- Завяжи эти проклятые шнурки! Сколько раз ты еще будешь спотыкаться? - окрик Светланы прозвучал нервно и угрожающе.
Ян с подавленным раздражением присел к упрямому ботинку. Ботинок, как никто другой, был прав в сложившейся ситуации: идти действительно не хотелось. Ян завязал шнурок и замер.
- Ну что же ты! - почти истерично крикнула Светлана. – Мы опаздываем!
Взгляд Яна остановился на длинной трещине, ползущей из-под его ног к самому краю тротуара. Живописная, с неровными шершавыми краями, она то стремительно ныряла вглубь, до самой земли разрезая асфальт, то поднималась к поверхности и бежала тонко и нервно, экстатическими зигзагами кардиограммы - коварная легкая трещинка на весеннем льду.
- Я не пойду, Света.
Светлана остановилась. От удивления она даже не успела разозлиться.
- Ты с ума сошел?
- Мне без разницы. В конце концов, это друзья только твои. Пять часов салонной болтовни.
Светлана неприязненно пожала плечами. Было заметно, что она сердится.
- Как хочешь. - Высокие каблуки гневно застучали по асфальту.
Ян прекрасно знал, что она вернется домой под вечер, веселая, вдоволь наболтавшаяся обо всем на свете, и от недавнего гнева не останется и следа. Она всегда такой была: немного импульсивной и взбалмошной, но, в сущности, очень милой.
Наверно поэтому он и выбрал ее. В толпе шумных, разноголосых девчонок, она всегда оставалась самой яркой. Это своеобразие бросалось в глаза и заставляло вздрагивать не одно мужское сердце. Словом, она была женщиной с головы до ног, и ему это безумно нравилось.
Зазвонил телефон.
- Здорово! - Ленька в десять за рулем. Это что-то новое.
- Кидай свою благоверную... - довольно усмехался чему-то Ленька. - Дело есть!
- Уже. Что за дело?
- Шашлычок, лесок и все такое! - балагурил Ленька - мы загрузились, тебя только и ждем.
Ян улыбнулся. Что они загрузились, он не сомневался, это хорошо было слышно по голосу.
- Ну, решай короче!
- А надолго?
- Да к вечеру вернемся, не вопрос. Тут с нами психолог, с женой разрулит если что! - в трубке послышался дружный гогот развеселой компании.
-Давай. - без колебаний отозвался Ян.
Старенькую ауди весело подбрасывало на лесных ухабах.
-Левее держи!
-Будь спок, Андрюха, ситуация под контролем.
Надрывалось радио. Разудалая компания периодически норовила раздавить Яна о левую дверцу, а на случай ГИБДД и более того, обещалась без укоров совести, выбросить в окно. Но он был вполне доволен. День обещал запомниться надолго.
-Выгружай! - командовал Ленька. Андрей гремел мангалом. Остальные отправились за дровами.
Через пару часов Ян, лениво развалясь у костра, со смешком вспоминал неудачное утро. Рядом в густой изумрудной траве, зевнув, перевернулся на спину обещанный психолог.
-Ну, повторим сеанс, Александр! -
В руках Александра щелкнула очередная пробка.
Ян посидел еще какое-то время с подобревшими от шашлыков и горячительного друзьями и отправился побродить.
Они остановились в поистине райском местечке. Только луга вокруг, редкие шапки невысоких кустов, и далекая, плывущая в мареве полуденного солнца полоска леса. Он шел недолго, но оказался достаточно далеко, чтобы потерять их шумный костер из вида. Ян любил эти часы наедине с собой, любил летние поля и высокую - по пояс - пшеницу, щекотавшую ладони. Это была его маленькая тайна, его страсть, в которой он признавался только себе.
Роскошно, трепетным сиренево-розовым островком, распустились незнакомые, но с детства любимые Яном луговые цветы. Они всегда появлялись в начале июля - пронзительно яркие и свежие. Их высокие стебли были, словно пылающими розовыми бабочками, усеяны сочными соцветиями, и лепестки пахли удушающе терпко. Каждый островок - словно вскрик экстаза, медленно тающий в изумрудном спокойствии лугов. Они отчаянно напоминали о чем-то долгом и сладостном. В разомлевшем поле, на небольших холмах, их сотни маленьких нежных сердечек, свитых воедино, звенели и плакали со всей глубиной и неподдельностью самой искренней на свете скрипки. Сиреневая песня лугов, выдох любви.
Ян, щурясь от солнца, нашел уютный пригорок и собрался, было, по привычке по-детски поваляться в душистой траве, как
обнаружил сидящего за пригорком Александра. Он вздрогнул не столько от неожиданности, сколько от неприятного чувства,
что его застали врасплох: блаженно рассеянного, погруженного в свои мечты. Но Александр и сам его не заметил,
вздрогнув точно так же. Правда, он быстро совладал с собой и улыбнулся, дружелюбно кивнув на место рядом.
-Мечтаешь? - попытался завязать разговор Ян.
Александр кивнул, и в его взгляде промелькнуло легкое подобие, последний отголосок задумчивости.
-Где еще так помечтаешь...
-А почему ушел?- поинтересовался Ян, не подумав, что вопрос в его случае выглядит несколько нелепо.
-Я отдыхать приехал.
Это был то ли выпад в сторону подвыпивших друзей у костра, то ли просто рассеянный ответ. Ян притих в неловком молчании.
- Я не мешаю? - наконец спросил он.
Психолог рассмеялся.
- Не обращай внимания. Характер у меня не подарок.
Ян улыбнулся.
- Странный ты психолог.
- Это всего лишь работа. Спустя время становишься циником... Смотрю, ты любишь эти цветы, - сменил он тему.
Ян недовольно опустил глаза, пнув кроссовками засохшие комья глины под пригорком. Он терпеть не мог лирических разговоров, особенно, когда дело касалось его самого.
- Да нет... Вспоминал, как они называются. - Безразлично отозвался он.
Александр про себя усмехнулся.
- Это люпины.
Разговор явно не клеился. Ян решил просто помолчать. Тем более, он не знал, как обращаться к нелюдимому собеседнику. Называть его Александром - звучало слишком официально, а Сашкой или Саней - язык не поворачивался. Ян сидел и рассматривал циничного психолога. Светлые полудлинные волосы, небрежными прядями заправленные за уши, слегка задумчивые серые глаза, немного скучающее рассеянное выражение на лице. Впрочем, ничего необычного. Чудаковатый, как большинство представителей этой профессии, хотя и вполне симпатичный парень.
- А знаешь, - неожиданно произнес Александр, - Я тоже люпины люблю. Напоминают они мне что-то.
"Ну вот, - подумалось Яну, - Понеслось! Скоро до вышивания крестиком дойдем."
- Только ты не говори никому, что я здесь с тобой сентиментальничал.
Он поднялся.
- Пора. Шашлыки остывают.
Александр давно скрылся из вида, а Ян еще продолжал сидеть в странном задумчивом удивлении, вертя в пальцах сорванную травинку. Больше не тянуло валяться в траве, и он долго сосредоточенно смотрел прямо перед собой, пока оглушительный стрекот кузнечиков не превратился в монотонный, поднимающийся над лугом звон.
Ленька, как водится, принял на грудь. О поездке назад речи быть не могло. Рисковать никому не хотелось, тем более, что в кои-то веки удалось выбраться всем вместе. В общем, все были даже рады этой возможности провести еще целую ночь "на воле". Снова развели костер. Начались долгие разговоры "за жизнь" и перечисление своих побед на всех фронтах. Яну пришлось выстоять в неравной схватке с праведным (или не очень) гневом Светланы. Но буря улеглась, и теперь ему оставалось расслабленно наблюдать за взлетающими в ночное небо искрами. Над полем повис густой, с запахом листвы и влаги, туман. Мысли текли размеренно и начали проясняться, как всегда бывает перед сном.
Кое-кто уже сладко дремал у затухающего костра, Леньку уложили в полуразбросанный стог сена. Александр нашел себе другой, побольше, и не говоря ни слова, удалился.
Ян долго смотрел, как прогорают угли. Глаза уже слипались и непобедимая зевота от свежего ночного воздуха намекала о том, что давно пора бы найти место потеплее и предаться здоровому глубокому сну. Ян пошатываясь, добрел до стога, где уютно устроился Александр и даже не успел додумать мысли, как глаза его закрылись.
Ему снилось что-то удивительно сладкое: то ли поле в дурманящих люпинах, то ли прогретый солнцем золотистый песок на берегу. Он перевернулся во сне, и теплый июльский ветерок бархатно заскользил по щеке. Ян блаженно вздохнул и неожиданно проснулся. Было непривычно тепло даже для летней ночи. Ян лениво приоткрыл глаза: он лежал на ворохе душистого сена, полуобняв Александра, и тот в мечтательной задумчивости медленно проводил кончиками пальцев по его лицу. Яна буквально подбросило. Он ошалело вскочил, стряхивая солому, и дико вытаращился на Александра.
- Что ты делаешь! - хрипло зашептал Ян. - Ты в своем уме?!
- Вполне. - тихо и совершенно спокойно отозвался Александр. – Что-то случилось?
Ян задохнулся от непонятного бешенства и обиды. Он неизвестно отчего готов был разрыдаться.
- Не лезь ко мне, парень, - его голос совсем охрип. - Я этого не люблю!
Александр только пожал плечами, продолжая пристально смотреть на него в слабом лунном свете.
Ян выругавшись, опустился на землю, демонстративно отодвинувшись.
- Все вы пидары одинаковы! - выкрикнул Ян. Его трясло, и слезы вдруг сами хлынули из глаз.
- Ян... - позвал Александр. - Ничего не произошло, ты просто перевернулся во сне.
- Ты же меня лапать начал! - с ненавистью огрызнулся Ян.
- Господи, я только сено убрал с твоего лица...
Ян недоверчиво покосился на него.
- Если хочешь, я уйду, - произнес Александр.
- Я сам уйду. - отозвался Ян, но не сдвинулся с места.
Александр продолжал смотреть на него. Вдруг Ян, с трудом соображая, что он делает, порывисто наклонился к Александру, безудержно поцеловав и опрокинув назад в мягкое сено. Александр тихо обнял его за спину. Они лежали в душистом стогу и несколько минут молча целовали друг друга. Ян задыхался от непонятного, охватившего его экстаза, голова шла кругом от терпкого запаха свежего сена, смешанного с волосами Александра, от горячей, неистовой сладости и оглушающего тепла. С трудом переводя дух, он оторвался от Александра, приподнимаясь на руках, но Александр опрокинул его обратно, прижав к себе и перевернув на спину, рванул рубашку на его груди. Они были достаточно далеко от костра, чтобы кто-либо мог услышать, хоть один вырвавшийся вздох. Они катались по разметанному сену, продолжая неистово целоваться, и срывая друг с друга одежду. Ян словно провалился в невесомость. Он беззвучно вскрикивал, и ему казалось, что он периодически теряет сознание. Александр был безумно нежен и безудержно настойчив. Ян зажмурился в молчаливом крике, слабым хрипом вырвавшемся из груди.
Разбросанная солома приятно согревала спину, и где-то далеко над ним плыло прохладное ночное небо.
-Не говори ничего. – тихо произнес Александр. – Просто не говори…
Его фраза была бессмысленна. Ян и так не мог вымолвить ни слова. В голове царило полное беззвучие. Он лежал и смотрел в небо. Травинки колыхал легкий ветерок с тонким запахом золы. До рассвета было еще далеко.
- Это безумие. – прошептал Ян едва слышно, почти выдохнул.
- Не безумнее, чем жизнь.
- Как я завтра посмотрю им в глаза? – Ян вздохнул и отвернулся.
Александр тихо покачал головой.
- Как ты смотришь в глаза себе.
- Не убеждай меня, это неправда!
- Значит, неправда.
Ян зажмурился. Хотелось плакать, но он подавил порыв. И голос его прозвучал почти спокойно.
- Я женат, черт возьми, и все в моей жизни есть.
Александр грустно улыбнулся, глядя куда-то вверх, в темноту.
- Ты счастливый человек, Ян. – задумчиво прошептал он. – Должно быть, очень счастливый…
Ян не ответил. Слезы тихо скатывались по его щекам, и он готов был благословить мрак.
Александр больше ничего не добавил. Только поймал его руку и медленно провел по его ладони. Ян резко отвернулся, ожесточенно выдернув руку.
Александр закрыл глаза.
-Поживее ребята, поторапливаемся! – гудел пробудившийся, наконец, и уже почти похожий на человека Леонид. Хлопнула дверка багажника. Ян наблюдал за Александром через заднее стекло.
Все оказалось намного проще: никто ничего не заметил. Всю дорогу домой Ян не слышал ревущего радио и механически смеялся над анекдотами. Всем он казался просто задумчивее обычного. Сам же он чувствовал, что находится где-то не здесь. Только пламенеющие озера люпинов будили в душе смутную тоску. Александр не оглянулся, покидая машину. Ян вежливо кивнул на прощанье, стараясь не смотреть ему в глаза.
- Может, ты, наконец, объяснишь мне, – стуча тонкими пальцами по клавиатуре, неожиданно произнесла Светлана. – Где витаешь все эти дни?
Ян отодвинул чашку дорогого ароматного кофе и нарочито медленно зажег сигарету.
- Что ты имеешь в виду?
- Ты изменился.
- Что ж, это мое право.
Светлана отвернулась от монитора.
- Если бы у меня был повод, я бы сказала, что ты влюблен.
- Какая глупость.
- Ян… - позвала она.
Он поцеловал ее долго и холодно, ужаснувшись собственному безразличию. Она только молча качнула головой и перевела невидящий взгляд на монитор.
Он проснулся задолго до рассвета и, зябко подернув плечами, вышел на балкон, рассеянно зажег сигарету. Тусклые спящие дома, перечеркнутые бесконечными проводами, и такие же безжизненные звезды. Он прикрыл глаза и вдохнул холодный,
с примесью бензина и гари воздух. Тело казалось невесомым от бессонницы, издалека доносился редкий гул машин.
- Я счастливый человек. – шепотом повторил он. – И все у меня есть.
Он стоял так какое-то время, не открывая глаз, и вдруг продолжил тем же срывающимся шепотом:
- Нет только ветра, этого огромного поля до самого горизонта,
где люпины похожи на закат, нет душистой молодой травы до самых колен, нельзя упасть в нее, раскинув руки, нельзя окунуться в небо, не осталось песен, не пахнут холодной росой волосы и не слышно биения твоего сердца, чтобы отсчитывать секунды… Ничего этого нет. А так я счастливый, до боли счастливый, слышишь!?
Он открыл глаза. Тоска, свивающаяся ледяной змеей на его горле, не давала вдохнуть.
- Счастливый… - тихо закончил он.
Александр сидел в полутемной кухне, оцепенело наблюдая, как закипает в чайнике вода. Рядом на углу стола, брошенной, бездомной собачонкой замер телефон. На дисплее застыли мертвые цифры. Номер Яна. Он сидел долго, сжав голову руками, и считал секунды. Свет уличного фонаря наискосок падал на его плечи, проведя длинную желтую полосу на стене и мерцая в глубине хрустального бокала в шкафу. Время шло, но он так и не нажимал последней, оставшейся между ними клавиши.
Светлана застыла, завернувшись в простыни, как немая, безжизненная кукла. Рука до боли стиснула угол кровати, и слезы беззвучно капали на подушку из широко открытых остановившихся глаз. В серых сумерках ее губы едва заметно вздрагивали. На легкой занавеске отпечатался силуэт Яна – призрак ее любви и безмолвного, беспомощного отчаяния. Она вздыхала тяжело и судорожно, стараясь подавить рвущийся наружу плач.
Не было ни правых, ни виноватых. Только накрывшие их с головой, непроницаемые пепельно-серые сумерки, расколовшиеся, как когда-то асфальт у них под ногами. Пугающая, неживая тишина. И каждому оставался только шаг, чтобы ее нарушить. И каждый, в необъяснимом торжественном ужасе, сделать его не решался.
Наверное, все мы – счастливые люди. И только некоторые из нас – очень счастливые. Многим не хватает степного ветра, сумасшедше глубокого неба над головой или чьего-то сердца, чтобы отсчитывать секунды. Но только очень счастливые умеют этого не замечать. Великое, должно быть, искусство…
Мозаика. (2 часть)
Что останется от меня, если меня однажды не станет? Пусть это случится не так скоро, но все-таки? Ведь от каждого человека хоть что-то да остается. Не стихи и полотна, так старый кухонный стол, например, часы с проржавевшими стрелками, потерянно мяукающая, предчувстствующая свое бездомное житье кошка… А у меня даже дневника нет.
Вот кресло, письменный стол будет пылиться в комиссионке, ничем не примечательный компьютер пойдет на запчасти, если не на свалку. Что еще? Записная книжка? Пожалуй. Кто-нибудь из ненаказуемого больше любопытства пробежит взглядом пару страниц, задумается, кем были для меня все эти люди или, не найдя ничего для скабрезных шуток, мгновенно утратит интерес? Отчего эти глупые мысли лезут в голову, старею? Фрустрация… До чего надоели термины.
Поле останется. То самое, летнее, в пламенно-алых, сиреневых, розовых – как же они называются?.. – да, люпинах. Небо над ними такое яркое…
Или человека и правда разбирают по кусочкам (как туристы – стены Акрополя) встреченные им люди? Коллекционируют, хранят, забывают. Как не хочется. Лучше бы кто-нибудь один – унес и запомнил – еще на одну маленькую, уже намного короче твоей, жизнь. Не стать мозаикой, тускло блеснувшим стеклышком в каше воспоминаний, более значимых и объемных. Нет.
Хочу как то поле – целиком, до мельчайшей травинки, до ускользающего тепла рассыпавшейся в ладони земли. Отчего не бывает так? Отчего со мной так не будет?»
Двери метро с шипением и металлическим звоном поползли в стороны, и Александр шагнул в мягко подхватившую его толпу.
Несколько минут целенаправленного бега по извивающимся подземным переходам, и в лицо дохнуло ранней, еще морозной весной. Поднимая руку, чтобы толкнуть последнюю оставшуюся между ним и московским утром прозрачную дверь, он на секунду задержался. В спину его немедленно грубо пихнули.
- Эй! Заснул, что ли?
В ту же самую дверь ему навстречу входил Ян. Они едва не столкнулись, но задумавшийся Ян не обратил на него внимания.
- Извините…
- Ничего.
- Ты?
Кто-то за спиной матерно выругался, и они отошли в сторону и остановились друг напротив друга.
Легкий кивок. Полуулыбка. Деланное безучастие в невольно расширенных зрачках.
- Мм… как жизнь?
Александр неопределенно пожал плечами.
- Нормально. А ты?
- Да ничего. – Ян казался слегка смущенным.
- Спешишь?
- Есть немного. – Он замялся.
Александр мгновение рассматривал его, не сумев скрыть радости, а затем по привычке, словно опомнившись, мысленно пнул себя в глупо подпрыгнувшее до самого горла сердце, и что-то в нем послушно подтянуло под себя ноги и съежилось в неприметный серый комок, словно старая, привыкшая к бездумной жестокости хозяина собачонка. На губах заиграла вежливая, ничего не значащая улыбка.
- Ну, счастливо.
Небо как-то особенно больно резануло по привыкшим к полумраку зрачкам.
- Слушай, - вдруг, заколебавшись, окликнул его Ян. – Может, покурим?
Александр пожал плечами и не спеша развернулся.
- Ты знаешь, я…
- Да не надо ничего объяснять. – Александр достал сигареты и зажигалку.
Ян выдохнул дым и с благодарностью взглянул на него.
- Как Светлана?
- Вы знакомы? – удивился Ян.
Александр немного странно усмехнулся.
- Она приходила… Давно, правда. – и осекся.
- Зачем? – поперхнулся Ян.
- Зачем люди ходят к семейному психологу?
- Так она была… у тебя?
Он кивнул и зачем-то снова чиркнул зажигалкой.
- Я не буду говорить об этом, Ян. – произнес он спокойно, с профессиональной уверенной прохладцей. Словно дверь закрыл.
- Я не позвонил тогда. – вдруг сменил тему Ян.
- Знаю.
Ресницы Александра слегка вздрогнули, и в глазах отразилась едва заметная ласка.
- Не стоит вспоминать.
- Да. – эхом согласился Ян и замер в неловком, недосказанном молчании.
Александр посмотрел сквозь него и кивнул.
- Мне пора.
- Мы разошлись с ней. – неожиданно сказал Ян.
Александр моргнул.
- Теперь ты ищешь приключений. – словно про себя констатировал он.
- А ты все так же бестактен.
Они посмотрели друг на друга. Чаша весов качнулась.
- Ты изменился… Давай уйдем отсюда. – тихо ответил Александр.
Они свернули в маленький, еще запорошенный снегом переулок. Тонкий утренний лед лопался под ногами, и они медленно шли вдоль старой обшарпанной стены, слушая хрустящее эхо.
- Да, изменился. – нарушил молчание Ян.
- И как? – неопределенно бросил Александр, не поднимая головы.
- Перестал быть счастливым человеком.
Александр почувствовал, что начинает задыхаться, но признаться в этом не захотел даже самому себе. Он выбрал самый упругий из кнутов своего душевного равновесия и холодно, с оттяжкой стеганул собачонку в себе так, что из рассеченной шкуры брызнула кровь. Мгновенно трезвея, он отозвался:
- Что ж, рад за тебя, Ян.
Ян усмехнулся.
- Ты уж себя-то не убивай… психолог.
Александр слегка побледнел и умолк.
- Я, конечно, наивный, - добавил Ян, - Но еще не слепой.
Александр остановился и прислонился плечом к обледеневшей кирпичной кладке. В лицо ему бросился обжигающий мартовский ветер, скользивший вдоль стены. Прохладные серые глаза задержались на лице Яна.
- Знаешь, как мне все это надоело… - неожиданно откровенно произнес Александр. – Стрелки, разводы, круги на воде… Все ваши «Давай покурим, у меня есть еще полчаса, а может, и целая жизнь.» Зачем тебе это, Ян?
Ян молча встал рядом, закрыв его от ветра.
- Разве ты от этого устал?
Жуткая беспомощная улыбка исказила лицо Александра.
- Может, все совсем иначе? – продолжал Ян. – Может, от умных фраз устал и от советов, которым никогда не следовал? Указывать цели, которых не достигал, разбирать передряги, в которых не участвовал… Каково это – знать обо всем на свете, а по-настоящему так ничего и не прожить, намечать другим путь и оставаться всегда только пунктиром?
- По-настоящему? – засмеялся Александр, и в звуке его голоса засквозило что-то бесчеловечное. – Это как с тобой?
- Иногда все, что угодно лучше: зима, грязная осень под ногами, слякоть. Только не эти вечные розовые люпины, которые мы себе нарисовали.
- Умный мальчик… - хрипло прошептал Александр. Внутри что-то тихо и жалобно плакало, как потерявшийся ребенок.
- Неужели так много времени прошло?
- Год.
- Год… - повторил Александр, пытаясь вспомнить хоть что-то, кроме запаха костра и малинового поля. Не удалось.
- Ты, наверно, спешишь. – предпринял он последнюю неуклюжую попытку.
Ян ничего не ответил.
Они добрались до дома, Александр повесил пальто и зажег газ. Но что-то неуловимо обреченное появилось в его движениях. Он открыл шкаф, привычным жестом достал с полки коньяк, щелкнул, чему-то усмехнувшись, по двум звякнувшим в глубине рюмкам. Мимолетная радость, легким румянцем заигравшая было на скулах, сменилась странной рассеянной усталостью. Он застыл в оцепенении, опираясь кончиками пальцев о край стола.
- Иди сюда. – вдруг донеслось из зала.
Он вздрогнул, растерянно, словно утопающий, окинул взглядом кухню. В глаза бросилось еще по-зимнему серое небо в окне, расчерченном тонкими голыми ветками на хаотичную бесцветную мозаику. Пальцы его, ничего не ощущая, скользнули по рубашке, расстегнув несколько пуговиц. Он прошел, больше не обернувшись, от окна до порога комнаты. И остановился в дверях.
Ян стоял к нему спиной, с любопытством листая книгу в простом коричневом переплете.
- Это ты написал? – удивился он и умолк, заметив Александра.
Его расстегнутую наполовину рубашку, опущенные плечи и пустые глаза. Он содрогнулся от беззвучной, накатившей внезапно боли.
- Я не стану… как они. – изменившимся голосом вдруг произнес Ян, и ему показалось, что он обещает что-то уже не Александру, а самому себе. – Не стану. – тихо добавил он.
Александр постоял еще несколько секунд, медленно сполз по притолоке, закрывая лицо руками.
За стеклом кружила мартовская, уже, наверно, последняя метель. Пушистые хлопья подхватывало ветром, уносило обратно к небу, подбрасывало, и они начинали осыпаться медленно и беззвучно, словно повисая на длинных невидимых нитях, цепляясь за свой короткий воздушный век.
Ян сидел на диване, прижавшись виском к его щеке, и наблюдал за падающим снегом. Стало тепло и тихо. Тени от крупных снежинок скользили по его лицу.
- Любишь тишину? – спросил Александр, не размыкая век. Его рука замерла в ладони Яна, и в сером, проникающем сквозь белую пелену свете их сплетенные пальцы казались призрачными и невесомыми.
- Ты похож на нее… - шепнул Ян. – И на этот снег.
- Такой же холодный?
- Он разве холодный?.. Просто не знающий, зачем он.
Александр улыбнулся одними кончиками губ.
- А ты знаешь?
- Знаю.
- Зачем?
- Ради этой тишины.
Ян медленно коснулся губами его виска, вспоминая его запах и тонкий привкус дыма… из прошлого. Александр шевельнулся и снова замер.
- Я хочу ее помнить. Хочу увидеть, как наступит вечер… Сидеть в сумерках, не зажигая свет. Хочу думать о тебе и не торопить весну.
Но весна пришла: с громким чириканьем дворовых воробьев, с разбегающимися во все стороны света ручьями и сползающими с крыш снежными шапками, рыхлыми, как изношенный мех; с отражающимся во всех лужах солнцем и свежестью проснувшейся влажной земли.
Они виделись часто, ходили друг к другу в гости, скитались до полуночи по разбросанным по всему городу кафе, пили пиво на набережной и встречали вдвоем становившиеся все более ранними рассветы. Яну даже удалось провести друзей, не обративших внимания на слишком долгое касание рук невзначай и мелькающих в глазах Александра лукавых чертиков.
Александр стал смеяться иначе, и в звуке его голоса появились теплые доверчивые нотки. Только временами в нем просыпалась необъяснимая настороженность, странное нездоровое предчувствие, словно на фоне всей этой беззаботной лучезарности и теплоты возникала неясная тревожащая тень. Она не приближалась и не уходила, но ее размытые очертания порой заслоняли весь горизонт, и тогда он просиживал часами, сжав голову в ладонях и глубоко запустив пальцы в длинные светлые пряди. Ян успокаивал его, как мог, и тревога отступала, но стоило щелкнуть дверному замку за его спиной, как Александр снова садился, сосредоточенно глядя в пустую стену перед собой и проклиная себя за мнительность.
Светлана еще раз взглянула на себя в зеркало и снова провела помадой по накрашенным губам с таким нажимом, что карандаш едва не сломался. Черные завитки волос, аккуратно уложенные и сбрызнутые лаком, по-змеиному жестко легли вдоль головы. Она улыбнулась своему отражению стальной неестественной улыбкой, и только на дне непомерно расширенных зрачков промелькнули остатки мучительной растерянности.
- Я научу тебя обо мне заботиться. – ее слова прозвучали странно в пустой полутемной прихожей. Звякнула связка ключей, исчезая на дне кожаной сумочки. Она последний раз взглянула на себя со смутным сожалением: резинка слишком туго стягивала волосы, а новые остроконечные туфли слишком больно впивались в кожу. Неожиданно захотелось сбросить с себя весь этот никому не нужный маскарад, смыть косметику, забиться под одеяло и, хорошенько проревевшись, подумать, как жить дальше. Она заколебалась. Сумка, небрежно перекинутая через плечо, показалась неимоверно тяжелой. Светлана опустилась на табурет и задумалась. К чему ей все это? Бессмысленная война, больше напоминающая поединок с самой собой. Ни к чему не ведущие вздохи подруг и неудачные планы мести. Ушел – и что же. Разве она не сумеет устроить свою жизнь еще лучше и гораздо веселее после него? Она еще молода, и много поклонников только и ждут, когда у нее развяжутся руки…
Нет. Он все-таки оказался последней сволочью, этот Ян, но главный во всей этой переделке, конечно, не он. Ян всегда был чересчур податлив, им можно было вертеть, как вздумается, и самому ему такое никогда не пришло бы в голову. Это все тот, другой, тихая интеллигентная стерва, вздумавшая поиграть с ее чувствами и надеждами – он выбил у нее почву из-под ног… психолог. Ничего! У меня есть для тебя сюрприз. Посмотрим, как ты профессионален.
Она поднялась, сжав губы и поправив сумку, стараясь ни о чем больше не размышлять, покинула квартиру.
Александр расплатился за бутылку вина и, сунув ее за пазуху, свернул в знакомый проулок. Что-то мешало ему двигаться быстрее и необычно запротестовало внутри, когда он поднимался по ступенькам подъезда. На этот раз он не стал себя обвинять. Остановился у своей двери, неохотно достал ключи, медленно вставил их в клацнувший замок и замер: дверь была не заперта. Он хорошо помнил, как закрывал ее сегодня утром. Он сдвинул брови и оглянулся с неприятным предчувствием. Толкнул дверь, не сходя с порога, позвал:
- Ян?
Ему никто не ответил. «Может, вызвать милицию?» промелькнуло в голове, и он заколебался, перенося ногу через порог. Ключи могли быть только у Яна… Замок в порядке…
- Ян? – снова позвал он, но в квартире стояла мертвая тишина.
Он сделал пару шагов – под ногами что-то хрустнуло. Стекло. Весь пол был практически усыпан битым стеклом. Порванные фотографии, обломки рамок. Фотографии и картины на стенах тоже разбиты. Скользнув взглядом по паутинообразным трещинам в стеклах, он непроизвольно сжал бутылку за горлышко. Что-то подсказывало ему, что единственно доступное сейчас оружие в его руке бессмысленно. Но это не заставило его опустить руку.
В голове стало удивительно пусто. Лишь знакомый сладковатый запах отозвался в самой глубине сознания, заставив мучительно насторожиться все его существо. Уже не размышляя, он сделал несколько быстрых шагов. Внутри похолодело, и сердце замерло, не закончив удара: он узнал этот запах. Задержав дыхание, он сделал последний, оставшийся до комнаты шаг.
- Пусти меня! – бешено закричал Ян, пытаясь вырваться из его рук, но Александр, бледный, как смерть, загородил ему дорогу.
- Не надо, Ян. – стальным голосом произнес он, в голосе звучала жуткая, отрешенная непреклонность. Он был похож на сломанный механизм, в котором еще работала одна единственная программа.
- Вызови скорую! – вскрикнул Ян, пытаясь убрать стальные пальцы с притолоки, но Александр не сдвинулся ни на миллиметр.
- Уже. – все так же механически ответил он.
- Пусти!
- Ей не нужна помощь, Ян.
- Сашка! – беспомощно вскрикнул Ян, - Пусти меня!
Александр покачал головой. В его суженых зрачках застыла холодная решимость. Ян взглянул на него с ужасом. И отодвинулся, хватая ртом воздух.
- Почему? – отчаянно простонал он.
- Это именно то, что она хотела: чтобы ты видел.
Ян, плача, ударил кулаком в стену и присел на корточки.
- Какое ты имеешь право?! – бешено выкрикнул он. Александр зажмурился на мгновение, останавливая дикое биение сердца и содрогаясь от боли.
- Не надо, прошу тебя… - хрипло прошептал он.
- Она любила меня! – отчаянно вскрикнул Ян, словно приводя последний, самый веский аргумент, вкладывая в эти слова всю накопившуюся горечь. Но они разбивались об Александра, словно о гранитную стену.
- Да. – его голос вдруг стал тихим и нежным, как будто он успокаивал смертельно больного ребенка. Александр попытался поднять его, но Ян остервенело замотал головой.
- Запомни ее такой.
- Ты… сволочь! – всхлипнул Ян, упрямо глянув ему в глаза и хватая за воротник пальто.
- Сволочь. – согласился Александр. Ян, тяжело дыша, сморгнул набегавшие слезы. Простонал что-то неразборчивое и вдруг уткнулся лицом ему в грудь. Александр тихо погладил его взъерошенные волосы.
Раздались тяжелые торопливые шаги. Милиция и «скорая». Александр молча кивнул на дверь, уводя опомнившегося при появлении посторонних Яна.
Милиционер прошел по хрустящему стеклу и, войдя в комнату, присвистнул. Следом за ним вошел врач.
На диване, наполовину залитом запекшейся кровью, неподвижно сидела красивая черноволосая женщина. Даже чрезмерно яркая косметика не испортила ее тонких, еще не успевших измениться черт. Если бы не глубокие порезы на полусогнутых руках и перепачканные кровью восковые пальцы, она сошла бы за поджидавшую любовника кокетку. Темное платье многообещающе приоткрывало стройные белые колени. Каждая его складка была аккуратно расправлена, прядь волос игриво спускалась на полуобнаженные плечи, и золотой медальон поблескивал из вызывающего выреза декольте. Взгляд ее застыл, бессмысленно созерцая потолок, губы змеились в едва заметной саркастической усмешке. Все ее лицо выражало удивительную удовлетворенность, животную радость застигшего свою добычу зверька.
Милиционер с непонятным ему самому отвращением отвернулся от покойницы, осматривая беспорядок в комнате. Вся картина происшедшего сама собой складывалась в голове, да и бритва лежала тут же, недалеко от вытянутой руки с тяжелым браслетом на запястье.
- Смерть наступила около четырех часов назад. – констатировал врач.
- Ты погляди только, какая стерва… - невольно вырвалось у сопровождавшего его молодого человека.
-Ш!- цыкнул на него врач.
- Да, парень, - задумчиво проронил человек в форме, - Запомни хорошенько это лицо.
Врач долго смотрел на ее красивую, чуть подвернутую маленькую ступню. Пальцы были стерты почти в кровь остроносыми лаковыми туфлями, жизнерадостно поблескивающими среди осколков стекла. Он почему-то не мог отвести от нее взгляда. Было что-то беспомощное и горькое в этих израненных обувью ногах. Он представлял ее почему-то в простом мягком халате, босиком, зябко подтянувшую к груди колени и глотающую несладкий остывший чай. В пустой комнате с опущенными шторами, заполненной серой, как пыль, тишиной. Слышал даже звякающую в стакане бесполезную ложку, когда она склоняла голову, обнажив отросшие светло-русые пряди волос, еще не тронутые краской.
«Надо заехать, купить после работы цветы, - подумал он, вспомнив свою розовощекую, любящую чайные розы и наивные сериалы Елену. – Сидит там, наверно, одна…» Он не закончил мысли и принялся за бумаги. Лишь изредка и как-то виновато бросая на свою не дождавшуюся пациентку взгляд.
- Мне надо задать вам пару вопросов. – обратился милиционер к Александру, заходя на кухню.
- Да, конечно. – кивнул он, придвигая ему табуретку.
Солнце слепило глаза и заставляло щуриться даже прохожих в непроницаемых черных очках. Начинался июнь. Над головой, радостно раскинув изумрудные ветви, трепетали от свежего ветерка тополя. Воздух был чистым, не смотря на километровые пробки по всей столице. Пронзительно и сладко пахло листвой. От небольшого кафе неподалеку доносился тонкий дурманящий аромат кофе и свежеиспеченного хлеба.
- А знаешь, я продал ту квартиру. – вдыхая полной грудью будоражащий летний воздух, говорил Ян. Они сидели рядом, на скамейке под высокими тополями, и мелкая сеть солнечных зайчиков скользила по их головам, когда налетал ветер.
- И что же? – улыбнулся Александр. – Теперь пешком с тюками за спиной? Зимой на батареи в нашем подъезде не надейся.
- Я купил. Подальше от центра, у моста.
-Аа, - протянул Александр. – Это другое дело. Неплохо бы…
- Саш… - перебил его Ян и слегка смущенно взглянул на улыбающегося Александра.
- Что?
- Переезжай ко мне.
- Ты серьезно? – Александр, вдруг замолчав, проследил за перемещавшейся по асфальту стайкой солнечных зайчиков, поднял глаза. И в мерцании света и тени они стали глубокими и задумчиво-нежными. Яну подумалось на миг, что где-то далеко, на том краю земли, сейчас, наверно, в полном беззвучии падают огромные снежные хлопья, мягкие, причудливо танцующие в небе, осыпаются сплошной пеленой – сказочно и воздушно – останавливают время ради чьей-то тишины.
- У моста, говоришь? – улыбнулся Александр.
Ян кивнул. Еще замирая, все еще не веря уже прихлынувшей к сердцу радости.
- Только пообещай мне одну вещь, - попросил Александр.
Ян задержал дыхание.
- …Что закаты там будут похожи на…
Ян выдохнул. Сердце билось медленно и глухо.
- И рассветы тоже. – чуть слышно отозвался он. – Рассветы тоже…
Но Александр уже не слушал. Или не слышал. Он смотрел куда-то вдаль. Долго и молча.
Без тени улыбки.