Уже третий год шла война. Подбиралась уже к Сребнярыбову. Тогда мой дедушка, по отцовскому брату, Федор, решился-таки на геройский поступок. Всё село знало о бронепоезде, что стоял в ангаре за станцией. Правильно – тот ангар уже давно излазили ребятишки из окрестных деревень, да и чего там говорить о том, что путь на станцию пролегал как раз мимо этого громоздкого здания. В общем, дело было так…
«И тогда уже мы с Егорычем решили пролезть в эту саму железну трубу, и покрасить поезд. Егорыч взял с собой еще троих мужиков – Иван Иваныча, Генку и Сало. Короче, полезли мы в ангар, замок Сало снял, он в этих делах мастер. Заходим, значить, внутрь, а там – матерь Божья! Стоит на рельсах, под вековой пылью! Могучий, скотина! И не передать. Такую груду железа с амбразуринами больше хрен где увидишь. Такое лицезреть только один раз в жизни дано.
Ну, прикатили Иван Иваныч с Генкой бочку краски, похватали мы впятером кисточки, и давай ими размахивать. Тудыть-сюдыть, тудыть-сюдыть. Так к вечеру управились. И то с трудом, без больших передышек, только пообедали один раз, да покурить бегали по очереди»
Поезд покрасили до блеска всего за один световой день. А уже на следующий они прошли по селу и собрали ополчение. В боевую готовность оно было приведено еще за три дня, и вот, настал тот самый день, когда выстроившись в очередь, деревенские мужики запрыгивали в бронепоезд. У всех нашлось тогда хоть какое-то оружие. Обрезы лежали под лавкой в каждом третьем доме. А домов в Сребнярыбове было четыре сотни. Считайте сами, сколько собрали обрезов. Также, на нужды ополчения были конфискованы десять лопат, и девяносто пар сапог. Поезд отправлялся в полдень.
«Народ в поезде еле-еле разместили. Но мест хватило. Мы с мужиками сидели в голове. Егорыч подавал мне уголь, а я бросал его лопатой фтопку.
Настроение – отличное! Напряженное, конечно, но задорное, ибо мы не просто воевать шли, а шли мочить беляков недобитых. Всем поездом.
Ну вот, значит, едем мы по полю, степь да степь кругом, только изредка деревца да рощицы попадаются. Смотрим по сторонам, вроде нет беляков, а вроде – затаились суки, залегли. Но на этот случай у нас есть Иван Иваныч с биноколем, который на крышу забрался и ни одного движения в траве не пропускал.
И вот, наконец-то, когда мы проезжали мимо лесочка, из-за деревьев прямо на рельсы повыскакивали люди.
- Тревога!!! Белые!!! – завопил на крыше Иваныч за мгновения до того, как мы и сами их заметили.
Они что-то неразборчиво кричали, размахивали шашками и бежали за бронепоездом, тыкая в нас пальцами. А поезд-то тяжеленный, ползет, аки черепашко, и дед семидесятилетний пехом обгонит. И бегут они, норовят на подножку прыгнуть. А дверь-то открытая у нас! Ну, я не растерялся, и начал в них углем из топки кидаться. Они давай от него шугаться, отпрыгивают, верещат, суки! Ну, я им еще наподдал! А вот что дальше со мной произошло, писать не буду, потому что я еще остался человеком, и понимаю, что такое даже вспоминать стыдно»
Но, все-таки сведения о происшествии до наших дней дошли. А заключалось оно в ошибке ополченцев. За беляков они ошибочно приняли детишек, игравших в войну в рощице, выбежавших на шум к поезду. Они увидели там знакомых мужиков, из их же села, и, похоже, решили прокатиться. И когда Федор начал кидаться в детей раскаленным углем, они догадались, что их приняли не за тех. Тогда один из мальчиков, который жил в Сребнярыбове на одной улице с Федором, решил схватить соседа за ногу, чтобы тот посмотрел ему в лицо. А вместо этого ноги у деда подкосились, и он выпал из поезда прямо под колеса. Ему отрезало правую ногу. Егорыч приказал остановить бронепоезд и перевязать раненого. Федор был без сознания.
Мужики нашли решение быстро – они побежали через поле на Худой Хутор, зарезали первую встречную корову, и пришили толстой ниткой коровью ногу моему деду. Когда дед очнулся, он постучал копытом об пол (к тому времени его уже доставили домой) и понял, что у него чешется живот.
Он поднял пижамную рубаху, и увидел ВЫМЯ!
Глеб Пунстой™
16.03.2008