Он украл ее у родителей. С обоюдного согласия – ей бы не позволили за него выйти. И вправду – что нашла 16-летняя девушка в немолодом, ровно вдвое старше, невысоком, некрасивом по сибирским понятиям батраке, остановившемся подзаработать по дороге с войны. Той самой, единственной гражданской…впрочем, была в нем та не видная с первого взгляда, но явная сила бойца и труженика, все на свете делающего яро и с любовью… Вместе с ней он украл четырех коней. Так было легче убежать.
Дома ждали пятьдесят десятин земли, изба, родня и трое детей от первой, умершей в 1913 году жены. Батюшка долго отказывался венчать – не буду мол со староверкой, грех это, пусть перекрестится, тогда мол все и сделаю…он молча показал на двух баранов в телеге и задумчиво потрогал трехлинейку, что висела на плече. Батюшка согласился. Через год родилась дочь. Потом сын. Потом снова сын. И так восемь раз.
Когда грянула коллективизация, их не тронули. Но половину скота пришлось отдать. И записаться в колхоз. Впрочем, в колхозе он проработал мало – сделал себе документы и стал перегонять скот из Монголии в Иркутск. Она тянула на себе (помогали повзрослевшие дети от первого брака, да и свои подтягивались) большое хозяйство, работала на ферме, убиралась в сельской школе. Жизнь налаживалась…
Потом началась война. Он вернулся домой с перегона и сказал, что уходит на фронт. Куда, зачем…а потому-что если всплывут дела мои с документами и еще кое-что, то лучше пусть на фронте убьют, чем в лагере сдохнуть как брат за частушку. В военкомате договорено, жди, вернусь, собери в дорогу…
Было голодно, тяжко и страшно. Сбежала из города, не доучившись в веттехникуме, старшая дочка, письма от него были редкими и короткими – служу в обозе, у нас все спокойно, не стреляют, всем поклон…в августе 44-го его вызвали в Особый отдел и сказали, что военком признался, что по законам военного времени, что в 55 лет не воюют в артиллерийской разведке, что война кончается и иди-ка ты домой со своими «За Отвагу», «Славой» III степени и Отечественной войны второй…повезло. Видимо, разнарядка на шпионов была закрыта. Справедливость на свете есть.
Он вышел из вагона и пошел к тракту – искать попутку до села, все-таки 130 километров. И встретил земляка – молодого парнишку из соседней деревни. Старшего лейтенанта в необмятой офицерской форме, с планшеткой на боку и пустым левым рукавом гимнастерки. По дороге, а ехали на телеге два дня, многое вспомнили, о многом поговорили…
Она в этот день как будто что-то почувствовала и утром вышла на горку…и увидела их, идущих по дороге ей навстречу. Отца своих детей и отца своих внуков…когда в ноябре он заслал к ним сватов, она сказала – живите, живите больше нас.
…Через пять лет, 10 мая сорок восьмого года в бане на окраине села (роддом в районе построили лишь четыре года спустя) рожала молодая женщина, ее дочь. Роды были не первые, бояться особо не стоило, но все же, все же…родилась девочка. Она взяла ее на руки и сказала – пусть как меня назовут, глядишь, счастливей меня будет…
Это была моя мама. Это было ее, прабабушки, продолжение и бессмертие.
И теперь, когда я слышу и читаю о том, как тяжело жить, сколь невыносимо тяжко не иметь того сего другого прочего, как скучно-нудно, как…мне видится такая вот картина – дорога под гору, на горе – женщина в длинном платье и наглухо закрывающем голову платке, за ее спиной встает солнце. В лучах его – двое мужчин, вернувшихся с войны.
И понимаю – жить стоит. Хотя бы потому, что они живут в нас…