Глава 5. Устроительница Парков
Ночью, проезжая по прерии, мы случайно задавили скунса. Всё, что рассказывают о скунсах – чистейшая правда.
Редьярд Киплинг, «Странствия Билли-Пилигрима»
Великая Разрушительница и не менее Великая Устроительница Смерть, у славянских народов, в отличие от германцев, имела чаще женское обличье. В обрядах исполнителями этой роли нередко были молодые девушки.
Мифологический словарь
1
Салон-магазин «Гаятри», подобно десятку таких же по всему мегаполису, торговал модными эзотерическими диковинками: талисманами, шаманской атрибутикой, благовониями, травами; книгами по философии, НЛП и гаданиям, дисками медитационных записей и прочими «прибамбасами» в стиле «нью эйдж». На его вывеске изгибалась в танце темнолицая пастушка Гаятри, «Ходящая за коровами», а табличка при входе сообщала:
Уважаемые посетители!
При нашем магазине работает служба оракулов:
Астрология, Хиромантия, Таро.
Ваше будущее у вас в руках!
К астрологии Апраксин относился с холодком, а, изучая ладонь по учебнику хиромантии, не без интереса узнал, что обязан страдать геморроем и клептоманией, быть отцом бешеного количества детей, но этого всего не случится, поскольку что он, согласно тому же учебнику, во младенчестве отдал Богу душу.
А вот к Таро, как мы уже знаем, наш герой имел отношение самое прямое. По договору с администрацией и РКТ, здесь он раз в неделю, обычно по пятницам, проводил приём желающих узнать будущее. За услуги брал меньше, чем другие, но все-таки приносил хозяевам кое-какой доход, за что, по крайней мере, имел право покупать со скидкой необходимые для работы книги.
В очередную пятницу, 16-го, народу в магазине «Гаятри» было немного. Клиентуры, соответственно, тоже. Что поделаешь, жаркий майский день…
В такие дни Фёдор Николаевич Апраксин, как обычно, развалясь на скамеечке у входа в магазин, покуривал трубку, почесывал бороду и, подобно герою «Повестей Песков»*, наблюдал за муравьями, что сновали вверх-вниз по стволу рябины.
* Омар Хайям, один из героев «Повестей Чёрных и Красных Песков» Мориса Симашко.
Муравей были крупный, черный, глянцевый. Он занимался привычным муравьиным делом – то есть, жил. Он оставался безразличным ко всему, что не входило в его прямые потребности – ароматной духоте нынешнего вечера, запаху листьев, времени, судьбе…
А тем более – к наблюдавшему за ним человеку.
Был ли в его жизни Апраксин, не был ли – его не касалось, как и то, был ли в его жизни он сам. Пробираясь по лабиринту растрескавшейся коры, пробегая по ветвям, ощупывая усиками листья, он просто проторял свою дорогу.
Крылья рябиновых ветвей простирались над небольшим бассейном, в котором обитали карасики, два больших чёрных и два маленьких красных. Здесь же возвышалась цветочная горка с водопадом, а под ней водяная мельничка и фонтан, росой окроплявший листы бегоний над гротами и кукольными башенками. Вполне возможно, что там, в искусственных пещерках проживали и, ненароком, порою прогуливались по дорожкам невидимые существа, незримые покровители и хранители этих мест, а в бережно подстриженной траве паслись и прятались миниатюрные единороги.
Венчала альпинарий небольшая горочка с пещеркой и колончатым храмом при входе. Храм Артемиды, почему-то подумалось ему.
«Цок-цок-цок! Цок-цок-цок!» – так, троекратно говорила мельничка…
На ум пришёл отрывок из некоего сочинения XVIII века:
«О устроитель садов, уподобленный Богу! Врата в твой сад – это прелюдия, аллея – главная тема, живая изгородь и цветы – звуки, деревья – аккорды, фонтан – великолепный финал!..
Предусмотри в этой музыке в равных долях и смелость, и смирение, и радость, и слёзы, и упорядоченность, и устремлённость вдаль…
Тогда ты и создашь то, что во дворцах Версаля называют регулярным парком…
Дорожки не должны поражать вычурностью, ибо тогда отвлекают внимание на себя… Не увлекайся симметрией, она утомляет. Но не поражай и излишним контрастом, создающим пестроту. Всего должно быть в меру…
Особое внимание удели беседкам, кои не должны быть ни чрезмерно заглублены, ни чрезмерно выставлены. Колонны и ступени лучше ваять из каррарского мрамора. Они не должны быть чрезмерно гладкими, дабы по шероховатостям лучше взбирались плющ, бигнония, девичий виноград и другие лианы. Проход в беседку желательно укрыть, здесь предпочтение отдай аркаде из плетистых роз…
Центральная аллея на трети своей перспективы пусть имеет фонтан. По сторонам её насади жимолость, снежноягодник и лигиструм. За ними, в каре кустарника, возвышаются заросли пурпурного физокарпуса, ирги и бульденежа, а выше, подчёркивая пропорции всего ансамбля – спирея, туя, черёмуха и сирень…
Скульптуры хороши вблизи текучих водоёмов, по-над ними. Пусть они как бы прислушиваются к плеску ручья или водопада. Здесь же установи скамейки для отдыха, столики; не забудь о ковшиках для пития воды в жаркий день, и особых дорожках с мостиками и фонариками, а также не забудь и об их окаймлении цветущими тенелюбами: ландышем, фиалкой, белой и пурпурной звездчаткой, купеной; пусть в глубине таятся страусиные перья лесного хвоща и вайи простого и сколопендрового папоротника, и пускай с ветвей свисают плети хмеля и традесканций…
Человеку, вступившему в сад, сотворённый твоими руками, да напомнит он благодати потерянного рая…»
Сад возник буквально из ничего, в каких-то полтора-два месяца. Никто не понял, как это произошло и почему произошло так быстро. Казалось, ещё вчера участок перед входом в магазин украшали лишь выступившие из-под талого снега окурки да «визитные карточки» местных котов.
Как-то сами собой появились дорожки и грядочки, живая цветущая зелень дружно и сочно потянулась в небо, в другую ночь из ничего сотворились фонтанчики и прудики, и хижины гномов, и башни драконов, и чащи кентавров, и поляны единорогов…
Устроитель… точнее, Устроительница сего (её Апраксин видел, разумеется, юной красавицей феей из страны Оз, хрупкой, улыбчивой, с маленькими грабельками, которыми она рыхлила и чистила почву) когда-то игрывала в детскую компьютерную игру «Герои меча и магии»… а может, и в игру «Цезарь-2», и в мотивах садика угадывались повторения сказочных ландшафтов.
Там прогуливались по сказочным дорожкам, конечно же, под ручку с кавалерами, не менее сказочные принцессы в роскошных платьях, корсетах и причёсках, и слуга распахивал дверцу кареты, запряжённой шестёркой коней с плюмажами из страусовых перьев…
И Устроительницей всего этого царства и в самом деле оказалась девушка… правда, не слишком заметная. Иногда она серой тенью проплывала мимо рабочего столика Апраксина, и он чувствовал на себе её мимолётный, скользящий и почему-то не по-доброму насторожённый взгляд.
«Цок-цок-цок», «цок-цок-цок», – почему-то именно так, тройчато, упруго выстукивали каблучки её туфелек.
Она почему-то избегала попадаться ему на глаза. Хотя… у всех свои странности.
Уютный уголок в самом сердце города напоминал ему палисадник поэта на старой квартире. Потому он, в перерывах между приёмами, и любил сидеть здесь, среди воды и цветов, где останавливалось время и куда мамы приводили детишек, полюбоваться на этот маленький Эдем.
Апраксин запомнил одного из них, того, который взглядом как-то пригласил его в свою сказку.
– Ты кто?
– Я?.. – ответил Апраксин. – Я – местный великан с бородой.
Маленький Принц удовлетворённо осмотрел его и кивнул. Ему было достаточно этого ответа. Иного он и не ждал…
2
Заносило в заповедные места и иных людей. ЭТИХ Апраксин со временем стал распознавать с первого взгляда. ЭТИ стали тревожить его как раз с тех пор, как он переселился из бывшей квартиры поэта в дом на Моржукова.
Странный молодой человек в грязных джинсах и майке с надписью «Счас пивка бы Клинского!» долго бродил по магазину. Так ничего и не выбрал.
Его руки болтались не в такт, поминутно протягиваясь, дабы почесать жёлтые пятна под мышками, а фигура по форме живо напоминала придавленный в пепельнице окурок. Хиппи – не хиппи… Наркоман – не наркоман…
Возможно, вор.
Длинноволосое пугало с тоскливым взглядом проходимца. Таким, «обиженным судьбой», весь мир всегда чего-то «должен».
«Халявщиками» называет таких работник охраны Стёпа Коростенко.
«Ему нужен я? Кое-что от меня. Провокатор? Допустим».
К Апраксину подсылали всяких. И «интеллигентов», на плечах которых трещали новые, только что из универмага, пиджаки. И пенсионерок со слезящимися глазами и выражением «родина мать зовёт!» на нервно подёргивающемся лице. И «работяг от станка». И молодиц с хрустально чистым взглядом и ногами «от ушей»…
Для мага его квалификации жалкие попытки ЭТИХ как-то повлиять на него, склонить на свою сторону, победить, втоптать, унизить, воспринимались им со смехом. Прекрасно зная, что шутит с огнём, он всякий раз давал соперникам фору… не без тайной ухмылки. ЭТИ ловились на элементарные подначки, что, в принципе, как-то разнообразило его одинокую, в общем, жизнь.
Что же, им, то есть ЭТИМ виднее.
«Присылайте хоть самого Шварцнеггера. Я и его в дулю сложу, и вам по почте отправлю. На меня, друзья мои, как говорил когда-то дедушка, где сядешь, там и слезешь…»
Парень, колыхаясь на неверных ногах, подрулил к скамеечке. Оглянулся – нет ли кого поблизости. Плюхнулся рядом. Интимно склонился к Апраксину.
Подобные существа очень любят подходить как можно ближе. Им нравится, когда человека тошнит от их запаха.
– Ну что, дружок, поцелуемся? – строго спросил Апраксин.
«Хиппи» захлебнулся, не зная, что ответить. После чего выдавил-таки:
– Покурить… дай!
С-счас!..
«Мою трубку в чьи попало зубы? Много хочешь».
– Киоск через дорогу, – махнул он.
– Жидяра!.. – заплакал «хиппи». – Всё не по-нашему! Отъелись, суки…
Апраксин был потомственный казак. В его жилах не было ни капли ни мудрой еврейской, ни огненной грузинской, ни сладкой турецкой или горьковатой армянской крови.
И на свой работе он отнюдь не «отъедался».
Но уж очень не терпел националистически настроенных маргиналов…
«Иди своей дорогой!» – послал он команду.
Парень выждал паузу и, поняв, что атака не удалась, – Апраксин был холоден как дагестанская вершина Шалбуздаг, – на нетвёрдых ногах потащился к прудику. Тут же выяснилось, что с куревом у него было всё в порядке. Неловкими пальцами колупнул из пачки «кэмелину», которая тут же сломалась и упала в фонтанчик. Тогда он плюнул, всхлипнул, пискнул и ногой в зимнем армейском «берце» (в такую-то жару!) ударил по камню.
Камень бухнулся в озерцо, распугав карасиков (два красных и два чёрных, как масти Таро).
– Эгей, уважаемый!.. – громко сказал Апраксин, вставая.
И тут же дрожащие потные пальцы схватили его за отворот куртки. И почему-то стали выкручивать пуговицы.
Дурак? Подвыпивши?
В правой руке парня появился перочинный ножик…
Нет, провокатор! И провокатор умелый!
Конечно же, Апраксину ничего не стоило заставить эту мокрицу вылизывать пыль перед его подошвами. Но он поступил проще.
Почему-то именно в эту минуту работнику охраны Стёпе Коростенко захотелось выйти на воздух – продышаться. В помещении, среди ароматических масел, духов и благовоний было душновато.
Стёпа, матёрый хохол из лесов Житомирщины, Апраксина уважал. И не терпел «халявщиков». Он появился в дверях и в его глазах мелькнуло изумлённое: «бачьте, хлопцы!»
Затем он, не говоря ничего лишнего, взял возмутителя спокойствия одной рукой за шиворот, другою за штанишки, и несчастный «хиппи» полетел в неизвестность, что называется, «впереди собственного визга». Выражения, которые он произнёс, приземляясь на четвереньки, мы, конечно же, опустим.
– Шо?.. – ласково отозвался Стёпа.
Парень замешкался, погрозил кулаком и… пустился бежать прочь по дорожке. Два раза упал (это постарался мстительный Апраксин) и – вскоре затерялся среди людей и машин.
Коростенко брезгливо, за лезвие поднял из травы и опустил в урну перочинный нож.
– И шо ж вы, маги! – с укоризной сказал он Апраксину. – Сами себя защитить не можете!
Тот не стал спорить.
Стёпа сочувственно наблюдал, как он пытается поставить на место камень, разглаживает помятые листы бегоний, прутиком пытается выловить из прудика размякший «бычок»…
– Ой, Фёдор, Фёдор, та оставь ты його к Богу!.. Таня! Татьяна! – крикнул он в магазин.
– Которая Татьяна? – отозвался дружный хор женских голосов.
По странной случайности в «Гаятри» работали сразу четыре или пять Татьян. Почему-то именно Татьяны более других интересуются разной мистикой.
– Та смуглэнэчька така… як её… чи вона «Визжайя», чи вона «Въезжайя»… Уборщица! новэнька! Прибраться трэба!
– Ну и что за бегемот здесь топтался?!! Во даёте, мужики! Другого дела не нашли, что ли?!.
Она была груба… и она была права. Ведь это именно её были все эти леса и угодья, лужайки единорогов, чащи кентавров, гроты драконов, домики гномов, дворцы, фонтаны и мельнички. Это именно она, работая всего лишь два месяца (и, формально, лишь уборщицей), быстро и незаметно навела всю эту красоту.
Так Апраксин впервые удостоился чести рассмотреть вблизи великую Устроительницу Парков.
Девушка как девушка, с резкими, порывистыми движениями и сердитым взглядом. В резиновых, огромных, по локоть перчатках. В рабочем халатике, «бэйджик» на лацкане которого извещал, что её следует именовать по-индийски – «Виджайя» (называться псевдонимами было принято у постоянных работников магазина). В тугой косыночке – цвета волос не определишь. Лобастенькая, сероглазая, прячущая лицо от чужого пристального взгляда. Личико смуглое, нездешнее.
Администраторы экзотического магазина предпочитали и работников нанимать с экзотической внешностью – монголоидов, мулатов, таких, как эта Танечка.
«Она то ли с Тувы, то ли с Кавказа… А может, и цыганских кровей, кто знает… Редкое сочетание: светло-голубые глаза и смуглая кожа… Любопытно…»
– Идите! Ладно! я сама уберу! Фёдр Никлаич! Стёпа! Идите отсюда, все!
В явно нелепую сцену попробовал вмешаться Коростенко:
– Таня, ну Таня… Ну шо ты сразу…
– Идите! – не обращая на него внимания, повторила грубая Устроительница Парков, и это прозвучало как приказ.
Провожаемый её недобрым взглядом, Апраксин, пожимая плечами, прошёл в магазин. Неестественность этой сцены смутила его.
Кем, в конце концов, была эта девушка?.. Кем был он для неё?
Карты Таро на его столике оказались чуть сдвинуты. Футляр с Таро Горгоны пытались взять в руки – несмотря на предупредительную записку, что он всегда оставлял, выходя покурить.
А интереснее всего, что и на его картах, и почему-то на журнале дежурств отмечалась рука… нет, не только и не столько несчастного «хиппи», а именно Танечки!
3
Потом она сама пришла к его столу. Странно, то ли специально, то ли из-за волнения «проглатывая» гласные, извинялась за грубость и недоразумение, врала («Фёдр Никлаич, а я пчему-то пдумала, чт эт всё вы наделали!»), и просила «вытянуть карточку» с вопросом:
– Ф-фёдр Никлаич, а пссмотрите, пжжалста…
Казалось, она сейчас машинально прибавит таким же противным голосом: «мы не ме-естные!..»
Глаза… («мама бы точно назвала их "бесстыжими"!») – глядящие в упор, сверлящие, голубовато-серые. По-детски держась руками за сиденье стула, поигрывая в стерву, она болтала смуглыми ногами и смущала этим, и знала об этом.
Херувимы её почему-то прятались. Вместо них за плечами крутились два серебристых облачка.
Какой вопрос может быть первым у молодой девушки? Конечно, о женихе… Ничего особенного…
Арканы «Суд», «Императрица» и «Влюблённые»… Здесь полный порядок.
– Скоро, скоро, Танечка. Числа двадцатого – двадцать пятого мая…
– Ну, ващще!.. Скажьте тожж!
И снова тем же недоверчивым взглядом скользила она и по нему, и по стопочкам карт Таро, и почему-то – по страницам раскрытого журнала дежурств…
Он тряхнул головой, пытаясь уйти от искушения любопытства ради «провентилировать» танечкины мозги, что порой, как мы знаем, практиковал на своих сеансах… и не только.
Не та обстановка, да и так ли нужно это сейчас?
Она тоже была из ЭТИХ? Непохоже…
От ЭТИХ, других, по-иному пахло.
От священников, знал он, пахнет молоком. От магов – ореховым маслом. И тот, и другой запахи приятны и не вызывают чувства страха.
От Танечки, что в своём потёртом халатике сидела напротив – теперь в дерзкой позе, закинув одну смуглую ногу на другую (да, и ноги, и руки, как и лицо у неё были одинаково смуглыми), шёл, скорее, аромат моря или свежей зелени… Мирный, нестрашный запах.
«От молодой здоровой девушки яблоками пахнет», – так, кажется, у Достоевского?
И ещё. Лицо её почему-то упрямо не запоминалось, ни Апраксину, ни, наверное, никому. Рассыпалось на фрагменты…