Дядя Алексей , муж тёти Тази, был молчалив. Его съёженные плечи делали его ещё худее, беззащитнее и весь его облик вызывал у меня почему-то жалость. Даже в самую жару, дядя Алексей не снимал рубахи. Все на пруд ходили купаться, а он в лес, в тишину. Никогда не видела я его сердитым, но и никогда не видела я его радостным. Какое-то забитое умиротворение было в его глазах.
Тётя Тазя мучилась с её Галкой- дочь родилась сразу после войны. Уж как она была рада, что муж, числившийся в "без-вести пропавших", вернулся. Забеременела сразу. Горе выплеснулось несколько лет позже- Гала развивалась телом, но из-за какой-то генетической ошибки не развивался её интеллект.
Дядя Лёша становился всё тише, забитее, глядя на свою дочь и понимал- то, что вливал в его вены тот врач в концентрационном лагере и есть его беда- выживший подопытный кролик.
Тазе, жене, он ничего не сказал, но она поняла. Звезда, выжженная во всю его спину, не могла так его сломить. Было много не сказанного между ними, но было много прочувствованно в ту ночь возвращения... .
Дядя Алексей тихо плакал под победный марш.