теургия

       Уметь летать – не значит быть Икаром,
       ибо бессмертие бесценный дар Богов…



Глава 1.
       

       Я молча лежал, глядя в темноту. Белое нутро вагона заслоняло большую часть окна, но мое лицо, моя одежда оставляли мне кусочек ночи. Я – черный человек. Это не значит, что я негр, наоборот - я истинный ариец, потомок немецких баронов.
       Я занимаюсь тем, что езжу по стране и собираю всякую шваль: панков, нацистов, сатанистов, бомжей и проповедую им свою темную религию.
       Меня зовут Титус Гроун. Хотя это не мое настоящее имя, я ношу его с гордостью.
       Я самый лучший, я самый умный, я самый красивый, я самый гениальный! Мне плевать на всех, я делаю что захочу, потому что мнение низов не существенно, а верхов не существует, потому что я – самый лучший!
       По свежевыпавшему снегу тянется одинокая цепочка следов. Они идут рядом с поездом, появляясь с одного края окна и исчезая с другого. Именно идут, не кто-то оставил их, а они сами…
       Станция за окном словно вымерла: неподвижный снег, неподвижные поезда, неподвижный свет фонарей. Кажется за окном не живой мир. Не знаю на что это похоже…
       …павильонная декорация…
       Здесь уже лежит снег, а я уехал в туфлях.
       Я еду в город. Очередной безликий город. Один из многих на моем пути. На моем пути. Бесконечном пути.
-Через час санитарная зона! ЧЕРЕЗ ЧАС САНИТАРНАЯ ЗОНА! Через час санитарная зона!
       На часах четыре утра. Вагон начал просыпаться. Тусклый свет мигнул, и вспыхнул свет яркий. Вооружившись зубными щетками, люди устремились к туалету.
       Начало светать. На желтеньких холмах пшеничных полей стоят ровненькие домики серых бревен, чуть побитые снегом. Небольшие клочки леса, крохотная речушка. Весь пейзаж – словно картинка. Однако через сто–сто пятьдесят метров перелеска от этой идиллии открывается другая, ужасающая своей жестокостью, словно нарочитой мертвостью, картина. Вырубка леса. Бессмысленная и нерациональная. Юный снег, смешанный с грязью.
       Внизу мама читала дочке сказку:
       «В некотором царстве, в некотором государстве жили-были король с королевой, и была у них дочка-принцесса, красивая-прекрасивая. Но однажды злая ведьма похитила принцессу и заточила ее в башне. Вокруг росли непроходимые заросли, а в самой башне не было ни дверей, ни окон, кроме одного единственного окна на самом верху, и никто не мог добраться туда, чтобы спасти принцессу.
       Прошло много лет. В соседнем королевстве, у соседних короля с королевой родился сын, и вырос он красивый-прекрасивый. Король с королевой нарадоваться на него не могли и хотели женить его на дочке заморского царя.
       Но услышал принц от старого старика легенду о принцессе запертой в башне и решил спасти ее.
       Как ни отговаривали его отец с матерью, он все одно по-своему поступил. Сел на белого коня и поскакал к башне.
       Прискакал он к башне, пробрался через колючие заросли, а как внутрь попасть не знал. Сел он у подножия и стал думать. Наступила ночь. Стало холодно, и, чтобы согреться, принц развел костер.
       В это время наверху принцесса выглянула в свое единственное окно и увидела огонь. Она окликнула принца, и тот рассказал, что пришел спасти ее, но не знает, как попасть в башню.
-Нет ничего проще, - сказала принцесса и сбросила принцу веревку.
       Подойдя поближе, принц понял, что это не веревка. Принцесса сбросила принцу свои длинные-предлинные волосы. Принц забрался в башню. Чем выше он поднимался, тем светлее и светлее становились волосы, пока не стали совсем белыми на самом верху. Принц не придал этому значения, он забрался в окно и, наконец-то увидел принцессу.
       Принцесса оказалась старой, сморщенной старухой. Она так долго сидела в башне, что совсем-совсем состарилась, и так долго не видела людей, что совсем-совсем сошла с ума.
       Тут в окно влетела метла, а на ней ведьма. Но это была не та злая ведьма, которая похитила принцессу. Та уже давно умерла от старости. Это была ее внучка, красивая-прекрасивая, и принц сразу же влюбился в нее.
       Увидев ведьму, сумасшедшая принцесса закричала, набросилась на девушку и хотела ее убить. Но принц выхватил меч, убил старуху и спас красавицу.
-Выходи за меня замуж, - сказал принц ведьме: - Я принц и буду любить тебя!
-Глупец, - сказала злая ведьма: - Я злая ведьма!
       Она превратила принца в лягушку и выбросила в болото».
       Поезд вздрогнул, фонари за окном замерли, я вышел на перрон. Поток людей, сумок, и чемоданов увлек меня в туннель, свернул налево, свернул направо, выбрался на поверхность.
       Город встретил меня огнями, дохнул свежестью. Набрав полные легкие утренней дымки, я начал шагать.
-Ну, здравствуй, - сказал город, послав мне на встречу еще сонных птиц.
-Здравствуй, - ответил я.
-Надолго? – спросил он.
-По обстоятельствам, - ответил я.
-Налево, - сказал он.
       Я свернул налево, прохрустел по свежему льду и уткнулся в доску объявлений.
       «Сдам комнату», - прочел я.
-Нет, правее, - сказал он.
       «Сдам комнату», - прочел я.
-Тебе подойдет.
       Я пошел по указанному адресу.
       Когда я стал проповедником, у меня был дом, но проповедник не должен сидеть на одном месте, и я поехал.
       В дорогу меня собирали всем миром, но так как мой мир – это я, моя комната и тараканы, живущие в ней, то собрали не много. Только самое необходимое.
-Туалет, - хозяйка повела меня по коридору: - кухня, а вот ваша комната. Посуда, шкаф, кровать. Всего доброго. Я еще зайду.
       Какое-то время эту комнату сдавали в наем. Жильцы менялись каждые два-три дня. И каждый оставлял здесь что-то свое. Автомобильные каталоги, библия на двух языках, Любовные романы, журналы, испещренные арабской вязью, медицинские пособия - все это лежало неровными стопками на шкафах.
       Перебирая старые книги, я представлял себе их хозяев. Представлял четко, ни секунды не сомневаясь в их реальности. Они не давали мне забыть, что я всего лишь гость в этой комнате, такой же, как они. И после меня здесь появится жилец, который будет представлять мой образ.
       Хотелось есть.
       Я вышел из комнаты и закрыл дверь. Иногда мне становится тяжело. Всегда в дороге, всегда один. Тяжело не одиночество, не отсутствие дома, я знаю, что делаю это на благо вселенной. Тяжела сама дорога, ожидание пункта назначения. Я даже научился разговаривать сам с собой, не произнося при этом ни звука.
       В конце концов я сам сделал свой выбор. Кто-то должен нести и этот крест. Кто-то должен быть несчастным, иначе и счастливых не будет. Никто не сможет понять, что он счастлив, ведь счастье станет нормой, привычкой. Я знаю об этом, поэтому осознание моей нелегкой судьбы не причиняет мне страданий. Это как мышечные боли: болит, но приятно, потому что знаешь – раз болит, значит растут.
       Это моя плата за зло совершенное до и совершенное после. Так гласит мой пророк.
       Наконец-то я признал это: я не посланник Бога, я пророк пророка. Даже пройдя второе рождение, я остался человеком, а человек не может быть пророком. Не значит, что он мал и ничтожен, наоборот, человек – вечный дух, он подобен Богу, он выше, чем даже ангелы, ибо ангелы смертны.
       Так говорит мой Бог. Человек умирает и в смерти обретает бессмертие, а ангелы живут вечно и обречены умереть.
       Книжный магазин. Первое, что я осматриваю в каждом городе, – книжный магазин. Это самый верный способ понять город. Хороший город – хороший книжный магазин.
       Я часто говорю штампами, или повторяю одни и те же слова. Когда-то давно, классе в восьмом, учительница сказала мне об этом. В то время я еще был человеком. Много лет спустя другой человек сказал мне: - Не можешь побороть недостаток, сделай вид, что это - твое преимущество. Главное, чтобы поверили.
       Выбрав книгу, я вышел на улицу. Пошел липкий осенний снег. Мое габардиновое пальто громко хлопало на ветру. По-прежнему хотелось есть. Зайдя в какой-то ресторанчик, я поел, затем зашел в магазин – купил продуктов.
-Ну, как? – спросил город.
-Мне нравится, - сказал я. Главное расположить его к себе. Мы нравимся тем, кто нравиться нам. Хотя бывают исключения. Впрочем, если приглядеться, любое исключение может оказаться правилом, а правило исключением. И если уж взглянуть совсем внимательно, то признавать исключения, значит, признавать правила, а признавать правила – значит, подчиняться чьей-то воле, плыть по течению. С другой стороны, отрицать правила – это нонконформизм, подчинение правилам, противоположенным отрицаемым. Нонконформизм – тоже конформизм. Отрицание правил – тоже правило? Но где в таком случае, искать свободу?
       Выходит свобода - миф? Жили–были когда-то древние люди, и была у них свобода? По крайней мере так пишут в книгах.
       Я снова вернулся к книгам. Моя мысль ходит по кругу, как и мои ноги. Город решил поиграть в прятки. Он прячется - я ищу. К счастью, он не догадался сыграть в догонялки.
       Увлекшись воображаемым зрелищем убегающего от меня города, я перестал глядеть по сторонам и натолкнулся на какую-то девушку.
-Извините.
-Ничего страшного. Я сам виноват. Загляделся по сторонам. У вас милый город, - лишний раз польстить не помешает.
-Вы не местный?
-Нет.
-А мне этот город не нравиться совершенно, но, если хотите, я могу показать его вам…
-С удовольствием.
-… в качестве извинения, за мою невнимательность.
       При этих словах она скорчила хитрую рожицу.
-С удовольствием.
-В таком случае… - она подхватила меня под руку и потащила за собой.
       Мне показалось: город изогнул улицу в ухмылке.
-Что вы хотели бы увидеть?
-Ну, для начала общественный туалет.
-Исполнено, - она хлопнула в ладоши: - Взгляните направо.
       После посещения первого объекта нашей экскурсии, мы отправились дальше.
-Если пойти прямо, будет неплохой памятник.
-А если не пойти?
-Все равно будет. А если пойти налево, будет театр. Один из самых больших в стране…
       Мы пошли направо, потом пошли налево, потом опять направо, потом решили пообедать, и все это время она говорила без умолку.
       Полутемное, тесное и совершенно не уютное кафе встретило нас «Большими огненными шарами» Джерри
Ли Льюиса. Я было, решил, что мне здесь понравится, но это оказалось радио, и кого-то поздравляли с днем рождения.
-Любишь рок-н-ролл? – спросила моя спутница: - А вот я предпочитаю поп-музыку. И дискотеки люблю. А еще я люблю сладкое. Ты любишь сладкое? Нет? Ну и зря! Знаешь, как здорово кофе с пирожным? Кофе крепкий-крепкий, чтоб зубы сводило, а пирожное сладкое-сладкое, безе, или что-нибудь такое. У меня один знакомый любит абсент. Он светленький такой, симпатичный, - в этот момент подошла официантка, и я сделал заказ: - Его Женя зовут. Он ударник. А ты играешь на каких-нибудь музыкальных инструментах? А вообще, какую музыку любишь? А, ну да! Я забыла…
       Несколько раз, глубоко вздохнув, я вычленил ее голос из своего мозга и отключил. Наступившая тишина, нарушаемая звуками радио и поскрипыванием стула, на котором я раскачивался, распрямилась, словно пальцы ног, когда с них сняли тесные ботинки. Принесли наш заказ. Судя по движениям губ, моей собеседнице еда говорить не мешала совершенно.
       Сколько энергии люди тратят в пустую. Пустые разговоры, пустые дела, пустые жизни, пустые стремления. Мудрый имеет все, что ему необходимо.
       Чтобы сделать людей счастливыми, нужно забрать у них все, а потом, когда у них ничего не будет, дать им какую-то мелочь. Этого им хватит для счастья. Так говорит мой пророк. Что еще сюда добавить? Если люди не могут быть счастливы сами, нужно заставить их быть счастливыми.
-Эй! Ты меня слушаешь? – она щелкнула пальцами у меня перед носом.
-Слушаю.
-Ну, так вот, я ему и говорю…
-Может пойдем? Ты уже поела?
-Ну что ж, пойдем.
       Она снова вцепилась в мою руку, и мы вышли на улицу.
       Несмотря на позднюю осень, солнышко тепло гладило кожу своими лучами. Желто-красный кленовый листок пускал рябь по поверхности лужи, чирикали птички. Хороший день для прогулки по незнакомому городу.
       Утром, когда я сошел с поезда, кое-где еще лежал снег, а сейчас на улице, можно встретить человека в рубашке с коротким рукавом.
-Ты веришь в бога? - вдруг спросила она.
-Верю.
-В какого?
-В своего.
-В своего? Кто ты по религии?
-Нигилист.
-…?
-Все плохо, все ублюдки, жизнь дерьмо…
-Поэтому ты и одеваешься в черное?
-Нет. В черное я одеваюсь потому, что мне нравится одеваться в черное.
-Проводишь меня?
       Я кивнул.
       Мы еще немного прошлись, вернулись обратно, прошлись в другую сторону и минут через двадцать вышли к зданию, стоящему на небольшом холмике в окружении все еще зеленых кустов.
-Вот и мой дом.
       Она поднялась на пару ступенек и повернулась ко мне.
-Позвони, - дала мне визитку. Я взял карточку и убрал в карман. Сделав шаг вниз, она остановилась и посмотрела на меня. Повисла неловкая пауза. Она чего-то ждала, и я знал чего.
-Ну, я пошла, - сказала она на конец.
-До свидания, - я повернулся и пошел прочь. Разочарованно вздохнув, она поднялась по лестнице и исчезла в полумраке подъезда. Не люблю поп-музыку.
       Погрузившись в свои мысли, я спустился по улице, свернул на другую улицу, свернул еще раз и вышел к реке.
       Что странно, как ни пытался, я нигде не мог найти книги Камю.






Глава 2.


       Утро выдалось самым обыкновенным. Зазвонил будильник, вызвав недовольное ворчание. Кончился завод. Зазвонил второй, заставив спрятаться под одеялом. Зазвонил третий. Отвратительное электронное пиканье, наконец, возымело некоторый эффект.
       Откинув одеяло, рывком села на кровати. Несколько секунд тишины. Открыла глаза.
-Чтоб тебя!..
       Встала, босыми ногами прошлепала к шкафу, оделась, сменила белье. Следующий пункт назначения – умывальник. Открыла кран. Под звук текущей воды из зеркала уставилось опухшее лицо.
       В детстве она была ребенком: красивым, общительным, добрым, привлекающим к себе внимание. Ребенком с хоризмой. Со временем хоризма пропадает. Красота сохранилась, общительность и доброта тоже, а вот внимание стало избирательным: либо нравится сразу, либо нет. Как все в этом мире. Эта посредственность убивала ее.
       Умылась, почистила зубы, набрала чайник, села пить чай. Пока чайник закипал, несколько раз ковырнула вилкой вчерашние макароны. Щелчок, погас индикатор – вода вскипела.
«H2O, - пронеслось в голове: - pH=7».
       Попив чай, села к зеркалу… нет, сначала оделась, а потом села к зеркалу, накрасилась, завила волосы.
       Красное шелковое платье. Не слишком похоже на повседневную одежду, но тем не менее…
       Наконец, собравшись, она проверила все ли выключено, взято, закрыто, и совсем уж собравшись выйти за дверь, вдруг застыла посреди комнаты. Что-то отвлекло ее внимание. Что-то внутри головы. Мысли, словно стадо диких кротов, носились под кожей туда-сюда, вперед-назад. Взгляд неосознанно сфокусировался на белой трубке телефона. Вот прямо сейчас…
       Все-таки он зазвонил…
-Да?.. Привет… Я поняла кто это… Все в порядке… Ну в общем… Почему на луне нет жизни?... Ну, когда-то там жили лунатики. Однажды они решили построить башню. Такую высокую, какую только можно вообразить. Много лет они ее строили. Строили-строили и, наконец, построили. И была она такая высокая, что с ее крыши луна казалась маленькой-маленькой. Остался последний штрих. Флюгер. Один лунатик залез на крышу, взял флюгер, размахнулся и…проткнул небо. Небо лопнуло, как воздушный шарик, и обрывки его раскидало по всей солнечной системе. Атмосфера сразу же испарилась, и все живое на луне умерло. Вот поэтому на луне нет жизни… Наверное кремировали… Слушай мне некогда… Нет, ничего… Ну, ладно, пока.
       Положила трубку, постояла ещё какое-то время, размышляя о лунатиках, и вышла на улицу.
       Ей всегда нравилось раннее утро. Особый воздух. Ещё не утро, но уже не ночь. Особый воздух, даже звуки звучат по-другому. Можно не смотреть на часы, не открывать глаз, не дышать, не слушать. Поверхность кожи с уверенностью скажет - раннее утро.
       Птицы поют. Проехал автомобиль. Снова птицы. В такие минуты даже на работу идти хочется. Свежесть, бодрость… жаль только, что пока доедешь до работы, это желание пропадает.
       Зайдя в павильон, купила пачку восьмого «KENT`a», достала сигарету, прикурила и с наслаждением затянулась. Она не курила со вчерашнего утра. Был выходной, денег мало и тратить их на сигареты жалко, тем более что на работу идти не нужно, а можно целый день спать, есть и смотреть телевизор.
       Проснувшись около часу, она почистила зубы, однако умываться не стала, как не стала одеваться, краситься и завивать волосы. Позавтракала, почитала книжку, кажется, «Диалоги японских поэтов о временах года и любви». В оставшееся от дня время сходила в магазин, купила полуфабрикатов и шампанское (хотя денег было мало) и села смотреть телевизор, закусывая сельдью под лосось и запивая шампанским из бутылки. Одним словом, выходной прошёл точно так же, как и все другие выходные за последние пару лет.
       Выбросив докуренную сигарету, сразу прикурила ещё одну. Когда дистанция до фильтра была почти преодолена, подошёл троллейбус.
       С неизбежностью судьбы приближалось в пространстве место работы, а во времени – начало рабочего дня. Ее это не пугало. В теле ещё сохранились остатки бодрости раннего утра. К тому же на работе работать особо никто не заставлял. Можно всё время обедать, пить чай и размышлять о высоком…
       Лужи на улицах подёрнуты тонким слоем льда. Жёлтые листья на деревьях жалобно шелестели и ёжились от холода. Ночью шёл снег. Пассажиры троллейбуса искоса оглядывались на девушку в красном шёлковом платье, свободно расположившуюся на заднем сиденье, поправляли шапки и поплотнее ныряли в свои воротники.
       Зима уже не за горами, за городом на полях собрана картошка и капустка. Дед Мороз начинает упаковывать свой бездонный мешок, а Красная Шапочка сменила красную шапочку на шапку-ушанку из чёрного кроликового меха. Что и говорить, не самое подходящее время ходить по улице в красном шёлковом платье. Однако для неё это одна из причин ходить именно в нём. Способ безболезненно привлечь к себе внимание, выделиться из толпы. А иначе, как этот мир будет вращаться?
       Удивляет одно: что за ненормальные птицы поют в такую погоду?
       Первым её детским воспоминанием было, как они с мамой ходили в гости, и там её катали на большой синей деревянной машине, с рулём, торчащим из крыши кабины. Хотя в то время она не умела говорить, она прекрасно разговаривала с другими детьми, которые так же не умели говорить. Взросление человека – процесс регрессивный. Если сравнить в процентном отношении массу мозга ребёнка по отношению к массе тела с соотношением этих же масс у взрослого человека, то регресс явно заметен. С другой стороны, объем мозга не влияет на коэффициент интеллекта, по крайней мере, не в такой степени.
       Каждый день. День за днём. Изо дня в день. Одно и тоже, не считая выходных, хотя и они похожи, как братья-близнецы. Дом, работа, дом, работа, сигареты, шампанское, чай, полуфабрикаты.
       «Хочу в Питер» - вспыхнула и тут же погасла мысль. Она никогда не была в Питере, да и не пыталась попасть туда: «Что я буду делать в незнакомом городе?». Театры, музеи, архитектура не очень интересовали ее. Маленький провинциальный городок, прошу прощения - большой провинциальный город, вполне удовлетворял её потребности. Сбежав от задёрганного работой отца и больной матери в свое уютное гнездышко, она погрузилась в свой мир с диваном и телевизором, приобщаясь к общественной жизни только по дороге между домом и работой. Ну и еще немного во время походов в магазин и прогулок по набережной Камы. Со временем ей стало казаться, что все люди больны какой-то смертельной болезнью…
       …Бубонной чумой?..
       Выдохнув воздух, троллейбус остановился. Вышла на улицу, поежилась и, грациозно потянувшись, пошла в сторону офиса.
       Лужи, покрытые тонким слоем свежего льда, иней, расстеленный по всё еще зеленой траве – определенно хорошее утро.
       Поздоровалась с вахтершей, вошла в уже кем-то открытый личный кабинет, села к компьютеру.
       «Нет, что это я? Сначала попить чаю». Пошла на кухню, поздоровалась, вскипятила чайник, выпила чашечку, поболтала, вернулась в кабинет, включила музыку, почитала книжку, вздремнула, попила чай…пора обедать.
       Воздух на улице нагрелся. В последние годы погода в городе менялась не по дням, а по часам. Теперь уже не она в своем красном платье смотрелась странно, а наоборот, люди, одетые в куртки и шапки. Хотя по-прежнему пахло осенью, человек непривычный к запахам погоды вполне мог решить:
 - Лето!
       Традиционно открыла сумочку, в которой не носила ничего кроме духов и сигарет, закурила, хотя курить не хотелось, но раз уж вышла на улицу… Выкурив примерно половину, поперхнулась дымом. Стойко докурила до конца. Похоже, сигарета была уже лишней. Во рту повис неприятный привкус никотина, ноги отяжелели, в голове зашумело, в горле пересохло.
       Она давно знала, что курить ей не нравится, и хотела бросить. Но пока не бросила.
       Срочно нужно присесть, иначе никотиновая усталость свалит прямо на тротуар.
       Она многого не понимала в этой жизни: кофе с сигаретой, удовольствие от секса, кроме морального удовлетворения на уровне основного инстинкта, наркотиков, необходимость денег и заботы о будущем…жить одним днем стало образом жизни. Никогда ничего не хотела и ни к чему не стремилась, однако никогда не останавливалась на достигнутом.
       Помещение кафе, затянул в глубь себя запах жасмина. Судя по запаху – запах был синтетический, из аэрозольного баллончика, да и откуда взяться жасмину в середине осени.
       Поднявшись на второй этаж, села за столик возле батареи.
       Представить себе ситуацию: длинная, узкая, идеально прямая дорога, по которой бежит лысый ежик, а навстречу ему бежит вишневый КАМАЗ, как в игре «Кто смелее?». Вопрос: а замечают ли они друг друга?
       Жестом подозвала официантку, сделала заказ: мисо, кофе и сашими из угря. Непроизвольно, пока делала заказ, задержала взгляд на предельно приличном (почти приличном) декольте официантки. Почувствовав кожей щупальце взгляда, девушка покраснела.
       Уничтожив мисо, съела сашими и запила всё это кофе. Кафе растворялось в запахе жасмина. Лужицы столов, стульев, окон, стен, потолка, пола, официантов мелкой рябью текли по полу.
       Встала на ноги и вытекла на улицу. Возвращаться не хотелось. Но, увы, хотеть можно чего угодно, сбываются не все желания. Хотеть – не значит иметь, а быть – не значит есть. Особенно, когда не дают. Правда и работать на работе никто не заставлял, но чем меньше делаешь, тем меньше хочется делать. К тому же излучение от монитора…
       С легким гудением, лифт поднял ее в офис, показав город сквозь прозрачные стены. Осенняя жухлая трава, по-осеннему обнажённые деревья, запах, присущий только времени листопада…все это осталось внизу, за пределом обеденного перерыва. Изменилось только движение: хаотичные перемещения, превратилось в направленный человекопоток.
       Вошла в кабинет, села за стол, зазвонил телефон.
 -Круг замкнулся,- произнес гнусавый мужской голос: - Время выйти в большой мир. Я предоставлю тебе выбор: твоя жизнь за жизнь твоего отца. Шесть дней.
       Трубка загудела короткими гудками, брякнула о телефон.
       Она помнила своего отца. Это он дал ей торбу с запечатанным ветром:
 -Избавься от него до утра. Через двенадцать часов он вырвется.
       Она знала, что делать. У её друга в подвале стояли пустые бочки.
-Разбуди меня часа через два, - сказала она другу, положив торбу рядом с диваном.
-Вставай. Уже утро, - разбудил её друг: - Тебе пора.
-Утро? Я же просила разбудить меня часа через два.
       Она встала.
-Ну да ладно, - оделась и хотела уйти.
-Не забудь торбу, - ветер уже разрывал мешок, выл и кричал: - Бочка его не удержит…

       Папа! Мой единственный
       И неповторимый злодей.
       Ты бы знал, ты чувствовал
Как мне больно сейчас!
Я понимаю, что он
Был той самой любовью,
Как будто сон,
Как мытье росою.
Я бы хотела
Умирать много-много
Много любить
Единственный раз
 В четырнадцать лет.
Понимать это снова и снова.
Кричит душа молча, молча.
Такого никогда больше не будет.
А свеча все короче и короче.
А сердцу все больнее и больней!
Папа! Помоги мне лечь в могилу.
Я сама пыталась, но не могу
Вены резать или в родимую петлю.
Страшно подохнуть, а жить не хочу.
Папа, возьми меня за руку.
Я пойду за тобой, за тобой..!

       Она не знала, кто написал это стихотворение. Она нашла его в тетрадке на «вещевом ништяке». Знакомые телефоны, знакомые имена, но кто именно?
       Жизнь в обмен на жизнь. Что ж – это справедливо. Только чья жизнь будет оценена дешевле? И имеет ли жизнь цену? Пустое прозябание. Попытки скрасить время в этом мире игрой в самого себя. Было бы время, а скрасить сумеем. Время есть. Чаю попить что ли?
       Погладила шрам на запястье. Боль, когда бритва входит в плоть. Ощущение, когда жизнь алыми каплями стекает на кафель. «Когда я умру, все поймут, какая я была хорошая, - усмехнулась: - Только вот мне уже будет всё равно».
       Посидела на кухне, попила чай, поболтала с коллегами. Кто-то угостил пирожным. Надо будет уйти сегодня пораньше и прогуляться по набережной.
       Вернулась к работе, поделала какие-то файлы. Время до вечера тянулось, словно кусок жвачки. Медленно-медленно стрелки ползли к окончанию рабочего дня. Вдруг вспомнила, что хотела уйти пораньше. Минут за десять доделала запланированную на сегодня работу и выскользнула из офиса.
       Солнце клонилось к горизонту, разрезая воздух косыми лучами. Брызги теней попадали на всё, что не успевало скрыться. Села на троллейбус, доехала до центра, спустилась к набережной. По воде кружились жухлые листья. Прошлась вдоль. Повернула обратно, разглядывая молодых людей, гуляющие пары...
-М-м-м…какой красавчик идёт навстречу: чёрное габардиновое пальто, длинные белые волосы…нужно улыбнуться…нужно непременно улыбнуться…улыбнулась!










Глава 3.


Прошла и сладострастно улыбнулась
Красавица-прицесса.
С такой бы я хотел остаться навсегда.

 … но все же она прошла мимо.
       Пешеходная набережная закончилась, я поднялся по лестнице и пошел прочь от реки. Думаю, можно считать мой приезд в этот город состоявшимся.
       Говоря о пространстве, люди всегда говорят: «Я двигаюсь сквозь пространство, мимо пространства. Я двигаюсь». Зато время двигается мимо нас. Течет, уходит, и неподвижность обретаем мы.
       Я никак не мог найти дорогу домой.
-Как? – спросил.
-Туда, - ответили.
       Я знаю – я найду свою принцессу.
       Пройдя мимо храма, остановился у «Англитера». Постояв немного, вздохнул, сел в троллейбус и поехал на квартиру.
       Войдя, я увидел на столе записку:
       «Извините, отключили воду. Ведра на кухне, колодец во дворе. Квартплату я снижу».
       Я пошел на кухню. Там стояло два пустых ведра. Перелив содержимое одного в другое, отправился за водой.
«Я буду смерть, и я буду разрушение!» - слова, которые произнес я. Суть, которую дал мне Бог. Зачем держаться за этот мир. Пройти Бардо-Тедол легче, когда ты готовишься к этому заранее. Там ты увидишь смерть, жестокость, насилие, боги будут убивать, будут бить в барабан, будут кричать: «Смерть!». Привыкай к этому при жизни. В этом мире нет ничего достойного существования. Архимед сказал: «Дайте мне точку опоры, и я переверну Мир», я говорю: «Дайте мне кувалду, и я сотру этот мир из Вселенной».
       Рабочие вскрывали плац. Я подошёл к распоряжавшемуся процессом принцу:
-Что это вы делаете, Ваше Высочество? – спросил его какой-то старик.
-Вскрываем плац.
-Вскрываете плац?
-Вскрываем плац. Триста лет назад мой пра-пра-пра-прадед замуровал здесь людей и завещал спускать им пищу через специальное отверстие. Мой отец исправно следовал этому завещанию. Но теперь, когда он мертв, я хочу посмотреть, что там.
-А не боитесь духов-предков?
-Нет. Вчера приходил один, выл под окнами, гремел цепями, не смей, мол, это не для человеческого мира.
-Да. Странная история.
-Бывает и хуже. Я в школе учился с мальчиком, который ловил мух руками. Способ произвести впечатление. Познакомиться с девчонкой, та ему: «А что ты умеешь?». Ну, он увидит муху, раз! и поймает. Девчонка: «Ну, разве это талант?», он ладонь разожмет, а мухи нет. Ловит, закрывает ладонь, и муха исчезает. Правда, лет через пять он умер. Его мухи изнутри съели.
       Рабочие, не переставая, извлекали звук. Поднимают лом – извлекают тишину, опускают лом – извлекают звук. Еще несколько растаскивали обломки кирпича.
       Вдруг из обломков что-то выскочило и, стремительно перебирая лапами, метнулось через улицу. Я успел разглядеть – лапы у него, как у ящерицы расположены по бокам и двигаются по кругу.
       Перебежав улицу, оно взлетело по отвесной стене и исчезло в тени переулка.
-Ловите! – закричал принц. В открывшимся под плацем сантиметров сорока высотой туннеле, было видно еще одно существо. Оно висело, зацепившись за потолок.
-Это же человек, - в ужасе прошептал кто-то.
       Зашипев, человек, сверкнул фосфорицирующими глазами и столь же стремительно, как предыдущий, исчез в туннеле.
-Страшная вещь – эволюция, - сказал старик.
-Триста лет они ползали на брюхе, - сказал принц.
       Голые, членистоногие, похожие на пауков с человеческими головами эти люди больше не были людьми.
       Мрак медленно вытекал из подземелья. Невидимый глазу, он скрывал мостовую пеленой страха. Ноги словно врастали в землю, каждый шаг становился мукой. Наверняка они каннибалы.
       …не для человеческого мира…
       Ящик открыт и надежды в нем не видно.
       Сизиф должен был поднять камень на вершину, но камень сказал:
-Давай играть в короля горы. Если ты столкнешь меня вниз, я, так и быть, постою на вершине. Если я устою на вершине, тогда тебе придется поднимать меня наверх.
       Навстречу мне промчался всадник на хрипящем и разбрасывающем пену коне. Взмыленный, иссиня-черный бок едва не сбил меня.
       Надо аккуратней. Быть сбитым с ног в городе, где ночные горшки выплескивают из окон, не самая приятная перспектива.
       Раньше я хорошо разбирался в физике и математике и очень плохо разбирался в искусстве. Я даже хотел стать ученым. Однако в какой-то момент я увлекся литературой, философией, эзотерикой и совсем перестал понимать точные науки. Хорошо помню то ощущение, которое возникло у меня, когда я закончил читать сборник танки. Именно закончил. В то время, пока я его читал, ничего подобного не было. Я начал читать книгу в одном мире, а закончил в другом.
       Я прошагал по каменной мостовой, прошел мимо ратуши и остановился у перил небольшого мостика через какой-то канал. Я смотрел, как медленно переваливается густая, морозная вода. Не было даже волн, и только желтые листочки выдавали ее движение.
       Конечно, мир остался прежним, но я увидел его совсем другим.

Как сказать –
В чем сердца
Суть?
Шум сосны
На сумиэ.

       Тогда и начался мой путь к Богу. Я еще был человеком. У меня даже была девушка. К сожалению, кроме секса нас ничего не объединяло. Хотя, наверное, к счастью, иначе я не стал бы тем, кто я сейчас.
-Какое несчастье! Молодой ведь! Сколько ему? – рядом стояли две женщины.
-Пятнадцать. Вышел покурить, его друг позвал. Даже ботинки не одел – в тапках. Возле парадной, на лавочке. А у нас там пьяница один, он как выпьет – начинает буянить. Мать свою-старушку избивает. Ну, друг, значит, за старушку заступился, спрятал ее. Пьяница туда, сюда: «Куда, - говорит: - вы ее дели?». Сходил домой, взял нож, моему сзади подошел и горло перерезал. Мой встал, горло вот так рукой зажал: «Что же ты со мной сделал?» - сказал, два шага ступил и умер!
       Я пошел прочь. Какое мне дело до всего этого. Смерть всего лишь точка отсчета, момент пробуждения. Каждый из нас спит и думает, что бодрствует, а на самом деле он проснется, только умерев.
       Воздух вокруг потемнел, стал менее прозрачный, предупреждая о приближении ночи.
       Я вспомнил девушку, которую видел недавно на набережной – принцессу.
       Нужно гнать эти мысли прочь. Я сверхчеловек! Я буду смерть и буду разрушение! Закрыв глаза, я глубоко вздохнул, оттолкнулся от земли и сделал длинный шаг. Пролетев несколько метров, и чтобы не привлекать внимание вернулся к обычной ходьбе. Настойчиво стучалось чувство, что еще чуть-чуть, и я смог полететь по-настоящему.
       Я поднялся к себе в комнату. Пора спать. Проснулся оттого, что за стеной ругались. Все было так странно…Я сидел в чужом городе, в чужой комнате, на чужой постели, завернувшись в чужое одеяло, и слушал чужую ссору. Что-то внутри меня застыло. Я хотел сдвинуться и не мог. Я напрягал свой мозг, пытаясь вернуться к реальности, но в голове звучало:
-…ах! Я, значит, плохая? Можно подумать ты – ангел с крылышками. Только языком можешь…
-Ну, конечно, когда я был для тебя хорош? Где уж мне…
-Вот именно – был!
-И сейчас есть…
-Ай-яй-яй! А я-то стерва недостойная…обижаю бедняжку. Ну, сходи, мамочке пожалуйся. Может, она тебя приласкает.
-Ты думай, что говоришь!
-Мамочка тобой больше не интересуется? Ну, тогда к сестричке сходи…
       Я весь напрягся, собрал волю и рывком встал.
-…мамочкин сынок!
       Тяжело вздохнув, я побрел умываться.
-…сука, - зажурчала вода: - сам кобель; вся ваша семейка; соседей разбудишь; да ты орешь громче меня; громче тебя орать невозможно…
       Я вышел из дома.
«…мишка очень любит мед…» - думал я под шум проносящихся автомобилей. Из зеркальной витрины выглянул кто-то похожий на меня и остался позади.
-Где ближайшее метро?
-Вон там, через дорогу. Стой! Ты веришь в Бога?
-Иди к Дьяволу!
-В Дьявола все верят.
       Людям не нравится, когда говорят об их проблемах. Вместо того, чтобы решать их, они кричат: «Не лезьте в наши дела!». Я познал на личном опыте – самый простой способ решить проблему – это встретить ее собственным лбом. Да, удар будет сильным, да, будет больно, но если убегать, она догонит и постепенно, почти незаметно, задавит вас, закатает в асфальт по самые уши. Лучше переболеть сразу, чем медленно умирать.
       Дьявол – одна из наших проблем. Люди открещиваются от него, облекают существованием, а ведь дьявол в нас самих. Бессмысленно бежать в пустыню от плотских утех, неся с собой фаллос. Все зло дьявола в том, что он даёт нам свободу, а уж мы используем ее на полную катушку.
       Еретик – слышится в толпе. А вы научитесь божественным законам и поймете все сами.
       Я вдыхал плывущий мимо автомобильный смог. Ветер медленно раскачивал вырезанные из фанеры декорации домов с вырезанными из фанеры лучами света. Я вдыхал смог и чувствовал, как он выжигает клетки моего мозга. Все декорации поворачиваются вровень моему движению, представая почти настоящими домами. Тени человеческих очертаний сгустками тьмы выскальзывают из-за фанерных углов и растворяются в клубах сизого дыма. Стоит только чуть ускориться, и я увижу подпорки с обратной стороны. Но я не могу. У меня нет сил.
       Развороченный плац огородили. Там сидели солдаты с винтовками, то ли для того, чтобы никто не выбрался, то ли для того, чтобы никто не забрался. Я осторожно обошел площадь по периметру, прошел мимо дворца и исчез в лабиринте старых домов, дворов, переулков, мостов и каналов. Зашуршала невесть откуда взявшаяся листва. За решеткой, в бесконечной глубине двора кто-то зашевелился. Екнуло чувство тревоги, напрягло мышцы спины. Как в глубоком детстве, ночью, в дремучем лесу.
       Уперевшись лбом, я ногами двигал пространство назад.
-… колония тридцать миллионов человек квадратных. Основатели колонии П. Пикассо и Ж. Брак… - проговорило радио откуда-то из темноты.
       Бесплотный ветер, словно ножом, ударил в лицо, оглушительно хлопали полы пальто. Голые ветки деревьев с остатками листьев, окрашенных в печальные цвета, покрылись инеем. Приглядевшись, я понял, что это не иней – это белые цветы льда, и песня смерти зазвучала мотивами неизвестной мне доселе осенней весны.
       Еще одно подтверждение – смерти нет. Всякая смерть есть рождение новой жизни. В последнее время я часто слышу о смерти искусства. Пустой разговор. Еще Джон Бойтон Пристли сказал, что с каждым прежним поколением театр умирает и с каждым последующим рождается вновь. Тоже можно сказать и об искусстве в целом и о жизни как таковой.
       Жизнь – это смерть, и она будет продолжаться, пока не закончится. Человек – бессметный дух. Более того, смерть духа невозможна: основной смысл жизни человека заключен в развитии, а значит, он не может деградировать. Развитие нельзя закончить, его можно только приостановить. Именно в деградации заключена смерть духа.

Осень глубокая
Ночами хоть бы вы, сверчки,
Подали голос из травы заиндевелой,
Освещенной
Луны холодным светом…

       Под тяжестью шагов захрустела поверхность воды:

Хоть лед сковал
Весь пруд,
Но отчего
На дне луну
Я вижу?


       Диалог. Мне нужен диалог. Я хочу поговорить с кем-нибудь, но город, словно опасаясь злых духов, с наступлением темноты, прячется по своим квартирам.
       От холода мой глаз отказался видеть. Кое-как превозмогая боль, я пытался вспомнить путь домой.
       Прерывистым лаем завыла собака. Причём здесь собака. Не при чём. Я возвращался на квартиру.
       Где она? Сколько мне ждать? Я так долго боялся умереть, что теперь не могу дождаться, когда все это закончится. Моя жизнь. Меня ждет мой Бог. Я жду встречи с ним. Мир крутится вокруг него, а я подкручиваю.
       Когда я приду, Он подарит мне боль. Он разорвет меня на куски и сошьет заново. Не могу дождаться. Не могу дождаться, когда моя кровь дождем хлынет на землю и окрасит лица, одежду, годы, реки, животных и птиц в один цвет.

       Не могу дождаться…я ударил себя в лицо.
       Не могу дождаться…я ударил себя в лицо.
       Не могу дождаться…
       Пошла кровь. Эта боль ничто по сравнению с той, что Он подарит мне.
       Я вошел в подъезд, поднялся по лестнице, прошел по коридору, открыл дверь, вошел, закрыл дверь, снял пальто, туфли, брюки, рубашку, трусы, носки, попил кофе и лег спать. Всю ночь я грезил о боли, кажется, она стоит за дверью.
       Ну, где же она? Сколько мне еще ждать?
       Еще один день закончился.





Глава 4.


       К шести часам она приняла душ, расчесала волосы перед зеркалом в ванной, освежилась лосьоном и почистила зубы. Затем села на диван и открыла «Охоту на овец» Муроками. «К шести часам она приняла душ, - начиналась очередная глава: - расчесала волосы перед зеркалом в ванной, освежилась лосьоном и почистила зубы. Все это время я сидел на диване и читал «Приключения Шерлока Холмса». «Мой дорогой коллега Ватсон, - начиналась очередная история: - обладает весьма ограниченными умственными способностями; однако иногда его ум проявляет поразительное упрямство в достижении поставленной цели». Надо сказать, неплохая фраза для начала рассказа».
       «Надо сказать, неплохая фраза для начала рассказа», - подумала она.
       Зачиталась. Вдруг спохватившись, вспомнила, что нужно идти на работу. Казалось, только-только взяла книгу, а уже…
       Может не ходить?
       Нет. Все-таки надо. Не зря же она вставала в такую рань. Конечно, вставать в начале шестого необходимости не было, можно еще спать и спать, но ей, почему-то захотелось.
       Быстренько приготовила завтрак, надела черное облегающее платье, на ходу зажгла сигарету и помчалась на остановку.
       Непонятно, куда вдруг, сгинули недавние морозы? На улице типичное летнее утро. Промчалась машина, оставив шлейф едкого дыма. Подмигнув светофорному человечку, перебежала дорогу на красный свет. Засвистел милицейский свисток. Не останавливаясь, запрыгнула в троллейбус.
       Еще не хватало штраф платить.
       В троллейбусе никак не могла отойти от ощущения спешки. Дергалась и силой мысли пыталась заставить водителя ехать быстрее. Когда волнение немного спало, захотелось в туалет. Собрав волю в кулак, решила, во что бы то ни стало доехать до работы, однако еще через несколько остановок, поняла, что не дотерпит. Стремительно, с бесчисленными извинениями, расталкивая пассажиров, выскочила из салона, забежала за ближайшие гаражи.
       Отец был дома. Ни в какие странные истории не впутывался и ни с какими подозрительными типами не общался. Она тоже не знала, кто мог ей угрожать. Странная история.
       Сделав не приличный жест, поправила юбку и гордо прошла мимо, изумленно застывшего на пороге гаража автомобилиста.
       Время еще позволяло не торопиться, на работу она успевала.
       На работу она успела. Вышла на кухню, вскипятила чайник, поговорила с коллегой. Вдруг глаза ее наполнились слезами.
-Ты что?
-Не понимаю я людей, - навзрыд начала говорить: - Еду ночью. Какие-то пацаны не могут добраться до дома. Поймала машину, дала им денег. Они у меня автограф взяли. Так, говорят, не бывает. Стою в магазине, дети конфеты покупают. У них денег не хватает. Дала им денег. Меня Мать Тереза назвали. Что такого в этих бумажках? Как можно так жить? «Он тебе подарок не сделал и ты ему не делай». Почему? Почему я не могу помочь людям? Что в этом странного? Сегодня у меня есть деньги, а им они нужны… сегодня у меня есть еда, а у них нет… все было бы совсем по другому, если бы мы помогали друг другу. Все говорят: - ты должна стать известной, богатой; а я не хочу! Я хочу только напиваться раз в неделю, курить, иметь секс, хотя бы через день, смотреть телевизор. Я хочу, что бы меня оставили в покое, что бы никто не указывал мне, что я должна… я не хочу никем становиться!
       Коллега обняла ее:
-Ну-ну. Не плачь. У тебя просто депрессия. Ты все правильно делаешь, - а про себя подумала: «Совсем спятила девка».
       Вся заплаканная вернулась к себе в кабинет, упала головой на стол: «Я никто», - последняя осознанная мысль и сознание отключилось…
       …Но продолжало тревожить, странное чувство тревоги. Тревожность, пробравшись в тело, через какое то отверстие, она была уверена – через левое ухо, плотной паутиной оплела сердце, тревожа разум и внутреннее равновесие. Все серьезней, чем кажется. Этот звонок никак не шел у нее из головы, даже во сне царапая мозг. Кто-то умрет. Она или он? Отец или дочь? И главный вопрос: почему?
       Она жила практически ни с кем не общаясь и кому не мешая.
       Он жил практически ни с кем не общаясь и ни кому не мешая.
       Разница заключалась в том, что он был женат, а она жила одна.
       Отец ничего не знал о происходящем, или не говорил ей. Его выбор понятен.
       Казалось ее выбор тоже, но она оказалась в тупике. Всегда она считала, что готова на все, только бы ее родители были живы и вдруг, оказавшись лицом к лицу с выбором, выбор оказался сильнее. Он выбил ее из колеи, заставил сомневаться. Возможно, будь ситуация не столь абстрактной и сомнительной, она легко смогла бы определиться, но кто, что и почему? Сплошные вопросы. Все это не может быть реальным. Реальность – это то, что определено, а сейчас все определения рассыпались и раскатились по углам.
       Сознание – это лабиринт, а каждый лабиринт имеет свои углы, даже если он круглый.
       А если кто-то так зло пошутил?
       Она обнаженная лежала на столе, придерживая руками свою не пропорционально большую грудь. Откуда-то сверху подошел смуглый брюнет в черных кожаных трусах. Размахнувшись, он пришлепнул розовый вантуз ей на вагину, качнул несколько раз и за головку высосал из нее ребенка. Она видела, как напрягались его мышцы, как кожа покрывалась бисеринками пота. Выбросив плод в мусорную корзину, мужчина исчез. Лаская, она провела рукой у себя между ног. Увидела кровь на своих пальцах и проснулась.
       Время шло к обеду. Холодная капля пота повисла на кончике носа. О чем этот сон, о прошлом или о будущем? Когда она начала жить одна, то пустилась во все тяжкие, сделала несколько абортов. Последний раз, ребенка вырезали на седьмом месяце. С тех пор она не могла заниматься любовью. Люди стали ей не интересны. Теперь она живет одна. Теперь она держит золотую рыбку. Номер шестьсот сорок один, как у Чака Паланика в «Выжившем».
       Однако последнее время, ее физическое состояние стабилизировалось. Стали посещать мысли о сексе. Моральные комплексы начали слабеть.
       Дотронулась до шрама на запястье. Бог проклял ее вечным одиночеством. Но теперь Он мертв и его проклятие слабеет. Он умер вместе с ее последним ребенком.
       Семь месяцев…
       Семь месяцев она была…
       Семь месяцев она была матерью…
       Семь месяцев она была матерью, но в пьяном угаре…
       Она вышла на кухню, выпила чашку воды.
       «Мой принц, вы не желаете покинуть этот воздух?»
       «Куда? В могилу?»
       Взяла сумочку и пошла на обед.
       Лифт не работал. Решила идти по лестнице. Белый пластик двери черного хода был исписан маркером: «Оставь надежду, всяк сюда входящий». Со скрипом она отворилась в полумрак. На мгновение прикрыла глаза и начала свой путь в свою гробницу. Последняя ступенька, ещё одна дверь.
       Первый круг ада.
       Подземный мир ярко освещен светом подземного солнца. Улица заполнена человеческими червями. Нестерпимая вонь разлагающегося мира. Осень, горящие помойки и что-то еще рождали в этом городе свой неповторимый аромат.
       Все что было рассыпается прахом, стоит лишь дотронутся. Все что было покрывается плесенью, стоит лишь приглядеться. Все – тлен и суета.
       Вошла в свое любимое кафе, растворенное в запахе жасмина.
       Второй круг ада.
       Никто не возвращается отсюда в мир живых. Некрофилия затягивает, притягивает, засасывает, словно магнит.
       «Я - пущенная стрела, и нет зла в моем сердце, но…»
       По радио играет «Пикник».
       Бог умер, и ад проникает во все уголки Вселенной.
       Подняла чашку кофе – помянем усопших.
       Запах жасмина пытал сидящих за столиками пьяниц, лентяев, отлынивающих от работы, парочки прелюбодеев. Кто без греха на этом свете? Каждый несет свой крест. У каждого свой скелет в шкафу, свой таракан в голове. Сатанизм – это свобода. Свобода – поклонение самому себе. Что же тогда ад? Должно быть, ад – это быть Богом, ибо только Бог обладает абсолютной свободой.
       «Если делаешь доброе, то не поднимаешь ли лица? а если не делаешь доброго, то у дверей грех лежит; он влечёт тебя к себе, но ты господствуй над ним…».
       Грех человека вытекает из свободы грешить, назначенной ему Богом, и когда Бог умер, человек стал Богом, ибо только он остался свободен. Каждый человек – ось мира. Не люди двигаются сквозь Вселенную - Вселенная двигается мимо людей. Мир не такой, каков он есть. Мир такой, каким его видят. Она видит только гниль и плесень. Какой из этого напрашивается вывод? Да никакого. Боги - всего лишь Боги, и люди – всего лишь люди. И те, и другие смертны, и те, и другие сходят с ума, только по-разному. Когда умирают люди, Бог остается Богом. Когда умирает Бог, Богами становятся люди.
       К чему эти разговоры о людях и Богах. Люди – нечисть, прах, недостойный внимания. Боги мертвы, а Бог сказал: мертвых оставить мертвыми. Кто посмеет возразить на это? Поминать Бога в суе – грех, быть атеистом – грех, думать о Боге – грех. Вера должна быть абсолютной, непреложной, непоколебимой, без мыслей, без раздумий.
       Допила кофе и вышла на улицу. Третий круг ада: пытки шумом, выхлопными газами и суетой. В листве деревьев дохнула ветер. А кто сказал, что ветер он? В этом мире возможно все, если даже Боги смертны.
       Вдохнула полной грудью – гарь, смрад и мертвечина. Общество – слишком ложная штука, чтобы его составляющие были счастливы.
       Прикурила очередную сигарету, затянулась, поглядела на горящий уголек и выкинула. Решила бросить курить. Остаток пачки отдала первому попавшемуся курящему нищему.
       Пива попить что ли?
       Купила пиво, села на скамейку в тени деревьев, не спеша выпила полбутылки. Пора на работу. В киоске купила пачку восьмого «KENT`а», выкурила сигарету и вошла в лифт.
       Лифт работал.
       Первым делом стерла следы крови со стола, затем выпила чашку чая. Вечный вопрос: что делать? А делать что-то надо. Ее жизнь не стоит ни гроша, в ней нет ничего, за что стоило бы держаться. Несмотря на это, держаться хотелось. Мерцание монитора, непонятные компьютерные звуки, мир словно пульсирует. Корзина для бумаг пульсирует, стол пульсирует, кресло пульсирует, фекалии внутри пульсируют, кровь в сосудах мозга пульсирует. Непомерная тяжесть давит на глаза. Шаги. Чьи-то шаги. Скрип двери. Они не знают. Они ничего не знают. О чем это все? О жизни, о смерти, о Богах, о ее отце, о ней. Где-то в тысяче километров плачет кошка на берегу озера. Ветер перебирает волны. Ива шепчет листьями. Каждую минуту кто-то умирает. Свет. Она видит свет. Он зовет ее. За окном поют птицы, но здесь нет окон. Она не может их слышать. Вот сейчас…сейчас…
       И все-таки он зазвонил:
-Слушаю.
-Это Бог.
-…
-Я умер.
       Повесила трубку. Все это странно.


Что странно?
О чем слезы?
Смерти нет.

Надо гнать из головы мысли о Боге, мысли о смерти, просто мысли. Мыслей не должно быть. Только действие. Только уверенность. Только так. Просветление. Нирвана. Сущность всего в сущности.
       Она шла за руку с отцом. На улице темно. Они шли домой, но дома не было. Какие-то люди копали могилы. Она подняла глаза – взрыв бытового газа. Верхние этажи перестали существовать, люди кидали в могилы мертвых людей.
-Что вы делаете? Кладбище рядом.
       Никто не слышал ее, и вдруг она поняла: на месте кладбища когда-то была деревня, потом она сгорела, все погибли: мужчины, женщины, дети, старики, и деревня превратилась в кладбище. Поэтому в мире так много кладбищ.
       Солнце - крематорий. Луна – кладбище. Земля – лепрозорий. Люди – живые мертвецы. Так было написано в одной религиозной книге. Где теперь эта книга и где она? Все течет, все изменяется. Весь мир – тлен и суета. Ее больше нет.
       Ее собственная гордость заперла ее в тюрьму. Разврат, дебош и насилие – вот мир, на который она обрекла ее. Или ее обрекла она. Или она обрекла себя. Все перепуталось. Она, она, она и еще она. И все они перепутались. Зачем слова? Даже Боги не могут, когда люди не хотят.
       Навалилась срочная работа. Сняла трубку, позвонила родителям:
-Ну, как оно?
-Да более-менее.
-Как отец?
-Да более-менее.
-Как ты?
-Да более-менее. Как ты?
-Да более-менее.
-Как работа?
-Да более-менее.
-Все пьешь?
- Да более-менее.
-Все нормально?
-Все нормально.
-Пока.
-Пока.
       На душе стало спокойнее. Все в порядке.
-Ты что здесь сидишь? - заглянула коллега. И верно. Рабочий день давно закончился. Собрала вещи, закинула сумочку на плечо и хотела погасить свет, когда увидела желтое пятно. Телефонный справочник. Сняла трубку и набрала номер:
-Детективное агентство «Полумрак».
-Меня хотят убить…





Глава 5.

       Я думал о тех несчастных, что триста лет обречены жить под землёй. О первых из них. Как они вынуждены были ползать на пузе. Как они гадили под себя, как размножались, Уперевшись спиной в потолок. Наверное, у них не было выбора кроме того, чтобы погрузиться во тьму. Но они помнили о нас, передавали предания о нас, копили силы, приспосабливались и проклинали нас всех. Шутка в духе моего Бога. Моё сердце клокотало, наполняясь скопившейся в этих подземельях ненавистью. Моя спина покрывалась липким потом, когда мне чудилось дыхание проклятых, выпущенных на волю. Тьма вышла на улицу, и мой Бог смеется над людьми, потирая руки в предвкушении готовящейся драмы.
       С каждой сотней лет мышление человека меняется. Даже обычные люди думают совсем не так, как сто лет назад. Я говорю об этом, сравнивая свои сны и сны, описанные в дневниках Кафки. Раньше люди смотрели на все происходящее от первого лица. Сегодня они видят все от первого лица, но уже через пуленепробиваемое стекло. Мое мнение – это стекло сформировал телевизор. Такая мелочь изменила многое в мире. Как же в таком случае изменилось мышление людей, поселившихся под землей, словно ящерицы.
       Эволюция – страшная вещь, и становится еще страшнее, когда в нее вмешивается человек – машина убийств, пытающаяся стать демиургом.
       Мои сны.
       Лучше не думать об этом, иначе можно сойти с ума.
       Я окончательно проснулся, отогнав остатки сна и убедившись, что снова очнулся в мучительно-нейтральном мире, где меня никто не подвергает пыткам. Встал, надел носки, трусы, рубашку, брюки, туфли.., выпил кофе, надел пальто и вышел на улицу. Металлический звук моих шагов разогнал тишину моего запоздалого утра. Солнце клонилось к закату. Сидящий на углу кот испуганно слушал стук каблуков.
       Вспоминая прошедшую ночь, я пошевелил глазом. Зашел в забегаловку, позавтракал.
-С каждым годом все тяжелее. Каждый год, каждый день ложатся грузом печали на плечи. Наступит миг и эта печаль раздавит меня, - говорил сидящий неподалеку завсегдатай другому: - Предаваться печали уже вошло в привычку. Хотя и знаешь заранее, что это случится, все одно слезы на глаза наворачиваются, когда листья с деревьев опадать начинают.
-Да уж, - заговорил бравый ветеран с буденовскими усами: - То ли раньше осень была.
       «Прошлое бессмысленно, если оно не способно изменить будущее», - подумал я.
-Я тогда был патологоанатомом, - продолжал ветеран: - Со мной работал мой брат. Я вытаскивал внутренности из трупов, а он пел молитвы:
Бог Ра-Атум! Пришел к тебе сей умерший,
Светило, не знающее гибели,
Владыка, находящийся в зеленых местах…
…ну и так далее. В один прекрасный солнечный день мы сидели в своем подземелье, и вдруг мертвец начинает вещать, глядя на меня:
-Ты никогда не умрешь, но всегда будешь вестником смерти. Отражение ее в тебе всегда будет бросать тень вечного покоя на людей.
       Мой брат закричал, корчась от боли, упал на пол и умер. В этот момент пришло осознание…
       Я пытался покончить с собой, но все было напрасно. Однажды в метре от меня упала авиационная бомба…
       Это страшнее смерти – бессмертие ценой чужих жизней. Так я думал поначалу. Я изменил свое мнение, увидев строительство пирамид. Тысячи людей складывали свои жизни в тщеславие одного человека. А я?
       Я встал и вышел на улицу. На фоне монотонного, тревожного, давящего завывания ветра, холодные пасмурные сумерки осеннего дня, казалось, оскалили свою шакалью пасть, из которой на улицы хлынули воры, убийцы и насильники.
       Все вокруг озарилось светом, в спину толкнуло, рядом с головой пролетело…Меня накрыл грохот взрыва.
-Что случилось? – спросил я. Никто не ответил. Город понял, кто я, и, дрожа от страха, забился в свой самый дальний угол.
       Движением плеча я стряхнул насевший было жар пожара и зашагал в глубь ночи.
       Мир плакал, выплевывал проклятья. Ничто не превращается в ничто. Заблуждение. С позиции человека – так и есть, но если взять отрезок времени, стремящийся к вечности, все превращается в ничто. Люди тешат себя надеждой на счастливый исход. Ничем хорошим это не закончится. Стоя на края обрыва уверять себя, что дно мягкое… Да и мои философские (а я считаю их именно такими) рассуждения не приблизят меня в Богу.
       Хотя, возможно, я не прав. Не в смысли близости к Богу, а в смысле рассуждений. Не каждый философ занимается философией, но каждый, кто занимается философией – философ. Я совсем не уверен, что занимаюсь философией, и даже знания арканов не делают меня магом, также как старость не категория возраста.
       Шедший впереди меня человек внезапно остановился и принял позу мыслителя:
-Ну, я-то ладно, у меня бывает, - покачал головой и продолжил движение.
       Вспыльчивый и деспотичный, я всегда умел наживать проблемы, да и мой образ жизни: алкоголь, наркотики, женщины лёгкого поведения приносили мне больше неприятностей, чем удовольствия. Остановиться я не мог. Единственный выход в эзотерических учениях. Я долго колебался, понимая: мой образ жизни – это зло, и он несовместим с моим новым образом жизни, но все же однажды я сделал свой выбор и стал тем, кто я есть.
       В голову пришла совершенно дикая мысль: «А вдруг этот мир крутится без моего участия?»
       Я поднял глаза и огляделся. Сгустившаяся вокруг ночь выглядела совсем незнакомой. Похоже, я еще не был в этом районе. Вспомнились строки Киканомото:

Вздымается волна из белых облаков,
Как в дальнем море, средь небесной вышины,
И вижу я –
Скрывается, плывя
В лесу полночных звёзд, ладья луны.
… и тут же вслед за этим Рембо:

Что это?
Ты заметил?
Там вдалеке
Море сливается с солнцем.
…видимо, в связи с тем, что у меня Рембо записал сразу после Киканомото, иначе как объяснить ассоциацию солнца глубокой ночью?
       И в самом деле, дойду до моря… Постаравшись разогнать стаи мыслей, грызущих мои мозги, я отправился на берег.
       «Тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля», - искусственно усилием воли включил музыку в голове. Нужно будет вернуться домой до рассвета.
       «Тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля», - вместо моря я вышел к Ростральным колоннам. Освещенные прожекторами, с огнями на верху, они, как два корявых пальца, нарушали идиллию ночи. Я спустился к воде. Волны хлюпали у самых ног. Словно канатоходец по канату, прошел я, раскинув руки, по самому краю и поднялся наверх. Я еще не забыл, что иду к морю.
       Вновь в памяти всплыло чувство из прошлого. За спиной звучали чьи-то шаги, чей-то взгляд впивался в спину. Сейчас подойдет и ударит. Сто метров… Двести… ничего не происходит. Я свернул к морю. Шаги прошли прямо. Люблю ночь. Люблю, когда внутри тебя натянута струна и каждый шаг звучит тревожной нотой, когда точно знаешь, что за углом ждет смерть. Следит, как ты приближаешься. Ты знаешь ,что она там. Точно знаешь, что она там, но идешь в ее объятия, не имея сил остановиться. Все ближе и ближе. Вдруг приходит осознание – она не за этим, она за следующим углом! До бесконечности…
       Сколько раз я испытывал это чувство в своей прошлой жизни. Каждый испытывал. Как жаль – теперь мне нечего бояться. Я – посланец Бога. Я смерть и я разрушение. Теперь я - ночной страх. И это нравится мне не меньше.
       Наступила весна. Тяжело вздохнув, море толкнуло рубашку прибрежного льда. Продольная нить не выдержала, с треском ткань лопнула, обнажив костлявые после зимнего голода волны. С грохотом вздыбила свои волны река. Несколькими километрами выше по течению рыбак, карауливший лунку, стал первой трапезой проснувшейся богини.
       Сносилась набойка. Пора нести ботинки в ремонт. Весенняя грязь и слякоть оставили свой след на моем пальто.
       Я начал думать о философии. Три моих любимых концепции:
       «Человек – это кокон, вынашивающий в себе труп», - к сожалению, не помню, кто автор.
       «Бессмысленно бежать от греха в пустыню, неся с собой фаллос», - Алистер Кроули.
       «Падающего, подтолкни», - Ницше.
       Не уверен насчет верности этих высказываний, но они притягивают. Это как табуированный секс.
       (Каждый подумал о своем)
-Извини, время не подскажешь, - девушка.
-Нет, - я.
       Разочарованно вздохнув, она нырнула в толпу, оставив меня одиноко стоять посреди пустой улицы. Проходящая мимо пустота задела меня плечом:
-Что встал посреди дороги?
       Я поглядел ему вслед. Он упал и умер. Пустота снова стала нейтральной, подхватила отмершую клетку и умчала ее с воем и мигалками.
       Я продолжил путь. Я чувствую, скоро что-то изменится. Может, я встречу свою принцессу? Вспомнилось ее красное платье на фоне набережной. Что за мысли блуждают в моей голове?
       Из-за покосившейся каменной стены с осыпающейся штукатуркой тек запах цветущей яблони. В небе покачивалась круглая луна то сверкая прекрасным светом, то укрываясь дымкой облаков. Прислонившись спиной к стене, я начал жевать купленный в магазине бутерброд. Запах цветов наполнял тело энергией, той энергией, какую дает только весна. Даже осколки стекла казались драгоценными камнями, осколками упавшей звезды.
       Я понял, что должно случиться: пора ехать. Я закончил дела в этом городе. Пускай я ничего не делал – все сделано. Достаточно одного моего присутствия. Я достаточно долго пробыл здесь, что бы город начал мыслить в нужном направлении.
       Доев, я стряхнул крошки на землю и продолжил путь. Скоро эта стена рухнет и погребет под собой ребенка. Корни яблони грызет червь.
       Понять, что ты жив, можно только коснувшись смерти.

* * *

Страница утеряна.


* * *

       Я сделал шаг назад, развернулся и возобновил свою музыку. Сегодня мне очень не хотелось вставать, не хотелось возвращаться в эту реальность. Мир снов притягателен. В реальности все серо и плохо. Там не намного лучше, однако, я никогда не хотел возвращаться сюда. Даже проснувшись, я путался заснуть.
       Свернул с одной пустынной ночной улицы на другую, затем на третью, на четвертую, я наконец-то вошел в свой подъезд.
       Поднявшись к себе, я сел за темно-красный письменный стол. Усталость склонила мою голову на полировку столешницы. И я увидел…
       Темно-красный мир – ущелья и горы на фоне темно-красного неба, просвечивали сквозь темно-красное стекло. Это был ад. Настоящий. Люди, как сумасшедшие, в свете темно-красных скал прыгали и стремились в небо, корчились в агонии этого вечного праздника. Их лица искажены гримасой счастья. Они тянули руки, они звали меня к себе. В ужасе я отпрянул. Они стучались в поверхность отражения, они смеялись и звали меня к себе.
       Схватив стол, я выкинул его в окно. Обломки праздника разлетелись по мостовой, огласив ночь безумным смехом, выбросив в реальность брызги счастья.
       Бог! Что происходит, Бог?
       Я вытираю пот со лба. Я иду на кухню. Я пью кофе. Собраться с мыслями. Нужно собраться с мыслями. Что-то назревает. Подземелье открыто, зло вышло наружу. Зло вечно. Тьма приходит всегда.
       Я вспоминаю агонию. Однажды на моих глазах повесился человек. Он поставил стул, залез на него, привязал веревку, просунул голову в петлю и оттолкнул стул. Я сидел и смотрел, как он бьется в судорогах. Из глаз его текли слезы, он тянул руки ко мне.
-Помоги, - беззвучно шептали его губы. Я смотрел, пока он не замер окончательно. Пока у не расслабились мышцы сфинктера, наполнив воздух вонью. Тогда я встал и вызвал скорую.
       В мире не должно быть зла, не должно быть добра. Мира не должно быть. должен быть только хаос. Хаос – начало всего. Хаос рождает звезды. Только человек может разрушить гармонию, чтобы создать хаос. Не для того, чтобы из хаоса родилась новая гармония, а ради самого хаоса. Ибо только хаос есть абсолют. Так говорит мой Бог.
       Я допил кофе и начал собираться в дорогу. Мне нечего собирать, у меня ничего нет. Я собираю только свои мысли. В мире нет ничего ценнее моих мыслей. Только мысли о Боге. О моем Боге. Только я – жрец его в этом мире. Только мне дана сила исповедать его.
       Слушайтесь меня!
       Слушайтесь меня!
       Я – абсолют! Я – воплощение мыслей Бога на земле!
       Я взял свой скарб и вышел из дома. Вокзал. Вот цель моего сегодняшнего пути.




Глава 6.



 Ровно в шесть позвонили в дверь. Вошли двое. Высокий блондин и низкий брюнет. Зашипев, высокий сверкнул фосфоресцирующими глазами. Членистоногие, похожие на пауков с человеческими головами, они мало напоминали людей.
-«Полумрак». У тебя кто-то есть? – спросил высокий.
-Нет.
-Мы слышали разговор, - высунулся из-за плеча высокого низкий.
-С кем я могу говорить, если никого нет? – возразила она, ощущая себя полной дурой.
       Включила кофеварку, села в кресло, поплотнее завязав халат.
       Пришедшие внимательно осмотрели квартиру.
-Мне скоро на работу.
-Мы знаем.
-У вас ко мне вопросы?
-Мы знаем все.
-Тогда что вам надо?
-Мы уже уходим, - сказал высокий.
       Налила себе чашку кофе. Хорошенькое начало дня!
       Увидев, что она начала заниматься своими делами, детективы раскланялись и ушли, оставив после себя ощущение холода и тьмы, присущее четвертому кругу ада.
       Легкой рысью, небо пересекало стадо облаков, заставляя круглый диск заходящей луны, вяло подмигивать влюбленным в согревающих объятиях ночи.
       Солнце с каждым днем просыпается все позже. Дождь рисовал на воде свои узоры. Пока готовился завтрак, она просто стояла и смотрела в окно. Сквозь утренние сумерки, пробегали первые прохожие.
       Прозвонил таймер. Позавтракала, сходила в душ, попила кофе.
       Долго решала что одеть, наконец, оделась и вышла на улицу. Пошла на право, потом передумала и пошла на лево.
       На лево был темный лес, болото и лихие люди, но она все равно пошла. Она не была там со смерти ребенка.
-Привет, - провела ладонью по стволу стоящей на опушке березы. Здесь неподалеку растет «матерь дремучего леса» - старый огромный пень с торчащими в небо корнями. Абсолютно черный и жутко мрачный, однако, не смотря на это, он не производил гнетущего впечатления. Она прошла через болото по скрытой под гладью воды и ряской тропе. Здесь, в самой глубине леса, скрывался старый, пятистенный сруб. Над землей он возвышался всего на пару бревен, да еще гигантские кости, на подобии куриных лап, торчали из- под останков избы.
       В этом странном месте, когда-то, она провела немало времени, предаваясь своим низменным желаниям. Все здесь было пропитано грехом. Воздух насыщен духами. Она разговаривала с ними, прежде чем пустить их в свое тело.
       Жизнь – это культ смерти. Вся наша жизнь построена вокруг смерти. Люди зарабатывают деньги, чтобы обеспечить себе комфортную жизнь и оттянуть, тем самым, неизбежное, чтобы не тратить силы на добывание хлеба насущного. Искусство происходит из религии, а любая религия из страха смерти. Мы рождаемся, чтобы умереть – кто-то раньше, кто-то позже.
       Когда-то люди были слабы. Они вели оседлый образ жизни. Потом, Кайн убил Авеля и познал смерть. Смерть дала ему силы скитаться. Не искать лучшей доли, а скитаться ради скитаний. Все мы дети Кайна. Все люди несут его грех. Все люди знают смерть. Рано или поздно, костлявая рука, ляжет на плечо каждому.
       Перед глазами белел незнакомый потолок, в голове шумело, во рту, словно прошла вся конница Буденного. С трудом поднявшись, прошла на кухню, попила воды. Вернулась в комнату. Окно со шторами, обшарпанный диван, десяток дверей по периметру, ковер, журнальный столик.
-Есть здесь кто-нибудь? – ответа не последовало. Заглянула в одну комнату, в другую… никого. На часах ровно восемь. За окном сумерки.
       Сейчас утро или вечер? В это время года восемь утра, как две капли, похожи на восемь вечера.
       В голове прочно засел вопрос: где она и как сюда попала?
       На столе дожидался накрытый полотенцем завтрак и бутылка пива. Поела, выпила пиво.
       На часах половина девятого.
       Обойдя все еще раз, обнаружила входную дверь, обулась и вышла на улицу. Грунтовая дорога, бараки – совершенно незнакомый район. С левой стороны слышался гул автомобилей. Пошла на звук.
       Зазвонил телефон:
-С работы тебя не выгнали, - сказала коллега: - я тебя прикрыла.
-Спасибо.
-С тебя причитается.
-Ладно.
 Зазвонил телефон:
-Время идет, - сказал гнусавый мужской голос.
       Зазвонил телефон:
-Ты куда пропала? – спросил отец: - На работе тебя нет, дома нет. Опять пьешь?
       Зазвонил телефон:
-Детективное агентство «Полумрак». Куда вы пропали? Дома нет, на работе нет. Что-то случилось?
       Повесила трубку.
       Нужно поесть. Пошла на кухню, пожарила картошки.
       Настало тяжкое время – время богохульства, время разврата, время денег, время продавать души и время покупать души. Человек вместилище и Бога, и Дьявола, но Бог умер, а Дьявол ослаб. Став Богом, человек погрузил этот мир в скверну. Не понятно где добро, а где зло.
       Дети на улицах продают свои тела. Взрослые, в кабинетах, продают свои души. Маньяки и насильники возносятся на пьедестал. И все это – благодаря ей. Это она убила Бога! Шваль и падаль – поклоняйтесь ей, несите ей дары, проливайте кровь ее именем. Это она дала вам такую возможность.
       Люди больше не верят в любовь. Наступает закон джунглей. Прав тот, кто сильнее… или хитрее. Нет добра и нет зла. Любая мера – равна любой другой мере.
       Люди больше не хотят верить в любовь. Любовь – слабость. Закон джунглей не прощает слабостей.
       Люди больше не верят в любовь. Любовь – слабость. Но и закон джунглей не лучшая перспектива.
       Если есть добро, почему оно не принадлежит людям?
       Усмехнулась набитым ртом.
       Потому что любая мера – иллюзия.
       Господи, чем же заняться? На улице темнеет. Включаются неоновые огни рекламных вывесок. Люди мелено перестают торопиться.
       Пока пила кофе, составила примерный план на вечер:
1. Сходить в душ.
2. Переодеться.
3. Пойти погулять.
4. Купить пива и сигарет.
5. Зайти в какой-нибудь клуб.
       Сходила в душ. Привела себя в порядок. Переоделась. Вышла на улицу, дошла до ближайшего магазина. Купила пива и пачку восьмого «KENT`а». Открыла, посмотрела, как, медленно кружась, целлофановая обертка падает на асфальт. Чиркнула зажигалкой. Прикурила.
       Ноги сами несли сквозь шум города. Улицы сменяли друг друга.
       В мелькнувшей мимо машине, заметила знакомое лицо. Во всяком случае, ей так показалось. Поток хлынувших воспоминаний, подсказал, что она скучает по нему. Не по нему, а по его телу, по небольшим, но пропорционально развитым мышцам. По ощущению этого тела в своих руках, по его изгибам.
       Все течет, все меняется. Нет постоянства под луной, и вечная любовь – самое не постоянное, что видела эта жизнь. Только тьма приходит рано или поздно, да смерть кладет свою руку на плечо каждому в назначенный срок. Все остальное тлен и суета. Тогда зачем мы скучаем? Какие-то мимолетные видения, берут верх над нашими душами!
       Любовь? А стоит ли оно того?
       Около двух часов ночи, она, похоже, нашла подходящее место. Достаточно стильный и престижный клуб. Не совсем то, что хотелось, но близко к тому. Денег было мало, а здесь, вполне можно уложиться тысячи в полторы, включая услуги стриптизерш.
       Внутри было шумно, царил полумрак и стоял запах характерный для мест, где регулярно напивается толпа народа. Прошла к барной стойке, заказала пиво. Выпив кружку, заказала вторую и наконец-таки дождалась. Дала сотню подошедшей стриптизерше, за что, получила свою порцию удовольствия. Закурила первую, в этом клубе, сигарету. Бармен моментально поставил пепельницу. Допила пиво и отправилась в туалет.
       Зайдя внутрь, она выбрала четвертую кабинку. Что-то тревожное навивал жестяной номер двери.
       «Те, кто говорит обо мне, не знают меня, и, говоря обо мне, они клевещут на меня; те, кто меня знает, - молчат и молчанием меня не защищают, так что все клянут меня, пока не встретятся со мной, а когда встретятся – отдыхают, и только я не отдыхаю никогда».
       Мрачная надпись на стене, была не написана, а скорее нарисована, но, не смотря на свою витиеватость и затейливость, довольно легко читалась. Она подумала, что странно видеть подобную надпись в таком заведении, как вдруг листья плюща сложились в другие, написанные только для нее буквы. Совсем не собирателя душ цитировал автор. «Ты уже сделала выбор?» - в сочетании со словами произнесенными смертью, это оставляло ощущение эпитафии.
       «Осталось четыре дня» - пронеслось в мозгу. Выбежала на улицу, и поймала такси, хотя денег было мало.
       Придя домой, сняла платье, вынула из укромного ящика статуэтку и сев на диван, в отчаянии прижалась к ней щекой. Этот фарфоровый ангел, был, пожалуй, самым главным ее другом. Белесый, чуть пожелтевший от времени, он прожил свою жизнь, параллельно с ее жизнью. Символ свободы, данной Богом человеку. Ее свободы.
       Нежно провела пальцем по шрамам на его спине. Ангел с обломанными крыльями. Что ж, почему бы нет? Она тоже разучилась летать. Их крылья сломались - ее, когда умер ребенок, его, когда умер Бог.
       Все церковники – лжецы, малефики науськанные дьяволом, что бы обманывать простых людей. Они пытаются, в своих теологических книгах определить и конкретизировать абсолют. Они убивают именем Бога, таким образом, скрывая свои преступления. Дьяволы, ангелы, демоны, Бог – все они только в душе человека. Не нужно читать библию, что бы жить по закону Божьему. Не нужно для этого и быть христьянином. Нужно всего лишь быть человеком и помнить, что человек – частичка Бога.
       Бог не нужен, если все хорошо, Он ничем не поможет, если все плохо.
       Ангел, взяв за руку, вел ее сквозь лабиринты прошлого. Есть французская сказка, про принца и принцессу:
       Принц очень любил принцессу и спросил ее:
-Когда ты меня полюбишь?
-Принеси мне золотой цветок, и я полюблю тебя.
       Принц ушел, но вскоре вернулся весь израненный:
-Я принес золотой цветок, - сказал он.
-Я люблю тебя, - сказала принцесса: - А почему ты весь изранен?
-Цветок хорошо охраняли, - сказал принц: - давай обручимся.
-Мы обручимся, когда ты принесешь мне синюю птицу.
       Принц ушел, но вскоре вернулся. Вся одежда на нем, была изорвана:
-Я принес синюю птицу.
-Почему твоя одежда изорвана?
-Птица жила в дремучих лесах. Я изорвал одежду, пока ловил ее.
       Они обручились.
-Когда мы поженимся? – спросил принц.
-Когда ты принесешь мне Царя Орлов в золотой клетке, - сказала принцесса.
       Принц ушел, и когда в назначенный срок он не вернулся, принцесса забеспокоилась. Наконец, ровно в полночь, он постучал в дверь:
-Я не принес Царя Орлов. Он оказался сильнее меня.
-Я все равно выйду за тебя замуж, - сказала принцесса: - А что это за дыра у тебя в груди?
-Здесь было мое сердце. Царь Орлов вырвал его. Я не могу жениться на тебе – я умер…
       Эта сказка напоминала ее историю. А может и нет.
       Тот, чье лицо она видела в машине, долго ухаживал за ней, а она, просто тянула время. Однажды он, привел ее в ресторан. Там была другая.
-Познакомься, - сказал он: - Это моя жена, а это моя любовница.
       Он любил их обеих, и они вдвоем, вырвали его сердце своей нелюбовью.
       Еще один камень, на ее душе.
       Тогда он просто ушел и уже никогда не вернулся. Он посмеялся над ними. Унизил их так, как не унижал никто.
       Как там у «Агаты»?

       Хуже казни нет -
       Жить слишком долго.
       Я ненави…ненаненави…ненавижу ждать.

       Нет хуже ожидания, чем ожидание смерти. Ее пытка продлиться еще четыре дня. Четыре дня, которые решат всю ее жизнь. Решат, кто более достоин, неважно чего: жизни или смерти, главное, что кто-то окажется достойнее. Она любила отца и по прежнему не знала что выбрать, хотя в мыслях уже говорила себе: - …был...
       Он был. Возможно - это подсознание предсказывает исход? Или выход? Ей наплевать, она никогда не любила отца. Не ее тип мужчины.
       «Все будет нормально» - словно говорило ей, фарфоровое лицо ангела.
       Встала, успокоилась, положила ангела обратно в шкаф и легла. Сегодня не ее день. Она слишком устала и слишком напряжена.
       «…Все-таки, тот, в черном пальто, с набережной… вот с таким бы она…»
       За мгновение до того, как провалиться в сон без сновидений, подумала: - Уж не влюбилась ли я?
       Поплотнее натянула одеяло. Вздохнула.





Глава 7.


       Одним порывом, словно вздох любимой, передомной выросла стена тумана. Теплая сырость окутала меня своими нежными объятиями, дохнула лепестками сливы.
       Оглянувшись в последний раз, я ступил на подножку поезда.
       Нельзя уповать на Бога, если ты никогда не встречался с Ним. Он может оказаться не тем, кого ты ожидал увидеть.
       Попутчики мои, оказались не из самых приятных. Семья толстяков необъятных размеров. Мать, сын и приемный отец. С первого взгляда ясно, что они не плохо зарабатывают и не отказывают себе ни в чем, особенно в еде.
-Это наши места, - первое, что я услышал вместо приветствия.
-У вас, их никто не отнимает.
       Когда эти трое попытались как-то расположиться, рассовав по углам груду багажа, я впервые осознал, что железнодорожные вагоны не из резины.
-Вы не подвинетесь? – спросили меня.
-Постель постелю и не буду вам мешать.
-Вы нам не мешаете.
-Хочу побыть один.
-Вы плохо выглядите.
-Мне ужасно плохо. Я еду домой.
-Что же здесь плохого? Где вы живете?
-Не суть важно. Здесь осталась она.
       Постелил постель и как был в одежде лег спать. Когда проснулся, я оказался один. Всю ночь мне снилась она - ее красное платье, ее черты лица, ее ослепительная улыбка, на несколько секунд заслонившая от меня мир.
       Еще двенадцать часов и я сойду на перрон очередного города. Конечно, я не ехал домой, ибо мой дом внутри меня и внутри моего Бога. Я ехал в маленький городок, который не просто умирал, а уже знал о своей смерти. Я был здесь несколько лет назад.
       -Если бы вы знали, как я устал от постоянных переездов, - обратился ко мне человек.
-Все мы дети Каина, - ответил я.
-Истинно так, - удивил меня своим ответом человек, согласно кивая головой, и скрылся с глаз моих. Неужели он понял, что я имел в виду? Или сказал так из вежливости? Или имел в виду что-то иное?
       Я сидел в пустом вагоне, пил чай и раскачивался в такт колесам. За окном мелькали талые пейзажи скрытые от глаз ночной темнотой, и даже звезд не было видно, только свет из окон вагона выхватывал ветки придорожных кустов. Почти приехали.
       Наверное, он и правда хотел сказать, что все люди от Каина. Я же имел в виду, что все дети Каина, обречены на странствия. Если мне не изменяет память, у Авеля все же остались дети, так что половина человечества – дети Авеля.
       Все в мире делится на право и лево, на Каина и Авеля, на тех, кто имеет и кого имеют. Я не хочу быть тем, кого имеют.
-А тебя имеют?
-Всех имеют. Сегодня утром я стукнулся головой о вешалку. Значит, вешалка меня поимела …
-А если ты садишься на стул?
-Тогда я имею стул.
       Я еду в город. Очередной безликий город. Один из многих на моем пути. На моем бесконечном пути.
-Через час санитарная зона! ЧЕРЕЗ ЧАС САНИТАРНАЯ ЗОНА! Через час санитарная зона!
       Город встретил меня ночной темнотой. Таксисты дремали, прислонившись к своим машинам.
       Я держу путь в сторону города. Он наполняет мое сердце тишиной. Тишина звучит в нем, поет разноцветными голосами. Я раздвигаю руками заросли прибрежной травы и вижу отражение тишины. Я плачу о ней. Мои слезы – источник, породивший это озеро: мое и тишины. Каждый миг нашего симбиоза становится вечностью.
       Мое отражение в луже справа. Мое отражение в луже слева. Мокрый асфальт. Совсем не уверен, что кто-то хочет говорить о тишине, или о дьяволе, я вообще не уверен, что кто-то хочет говорить со мной о чем бы то ни было, а я не хочу ни с кем говорить о Боге. Движением руки я изогнул тени, изогнув свет на улице.
       Мне нечем дышать.
-Подуй пожалуйста, - попросил я ветер.
       Подул ветер. Несколькими вздохами я наполнил легкие кислородом.
-Спасибо, достаточно, - ветер прекратился.
       Оставив позади сквер, вокзал и сад камней, я перешагнул линию домов. Город вздрогнул. Ангелы взмыли в небо из его укромных углов. Хлопая крыльями они осыпали улицы дождем перьев. Кружась, опускались они на асфальт, рождали круги на воде и таяли от прикосновения взгляда. Город помнил меня. Что ж, я вернулся!
-Ты вернулся.
-Я вернулся.
-Я уже почти мертв. Ты словно бацилла, словно микроб. Ты убиваешь все к чему прикасаешься.
-Поэтому я и есть я. В этом моя сущность и суть моего Бога.
-Твой Бог? Пустая болтовня.
       Я убил его. Никто не может так говорить о моем Боге.
       Люди начали просыпаться. Идут на работу. Они еще не знают, что они умерли, что весь их город умер. Я убил их всех. Маньяки, убийцы, насильники – кто они по сравнению со мной?
       Навстречу мне шла мертвая женщина. Она носит черное белье, не пьет пиво и обожает ландыши.
       Я наклонился, сорвал цветок и подал ей. Ее глаза расширились от ужаса. Замерев она глядела на лежащий по центру моей ладони горящий уголь.
       Из ближайшей шашлычной пахло пивом и жареным мясом. На тротуаре неподалеку, выясняли отношения пьяные завсегдатаи. Туман покрывал испариной уснувшие автомобили.
-Куда мы идем?
-На кладбище.
-Повидать мертвых?
-Взять то немногое, что они могут дать: тишину, покой и могильные цветы.
-Я люблю ландыши.
-А я люблю сны о дьяволе и мысли о смерти.
-Дьявол всегда снится к несчастью.
-Вся жизнь – цепочка несчастий. Мир сжимает наши души в своих кулаках, до тех пор, пока мы не растратим на борьбу за жизнь наши жизненные силы, и смерть не укажет нам путь в могилу.
-Как можно жить с такой философией? Нужно учиться находить положительные стороны.
-Я научился получать удовольствие. Чем все хуже, тем лучше.
-Что ж, тоже способ.
       Мы вышли на Исаакиевскую площадь, прошли медного всадника и углубились в лабиринт кладбища. С каждым шагом моя спутница расцветала.
-Никогда так хорошо не чувствовала себя на кладбище. Даже в детстве. Всегда любила кладбища. У меня на кладбище поднимается настроение, но сегодня все не так. Покой, тишина и могильные цветы. Ощущение, словно я приближаюсь к дому после долгого путешествия. Знаешь что самое смешное? Я никогда не путешествовала.
       Она замолчала. Я молча считал шаги. Судьба неотвратима и места на кладбище нам готовят еще до рождения. Она свернула направо, затем налево. Я шел за ней. Она словно знала куда идти, словно кто-то звал ее.
       Внезапно перед нами открылась пустая могила.
-Ну, вот мы и пришли, - она посмотрела на меня, улыбнулась, прощаясь.
-Ну, вот мы и пришли, - подтвердил я.
       Она спустилась вниз, легла на спину и сложила руки. Я взял торчащую из кучи земли лопату.
-Скажи Богу, я жду встречи с ним.
-Скажу.
       Я забросал могилу землей. Карма. И вернулся в город.
       Ночь близилась. Повеяло холодом. Холодом. Тем самым холодом. Тьма текла по земле. На встречу шел ветеран с буденовскими усами.
-Снова ты.
-Снова ты.
-Похоже, судьба ведет нас к одной точке.
-…
-Может быть, ты избавление от проклятия? Странно, что смерть обходит тебя стороной. Скоро ты умрешь. Все умирают.
-Все уже мертвы, - ответил я.
       Он шагнул ко мне. Тьма всколыхнулась, с крыши спрыгнул нечеловек из подземелья и набросился на ветерана. Ветеран взглянул, и он упал замертво. Тьма всколыхнулась гневом, бросилась вперед. Со стоном боли, ветеран растворился в черном мареве. Взяв его тело, тьма потащила его за собой. Я шагнул сквозь стену мрака и пошел дальше. Что они все делают в этом городе? Это происходило там. Откуда они здесь? Бог замыкает круги.
       «Вот бы кому-нибудь жизнь исковеркать, - подумал я как-то вдруг, и желание это сразу набрало такую силу, что меня аж в дрожь бросило: - Только так, что бы совсем, до смерти, до самоубийства. Что бы этот человек, люто возненавидел меня, раз и навсегда, что бы думал обомне днем и ночью, как мужчина думает о любимой. Той девушке в красном платье. Разорвать ей рот от уха до уха. Сдавить ей молочные железы, что бы пошла кровь. Изнасиловать ее в раннем детстве, а потом взять замуж, что бы видела меня каждый день, что бы помнила, что я сделал, что бы бесы кружили вокруг.
       Я ненавидел ее. Ненавидел до безумия. Я хотел убить ее, растереть по асфальту, каждую ее клеточку заполнить болью.
       Вот я сижу в кресле, курю трубку, пью чай и смотрю, как ее ноги раскачиваются в нескольких сантиметрах от пола. Я ненавидел ее. Ненависть рвала меня на куски, кружилась непроницаемой тьмой вокруг. Все живое разбегалось от меня в разные стороны, и только мертвецы не замечали пелену смерти источаемую моими мыслями.
       Наверное, я влюбился. Но в мире нет места любви.
       Бог! Помоги мне Бог! Я – пророк твой, взываю к тебе! Не дай мне счастья познать счастье. Как я смогу умереть, зная, что она осталась на земле? Убей ее! Убей жестоко, глупо и нелепо. Надругайся над ее телом и развей ее прах.
       От боли я закричал. Ненависть жгла горло, вырываясь на свободу. Я плакал кровавыми слезами. Убить. Выпустить ее наружу, или я лопну. Убить кого-нибудь!
       Я сдержался. Она осталась во мне. Я удержал ее. Она затаилась где-то в глубине, и я знал это.
       Все плохо. Если все становиться плохо, то все становиться плохо. От несчастий других я получаю удовольствие, от несчастий моих наступает отчаяние. Несчастие – обратная сторона отчаяния. Весь мир измеряется не метрами и футами, не часами и минутами, но радостями и скорбями. Скорбь всегда выше радости, потому, что радость это радость, а скорбь – очищение, посланное Богом. Радость приходит сама, мы получим ее, даже не утруждая себя. Скорбь же дает нам Бог и что бы взять - ее нужно заслужить. Только Бог решает, кто достоин несчастий, а кто нет. Плывите по течению и будете счастливы. Доверьтесь провидению и станете совершенны. Познав Бога, вы постигните истинную суть Вселенной. Даже движение планет несет в себе единственную цель – помочь Богу разделить жизнь человека на добро и зло:
-Всех утопить.
-Исполнено.
       Только свобода человека, данная ему при рождении Богом, способна сравнить его с Богом. Но именно она дает Богу причины карать нас и наказывать. Добро творится Богом, свобода позволяет нам грешить.
       Я тружусь на благо своего Бога, что бы пришло царствие его на земле – царство хаоса, смерти и боли. Я приближаю конец света. Только доживет ли мир до этого события. Вообще, я думаю, конец света начался в первый день, когда хаос озарила первородным светом точка, воплощающая суть Бога. Еще до того как Бог создал свет. Конец всегда начинается раньше начала.
       Что влечет человека к концу света, к смерти? Можно долго рассуждать на эту тему, ответ же прост – неизвестность. Никто не знает что такое смерть. Это конечная точка. То к чему стремимся мы все. Пик существования, но что мы увидим с этой вершины? Неизвестность всегда влекла человека. Никто не знает. Никто кроме меня и моего Бога.
       Я не верю в Бога кроме моего Бога.
       Я не верю в конец света, кроме того, что делаю сам.
       Я шагал в предрассветных сумерках. Я смотрел, как мертвецы зажигают мертвые окна, как мертвый свет рождает мертвые тени. Одно омрачает мою радость – они не знают, что они мертвы. Кладбище уже манит их. Пока есть земля и есть люди будут кладбища. С тишиной, покоем и могильными цветами.
       Зашел в круглосуточное кафе. Сонные официанты принесли заспанный завтрак. Позавтракал. Пошел дальше. Мертвый муравейник, населенный двуногими червями все быстрее начинал шевелиться. Пора искать место для сна. Свернул в подворотню. Свернул в парадную. Спустился в подвал. Тусклый свет окошка с мелькающими по тротуару ногами, куча телогреек в углу, дерущиеся крысы. Меня это устроит. Отбросив в сторону пару фрагментов мусора, лег на кучу тряпья. Надеюсь, мне приснится хороший сон. Я устал. Я слишком много сделал за последние дни и слишком мало спал. Я уже неделю в этом городе. Бог дает мне силы, но даже я вынужден спать. Иногда спать. Иногда есть.
       Встал, сходил в туалет, лег.
       Снилась она. Снова она. Она отвлекает меня от моего Бога.
-Чужак, - сказала крыса.
-Чужак, - сказала другая.
-Не троньте его, - сказал мой Бог.
       Злобно зашипев, крысы сцепились между собой.
       Сон колыхался, легким туманом окутывая мою постель. Я погружался в его глубины все глубже и глубже. Как там было у Кафки? Созерцание?



Глава 8.


       Шаг – ступень, шаг ступень…
       Поднимаюсь на эшафот.
       Плаха ждет, ждет топор,
       Палач, толпа ногти грызет.
       Бьет колокол, плачут дети.
       Скорбные звуки летят надомной.
       Ветер, ветер, ветер, ветер
       Дует, пахнет сырой землей.
       Время сжалось тугой пружиной.
       Скоро грянет траурный марш.
       Ввысь в хороводе белых снежинок,
       Кружась, полетит душа. Мондраж.
       Делаю шаг, скрипят половицы.
       Я словно идол навис над толпой.
       Время, минуты, мгновенья… я птица…
       Прощаюсь, прощаюсь, прощаюсь с собой.


       …голова просто квадратная. Поспать удалось всего пару часов, да еще мыли всякие – разум не расслабляется даже во сне. Она не приблизилась к разгадке ни на шаг. Еще один день прошел впустую.
       Первым делом умылась. Появились проблески сознания. Кажется. На часах шесть. Хотя, сколько там еще может быть. Будильник, должен идти верно. Обычное рабочее утро. Надо позавтракать. Порывшись в холодильнике, достала упаковку замороженной фасоли. Налила воды, сварила, поела. Переодела белье, надела свое любимое платье, вышла из дома. Зазвонил телефон. Вернулась, взяла трубку:
-Ты читала «Солярис» Лема?
-Да, но давно.
-Не помнишь?
-Не помню.
-Я тебя не разбудил?
-Нет.
-Не буду мешать. Пока.
-Пока.
       Вышла из дома. Спустилась по лестнице. Как обычно светило солнце и пели птицы. По земле стелились остатки тумана.
«Это к холодам», - подумала она.
       Лужи подрагивали в такт проходящим трамваям, шелестели деревья. Ветер переворачивал листья, словно гадальные карты, выворачивал их то рубашкой, то мастью. В такие дни, должны сниться сны про любовь.
       Любовь. Есть ли она где-то кроме снов? Если сон иллюзия, любовь из той же категории миражей человеческого разума. Иллюзия об иллюзии. Забавно.
       Размышления, порой, заводят в самые далекие и темные уголки лабиринта. Извилины извиваются, шевелятся, дышат электрическими разрядами. Мир, мозг, мысль… макрокосм. Игра в жмурки с самим собой. Шансов на победу не предвидится. Коридоры разума не предсказуемы. Пути мысли не доступны. Это лабиринт. В каждом лабиринте, должен быть минотавр, и даже хозяева этих стен, не могут избежать встречи с чудовищем. Тогда рождается страх. Мысли умирают, и люди, перестают быть людьми.
       Вся вселенная имеет мысль в своем основании. Мысль абсолютна и первоначальна. Самая грубая физическая материя рождена ментально. Что бы появилось что-то, это должно быть придумано.
       А когда вселенская мысль, встретит своего минотавра?
       Мир сойдет с ума.
-Но ведь каждый дурак – это не понятый гений.
-Сумасшествие – форма просветления, не доступная среднему обывателю. Некоторые психиатры, отправляют своих пациентов в церковь. Болезни души, лечатся религией.
-Но ведь Бог умер.
-Присутствие Бога - не принципиально. Человек должен быть человеком. Именно об этом говорит большинство религий. Имеется в виду не отсутствие Бога, а любовь к ближнему.
       Кто такой ближний? Кто может быть ближним, если каждый рождается один и умирает один? А ведь это самые важные моменты жизни. Тот, чье плечо всегда рядом? Любой, приблизившийся на заданное расстояние? Людям плевать, даже на самих себя. Не каждый способен понять абстракцию, а любить за что-то - невозможно. Все меняется и что-то тоже. Поступки, характер, образ мысли.
       Купила в ближайшем киоске пачку сигарет, прикурила, выпустила колечко. Сегодня ей захотелось чего-нибудь нового. «KENT» надоел, вернее, надоело курить одно и то же. Казалось, вся жизнь распланирована на год вперед. Так бывает, когда дурная привычка, становится привычной. В воздухе висело странное ощущение. Словно запах сирени, запах весны. Зима не торопится в этом году. Может она, просто проспала последние три – четыре месяца и не заметила ее окончания? Лужи блестят, трава зеленеет. Вполне правдоподобное объяснение капризов природы, хотя остается одно но – почему она за зиму не похудела? Конечно, если допустить, что вдобавок к этому она ходит во сне… опять же, это не объясняет, почему ее не уволили с работы. Может это другая работа, или у нее сомнамбулизм. Пожалуй, стоит остановиться на варианте сомнамбулы. Подобное ей проще понять, нежели то, что в конце осени, может наступить весна. Природа, конечно, капризная дама, но не сумасшедшая.
       Подошел троллейбус. Какой-то новый. Раньше она не видела его на этом маршруте. Синенький, с надписями и картинками. Вошла, села на мягкое, пахнущее новизной сидение. Вспомнила, что не выбросила сигарету. Кинула окурок на пол и затоптала ногой. Заплатила за проезд. Задумалась.
       Она стояла на автобусной остановке и ждала появления, того типа, в черном пальто. Краем глаза увидела, как мимо поплыли дома. Она неслась по улицам, ветер развевал ее волосы. «Наконец-то, - вспыхнуло в голове: - я научилась летать!»
       «Но… я же в троллейбусе», - пришло осознание. Вот почему дома двигаются. По спине пробежал холодок. Поверила, поверила в чудеса. Тело до сих пор ощущало себя стоящим на улице. Ноги чувствовали нагрузку. Голова гордо поднята.
       Лоб покрылся испариной. Как бы ни хотелось, человек не готов к подобным явлениям.
Уметь летать – не значит быть Икаром,
ибо бессмертие бесценный дар Богов…
       Где она слышала эту фразу? Может быть ни где. Может быть, сама придумала ее. Только когда?
       Подняла глаза. Напротив сидели двое. Высокий блондин и низкий брюнет. Оба в упор смотрели на нее. Их флюоресцирующие глаза, казалось, оставляли на теле дымящиеся ожоги, словно заглядывали под кожу, изучали, исследовали. Их тонкие паучьи конечности непрестанно шевелились, как будто независимо от воли хозяев тянулись к ней. Мысли понеслись стремительным потоком. Вот сейчас они, подойдут и спросят, где она была, почему не звонила. Скажут что-нибудь гадкое. Зачем они следят за ней?
       Вздохнув, троллейбус остановился. Вышла, прикурила. Новые сигареты явно не нравились. Все же, она будет их курить. Непонятно зачем. Просто из какого-то дурацкого, не понятного ей самой принципа. Врожденной упертости.
       Нервы гудели. Высокий и низкий остались в троллейбусе. Как пауки в банке они кусались и шипели друг на друга. Прильнули к окну. Не отрываясь, пожирали ее глазами, пока дорога не исчезла за поворотом.
       Закрыла глаза. Глубоко вздохнула. Успокоилась. Зашагала в сторону работы.
       В голове зазвучала музыка. Шаги тактами стучали по асфальту. Скорее бы снег выпал. Надоели лужи. Надоел дождь. Ночью опять шел дождь. Тротуар скрылся под покровом мутной воды цвета глины смешанной с илом в каких-то странных пропорциях. Надоел ветер. С самого утра, ветер хулиганил на улицах. Какая-то старушка пробежала мимо, пытаясь догнать весело подпрыгивающую шляпу. Лет сорок назад эту женщину, должно быть, считали первой модницей. Такие вещи в то время привозили разве что из Парижа, но время жестоко. Сегодня она выглядит как минимум жалко. Всем нам кажется, что вчера было лучше, чем сегодня. Пройдет время, и то же самое произойдет с сегодняшним днем. Все из-за того, что сегодня более реально, нежели вчера и уж тем более завтра.
       Огромная, неестественно черная туча, похожая на сказочного дракона ползла по небу. Разинув пасть, подкралась к сияющему в вышине диску и проглотила его. С лязгом сомкнулись зубы, и город погрузился во тьму. Бесконечные мгновения мрака, пока солнце скользило по пищеводу чудовища. Наконец в глубине брюха сверкнул, пусть тусклый и ничтожный, но все-таки луч. Небо подернулось красноватым сиянием. Дома, люди, улицы превратились в кварталы красных фонарей. Именно так, по ее мнению, они должны выглядеть после наступления ночи.
       Набравшись сил, свет вспыхнул еще ярче. Вспыхнуло тем же огнем небо, вспыхнул город.
       На асфальт упали первые слезы праведников запертых за стенами небесной обители. Прокатился над миром скорбный стон.
       «Словно война началась, - подумала она: - Третья война ангелов. Самаэль, Астарот, Ваал, Асмодей взяли в руки мечи, сколотили лестницу и полезли на небо заявить о своих правах…»
       Это не богохульство и не атеизм. Это нигилизм. Хотя нигилизм тоже атеизм и богохульство.
       «Самаэль, своим огненным мечем сражается с Иисусом. Брызги крови, ошметки плоти летят на землю. Стада человеческих овец падают на колени. Бог умер, и во Вселенной воцарилась анархия».
       Первая огненная стрела упала на землю.
       «Это Астарот был низвергнут на положенное ему место».
       Грохот падения встряхнул оконные стекла. Дрогнула земля. Люди в страхе разбегались, прикрывая свои головы зонтами, пакетами, капюшонами.
       Ливень гремел за ее спиной. Ни единой капли не упало на ее кожу. Дождь не посмел прикоснуться к ней. Глубоко вздохнув, она нажала кнопку, двери лифта закрылись и окончательно отсекли грохот бушующей стихии.
-Хватит! – сказал Бог, и ее слова дыханием урагана сбросили бунтарей из райских чертогов. Вдоль всего бульвара выдернуло из земли многолетние тополя, оборвало троллейбусные провода. Высохли лужи, и растаял в небе силуэт дракона. Она пришла на работу, и битва святых стала ей не интересна.
       Как обычно взяла ключ от кабинета, затем прошла на кухню, налила чашку кофе. Только исполняя обязанности Бога, жила она полной жизнью. Стоило погрузиться в рутину повседневности, краски мира померкли. Сгинули в никуда ангелы. Растворились в сумраке небытия демоны. Мир предстал перед ней той стороной, что не предназначена для человеческого взора. Она не могла видеть даже радугу, последнее напоминание об истиной сути мира укрытое под сущестной оболочкой. В этом здании не было окон, кроме одного, маленького и мутного под потолком в туалете.
       Вообще – все это софизм. Ортодоксальный софизм. Мир не геометрическая фигура, что бы смотреть на него с той стороны, которая больше подходит. Даже детский кубик нужно рассматривать целиком. Число граней Вселенной стремится к бесконечности и чем бесконечнее Вселенная, тем бесконечнее число ее граней.
       Люди пытаются говорить. Они стоят глаза в глаза. Они кричат изо всех сил. Их лица искажены от усилий. Их вены вздуваются, глаза вылезают из орбит, но… ни единого звука не слетает с губ. Ни одной мысли не достигает ушей собеседника. Они немые. Они не могут говорить, вернее не могут понимать, что им говорят, что хотят сказать. Они сами не знают о чем думают. Только Бог способен понять других. В этом преимущество быть Богом. В этом суть Бога – умение понимать, способность слышать.
       Человек становится тем, во что верит: стареет потому что верит в старость, умирает потому что верит в смерть, рождается потому что верит в жизнь. Он не слышит.
       Вера определяет все.
       Если женщина верит что она изнашивается – значит она будет стареть. Только любовь может вернуть ее к жизни. Только мужчина может дать ей веру. Даже физическое тело меняется, становится упругим если она верит, ведь если она верит – значит она красива.
       Красота – это то во что верят. Не важно кто. Кто-то абстрактный.
       Вера определяет все.
       Любовь иллюзия? Игра гормон?
       Кофе показался ей бесцветным и безвкусным, сахар не сладким, воздух не существующим. Какая-то не понятная кома захлестнула разум.
       Одним глотком выпила остаток жидкости. Встала и вышла из кухни. Покурила, хотя обычно старалась не курить на работе. Вернулась в свой кабинет. Она не могла понять, что произошло, из-за чего эта перемена.
       Все просто. Вера. Она поверила что стареет. Вспомнила мужчин, которые изнашивали ее тело. Еще один или два, и кожа станет дряблой, грудь отвиснет, соски провалятся, а ноги станут похожи на ноги женщин ее возраста. Она станет совсем как все.
       Компьютер отказывался работать. Когда садился кто-то другой – все было в порядке, но стоило прикоснуться ей, как все ломалось.
-Геометрия рук, - сказал кто-то.
       «Материализм, - подумала она: - Искусственный разум не способен вынести прикосновения Бога».
       Наконец стрелки показали окончание рабочего дня. Взяла сумочку и покинула обитель рутины и развитого капитализма.
       Лифт с легким шелестом привез ее в остывающий после ливня мир. Ей не хотелось думать о загадке. Ей плевать на себя, на отца, на пауков. Главное добраться до дома. Усталость валит с ног.
       Она не пойдет на набережную. Нет сил. Она не пойдет в магазин. Нет сил. Она не будет готовить. Нет сил.
Села в автобус. Едва не заснула. Вышла. Вошла в парадную, поднялась по лестнице. Открыла дверь. Приняла душ. Не вытираясь, прошла в спальню и рухнула на кровать. Нужно спать. Завтра трудный день – ей предстоит посетить оракула.












Глава 9.




       Доброе утро! Уже вечер! Пора вставать!
       Вялые сумерки подвала потревожил луч заходящего солнца. С каждым днем ночи становятся короче.

Еще один день остался
В прошлом.
Наступает ночь.

       Совершить по порядку положенные мудры. Жизненные токи сконцентрированы в нужных местах. Глубоко вздохнуть. Бог дал новые силы для новой ночи.
       Одним движением я вышел на улицу. В паре шагов от меня шла пара девушек. Мерно раскачивая бедрами, они точь-в-точь попадали в ритм моих шагов.
-Утра он не дождался. Около четырех, не на минуту не сомкнув глаз, поймал машину и помчался на вокзал. Он не знал, когда приходит мой поезд. Прождал меня весь день. Охранял вход. Лишь бы увидеть меня еще раз. Словно последние мгновения его жизни. Агония души.
       Я тоже утра не дождалась. Сняла трубку, набрала его номер. Минута, вторая, десятая… гудки. В голове картина пустой квартиры, не смятой постели. Что делать не знаю. Он не в курсе, когда должен придти поезд. Он не знает, какой поезд. Думала не придет, и больше его не увижу.
       Наконец взяла чемодан, вызвала такси и поехала на вокзал. На душе кошки скребут.
       Уже в поезд садилась и вдруг он. Как из воздуха. С цветами. Всю ночь меня прождал. Не представляешь, какое это счастье.
-А как же твои дела?
-Какие там дела. Люблю я его. Навсегда с ним останусь. Буду носки ему стирать. У него потенциал большой. Может сейчас будет трудно, но думаю, такой человек долго незамеченным не останется. Увидишь, он еще знаменитым станет.
-Кто знает…
       Я пошел налево. Она пошла налево. Я прибавил шаг. Она пошла быстрее. Я перешел улицу. Она перешла улицу. Я прибавил шаг, поравнялся с ней и собирался свернуть к набережной, когда она вдруг закричала:
-НА ПОМОЩЬ! – и бросилась бежать. Люди, которым есть что терять, всегда бояться что-то потерять. Если им кажется, что у них есть счастье – они бояться потерять счастье, если у них есть боль, они боятся потерять боль. Люди склонные к порокам, всегда бояться стать жертвой этих пороков. Убийцы больше всего бояться умереть. Они бояться, что Бог наградит их болью, а Он даст им приторно сладкий рай, ибо они не достойны скорби. После скорби всегда приходит наслаждение, а после счастья приходит боль. Только истинные жрецы Бога достойны истинной боли. Только его любимцы живут в скорби и несчастии, и только я знаю, что в этом истинное наслаждение.
       Люди плачут и смеются, меряя все своим мирским аршином, но аршин не меняет сути, он лишь позволяет взглянуть на нее по-другому. По сравнению с Богом – человек мал и ничтожен, а по сравнению с муравьем – велик и могуч. Разный аршин. Все относительно, все познается в сравнении. Одни люди относительно счастливы, другие относительно несчастны, и каждому зачтется не по его делам, а по тому аршину, который он держит в руках.
       И нет слов, описать истинное положение вещей, ибо только Бог знает истину и тем отличается от смертных.
-Вот ты где, - подбежала откуда ни возьмись девушка, та самая которая любит попсу, которую я провожал до дома и чья визитка лежит у меня в кармане: - А я уже думала, ты уехал. Хотела твои вещи продать.
-Мои вещи? Какие вещи?
-Которые ты оставил у меня…
 Я точно помнил, что не оставлял у нее никаких вещей, тем более, что и вещей у меня нет.
-Слушай, давай быстрее, - обернулась она: - Время уходит.
-Времени не существует – это абстракция. Способ соотнести фазы движения одного тела относительно другого.
-Глупость. Если времени нет, то в чем разница скоростей?
-Вот в этом и разница. В абстракции. Само тело абстрактно относительно другого тела. Мы воспринимаем лишь ничтожную часть спектра вибрации материи, не только других тел, но даже своего.
-Абстрактно, абстрактно… по-твоему все абстрактно: время, движение, материя… Что же тогда абсолютно?
-Мысль.
       Пошел снег.
       Она остановилась в середине асфальтированного круга пешеходной дорожки и задрала голову вверх.
-Какое небо. Как красиво. И деревья со всех сторон словно нависают, склоняются ко мне.
       Снежинки падали ей на лицо и сразу таяли, попадали в глаза, заставляя моргать.
       Время шло. Она смотрела на небо, а я смотрел на нее. Думаю, красное шелковое платье ей вряд ли пойдет.
       Внезапно она повалилась на спину.
-Эй, - позвал я заглядывая в бездонную темноту ее глаз. Мой голос растворился в неподвижных колодцах, лишь эхо заметалось не находя границ мрака и тоже растаяло.
-Э-э-эй! – закричал я. В глубине сверкнула искорка жизни и не успев разгореться тут же погасла.
       Лицо ее залилось мертвенной бледностью, руки похолодели.
-Х-х-ха, - с последним облачком пара, приняла она руку собирателя душ и покинула этот мир.
-Э-э-эй! – я по пояс нырнул в темноту зрачков. Протянул свои руки, рождая круги на поверхности ее глаз. Она успела лишь кончиками пальцев дотянуться до моей руки. Я не сумел схватить ее, что бы поднять на поверхность.
       Кружась падал снег. Отряхнувшись, я побрел прочь, предоставив ему похороны тела, и ветер запел отходную.
       Вспомнилось «Go to sleep» «Radiohead». Какие сны снятся ей сейчас, после смерти?
       А деревья и в самом деле словно нависают…
       Снег хрустел под ногами, превращаясь в вязкую кашу. Снежинки падали все быстрее, со свистом рассекая воздух, уходили глубоко в землю, разбивали асфальт и словно осколки стекла резали кожу. Мое лицо покрывала кровавая маска, кости плечей сбиты в муку, кожа свисает клочьями, обнажая веселый оскал голого черепа. Мир дернулся влево, начав стремительное вращение, земля ушла из-под ног. Я пытался восстановить Равновесие, что бы продолжить движение, но едва я делал шаг, земля вновь подпрыгивала. Вместо ходьбы получалось топтание по кругу.
       Расставив руки, я приподнялся над землей, но воздух тоже отказался стоять на месте. Асфальт больно ударил меня в лицо. Наваждение прекратилось.
       Я лежал посреди кладбища и думал. Бог дал мне понять, что бы я не отвлекался. Слишком много посторонних факторов. На пальцах еще остался мрак ее глаз. Еще один мертвец в мертвом городе. Надеюсь вода скроет этот город со всеми его островами и разводными мостами, все эти гниющие и пожираемые червями трупы пойдут на корм водяному.
       Отряхнувшись, я побрел прочь.
       В голове заиграла «Go to the sleep» «Radiohead».
       Грустные получились похороны. Не знаю только чьи, мои или ее? Снова вспомнилась девушка в красном. Она осталась там, в другом городе, в другой реальности. Тот город мне нравился больше: нет островов, мостов и каналов, только одна единственная, почти бесконечная набережная, по которой гуляет девушка в красном… и от него не воняет падалью, как здесь.
       Перейдя дворцовый мост, я углубился в лабиринт улиц и проходных дворов. Как и каждый в этом мире, я источал свой запах – запах моего Бога, запах смерти и нигилизма. Я чувствовал ногами, как мнется гнилая сердцевина этого мира, как копошатся черви в глубине земли. Я разрушаю все чего касается мой взгляд.
       Начинало светать. Весна не заставила себя ждать. Зима расставила почти все по своим местам. Все меньше и меньше становилось мертвецов на улицах и все больше и больше на кладбище, да и сам город уверенно разлагался, засыпая улицы обломками домов. Что такое смерть города? Это когда в нем не остается живых, разрушение – последний этап ритуала смерти. Осталось дождаться только агонии, когда город исчезнет навсегда.
       Луна скрылась дымкой облаков. Проходя мимо почты, я заметил книгу лежащую на крышке распределительного шкафа. Найдя ближайшую лавочку под самым фонарем, я открыл наугад страницу. Буквы буквально впивались острыми углами, белизна страниц ослепила глаза.
       Смерть не важна, потому что она неизбежна, все в этом мире не важно: ни я, ни девушка в красном, ни сам мир. Важна только смерть. Она стоит за плечом каждого из нас. Только она неизбежна, все остальное приходяще.
       Смерть выжигает пятно на плече смертных. Метит особой метой все живое, с начала времен.
-А-а-а? – сказала буква а.
-В-в-в, - сказала буква в.
-Давным, - прокричал хор.
-Давно, - прокричал другой хор.
       Постепенно беспорядочные крики несшиеся со всех сторон, начали выстраиваться в осознаваемую систему. Казалось, они пытаются рассказать мне что-то, но я не мог понять что. Я находился на грани восприятия, как будто смотрел на то, что они говорят сквозь покрытую бликами поверхность воды. Вода шевелилась, звала меня, кружилась в сверкающем водовороте. В глубине озера вспыхнул огонь. Поток дыма устремился ко мне. Огонь понял, что я не приду к нему и пришел ко мне. Я медленно с усилием поднял руки и посмотрел на тыльную сторону. Сфокусировав взгляд на руках, я перевел его на другой город, ощутив себя стоящим на его улицах, затем около постели девушки в красном. Ее обнаженная грудь растеклась по кровати и капала на ковер. Я почувствовал, что девушка просыпается и повернув руки ладонями к глазам, проснулся опередив ее. Мне совсем не улыбалось быть обнаруженным возле ее кровати.
       После того, как открыл глаза, я вновь сидел на лавке под фонарем. Занималась заря, луна скрылась за пеленой облаков. В сознании всплывали неясные образы. Я осознал историю, которую рассказала мне книга:
       «Давным-давно, еще до начала времен, но когда люди уже существовали на земле, Боги увидели, что их творениям предстоит великая битва – битва добра и зла. Люди, выступающие в этой битве, начавшейся еще задолго до рождения Богов, на стороне… не важно на чьей стороне… обручены на поражение, если не появиться великий герой, что поведет их.
       В ближайшем будущем такого героя не предвиделось и Боги решили послать на землю одного, который должен будет зачать этого героя в союзе с одним из смертных.
       Столь тягостный жребий выпал дочери главного Бога.
       …и ступила она на землю людей…
       …и зачала ребенка, от кого, история умалчивает (кажется от рок-музыканта)…
       Ребенок вырос, закончил школу и стал самым сильным, самым умным и самым красивым в округе.
       Жил он жил, не тужил, пока в один прекрасный день не озаботился вопросом:
 - А где мои родители?
 - Они уехали с бродячими музыкантами, которые в один прекрасный день проезжали мимо нашего дома.
       Много дней юный герой думал о том, что сказала ему няня, и вот в один опять же прекрасный день решил отправиться на поиски. Сел он на коня, взял еды в дорогу и тронулся…
       В путь он отправился, но много позже, когда его выпустили из психосоматики…
       В первой же деревне герой встретил девушку – самую красивую, самую умную, самую сильную в округе, к тому же как две капли воды похожую на него самого. Девушка, как и герой, была сирота. Её мать когда-то останавливалась в этой деревне с труппой бродячих музыкантов. Герой позвал ее с собой.
       В следующей деревне они встретили молодого человека, похожего на них, а потом еще одну девушку…Скоро их набралось двадцать человек.
       Долго длилось их странствие, пока наконец в одном городе какой-то нищий старик сказал, что знает женщину очень похожую на этих героев и показал, где ее найти.
       Она работала в публичном доме и, конечно, сразу признала в путешественниках своих детей, но они не захотели оставаться с ней, потому что она постоянно была пьяна и спала со всеми подряд. Они решили не оставаться в городе и ушли в горы. Там, в горах, они нашли еще один город. Все люди в этом городе, словно капли в море, были похожи и, конечно, сразу признали во вновь прибывших своих братьев и сестер. Они рассказали, что их мать самая горькая пьяница и самая распутная шлюха в округе, ибо Боги не приспособлены к жизни на земле и, получив свободы человеческого мира, падают на самое дно.
       Зажили странники со своими братьями и сестрами, жили долго и счастливо, а когда началась вечная битва между добром и злом, составили целую армию героев и принесли людям победу…»
       Я встал и пошел прочь. Мне пора ложиться спать.
       Этот город изменил меня. Изменил до неузнаваемости, даже приметы, которыми я жил раньше, стали другими. Но и теперь, когда город умер, он пытается убить меня, растоптав, заполнить коридоры канализации моей кровью. Отсюда моя постоянная депрессия. Что говорить о городе, я, как и он, давно мертв. Все люди умирают, еще не родившись, и их стремление обеспечить себя материальными благами во время сна, который материалисты называют жизнью, напоминают попытки украшения собственного трупа перед сжиганием гроба в крематории вечности. Жизнь – это процесс осознавания человеком того, что он уже мертв. Истинное назначение человека – говорить и думать о Боге, потому что мысли о Боге рано или поздно приводят к Богу, а это есть конечная цель существования разумной души – вернуться к Богу для того, чтобы вновь стать его частью.
       Другими словами, каждый должен перестроить свою жизнь так, чтобы всегда помнить о Боге, и все, что он делает, делать во имя Бога.
       Я грешен. Я хочу, чтобы она умерла. Девушка в красном. Само ее существование мешает мне жить, и это - мой грех. – Я думаю не только о Боге…













Глава 10.



       Она вошла без стука. Непонятно откуда, была уверенность, что о ее приходе знают. Небольшая каморка со старой, типичной для дешевых больниц мебелью. Железная кровать, тумбочка у изголовья, собственно ничего более, сюда не втиснуть. Хотя, места вполне достаточно, ощущение тесноты, возникало из-за хозяйки помещения.
-С ней говори, - толкнула ее провожатая.
       Не самое приятное зрелище. Огромное тело, покрытое складками жира, пахнущее стариковской немытостью, словно кисель стекало на пол. Эта огромная туша и занимала все свободное пространство в помещении. Ее, лежащий посреди комнаты, живот шевельнулся.
-Не бойся, - сказала старуха: - Это мой сын. Я знаю, что выгляжу не слишком привлекательно, но каждый несет свой крест. Увы! Он отказался выходить в этот мир и предпочел жить в утробе. Мы здесь уже сорок лет.

       «Я подрос, уже настало время.
       Покидаю свой уютный каземат,
       Иду туда, где вьюга и морозы
       Иду один в общественный разврат…»

       … - пронеслось в голове.
-Да, уже скоро придет это время, - сказала старуха: - Не суди его строго. Кому хочется жить в мире наполненном скверной?
-Мир не такой, какой он есть, мир такой, каким мы его видим, - возразила она.
-Возможно, ты права, но не нам судить об этом. Каждый решает за себя, как жить.
-Но за вас решил он.
- Каждый решает за себя. Я могла сделать кесарево сечение.
       Сквозь плоть начал проступать человеческий силуэт.
-Он волнуется. Слушай и уходи.
-Осталось два дня, и ты узнаешь ответ на свою загадку, - произнесли уста старухи, глухим мужским голосом.
-Он сказал, а теперь уходи, - провожатая тихонько вытолкнула ее из комнаты: - От тебя пахнет насилием и грехом. Не приходи сюда больше, без особой на то необходимости.
       Посмотрела на часы – пора бежать на работу. Оракул! Ха! То, что она узнает ответ, она знает и так. Ее интересует, кто загадал загадку? Ладно, хоть денег они не берут.
       Забежала в магазин, купила пачку восьмого «KENT`а», закурила. Порыв ветра дернул за юбку. Села в подошедший троллейбус. Надо было посмотреть номер, хотя все равно куда-нибудь доедет. Со скрипом и лязгом дверь закрылась, отрезав шум улицы. Дома и деревья начали свой бег. Выбоины на дороге, начали раскачивать салон, пассажиров и ее мысли, в такт движению. Странный какой-то троллейбус. Может это и не троллейбус вовсе?
       Нет, все-таки троллейбус, причем именно тот, который нужно. Она догадалась об этом, когда подъехала к своей остановке.
       Стоило выйти на улицу, как ветер снова начал дергать за подол. Вошла в знакомые двери, поднялась на знакомый этаж, взяла знакомый ключ и села в знакомое кресло. Все как всегда, однако, утренний визит создавал чувство какого-то особенного дня. Все знакомо, но все не так. Не совсем так.
       Поделав дела, занялась занятиями, назначенными на сегодня и имеющими значение исключительно знаковое, то есть: «Сделай, что бы было сделано!» За тем встала и пошла пить чай. В душе смута и метания. Налила кофе.
       Не сделав ни глотка, она просто сидела и слушала время. Мерный стук его шагов, когда оно проходит мимо. Для кого-то это восходы и закаты, для кого-то жизнь и смерть. Прямо сейчас, для нее – это часы над ее головой и чашка кофе на столе. Остекленевшими глазами, словно перед великим гипнотизером, следила она, как стрелки описывают свои круги.
       Кофе остыл. Вылила его в раковину и заварила новый.
       Казалось, она приближается к разгадке загадки.
       Перезвон, пересвет, перебег, перестук, переплетенье рук. Где-то за дверями. Весь мир где-то за дверями. Здесь и, несомненно, сейчас, только она, время и чашка кофе.
       Вот ответ. На самой поверхности! Но как взять его в руки, как увидеть, что он скрывает в себе?
       Заходили коллеги, отвлекали на какие-то минуты, но вывести из ступора не могли. Может, просто она не хотела?
       Да, наверное, не хотела. Ей нужен ответ и это один из путей.
-А есть другие пути?
-Путей всегда много.
-Легкие пути ведут вниз. Трудные пути ведут наверх.
-А чем верх отличается от низа?
-Полярностью.
-А чем ад отличается от рая?
-Состоянием души.
-Тогда зачем нужен рай?
-Что бы у каждого было свое место.
       Как-то все не правильно. Жизнь, в которой не нужно жить. Мир, в котором можно просто быть.
       «Быть или не быть?»
       Не задавай риторических вопросов. Мир будет вращаться, не смотря на то, что ты ответишь… а для чего - не твоя забота. О таких вещах, должен думать Бог.
-Бог умер, я за него.
       Не взваливай на себя груз, который не сможешь унести.
-Кому-то, все равно, придется.
-Тогда не говори, что небо натерло тебе плечи. Не говори, что тебе тяжело. Бог должен быть нем. За него говорят ангелы.
-Тогда за кого говорят Бесы?
-За людей.
-Как жить в этом мире?
-Это мир, в котором можно просто быть…
-Или не быть.
-Не задавай риторических вопросов.
-Я не жду ответа.
-Кому нужны вопросы без ответов, или ответы без вопросов?
       Ее губы остановились, мысли успокоились. Слишком тяжело. Беседы с самим собой – всегда тяжело.
       Залпом допила кофе. Оторвала взгляд от часов. А сколько времени? Нужно работать.
       Не смотря ни на что, ее карьера упорно росла. Без каких бы то ни было усилий с ее стороны. Она могла просто не появляться на работе, однако начальство считало ее ответственной. Черти кружили ее всю жизнь. Наверно и проблемы за нее решали тоже они. Все сходило с рук, все оставалось безнаказанным. Ей просто делали очередное внушение, и все возвращалось на круги своя. Главное не сорваться и не начать пить.
 Вернувшись в кабинет, порылась в своих бумагах. Рутинное перетекание. Ничто не движется и не меняется.
-Алло. Восьмой заместитель двенадцатого заместителя господина Кламма по делам восемнадцатой степени важности. Изложите свое дело в десяти экземплярах и представьте на рассмотрение в графские канцелярии.
       Длинные гудки.
       Пачки, стопки, россыпи никому не нужной бумаги. Белый налет бюрократии. Кратные бесконечности числа, каждое из которых обозначает бюро или контору. Миллиарды миллиардов системных файлов. Трансцендентализм чиновничьих разумов. Марево мысли, размывающее даже четко сформулированные идеи.
       Глаза слезились. Пальцы скукожились.
       «Ошибка системы. Отправить отчет?»
       Восемь часов в день все это заслоняло реальные проблемы, и само становилось одной реальной проблемой.
       На самом деле – это не правда. В ее жизни не было подобной рутины. Да и работать на работе никто особо не заставлял, но она упорно обманывала и убеждала себя, что стоически пробирается сквозь завалы человеческой глупости, которые с не меньшим упорством создает человеческий разум. Что эта борьба когда-нибудь закончится, и разум восторжествует. Не важно, что это будет победа нал самим собой. Любая победа – это победа.
       Мысли об отце отступали на задний план. Как раз то, что ей нужно. Хотелось побыстрее закончить и не хотелось одновременно. Сама затягивала процесс, и сама же стремилась завершить его.
       Жизнь и смерть с двух сторон нависали над ней, как Дамоклов меч. Лучи солнца отражались от их полированной поверхности, рассыпались радугой и слепили глаза. Это свет заслонял собой все. Каждый раз, когда она видела блеск над своей головой, дрожь пробегала даже по ногам. Капли пота просачивались сквозь прозрачную ткань колготок, стекали в туфли и тонкими ручейками отмечали ее путь. Словно кобели, по этому следу, тянулись за ней вереницы демонов. Пили ее страх, стимулировали ее отчаяние, наслаждались ее болью. Краем глаза она видела их разъевшиеся за последние дни тела, обрюзгшие рожи, с каким трудом переставляют заплывшие жиром ноги. Из последних сил они продолжали идти за ней, пожирать ее тайны. Их тела сочились прогорклым, воняющим, словно гной жиром, и тонкими ручейками отмечали их путь. Словно демоны, по этому следу, тянулись стаи кобелей. Слизывали его с мостовой, впитывали в себя и пропитывались до мозга костей ее отчаянием, ее болью. Ее страх сокрушал этот мир, и только иллюзия упорной работы могла спасти всех.
       Хотя был еще один способ. Взять на себя обязанности Бога. Обрушить стены. Развеять пепел. Растоптать прах. Что бы не осталось ни псов, ни демонов, ни страха, ни людей, ни ее, ни отца, ни матери.
       Быть Богом. Это как наркотик. Вспоминалась вчерашняя гроза. Ее торжество, ее триумф. Вспоминались пути и потоки не доступные ни кому кроме нее.
       Она знала, что в тысяче километров, на берегу озера плачет кошка.
       Она знала, что в далекой деревне умерла старушка-знахарка, что в туалете сидит охранник и читает женский журнал, что соседка ее матери, подпольно, шариковой ручкой печатает листовки в пользу советской власти.
       Она знает все.
       Вздрогнув мир упал вниз, стал прозрачным. Привыкший к человеческому восприятию мозг, пытался бороться с небывалой ясностью. Казалось, почти казалось, хотелось, чтобы казалось, что в пространстве, легкой пеленой висит марево.
       Вокруг мелькали летающие тарелки, самолеты, космические корабли, автобусы, набитые мертвыми пассажирами. Метались в рабочей суете ангелы. Точно так же, по ангельски суетились рабочие. Ее внимание привлек один в оранжевой спецовке. Он ходил кругами по солнечной системе и собирал обрывки неба, трупы лунатиков, куски лунного воздуха.
       Может когда-нибудь все это пригодится на какой-нибудь отдаленной планете где-нибудь на задворках вселенной. Она скажет ему на какой. Забавно будет собрать атмосферу из воздуха на планете, где живут существа дышащие, скажем хлором.
       Вот в чем суть бытия Богом. Не в ответственности, не в возможности помочь другим, а в свободе ограничивать свою свободу делать добро.
       Кто там сказал: «Поступай с другими так, как они поступают с тобой»?
       Глаз за глаз, зуб за зуб.
       Этот мир бил и пинал ее. Теперь она будет бить и пинать этот мир. Пусть ей приносят теперь жертвы, пусть проливают кровь в тщетных попытках умилостивить ее. Она станет Богом убийц и висельников. Темной кровавой Богиней смерти. Она разрушит все, что ей дорого, чтобы ничто не удерживало ее от разрушения этого мира.
       Да будет скверна!
       В подворотне крысы рвали на части еще живого кота. В лесу охотники убивали еще живую медведицу. На кладбище заживо хоронили писателя не угодного власти.
       Часы показали конец рабочего дня.
       В первую очередь нужно убить отца и мать. Выбор? Какой еще выбор? Она – Бог. Она не выбирает. Она берет то, что захочет. Ее не волнует вращение планет, запах горящих помоек, ощущение раннего утра. Это она взяла флюгер и проткнула небо. Это она собирает обрывки воздуха одетая в оранжевую спецовку. Это она пляшет на могиле оболганного поэта. Она – это Вселенная. Пространство – ее плоть, время – ее суть, мысли – ее дух.
       Собрала вещи: сумочку, духи и сигареты; переобулась и вышла на улицу. Закурила. Постояла на крыльце, подумала чем заняться. Просто вдыхала воздух. Просто смотрела на растущие деревья. Какую же сказку рассказывала ей мама в день весеннего равноденствия? В голове, точно в пустой бочке звучало эхо, когда щуп, в поисках нужной мысли, ударялся о стены разума. Легко шуршали колесами автомобили, щебетали птицы. Деревья полной грудью вдыхали солнечный свет. Ей было на удивление легко. Словно она и правда Бог, а не озлобившаяся, замученная судьбой и людьми женщина, Словно она и правда сделала свой выбор.
       Выбросила докуренную сигарету и зашагала на встречу теплому ветерку. Подошел троллейбус. Села на свое обычное место.
       Сказка была о путешественниках, которые находят в пустыне холодильник, открывают его, а там Дед Мороз.
-Ты что здесь делаешь? – спрашивают путешественники.
-Прячусь, - отвечает Дед Мороз: - На полюсе туристов много стало. Житья от них нет. Вот и пришлось сбежать. Кто догадается искать Деда Мороза в пустыне?
       Странная сказка.
       Выйдя из троллейбуса, она, привычной дорогой, отправилась домой. Явно не спроста было это ощущение легкости, когда она вышла с работы. Не к добру. День явно не заладился. Оракул, время, а теперь вот начало казаться, что за ней кто-то идет, однако, как не старалась заметить никого не смогла. Вошла в парадную, поднялась пешком, по лестнице. Ждать лифт было лень. Открыла дверь, вошла. Ощущение чужого присутствия по-прежнему не покидало. Разделась, приняла душ, сварила кофе.
-Ну, говори… - обратилась она к человеку в черном: - Тебя же здесь нет?









Глава 11.



Солнце ослепляло своим светом даже листву деревьев. Голубое бездонное небо, монотонно-равнодушно следило за миром, через свой сверкающий глаз. Интересно, какой из них правый, а какой левый – ночной или дневной?
       Я открыл дверь и вошел.
 - Садись, - хозяйка показала на стул.
       Я сел. Капли дождя стучали по крышке стола. Хозяйка прошлепала в другой конец кухни, разрушая ногами рисунок падающих капель на воде. Она подошла к печи и открыла заслонку. Сердце огня пульсировало и билось. Это был он. Я упал на колени.
 - Значит, ты пришел? – раздался голос у меня в голове.
 - Бог. Я ждал встречи с тобой.
 - Богохульник. Ты имел дерзость придумать Бога, и Бог накажет тебя за это. Ты никогда не достигнешь цели, и душа твоя раствориться в прахе небытия.
 - Но, Бог, я служил тебе, я твой жрец в этом мире…
       Огонь в печи погас. Бог не почтил меня своим ответом.
 - Ты сумасшедший, - засмеялась старуха, выставляя меня из дождя на улицу.
       Лучи солнца обожгли глаза. Позади скрипела дверь обычной парадной, открывая ступени грязной лестницы. Я все еще ощущал на спине грязные руки грязной старухи, выталкивающие меня на свет. Я все еще слышал голос Бога. Бога, который отверг меня.
       Должно быть, я истинный святой, ибо даже Бог отвергает меня, обрекая на вечную скорбь. Я улыбнулся. По набережной обводного канала ходили люди. Они смеялись, разговаривали, держались за руки. Что они знают о счастье и страдании? Лишь я достоин чести быть отвергнутым.
       Я чувствовал себя как человек, стоящий на развилке с огромным указателем «идти в этом направлении», и тщательно все взвесив, идущий в другую сторону. Как Кастанеда, который вместо того, чтобы понять, задает вопросы. Задавая вопросы, нельзя понять, можно только научиться. Научиться чему? Понять что? Все мои знания только ради самого знания. Это бессмыслица, как сила ради самой силы. Зачем сила, если ее некуда применить? Своего рода способ морального онанизма.
       Идти было неудобно. Мостовая выложена из округлых камней, и я переместился на тротуар. Прохожие ошеломленно посмотрели на меня.
       Куда идти? Зачем?
       Продолжать то, что я уже начал. Исповедовать моего Бога.
       Я вступил в шлейф эльфа, и ноги мои оторвались от земли. Словно гонимый ветром, я мчался сквозь волшебную золотую пыль. Вдруг путь моего эльфа пересек серебряный эльф. Одинаковые, словно близнецы, покружились они на одном месте, коснулись друг друга губами и умчались, каждый в своем направлении.
 - Хороши, - сказал первый господин: - Похожи на жену брата нашего шерифа.
 - Да ведь у шерифа сестра, - сказал второй господин.
 - Эта ведьма? – переспросил первый.
       - Ведьма, зато какая задница, - возразил второй и тут же выругался. У обоих из носа неудержимым алым потоком хлынула кровь.
 - Это все лучевая болезнь, - сказал второй.
 - Это все проклятая ведьма! – закричал третий. Через мгновение уже трое господ истекали кровью.
 - А что эта ведьма действительно так хороша? – спросил я, подойдя к третьему господину.
 - Разрешите, – проскользнула между нами самая прекрасная из всех виденных мною девушек, ослепительно улыбнувшись мне мимоходом.
 - Да-а-а! – протянул господин вслед ускользнувшему видению, - Она прекрасна, как горный цветок.
 - Особенно сзади, - сказал я, глядя на растаявшую в пустоте точку.
 - Ты видел ее улыбку?
 - Да, но задница тоже ничего, - в тот же миг у меня из носа хлынула кровь.
 - Бесы, - вскричал я: - демоны!
       Город наполнился хохотом. Дома превратились в озаренные оранжевым светом фанерные декорации. Толпы смеющихся заполнили улицы, выступив из ниоткуда. Дьячки, бесы, солохи – все сгибались пополам, корчились от смеха.
 - Чего тебе надо от нас? – ступил вперед Голова, икая мелкими смешками.
 - Хочу стать колдуном, - ступил вперед я.
 - Колдуном? – вся толпа согнулась в новом приступе смеха: - Зачем тебе колдуном быть?
 - Хочу жениться на сестре шерифа.
 - Ты? – от хохота начали содрогаться стены. Наконец Голова сквозь смех сумел позвать шерифа. Толпа расступилась и ко мне ступил полузмей-получеловек по сравнению с остальной нечистью, прямо таки светящийся силой.
 - Этот, - начал Голова, показывая на меня: - хочет на твоей сестре жениться.
       Шериф внимательно уставился на меня. Я почувствовал, как его взгляд внимательно проникает мне под кожу, течет по моим венам. Мне это не понравилось, и я отшвырнул его.
 - Господин, спустя тысячу лет вы возвратились, - склонился передо мной шериф: - Это человеческое тело немедленно получит угодную вам колдовскую силу.
       Смех на площади стих. Пеленой тумана над головами повис страх, что я запомнил всех смеявшихся.
 - Я согласна, - вынырнула откуда-то голова сестры шерифа.
 - А твоя сестра? – спросил я.
 - Тогда найди мне пропавшую грамоту, - промолвил шериф, и все исчезло, оставив меня посреди обычной улицы, словно сосуд, до краев наполненный силой.
 - Что за странное видение?
       Я вышел на площадь. Всадник на каменном постаменте, мост через реку, старые двух-трехэтажные дома с осыпающейся штукатуркой. Мое внимание привлекла фигура в красном, вышедшая из высотного дома гостиницы на другой стороне. Это она. Девушка в красном. Словно зачарованный я скользнул к ней.
       Шаг. Еще один. Что-то ударило меня. Я упал, ударившись виском о мостовую. Протектор огромного грузовика опустился на мои глаза. Что-то хрустнуло, лопнуло, брызнуло, окрасив воздух алой дымкой. Я встал, перешел площадь и остановился рядом с ней, замершей в немом ужасе. Взгляд ее застыл на лежащем под брюхом машины изломанном избитом теле в черном габардиновом пальто. Переднее колесо прочертило длинный кровяной след, перемешанный со светлыми волосами.
       Бог? Иди к дьяволу, Бог! Я нашел ее. Нашел своего Бога, своего серебряного эльфа. Зачем мне Бог, если я счастлив. Мой рай заключен в одном человеке – девушке в красном. Она – мой грех, мое падение и моя святость. Я навсегда останусь тем, что я есть – пророком моего Бога. Я предал его, но я по-прежнему верен ему. Быть может, это мое очередное испытание, и если это так, то я провали экзамен. Я пророк, подобно Икару поднявшийся на высоту солнца и низвергнутый в серую пыль. Я буду лизать следы нищих бродяг, но я буду счастлив, ибо моя мандала будет рядом со мной.

 Хочешь сказать? Не надо! Знаю я все и сам –
Вытерпеть муки ада, должен я после конца,
Это я знаю точно, буду низвергнут во прах…
…В пламени плавятся руки…я дьявол, я Бог,
я враг…
       Люди нуждаются в Боге только тогда, когда никого нет рядом. Мой Бог всегда рядом, всегда сеет хаос и разрушение, но как я могу разрушить мир, где живет она? Ради нее я нарушаю заветы моего Бога. Скорбь моя неисчислима, но и счастье мое сравнимо с моей скорбью.
       Внезапно пришло осознание, что этот город умер окончательно. Не осталось ни одного живого человека. Последним был я. Вереницы людей перегородили улицы. Один за другим они шли на кладбище и ложились в уготованные им могилы. Та жизнь, где все считали себя бессмертными, закончилась. Даже младенцы, едва покинув теплое лоно, начинают путь смерти.
       Приехала скорая. Зевак разогнали. Она двинулась по проспекту. Я пошел за ней. Мы шли мимо домов, машин, людей. Все это тлен и суета. Подернулась дымкой луна. День еще не закончен, однако ей, наверное, стало любопытно, кто сумел отказаться от Бога ради любви.
       Волной поднялась гордыня: я один такой на свете, хотя знаю, что нет. Какое мне дело до знания…

Люблю тебя –
И все тут.
Скитается душа…

…В скитаниях закаляется дух и крепнет воля. Первая вспышка счастья угасла. Я рядом с ней, только какой прок? Не могу прикоснуться, обнять, даже поговорить. Я отказался от Бога ради эфемерного счастья, которое оказалось обманом…Хотя нет, я по-прежнему счастлив, ведь я рядом с ней.
       Скоро кладбища будут переполнены, как во время чумы. Мертвецы начнут топиться в море, сжигать себя на кострах.
       Как жесток мир – умереть и не знать об этом.
       Как жесток Бог – убить и не дать смерти, отнять скорбь и не дать счастья, подарить грех в обмен на душу и не дать его коснуться. Злая усмешка.
 Боги не постоянны.
       Люди не постоянны. Прошла всего пара лет, и видел я ее один раз, но этого хватило, чтобы изменить моему Богу.
       Люди не постоянны. О чем мне говорить с ними. Одни хотят одного, другие - другого. В моменты душевного слияния, казалось бы, они сливаются, и не т никого ближе, но все-таки каждый остается сам по себе. Несмотря на это, они умеют строить общество, более совершенное, чем колонии с одним на всех общим разумом. Может ли муравейник сравниться с человеческим мегаполисом, порядок с упорядоченным хаосом?
       Мир вращается бесшумно, и в этой вселенской тишине люди роют друг другу ямы, возносят друг друга. Ничто не создает столько шума и хаоса, как человеческая деятельность. Земля содрогается от могучей поступи этого карлика. Даже я, лишенный человеческой сути, бесплотный призрак, гонимый дыханием абсолюта, продолжаю разрушать равновесие, рожденное в муках безвременья. Что мне жизнь – кружиться и падать, что мне смерть – только шаг вперед.
       Мы свернули на пешеходную дорожку., с одной стороны отделённую от скоростной магистрали газоном, зеленой травой и редкими деревьями, а с другой – таким же газоном от едва различимой линии горизонта. Мою голову сдавила неестественная тишина. Не слышно даже шагов. С рокотом проносились машины, звук, словно в вязкой жиже, застывал за пределами дорожки. Никаких прохожих. Только она и я в этой пахнувшей смертью тишине. Я слышал звуки мира, я знал, что все идет своим чередом, но все это там, за несуществующими стенами, превратившими тротуар в ирреальное сновидение.
       Свет луны рисовал дверной проем на полу старой парадной. Истоптанная, истертая временем, каменная лестница привела к двери с номером тринадцать. Она повернула ключ, и мы вошли.
       Пустое пыльное помещение, окна без штор, минимум мебели. Я сел в кресло. Она сняла туфли, платье, лифчик, чулки, трусы, включила телевизор, поставила варить кофе. Когда кофе вскипел, налила себе чашку и села смотреть телевизор. Я встал, взял другую чашку и сел рядом.
 - Почему ты со мной не разговариваешь? – спросил я.
 - Я тебя не замечаю.
 - Почему ты меня не замечаешь?
 - Как можно заметить то, чего нет?
 - Откуда ты знаешь, что меня нет?
 - Я тебя не замечаю.
 - Это не значит, что я не существую. Ты не замечаешь меня, потому что не способна осознать всех граней мира. Я осознаю себя, а значит, существую. Существовать я перестану только тогда, когда перестану осознавать себя.
 - Откуда ты знаешь, что осознаешь себя? Возможно, это иллюзия, рожденная небытием.
 - Возможно, это иллюзия, но ведь я осознаю ее, а если я способен осознать что бы то ни было , значит, могу осознать и самого себя. Самосознание – основной элемент вселенной для существования сознания.
       Я отхлебнул кофе. Она закурила сигарету.
 - Это иллюзия иллюзии. Осознание иллюзии иллюзию разрушает, а сознание осознания иллюзии – есть само по себе иллюзия.
 - Но ведь я тебя замечаю. Если я не существую, значит, и ты не существуешь, потому что бытие соприкасается только с бытием, небытие с небытием, а материя с материей. А для небытия небытие становится реальностью.
 - То, что ты меня замечаешь, такая же иллюзия, как твое самосознание. Если самосознание – иллюзия, значит, и осознание чего-либо может быть только иллюзией, рожденной иллюзией самосознания.
 - Значит, и ты тогда тоже иллюзия, как и я.
       Она замолчала.
       В дверь постучали.
       Встала, накинула халат, подошла к двери:
 - Кто там?
       Открыла дверь. Вошли двое. Высокий блондин и низкий брюнет.
 - У тебя кто-то есть? – спросил высокий.
 - Нет.
 - Мы слышали разговор, - высунулся из-за плеча высокого низкий.
 - С кем я могу говорить, если никого нет? - возразила она, но не оправдываясь, а словно королева, удивленная глупостью придворных шутов. Меня она не замечала, как впрочем и я ее.
       Включила кофеварку, села в кресло. Халат распахнулся, до предела открыв обнаженные ноги.
 - У-у-ух! – прокомментировал низкий эту картину. Во мне шевельнулась ревность. Как она может показывать им?
 - Давно не виделись, - у низкого был высокий голос.
 - Очень давно, - у высокого был низкий голос.
 - Какая досада, - правильно, так и надо отвечать, с максимальным сарказмом и неприязнью в голосе. А она стервочка.
       «Бог!» - мои руки сжались в кулаки, она смотрит на них, она говорит с ними, у них есть общие темы. С этими недочеловеками, с этими новорожденными тьмы…
       Ее глаза, словно драгоценные камни, несущие проклятье, измеряли гостей. Казалось, она видела их впервые. С другой стороны, явно знала и уже имела с ними дело. В воздухе потрескивали разряды напряжения и моего гнева.
       Она налила кофе гостям и еще одну чашку себе.
 - Что вам нужно?
 - Зашли навестить.
       -Зачем?
 - Соскучились.
 - Ой, смотрите! – подбежала она к окну. Я подошел следом и выглянул наружу.
       Меня ударили кистью по голове, толкнули, прижали, расплющили по стеклу, замазали краской.
       Так моя душа оказалась заперта в новом физическом теле – нарисованном на стекле бежевой краской силуэте. Я следил за людьми в комнате. Я следил за людьми на улице. Через много лет меня вынули, разбили и растащили по всему свету на миллион кусков. Так моя душа перестала существовать.
       
       


АМ. 1.34. 21.12.03 часть 1.
АМ. 2.42. 30.10.04 часть 2.
М. 1.36. 09.07.05