Постепенно Алрон начинал разбираться в ситуации. У него появились новые враги, очень хитрые и упрямые. И если он хотел добиться успеха в противостоянии с ними, ему следовало привлечь на свою сторону одного из них. Конечно, это должен быть разумный выбор. Делать своим союзником какого-нибудь зелёного новичка или человека со скромными, ограниченными полномочиями внутри этой группировки было, само собой, глупо. Алрону пришлось признать, что он плохо знает своего врага, а единственной возможностью не ошибиться при выборе человека, которого он заставит предать свою банду, является сотрудничество с так называемыми служительницами культа всенощного шёпота. Говорили, что они не только знают всё, но и ещё умеют преподносить любому конкретному человеку именно ту информацию, которая действительно может ему помочь. Правда, за сведения они требовали вовсе не денег, а выполнения какого-нибудь необычного задания – ставили, например, своего клиента, в непривычную ситуацию и поручали выбраться из неё, не без достижения определённого результата. Алрону было жалко тратить на это время, вдобавок ему было точно известно, что, как и о любом обитателе города, служительницы культа прекрасно осведомлены о нём, поэтому придумать задание, по итогам которого он попадёт в неоднозначную жизненную диспозицию, им будет проще простого. Но более надёжного источника информации в городе попросту не существовало. Получалось, что у Алрона был только один выход.
И вскоре он уже сидел за столом напротив одной из служительниц культа и вёл с ней разговор. При первом же взгляде на эту женщину возникало желание коснуться её – чтобы проверить, не призрак ли она на самом деле. Белая кожа узкого лица с небольшими круглыми глазами, тонким носом, ртом в виде маленького синеватого ромбика и плоскими щеками казалась на вид ледяной. Особое удивление вызывали волосы, которые при своей длине и обилии имели столь малый вес, что плавали вокруг головы, делая её похожей на холодное светило с волнистыми лучами. Вообще же служительница выглядела весьма молодо. В первую очередь, благодаря гладкости лица. Перед ней стояла низкая кружечка, наполненная неким тёмным напитком, от которого во все стороны шёл извивающийся кружевами пар. Сколько Алрон ни принюхивался, уловить, какой аромат источает напиток, он не смог. Служительница помешивала его с помощью глубокой ложечки, не спеша начинать распитие. Когда она выслушала просьбу гостя, её ответ был таким:
-Ты заоблачного ничего от нас не требуешь. Мы тоже сэкономим твои силы и время. Всё, что тебе надо будет сделать – принять от нас один предмет, отнести его одному человеку и принести от него нам другой предмет.
-Ну, будучи подростком, я подрабатывал курьером. Ностальгия. Хм. Далеко надо будет идти-то?
-Тюрьма на заводной окраине.
-Тюрьма? Кому там нужны подношения от вас?
-Человеку по имени Лаинстор.
Алрон обомлел. Любого другого, кто когда-либо слышал о злодеяниях Лаинстора, новость о том, что ему предстоит иметь с ним дело, ошеломила бы не меньше.
-Что такое, Алрон? – вопрошала своим воздушным голосом служительница. – Мы не просим тебя передать ему лопату для проделывания подземного хода или ножовки для распиливания цепей. Предмет с какой-то точки зрения невинен.
Служительница достала из-под стола большую стеклянную колбу с плавающим внутри сердцем. Оно примерно в два раза превышало размеры сердца обычного человека, имело бледно-розовый цвет, по отдельным его участкам сверху вниз проходили тонкие золотистые жилки. Алрон понял, что при жизни это сердце билось в груди гигантского стража – одного из тех древних и высокочтимым народом существ, которые стояли у ворот города и вносили огромную лепту в его защиту от внешних агрессоров.
-Мы обо всём договоримся с руководством тюрьмы, - говорила служительница. – Ты отнесёшь сердце непосредственно к камере Лаинстора. Обмен предметами пройдёт безопасно для тебя. Но всё равно это будет передача из рук в руки.
-Я… Я не смогу пойти на такое, - с недоумением тряс головой Алрон. – Лаинстор, этот изверг… Да его ненавидят даже соседи по тюрьме, полнейшие безумцы, напрочь лишённые понятий о человечности. Даже они рвутся порой перегрызть Лаинстору глотку. Что говорить о ненависти, что испытывают к нему нормальные люди.
-Ты не местный. Ты не должен испытывать волнений.
-Но о моём поступке узнают все. Кем я буду тогда в глазах людей? Преподнести человеку со склонностями каннибала сердце стража? Что он сделает с ним? Да конечно съест. А, насколько я знаю, стражи пользуются огромным почтением у местных…
-Ты не местный. Такие волнения для тебя излишни.
-Когда стражи умирают, их хоронят как величайших героев эпохи. Каждый законопослушный человек города считает своим долгом приходить к их надгробиям и кланяться в знак благодарности за то, что стражи без устали оберегали город от вторжений. Уверен, эти люди не иначе как благоговейно относятся к их мощам. А ты предлагаешь скормить сердце стража, и кому! После этого я просто не смогу появляться на улицах этого города.
-В твоём поступке не будет ничего криминального. Что же до общественного мнения, то ты и так слишком часто в своей жизни оглядывался на него. Пора исправляться.
-У меня слишком мало времени. Я вынужден согласиться.
-Отлично. Мы ждём от тебя результата. Добейся успеха, и дождёшься ответа от нас.
Тюрьма на заводной окраине было самым противным местом города, даже помойка имела внешность пригляднее. Здесь создавалось твёрдое убеждение, что сие место существует специально для демонстрации тюремщикам, сколь грязной, вонючей и отвратной может быть жизнь, если распространять в ней направо и налево грех, чем они занимались на свободе. Человек, назначенный проводником для Алрона, оказался учтив и нелюбопытен. Этим он очень облегчил посетителю переживания перед встречей с Лаинстором.
Та часть тюрьмы, где сидели наиболее опасные преступники, представляла собой остров чистейшего, разнузданного безумия, двигаться по которому даже в пределах безопасной зоны – коридора, пролегающего между камерами – казалось крайне экстремальным занятием. Каждого заключённого словно переполняло концентрированной бесовской энергией, и не давать ей выхода начисто лишённые мозгов сволочи просто не умели. Они висли на решётках, выкрикивали что-то нечленораздельное, тянули вперёд руки, махали ими во все стороны, драли пальцами свои и без того окровавленные лица, бились головой о железные прутья. На фоне всего этого сумасшествия Лаинстор казался непоколебимым столпом спокойствия и невозмутимости. Его камера располагалась в самом конце коридора, так что он находился как бы в центре устраиваемого заключёнными буйства, нисколько при этом в него не вписываясь. В отличие от них всех, он имел одиночную камеру, которая могла запомниться в первую очередь валяющимися на полу рваными цепями и покорёженной металлической посудой. Внешность самого Лаинстора слабо отличалась от внешности обычного человека: вместе с бледной кожей и умеренной мускулистостью его бросающимся в глаза признаком было, пожалуй, ещё наполовину выжженное левое ухо, имевшее чёрный цвет с небольшими красными вкраплениями. Лаинстор стоял неподвижно, его глаза были закрыты, мышцы угловатого лица напряжены. На его руках и ногах наличествовали наручники, связанные цепями со стеной позади убийцы. Эти цепи имели большую толщину по сравнению с теми, которые разорванными лежали на полу. Убийца медленно покачивал руками, цепи еле слышно звенели, и казалось, что он вот-вот взорвётся, разразится адским воплем и попробует выдрать цепи из стены, а потом, если у него это получится, набросится на решётку камеры и начнёт гнуть её ради достижения свободы.
Алрон волновался до дрожи во всём теле, когда проводник открывал ему изолятор Лаинстора. Его реакцию на появление человека со столь неожиданным предметом в руках понять было непросто. Не вызывало сомнений хотя бы то, что он заметил посетителя – прекратил звенеть цепями и уставился своими излучающими холод глазами на Алрона. Того, в свою очередь, постигло парализующее оцепенение. Дабы поднять руки и протянуть убийце сосуд с сердцем стража, ему пришлось приложить такое усилие, словно в его мышцах застыл свинец. Лаинстор отошёл чуть назад, чтобы цепи, которые держали его, перестали быть натянутыми, и он смог бы принять подарок. Взяв колбу за горлышко правой рукой, он начал сжимать его. Оно треснуло, ладонь Лаинстора, сжавшись, собрала в себе множество мелких осколков, нижняя часть сосуда полетела на пол. Резким движением убийца подставил под падающую колбу левую ладонь. Столкнувшись с ней, сосуд разлетелся уже целиком, вместе с жидкостью, которая внутри него содержалась. На ладони убийцы осталось сердце, теперь уже не закупоренное в стекло, что мгновением ранее его оберегало. Лаинстор впивался в сердце без каких-либо видимых эмоций. Когда он своими искушёнными клыками отдирал от него куски, на его лице не было ни упоения, ни кровожадности, ни даже какого-либо удовлетворения. Словно это был будничный обед, хотя, конечно, убийца не забывал, что поглощаемая им плоть для всех жителей города – от соседей по тюрьме до высокопоставленных чиновников – есть предмет поклонения. Алрон, наблюдая сей акт пожирания, чувствовал себя соучастником преступления. Он стоял на месте, неспособный ни на какие мысли и действия, и просто испытывал глубокий ужас – ужас от знакомства с животным нравом человека, с виду похожего на тысячи других людей, свободно ходящих по улице. У Алрона здорово закружилась голова, сил у него только и хватило на то, чтобы еле слышно попросить у Лаинстора ответного презента. Поскольку все вокруг утихли на время поедания каннибалом сердца стража, слова Алрона достигли ушей адресата.
-Плюнь в лицо этим чокнутым стервам от моего имени, - сказал Лаинстор своим сдавленно-ядовитым голосом и лёг на пол. После столь изысканной трапезы ему очень захотелось спать.
Только удалившись от территории тюрьмы Алрон более-менее пришёл в себя. В боязни, что о его поступке узнал весь город, он предпочитал ходить узкими безлюдными переулками, стараясь не попадаться на глаза даже хромым дворняжкам. Он уже не думал о борьбе со своими врагами, по сути он не выполнил задания, не получив ничего от Лаинстора, и, таким образом, не мог рассчитывать на помощь служительниц культа. Репутация ублажателя величайшего изверга в городе могла вообще наложить на него непреодолимые ограничения, при которых дальнейшая деятельность здесь будет просто невозможна. Проклиная себя за решение обратиться к служительницам культа, Алрон начал планировать уход отсюда.
На следующий день, когда он, собрав всё, что могло пригодиться ему в следующей главе своей жизни, уже двигался тихой сапой к входу в подземелье, выводящему из города, к нему подошёл некий мужчина. Его внешность, несмотря на свою обычность, напугала Алрона. Незнакомец не стал тратиться на лишние слова, тут же перейдя к делу:
-Друг Алрон, хорошо, что я тебя нашёл. Ты должен верить мне – я хочу тебе помочь. Ты настоящий друг нашей семьи, а я, кажется, слышал, что ты воюешь с моими сподвижниками. Я с радостью предам их ради тебя. Я знаю о них многое, я хочу рассказать тебя всё, лишь бы помочь справиться с ними.
-Ты хоть кто такой? – слегка напуганный расположенностью незнакомца к сотрудничеству, спросил Алрон.
-Я – брат Лаинстора. Я очень польщён тем, что ты преподнёс ему подарок, достойный, безусловно, короля головорезов. Не бойся. Меня, в отличие от брата, в тюрьму не посадят. Я не такой наглый как он и более осторожный. И всегда выбираю правильных соратников.
Алрон долго ещё не мог отойти от замешательства. Подвергшись ему, он стал таким податливым, что без вопросов дал брату Лаинстора отвести себя в какой-то тёмный дом, где был накормлен им непонятной, едва съедобной мерзостью, а потом кучей сведений о своих врагах. Придя в себя и переварив всё, Алрон начал молниеносно выстраивать план действий, который сразу же показался ему очень привлекательным. Он понял, что это знакомство, возможно, самое удачное в его жизни.