнем и склонился к своим прикованным ногам. Повозясь с ними несколько минут мечом Антриппоса, он встал полностью свободный.
Выглядел он жутко. Ростом в два Геракла. Черен от солнца и прочих климатических бедствий. Пакля волосьев достигала бедер, борода волочилась по земле вместе с кустом: они сплелись намертво. На запястьях и щиколотках розовели незагорелые, язвами изрытые полосы.
Прометей попытался выпутать куст из бороды, зря. Тогда он перепилил бороду мечом на уровне шеи. Вышло несусветно уродливо. Меч в его ручище казался шилом.
– Господа! – сказал он смущенно. – Я понимаю, что к общению сейчас не вполне пригоден… Километрах в пяти отсюда есть водопад, я его прекрасно знаю на слух. Если не возражаете, я сбегаю помыться.
Господа не возражали. Великан бросил меч и помчался – вправду бегом, перепрыгивая через умеренно высокие скалы. Свобода доставляла ему величайшее наслаждение.


Судьба Прометея
А Рота устроила привал – поодаль от места заключения, ибо смрадно. Разожгли костер и начали жарить подстреленную дикую козу. Командир, долбя камнем, выпрямил гнутый меч и принялся стачивать вмятины от чуждой для него функции рычага. Антриппос нехотя делал то же.
Спустя час вернулся Прометей. Он стал несравненно светлее и свежее, мокрые патлы закинул на спину – хоть глаза стали толком видны. Хорошие глаза, но малость чокнутые.
– Это – мясо?.. – спросил он вкрадчиво. – Мужики… если позволите…
Он очень хотел удержаться в рамках приличия – но нечаянно слопал козу целиком. Напрочь. Бойцам не досталось ничего, они лишь переглядывались, а Антриппос раздувал ноздри и бил по земле кулаком. Прометей видел это, но остановиться не мог.
– Ребята… Не поверите – тыщу лет не ел мяса!.. Вру. Восемьсот двадцать три года назад, в мае, удалось воробья поймать зубами. На ветку сел, дурак… Геракл, я гляжу, у тебя меч острый! Дай побреюсь.
– Зеркала нет!
– Да хер с ним…
Меч вправду наточился, и великан стал скоблить нижнее полумордие. Волосья конского калибра устилали окрестный грунт, кентавр приглядывался к ним подозрительно: выходило, что дылда в некотором роде тоже лошадогрек. Территорию, что ль, пометить?
А Кокус начал варить суп с чем бог послал – в частности, с ягодами от выдранного куста.
– И все-таки: кто вас сюда? – спросил нового друга Геракл. Тот удивился:
– Сказал ведь уже: я – Прометей!
– Очень приятно, но что из этого?
Исполин прекратил бриться и долго недоверчиво взирал на греков.
– Вы честно не знаете?!.. Короткая же у людей память! Исчезнешь на тысячу лет – и с концами…
– Люди за год забывают… – вставил комроты. Прометей покачал головой крайне неодобрительно, вздохнул, продолжил бритье и рассказ свой начал:
– Родился я давненько. Даже не уверен, было ли это вообще: я себя ребенком не запомнил. Может, мы взрослеем быстро… Мой кузен Зевс явился на свет всего парой столетий раньше меня. Эта ничтожная разница и сыграла роль: где я теперь, и где он… Впрочем, чем эта гора не Олимп? Я тоже на вершине… Я тут, знаете ли, пристрастился к философии. Располагающее место.
– К-как это кузен Зевс? Вы что – б-бог? – осмелился перебить Стебокл. С богами нос к носу никто из бойцов еще не сталкивался. Одно дело – верить в них абстрактно, и совсем другое…
– Я – титан, – веско сообщил Прометей. Иолай поинтересовался:
– А что это значит?
Недобритый хлопнул себя по бедрам, едва мечом не поранясь:
– Ни хрена себе! Да вы вообще ничего не знаете! Ну молодежь пошла… Ладно, поехали с истока. Раньше всю Землю населяли лишь мы – титаны. Людей не было.
– Раньше – это когда? – уточнил Мирополк.
– Давно. Я со счета сбился. Парни, не перебивайте, нить утрачу. Короче, вас мелких не было еще, жили лишь мы и звери нам по росту, намного больше нынешних. Даже бабочки летали вот такенные! Воздух тогда гуще был, а гравитация – слабее. Ну, то есть весили мы меньше.
– Это ваши построили Микены из громадных булыг? – догадался Геракл. Освобожденный кивнул:
– Угу.
Иолай поднял брови:
– А разве не циклопы?
– Был у нас и одноглазый подвид, но эти не строили, ибо туповаты. Полушарие мозговое у них тоже одно, сзади, чтоб челюстям не мешать. Они по сельхозпродукции спецы… Мы же всюду – в Египте, в Гиперборее, в Америке Южной – возводили города и центры космической свя…
Титан осекся и испуганно оглядел людей: не злоупотребят выскочившей невзначай информацией? Но слушатели, похоже, ничего не поняли. Успокоенный рассказчик продолжил:
– Жили мы не тужили несколько веков, а потом некоторые заскучали и начали строить иерархию. Царить захотели, другими помыкать. Двоюродный братец объявил себя главнюком. Оснований на то не имел – но вот так, по нахалке. Постепенно все привыкли, что он первый среди равных.
– Так что же, Зевс – не бог? – поинтересовался Сигурд. У греков этот вопрос тоже вертелся на языке, но был слишком кощунственным.
– Для вас считай что бог, – возразил Прометей. – Титан с правящим чином – сила немалая. Кстати, твои Торы-Одины – тоже титаны. Ты ведь викинг? По акценту слышно. Так что особо-то не возносись, твои боги не круче греческих!.. М-м… О чем я?
– О Зевсе, – подсказал Иолай.
– А! Да. Скоро выяснилось, что одному править трудно, нужен штат. Титаны кинулись делить богские должности. Суета поднялась! Интриговали, подсиживали, примазывались к Зевсу… Бабы, как водится, получили места через его постель – ну, кроме дочек: Афины там и прочих. Те просто по блату. Сестру свою родную Геру тоже трахал, извращенец. Тьфу!
Прометей замолк, потому что брил верхнюю губу.
Греки слушали чутко, но без полного доверия: очень уж не сходился рассказ великана с известной им священной историей! Нет, божьи инцесты – это норма; но вот «должности» дико звучат. И еще: как это – чужие боги не хуже наших?? Вот уж вовсе ни в какие ворота… Кокус мешал ложкой в котелке, Антриппос ноздрями шевелил.
Верхняя губа кончилась, титан подвигал ею для пробы – непривычно, свежо, ноздри не колет – и продолжил:
– Мне эта возня была западло, я наблюдал и плевался. Ну, мне и не досталось ничего. А ставок они выбили прорву. Даже Эос-пигалица, на семьсот пятьдесят лет меня младше, я ее и как девушку-то не воспринимал – и то «богиня утренней зари»!.. Кому на хрен нужна такая богиня?! Что, без нее заря не наступит? Нет, убедила Зевса-папика зарегистрировать штатную единицу… Тут еще на нас напала раса драконов, они прилетели из другой галак… в общем, большая война была, – опять спохватился Прометей, выболтав лишнее.
Но война слушателей не удивила, дело привычное. А важную подробность они, как всегда, пропустили мимо ушей.
– Прометей, скажи, а боги правда на Олимпе живут? – полюбопытствовал Иолай.
– В основном да. Там центральный офис.
– А почему их никто не видел? Люди же поднимаются туда – гора как гора…
– Это потому, юноша, что наши научились уходить в параллельное измерение. Когда контакт с людьми нежелателен, мы для вас просто исчезаем. Но это процесс энергоёмкий, потому многие под Землю переселились, в тайные города.
– Аид? – быстро спросил Геракл.
– И он тоже. Но давайте я к теме вернусь. Итак, титан с должностью – это бог, а я – свободный художник. Хожу сбоку, иронизирую… Ну, нами-то вволю не покомандуешь, мы и ответить можем. Богам захотелось поиметь бесправный электорат, чтоб смачнее. И они наполнили Землю людьми.
– А г-где ж они нас взяли? – удивился Стебокл.
– Тут пестро получилось, народы все разного происхождения. Кого-то генетически модифицировали – из обезьян, собак, медведей. Других перевезли с других планет. Третьих просто сконструировали. Некоторые титаны телом обмельчали и стали самыми крупными и значительными из людей. А потом все перемешались, и хрен теперь разберет, кто из вас кто.
– Дядь, ты, наверно, из титанов, – подал голос Иолай. Прометей взглянул на Геракла и племянника, но фразу оставил без комментария. А сказал так:
– Люди вышли маленькие, голенькие, беззащитные. Чтоб помыкать – самое то! Боги тогда еще не остыли от борьбы своей подковерной, только обживались на престолах – и хотели зрелищ покровавей. Людей рвали хищники, губили холод, жара и сейсмические катаклизмы – а противопоставить было нечего. Не дали ж вам боги ни клыков, ни копыт, ни даже клюва мало-мальского: так казалось забавнее.
– Насчет копыт поспорю! – вмешался Антриппос, ему приспичило считать себя человеком. Соплеменников давно не видел, отвык.
Прометей решил не возражать:
– Ну… да… извини. Не скажу, чтоб я так уж сочувствовал людям. Чего уж там – мельтешат, копошатся… Но на братцев моих и сестриц взяла меня досада. Что ж вы, суки, власть хапнули – только для самоуслаждения?! Да, так всегда и бывает – но это же неправильно! Чтоб хоть немного подпортить их долбанный кайф, я решил помочь людям. Люди мне в ответ помогли лишь сегодня… Спасибо, кстати, мужики.
– Это наша работа, – улыбнулся Кокус и попробовал почти готовый суп.
– Люди не имели прирожденной силы и оружия. Следовало дать им искусственные, – продолжал бывший узник. – И я научил этих недоразвитых существ технологиям: земледелию, выплавке металлов, варке щей из мамонта. Я лобзик изобрел! Я предложил использовать лазер для выведения татуировок! Это пока не пригодилось… Человечество пошло на поправку. Через пятьсот лет боги насторожились: неладно дело, люди перестали дохнуть, как мухи! Следственный комитет вычислил меня. Я не отпирался – «Да, говорю, съели?!» Бога можно обидеть лишь одним способом: лишить его кайфа. Я этого добился.
Прометей замолк, улыбаясь приятному воспоминанию.
– И что они? – подтолкнул рассказ Сигурд, оскалившись как-то недобро. Титан отозвался:
– Меня схватили и стали судить. Ярились все, даже Афродита, даже тихоня Эос. «Распни его!» – вопили боги, кузен Зевс разыгрывал беспристрастность. Лишь Посейдон за меня вступился: «Да ну, говорит, ну побаловался парень – с кем не бывает?» Это потому, что ему навредить я не сумел: он как топил людей, так и продолжает. К тому же в отместку другие боги попросили его наслать жуткий потоп на самую развитую человеческую страну – что он и сделал, и получил добавочное наслаждение. Однако люди уже научились кое-что строить и понимать, оттого погибли не все.
Сигурд и Мирополк переглянулись.
– Меня могли расщепить на нейтроны, всунуть в двухмерное пространство, отправить на мерзкую планету типа Меркурия или Луны. Кстати, ее тоже наши построили. Вы в курсе, что она создана искусственно, для балансировки земной орбиты?
Титан перестал опасаться секреты разболтать – и утратил бдительность. Он уверился, что половину его слов считают сказочкой или бредом; ну и пускай! Уж больно хотелось поговорить.
Между тем, один человек в Роте понимал почти каждое его слово. Как бы рассеянно опустив глаза, он цепко слушал. А Прометей рассказывал дальше:
– Но боги решили, что обиднее всего покарать примитивным, архаическим способом. И меня присобачили к этой скале.
– А по-по-почему здесь, а не в Греции? – вмешался Стебокл. – Зевс-то там живет, и все остальные!
– Да потому, что я в этих краях с людьми работал. Начал далеко на севере, потом к югу пошел учить ваших – тут меня и застукали.
Иолай ревниво вскинулся:
– Разве не в Элладе культура началась??
– Жаль разочаровывать тебя, юноша, но к вам, и в Египет, и во всякую там Месопотамию знания докатились гора-аздо позднее. Уже без меня, своим ходом.
Нет, вот это уже через край! Спорить с бывшим зеком не стали из уважения к отсиженному им сроку. Но в этом месте память явно ему изменила – ведь каждому культурному человеку известно, что цивилизация зародилась именно в Элладе!
Сигурд с Мирополком опять взглянули друг на друга понимающе, безо всякой вражды. Но что с них взять – варвары!
А титан продолжил:
– Итак, меня присобачили сюда. Скобы и гвозди ковал лично Гефест, по нанотехнологии; я вообще не понял, как вы смогли их отковырять! Этого им показалось мало, и они назначили одного громадного орла жрать мою печень. Он прилетал на утренней заре, расковыривал мне клювом бок и медленно кушал. Я после узнал, что орла протащила милая Эос: он же в ее рабочее время кормился и давал ей зрелище!
Возникла небольшая пауза.
– Прометей, ты бессмертен? – спросил Мирополк. На эту мысль наводили тысяча лет у скалы плюс хронический травматизм жизненно важных органов.
– Титаны живучи, регенерация тканей у нас бодрая, – отозвался рассказчик. – Но вы же воины! Должны понимать, что убить можно любого. Надо лишь знать, как.
Геракл повел бровью с выражением «это точно». А Кокус напомнил:
– И что орел?
Вопросы кормления и рациона интересовали его профессионально, даже если речь о птице. Гигант ответил:
– Чтоб летал регулярно, ему запретили жрать что-либо другое. Сплошная печеночная диета. Мне даже жаль его было. Он ведь единственный мне тут компанию составлял, больше и поговорить не с кем… За вечер печень отрастала снова, рана рубцевалась. А чтоб я с голодухи не впал в анабиоз и иные бессознательные состояния, передо мной вырастили этот херов куст с ягодами… Да…
Прометей ушел в задумчивость. Он уже добрился и сверкал белизной юного подбородка, а длинный хайр просто-таки превращал его в лидера неформальной молодежи. Не стыковался его имидж с баснословным возрастом.
Бойцов зачаровал масштаб услышанного, Кокус суп помешивал. А Геракла грыз червячок. Очень уж эта история отдавала шизоидной паранойей! Кузен Зевса… Участник сотворения мира… Орел клевал… А следы где?! Шрама ведь ни малейшего под ребрами! «К утру зарастает» – ответ хороший, но бездоказательный.
С другой стороны, дядька рослый аномально, таких не бывает. И приковали его вправду очень давно, судя по сцеплению бороды и куста. Кто же он такой?.. Может, из местного племени, вроде тех остроплечих пастухов? Или правду говорит?
Прометей поднял голову:
– Итак, я был обездвижен на скале и обеспечен орлом. Через семьсот лет орел подох от однообразия меню, да и меня уж так эти ягодки достали!
– Да нормально, вкусно, – пробасил Антриппос, всё время рассказа машинально объедавший куст.
– Ну посиди тут тысячу лет, я погляжу… Зимой их подмораживает, вкус чуть меняется. Некоторые я подолгу игнорировал, чтоб завяли. Тоже разнообразие. Какие перезреют – вот тебе и вино… Я по этой чертовой ягоде сто диссеров напишу!
Кентавр сообразил:
– Как же ты столько лет без бабы? Я бы помер…
– За столько лет ты и с бабой помрешь! – усмехнулся Кокус. А Геракл развел руками:
– Извини моих людей, Прометей! Продолжай, пожалуйста.
Но титан не отмахнулся от нового поворота темы. Он промолвил задумчиво:
– За тыщу лет начинаешь понимать, что не бабой единой жив человек…
Тут взгрустнулось всем, ведь в походах все стали отчасти прометеями. Долг перед родиной, уважение к шефу, радость преодолений, чувство осмысленности жизни – это всё чудно. Однако без простого человеческого кайфа порой выть хочется…
Суп сварился, все вынули ложки и начали хлебать из котелка. Великан воздержался: целая коза насытила даже его.
Шесть мужиков, кентавр и доисторический гигант сидели у костра под скалой. Огонь почти угас, дыма не было, угли белой золой подернулись и днем казались бы остывшими. Но начинало смеркаться, горы окрашивались синевой, воздух сгущался – и нутряной жар выявил себя спокойным неярким рдением.
Они сидели рядом с тропой, а ниже открывалась темно-зеленая бархатная долина, словно выдох исполинской груди; посреди нее меж леса поблескивал местами ручей. Главы далеких гор озаряло багровеющее солнце. Надвигался закат.
Несколько минут был слышен лишь стук ложек по котелку и посвист не желавшей угомониться пичуги.
– И что дальше? – нарушил молчание Иолай. Дослушать необыкновенную историю хотелось всем.
Титан без промедленья ответил:
– Орел помер, но ему нашлась замена. Откуда ни возьмись явились разбойники из одного горного племени. Как и все бандиты, они не строили, не пахали – жили лишь грабежом. Причем выбирали самых слабых соседей и нападали ночью, исподтишка. В том проявлялся их гордый джигитский дух.
– А как ты об этом узнал? Ты же здесь был неподвижен… – поинтересовался Геракл, стараясь убрать из интонации скептицизм.
– Уцелевшие из разграбленных аулов уходили в горы и иногда набредали на меня – вот и рассказали. Это сейчас меня кустиком прикрывало, а зимой я виден… Досуга мне, как вы понимаете, хватало, и я выучил все местные языки. Мне поведали, что эти гады обожают младенцев резать на глазах матерей, а мужчин боятся, особенно вооруженных; как увидят – сразу рефлекторно пытаются удрать. И лишь сообразив, что мужчина один, а их десять, осмеливаются подстрелить его из-за угла.
– Это точно, – Мирополк скрипнул зубами, – пересекался я с ними…
Прометей кивнул и повел дальше:
– Впрочем, рассказывают, что внизу, на равнине, видели их мирных, оседлых соплеменников. Они живут, как все нормальные люди, кукурузу сеют. Значит, в семье не без урода: часть племени почему-то одичала и пошла буйствовать, родичей своих позорить на века… Ну так вот, однажды джигиты встретили меня. При виде такого большого мужчины они дружно обделались – и стояли в кучах дерьма, от ужаса не смея шевельнуться. Вонища повисла! – даром, что здесь сквозняк… Наконец самый храбрый сумел отбежать на безопасное расстояние и сменить штаны. У них всегда с собой запасные ради подобных случаев.
– А что та-та-такое «штаны»? – удивился Стебокл. Мирополк уверил его:
– Скоро узнаешь! Извини, Прометей.
– Да нормально. Я ж не лекцию читаю… Мало-помалу они разглядели мои цепи – сталь уже изрядно коррозировала и почти слилась цветом со скалистой породой. Оказывается, я прикован! Бандиты преобразились. Они гордо переоделись передо мной, не убегая. Затем подошли ковырять меня кинжалами. Моя неподвижность и зрелище текущей крови доставили им истинное наслаждение. Они стали лагерем неподалеку, временно прекратили грабежи и целыми днями веселились, как дети, истязая меня. Ну и то ладно, хоть от людей отстали ненадолго…
Даже Антриппоса эта повесть проняла. Он плюнул и проворчал:
– Вот нелюди, блин…
– Наконец их вождь встревожился, что я истеку кровью, помру, и развлекуха кончится. Он запретил подчиненным кромсать меня, оставив эту привилегию только себе лично. С тех пор сменился десяток поколений вождей, и каждый из них приходит ко мне два-три раза в неделю, чтоб отдохнуть, ковыряясь ножичком в моих сухожилиях. Нынешнего вождя зовут Хорбаб Визгляев… Да вот и он!
Из ущелья по тропе шел неизвестный человек, чему-то улыбаясь и помахивая кинжалом. Был он черен и небрит, самоуверен и горд, ничего пред собой не замечал. И вдруг окаменел, увидев освобожденного Прометея.
Титан сказал ласково на местном языке:
– Ну привет, Хорбабчик, орел горный! Как твое здоровье?
Со здоровьем был, видно, порядок: от избытка жизненных сил даже штаны намокли, и по камням растеклась прозрачная лужица. Орел упал на колени и залепетал:
– Прасти, дарагой, я болше нэ буду! Я нэ виноват, я прыказ выполнял…
– Чего?! – у Прометея глаза на лоб полезли. – Какой такой приказ?!
– Все мои предки тэбя резал, закон такой у нас… Ты же знаешь, у нас слово прэдка – скала! Если б я ослушался – последний шакал бы стал, мамой клянусь! Дарагой, пощади, братом будешь…
– Не брат ты мне, гнида черножопая, – хотел сказать Прометей, но сообразил, что эта фраза уже где-то была.
Он мог отомстить вождю по полной, мог неделю размазывать его живьем по скалам – и ни у кого язык бы не повернулся его осудить. Но титан лишь хлопнул бандита по голове кулаком, и того не стало.

Переночевав, отряд собрался дальше. Геракл спросил на прощанье:
– Куда ты теперь, Прометей?
– Не знаю. Пока здесь посижу. Спешить-то некуда: никого у меня на Земле не осталось. – Он сказал это без горечи, очень просто, лишь отмечая факт. – Спасибо, мужики. Прощайте.


Гиперборейская равнина
У гор явно кончился запал: они выдыхались, всё чаще уступали место просторным долинам. Через несколько дней энергичного марша выродились окончательно. Началась прикаспийская низменность. По ней бродили пастушьи бригады, следуя за разнообразным скотом, который съедал одну траву и шел к другой. Жили пастухи в круглых юртах с удобствами на дворе.
У этих кочевников воины приобрели транспортное средство. Остатков жалования едва хватило на пять низкорослых лошадок местной породы, шестую выменяли на альпинистский ледоруб. Скотовод сам не знал, зачем ему эта штуковина – но очень глянулась. Он повесил ледоруб на стену юрты: не чужд был, видно, эстетизма… Или судьба готовила его покарать какого-нибудь политического авантюриста?
У него же Мирополк купил холщовые штаны и рубаху – и переоделся с заметным удовольствием; советовал и коллегам, но они остались в туниках. Даже Сигурд. Греческая одежда была ему столь же чужда – но носить обноски какого-то туземца?!
Полдня ушло на освоение основ верховой езды: ведь из греков этим по-прежнему владел лишь Геракл – да и он значительно уступал Мирополку. Сигурду тоже пришлось учиться: дружина конунга билась пешей.
Отряд поскакал всё туда же, на северо-восток, вблизи берегов Каспия. Местность слегка холмила, пестрела разнообразными травами, доходившими иногда всадникам до плеч. Когда дул ветер, равнина начинала колыхаться, словно море.
– Это и есть степь, мужики, – объяснил Мирополк. И широко, свободно вздохнул.
Антриппос в транспортном смысле был самодостаточен – но уставал быстрее, чем маленькие местные лошадки, которые еще и всадников несли. Это его неприятно поразило. Более того: среди них оказались две кобылы, но его к ним не влекло! Вот уж вконец странно… «Старею, что ли?..» – думал он со скорбной нотой.
Может, правда старел. А может, его половая толерантность всё же имела предел, и дамы некоторых национальностей в него не вмещались.
Сигурда мучила гордость. Викингу следует приходить на Восток лишь завоевателем! А он что тут делает? Фигней мается какой-то… С другой стороны, сейчас есть некоторая свобода. Да, он подчиняется Гераклу – однако волен в любой момент уйти. А если вернуться домой, в дружину – всё, будешь там до смерти или инвалидности. Конунга мнение солдат не интересует никогда.
Греков подавляли неизмеримые просторы. На родине целая страна – Фессалия или Арголида – умещается меж соседними горами, вся видна одним взглядом. А тут едешь-едешь, три Пелопоннеса бы пересекли – и всё простирается бесконечное пастбище, трава и небо, чужая несокрушимая мощь.
А Мирополка именно это окрыляло. Он удалялся от родного Дона – но все равно здесь была Отчизна, настоящая земля, а не какие-то живопырки европейские.
Через несколько дней Рота подъехала к могучей спокойной реке вроде Нила или Эридана.
– Это – Ра , – представил князь с какой-то странной нежностью. – Одна из самых великих наших рек.
– Чего же в ней великого? – ревниво спросил Кокус.
– Ну, если ей вздумается течь вокруг Греции, она ее дважды опояшет, и еще останется… То есть, конечно, река не наша, а Божья, – поправился Мирополк, – нам тут кичиться нечем. Давайте переправу искать.
Они поехали вдоль реки и вскоре заметили паром, пилотируемый широколицым дядей с узкими глазами. Денег не осталось, и Мирополку пришлось долго уламывать паромщика на своем языке. Наконец тот предоставил плавсредство – сам, однако, работать отказался. Рота взошла вместе с лошадьми на платформу и повлекла ее своими силами вдоль протянутого через реку каната. Таких систем для переправы греки раньше не видали – впрочем, любую реку Эллады можно пересечь вброд или по коротенькому мостику… А владелец парома сидел в уголочке и пялился на коне-человека и полуголых мужиков, обмотанных тряпками через одно плечо.
Настал вечер, Рота устроилась на ночлег. А к утру похолодало, над степью повис туман, жемчужная роса искрилась на траве. Греки согрелись у костра, но в пути снова замерзли – да так, что предпочли некоторое время бежать, держа лошадей в поводу.
Вдобавок Кокус заметил, что из его рта выходит пусть легкий и белый, однако дым. Он пригляделся. С остальными творилась такая же беда.
– Мы что, горим изнутри, нас боги покарали? – пролепетал он испуганно. Против воли богов и спецназ бессилен.
Тут все заметили изрыгаемый ими дым и напряглись. Лишь Сигурд язвительно усмехнулся.
– Не горим. Всё нормально, – успокоил Мирополк, ехавший рысцой, однако явление объяснить не сумел. Он сам на югах забыл, что так бывает; а теперь припомнил еще одну странность. Ведь чем морозней, тем сильнее валит изо рта! В точности как костер: чадит-то он, когда слаб, прохладен; а жаркое пламя дыма почти не выдыхает. Человек подобен огню.
– Студеный же денек… – буркнул Кокус, чтоб перекрыть новой фразой свой недостойный страх.
– Это не денек, это осень. Я ведь советовал штаны купить! – напомнил князь. – Зима скоро.
– Зима – это скверно, – подтвердил Иолай. – Дожди начнутся, слякоть…
Мирополк засмеялся:
– Нет. У нас зима – это кое-что другое… – Он с наслаждением потянул ноздрями воздух. – Морозец близится! Знаете, как мне ваша парилка южная надоела?!… Кстати, на лыжах умеете ходить?
Слово «лыжи» в греческом языке отсутствует, поэтому вопроса никто не понял. Да и был он риторический. Откуда им уметь?..
Путники спешили. Осень в этом году случилась быстрая, с каждым днем холодало всё заметней. Утрами на ковыле вместо росы серебрился уже настоящий иней, травы блекли.
– Послушай, Мирополк, – спросил однажды Геракл, стуча зубами. – А ты уверен, что мы едем в Сад Гесперид? Как-то непохоже…
– Если честно, он давно уже не сад, – признался князь. – Да и не был садом никогда. Это греки так его назвали. В древние времена там буйно зеленел лес – с пальмами, как в Египте, только еще раскидистей, и с деревьями гибкими, как змеи, которые стволы пальм оплетают и душат. Болот много было. Бабочки летали размером с коршуна, и лазили ящерицы вроде слона. Прометей о них говорил, помнишь?
– Я думал – брешет.
– Нет, правда. Мы кости находили, коготь как меч длиной! А древесная масса от буйного леса за века слежалась в пласты каменного угля. Горит он жарче дров, потому у нас там много металлургии и кузнечных производств. Даже город один местный назвали Кузнецком. А невдалеке другой город, Киммерово – его построило племя, которое вы называете киммерийцами. Туда мы и идем…
– По горам больше шастать не придется? – с надеждой спросил командир, которому скалолазание порядком надоело.
– Нет, горы там лишь с юга, а мы с запада придем. Кстати, это не просто горы.
– Почему «не просто»?
– Потому что еще дальше на юг живут желтые люди, раса Дракона, и от них этот лес с пальмами защищал великан Атлант. Погибнув, он превратился в горный хребет Алтай, две буквы местами поменялись. Легенда, наверно… На этих горах живет племя шорцев. Они так называются потому, что при теплом климате в шортах ходили.
– А ваши на Алтае живут?
– Сейчас – да. А в те времена туда лишь первопроходцы, путешественники заглядывали – карты составлять, искать полезную руду на будущее… Народ наш жил на полярном континенте. Потом климат изменился, прародину льдом накрыло, нам пришлось уйти – и знойный лес тоже вымерз. Взамен наросла тайга, где у деревьев от холода иглы вместо листьев.
– Иглы? Как у ежей? – недоверчиво переспросил Геракл.
– Точно. Скоро сам увидишь, придется поверить! – улыбнулся князь. – В общем, эту тайгу с иглами вы и называете Садом Гесперид.
– А вы ее как зовете?
– А мы, когда от потопа уходили разными путями, в той тайге как раз собирались заново – потому и назвали ее Собирь. Южане через «и» произносят… Ума не приложу: откуда там золотые яблоки? С пихты, что ли?.. Одна надежда: может, под яблоками разумеют нечто иное?
Князь замолчал. Лошади мелко трусили, заиндевевшая трава похрустывала.
– Спасибо, Мирополк, утешил. Значит, нет Сада Гесперид? На кой же мы тут мерзнем, как… – греческий язык не позволил Гераклу точно выразить желаемое, а материться по-гиперборейски он не захотел. Командир опять спрыгнул с коня и побежал. – Князь, как в твоей стране можно на штаны заработать?
– С нашим-то ремеслом? – уточнил Мирополк. – Хм…
И верно, в охране тут не нуждались, спокойно жили – скот пасли, пшеницу сеяли. Ненадолго наняться в иностранный легион к какому-нибудь правителю? Но такой правитель никак не попадается…
Однако вскоре грекам повезло: они заехали в село, где требовалось выкопать пару колодцев. Бойцы разбились на бригады, получили от заказчиков инвентарь и вырыли за неделю две преглубоких ямины. Сигурд скрипел зубами – но копал. Ладно, вот придут сюда нордические армады – и эти колодцы тоже станут нашими!..
Ночевать им позволили в избах. У Стебокла даже наметился флирт с хозяйской дочкой, но языковой барьер помешал превзойти стадию заинтересованных взглядов. Впрочем, однажды она коснулась пальчиками его раненного уха и брови тревожным домиком подняла: больно? А он махнул в ответ: ништяк! Нечаянно задел ее по плечу и ладонь придержал чуть дольше приличий. Но ничем эта трогательная сцена не продолжилась…
Гиперборейские девушки – это вам не гречанки. Близость допускают лишь при серьезных отношениях; а тут времени выпало слишком мало.
Заплатили бойцам комплектами зимней одежды: штаны, рубаха и широкая доха из волчьего меха. Греки долго хохотали друг над другом, но согрелись. Вместо сандалий пришлось напялить нечто плетеное из двух слоев бересты, предварительно обмотав ступни тряпками (сапоги оказались не по карману). Антриппос на штанах и обуви сэкономил, и доху ему полушубок заменил.
– Шапки бы еще… – попросил Мирополк. Хозяйка ответила:
– Ну тогда поле озимое вспашите. У вас вон и упряжной есть… В кого ж такой уродился, недотепа? Ай-яй-яй… А вообще ничё, симпатичный…
В соху впрягаться Антриппос отказался наотрез. Однако уши мерзли… Пришлось с отвращением согласиться – тем более, что в рытье колодцев он не участвовал в силу анатомических особенностей. Ну не лезет кентавр в стандартный колодец!..
Впрочем, уже назавтра он охотно вышел пахать – потому что все местные девки и бабы целый день торчали в поле и на него дивились. Семечки лузгали. Слух прошел, и вскоре сбежался женский пол даже из окрестных деревень – делать-то осенью нечего! (Мужики стеснялись любопытство показывать). Кентавр шел в борозде, гордо закинув голову и плечами поводя. Он чувствовал себя бесспорной звездой.
Но на сближенье бабы не шли.
Вечером в деревне отмечали какой-то праздник, странников пригласили за стол. Удивительно, но вина не подали. Кроме уже знакомого грекам квакиса пили неизвестную жидкость, в которой хмель ощущался, но лишь чуть-чуть. Ведро надо выхлестать, чтоб задуреть, как от чаши вина!
Музыканты играли на струнах и дудках, народ плясал. Слегка окосевший Сигурд поддался веселью и забыл, что он тут завоеватель. Он поставил перед собой горшки из-под еды, один другого больше, и начал бить по ним длинными ложками – необыкновенно ловко, подчеркивая ритм – так что пляска сразу сделалась вдвое ярче!
Стучал он так целый час, легко подстраиваясь под новые для себя наигрыши. Девки поглядывали на него с огромным интересом.
Когда спать укладывались, Геракл похвалил:
– Эк у тебя лихо выходит! Где научился?
Викинг немного покраснел, но отступать было поздно. Он сознался:
– Да я дома, до службы, в одной группе был барабанщиком… Играли, правда, потяжелее, чем сегодня – скандинавский индастриал.
Комроты не очень понял, ибо давно отошел от молодежной тусни. Однако спросил из вежливости:
– Как группа называлась?
– «Кейс и набор свёрл».
Ну да, как шеф и ожидал – шведско-норвежская тарабарщина, ни слова не понять… Однако одобрил, засыпая:
– Круто!

Заработав шапки и вязаные рукавицы впридачу, бойцы продолжили путь. Холодало, но ночевать в степи им почти не приходилось, ибо деревень тут было натыкано множество. Смуглых ино-странников охотно принимали на ночлег, лишь с кентавром затруднялись – всё ж по большей части скотина, в дом-то пускать… Но он не возражал против конюшен. И никто не догадывался, отчего у кобыл на заре такое хорошее настроение…
Однажды проснувшись, греки вышли из очередной избы – и замерли. Мир сиял белизной. Бревенчатые стены, плетень, деревья казались нарисованными углем поверх искрящейся бесконечности.
– Это снег, ребята… – тихо произнес Мирополк. – Вот мы и дома…
И вдруг нагнулся, слепил из этого ослепительного покрывала шарик и швырнул в Стебокла! Тот оторопел, потом тоже схватил ладонями снег – и сразу выронил:
– Жжется!
Князь захохотал и сунул целую пригоршню Иолаю за шиворот:
– Давай, не робей!
И добрых полчаса шесть мужиков носились, как дети, по улице, кидая друг в друга снежками. К ним деревенская шпана присоединилась. Антриппос стоял-стоял с одной девицей у амбара, но тоже не утерпел.
Местные дивились их ребячеству. А также тому, что и греки, и викинг внешне почти от них неотличимы: высоки, русоволосы, глаза голубые… Лишь лопочут по-своему.
Но ничего странного в этом нет: ведь изначально все они – единый народ, в разные стороны растекшийся после потопа Гипербореи. А язык – что ж, он со временем меняется.

В тот же день Рота достигла новой широкой реки.
– Это Яик, по-вашему Даикс, – представил Мирополк. – Ребята, у меня идея. До Киммерово мы уже не доберемся: скоро снег всерьез ляжет, увязнем. А вдарят морозы – так и дохи не спасут.
– Морозы?! – изумился шеф. – Что, бывает еще холоднее?!
– А то ж! Случается: плюнешь – и льдинка зазвенит. Честно!.. И вот мысль: давайте пока завернем к Змеегоре, к Уралу то есть – там городов много. Глядишь, найдем работу по специальности, перезимуем нормально. Что скажешь, командир?
– У меня такое ощущение, что командир давно ты, – отозвался Геракл. – Я в этой стране ни фига не понимаю! Ну как скажешь, поехали к горам.
Рота двинулась вдоль Яика прямиком на север.


Загадочный город
Они спешили со всех копыт, надеясь зиму обогнать. Первый снег растаял, но скоро выпал новый, и все чаще и чаще он падал, а таял неохотно. Лошадям приходилось разгребать его, чтоб отведать скукоженной травы, ушами мохнатыми дергали недовольно.
Яик свернул на восток, странники последовали за ним.
Через полмесяца показались невысокие горы. Дорога стала оживленной, по ней постоянно кто-то ехал – верхом или в раскоряке на двух гнутых брусьях, они по снегу скользили. Стали попадаться города, обнесенные каменной стеной – но Мирополк неизменно миновал их:
– Столица впереди!
На четвертый день пути вдоль Уральского хребта Сигурд насчитал таких городов больше десятка. Он был в шоке. Где «примитивные народишки Востока, которые ютятся в шалашах и жаждут твердой руки с Запада»? Нордическую молодежь так учат с пеленок. Неужто врут?!
Да нет – наверно, сами не знают. Видимо, он первый викинг, оказавшийся в этой поразительной Стране Городов. Если Единый бог Один позволит ему вернуться на родину, он всем скажет: не суйтесь на Восток! Гиблое дело!..
Впрочем, Сигурд сразу понял: никому он этого не скажет, иначе прослывет вруном и паникером.
У ворот очередного города Мирополк остановился. Каменная стена была выкрашена зачем-то в черный цвет и плавно загибалась в обе стороны. Похоже, город круглый, если с неба глядеть. Только кто ж его оттуда увидит?.. Князь произнес:
– Товарищи греки и ты, Сигурд – отныне я попрошу вас во всем меня слушаться. Не сочтите за наглость, просто город очень серьезный. Они и меня-то послать могут.
И позвонил в небольшой колокол. Тотчас отворилось окошечко в двери, он перебросил туда несколько слов – и, видимо, правильных, потому что был немедленно впущен.
– Ты глянь, его тут знают! – выговорил Геракл сквозь усы, превратившиеся от дыхания в горизонтальную сосульку. Стебокл проворчал:
– А п-пальмы в Египте сохнут, б-бедные… Как д-думаете, разлился хренов Нил?
Ему не ответили. Посидев верхом минут пять, греки слезли, начали топтаться и бить себя по бедрам, от выдохов пар валил. Танец маринованных пингвинов… Солнце при этом лучилось как ни в чем не бывало – будто происходит нормальный день, а не безумное морозилище! Ехидное у них тут солнце… Сеялся тоненький, еле различимый взглядом снежок, воздух из-за него мерцал перламутром, как створка раковины.
Минут через двадцать ворота открылись, и греков пригласили войти.
– Дядь, стена – смотри! – прошептал Иолай.
Действительно, со стенами что-то творилось. Во-первых, черная твердыня изнутри оказалась пронзительно-желтой, как цыпленок. Сразу будто теплее стало. Во-вторых, еще в воротах греки заметили, что стена хиленькая, не толще двух метров. Осады же не выдержит! От кого она спасёт?!
Впрочем, страна гиперборейцев столь велика и могуча, что до этого города враги просто не дойдут. Так что стена, похоже, символическая.
Вдоль нее, весь город опоясывая, широкой дугой шла улица. Прямо на нее, без огородов, выходили двери домов, часто двухэтажных, над каждой крышей из трубы курился дым. Но самое странное – за спинами домов высилась вторая стена – и опять черная! Город в городе! Зачем?!..
– Так, ребята, – серьезно сказал Мирополк. – Отныне вы гости Патриарха – но пожалуйста, не пытайтесь узнать об этом месте больше, чем вам скажут. Это необычный город.
– Спасибо. Мы бы ни за что не д-догадались, что необ-бычный… – буркнул Стебокл.
О городе странникам не сообщили не больше, не меньше – вообще ничего. Загадочному Патриарху тоже не представили. Поселили их в гостинице, выделив каждому номер на втором этаже; кентавра же по обоюдному согласию разместили внизу: он лестницы недолюбливал, особенно винтовые. Задницу обобьешь десять раз, пока поднимешься…
Стены комнат были гладко оштукатурены, окна закрыты полупрозрачными пластинами неизвестного состава, а тепло давала труба, хитроумным зигзагом протянутая через весь дом от печи в нижнем вестибюле. В целом отель ничего, только правила строгие: нельзя готовить еду в номере, а также приводить кого-то на ночь. Антриппос пробовал ругаться – но языка не знал…
Приводить-то было некого: местные юницы контактов избегали, да и насчитал он их всего несколько штук. Однако факт запрета бесил.
Там греки провели два самых холодных месяца, выходя лишь иногда поохотиться в окрестностях. Стреляли зайцев и лис, почти безрезультатно: не могли приноровиться к чужому климату. Снежное сияние режет глаза, целиться из лука тяжело. На лыжах ходить непривычно (их брали напрокат в холле гостиницы). Да и вообще, трудно себя на мороз вытаскивать. Это ж агрессивная среда, как в кислоту нырять – всё тело обжигает!
Гиперборейцы – сверхлюди какие-то, раз живут тут веками и не пытаются уехать. Они ж легко могут вытеснить нас с благословенного юга! Но нет, сидят в ледяном аду – и даже незаметно по ним, что страдают…
Когда удавалось кого-то подстрелить, дичь приносили в кухню гостиницы. Повар кивал, но пускал ли туши в готовку – неизвестно.
Кормили греков бесплатно, приглашая звонком в общую гостиную, где уже дожидался накрытый стол и стулья вместо лож. Ну, что поделать… Прислуги за едой не было. Местные их будто не замечали, при попытках поговорить жестами вежливо улыбались и уходили.
Мирополк жил отдельно, его они почти не видели.
Лишь однажды князь сводил их на экскурсию в рудник. Полчаса идешь от городских ворот – и вот Змеегора, что тянется бесконечно с севера на юг. Зимой часть трудов сворачивают, но главная разработка не останавливается никогда.
Запалив сальные свечи, экскурсанты вошли в тоннель, вгрызавшийся в недра горы. Укрепленные бревенчатым перекладом стены выглядели прочно, однако камушки временами падали, так что гости посматривали вверх с опаской. Часто приходилось вжиматься в стену, потому что рабочие катили по тоннелю тачки: вниз – пустые, вверх – нагруженные зеленоватыми камнями.
– Руда, – объяснил Мирополк. – Тут завод неподалеку, медь выплавляем.
Ребята озирались с любопытством, а Геракл уже видел рудник, Лаврионский, невдалеке от Афин – когда-то с Архитравой туда доскакали. Только там добывали серебро, но принцип-то один. Потому он спросил лишь:
– Сколько на этой шахте рабов?
Князь усмехнулся:
– Командир, у нас рабов нет. Ни тут, ни вообще.
На этих словах странники забыли о чудесах недр и в смятении уставились на проводника. Нельзя вот так запросто ломать базовые принципы мироздания!
– А к-кто ж у вас… ну там… ишачит?? – выразил Стебокл общий вопрос.
– Работники, за зарплату. Если захотят, могут уйти.
– И всё?!
Князь был вынужден признать:
– Ну, некоторые преступники отбывают так наказание… За воровство, за долг неоплаченный – пока не отработают.
– Вот и рабы, – удовлетворенно подчеркнул Геракл. Картина мира начала приходить в порядок.
– Нет! – возразил гипербореец. – Я ж говорю: они тут не навечно, а пока ущерб не возместят!
– Ну, так и у нас рабов порой отпускают. Ты сам не дашь соврать, – напомнил комроты недавнюю судьбу князя. Тот нахмурился:
– Да нет же! Греки отпускают как исключение, а мы – как правило! У нас все идут на волю, отработав!
Ага, началась война патриотизмов. Геракл незаметно усмехнулся в бороду. Ему захотелось поддеть князя приемчиком, которому его научил мудрый кентавр Хирон – и он спросил:
– А во время отработки люди умирают?
– Случается, конечно.
– Тогда выходит, что такой умерший – пожизненный раб. И в чем разница между греческим вечным рабом и вашим временным, если оба мрут в оковах?
Мирополк запнулся. Видимо, гиперборейцев софистике не обучали… Он проворчал:
– Ну чего ты обобщаешь? Ясно же всё, а ты…
Геракл сам знал, что применил недостойный выверт, и собеседник по сути прав. Однако в глазах подчиненных его победа над князем казалась бесспорной, они радостно заулыбались.
Гостям показали, как рабочие кайлом отнимают куски от стен. А камень-то изумительно красив! Узор на его изломе переливается темно- и светло-зелеными извивами, целые картины рисует: море с волнами, лес, фигуры причудливых животных… Иолай долго рассматривал сказочный скол, освещая его свечой вплотную, и сказал наконец:
– Чудо какое… Неужто всё в переплавке гибнет?
– Еще на зеленую краску трём. Куда еще-то? – пожал плечами Мирополк. Однако он тоже впервые обратил внимание на красоту камня, и у него зародилась некая мысль…


– К-командир, во внутренней стене нет ворот, – сообщил однажды Стебокл. Шеф укоризненно нахмурился:
– Вынюхиваешь все-таки? Эх ты, тебя ж просили… – и неожиданно добавил. – Знаю. Я сам ее трижды обошел будто невзначай.
– Согласись, ну странно: т-торчит посреди города круглый б-бастион – и хоть бы дверца какая внутрь! – горячо зашептал заика. Его поддержал Кокус:
– Мне недавно ночью не спалось, вышел. Красиво, луна, снежок серебрится… Вдруг из этого бастиона как что-то взлетит – и в небе пропало!
Геракл хмыкнул:
– Что пил?
– Ты же знаешь: я не пью, я ем! – отмахнулся Кокус, у которого от ленивой жизни вновь стало намечаться брюшко. – Взлетела кругляга серебристая – здоровая, как дом. Главное – вообще без звука!
– Та-ак…
Они почти случайно оказались вчетвером в комнате Геракла. Сигурд и Антриппос пропадали где-то, они вообще в последнее время стали жить каждый за себя. Даже греки отдалились друг от друга. Живя без усилий и видимой опасности, команда разваливалась на глазах.
– Это действительно чертовски странный город, – подтвердил Иолай. – Вы когда-нибудь в дома к местным попадали?
Кокус досадливо поморщился:
– Попадешь тут! Они как нас увидят, сразу дверь на замок!
– А я вот однажды заглянул. Мимо шел, а там – от сквозняка, что ли – щель приоткрылась.
– Ну? И чего?
– А того, – продолжал Иолай. – С виду обычное жилье – а внутри печь плавильная! Я такие видел в отцовском институте, в Тиринфе. В них с составами бронзы экспериментируют, и железо можно топить. Конструкция другая, но я сразу узнал! Мужик расплавил металл в тигле и струйкой в форму вылил.
– Ну кузнец местный, что такого? – спросил Геракл, пытаясь сохранять здравый смысл.
– А такое. Во-первых, дом на кузню не похож, пеленки перед входом на веревке сохнут. А во-вторых, в институте к такой печи пять слуг меха раздувают – а тут ничего! Ни мехов, ни прислуги! Просто печка – и мужик металл льет, будто вино из амфоры… И сдается мне, тут в каждом доме такая печь, потому от нас и прячут.
Командир задумчиво согласился:
– Действительно, дым из труб у них какой-то особенный… Ну что ж, владеют люди технологией, порадуемся за них! Гиперборейцы как-никак. А от чужих скрывают – тоже правильно… Эх жаль, Мирополк пропал куда-то, его бы расспросить!
– Это-то и настораживает, что пропал, – вставил Кокус. Начальник отмахнулся:
– Да он ведь князь! Вот его и приняли с почетом, в хоромах живет. Я его видал как-то: мелькнул в конце улицы, одежда другая совсем, солидный стал! Меня не заметил.
Шеф приложил ладони к горячей печной трубе и стоял так несколько секунд. Кокус догадался, что это стало его привычкой: штукатурка в этом месте слегка потемнела.
– Я вот что д-думаю, – значительно проговорил Стебокл. – Это не город вовсе.
Геракл засмеялся:
– А что ж это?
– Секретная лаборат-тория. А Мирополк твой на-нарочно нас сюда заманил.
Командир сразу прекратил смех.
– Мирополк? – переспросил он, нахмурясь. Иолай поднял голову:
– Дядь, а ведь что-то в этом есть! Нам нужно в Сад Гесперид, а он нас сюда увернул. И ведь даже не объяснил, зачем! Другие города же встречались – нет, он мимо пер! Надо было именно сюда…
– А в воротах? – подхватил заика. – Помнишь, как его мгновенно впу-устили? Он же нас уверял, что не-не-нездешний!
Геракл встал.
– Так. Так-так, – сказал он и подошел к окну. Сквозь мутную пластину ничего не было видно. – А ты, Кокус, что думаешь?
– Не знаю даже… – пробормотал повар. – Я Мирополку доверял…
– Да все ему доверяли! – командир болезненно поморщился. – Ненавижу в ком-то сомневаться! Так… Допустим, он местный. Мы-то ему зачем?!
– То-то и оно, что непонятно! – ответил Иолай. – Неизвестность больше всего и угнетает… Нас ведь и кормят на халяву, и за жилье денег не берут! Неспроста это. Может, нас к чему готовят?
– Н-на опыты, – зловеще предположил Стебокл. – Разрежут ножиком и б-будут электроды разные вставлять…
– Да ну тебя на фиг! Порешь, сам не знаешь что…
Геракл стал нервно ходить по комнате. Подчиненные тревожно переглядывались: они-то знали, что вывести шефа из себя почти невозможно. А сейчас волнуется – значит, действительно дело плохо.
Лишь Иолай понимал состояние дяди. Опасность, боль, оскорбления он всегда переносит стойко – но вот сомнения в честности товарища для него мучительны. Не в силах он постичь, как это возможно: предать своих.
– Нет, так просто они нас не возьмут! – воскликнул наконец командир. – Вон как мы в Египте отбились славненько!.. Хотя… Он-то, в отличие от фараона, знает, что мы спецназ… И сам не лаптем делан… Тут уж внезапность не сработает…
Дубовые половицы поскрипывали. Иолай и Кокус сидели на кровати, Стебокл стоял в углу и теребил рукоятку меча. Геракл с размаху сел на табурет, уперся бородой в кулак и задумался напряженно. А через минуту рассмеялся:
– Вот дураки! Да если б на нас что замышляли – мы б из города выйти не могли! Выпускают-то свободно… А что кормят – ну, гостеприимство проявили, спасибо надо сказать. А вы, ребята, детективов начитались от безделья, вот вам и мерещится… Пойдем, кстати, морозцем подышим. Комната эта надоела – видеть ее не могу…
Греки оделись и вышли.
Город выглядел буднично: гнутая улица, снег, дымки из труб, запертые двери. Загадочная черная стена… Ну что ж, все имеют право на секреты. Мы их не трогаем, и они нас не трогают. Вот дождемся весны – и пойдем дальше, к Саду Гесперид…
Однако греки приглядывались ко всему этому настороженней, чем всегда. Но вроде всё было нормально.
Они подошли к воротам, Геракл приветливо махнул рукой стражнику в будочке. Обычно после этого тот молча приводил в действие невидимый механизм, отпирающий дверь. Но сегодня стражник неожиданно покинул свой пост и сказал им на чистом греческом:
– Извините, господа, но вам лучше воздержаться от прогулок. Ожидается буран.

Тайна внутренней стены
Бойцы возвращались, не проронив ни слова; в каждом окне им чудилось лицо соглядатая. Перед гостиницей Геракл увлек товарищей мимо двери. Пройдя лишний квартал, греки завернули в проём между домов; вокруг были глухие стены. Командир сказал тихо:
– В номере нельзя говорить, нас наверняка подслушали. Так, парни, до вечера держимся вместе, оружие наготове. Ужинать не будем – нас могут отравить или усыпить. А ночью мы должны выяснить, что они прячут за внутренней стеной.
– К-командир, а м-может правда буран? – с надеждой усомнился Стебокл. Но шеф отрезал:
– Греческий он ради бурана выучил?
К несчастью, аргумент железный. Часовой – сотрудник службы безопасности. Ради нас ему велели выучить язык? Или он знал его раньше и скрывал? Без разницы. То и другое хреново. Голым себя чувствуешь: оказывается, всё это время местные понимали, о чем мы говорим…
– Может, просто смоемся? – предложил Кокус нерешительно. Иолай ответил с гневом:
– Пузо свое драгоценное бережешь? Ты что, не хочешь узнать правду?
Повар залепетал:
– Да ладно, чего ты взъелся? Я так, на всякий случай…
Геракл продолжил:
– Стена без дверей, значит, в секретную зону они ходят через подземелье: в каком-то из домов есть тайный ход. Мы об этом, конечно, не узнаем. У нас свои методы. Стебокл, твой скалолазный канат жив?
Щупленький заика на удивление оказался лучшим альпинистом, колхидские кручи покорял ловчее всех. Он ответил:
– Да, в номере… А Антриппос? С-скажем ему?
– Да ну, разболтает сдуру… И как ему сказать? – шляется не пойми где. Его-то наверняка выпускают: простодушный, безвредный… Ладно, пошли.
Бросать кентавра шеф не собирался, планировал отыскать его (и викинга), уходя – но пока нужно было проникнуть за стену. В этом деле полуконь лишний.
Они вернулись в гостиницу, держась боевым каре: двое спереди, двое сзади; незаметно присматривались к обстановке.
Всё выглядело беспечно: девка мыла пол, напевая, истопник подбрасывал поленья в огонь, потом шлепнул девку по поднятой заднице. Она игриво взвизгнула и легонечко заехала истопнику мокрой тряпкой. Греки знали: у них свадьба через неделю. Геракл даже устыдился своей боеготовности. Может, ерунда всё? Неужели эти двое – шпионы, и так ловко маскируются? Это уж совсем невероятно.
Но откуда часовой знает греческий? Гостиничная прислуга может быть и не в курсе. Спецслужбы в этом секретном городе наверняка качественные. Если Иолай прав, и плавильные технологии у них круче наших, то они могут и подслушивать на расстоянии… Скверно иметь врага с непредсказуемыми возможностями.
Бойцы осторожно, по двое вошли в каждую комнату и перетащили оружие и снаряжение в командирский номер. И стали дожидаться в нем ночи. Они болтали о пустяках, нарочито весело вспоминали прежние походы – под этим предлогом отказались и от ужина: дескать, увлеклись беседой.
Между прочим Кокус спросил:
– Кстати, шеф, а правда, что ты жену царя Адмета отобрал у бога смерти? Мне Иолай рассказывал…
Геракл замялся:
– По правде говоря, сам не знаю, как это вышло. Другу хотелось помочь, больше всего на свете. Я на нее глядел и молился – даже не молился, не знаю… Словно куда-то отлетел, себя забыл. А она взяла и ожила…
Стемнело. Греки вышли будто бы проветриться, держа под дохами оружия, сколько могли забрать незаметно. Потому лука взяли лишь два, самых коротких: остальные торчали из-под полы. Нельзя подозрения вызывать. Первый разговор, видимо, подслушан; но второй-то нет, и они не знают, что мы собрались действовать именно сегодня.
Буран, не буран – но вьюжило. Это хорошо: и следы греков тотчас заносило, и видимость была минимальной, за ними не могли проследить.
Спецназовцы бесшумно забрались на крышу какого-то дома, внутренняя городская стена прилегала к нему почти вплотную, зазор не больше метра. Она высилась перед бойцами еще на три человеческих роста, ее светлыми пятнами залепил снег, лишь потому ее было видно. Стебокл отвесно метнул веревку с трехлапым якорьком. Зацепилось. Он же первым ловко вскарабкался на гребень стены.
– Что там? – шепотом спросил Геракл.
– Не понять: темно…
Бойцы поочередно влезли наверх. Вьюга притихла, огрызок луны выглянул между туч, но сиял вполсилы. Разглядеть удалось немногое: крыши у внутреннего бастиона нет, он подобен огромной кастрюле; и, что странно, дно этой кастрюли черное. За пределами стены всюду лежит снег, создавая в воздухе слабое свечение, а внутри он словно никогда и не падал. Расчищают? Или он не опускается туда каким-то чудом?..
И еще: посреди черного круга еле заметно отсвечивала квадратная площадь. Видимо, полированная. Зачем?
То был стартовый комплекс для межзвездных перелетов.
Сейчас не выяснить, жители Урала сами владели сверх-технологиями – или лишь помогали некой инопланетной расе? Однако Стебокл не ошибся: греков привели в сакрально-научный центр. Все жители города (кроме обслуги и охраны) были учёными. Они сохранили часть древних гиперборейских знаний, и теперь создавали и ремонтировали сложнейшие устройства, детали для них отливали.
Но грекам постичь всё это было не суждено… Они перекинули веревку на внутреннюю сторону и осторожно спустились.
– Что дальше, командир?
– Не знаю, не видно ни хрена… Мечи к бою, в центр двинем.
Греки сделали несколько шагов, и вдруг их скрутила стремительная боль. Она вошла ниоткуда, посреди темноты, разом вывернула мышцы и пресекла дыхание. Бойцы застыли на месте, они могли лишь корчиться и стонать.
Вспыхнул свет. Он не растекался в стороны, как от нормального факела, а слепил острым лучом. И там, у основания луча, угадывались несколько силуэтов. Геракл сдержал мучительный стон и спросил:
– Что нас держит, Мирополк?
– Силовое поле. – Это действительно был голос князя, только интонация новая, официально-холодная. Ответ ничего не объяснял, но в целом был ясен. – Эх, ребята, зачем вы сюда влезли! Я ведь просил…
Что возразишь? За стену греков поманила жажда познания, а она вроде как не предмет первой необходимости. Угроза сюда греков не гнала, а любопытство Мирополк им вправду запретил, они согласились…
– Сейчас мы сбавим поле, и вы оружие положите, пожалуйста, – приказал князь.
– А если нет? – проскрипел Иолай, титаническим усилием пытаясь натянуть лук. Геракл сказал ему, преодолевая боль:
– Не спорь. Они врубят эту херь. Во всю мочь. И нас раздавят.
– Верно понял, – одобрил Мирополк. – Лучше без шуток, мужики.
Судорога отпустила мышцы, стало терпимо. Комроты первым отбросил меч. Когда выбора нет, надо уметь проигрывать.
Греков окружили, повели и заперли в комнате с голыми стенами. Там было холодно, но из узких щелей под потолком пробивался свет.
– Чего-то нас даже не связали… – удивился Кокус. Шеф ответил:
– Мирополк нашу силу знает. Стало быть, вырваться отсюда шансов нет.
Иолай мрачно полюбопытствовал:
– Нас зарежут?
– Не думаю, – отозвался дядя, застывшие руки потирая. – Это они уже могли.
Камера постепенно согревалась – наверно, отопление включили. Командир сел у стены на корточки, обхватил колени руками. Подобные случаи научили его спокойно ждать.
Стены гладкие, идеально прямые; вроде камень – но кладки не видать. Неужто из цельных скал высечены? Гиперборейцы могут… Пол тоже массивом. И потолок. Важных разговоров вести нельзя: наверняка тут всё прослушивается.
– Нерей-то, выходит, насви… насвистел, – ляпнул Стебокл. Шеф удивился:
– Чего?
Иолай и Кокус переглянулись вовсе недоумевающе. Африканскую предысторию им еще не рассказали, к слову не пришлось.
– Он же вещал, что Мирополк нас к Ге-гесперидам приведет! – пояснил заика. – А мы где, мать его?
Комроты шевельнул бровями:
– Хм… Да нет, вроде не должен был соврать, не те ухватки. Так что еще побултыхаемся, рано на дно.
– Э-э… – напомнил о себе повар. И показал жестом – мол, совесть-то имейте!
Тогда товарищам поведали о предсказании изменчивого старца, заодно ожидание наполнили. И хоть Стебокл продолжал сомневаться, большинством голосов решили, что путь всё-таки должен привести их к чертовым яблокам; пророки себя враньём не позорят. А значит, сейчас их не убьют.
Логика не шибко строгая, но обнадеживает.
Прошло несколько часов.
Чтоб время не гробить и согреться, устроили тренировку: отжимались, приседали, оттачивали удары и блоки. Тесно, конечно.
В желудках поселилась печаль – ужин-то они пропустили! Невольно заскреблось: а оно того стоило? Может, зря выдумали угрозу? Спали бы сейчас, сытые… Выдумали, пошли куда не просят – и материализовали опасность, допрыгались.
Нет, правда. Всё равно ничего не поняли в этом странном городе, познание в тупик завело. Вопрос-то ключевой: надо ли тужиться постигать сокрытое? – без малейших гарантий успеха, ведь даже стену перелезли и увидели нечто засекреченное, но так ничего и не знают…
Или разумнее послушно сидеть в мире, где всё просто и ясно, не шастать за установленный предел?
Вопрос этот теребил всех четверых. Но все молчали, потому что слабостью своей заражать товарищей негоже.
Дверь открыли, ворвался вихрь со снежинками и розовый свет утра.
– Эллины, – возгласил с порога Мирополк. – Вы неправедно вызнали наши государственные секреты, и теперь мы не можем вас отпустить. Рассмотрев дело, Высший Совет постановил не пятнать свои руки казнью, а принести вас в жертву Великому Змею.
– Опять в жертву? – усмехнулся Геракл. – Это начинает утомлять. И потом: ты ж уверял, что у гиперборейцев нет человеческих жертв! Зачем врал?
– Вас не будут кромсать и кидать в огонь, как у греков принято. Здесь это происходит иначе, – ответил князь после небольшой заминки. – Только не думай, что у тебя снова получится, как в Египте. Всё учтено, заложника ты не захватишь. Мне искренне жаль, что так вышло – но жертва Змею неизбежна, чтобы процветал наш край.
Комроты холодно отрезал:
– Песню насчет жертв и процветания я уже слышал. Действуй, солдат Мирополк, хватит болтать.
Князь кивнул:
– Выходите.
Греки двинулись к двери. Поравнявшись с Мирополком, Геракл уловил шепот:
– Держитесь, мужики! У вас есть шанс.
Шеф вскинул глаза, гипербореец непроницаемо смотрел перед собой. Однако шептать больше было некому.
Узников вывели на круглое днище бастиона. Падал снег. Теперь ему ничто не мешало, и он устлал площадь белым ковром. Солнце едва угадывалось тусклым блином сквозь облака.
Земля под бойцами проломилась, и они стремглав полетели в бездну.


Подземелье Змея
Падение вышло странное: летели долго, но никто не убился. Даже вроде без переломов обошлось. Что ж, в этом мистическом городе глупо чему-то удивляться…
Чуть-чуть опомнившись, греки убедились, что вокруг вовсе не непроглядный мрак. Они стояли в огромной пещере, стены которой зеленовато фосфоресцировали. Когда глаза пообвыкли, бойцы заметили над головой черный провал, откуда они только что упали. Сверху донесся отдаленный грохот и вой, он нарастал, близился. Греки едва успели отскочить, и из пролома вывалился Антриппос.
– Проклятье! Опять жопой в камни! Урою!! – взревел он. Но долго ругаться не смог, пришлось отбежать, прихрамывая, потому что сверху летело что-то еще.
Тяжкий удар – и упавший оказался Сигурдом. Стебокл свистнул:
– Ну зд-зд-здрасьте. Давно не виделись…
Сигурд вгляделся, лежа и потирая ушибленное бедро:
– Наши?
– Ну вот, все в сборе, – констатировал шеф. – Что стряслось, мужики?
Сигурд пожал плечами:
– Черт знает. Я охотился, лису выслеживал – и вдруг силы ушли. И боль такая…
– Ясно, – прервал шеф. – А ты, Антриппос?
– Я в деревне тусил неподалеку. Ну, дела у меня там…
– Знаем мы твои дела, – вставил Иолай. Кентавр хохотнул и продолжил:
– Ну, а дальше та же херня. Перед девкой неудобно… Первый раз со мной такое – чтоб дело не закончить…
Он умолчал, что девка была трижды рожавшая, гнедая и с копытами.
Геракл подытожил:
– Что ж, всё понятно. Как сказал бы наш друг Антей, вследствие ряда необъяснимых событий мы закономерно оказались неизвестно где. Сугубо научный факт… Кстати, Сигурд, ты ведь с охоты. У тебя должно быть оружие!
– Должно быть, – согласился скандинав, щупая свой пояс. – Но пропало, пока летел. Не понимаю…
– Плюс-минус один необъяснимый факт… Отлично. Хрен знает где, и с голыми руками! – командир бороду почесал. – Ладно, не в первый раз. Надо выбираться, мужики.
– Дядь, по-моему, пещера вон туда продолжается, – Иолай указал рукой. – Может, там есть выход?
– Пошли.
Пещера действительно представляла собой широкий тоннель, по нему бойцы и зашагали. Каменные  своды бревнами не укреплены, что настораживает; однако с них ничего не сыплется. Вроде прочно.
Пока всё складывается не так уж плохо. По крайней мере, все целы. Но вряд ли в планы местных входит, чтоб мы так легко отделались…
Прошептанная князем фраза подняла Гераклу настроение. Похоже, именно он уболтал своих не резать нас, как баранов, а отпустить в этот погреб. Не предал, значит! Правильный мужик. Мы бы, конечно, приняли бой, так просто палачам не сдались. Но против силовых полей вряд ли бы что смогли… Однако и здесь расслабляться нельзя. Какая-то гадость несомненно поджидает.
Иностранцы шли по тоннелю уже четверть часа, стены слегка светились, и ровно ничего не происходило. Иолай даже спросил:
– Кокус, насчет пожрать тут ничего нет? У тебя глаз наметан.
– Камушек истолочь? Схарчишь? – хмыкнул повар. Вопрос был лишний: он и так давно вглядывался в стены, но съедобной живности – хоть мха болотного! – найти не мог. Не ужинали, не завтракали, а время уж обедать…
И тут тоннель кончился. Дальше под небольшим углом расходились две более узкие норы. Отряд остановился. Как быть? Гуртом надежнее, но надо изучить оба хода. Разделиться?
Принять такое решение Гераклу было трудно: он уже терял всю команду, теперь хотелось постоянно всех опекать, чтоб хотя бы эти ребята вернулись домой. Но, с другой стороны, бойцы по-настоящему растут, лишь когда отпускаешь их в свободное плавание, под их ответственность. К тому же, в этом подземелье везде одинаково опасно, и количество не спасет, если сплоховать.
Обдумав всё это за минуту, шеф приказал:
– Иолай, Антриппос – со мной направо. Остальные налево, Стебокл за главного. Идем тысячу шагов, потом возвращаемся, место встречи здесь же. Вопросы есть?
Вопрос был у заики: за что такая честь? Раньше его шеф заместителем не ставил… Но он смолчал. Видать, заслужил чем-то.
Две группы углубились в норы.
Иолай первым заметил это. Он всматривался в стену и сначала решил – почудилось. Но нет.  С каждым шагом стена просвечивала всё сильнее.
– Дядя, Антриппос, глядите! – позвал он наконец. Бойцы изумленно замерли.
Бок тоннеля двоился. Сквозь него видны были какие-то работники, кайлом отбивавшие куски камня. Тускло, призрачно, но угадывались.
– Вот жлобы, аж стен из стекла понастроили… – проворчал кентавр. Да, гиперборейцы могли и такое учудить – но, кажется, тут творилось нечто иное.
Греки пошли дальше. Стена делалась всё прозрачнее и наконец растаяла. Шахтеры стали видны отчетливо, причем не только сбоку. Геракл еле отскочил: прямо на него из бывшей стены выкатилась тачка, ее толкал парень в жутко грязном переднике.
– Полегче! – вырвалось у шефа, но рабочий не заметил его, въехал в противоположную стену и исчез.
– Э… типа… – буркнул Антриппос и потрогал место, где растворился парень. Твердая стена. – Видали?
Пройдя еще немного, они наткнулись на пожилого забойщика, который отложил инструмент, уселся, развернул тряпицу и ел яйцо с куском хлеба; кусочки скорлупы на полу сияли, как созвездие. На странников с полуконем внимания не обратил. Иолай даже окликнул его, а потом тронул за плечо – но рука провалилась в пустоту.
– Да это призраки! – ахнул племянник. – Мы что, в царстве мертвых?
От этой мысли у всех мурашки побежали. Проняло даже кентавра; он как бы нечаянно махнул рукой и задел шефа, тот был настоящий. Звук удара немного успокоил.
– Ну, мы-то не призраки, – сказал Геракл, который сам было в этом усомнился. – Да и они вряд ли. Думаете, мертвецы яйцами обедают?
– Тогда кто они? – тихо спросил Иолай. Командир, поразмыслив, ответил:
– Может, титаны измельчавшие, что под землю ушли. Помнишь, Прометей говорил? Или просто местные руду добывают.
– Но почему они нас не видят, и потрогать их нельзя?
– Не знаю…
Они прошли еще сотню шагов, скоро пора было возвращаться. Их окружало бескрайнее пространство зеленоватого полумрака, оно постепенно сгущалось во все стороны, стен не было. Однако если шагнуть влево или вправо, то в стену упрешься, хоть ее и не видать… Это раздвоение мира угнетало.
И вот слева в сумраке замаячили тени троих товарищей. Они тоже ступали неуверенно, озираясь; лишь Сигурд старался держать себя в руках и глядел вперед. Заныла тревога: вдруг они тоже стали призраками? Сейчас не увидят нас, и прикоснуться к ним не сможем… Что тогда?
– Стебокл! – позвал шеф. Но тот головы не повернул. Не слышит. Черт…
Наконец Кокус заметил родной силуэт кентавра и приветственно махнул рукой. Однако при попытке пойти навстречу друг другу половины отряда уперлись в невидимые стены… Словно сон кошмарно-тягостный! Тогда командир показал жестом: идем вперед.
Минут десять они брели параллельными курсами, то и дело натыкаясь на призрачных рабочих. Теперь уж не церемонились, просто шагали сквозь них, хоть это каждый раз будоражило. Шахтеры выглядели абсолютно реально: усталые, грязные, живые. Только их нет…
Половины Роты постепенно сближались, уже почти рядом шли, но невидимая стена по-прежнему мешала, и голоса не слышны. Кого послабее это давно бы уж с ума свело…
И вот голоса прорезались!
Ребята бросились обниматься – и от радости, и дабы проверить материальность второй группы. Даже Сигурд не вытерпел, толкнул Геракла плечом. А кентавр пробасил:
– Ну что, Кокус, пожрать нету?
Тот развел руками.
Отряд пошел дальше, тоннель терял прозрачность и становился обычной земляной норой. Только по-прежнему еле заметно светился.
Вдруг все замерли. Пол начал мелко вибрировать, сверху посыпалось.
– Это землетрясение? Нас сейчас завалит? – испуганно пробасил Антриппос. Ответом ему была усилившаяся дрожь и щелкнувший в темя камешек.
Стихло. Выждав минуту, бойцы зашагали дальше. Но тут затрясло неистово, сбивая с ног, камни посыпались дождем. И стихло вновь.
Внезапно перед ними из мрака тоннеля вынырнула необъятная змеиная рожа. Раздвоенный язык выскальзывал изо рта на высоте человека, сзади поблескивали немигающие глаза, которые изучали каждого человека по очереди. На кентавре они задержались лишь секундой дольше.
Вот он – Великий Змей, в жертву которому их предназначили. Сопротивление бесполезно, даже с оружием…
– Ой… – сообщил Кокус очень тихо и выразительно. Геракл шагнул вперед:
– Ребята, стоять. Пусть он сожрет меня – может, ему пока хватит. А вы попытайтесь уйти.
– Дядя!
– Приказы не обсуждать!!
Геракл неторопливо преодолел разделявшие их со Змеем десять шагов. Страха в нем не было, он давно научился гасить эту разрушительную эмоцию. Смерть – так смерть, против воли богов все равно не попрешь… Двойное щупальце обтрогало его с головы до ног – холодно, мерзко, липко. Удар одного этого языка мог отбросить в стену, будто копыто конское. Столь мощного врага командиру встречать еще не доводилось.
И вдруг Змей попятился и исчез во мраке.
– Хм! Обиделся на что-то… – Геракл поглядел назад. Колени чуть дрожали, если честно. Не страх, скорей брезгливость. Совсем все эмоции не погасить. – Парни, вы как? Почему не ушли?
– Командир, обернись, – попросил Кокус со странным выражением. Шеф снова взглянул туда, где Змей только что закупоривал проход. Вместо рептилии там теперь стояла женщина в роскошном зеленом платье.
Тоннель осветился ярче и стал превращаться в сказочный лес. Стены вновь исчезли, вместо них проявились деревья с тончайшей яркой листвой, на ветвях сидели птицы, под ногами трава свежо зеленела – только вся эта роскошь была мертвой. Она переливалась разными цветами, искрилась, и оттого как бы оживала; но внимательный глаз замечал, что весь лес вырезан из драгоценных камней. Каким мастерам такое под силу?!
Насытившись произведенным эффектом, красавица заговорила. Голос был чист и звучен, но почти лишен интонаций:
– Я – Хозяйка Гор. Испокон века повелеваю я Каменным Поясом. За триста лет ты первый, кто не испугался моего змея. Это похвально, – последнее она произнесла неожиданно игриво. – Теперь тебя и твоих людей ждет награда. Если кто-то из вас доставит мне истинное наслаждение, вы уйдете отсюда живыми.
«Ну ты щедрая, блин!» – подумал Стебокл; в мыслях не заикается никто и никогда. Час от часу не легче, теперь бабу зеленую ублажать… А Хозяйка Гор прищурясь смотрела на Геракла.
Ясно, она не человек. Богиня? Или из тех ушедших под землю титанов? Впрочем, Прометей заверял, что они и есть боги… Ростом не больше нас, но это может быть иллюзией.
Мастерством соития тут не обойтись, под наслаждением она разумеет иное. Что? Может, ей настало время продолжить род, и нужен равный партнер? Или возникла потребность в энергетическом обмене? Или она тут вообще ни при чем, а это экзамен для меня?
Антриппос гулко кашлянул:
– Мадам, есть предложение…
– Отвянь, четвероногий, ты не в моем вкусе, – отмахнулась дама. Конегрек надавил обидчиво:
– Не, ну чего?
Женщина посмотрела на него с некоторым любопытством:
– Ладно. Иди попробуй меня тронуть.
Развязно перебирая копытами, кентавр подвалил к чувихе, за плечо ухватил. И вдруг отпрыгнул на полтора метра, задрожал весь, аж шерсть на боках дыбом стала! Что он ощутил в прикосновении подземной особы, осталось неизвестным.
– Я ж говорю: слабак ты, – хмыкнула Хозяйка. – Ну что, пойдешь со мной, сильный человек?
И протянула изящную руку.
Геракл бережно принял ее пальцы в ладонь – и в тот же миг всё преобразилось. Вместо фальшивого леса засияли чертоги, выложенные самоцветными камнями – один зал, другой, третий. В конце зала, искрясь брызгами, шумел небольшой водопад. Изумрудные ящерки на стенах оживали и начинали карабкаться, меняя тон, а потом вновь обретали прозрачную неподвижность; хрустальный ларец, наполненный золотыми монетами, отворялся и замыкался сам собой, разбрасывая блики.
Ложе из цельного халцедона, блестяще-твердое на взгляд – и неожиданно мягкое, тело гладко-упругое, розоватый мрамор, и глаза – холодные, обжигающие, пронзающие острой иглой. Жажда неутолимая, вдохновение, тоска, небесная Архитрава призраком – плоти нет, только камень. Теплый, податливый.
И боль. Камень ожил, плоть умерла. Боги, боги!…

– Мне было хорошо, сильный человек.
Хозяйка Гор истомленно раскинулась на ложе, прекрасная без одежды, словно творение гениального скульптора. Геракл серьезно смотрел ей в глаза.
Он сам не объяснил бы, что произошло: выключив рассудок, он отдался интуиции. Парадоксально, что головы при этом не терял, как бывало раньше с иными красотками. На сей раз, четко осознавая происходящее, он не обдумывал его, не старался угадать желания барышни – хоть вроде следовало, ведь от этого зависит жизнь всей команды! Но Геракл не думал, а лишь выполнял указания внутреннего голоса.
По виду случилось обычное соитие. Но по сути – нечто совсем иное.
Хозяйка Гор была невероятно соблазнительна, лишь две или три девушки из опыта Геракла могли сравниться с ней – но каким-то чудом он выключил страстную жажду овладеть и насладиться. Этой цепью женщины приковывают к себе мужчин, делают из них рабов. Экстаз от мнимого обладания красивым телом столь ярок, что большинство самцов променивают на него свою волю.
А Геракл в любой миг мог прервать процесс, без сожалений – хоть делал всё наилучшим образом, любая партнерша была бы в блаженстве. Это сочетание удивляло его самого: разве возбуждение бывает спокойным?! Раньше он такого не испытывал.
Еще он ощущал, как тело обитательницы недр дарит ему новую необъятную силу. Он не знал еще, что именно укрепит она в нем – мышцы? разум? способность различения добра и зла? – но всем естеством впитывал энергию ласк сверх-женщины. Должно быть, какую-то силу и она получила от него, иначе отчего бы осталась довольна?
Или она вообще не стремилась получать, а лишь инициировала его?
– Чего ты хочешь? – она нежно провела ладонью по буграм мускулов на его руке. – Я не отпускаю без подарка тех, с кем мне было хорошо.
– От тебя мне вряд ли что нужно… – ответил Геракл. – Я иду в Сад Гесперид за какими-то яблоками вечной молодости. Если честно, так надоело за ними шляться…
Он не имел привычки жаловаться и ничего не ждал – но испытал потребность искренности. Интуиция ли подсказала, что этого хочет Хозяйка, или в тот момент она вправду была самым близким для него существом…
– Не знаю я никаких Гесперид… – проговорила она с милой гримаской. – Но такие яблоки у меня есть.
Геракл вскинулся:
– У тебя?!
– Фи, какой ты негалантный! Аль я выгляжу невзрачно? – Хозяйка Гор кокетливо потянулась. – А ведь я несколько старше тебя. Не будем уточнять… И что б я делала без этих яблок, по-твоему?
Выходит, вряд ли она титан: Прометей-то и без фруктов юношей кажется! Хотя у женского пола свои заморочки. Даже выглядя на двадцать, они терзаются: старая, мол…
Дама повела в воздухе рукой, и на столике возле ложа ниоткуда возникла шкатулка из зеленого камня с узорами. Крышка откинулась сама. Внутри лежали упакованные в гофробумагу шесть плодов, один даже с листиком.
– Бери.
Геракл оторопел:
– Ты серьезно? Это поистине царский дар…
– Ой, да ла-адно… – жеманно протянула дама. – У меня их вагон. Много сразу не ешь – эмбрионом станешь.
– Спасибо…
– Ну всё, долгие проводы – лишние слезы. Пакуй манатки, милый.
Командир оделся и взял шкатулку. Голая девушка покусывала губы и глядела куда-то в угол. Ее каменное сердце жгла давно позабытая кручина, терять иноземца люто не хотелось. Снова одна, снова царить, снова глумиться над шахтерами, срывая на них свою вечную тоску… А что делать? Этот могучий – тоже всего лишь человек, тоже скоро помрет, как тот, желанный, четыреста лет назад… Можно оставить его здесь, но всерьез прикипев, терять гораздо больнее. Пусть уж сейчас уходит. Побыстрей.
В дверях Геракл не сдержал любознательности:
– Извини, но откуда ты знаешь греческий? И так чисто, без акцента?
Хозяйка залилась мелодичным смехом:
– Какой ты еще глупенький! Не знаю я никакого греческого. Я девушка, а не толмач!.. Просто вы в моем царстве, а здесь законы мои: с кем хочу – с тем и разговариваю. Вот так вот, Гераклик!.. Прощай, люби-имый!..
Снова мир переломился, стало темно и непонятно, волны побежали по телу, всё исчезло.

Он открыл глаза и обнаружил себя сидящим спиной к дереву. Смеркалось, горел костер. Повернув голову, комроты увидел, как Кокус помешивает в котле длинной ложкой.
– А, дядь, проснулся! – сказал Иолай, принеся охапку хвороста. – Чего это ты раньше ночи заснул? Устал сильно?
Геракл неопределенно улыбнулся. Неужто приснилось подземелье? Вообще могло. Слишком уж сказочно: шахтеры-призраки, лес из самоцветов, мега-удав… Наверно, сон.
Где я, кстати? Почему-то тепло, снега нет. Гиперборейцы еще и климатом могут управлять, весну делать?
Так. Стоп.
Иолай-то в греческой одежде! Нелепо как: без штанов, без рубахи, тряпкой обмотан… Будто баба… И Кокус в греческом!
Командир посмотрел вниз, на собственное тело. Вот так номер: тоже в хитоне – грязном, заплатанном, кусок вырван стрелой фракийского пирата… Я шел в нем по Колхиде. Но потом зима надвинулась, я купил доху и прочее, а эту рвань выбросил. Откуда она взялась?? Парней спрашивать неловко, надо самому выяснить.
Комроты встал. Меч на поясе, к дереву прислонено копье. Значит, силовое поле нас не разоружало. Да что стряслось-то?!
Стебокл и Сигурд беседуют у костра, Антриппос на брюхо лег и что-то жует. Все тут. Только Мирополка не видать – может, охотится?
Геракл пошел сквозь лес и скоро очутился на краю обрыва. Внизу разлеглась долина, а дальше, сколько видел глаз, вздымались исполинские вздохи гор. За одну из вершин наполовину спряталось багровое солнце, луч тени к зениту взметнулся.
Не греческие горы, чужие. Вон и овцы на склоне мельтешат, пастух остроплечий.
Да, мы в Колхиде.
Причем ушли недалеко: слева на горизонте синеет кусочек Эвксинского Понта.
Вот те раз… Выходит, мне приснилось вообще всё дальнейшее – Прометей, степь, снег, город круглый, подземный секс? Спал-то не больше часа. Неужто могло промелькнуть так много событий, да столь подробно и живо?
Изумительный сон. Наверно, боги хотели меня этим видением информировать или предостеречь. Надо как следует всё обдумать, прежде чем дальше идти.
Обидно вот что: значит, яблок нет. За ними еще предстоит переться неведомо куда. Сон был так отчетлив, я уже этот путь проделал! – а теперь, как Сизиф, покачу камень сызнова…
Он вернулся в лагерь. Среди листвы было уже темно, ребят освещало лишь мятущееся пламя.
– Шеф, как думаешь, сколько нам еще до Понта топать? Без Мирополка путь найдем? – спросил Кокус.
Геракл моргнул. Почему «до Понта» – мы ведь только что оттуда?! И где Мирополк?
Ответь что-нибудь! Не показывай подчиненным растерянность!
– Дойдем, куда денемся… – пробормотал он, усевшись подальше от костра, чтоб лицо скрыть. Надо срочно понять, что происходит.
Остальные вопрос Кокуса приняли спокойно – значит, все согласны, что мы идем вспять. Все ошибаться не могут. Та-ак… В странном сне боги запутали меня мнимой правдой, в реальности же из памяти выпал огромный кусок. Оказывается, мы уже куда-то ходили и возвращаемся – но я ничего об этом не знаю! Я болен. Я теряю разум…
Нельзя, чтоб бойцы это узнали: с безумным командиром могут запаниковать и сгинуть в чужом краю.
Шеф прислушивался к разговорам ребят – может, выплывет какая-то информация? Сели ужинать. И Стебокл заметил между прочим:
– Я всё же не въехал: зачем Мирополк нас т-три месяца по-по-по этим горам водил? Это ж родина его, должен был знать до-дорогу!
– Ну забыл, со всяким бывает, – объяснил Иолай. – И вообще, он не совсем местный, на Танаис домой ушел. Ты б в Аркадии тоже заблудился.
– Да какая разница, сколько водил? Главное, что привел! – вмешался Кокус. – Яблоки-то у нас. Командир, покажи еще разочек, ради чего мы полмира проползли?
Геракл ответил, чуть затруднившись:
– Гляди…
Яблоки у нас?! Каким чудом? И где они хранятся, чтоб я мог показать?..
Но тут помог племянник: влез в один из мешков и вынул… ту самую шкатулку зеленого камня…
Комроты невольно потер лоб. Откуда тут, на хрен, предмет из моего сна??? Может, я всё ещё сплю? Может, и Египта не было? Может, я вообще не Геракл?! Или я в царстве Аида, и меня так терзают за грехи?
Ладно, давай думать, что не умер и не сплю. Почему эта штука мне приснилась? Почему?.. Вообще версия есть: я видел ее в натуре, вот в сон и перетащил невзначай; а Змея, подземелье и всё прочее нафантазировал. А при каких обстоятельствах ящик достался нам реально, предстоит вызнать у ребят.
Кокус вынул яблоко из шкатулки. Золотым в смысле металла оно, конечно, не было, однако цвет имело сияюще-желтый, благородный.
– А волшебные ли они? – проявил скептицизм Сигурд. – Повара обычно пробуют, чтоб качество проверить. Кокус, давай!
Тот возразил:
– А ну как ядовито? Или у меня рога вырастут? Я их не готовил, чего мне пробовать?
Антриппос протянул руку:
– Ну дай я жамкну. Молодой буду, гы-гы!
– Мы их доставить должны, а не слопать, – напомнил Иолай. – И думаю, они действительно волшебные. Колдун, к которому нас Мирополк привел, выглядел серьезно, лично я ему верю. И дядя верит, иначе бы не взял. Ведь так?
Геракл неопределенно шевельнул бровями. Хоть что-то выясняется, и на том спасибо. Значит, яблоки от какого-то местного колдуна; и Сад Гесперид – это Колхида, а не приснившаяся нелепая «тайга с иглами». Что ж, отлично. Истина раскрылась; постепенно я и сам ее вспомню.
– Только непонятно, что за баба нарисована, – добавил Иолай. – Гесперида или кто…
Комроты попросил:
– Дай-ка гляну.
Племянник подтолкнул к нему шкатулку ногой. Да, шесть плодов в гофробумаге, один с листиком, всё как во сне. Но Геракл смотрел не на плоды.
На внутренней стороне крышки красовался искусно выполненный портрет Хозяйки Гор.

Филоктет выздоровел – и не только. Всё это время он снимал комнату в домике, увитом виноградными лозами. Владела недвижимостью красавица по имени Манана Силикони. Молодые люди полюбили друг друга, и прекрасная колхидка нетерпеливо ждала – когда же наконец они уплывут из этой дыры в цивилизованную Европу?! Но Филоктет с места не тронулся, пока друзья не вернулись.
А вот Сигурд плыть отказался. Пелопоннес оставил у него не лучшую память, дружина конунга тоже не манила… Он устроился в Сухумское пехотно-стрелковое училище преподавателем общевойсковой тактики. Заведение не первого разряда, потому к отсутствию диплома и командного опыта отдел кадров не придирался; личный боевой опыт сочли достаточным.
Матрос Андрос успел закончить трехмесячные судоводительские курсы и получил права категории D. Вскоре руководимое им купеческое судно под охраной Роты Особого Назначения благополучно достигло берегов Пелопоннеса.


Читать дальше: http://www.proza.ru/2008/05/13/38