Остерегайтесь белку!

Антон Утикалов
        Собака – друг человека, говорят в народе. Но я вам вот что скажу: лажа это все. Лажа и бабские сказки. Собака – это тварь с полной пастью зубов и крокодильей хваткой. Собака – монстр. Ее нельзя приручить. И даже если вы скажете мне, что ваш доберман, виляя обрубком хвоста, приносит вам по утрам газету, тапочки или котлеты по-киевски, а еще исполняет все команды, вплоть до: «схвати этого засранца за яйца», что он у вас пляшет под дудочку и полностью контролирован, знаете, что я вам отвечу? Ни фига, мой друг, вы глубоко ошибаетесь, стоит только не так посмотреть на вашего «друга человека» и он вмиг станет врагом, и тут уж засранцем будете вы.
        Хотя, вообще-то, раньше я любил собак. Я тоже играл с ними, они приносили мне палку в зубах, лизали лицо (раньше я не замечал, что перед этим их язык лизал совеем другое место). Но такая вот любовь продлилась не долго. До того момента как мне исполнилось восемь.
        Сейчас я живу уже не там, где жил в детстве. Тут во дворе у моего соседа, на старой ржавой цепи сидит огромная черная овчарка. Когда я прохожу возле его забора и эта мохнатая чертяка, гавкая, мчится к забору, клянусь богом я готов уписаться. В голове лишь одна мысль: сейчас одно из звений, которое уже достаточно отслужило, лопнет и псина, сиганув через забор, вцепится мне… куда-нибудь. Но пока все обходилось, будем надеяться, что обойдется и впредь.
        А знаете, почему меня так страшит эта тварь? Именно из-за того, что случилось, когда мне было восемь.
        Я вам сейчас все расскажу.
        Тогда были восьмидесятые. Перестройка. Но мне, восьмилетнему пацану, было наплевать и на перестройку и на злосчастную гласность. Мне хватало всего: свободы, гласности, газировки за одну копейку и за три с сиропом. Меня заботили уличные друзья, футбол на опушке леса, соседская кукуруза, которую мы тырили и жарили на костре в том же лесу… ах детство, детство ты куда бежишь?.. Ну да ладно с кукурузой. Было у меня еще одно увлечение – мой кавказец. Пес громадных размеров с обрезанными ушами и густой мягкой, как пух, шерстью. Любил я его. Любил по-настоящему, как эти кретины своих «прирученных» доберманов. Да и он меня не обижал. Разрешал делать с ним все, что пожелаю, я даже седлал его и на мускулистой спине кружил по двору (не в восемь лет, конечно, немного раньше).
        Так вот мы с ним радовались счастливым дням, плевали на перестройку, и нам не хотелось ничего лучшего (я, правда, мечтал о новом велосипеде). Но пришел тот страшный день…

        Мы с Борисом (так звали моего кавказца) мчались по проселочной дороге. Я убегал от него, взметая в воздух столбы пыли и песка, а Боря, так смешно высунув язык, напоминающий мокрую тряпку, обгонял меня, потом пропускал немного вперед и вновь гнался следом.
        Мы, конечно же, направлялись к лесу. Я всегда гулял с ним там.
Пот стекал рекой по голому телу, от летней жары того дня кожа едва не дымилась. Шерсть кавказца тоже была такой горячей, что чуть не плавилась. Я не представляю себе, как он мог заставить себя бежать. Его теплый мех грел его холодными зимними ночами, а летом, порой, он не мог двигаться от жары. Но в тот день все было не так. В нас обоих тогда было столько непонятной энергии, что расстояние до леса мы преодолели в два раза быстрее обычного.
        Зайдя на опушку, я согнулся пополам, упершись руками в колени. Отдышался. Тоже самое сделал и Борис… нет, он, конечно, не согнулся пополам, но дышал так, словно все три года жизни курил «Беломор».
        Мы находились на том месте, где я с парнями обычно гонял в футбол. Я без труда различил сосны, заменяющие нам ворота. Тогда меня совсем не заботило то, что они просто идеально для этого подходили. Но сейчас я удивляюсь, как заботится о нас природа, дает нам то, о чем мы даже не просим. И не замечаем. А вот мы берем, и не спрашиваем. Грабим…
        Но черт с ней, с природой. Она прекрасна и идеальна, но речь не о ней. А о белке.
        Рыжее, пушистое, хвостатое существо с орехом в передних лапках сидело на ветке одной из сосен. Борис любил белок, и всякий раз, когда этакий лесной зверек попадался ему на глаза, кавказец лаял, глядя с верху в низ, и надеялся на то, что грубый собачий бас заставит белку сорваться вниз и поскакать прямо ему в пасть. Такого еще не случалось. И вряд ли случилось бы… Коровы не летают, белки не учиняют суицида, а медведи не несут яиц и это не урок биологии, это – законы природы. Но, как оказалось, у природы есть чувство юмора. Черное…
        В тот жаркий летний день на опушке леса, когда Борис заметил свою очередную жертву и начал на нее гавкать, я не придал этому большого значения. Просто понадеялся, что белка быстро куда-нибудь смоется и устрашающий лай собаки прекратится. Но, к моему удивлению, зверек мало того, что не смотался, он пошел в наступление! Рыжее существо, видимо, сдуревшее от жары, бросилось вниз с дерева и помчалось к Борису. Белка была настойчива и явно не собиралась куда либо сворачивать. Она подбежала к кавказцу и, как только он оскалился, собираясь пообедать, прыгнула ему на мордашку и вцепилась зубами в его черный мокрый нос.
        Мне вдруг стало смешно. Не знаю почему, но я засмеялся. А вот Борису было совсем не до смеха. Рыжая тварь сделала ему так больно, что он заскулил человеческим голосом. Кавказец был сражен, а белка, сохранившая еще остатки разума, или точнее инстинкта самосохранения, решила все-таки свалить, чтобы успеть порадоваться своей победе. Она отпустила нос Бориса и понеслась в глубь леса.
        Кавказец продолжал скулить. Он прилег на землю и принялся чесать лапой нос. Только сейчас, наконец, осознав, что моему любимцу и верному другу больно я проникся жалостью и улыбка исчезла с моего лица. Я покраснел от стыда. Как я вообще мог смеяться?!! По выражению мордашки Бориса мне показалось, что он обиделся.
        Конечно, на этом наша с ним гульня подошла к концу. Мы отправились по проселочной дороге назад к дому. По пути пес не переставал скулить от боли.
        Дома я рассказал о случившемся. Но отец душей и телом был занят другими вещами. Он заседал в компании своих верных товарищей – Сергея и Василия. Теперь их компания стала куда интереснее. Гласность была в новинку и, безусловно, приходилась по душе всем троим…
        И да пусть меня покусает белка, если я не могу их понять. Выругаться на депутатов – хоть какая-то отдушина.
        …Мать тоже заботили совсем другие проблемы. Хозяйство требовало ухода. Так же, как и отец. Куда уж тут какому-то пушистому домашнему зверю с раненым носом! «До свадьбы заживет» - сказала мне мать.
        Но Борис остался холостым.

        Не знаю точно, сколько прошло с момента звериного боя, может два дня, может три, а может и целая неделя. Я тогда не очень-то следил за стремительным полетом времени, просто пытался не терять ни минуты. Да, я на месте не сидел, это сейчас мне порой лень пятку почухать (а ведь мне всего тридцать!), а тогда во мне было столько энергии, что посади меня в колесо, подсоедини несколько проводков и можно было снабдить все село дешевым электричеством…
        В общем, прошло столько-то дней. И пес разительно изменился. Он не выходил из своей будки, ничего не ел, а главное – его нос как-то воспалился. Красная царапина горела огнем.
        Я пытался обратить на это внимание родителей, но слышал один ответ: «это все жара». Короче: «отвянь, малыш» только другими словами. Но я то не верил, что это жара. Да и с чего мне верить, если всего пару дней назад мы с Борей мчались по раскаленному песку и кавказец гавкал на рыжую, сумасшедшую белку?..
        Белка. Да, это она всему виной. Больше нечему и некому. Хотя, говорят, что любовь может отнять аппетит и вообще желание жить. Возможно, но у человека. Сомневаюсь, что громадная шерстяная махина может отказаться от колбасы, что я ему приносил, из-за какой-то там любви. Черта с два!
Это все белка!

        …С этого момента рассказывать мне очень трудно. Поверьте, сейчас я нервно сглатываю слюну и просто не могу подобрать нужные слова.
        Начинается ужас…

        Прошло еще несколько дней.
        Было уже около одиннадцати, а я только открыл калитку и зашел во двор. В тот день соседский парень научил меня щелкать пальцами. Мне понравилось это занятие. Я так увлекся, что «прощелкал» до самого вечера. И тогда, закрывая калитку, я не прекращал бесхитростное движение пальцев. Кавказец был в будке, но едва он услышал металлический лязг замка, тут же выбрался из будки. Я этому даже обрадовался, подумал, наконец-то Борис становится сам собой. Но эта мысль тут же улетучилась. Я насторожился.
        Боря, мой пес, с которым я провел детство, который всегда радостно облизывал мое лицо и катал на спине стоял сейчас возле будки и яростно смотрел на меня, оскалив зубы. В тот момент я понял, как чувствовали себя все те белки в лесу.
        Все, кроме одной.
        - Боря, успокойся. Это я, – услышал я свой удивленный голос.
        Произнося эти слова я на миг прекратил щелкать пальцами. Кавказец перестал рычать на меня и повернулся было, чтобы забраться к себе в будку, но я, успокоившись, вновь принялся за свое. Пес развернулся и громко гавкнул на меня.
        Тогда я понял, что успокоил пса не мой голос, а то, что я прекратил щелканье.
        В свете луны я рассмотрел морду Бориса. Она выглядела болезненно, она опухла и покраснела еще больше, но не она была самым удивительным для меня. С пасти кавказца на сухую черную землю капало что-то белое.
        Я еще раз щелкнул пальцами. Непроизвольно. Собака издал рык, обнажив клыки и на землю сорвалась еще одна капля чего-то белого, оно было похоже на молочную пену.
        Трудно описать мой ужас. Я стоял не в силах двинутся с места. Хотелось побежать в дом, рассказать все родителям, спрятаться… но не было сил.
        - Боря? – неуверенно спросил я.
        Нет. Это был не Боря. По крайней мере не тот Боря, которого я знал и любил.
        Кавказец громко гавкнул на меня, а потом заскулил, словно ему стало больно.
        Этот «Гав!» был словно командой для меня. Он вывел меня из ступора и я что было сил помчал к входной двери.
        - Мам! Пап! Эй, поглядите, что с Борей! Быстрее! Пожалуйста!!! – я сорвался на крик и едва не рыдал, забегая в коридор. Мои крики (во всяком случае я думаю, что это именно они) заставляли собаку гавкать громче. И неизменно он скулил от боли в перерывах между громыханием ужасающего: «ГАВ!».
        Я примчал к родителям (они сидели перед черно-белым ламповым телевизором) и задыхаясь, стал пытаться объяснить им, что Боря, уже не Боря, что из его пясти капает «молочная пена»… но у меня ничего не получалось. Мать в шоке подбежала ко мне с просьбами успокоится.
        Сквозь звуки телевизора и хрип собственного дыхания я расслышал рев мотора. Не трудно было догадаться, что это Гриша, наш сосед, едет на своем мопеде, который он собрал по запчастям. Эта двухколесная зараза так тарахтела, что слышно было за километр.
        Гриша проезжал где-то возле нашего дома, и кавказец переключил свое внимание на мопед. Теперь мне начало казаться, что у собаки раскалывается голова. Будто все эти звуки, сначала щелканье моих пальцев, теперь рев мотора, просто действуют ему на нервы и он гавкает, требуя оставить его в покое… но Гриша этого не знал и не собирался глушить мотор.
        В ужасе я расслышал, что собачий лай становится тише, словно доноситься теперь откуда-то из далека.
        Собака сорвалась с цепи!
        Все происходило быстро. Времени для раздумий не было, ко мне в голову приходила мысль, словно поступал какой-то приказ, и я тут же ей подчинялся.
        - Боря взбесился, – на выдохе сказал я матери. – Я побежал…
        В тот же миг мои ноги сами помчали тело к выходу. Я вновь оказался во дворе.
        Кавказец на самом деле сорвался с цепи. Металлические звенья тянулись к метровому штакетному забору и там вдруг обрывались. По всей видимости, собака сиганул через забор.
        Я вышел за калитку. С права метрах в двадцати я увидел свет фар мопеда, за ним, надрываясь лаем мчался кавказец.
        Я не знал, сохранил ли собака в себе хоть часть Бори, узнает ли он меня, послушается ли… Но я знал, что догони пес мопед и Гриша больше не побеспокоит соседей ревом мотора, возможно никогда. Поэтому я просто бездумно побежал вслед псу, надеясь на лучшее…
        Я опоздал.
        Кавказец настиг тарахтящего двухколесного коня и в кошачьем прыжке скинул Гришу на землю. Мопед проехал чуть дальше, перевернулся и затих, перестав тревожить Борю, а вот Гриша принялся голосить на всю улицу. Он орал что-то вроде: «Снимите с меня эту тварь! А-а-а!!!». Но помочь было некому. Я остановился в десяти шагах от происходящего и просто смотрел с открытым от удивления и ужаса ртом. Чувствуя, как главный мускул организма пашет за двоих у меня в груди, перегоняя по телу адреналин.
        Собака, став над Гришей, оскалил зубы и злобно гавкнул ему в лицо. Мужчина попытался оттолкнуть пса, затем закрыться руками, но все напрасно. Клыки кавказца вгрызлись в шею Гриши и после отвратительных хлюпающих звуков крик моего соседа стих навсегда. Кровь брызгала фонтаном во все стороны, большая ее часть попала на морду собаке.
        Боря… монстр, который когда-то был Борей, отошел от побежденного соперника. Он несколько раз рыкнул, а затем замолчал и повернулся ко мне.
        Я ужаснулся. Дрожал всем телом и полностью потерял над собой контроль. Я больше никогда в жизни не испытывал такого страха. Надеюсь, никогда и не испытаю.
        Морду пса залила кровь. В свете луны она блестела каким-то ужасным и в то же время манящим светом. Кавказец смотрел на меня не отрываясь. Он не оскалил зубы, не рычал, не гавкал, просто стоял и смотрел на трясущегося восьмилетнего мальчугана. А я все ждал, когда он сорвется с места и загрызет меня, как загрыз Гришу.
        Но пес не двигался.
        Если есть на свете телепатия, то, наверное, я ощутил ее в тот вечер… точнее, была уже ночь. Когда наши с собакой взгляды были направлены друг на друга, я будто вступил с ним в контакт. И знаете, что он мне поведал? Знаете, что он сказал мне своими черными глазами, посаженными на блестящей от крови мордашке? Он сказал «извини». Да, чертов пес попросил у меня прощения за то, что убил моего соседа. Как будто он просто нагадил на крыльце и теперь раскаивался. И, клянусь Богом, я его извинил. Только через годы я осознаю, что от жалкого укуса белки Боря стал бешеным, что у него и правда болела голова (это один из симптомов), что он не мог с собой ничего поделать, что это, черт бы ее побрал, болезнь! Тогда я этого не знал. Но простил.
        Пес все еще смотрел на меня когда вдруг прозвучал выстрел, от которого я подпрыгнул на месте. Это сосед пальнул из ружья по моей собаке, убив ее на месте.
        Я мог только сказать спасибо. Во мне не было злости на соседа. Он поступил правильно, убив опасное для общества существо. И не было во мне такой уже жалости по другу. Я, конечно, проронил слезу, но и только.
        А вот что мне запомнилось, так это страх.
        Дикий страх…

        Так что же вы на это скажете? Вы все еще считаете, что доберман так и будет приносить вам в зубах газету?
        Осмотритесь лучше, нет ли по близости белки.