Евреи

Виктор Новосельцев
рассказ

       -Коса, бабки заработать хочешь?
       Самохин обернулся и с интересом поглядел на Сашку, легонько тронувшего его за длинные волосы, пучком собранные на затылке и крупными кольцами спадавшие до середины спины на новую кожаную куртку, обмененную у китайских «челноков» за три бинокля. Сашка появился недавно, еще ни с кем не скентовался и потому даже собственной клички на рынке не имел. Молча поглядев на новичка, хлопающего своими белесыми ресницами в ожидании ответа на свой вопрос, Самохин решил не обращать внимания на грубую фамильярность.
       - Смотря какие, - неопределенно ответил он и стал с интересом ожидать продолжения.
       - Да тут работа есть для профессионального фотографа, - улыбнулся Сашка, поправляя висящую на шее японскую фотокамеру, которую он вот уже третий день не мог спихнуть. - Я и решил предложить тебе.
       - Здесь фотографы и получше есть, - парировал Самохин, проявляя, впрочем, интерес к странному предложению, - так почему ко мне обратился?
       Сашка перестал улыбаться и посмотрел себе под ноги.
       - Я тебе помогу, а ты - мне. Тут осетины наседают, денег требуют, а я камеру никак продать не могу.
       - Ладно, не тяни резину, говори, чего у тебя там.
       - Обычная работа: нужно сделать фоторепортаж с места события.
       - Что за событие?
       - Да так, - Сашка замялся. - В синагоге.
       Самохин усмехнулся. Дело принимало веселый оборот.
       - И хорошо платят?
       - Очень хорошо! - Сашка оживился. Очевидно, он не ожидал такой реакции от Самохина. - Ты даже не представляешь, как хорошо они платят. Только не надо говорить, сколько ты хочешь за работу, а то заплатят, сколько скажешь. А так - гораздо больше.
       - Отчего же ты сам не сделаешь эту работу? - поинтересовался Самохин, не переставая улыбаться. - Так хорошо платят...
       - Сказали, что тут специалист нужен, и я не справлюсь, - тень обиды пробежала по сашкиному лицу и тут же растворилась.
       - А я специалист?
       - От Бога, - с готовностью кивнул Сашка. - Я вчера им фотографии показал, что ты на дне рождения у Буратино сделал, так их шеф сказал: «Хорошо!».
       «Надо же, Буратино уже в Нью-Йорке, а все еще мне клиентов поставляет», - подумал Самохин и спросил у Сашки:
       - А сам-то ты как с ними познакомился?
       - Да так, делал работу им кое-какую, - Сашка замялся, и Самохин понял, что тот не хочет распространяться на эту тему. Самохин подумал, что здесь может крыться какая-то провокация, но тут же отбросил эту мысль на потом. Любопытство взяло верх:
       - Годится. Когда работать?
       - Я сообщу за день раньше, пленку тоже я подготовлю, - увидев, что Самохин собирается отойти, он попросил: - Скажи осетинам...
       Кивнув головой, Самохин вышел на пятачок перед магазином и с удовольствием вдохнул осенний воздух. Подержав в легких пряную смесь запаха прелых листьев и дымка из грильбара, он сделал выдох и обернулся к стоящим рядом осетинам.
       - Алан!
       Молодой здоровяк с красивым юношеским лицом подошел быстро и встал, чуть наклонившись вперед и засунув руки в карманы.
       - Работа есть?
       - Да пока нет. Я по другому делу. Вон того кадра видишь? - Самохин кивнул на Сашку, с готовностью замелькавшего за толстыми стеклами магазинных дверей. - Не трогай его, это мой человек.
       - Хорошо, - ответил Алан и улыбнулся: - Я хотел у него аппарат забрать, а ребята за него много давать не хотят - старый.
       Самохин еще немного постоял у парапета с огромной надписью «Юпитер», понаблюдал за прохожими, несущимися по Новоарбатскому проспекту, и пошел к стеклянным дверям магазина.
       
       
       Самохин часто сталкивался с евреями в своей жизни, особенно - в последние годы. В настоящее время у него не было общегражданского паспорта, вместо него - паспорт для выезда на постоянное место жительства в Израиль, хотя он к семитским корням не имел никакого отношения. Просто это государство - единственные ворота, через которые человек мог выехать за пределы СССР, и знакомые ребята в свое время прислали ему липовый вызов, по которому он и получил загранпаспорта на себя и жену с детьми. Конечная цель путешествия - Южная Африка, но неожиданно в начале этого года позвонил знакомый журналист из Мюнхена, с успехом работавший на три разведки, и сообщил, что в ЮАР готовятся кардинальные перемены, и русская газета, в которую приглашали работать Самохина, на грани закрытия.
       Самохин понял все сразу: ЮАР отменяется, а Израиль под вопросом - кем он будет там со своими детьми? И здесь тоже все пошло прахом - государство развалилось, а он со своей семьей остался на улице, без дома и без родины, которая превратилась в другое государство. Здесь, в Москве - тоже не подарок. Перспективы никакой. В миграционном отделе командует еврей с русской фамилией Мельников. Занимается русскими беженцами. В правительстве их тоже хватает, на телевидении - не протолкнешься. «Может, мне действительно надо было в Израиль ехать? - горько думал Самохин в часы, когда его особенно сильно угнетало чувство глубокой безысходности. - Там хоть не обидно было бы, что в правительстве одни евреи».
       А был и Кирюша, приятель с чисто еврейской фамилией Файенгард, который совершенно не был похож на еврея своим круглым приятным лицом, живыми маленькими глазами за толстыми стеклами очков и доброй залысиной. Самохин с улыбкой вспоминал, как Кирюша рассказывал историю с двумя словаками: «Говорят мне: «Ты жид?», а я и ответить не знаю что. Говорю: «У нас не принято евреев так называть», а они в ответ: «А в нашем языке другого слова нет». И когда уезжал, сказал горько-горько: «Не хочу, а надо. Здесь совсем жизни не будет, а в Москве мы не нужны. Разве что для показательных погромов».
       Азаров - еще в Сумгаите - как-то притащил в редакцию письмо, пришедшее в адрес горотдела КГБ. Армянские погромы только отшумели, и письмо из Украины, конечно же, было «в тему»: какой-то доброхот предупреждал оперативников, что все эти погромы инспирировали евреи. Он подробно описывал все грехи еврейского народа и даже составил подробный список имен, под которыми может скрываться сын Сиона. В конце длиннющего списка значились имена Святослав и Ярослав. «А эти-то как сюда попали? - трясся от смеха Азаров. - Ты, Владимир Николаевич - мужик мудрый, рассуди!». «Святослав - потому что Рихтер», - ответил тогда Самохин. «А Ярослав?», - Азаров уже держался за живот от смеха. «Потому что Мудрый», - нашелся Самохин. Смеялись они долго.
       Теперь вот эта работа. Виза в паспорте давно просрочена, но кто его знает... Самохин был уверен, что зря такая работа не подваливает. Все связано в этом мире. Когда нет никакого пути, когда закрыты все дороги, остается одна. Нужно только вовремя выбрать ее.
       
       Еврей оказался настоящим. Сзади голова была острижена как обычно, но на висках красовались длинные локоны, падавшие на плечи, макушку обрамляла круглая черная шапочка. Нос, глаза навыкате, нижняя губа, выпяченная вперед - никаких шансов на ошибку в определении этнической принадлежности. Предложил чаю. Объяснив характер работы, спросил:
       - Нужно ли оплатить работу заранее?
       - Я пока не представляю объем работы, а необходимый материал – фотопленка - у меня уже есть, - Самохин держался спокойно и опускал глаза только в те моменты, когда отхлебывал горячий чай из фарфоровой чашки с замысловатой ручкой.
       - Прекрасно, - отозвался сидящий напротив него человек, имя которого Самохин сразу же забыл, а переспрашивать не стал. - Тогда - за работу.
       Когда на следующий день Самохин представил контрольные снимки размером десять на пятнадцать, еврей удовлетворенно вздохнул.
       - Именно то, что надо, - радостно заключил он, перекладывая снимки с места на место на большом полированном столе.
       - А куда они пойдут? - заинтересовался Самохин.
       - В журнал, молодой человек, в журнал, - интонация у еврея была какая-то совсем русская, московская. Если закрыть глаза, то и не определишь вовсе, кто перед тобой. - Вы фамилию свою оставить не забудьте, мы поместим.
       - Не надо, - усмехнулся Самохин. - Мне это ни к чему.
       Еврей перестал перебирать фотографии, улыбнулся Самохину, разогнулся и прошел к сейфу, аккуратно прижавшемуся к стене. Порывшись, он достал деньги, пересчитал их, аккуратно закрыл сейф, затем подошел к Самохину.
       - Благодарю вас за работу, - с этими словами еврей передал Самохину пять тысяч рублей.
       Самохин пересчитал деньги и поднял глаза.
       - Что-нибудь не так? - вся поза еврея говорила об озабоченности.
       - На печать «контролек» я затратил четыреста рублей, пленка была вашей, мне ее Сашка передал, значит остается четыре тысячи шестьсот рублей. Обычно за такую работу платят не больше полутора тысяч.
       - Вы хотите вернуть деньги? - удивился еврей.
       - Не хочу, - возразил Самохин. - Мне просто интересно.
       Еврей улыбнулся. Похоже, ему самому стало интересно.
       - Вы продали свое авторское право, а это дорого стоит.
       - Да какое там авторское право, - отмахнулся Самохин, засовывая деньги в карман. - Два ролика негативов с ничего не значащими для меня снимками... Мне Сашка сказал, что вы заплатите мне гораздо больше, чем я заработаю.
       Еврей задумчиво помолчал, глядя на Самохина, и присел на стул.
       - Я принадлежу к особой иудейской вере, - еврей назвал свою веру, а Самохин тут же пропустил название мимо ушей. - Мы убеждены, что если кто-то потворствует совершению греха, большая часть греха ложится на него.
       Самохин молчал, ожидая продолжения.
       - Если бы я заплатил вам меньше, чем стоит ваша работа, и вы вследствие этого совершили бы из-за нужды какой-либо грех, то вина за грех лежала бы на мне.
       - Могли бы спросить у меня о цене работы.
       - Лукавство - тоже грех.
       - Но вы ведь переплатили.
       - Это бывает нечасто, разовые работы так редки.
       Еврей, поднявшись, стал собирать фотографии со стола, а Самохин даже не сделал попытку уйти.
       - Что-то ваши убеждения не очень совпадают с общими представлениями об иудеях и их любви к деньгам.
       Еврей собрал фотографии в пакет и обернулся к Самохину.
       - Еще хотите чаю?
       Когда они сидели друг против друга, помешивая чайными ложками в красивых чашках, еврей проговорил медленно, тщательно подбирая слова:
       - Не все евреи, которых вам доводится видеть, молодой человек, являются иудеями. Они - дети моего народа, но так далеко ушли от Бога, что мне чаще встречается праведник из любого другого народа, чем из моего.
       - Так значит, все эти... - Самохин потряс кистью руки, пытаясь найти замену слову «жид», и, не найдя, махнул рукой. - Значит, все они не иудеи?
       - И даже не евреи, - кивнул головой его собеседник. - По иудейским законам еврей тот, кто исповедует иудаизм. Это относится не только к инородцам, но и к потомкам евреев тоже.
       - А как же «земля обетованная»? Туда же такая мразь отовсюду стекается! - Самохин осекся, но еврей сморщил нос и улыбнулся.
       - Вся мразь, молодой человек, стекается в Америку, а в Палестину - в основном бедные, да убогие. Правда и среди них заблудших очень много.
       - А как же завоевание территорий у арабов?
       Видно было, что Самохин «достал» еврея. Тот встал из-за стола, прошел несколько раз по комнате и снова сел на стул.
       - Здесь столько проблем, что за века не разобрать, а вы хотите, чтобы я вам за полчаса все объяснил. Евреи имеют такие же права на эту землю, как и арабы-палестинцы. Мы оба - народы-изгои, но сейчас трудно разобрать, кто не прав более, а вопрос этот надо решать мирным путем. Насилие недопустимо.
       - Любое насилие?
       - Любое. Даже ударить человека по лицу - великий грех!
       - Великий?
       - Да. Господь создал человека по образу и подобию своему, и, ударив человека по лицу, ты оскорбляешь самого Бога.
       Прощаясь со своим работодателем, Самохин крепко пожал ему руку.
       
       
       На третий день Самохин стоял у родного «Юпитера» и предавался грустным размышлениям, странный иудей никак не выходил у него из головы. Впереди - абсолютно неясное будущее: он - на улице с тремя малолетними детьми, перспектив никаких. А если, как сказал этот иудей, те, кто заправляет в банках, газетах, на телевидении и в правительстве - вовсе незнамо кто, коль в Бога не веруют, то и ждать от них чего-то хорошего бесполезно. Торчать в этом гадюшнике всю жизнь, спекулируя фотоаппаратами и биноклями, не получится - сумасшедшее правительство меняет условия игры каждые три месяца. Куда идти - неизвестно. Хоть вешайся.
       - Привет, Коса!
       Самохин обернулся и кивнул еврею Яшке, известному под кличкой Цыган. Тот и вправду чем-то смахивал на таборного щеголя - роскошная черная шевелюра, стриженная по последней моде, яркая куртка и модные джинсы, заправленные в ковбойские сапоги.
       - Как дела? - поинтересовался Цыган.
       - Если считать, что не в деньгах счастье, то всё нормально, - ответил Самохин в своей обычной замысловатой манере.
       - Не в деньгах счастье, а в их количестве, - принял игру Яшка.
       Неожиданно лицо яшкино резко изменилось и приняло неприязненное выражение. Самохин проследил за его взглядом и увидел двух казаков, проходящих по проспекту в полной военной амуниции, в больших лохматых папахах.
       - Ты чего это как охотничья собака стойку на казаков делаешь? - удивился Самохин.
       Лицо яшкино не изменилось, он по-прежнему провожал казаков неприязненным взглядом.
       - Ненавижу этих сук... - прошипел Яшка, даже не взглянув на опешившего Самохина. - Поубивал бы на хер...
       - За что? - изумился Самохин. - Это же фольклорный ансамбль, они концерт на площади давали.
       - Все равно, - уперся Яшка, хотя уже понял, что перегнул. - Нечего разгуливать по городу в таком наряде. Понадевают на себя...
       Самохин внимательно вгляделся в яшкино лицо:
       - Послушай, ты вроде в Америку собрался?
       - Да как денег насобираю, так и уеду.
       - А сколько насобирать надо?
       - Тысяч пятьдесят баксов, квартиру продадим - еще сто тысяч баксов будет. На первое время хватит.
       - Значит, у тебя хорошая квартира есть, а ты все равно уехать хочешь? - поинтересовался Самохин.
       - А хрена тут делать? - удивился Яшка. - Скоро здесь вообще жрать будет нечего, да и торговцев всех налогами придушат. Ты же сам видишь, что творится.
       - Послушай, - оживился Самохин, - ты ведь еврей? И папа с мамой у тебя евреи?
       - Ну да, - ответил Яшка, не скрывая своего удивления. - А зачем тебе это?
       - Погоди, - отмахнулся Самохин, торопясь задать свой главный вопрос. - А в синагогу ты ходишь? В Бога веришь?
       - Да ты что, Коса, с утра дихлофоса нанюхался? Я еще не шизанулся.
       - Понятно, - сказал Самохин, удовлетворенно потирая руки. - А кого из политиков ты не любишь больше всего?
       - «Память», где эти козлы в черной форме ходят, и Жириновского. А тебе зачем это?
       - Да так, - отмахнулся Самохин и подумал: «Кажется, дорога сама меня выбрала».
       Он набрал полные легкие свежего осеннего воздуха, который пах первыми заморозками, новым взглядом окинул оживленный проспект, который уже погружался в сумерки, и заметил вдали две покачивающиеся на ходу шапки казаков.
       
       г. Буденновск, 21 ноября 1998 года.