Сага о любви Книга 2 Дети князя тьмы Глава 11

Анатолий Копьёв
Глава одиннадцать.

Дождь ушёл. Опять тепло.
Было, не было - прошло.
Солнца яркие лучи
Жаром жалят плечи.

Друг хороший, милый Ред -
Ищешь тень, а может, плед?
Чтоб укрыться от жары,
Чтоб не съели комары?

Ветер нас с тобой умоет.
Пусть свистит в ушах и воет,
Пыль за нами, пусть столбом -
Степь для нас с тобою дом.

Холмы с свежую травой,
Лист блестит своей росой,
Свежесть утра, воздух чист,
В небе, рядом, чей то свист.

Край чужой - теперь он мой.
Не вернуться мне домой,
Не вернуться мне туда,
Где лишь пепел и зола.

И от тех, кого любила,
От того, что было мило,
Кто ушёл, меня здесь бросил,
Кто весною сделал осень.

Кто оставил без любви -
Той, что дарят матери.
Та, кого боготворила -
Ты ушла, меня забыла.

Я теперь в чужой стране.
Той, что ждали мы тебе.
Не дождались - ты ушла.
Та страна теперь моя.

       Катюша в последнее время уходила, вернее уезжала на Реде, очень часто и очень рано вместе с дедом Мартином. У него началась стрижка овец и он постоянно пропадал на пастбищах, приезжая (или совсем не приезжая) домой очень поздно. Катюша пропадала там с ним или уезжала куда-нибудь на Реде подальше и тосковала, вспоминая мать и дедушек с бабушками. Она не знала Сашу, но уже заочно любила свою тетю - сестру. (Потому что она была не многим старше неё). Последнее время отец приезжал не часто. Ann вот - вот должна была родить мальчика, которому уже и имя дали - Ник или Николай, в честь отца папы.
       Она всё время каникул прожила у родителей Ann (А скоро в школу). Все любили её и хорошо к ней относились, а Ян так тот ни на минуту не хотел с ней расстаться.
       Но так рано он не вставал, как Катюша, а ей последнее время было очень тоскливо и она уезжала без него. После её приезда Ян на своём тарабарском языке ей всегда выговаривал, что она его бросила одного. Катюша его целовала, сажала на руки и что-нибудь, иногда вдруг даже на русском языке, начинала рассказывать. Мальчишка был смышлёный и повторял часто за ней русские слова - таким образом он сразу учился говорить на двух, совершенно не похожих, языках. Мартин и Genie, да и не только они, одобряли эти разговоры и надеялись (побудь Катюша у них подольше), что Ян будет разговаривать на двух языках, совершенно не подозревая об этом. Оба языка станут близкими и родными для него. В этом возрасте, когда дети учатся говорить, их свободно можно научить говорить на нескольких языках. Единственно что - они будут разговаривать вперемежку то на одном, то на другом языке, не подозревая об этом, потому что они и думать будут автоматически на двух языках.
       А тосковала Катюша от обиды и ревности на отца, который, как ей казалось, бросил её и любит теперь не её, а маленького Ника, который и не родился ещё. Воспоминания о матери добавляли страданий. Если бы рожала братишку её мама, то с какой бы, даже женской, радостью она ждала бы малыша, быть может, похожего на Яна, которого она любила. Ann - близкий друг, а как она предала её. И такие мысли витали в её головке. Девочка взрослела, но никак, как все дети, не хотела взрослеть. И вот эти скачки на взмыленном Реде немного успокаивали её.
       Но Ред не очень огорчался таким прогулкам. После того, как на него уселась эта лихая наездница, которая постоянно приносила ему сладости, он сбросил несколько килограммов и это пошло ему на пользу. Он стал поджарым и красивым коньком. При виде хозяйки радостно ржал и с нетерпением ждал, когда она его оседлает, даже от нетерпения перебирал ногами. А когда она на него садилась, он без её команды сразу шёл намётом. У этого конька, рождённого на соседней ферме и купленного ещё жеребёнком, в крови, где то и когда то, подгуляли в роду монгольские предки. Он стал немного даже агрессивным к другим коням. И хотя он и не был жеребцом, но начал отгонять от кобылиц более крупных коней, со злостью лягаясь и кусаясь.
       Поэтому Катюша стала держать его отдельно. Уже не один раз он схлёстывался в драке с жеребцом, который был его сильнее и крупнее. Ред стал значительно выносливее и мог трусцой пробегать тридцати километровые расстояния и не очень при этом уставая и потея. И это на жаре. Километрах в двенадцати было небольшое озерцо с растительностью вокруг - кустарники и несколько эвкалиптов. Они с Редом частенько ездили купаться туда. Правда, за жаркое лето, оно очень сильно мелело, но пока, после дождей, Катюше и Реду обмеление озера не грозило. (А потом, в округе для овец были понаделаны скважины на всякий случай и небольшие пруды с пресной водой). В зарослях могли быть и ядовитые растения, поэтому Катюшу предупредили, чтобы в чащобу из-за возможного ранения и отравления она не заходила. Но подъезд к озеру был открытый, а в разумности этой девочки все на ферме давно убедились и ей не было запрещено туда ездить. С ней даже отпускали Яна, которому иногда удавалось перехватить свою подругу и тогда уже никакими клещами его от неё не возможно было оторвать. Дед сажал малыша в седёлку, которою ему сделал для прогулок с Катюшей, впереди неё на луку большого седла и они, уже не спеша, а не галопом, уезжали кататься. Эти прогулки для Яна были самыми желанными и постоянно ожидаемыми.
       Катюша была на ферме Мартина, когда за ней приехал отец, чтобы отвезти на свадьбу, которая должна была состояться в Канберре. Где они с Ann заказали ресторан для друзей и сотрудников университета, с которыми отец работал. Туда пригласили и ректора университета. Родители Ann решили не ехать туда, а после той свадьбы отметить свадьбу дочери в семейном кругу на ферме, где многие помнили и любили Ann.
       Работы было много и отрываться от неё Мартин не хотел, а мама Ann без него не поехала. Genie ездила, но без Яна. Катюша осталась с названным дедом на ферме и не поехала на свадьбу отца. Но причина была не в деде, а в её ревности к Ann. Она пыталась скрыть её от отца, но он всё равно понял дочь и не стал настаивать на её поездке.
       Ему было очень жалко дочь - он очень хорошо понимал её, но и рождение сына должно было произойти при живом отце, а не выдуманном. Этот долг он воспринимал, как святой. Для ребёнка не важно - любит папа маму или нет, ему нужны оба родителя. И вот это Сергей тоже очень хорошо понимал. Была ещё одна причина, в которой он даже себе не хотел признаваться - Катино лицо было копией лица её матери. И на свадьбе оно стало бы укором ему, предавшему память жены. Он понимал, что в подобной ситуации, сама Галя была бы с ним солидарна, но укор в глазах дочери так бы напоминал укор её матери, что он мог и не выдержать, а свадьба могла расстроиться. А подобной подлости он для Ann не хотел. Она была очень хорошим, надёжным другом и ребёнок был его, а его он уже любил заранее.
       На свадьбу пришли все приглашённые. Их вместе с жёнами и мужьями набралось не меньше ста человек. Он толком и не знал сколько точно. Занималась опять подобным мероприятием Ann, а он не лез в её дела. У него были какие то деньги он предложил ей их, но она отказалась, сказав, что их у него не так много и пусть он их побережёт для непредвиденных расходов. Что имела ввиду Ann, он так и не понял. И какие непредвиденные расходы могли случится он тоже не знал. Наверно его будущей жене помогли родители. И этого он не знал наверняка.
       Его статус обязывал по неписаным правилам этой страны соблюсти определённый уровень престижа. Это же относилось и к машине, на которой он должен был ездить. И ещё ко всяким разным мелочам, на которые ему было глубоко наплевать. Но для Ann вся эта мишура была важна. Она родилась и выросла в этой стране и уважительно относилась к тому "что скажут люди". Такое началось и на его Родине в России. Престиж начал закрывать людям глаза на обычные душевные качества человека. А Сергей плевать хотел и на респектабельность российского бомонда, и уж тем боле на Австралийский бомонд. Он был чужаком и им он был нужен, как рабочая лошадка. А этот момент он хорошо отследил и понимал. Он им нужен пока он "выдаёт на гора" то, что они от него хотят и ждут. А, как только, он заупрямится, тут же они его выкинут из страны. Вот и ещё одна причина, по которой он женился - подстраховать Катюшу.
       В отличии от англичан - австралийцев его будущий тесть, всё таки был славянином - чехом и душевные, человеческие отношения из него не успели ещё вытравить дикой идеологией потребления. Он не собирался, как многие англичане, предъявлять счёт своим дочерям и будущему зятю за кусок хлеба, который они съели у него за столом, когда приехали на пару дней навестить родителей. А за, только уже, это его стоило уважать, как своего покойного отца и отца его умершей жены. Они были настоящими мужиками без подленькой мелочности и жмотства. (Его отец, точно так же, как и Владимир Павлович, помог бы ему выследить тех ублюдков и уничтожить. Тем более, что отец прошел очень хорошую школу выживания и у него, наверняка, много чего было в загашнике для подобной мести). Поэтому в случае чего Сергей мог рассчитывать на Австралийского тестя. В случае чего - в смысле его дочери, чтобы вдруг она не осталась здесь одна. И Ann, видимо, имела тоже самое ввиду, когда отказалась брать у него деньги. Она хорошо понимала своего будущего мужа и знала, что если вдруг он что то решит, то его не возможно никакими уговорами заставить отказаться от задуманного и остановить. Он всё равно поступит так, как посчитает нужным с позиции долга, совести и чести. И подобный поступок она уже видела. И точно знала, пускай он и ничего не рассказывал, что тем троим пришлось заплатить за свою подлость очень высокую цену - жизнь. Она видела его, когда он уезжал. А раз он вернулся, то тех уже нет на этом свете.
       Она видела радостное лицо Сергея, когда он вернулся и поняла, что его душа стала на место. Но чтобы это произошло, он должен был насытить свою ярость только кровью, их кровью, иначе бы он не прилетел, даже если бы ему грозила серьёзная опасность. И поэтому он и попросил её присмотреть за дочерью, потому что живым он мог и не вернуться, то есть совсем не вернуться. И вот этот страх за дочь и положил его к ней в постель. Он выполнил её просьбу, а в ответ потребовал от неё выполнить его - защитить его дочь. Кровь тех ублюдков связала их. И свидетелями их брачного союза стала именно кровь. Поэтому она не взяла с него денег на свадьбу, поэтому они не составили брачный договор. Она была уверенна, что этот русский парень в случае развода просто снимет с себя свою последнюю рубашку и отдаст её ей и своему сыну, а сам уйдёт в никуда, совершенно "голый", как и пришёл сюда и даже без сумок, которые пылились в чулане.
       Ann было немного обидно, что Катюша отказалась приезжать на свадьбу, но она, как и Серж, понимала, что девочка испытывает к ней и прощала её. Эти люди - и Сергей и его дочь, они были другие, они не вписывались в тот мир, в котором жила Ann и её родители. Быть может, только её дед что то понимал в них и что то помнил из прошлой жизни, памятью связавшей их между собой неожиданно, старика и молодого парня из России. Благодарность её деда Сергею, была неожиданна не только для него, но и для неё. Ей казалось, что они с Сергеем даже на мгновение, не могли нигде и никогда пересечься - она и он. Но вот, совершенно неожиданно, в её семье оказался человек, близкий человек, который какими то совершенно забытыми нитями перехлестнулся с её мужем. Этот перехлёст был так далёк и так не понятен ей, как если бы вдруг она узнала, что у планеты Земля есть ещё один спутник, совсем меленький, совсем далёкий, его почти не видно, но он реально существует. Она, которая изучает космос профессионально, вдруг, от далёкого от этой тематике человека узнаёт о существовании близкого спутника Земли. Для неё это узнавание было бы по силе психологического воздействия равно узнаванию того, что её родной дед и парень совсем из другого мира связаны чем то общим, их судьбы пересекались до этого первого момента встречи. ("Неисповедимы пути твои, Господи").
       Её дед, всю жизнь проработавший, как ломовая лошадь, чтобы вырваться из нищеты, человек твёрдый, как кусок гранита, никогда не жалующийся и не скулящий на жизнь, решительный и мужественный, вдруг, в совсем молодом парне из далёкой страны, признаёт себе равного и протягивает ему руку первым со словами благодарности. Такого Ann никогда не видела на своей ферме. Дед никогда не подавал руки первым. Он всех считал мальчишками вокруг себя и даже собственного сына до сих пор таковым и считает. Скорее наоборот - дед мог отвернуться от протянутой ему руки, если человек ему не нравился. И в этом они с Сергеем были очень похожи. В них обоих было что то очень твёрдое и жесткое, которое не возможно потрогать, но которое ощущаешь всей своей кожей. А холодок, который они излучали на неприятных для них людей, он вызывал реальные мурашки по всему телу и не только у тех, на которых этот холод был направлен - он чувствовался на расстоянии и другими свидетелями происходящего. И дед и Сергей, похоже, дипломатами не будут никогда.
       Родители не приехали на их свадьбу и было понятно почему - на ферме всегда много работы. А люди, которые там живут, не привыкли развлекаться. Для них их работа самое важное в их жизни. Они с Сергеем организовали ещё одну свадьбу уже там, у неё дома. И вторая свадьба была значительно ярче, искренней и добрее.
       Её все там знали с детства и любили. А раз она привезла человека, за которого выходит замуж, то их любовь к ней они перенесли и на него. Он становился для них таким же, как они, он становился для них своим. Среди крестьян, независимо от страны, всегда организуется свой мирок, отличный от того общества, в котором они живут. Отношения там всегда проще, открытей и понятней. Если ненависть - значит ненависть, если любят - значит любят. А тем, кто похитрее и поизворотливее, жить в деревне не нравится, они сами уходят из неё. Остаются лишь те, которые принимают труд на земле, как продолжение самого их существа. Они не могут жить в толпе, им не хватает воздуха и воли, им не хватает запаха земли. А земля закаляет их характеры, она, как лакмусовая бумажка, проявляет всякую гниль и отторгает её или перерабатывает в навоз. Так было и на Руси, пока не уничтожили само понятие - "крестьянство".
       (Бедное Русское крестьянство. Сколько же его ломали, насиловали, уничтожали, отнимали последнее и оно, которое кормило всех, само вымирало голодной смертью.
       Какие только эксперименты не устраивали над ним, чего только не придумывали, чтобы ещё сильнее его загорбатить. Даже такие мощные корни, которыми оно вцепилось в землю, смогли вырвать и засушить. Деревня стала проклятием для многих поколений крестьян. Из неё бежали, как от чумы. Привязывали к земле то крепостью, то паспортами, которые не отдавали на руки, чтобы удержать на земле и дальше насиловать и насиловать. Чего уж только не придумывали, чтобы выкачивать из него силы и саму жизнь. А оно всё выживало и выживало. Теперь очередной чёрный разлом. И опять удар по крестьянству. Разрушили то, чего сами и не строили никогда, умники, но не из деревни, а с высот сытой и безбедной жизни, то ли с партийного Олимпа, то ли просто бездари от власти и от очередной жадности и теперь уже нынешних "олимпийцев" или из-за "бугра". Ломают через колено деревню - они умные, они много писали диссертаций на тему - "Как держаться за чапыги и не упасть в борозду" или "Что такое соха и куда её тыкать". И каждый мнит себя великим хозяйственником, а свои "таланты и способности" (сука) всё норовит опробовать на крестьянах. А теперь ещё и новая напасть - придумали для привлечения инвестиций провести капитализацию всего, что подвернулось под руку. Главное, чтобы оно, это самое, давало прибыль тем, кто инвестирует. Нет ребята, не вам труженикам, которые получают гроши только чтобы не подохнуть с голоду и продолжать пахать, и в буквальном и переносном смысле, а тем, кто вложил в вас деньги и чтобы он получал огромные прибыли, ну и конечно те, которые ему эту прибыль организовали. А как же без них. Без них никак - как же они управятся с демосом то без них, это же ведь и демос может, вдруг, да и управиться).
       Стрижка овец - тяжёлая, трудная, но благодарная работа. Выращивать ягнят, которые болеют и умирают, пасти, поить, перегонять с места на место в поисках корма
овец, защищать от хищников, не спать ночами, когда начинается окот - такой огромный тяжёлый труд. А стрижка это подарок крестьянину за его работу - шерсть. И не просто овечья шерсть. А тонкорунная, шелковистая, длинноволокнистая - самая дорогая и самая лучшая в мире шерсть.
       Но перед стрижкой нужно её продезинфицировать, промыть, а потом и высушить. Для всех подобных процедур роются длинные ямы и выкладываются бетоном, а сейчас наверно каким-нибудь пластиком, чтобы не поранить овец. И по очереди, стадо за стадом (или у каждого стада есть такие чаны) прогоняют овец через эти купальни.
       Катюша вместе с дедом и загонщиками с восторгом носилась на Реде и гнала овец в купальни. Там рабочие перехватывали их и палками двигали вдоль купален из одной в другую, купая по очереди каждую овцу в каждом чане. После, когда жаркое солнце просушило овец, начиналась стрижка.
       Горы шерсти в мгновение ока вырастали кругом. Отдыхать было некогда - процесс был непрерывный. Стригли специальными машинками, почти такими же, как для стрижки волос в парикмахерских. Затем шерсть упаковывали специальной машиной в тюки и она была готова к транспортировке. Приезжали грузовички и везли на кооперативные склады, где помечали шерстяные тюки клеймом хозяина и складировались. Всё - шерсть собрана и упакована. Теперь представители крупных торговых компаний приезжали забирали её, везли в австралийские порты, грузили на грузовые теплоходы и развозили по всему миру. Или, здесь же, в Австралии перерабатывали шерсть в шерстяное полотно и уже полотно развозили по миру. Австралийская шерсть это шерсть номер один во всём мире. Такую породу овец больше нигде не вывели. И если они где то есть , то значит, что эту овцу туда привезли из Австралии.
       Радость и восторг испытывала Катюша, носясь вдоль и поперёк загонного поля. Друзья - охранные собаки, с таким же визгом, лаем и восторгом носились за ней и рядом с ней, загоняя овец. Катюша была счастлива. Она столько тосковала последние дни, что дед Мартин начал беспокоиться и задавать вопросы, на которые она не могла честно ответить, потому что Ann была его дочь. А сейчас, эта дикая вольница и бешеная работа, заставили забыть что то обидное и горестное, что тяготило её душу и она предалась этой всепоглощающей и стихийной для неё волне - работе. Да и для всех, кто своим трудом зарабатывает на хлеб насущный, момент, завершающий момент, последний штрих художника, он всегда радостен и удовлетворителен для них.
       После всей суеты и работы, на огромном длинном столе женщины собрали праздничный обед ли, ужин ли, завтрак ли, так сразу и не скажешь. Потому что, когда работали, сумасшедше работали, весь режим дня сместился в никуда и теперь всё сразу и все вместе просто ели и просто пили, обессилено сидя на скамьях.
       (Но таких, как Мартин и его соседи было немного в Австралии. Земли - пастбища в основном принадлежали крупным землевладельцам, на землях которых работали рабочие - батраки. И хорошо, если им платили достойную зарплату, а то просто за кусок хлеба и работали. Капитализация производства. Такой процесс и пошёл сейчас в России. Специально демократы (всё время хочется сказать - дерьмократы) развалили село, чтобы дать своим богатеньким единомышленникам, которые уже пососали с русского народы вволю и потянули жилы, а таким образом и обогатились, скупить по дешёвке все плодородные и пахотные земли, а безработных крестьян за кусок хлеба заставить на них работать. Земля - достояние всего народа, стала кормушкой для мошенников и чиновников, которые и торгуют этой землёй. Все социальные гарантии, которые были добыты в кровавой борьбе с прошлыми такими же мошенниками, сейчас похерелись, благодаря новым правам человека - гомос дерьмократического. Одиночки, мошеннической прихватизацией, отняли у народа всё и рассовали это всё по своим карманам, а теперь заставляют за кусок хлеба работать на них и называют эту подлость правами человека и демократией. Законы, конечно придумали такие же, которые их защищают, а вернее право собственности. И вот это право и есть все права человека, которые, кстати, вбили в мозги согражданам соседи из Европы и Америки. А остальные права - на жизнь, на жильё, на медицину, на школьное образование, на нормальную человеческую жизнь, на детство миллионам маленьких сограждан ликвидировали за "ненадобностью", но с их, конечно, точки зрения).

Как очернён двадцатый век,
Как ужаснулись от репрессий.
Скажи "свободный человек"
На жизнь хватает ваших пенсий?

Ответь ещё мне, милый друг,
Талант ребёнка нынче в моде?
Иль только дети власти слуг
Горят на нашем небосводе?

Иль старец дряхлый много лет
Здоровье гробивший на стройке -
В его ль руках весь тот пакет,
Что акциями назван в перестройке?

Иль медицина, много лет
Лечившая людей бесплатно,
Теперь она вроде утех,
Для тех, кто платит ей приватно.

Талоны были всем на водку.
Ну, как субсидии сейчас.
В очередях срывали глотку.
Сейчас в очередях дедок зачах.(Гришин)

Тогда бесплатное жильё.
И очередь на двадцать лет.
А, нынче, больше всё жульё.
Народу места нет.

Тогда - ты друг, товарищ, брат.
Тогда едины все.
Сейчас кругом одна братва,
Один лишь Бог за всех.

Россия - падшая страна,
Здесь демон на щите.
Народ безвольная раба -
Зачата в нищете.

       Мартину повезло, потому что и его отец и его тесть были мужиками, которые своим горбом, через огромный труд, а где и преступая закон, сумели вырвать зубами себе по куску земли, которую передали Мартину по наследству. Но и Мартин не смог бы выжить, не объединись такие как Мартин, в кооператив. Их бы латифундисты по одиночке слопали бы и не поперхнулись. Дед Ann и сейчас так же яростно ненавидел их, как и в молодые годы. И на нём есть грехи, про которые лучше никому не рассказывать. Не всё гладко и благополучно складывалось в его жизни. И на нём висит труп одного мошенника, который по поддельным документам хотел через суд, на "законном" основании (ну прям, как в России нынешнего разливу. И главное то - всё по закону то - по закону и никуда от закона. Вы что, как можно? Без закона то? Но, если нам будет нужно, то мы и закончик подгоним под наши делишки. А судьи то все свои, заранее закупленные, да и чиновники в доле. Ну сказка - Шахерезада и одна ночь), отобрать у него его землю. Но бедняга пропал в бескрайней саване вместе с фальшивыми документами, а его лошадь загрызли дикие собаки. Ну всё, как в России сейчас.

Нет ребята! Всё не так.
Всё не так ребята.
Как же так, не может быть,
Мы же все хотели жить.

Но не так, совсем никак,
Разменяли жизнь за так.
Не на поле брани бой
Смерть гуляла за тобой.

В мирной жизни, во дела.
Для чего мать родила,
Жизнь такую нам дала,
Чтоб, вот так, смерть забрала.

Если б пуля или нож,
Оскопили нас за что ж?
Видно, жили средь ничтож,
Что ж, не ной, теперь чего ж.

Сами виноваты мы -
Нашей Родины сыны,
Что позволили кому-то
Им надеть на нас хомуты.

Если б встали мы стеной,
Нет, шалишь, тогда постой.
Ты леса наши не тронь
И на реки наши бронь.

Воздух чистый и вода.
Ну, а эти господа.
Валят все от нас туда,
Где таких - большая тьма.

И тогда б своей башкой
Стали б жить, не на постой,
Мы сюда пришли на землю -
Раздавили бы всю тлю.

Ну, а мы, баранов стадо.
Что же нам от жизни надо?
Для чего сюда пришли?
Кто мы люди или вши?

Нам не слушать бредни тех,
Тех, живущих, для утех,
Тех, живущих, одним днём,
Для, которых всё огнём

Полыхало б всё кругом,
А, они, сосали б кровь,
Горе, слёзы наших вдов
И горячий пот отцов.

Им не нужно лес беречь
И вода может не течь,
Главное, чтоб их дела
Память пылью замела.

Мы придурки, что с нас взять?
Господам за нас решать.
Барин едет, он приедет -
Вот тогда рассудит нас.

       Деду было больше семидесяти. Он помнил приход захватчиков на его Чешскую землю в родной городок. Помнил новый порядок и помнил повальные аресты евреев и увоз их в неизвестность - в смерть. Отец и мать не были евреями, но мама была похожа на цыганку - в ней текла болгарская кровь и она была очень красива. Цыган тоже, как и евреев, уничтожали поголовно. И одному эсэсовцу приглянулась мать деда. И он предупредил её, что, если она откажется от его любви, то он её, как цыганку расстреляет. Отец деда сильный и мужественный человек должен был, ночью, забрав сына и жену, бежать к родственникам, а потом уехать в Америку. Ему помогли бежать, когда ещё не началась Мировая война. Потом все границы были закрыты. Из Америки его родители перебрались в Австралию. Так он и оказался здесь в Австралии. Потом тяжёлый труд, зарабатывание денег в порту Сиднея, потом покупка разорившейся фермы. Тяжёлый труд сделать ферму прибыльной. И вот теперь, когда Мартин вырос и стал настоящим мужиком, он отдал ферму ему. Мартина поженили на дочери эмигранта из Германии. В той семье свои причудливые переплетения судеб и истории.
       Отец отца Эльзы был коммунистом и ему с семьёй тоже пришлось покинуть свою Родину. Здесь в другом полушарие и на другом континенте они встретились, чтобы стать родственниками. А теперь, похоже и внучка добавит русской крови в правнуков деда. И это хорошо. Русских дед уважал, за Великую победу над чёрной и коричневой чумой двадцатого века. Где бы он сейчас не жил, кем бы он не был, он всегда помнил, что он чех. И что Родина его Чехия. И он был патриотом своей Родины, которую освободил от фашистских захватчиков быть может дед этого русского парня, которого дед сразу зауважал, как только его увидел. Он достаточно пожил в этом мире, чтобы с полу взгляда правильно оценить первый раз встреченного человека. А в Сергее он почувствовал свою породу. Это чувство объяснить невозможно - оно возникает от взгляда в глаза друг другу. И дед в его глазах увидел не менее сильного человека, чем он сам. Его сын Мартин был слабее в хребтине, в силе духа, чем его будущий зять и внук и дед это тоже видел. Мартин был намного добрее Сергея. Мартин умел прощать, а Сергей нет, как и сам дед. В этом пожалуй и отец Сергея и сам Сергей и дед - отец Мартина, были очень похожи.
       Весь внешний вид деда показывал, что это так, как на нарисованной картине. Сергей был молод и время ещё не успело все черты его характера отразить во внешнем облике. А в деде они - время и тяготы жизни, были отпечатаны, как сфотографированы.
       Дед был с тёмно коричневой, продубленной ветрами и солнцем, кожей от постоянной работы на улице в любую погоду и согнутый, но не сгорбленный и не сломленный временем. Длинные руки оканчивались мощной широкой ладонью с узловатыми пальцами. Руки были худые, но отнюдь не слабые. Он свободно мог одной рукой зацепившись за столб, взять в во вторую руку верёвку и предложить двум здоровым и молодым мужчинам попробовать вырвать её из его рук. До сих пор этого никому не удавалось сделать. Дед до сих пор сам садился на лошадь и мог просидеть в седле не меньше, чем сумасшедшая дочка Сергея, которую он любил, но вида никому не показывал. Чтобы ни у кого не возникло подозрение, что дед стал сентиментальным к старости. Он частенько любовался этой русской девчушкой, которая, никогда до этого не видевшая лошадей, с такой уверенностью и лихостью гоняет по буеракам и кочкам. Дед любил таких отчаянных людей. И огорчался, что стал стар и завидовал, что не может так же радоваться жизни, как эта маленькая девочка.
       А женщины на ферме были добрыми женщинами, которыми и должны быть все мамы и бабушки, да и дочери тоже, просто по своему женскому естеству. Жизнь в деревне накладывает отпечаток и очень значительный на мужское и женское начало. Суровая и трудная жизнь крестьян возвращает женщину к истокам самой жизни на земле. Одна женщина, без мужчины, за редким исключением, не сможет выжить в деревне, вырастить детей, не опустится на дно и выполнять всю тяжёлую, и для мужчин, работу. И поэтому сельские женщины по другому относятся к своим мужчинам. Они для них и их детей - кормильцы. Здесь нет приравнивания себя к мужчинам. Нет эмансипации в том виде, которая есть в городе. Потому что, если ты это сделаешь, то ты должна действительно стать мужчиной во всех проявлениях деревенской трудной жизни. Очень много физического труда, а женщина в силу своей физиологии, должна не пахать землю, а рожать и воспитывать детей. Жизнь в деревне она максимально приближена к естественной жизни природы. Без мужчин не выживешь. (Собственно, Господь и создавал две половинки, чтобы вместе они составили одно живучее целое). А посему - женщины были здесь нормальными, а не заиманспированными дамами, любили и заботились о своих мужчинах, о своих детях и внуках, и о Катюше тоже. Она стала их родственницей - она приёмная дочь Ann. И этим было всё и всем сказано однажды отцом Мартина в самом начале появления здесь Катюши. Сказано и отрезано, так всех приучил дед. Новых веяний цивилизации в этих вопросах дед не признавал. Ну, а кому не по душе такие правила, те могут уехать жить туда, где они считают правильными отношения между мужчиной и женщиной. И приводил в пример Genie и её "правильную жизнь". Но, зная характер своего деда, Genie не обижалась, а смеялась и обнимала его. На что он ворчливо целовал её в ответ. Они любили друг друга - младшая внучка и старый дед.
       Отец Яна никогда на ферму не приезжал - запретил дед, предупредив всех, что если он здесь появится, то он вышвырнет его, как нашкодившего котёнка. И пока он (дед) жив, тот здесь не появится. А на все попытки через суд заставить его позволить отцу встречаться с сыном, он чихал - здесь частная собственность, а он сначала стреляет и только уж потом смотрит, кто же там лежит. Зная деда и его крутой нрав, перечить ему никто не стал и бывший зять тоже. Иногда Genie брала Яна и они ездили на встречу с его отцом, чаще всего к морю.
       Отец Яна, наверное, был неплохим парнем, но очень ревнивым. И в каждом встреченном с его женой мужчине, видел её любовника. Он за пол года совместной жизни так утомил свою жену, что она, беременная, сбежала домой. Но дома, уже дед предупредил - ушла, значит ушла. И никакой беготни туда - сюда, чтобы не было. А, если вдруг, ты не послушаешь мудрого совета деда, то уйдёшь от сюда навсегда, то есть до смерти деда. Genie не хотелось дожидаться смерти деда и она осталась на ферме. А с мужем она виделась, когда возила Яна к нему. И там же занималась с ним любовью. Уговорить её вернутся к нему он не мог - она боялась его ревности, но и не бросала его, потому что ещё любила. И он тоже пока не нашёл себе пары. Так они и жили - наездами, в надежде - то ли султан помрёт, то ли ишак сдохнет, толи сам Ходжа Насреддин "кони" кинет.

Я ревновал тебя безумно,
Но делал вид, что не любя.
Порой, бывало очень стыдно
Зачем так мучаю тебя?

Мне ревность иссушала душу,
Я ненавидел сам себя.
Ты думала тебя не слышу
И не люблю совсем тебя.

Я делал вид - мне безразлично,
Как смотрят на тебя друзья,
Но ты вела себя прилично,
Хотя считала: "Может зря".

Я отпустил любовь на волю,
Твою любовь, моя жена.
Ты не сыграла дамской роли,
Не изменила мне, любя.

Я очень часто, очень грубо
Шутил по поводу любви.
Ты говорила: "Это блюдо
Не пробовал по жизни ты.

Любовный аромат прекрасен,
Ради него не страшна смерть.
А ты, мой муж, совсем несчастен,
Когда душа не может петь".

Но я боялся - это чувство
Захватит полностью меня.
Я совершу тогда безумство -
Измену вдруг увижу я.

Не верил я в любовь на годы.
Брак губит чувства на корню.
Так проще, если вдруг невзгоды
Разрушат замок наяву.

Так проще душу защитить,
Когда любовное коварство
Тебя попробует сломить,
Разрушив из надежды царство.
       
Так проще жить, так проще быть,
Детей спокойнее растить,
А при любовной неудаче,
В безумстве не покинуть их.