Любовь погибала долго, мучительно содрогаясь в изощрённых силлогизмах бесконечных ночных и дневных разбирательств, в бесчинных поступках, в бессонных ночах и таких же трудных днях.
Андрею это стоило седой пряди в причёске и ещё чего-то, что не поддаётся сухому короткому определению. Всё, что представляло хоть какую-то ценность, казалось, ушло навсегда и утратило всякое значение.
"Время лечит, время лечит,/ мне сдаётся, что калечит/ тёмной ночью без просвета,/ хмурым утром без рассвета…" Эта дневниковая запись осталась на память и была как бы квинтэссенцией пережитого. Но как когда-то сказал поэт: «Даже самая уставшая река находит путь к морю». Прошло, прошло трудное время, и появился вкус к жизни, к простым её проявлениям и радостям.
… Это тёплое апрельское утро Андрей встречал в дороге. Его путь лежал не в конкретный населённый пункт и не к конкретному человеку, а в чистое поле, к четырём ветрам, где вчера вечером, проездом, недалеко от дороги, он высмотрел удивительной красоты картинку: одинокий зелёный курган на бесконечно чёрной равнине свежевспаханного поля, белоснежная крона одиноко цветущего дерева у подножия кургана, а на горизонте величественная гряда заснеженных вершин недалёких гор. Кроме просто сдержанной и лаконичной красоты, он усмотрел там и символ, символ нового горизонта и новой надежды для человека, однажды потерпевшего крушение… Тем же вечером он составил себе подробный план фотосъёмки и всё мысленно выбирал и выбирал ракурсы и планы.
И вот, хорошо выспавшийся, он вольготно расположился на заднем сиденье полупустой маршрутки и с интересом наблюдал за бегущим пейзажем: поля, мелькающие деревья в робкой зелени и далёкая неподвижно висевшая золотистая тучка, которая, несомненно, переночевала когда-то на груди «того» утёса-великана… Настроение было радужным, и аналогии напрашивались сами собой. В ушах же звучал и звучал малиновый колокольный перелив с таким простым и радостным рефреном: динь-дон… динь-дон… Андрей сидел и думал: «Вот это, наверно, и называется Раем: чувство полного довольства собой и окружающим миром, бегущая красота в глазах и чудесная мелодия, которая всегда с тобой...»
У совсем захолустного сельца водитель подобрал женщину с ребёнком. Они расположились наискосок от Андрея, на соседнем ряду кресел.
Новые пассажиры вызвали его неподдельный интерес.
«Во, блин! Какие в этой деревушке «пейзане» проживают», - про себя сострил удивлённый Андрей, внимательно приглядываясь к новым попутчикам. Дама, совсем ещё молодая женщина, была одета элегантно, и вкус чувствовался во всём. Строгий костюм, лёгкая ажурная шаль, спущенная на плечи, из аксессуаров стильная бархатная сумочка с вышитым золотом вензелем монограммы. Лёгкий цветочный аромат коснулся Андрея и сразу растворился в окружающем воздухе. Но особого описания стоил ребёнок. Девочка лет трёх-четырёх. Круглолицая, с пухленькими щёчками, она казалась воплощением живого ангела во плоти, но что-то удерживало Андрея от этого сравнения. Он бы назвал её маленькой леди. Царственная осанка, свежий маникюр на розовых ноготках и недетская серьёзность даже как-то настораживали. Андрей всё смотрел и смотрел на неё, стараясь припомнить, на какой же персонаж, из какого же фильма она так похожа?.. Сидевшая спокойно, девочка вдруг повернулась к нему, внимательно посмотрела и… два раза резко вскинула бровки. Андрей тут же отвернулся к окну.
«Не может быть, просто я ошибся… Мне это померещилось», - убеждал он сам себя. Он ещё раз искоса посмотрел на неё, желая убедиться в правоте своей версии, но встретил её серьёзный взгляд, взгляд-подтверждение: «Я не шучу!» Больше на девочку Андрей не смотрел. Он узнал её – это был его страшный сон, бред, галлюцинация…
Это была она… его бывшая жена, только маленькая копия: в повадках, осанке, взгляде…
Как-то сама по себе перестала звучать музыка небесных сфер, поубавилось вокруг света. Он вдруг вспомнил ту ночь, ночной звонок, когда её голос с трагическим надрывом, сразу ошарашил:
- Андрей, прости!
Андрей уже полгода проживал отдельно, вот на какой срок затянулась их последняя ссора! Он обрадовался и испугался, ведь она ни разу, ни разу за их совместную жизнь не просила у него прощения.
- За что, Лена? Что случилось? - стараясь скрыть радостную дрожь в голосе, спрашивал он.
- Нет, прости! Прости!.. - голос её начинал набирать высоту.
- Да объясни же мне толком, и я прощу, прощу, - ласково увещевал он уже начавшую всхлипывать Лену.
- Нет! Неет! Нее-ет!.. - похоже, там начиналась истерика.
Андрей растерялся:
- Что? Это уже случилось? «Соmе on?» – вдруг упавшим голосом совсем тихо спросил он. На той стороне что-то загремело. Через какое-то время раздались короткие гудки. Но он уже не замечал времени.
Под утро, глядя на полную пепельницу окурков и старательно сминая пустую пачку из-под сигарет, он сам себе сказал:
- Теперь как честный человек она со мной разведётся…
… В их первый, в их самый счастливый год она тоже любила этот легкомысленный красноречивый жест бровями. Вскинет два раза брови и смеётся.
- Ну и как тебя понимать, - прикидывался непонимающим Андрей.
- В данном контексте это: давай-давай!
- Что давай-давай? – с лёгкой грустинкой спрашивал он.
- Это просьба: почисти картошечку, милый!
- Фу, какой лексикон бедный! - пытаясь отлынивать, хитрил Андрей. - А ещё какой-нибудь более сокровенный смысл есть?
- Есть: «пойди туда – не знаю куда», – говорила она.- Это если ты не присмотришься ко мне как следует, милый! – и она пристально смотрела ему в глаза.
- Ну а самый, можно сказать, сакральный? Вот такой смысл есть?! - тянул время, обречённый на чистку картошки Андрей.
- А как же! - и она, повторив жест, для убедительности подняв указательный пальчик вверх, сказала, - вот это, самое-самое: «Cоmе on!!!»
- В смысле?
- В смысле: рази!!! - хитро улыбнулась и потянулась к нему. - Но это!.. Только после картошки! - убирая его руку со своей талии, добавила она.
На полпути Андрей вышел из маршрутки. Что и говорить, он был напуган. После развода он стал немножко мистиком, стал верить в таинственные предзнаменования, переселение душ, карму и прочее-прочее. Хотя до этого был убеждённым атеистом и не верил ни в бога, ни в чёрта…
… Прошло три года. Три года, как её следы потерялись на необъятных просторах самой большой страны.
… Это был по-летнему тёплый октябрьский день. Пятница вечер. Они сидели в ЗАГСе, по другую сторону стола служащая записывала в какой-то журнал их ответы, а Андрей в промежутках между вопросами тихим домашним голосом рассказывал Лене про полузабытого публикой шансонье, которого они когда-то любили слушать на досуге. Лена молча улыбалась и кивала головой. Служащая иногда с удивлением поглядывала на них, видно, ещё не насмотрелась на чудаков. Наконец, их отпустили, сказали, чтобы пришли за документами в понедельник. А перед этим рассказали поучительную историю про то, как много-много людей в последний момент меняют роковое решение. И потом живут долго и счастливо…
На выходе Андрей предложил Лене:
- Поцелуемся?
Она потянулась к нему и запрокинула голову. Поцелуй был короткий, но Андрей в полной мере уловил тот родной, только ей присущий запах. Она виновато улыбнулась и как-то заискивающе сказала:
- Многие живут так… без росписи…
Андрей молча покачал головой, теперь она улыбалась открыто и радостно… Ведь им в ЗАГСе давали шанс, и она поняла, что всё обойдётся, и они его, конечно, используют. Но не обошлось…
Тёплый, погожий осенний вечер, конец рабочего дня и недели. На улице много просто гуляющих и куда-то спешащих людей… Они шли рядом и Лена всё время льнула к нему, пыталась идти поближе, чтобы чувствовать его руку, его прикосновение, а Андрей всё сторонился и сторонился… Лена поняла это, когда они оказались на самом краю широкого тротуара. Она посмотрела на Андрея с какой-то болью и недоумением, он ли это, родной? Не он ли пять минут назад поцеловал её? Но встретила безучастный взгляд и каменное выражение лица. Её уход был похож на побег. Через неделю она уехала из города вообще со всеми своими вещами. Он же в ту бессонную ночь писал, грызя ручку: «Время лечит, время лечит,/ мне сдаётся, что калечит/ темной ночью без просвета,/ хмурым утром без рассвета…».
Андрей подошёл к старой сельской церквушке, заглянул в приотворённые ворота двора. Людей во дворе не было, под навесом висели три колокола. Вдруг дунувший порыв ветра качнул самый маленький, и он мелодично, негромко как-то по-гитарному отозвался: «Динь…». Средний и большой только чуть-чуть покачнулись. Во двор вышла опрятная старушка, аккуратный белый платочек покрывал седые волосы. Увидав её, Андрей негромко кашлянул в кулак. Она обратила на него внимание, чуть улыбнувшись, спросила:
- Зачем пожаловал мил-человек?
«Мил-человек» затараторил:
- А можно у вас свечку приобрести? За здравие поставить? Я не рано?.. - и каким-то жалостливым голосом добавил, - я проездом…
Старушка показала ему место, куда ставится свечка за здравие:
- И помолись, - напутствовала она его.
- Бабуль, я совсем не умею молиться, - смутился Андрей.
- А ты своими словами, сынок. Господь наш Всемилостивый внемлет словам от чистого сердца и души, - и она вышла, а Андрей остался один. Он подошёл к большому подсвечнику, затеплил от лампадки свечечку, установил её в один из многочисленных рожков и осмотрелся. Атмосфера притемнённого храма была таинственна и многозначительна. В небольшие окна струился свет, он, как живой, играл, повторяя движения ветвей и листьев растущих вокруг церкви деревьев. От этого лики святых, казалось, меняли свои выражения, глядя на Андрея то строго и печально, то по-отечески подобревшим взглядом. Андрей никак не мог определить, кто же из них самый добрый, к кому обратиться? Так и не определившись, он, подняв глаза под самый купол и преодолевая волнение и страх, спросил:
- Господи, она жива?.. Ты мне дашь знать это?.. - Андрей прислушался, но ничего не нарушало тишину храма, только лепет молодых листьев на деревьях во дворе да еле слышное потрескивание фитилька в лампадке.
- Господи, прости меня, неразумного, - поняв, что сказал что-то не то, промолвил Андрей. "Надо слова всё-таки выбирать какие-то правильные", - подумалось ему. Но правильных слов он не знал. А из тех, приличествующих моменту, которые, казалось, можно было употребить, хватило только на короткое предложение:
- Господи! Спаси и сохрани рабу Божью Елену на всех её жизненных поприщах… Она такая простая и непростая… Прошу тебя, Господи!
Андрей прошёл пустынным двором, вышел за ворота, перекрестился три раза на храм, поклонился, и тут… динь… отчётливо малиновым звуком разлился голос маленького колокола… дон… догнал его мягкий баритон другого.
P.S. Автор благодарит Лену Карцеву (коллегу по сайту Проза.ру) за корректорскую правку текста.