Я висел на телефоне с Аней каждый день. По часу, по два, по три. Если возможности позвонить за день не представлялось, я чувствовал себя неуютно и мне казалось, что с Аней что-нибудь непременно случилось. Я плохо спал и с самого утра уже вновь набирал её номер телефона с тревогой ожидая услышать какую-нибудь неприятную новость. Но всё оказывалось на своих местах и я лишь корил себя за свою мнительность.
Аня работала в банке, сидела в кредитном отделе и улыбалась клиентам тогда, когда улыбаться ей хотелось меньше всего в жизни. Так она сама рассказывала о своей работе. А в свободное время Аня рисовала картины акварелью, читала Ремарка и занималась йогой. Она свободно садилась в поперечный шпагат, чего мне, наверное, не достичь упорными тренировками до самого конца своей жизни. Но Аня взяла меня не этим, то есть не шпагатом, йогой и рисунками акварелью. Аня покорила мое воображение своим бархатным голосом. И непосредственностью. Она откровенно рассказывала о себе и своей жизни и в моем воображении рисовалась такая задиристая девочка-непоседа, лазившая в детстве по деревьям, сбивавшая в кровь коленки от падения с велосипеда и играющая в догонялки с мальчиками из соседнего двора. Мне нравилась её прямота, её взгляд на многие вещи в жизни – бескомпромиссный, жёсткий и в то же время по-своему добрый: Аня никому не навязывала своё мнение. Но было ещё что-то, я это чувствовал даже на расстоянии тысяч километров, которые разделяли наши города. Аня обладала тем качеством, которое не имеет точного определения в психологии и исследовать которое не возьмётся ни один серьёзный социолог, потому что оно неуловимо, как свет и как свет, завораживающе – Аня была харизматична. Я не люблю этого слова и мне оно ни о чём толком не говорит, но другого слова просто не существует для описания того, о чём я говорю. Люди тянулись к Ане, как металлические опилки тянутся к магниту и она всегда была в центре внимания помимо своей воли и своих желаний, одолеваемая по существу только одним настоящим желанием – побыть в одиночестве самой, без постоянных подружек и знакомцев. Она уставала от общения с другими людьми так, как устают другие люди от отсутствия этого самого общения. Бывало, она укрывалась в своей квартире, как в крепости, отключив телефоны и наглухо зашторив окна, сообщив всем своим знакомым и полузнакомым о том, что уехала в командировку на неделю-две и искать её бесполезно. На работу в такие дни она добиралась украдкой на такси и сразу проникала в свой кабинет, благо, что работы всегда было по самое горло и управляющий банком пресекал даже разовые попытки своих сотрудников тратить рабочее время на досужие разговоры.
В этой связи меня всегда удивляло, что же Аня нашла во мне. Я не отличался особыми качествами, не любил Ремарка и не умел рисовать, всё, чем я мог похвастаться перед незнакомым человеком – набором дежурных умных фраз, в свое время услышанных из уст других, по моему мнению, умных людей. На меня не заглядывались женщины на улице, мои труды не обговаривались на научных конференциях и если бы в один прекрасный день земля проснулась без моего присутствия на ней, этого бы не заметил никто, кроме тех, кому я что-либо задолжал. Хотя, по правде, в должниках я ходить не любил и всегда отдавал чужое вовремя. Видимо, существует в мире что-то такое необъяснимое, которое сводит вместе совершенно далёких людей. Вот именно, далёких - я сам вдруг почувствовал всю справедливость этого выражения, потому что за восемь долгих месяцев знакомства и общения по телефону мы ещё не видели друг друга воочию и не представляли сами, как сработает химия любви в случае, когда мы увидимся и наши ауры пересекутся. Мы устали от ожидания дня встречи как больной человек устает от ожидания встречи со своим доктором, который ему должен сказать о результатах важных анализов, и все тревоги, и надежды, и желания были связаны именно с этим днём, первым днём нашей встречи.
Светило солнце. Просто, ясно и совсем не поэтично. Я ходил по блестящему полу зала ожидания аэропорта, ежеминутно бросая взгляды на экран прибытия самолётов, который извещал обо всех изменениях в воздухе бездушными чёрными буквами по синему полю совершенно не понимая того, скольким людям он устроил жизнь и скольких человек он сделал счастливыми (или несчастными – в зависимости от обстоятельств, как говорится). Анин самолёт из Москвы задерживался. Я не останавливался в ходьбе ни на минуту, выбирая всё более извилистые маршруты по залу ожидания и только стебли белых роз под моей ладонью чувствовали то, что творилось в моей душе.
Прошло полчаса, час, полтора, пока наконец из зала досмотра не стали выходить уставшие и взбудораженные пассажиры. Я всматривался в их лица с беспокойством и страхом, что вот, появится Аня и я её не узнаю, или узнаю и она мне не понравится и я не буду знать, как себя вести, ведь лицемерить я не умел никогда, а отступать назад дороги уже не было. И когда почти с последними пассажирами я заметил тёмно-синий жакет в серебрянную тоненькую полоску, а лишь потом девушку, в него одетую, я ни на секунду не усомнился в том, что передо мной Аня, бледная, чуть ссутулившаяся под весом большого чемодана, который она тянула за собой за кожаную петлю. Я растолкал локтями тех двух-трёх встречающих людей, что ещё стояли в ожидании впереди, и поднял кверху руку с букетом. Она тоже меня заметила и её чемодан вдруг накренился на один бок, готовый вот-вот свалиться на пол. Я взмахнул руками, бросаясь к чемодану, и мой букет рассыпался на отдельные цветки, зато я успел подхватить чемодан почти у самой нижней точки его падения и сгладить таким образом всю неловкость первого момента встречи. Аня захохотала, я стал собирать цветы и вскоре её руки я увидел рядом со своими, так же подхватывающими с пола цветы за тонкие стебли.
- Ну, привет, - сказала Аня.
Я узнал её сиплый, твёрдый голос, который связывал нас все эти восемь месяцев разлуки. Почему-то мне показалось, что не было никакой разлуки, а была просто какая-то другая жизнь с другим мной и другой Аней, в наследство от которой нам достались сегодняшняя встреча и мы сами, но новые, незнакомые, другие и как бы не реальные .
- Привет, - ответил я.
Мне определённым образом нравилась эта девушка с светлорусыми волосами, серо-голубыми глазами и ямочкой на одной щеке.
Мы поехали ко мне домой. По дороге, которая заняла три четверти часа, Аня непрестанно говорила, рассказывая мне о сборах, перелёте и таможенном досмотре, во время которого её чуть не заставили полностью раздеться и из-за чего она закатила громкий скандал, а я смотрел на неё вполглаза и думал о том, что ещё час назад моя квартира была одиноким пристанищем одинокого человека, ведущего вполне размеренный образ жизни, а теперь вот всё меняется неизвестно в какую сторону и зачем, и противостоять этим изменениям нету ни возможности, ни причин.
К встрече с Аней я готовился загодя. Я знал, что ей нравится тёмно-синий цвет и оббежал почти все магазины города, чтобы разыскать постельное белье тёмно-синего цвета. Причём, не просто тёмно-синего цвета, но ещё и сделанного из тончайшего атласа. Я утром застилал постель и атлас под моми руками струился мягким холодом и я представляля себе, как приятно будет Ане после душа нырять в свежесть тёмно-синих простыней. Потом я купил в овощном магазине лимоны, мёд и зелёный чай – три вещи, которые должны обязательно присутствовать на кухне и с красивой небрежностью расставил их на кухонном столе. Нет, не то. Я стал перекатывать лимоны взад и вперёд по всей столешнице пока не пришёл к заключению, что лучше всего они смотрятся на берестянной подставке, по соседству с маленьким бочонком липового мёда и имбирным печеньем. После этого у знакомой цветочницы я скупил по скидке все имеющиеся там розовые розы, пообрывал на них лепестки и тончайшим слоем усыпал этими лепестками пол в комнате, где на низком столике ещё со вчерашнего дня стояла в готовности дюжина разноцветных и разновеликих свечей, бутылка белого вина и ваза с фруктами. Я налил в маленькое блюдце эссенцию розмарина и укрепил его на специальной подставке над свечкой в углу комнаты, чтобы её тепло разгоняло запах розмарина по всей комнате. Я зашторил окна, включил негромко медитативную музыку и закрыл глаза. Я сказал себе, что – всё, я готов к приему девушки и к тому, чтобы сказать ей самые нежные слова на земле, которые только могли произнести мои уста.
Аня оценила мои усилия. Уже на пороге моей квартиры она приостановилась в движении, уловив носом тончайший запах розмарина и заметив дорожку из розовых лепестков роз. Она осторожно прошла в комнату, будто ступала по тончайшему стеклу, обвела взглядом помещение от стены до стены и, присев на корточки, провела рукой над дорожкой из лепестков. Они зашевелились точно живые, дрожа вслед проплывающей руке. Аня провела рукой обратно и лепестки опять поприветствовали её движение своим тихим трепетом.
- Как красиво, - выдохнула негромко Аня.
И не было в этот миг более милого зрелища на земле, чем дорожка из розовых лепестков и присевшая перед ними на корточках красивая женщина.
Потом мы пригубили вина, отщипнули две-три виноградинки из вазы с фруктами и съели по одной шоколадной конфете. Аня излучала покой и довольство, а я не понимал, что творится со мной и почему какая-то тревога щекочет меня в груди и не дает наслаждаться встречей. Часы показывали семь часов вечера и я предложил Ане прогуляться по вечернему городу. Она почти без колебаний согласилась. Мы вышли из дома. Шагов двести мы прошли в молчании, пока Аня не спросила:
- Что-нибудь не так? Ты какой-то не свой. Извини, конечно, что я так говорю, но я чувствую, что что-то не так.
Мы прошли ещё с минуту молча, пока я наконец смог оформить в слова то, что творилось у меня в душе и чему я не мог дать никакого рационального объяснения.
- Я не знаю, Аня, что творится со мной и сумеешь ли ты меня понять правильно, потому что я себя понять не могу. Я смотрю на тебя и вижу, что ты намного лучше той, которую я себе представлял и которую я видел на фотографиях. Ты в жизни красивее, обаятельнее и притягательнее, может даже быть более женственнее или более... я не знаю... потому что я никогда тебя не встречал ранее и всё, что у меня есть в голове о тебе, это не настоящая ты, которая стоит сейчас здесь передо мной, а другая, выдуманная. Выдуманная мной, нашими разговорами и нашей разлукой, но для меня она стала настолько близкой и родной, что – ты не поверишь, - у меня тянется рука набрать её номер телефона и поговорить с ней, несмотря на то что она, то есть ты, находишься здесь, рядом со мной... понимаешь?.. или нет?.. и каждый раз, когда я тебе улыбаюсь, когда я с тобой говорю этой, реальной, мне кажется я изменяю той Ане, с которой я общался восемь месяцев и с которой меня связывает столько воспоминаний...