Признание в любви

      
       Провал был небольшой, и Алексей решил, что его можно засыпать за неделю.
       Две скромные кучки грунта виднелись на краю ямы. Это его товарищи на своих «зилках» успели сделать по одному рейсу. Алексей отстал от них, потому что заехал в магазинчик Барановской птицефабрики. В нем всегда продавались дешевые яйца и цыплята. Жена наказала купить того и другого. Вот он и купил с утра пораньше, чтобы в обед уже завезти покупки домой. Цыплят упаковал в пергаментную бумагу, а яйца уложил в десятилитровую кастрюлю и привязал крышку алюминиевой проволокой. Вроде не должны разбиться.
       Осмотревшись, Алексей попытался припомнить, с какой стороны начальник велел подъезжать к провалу. Но, как назло, слова начальника и приезжего горного инженера вылетели из головы. А все из-за того, что он в это время думал, как бы не забыть заехать за курами. Оглянувшись на копер, Алексей прикинул, с какой стороны можно подъехать, и стал подгонять могучий КрАЗ к яме.
       В следующий миг он вдруг почувствовал, что машина движется назад как будто быстрее, чем он того хотел. В сердце закралась какая-то еще не ясная тревога. Он включил первую передачу и хотел открыть на всякий случай дверку, но машина вдруг резко провалилась кабиной вниз. Раздался глухой грохот, как будто КрАЗ попал в жернова, Алексея резко бросило вперед, потом назад, потом опять вперед, он ударился головой о панель и потерял сознание.
       Сколько он пробыл в забытьи, не известно, но как только очнулся и почувствовал себя живым, его охватила сумасшедшая, бешеная радость. Он лихорадочно принялся ощупывать себя, шарить руками по кабине. С одежды посыпалась земля, лицо и волосы тоже были в земле.
       В кромешной тьме ничего нельзя было рассмотреть, но Алексей понял, что машина стоит на колесах, хотя с сильным наклоном влево, а сам он лежит на полу под панелью. Вместо лобового стекла, Алексей нащупал рыхлый грунт и отдернул руку. Страх подступил к самому сердцу
       Бессознательно он нашарил инструментальный ящик: там лежали спички и фонарик. Смахнув землю, Алексей открыл его и достал на ощупь фонарик. Но сколько ни щелкал выключателем, свет не загорался. Тогда Алексей зажег спичку. При ее колеблющемся свете он осмотрелся и почувствовал, как у него зашевелились на голове волосы. Он был заживо погребен!
       Уронив спичку, Алексей заплакал. Заплакал навзрыд, не сдерживая себя, словно маленький ребенок. Плакал до тех пор, пока от слез совсем не ослаб. Тогда он затих и, навалившись на спинку сиденья, замер в каком-то полубессознательном состоянии, ни о чем не думая, ничего не желая.
       «А ведь, наверное, меня будут доставать, чтобы похоронить, как положено», — вдруг откуда-то издалека пробилась в сознание мысль. Алексей открыл глаза.
       «Конечно. Не бросят же меня, — подумал он. — Достанут».
       Мысли потекли спокойнее. Верхние горизонты шахты на глубине нескольких десятков метров. В провал он упал метров на десять... Ну, пусть даже на двадцать... Это же на два-три дня работы! Наверное, ребята сказали о случившемся и сюда направлен экскаватор... Конечно, его не бросят, конечно, его поднимут... Но хватит ли ему воздуха на эти три дня?
       Алексей снова потянулся к инструментальному ящику. Где-то там должны валяться лампочки для фонарика. Он же покупал их десять штук. Не все же они разбились. Ведь если он живой, значит, удар был не очень сильный.
       Осторожно, чтобы не уронить что-нибудь на пол, он стал перебирать хлам, валявшийся в ящике. Наконец нащупал знакомую картонку с лампочками. Первая же лампочка, ввернутая в фонарик, оказалась целой.
       Включив свет, Алексей снова осмотрелся. Грунта в кабину насыпалось почти до сиденья. За левой дверкой через разбитое стекло как будто бы виднелось свободное пространство. Алексей посветил вниз и увидел, что между машиной и стеной провала просматривается небольшая щель. Видимо, когда машина застряла и завалилась набок, с этой стороны грунт еще немного осыпался вниз, и образовалась ниша.
       Алексей почувствовал радость, волнение и прилив сил. «На три дня должно воздуха хватить, — подумал он возбужденно, — должно хватить, должно...»
       «А вода?!» — вспомнил он про воду. За сиденьем, на задней стенке кабины, в специальной защелке, крепился пятилитровый термос. Алексей откинул шторку, отстегнул защелку и, схватив термос, почувствовал его приятную прохладу и тяжесть. Он утром перед выездом заполнил его свежей водой.
       Откинувшись на спинку сиденья, Алексей прижал термос к груди, словно малое дитя. Сразу вспомнились дочка, жена, мать... Как они там? Как перенесут такое горе? Ведь они не знают, что он живой. Впрочем, еще неизвестно, чем все кончится. Не загадывай вперед — как бог приведет. На глаза сами собой опять навернулись слезы.
       Вспомнив, что кислорода расходуется меньше, когда человек находится в покое, Алексей вытер слезы, стряхнул с сиденья землю, достал из-за спинки старую куртку, одеяло и улегся на свое ложе. Может быть, предсмертное. Фонарик он выключил, чтобы экономить батарейки. За воду и еду, Алексей не беспокоился. В «бардачке» у него есть чай, сахар, целая пачка соли, полбулки засохшего хлеба, несколько головок лука, да еще сегодня купил пять цыплят и девяносто штук яиц... Целы ли?
       Алексей сел, достал кастрюлю с яйцами, отряхнул от земли и открыл крышку. Как он и думал, большинство яиц разбилось. Но это было не страшно. У него имелись и ложка, и вилка, и даже два стакана. Как говорили водители: машина оборудована.
       Чтобы яйца не испортились, он круто посолил их и, закрыв крышкой, поставил в угол. «А цыплята? — вдруг подумалось ему. — Они ведь тоже испортятся». Но тут же пришла другая мысль: «Да что я тут, год сидеть буду?» И опять какая-то неясная тревога и вязкий страх опутали его по рукам и ногам, подступил к самому сердцу.
       С трудом проглотив комок в горле, Алексей достал из-за спинки сиденья пакеты с цыплятами и стал их солить. Насыпал соли внутрь, сделал надрезы на тушках и посолил снаружи. Потом завернул в обтир и убрал за сиденье.
       Время тянулось медленно. И чем чаще Алексей смотрел на часы, тем медленнее. А тут еще приспичило в туалет. Алексей включил фонарик и, нетерпеливо озираясь, стал соображать, как быть. Откопают, а у него тут черт знает что... Наконец мелькнула: мысль: у него же под сиденьем лежало резиновое ведро. Потом его выбросит, и все.
       Алексей снова улегся на свою постель, ворочаясь с боку на бок, он вслушивался, не раздадутся ли сверху какие-нибудь обнадеживающие звуки. Так прошел день. Ночью все-таки уснул, но спал тревожно, просыпался несколько раз и окончательно проснулся часов в семь утра. По крайней мере, он считал, что должно быть утро.
       Алексей сел и прислушался к своему самочувствию. Дышать было тяжеловато, но как будто не труднее, чем вчера. И вообще чувствовал он себя вполне сносно. Очень хотелось есть. Алексей взял крышку от термоса и разболтал в ней четыре яйца. Убрал упавшие скорлупки и выпил просто так, без хлеба. «Ничего, — подумал он, — дня три или четыре можно прожить и на такой еде. Сегодня обязательно начнутся спасательные работы. Вчера, конечно, при на¬шей косолапости только раскачивались. Но уж сегодня...»
       В тягостном ожидании и маете прошел еще один день. Алексей то лежал, то сидел, постоянно прислушиваясь, не раздадутся ли сверху звуки работаю¬щих машин. Время от времени прикладывал ухо к земле, но, кроме шороха сыпавшегося где-то рядом грунта, ничего не слышал.
       «Ну, конечно, — мысленно успокаивал он себя, — ведь не сразу догадаются, что он провалился, пока сообразят... Да и вытащить меня отсюда дело непростое. Может, геологов нужно вызвать, провести разведку, а то ведь еще кого-нибудь так засыплет. Потом технику надо найти. Строительным экскаватором тут ничего не сделаешь. Пожалуй, неделю на подготовку придется затратить. Да, наверное, неделю... Ничего, неделю перебьюсь. Нет, нужно прибавить время на раскопку. Это еще неделя.
       Всего, значит, две недели. Да, две недели. Точно. Две недели — это реальный срок. Две недели... Значит, нужно экономить воду. Пить только два стакана в день, и все... И Алексей опять почувствовал, как ледяные тиски страха сжали сердце.
       Он вообще был несчастливым. В школе учился хорошо, а в институт экзамены завалил. А Светка Щелконогова — уж на что тупая — поступила! Десять лет списывала у него все контрольные, а в институт поступила. Вот он сейчас — шофер, а она директор ДК. А ведь за версту видно, что тупенькая. Но какая осанка, какая прическа, как значительно покашливает!
       Или Зинаида, нормировщица. Тоже — вся из себя. Как же, белая кость, в конторе за полированным столом сидит. Как-то схватился с ней из-за норм. «Что вы понимаете!» — сказала она и сунула ему под нос справочник. А он возьми да и открой его. Два раза прочитал — и все понял, и всей конторе объяснил, что там написано как раз то, что он доказывал. И все убедились в его правоте. А Зинаида стала оправдываться, что, мол, недавно справочник получила и не успела этот вопрос проработать. Так и сказала: «Вопрос проработать».
       Куда, спрашивается, заведут совхоз такие нормировщики и экономисты? Почему они остались там, а он оказался здесь? Чем он хуже их? Ничем. Даже лучше. Просто у него судьба такая. Несчастливая. И кто это придумал засыпать провалы в старых шахтах? Ну, обвалились и обвалились. Так нет же, то огораживают, то засыпают. Дозасыпались. Вернее, он засыпался. Там на экзаменах засыпался, тут на работе засыпался... Даже не на работе, а в жизни. Почему ему выпал такой жребий?
       «Господи, скажи, за что? Ну, чем я провинился перед тобой? Чем?...» Алексей стал неистово просить судьбу о милости. И хоть был неверующий, попробовал даже креститься. Впрочем, он и креститься-то правильно не умел. Представив себя со стороны— жалкого, хлюпающего носом, дрожащей рукой неумело кладущего кресты — он вдруг почувствовал стыд.
       — Что это ты нюни распустил? — заговорил он вслух. — Еще не помираешь. Надо благодарить судьбу. Ведь ты остался живой. Считай, что тебе повезло. Просто дико повезло. Дышать есть чем, еды навалом, вода тоже есть. Что ты стонешь? Не хнычь, будь мужчиной. Тебя спасут, сейчас не война. Спасут обязательно. Через неделю ты услышишь, что начали копать. Надо только дни отмечать, чтобы не сбиться.
       Алексей достал ручку, которой заполнял путевки, и на задней стенке каби¬ны отметил два прошедших дня.
       Взяв себя в руки, он стал терпеливо ждать. Ел он только по четыре яйца в день да грыз помаленьку засохшую булку, экономно запивая ее водой.
       В четверг Алексей ясно услышал наверху характерный шум и скрежет металла о камни. Шум иногда усиливался, иногда ослабевал, иногда даже пропадал совсем, но через некоторое время возникал вновь и ясно прослуши¬вался. Шум доносился не только сверху, но и сбоку. «Бурят, ищут машину, — радостно думал Алексей. — Как только нащупают, и бур войдет в кабину, я постучу по нему ключом. Они все там обалдеют! Посмотреть бы на их лица в это время!» — Алексей достал большой ключ и положил рядом с собой.
       Весь день он просидел, приложив ухо к земле. Он вслушивался в этот шум, как в самую прекрасную музыку. Пытался представить, что делается там, на¬верху. Ему виделся экскаватор, бурстанок, снующие машины с начальством. Небось, переживают! Наверное, вся деревня собралась. То-то все удивятся, когда его вытащат. Вот это будет номер!
       Алексей досидел до того, что застудил правое ухо. Но сердце у него прыгало от радости, он возбужденно ворочался в своем убежище и напевал бодрые мелодии.
       Спал он в эту ночь крепко и спокойно. Но в пятницу, сколько ни прислушивался, не услышал ни одного маломальского шороха. Особой тревоги он поначалу не испытал. Мало ли что могло случиться. Может, экскаватор сломался, может, другим способом копать будут. Алексей был твердо убежден, что это временная заминка.
       И, действительно, в субботу он опять услышал, что наверху ведутся какие-то работы. Более того, и в воскресенье работы не прекращались весь день. Алексей окончательно успокоился, и когда в понедельник он опять не услышал сверху ни одного звука, то совершенно не придал этому значения, только беззлобно поругался в адрес спасателей: «Все как всегда — то чего-то нет, то что-нибудь сломалось».
       Но и во вторник, сколько он ни прислушивался, до него не донеслось ни одного звука. То же было и в среду, и в четверг
       Каким-то внутренним чутьем он вдруг понял, что ждать больше нечего. От этой догадки Алексей весь помертвел, ему сделалось нехорошо, муторно, ноги стали ватными, лицо покрылось испариной. Не имея сил пошевелиться, какое-то время сидел неподвижно, совершенно разбитый и подавленный. Ему стало казаться, что он уже задыхается, что воздух на исходе и сейчас наступит конец. На какой-то миг он даже потерял сознание.
       Но мало-помалу пришел в себя. «Сколько мне еще осталось жить? — Вяло подумал он. — Может, не мучиться, взять да повеситься. Веревка есть». Алексей еще подумал над этим, и ему показалось, что это лучший исход, чем медленное и мучительное умирание. Включив фонарик, он достал из-под сиденья веревку, привязав один конец к зеркалу заднего вида, на другом сделал петлю, но надеть ее на себя у него не хватило решимости.
       «Надо записку написать. Предсмертную, — стал оправдываться он перед собой. — Вот напишу и тогда...»
       Алексей достал чистый бланк путевки и стал думать, что написать. Хотелось что-нибудь торжественное и значительное. Но ничего такого в голову не приходило. У него вообще не было в голове ни одной связной мысли. Решил, что нужно перевязать верёвку, так как зеркало не выдержит его веса и оборвется.
       Он стал шарить по потолку, хотя прекрасно знал, что там ничего подходящего нет. Пальцы наткнулись на плафон, привычно щелкнули выключателем. Совершенно неожиданно плафон вспыхнул, Алексей от испуга дернулся в сторону и закрылся рукой. Опомнившись, он посмеялся над собой. Вот герой! За две недели заточения даже в голову не пришло проверить свет. «А может, и другие системы целы? Ведь в колесах у машины воздух. Свежий, с поверхности...» — мелькнула мысль.
       Алексей схватил фонарик и через разбитое окно посветил под машину. Он долго всматривался в узкую щель под кузовом. Показалось, что места там стало больше, чем было неделю назад. По крайней мере, если подолбить немного земляную стену у дверки, то под кузов пролезть можно.
       Он достал ломик и начал осторожно долбить грунт. Дело хотя и медленно, но двигалось. Когда уже можно было пролезть, он привязал злополучную веревку к рулевой колонке и, придерживаясь за нее одной рукой, с трудом выкарабкался из машины.
       На одном колесе ниппель был виден, на остальных они оказались засыпанными грунтом. Алексей вывинтил ниппель, и воздух стал выходить из колеса. Посидев около него и подышав глубже, он прислушался к своему самочувствию. Никакой разницы не уловил и решил, что идея с колесом — очередная его глупость. Воздух, видимо, откуда-то поступал, иначе он бы уже давно за¬дохнулся.
       Алексей заполз обратно в кабину. Посмотрев на свой календарик, он подсчитал, сколько уже находится в этой не то могиле, не то камере. Выходило, что заканчивался одиннадцатый день! Как раз тот срок, который он рассчитывал выдержать в ожидании спасения. Алексей достал термос и заглянул в него. Воды осталось чуть-чуть. «Не больше, чем на день», — вяло подумал он.
       Выходит, конец уже совсем близок. Без воды человек может прожить только неделю. Значит, ему осталась еще неделя. Теперь уже самая последняя... Но тут в самой глубине души начала формироваться какая-то важная мысль. Он чувствовал, что мысль очень важная, но никак не мог ухватить ее. То она появлялась, то снова ускользала. Вот она снова начала выплывать на поверхность. Вот... Вот... «Если свет горит, значит, аккумуляторы целые. А если они целые, то, возможно, цел и...» Алексей боялся произнести это слово даже мысленно. «То возможно цел и...» Нет, страшно! Алексей встал на колени.
       —Господи,— проговорил он вслух, — дай мне еще возможность побороться. Умоляю, дай!
       Он долго стоял на коленях, опустив голову и напряженно вслушиваясь в тишину, как будто ожидая ответа на свой вопрос. Наконец встал и, взяв лопату, вылез из машины. Подкопав немного землю под кабиной, взял фонарик и заглянул под двигатель. Но его надежды не сбылись. Передняя часть машины оказались сильно поврежденной, вода из радиатора вытекла.
       Алексей лёг на землю и заплакал, как в первый день своего несчастья.
       —Господи, зачем ты посылаешь такие муки? Почему не убил сразу? За что
ты так? — кричал он сквозь слезы и бился головой об землю.
       Успокоившись, он продолжал лежать на земле, впадая время от времени в забытье. В воспаленном мозгу рисовались красочные картины водопадов, полноводных рек и журчащих маленьких родников.
       Продрогнув на холодной земле, с трудом пришел в себя. Однако звук журчащей воды не пропал. «Схожу с ума, что ли?» — испуганно подумал Алексей, тяжело ворочая головой и прислушиваясь к тихому бульканью воды. Он повернулся в тот угол своей пещеры, откуда журчание доносилось явственнее. Рука провалилась в какую-то дыру. Алексей приподнялся, насколько возможно, и стал лопатой отгребать землю в сторону. Постепенно он расширил отверстие настолько, что в него можно стало пролезть.
       Посветил фонариком: расщелина уходила наклонно вниз и терялась в темноте. Откуда-то сбоку струился маленький ручеек. Алексей лег на живот и стал сползать по земляной осыпи вниз. Ниже расщелина соединялась еще с одной. Места стало больше. «Как подземные овраги, — подумал Алексей. — Значит, действительно озеро Долгое ушло под землю».
       Деревня у них раньше располагалась на берегу озера, а несколько лет назад озеро исчезло. Старики говорили, что оно в шахты ушло, но проверить это было трудно, потому что все стволы, где когда-то ходили клети, за ненадобностью закрыли.
       Чем дальше он полз, тем полноводнее становился ручеек. «Наверное, дождь идет, — подумал Алексей, — ведь раньше я не слышал журчания воды». Не обращая внимания на воду, он упорно пробирался вперед. Наконец голова уперлась в землю. Алексей посветил фонариком. Дальше ползти было некуда: луч фонарика упирался в земляную преграду. Однако вода с бульканьем уходила еще ниже. Алексей опять стал копать, отбрасывая грунт на середину пещеры. Довольно легко раскопав небольшой проем, посветил фонариком в очередной провал: луч света терялся в темной пустоте. Алексей стал медленно сползать по мягкой осыпи еще ниже.
       Скатившись вниз и осмотревшись, он понял, что попал в шахту. Алексея охватило радостное волнение. Он быстро пошел, почти побежал в ту сторону, куда текла вода. Ведь она текла к вертикальному стволу, а значит, к выходу, к спасению.
       Он прошел довольно много, но вместо желанного выхода опять наткнулся на обвал. Боясь поверить в самое страшное, Алексей взобрался на верх завала и лихорадочно начал сбрасывать оттуда землю. Ему казалось, что нужно лишь небольшое усилие, и он окажется по ту сторону обвала у выхода в копер. Однако он довел себя до изнеможения, но не продвинулся ни на шаг. Земля сыпалась нескончаемым потоком...
       На дрожащих ногах Алексей спустился вниз и сел на большой валун. Тут он увидел, что вода прибывает. Еще немного, и в ботинках не пройти. Чуть-чуть отдохнув, Алексей встал и побрел в свою нору. «Ничего, меня не затопит, — соображал он вяло. — Озера давно нет, а дождем не зальет».
       Подниматься вверх оказалось не труднее, чем спускаться, но в узких местах Алексею иногда становилось жутко. Если земля опять начнет оползать, засып¬лет уже прочно.
       После холодной шахты кабина машины показалась теплой и уютной. Несмотря на сильную усталость, Алексей еще раз спустился в шахту. Он набрал полный термос воды, а заодно сделал приямок у стенки шахты.
       Вернувшись с термосом в кабину, Алексей уселся удобнее и закутался в одеяло. «Будь мужчиной, — опять начал он успокаивать себя. — Еще не все потеряно, ты еще поборешься... Ты живой. У тебя еще много сил...»
       Алексей протер зеркало и глянул в него, как будто хотел убедиться, что действительно живой. Увидев свое отражение, он испуганно оглянулся назад, решив, что кто-то стоит за спиной. Потом снова посмотрел в зеркало. На него, вместо красивого черноволосого парня, смотрел невероятно худой и совершенно незнакомый человек.
       На глаза опять набежали слезы. Там, наверху, его, конечно, уже похоронили. Мать после смерти отца совсем сдала — как бы теперь не слегла окончательно. А жена, поди, замуж выскочила?..
       С женой он жил неважно. Все-то у него в жизни вот так нескладно. И женился не как все. Молодой-то любил погулять. Вот так с одной погулял — и... Может, и не женился бы, но мать ему такую баню устроила, что поневоле пришлось.
       Отношения с женой были довольно холодные. Нет, он не пил, не сканда¬лил и деньги все отдавал, но домой приходил только ночевать. Ни разу жену не приласкал, не сказал ей нежного слова, да и изменял ей. Рождение дочери не укрепило семью. Ему неприятен был этот маленький человечек, хотя все говорили, что дочка у него хорошенькая. Он стыдился того, что стал отцом. Видимо, психологически не созрел для отцовства. И по хозяйству очень мало помогал жене. Квартира у них благоустроенная, в прошлом году приобрели садовый участок. Так он и в саду толком не работал. Хотя такой здоровый, что, как говорится, только пахать на нем. А осенью, когда жена наготовила вишневого варенья, уплетал его без зазрения совести.
       Ждет ли она его? Вернее, горюет ли, плачет ли? Наверное, не очень. Вот ему и наказание за все грехи. А если честно, то грехов у него немало...
       Алексей вспомнил другую деревенскую историю. Однажды трагически погиб его школьный учитель, попав в автомобильную катастрофу. Вся деревня плакала, провожая его в последний путь. Старухи говорили: «Святой человек был...» А одна бабуся обронила странную фразу: «Такие-то и там нужны». И кивнула на небо. Эти слова запали Алешке в голову. «Так, значит, нельзя быть святым человеком, — думал он, — надо немного и грехов иметь». Вот и жил по этому правилу.
       Ночь он опять провел плохо. Впрочем, в его положении понятий день и ночь не существовало. У него постоянно была ночь. Но, ориентируясь по часам, он придерживался привычного распорядка. Когда на поверхности был день, он пытался бодрствовать, а ночью старался уснуть, что, правда, не всегда удавалось.
       На следующий день, по его календарю — в пятницу, он снова выполз из машины и спустился в шахту. Где-то в глубине души еще жила надежда, что выход найдется. Может, он не заметил какой-нибудь вентиляционный ствол или еще что-нибудь в этом роде.
       Первое, что он увидел, спустившись в шахту, — вода ушла. То ли впиталась в грунт, то ли просочилась под завал. А его приямок был полон воды, и в отводной канавке сочился слабенький ручеек. В свете фонарика он видел, что вода течет, пробирается через преграды и теряется под обвалом.
       В поисках выхода Алексей провел целый день, сделав лишь перерыв на короткий и скудный обед. Деревянная крепь в шахте совсем сгнила, и он сначала с опаской поглядывал на потолок, но потом привык и уже не обращал на него внимания. Шпалы под рельсами тоже были деревянными. Несколько шпал, на удивление крепких еще, штабелем лежали сбоку, слегка присыпанные грунтом. По стенам болталась старая электропроводка. На рельсах стояли даже две вагонетки, но ничего похожего на выход не было.
       Посмотрев на ручеек, Алексей вновь попытался раскопать завал, но ничего не добился. Земля все сыпалась и сыпалась. Откуда ее так много, ведь наверху в этом месте провала он раньше не видел. Да и копать он толком не мог, потому что сильно ослаб за эти дни.
       «Чайку бы крепкого да горячего», — мечтал он, возвратившись в свою берлогу. «А почему бы и нет? — вдруг пришла в голову простая мысль. — Есть же паяльная лампа и канистра с бензином!» Сейчас его жизненное пространство достаточно большое, и он может вскипятить воду не только на паяльной лам¬пе, но и на простом костре — дров тоже навалом.
Алексей перетащил из машины в шахту канистру, паяльную лампу, кастрю¬лю, термос и кое-какой инструмент. Он решил сварганить что-нибудь получше чая.
       Для выполнения задумки пришлось пожертвовать термосом. Распилив его на две части. Алексей зажал верхнюю часть между шпалами и вылил в нее оставшиеся яйца. В нижнюю часть налил воды и приладил ее над паяльной лампой, сделав из толстого отрезка проволоки таганок.
       Вскипятив и заварив чай, Алексей налил в большую кастрюлю воды, очистил одного цыпленка от лишней соли и принялся варить суп. Свариться цыпленку до конца он не дал — не выдержал. Начал есть его полусырым, и съел бы всего, но все-таки через великую силу, собрав всю свою волю, оставил половину на следующий раз.
       Подкрепившись мясом и крепким чаем, Алексей опять остро почувствовал трагичность своего положения. Зачем ему еда? Зачем ему отдалять свой конец? Зачем ему несколько лишних дней мучения? Вспомнив, как молился вчера, он опять опустился на колени и закричал отчаянно в пустоту шахты:
       — Господи, ну прости мне грехи мои! Видишь, я на коленях перед тобой! Сколько
мне нужно стоять? Сутки? Неделю? Месяц?.. Сколько скажешь, столько и буду
стоять!
       Выкричав душу, он замолчал, но с колен не встал. Он стоял так час, и другой, и третий. Его стало клонить в сон, и, чтобы не упасть, он прислонился плечом к шпалам. Откуда-то издалека послышались шаги медленно идущего человека. Шаги приближались. Алексей схватил фонарик и посветил. Это был его отец.
       -Отец! — вскрикнул Алексей. — Ты пришел за мной?
       -Нет, сынок, — ласково ответил отец, — я пришел дать тебе совет. Ты должен прокопать в обвале проход. У тебя еще есть силы. Тебе их должно хватить.
       -Но тут работы на целый год!
       -Нет, сынок. Ты же знаешь: воронка обвала не вышла на поверхность. Значит, пласт обрушился не очень большой... Ты должен это сделать. Тебе никто не поможет. Машину твою не нашли и решили, что она провалилась в шахту. Несколько человек спустились в шахту, но с этой стороны тоже земля обрушилась и они не могли пройти в эту часть шахты. Тебя считают погибшим. Тебе повезло еще, что есть свет. Без света ты бы уже погиб... А у меня там очень темно. Я возьму твой фонарик. Прощай.
       Отец взял его фонарик и пошел.
       «Но как же я? — хотел крикнуть Алексей. — Ведь в темноте я погибну!» Но ему стало стыдно. Отец приходил ему помочь. А он даже спасибо не сказал.
       Алексей вскочил на ноги и бросился за удаляющимся лучиком фонарика, но споткнулся и больно ударился головой о крепь. А когда встал, то светлого лучика уже не было видно.
       —0тец! — закричал Алексей и снова бросился в ту сторону, куда, как ему
показалось, ушел отец, но наткнулся на стену и остановился потрясенный,
растерянный, не понимая, что произошло. Ведь он не спал. Он ясно все видел
и чувствовал. Он мог бы потрогать отца рукой. И где, кстати, фонарик?
       Алексей посветил спичкой, вернулся к шпалам, разжег паяльную лампу и стал искать фонарик. Посмотрев возле шпал, дошел до того места, где ударился о стену, но фонарика нигде не было. «Да что за наваждение? — тревожно думал Алексей. — Что это со мной было? Уж не приходил ли в самом деле отец? И как я теперь без фонарика?»
       Бензин надо было экономить, и Алексей погасил паяльную лампу. В темноте стало страшно. Но спичек тоже оставалось мало, и Алексей на ощупь стал пробираться в машину. Забравшись в кабину, включил свет и, с облегчением переведя дух, лег на сиденье. «Как же быстро человек привыкает ко всему, — подумал он о себе, — может сломаться, может превратиться в животное... Вот и ты уже начинаешь привыкать. Кажется, другой жизни и не было совсем... Нет, нет, ты еще не сломался, ты еще поборешься. Поборешься! Но как без фонарика? Может, костер разжечь? Шпал много, шахта большая... Нет, это не годится. Все равно в конце концов она заполнится дымом. Может, лучину сделать, как раньше?.. Господи, ну и дубина же я! Вот же свет. В машине два аккумулятора. Целое богатство. Только сделать все надо обдуманно. Лампочки взять самые маленькие, а аккумуляторы использовать поочередно. Тогда их хватит надолго... А вот насколько хватит тебя?»
       На следующий день, по расчетам — в воскресенье, Алексей исполнил заду манное и принялся за работу. В душе он понимал, что отец не мог прийти и все это ему померещилось, но в то же время ему казалось, что это какое-то предсказание. И уж, конечно, отец плохого не посоветует. К тому же фонарик он так и не нашел. Может, действительно в минуты наивысшего душевного напряжения возможна какая-то связь с умершим человеком? Или уж просто у него самого начинается «сдвиг по фазе»?
       За день он успел сделать немного.
       Вечером, за ужином, мысленно разделил все свои съестные припасы на порции и прикинул, насколько их хватит. Выходило, что еще на две недели. А если растягивать, то и на месяц. Но сможет ли он растягивать, ведь придется работать? Нет, наверное, его не дождутся ни мать, ни жена.
       Вдруг всплыл в памяти давний случай. Когда-то пошли они, несколько друзей вместе с женами, в поселковую баню. Татьяна — жена одного из товарищей — поставила сумку с чистым бельем на специально предназначенный для этого стол. Рядом какая-то женщина, которая уже помылась, поставила сумку с грязным бельем. И вот из-за такого пустяка Татьяна устроила жуткую сцену. Она накричала на женщину, которая поставила эту злополучную сумку, накричала на других женщин, вступившихся за ту, а заодно и на своего мужа, пытавшегося ее образумить.
       Алексею и сейчас было стыдно вспомнить ту сцену. Нет, его Валя такой выходки никогда не позволит себе! А ведь многие знакомые ему женщины могут запросто накричать на своих мужей, выставить их всячески в присутствии посторонних людей. А его Валюша, даже если он виноват-превиноват, при людях ему не скажет, дома, конечно, выскажет, но тоже без сцен.
       Вот только в любви она холодновата. Так при таком мужчине, как он, другая бы вообще мегерой стала, не то что холодной.
       Алексей припомнил свои любовные похождения и от стыда даже вспотел. Да, все-таки лучше его жены никого нет. Он ни с одной женщиной, кроме Вали, не смог бы жить. Мать-то его давно уже это поняла, а он... Сможет ли он искупить свою вину? Как она там, Валюша его? Если плачет и переживает, значит, он выберется отсюда, даже если ему придется копать целый год. Выберется и встанет перед ней на колени.
       На второй день работы Алексей выложился так, что к вечеру не мог стоять на ногах. От перенапряжения ломило голову В машину он еле-еле забрался. Взяв в рот кусочек сахару, свалился на свою лежанку и уснул, не успев разжевать его.
       Утром он проснулся разбитым и осудил себя за такую «ударную работу». Так можно загнуться раньше, чем будет прокопан туннель в обвале. Нужно экономить силы, работать рационально. Кстати, совершенно необязательно для отдыха и ночлега лазить в машину. Работа у него внизу, в шахте, еда там же, так зачем расходовать силы и время на лазанье туда и обратно? Можно ведь постель устроить внизу. Да, он так и сделает. Натянет на себя все тряпье, которое у него есть, и не замерзнет.
       Не откладывая на вечер, Алексей спустил вниз сиденье со спинкой, свое походное одеяло, а заодно и кусок брезента, который стелил на землю при ремонтных работах.
       Положив вещи на шпалы, он выпил куриного бульона и принялся за работу. Но оттого, что чувствовал себя неважно, дело продвигалось очень плохо. Вечером он пораньше закончил работу, чтобы получше выспаться. Однако когда выключил свет, ему сделалось не по себе в огромном пространстве шахты. Опять начала мерещиться всякая чепуха. Тогда он соорудил из шпал что-то вроде собачьей конуры. В маленьком пространстве почувствовал себя увереннее и спокойно уснул.
       Выспался он хорошо, чувствовал прилив сил и надеялся хорошо поработать. Но, вопреки ожиданиям, работа опять не шла. Что-то мешало ему работать, что-то отвлекало. Он ощущал какую-то внутреннюю тревогу «Ну вот, совсем зверем становлюсь, — подумал он с усмешкой. — Уже не разумом живу, а чутьем...». Алексей прислушивался к себе, прислушивался к тишине шахты, но не мог понять, в чем дело.
       Во время перерыва на обед он услышал сильный шум с той стороны шахты, где была машина. Охваченный еще неясной тревогой, он зажег щепу и торопливо зашагал к провалу. Подойдя ближе, увидел, что сверху опять сыплется грунт. Его дорожку, проложенную по откосу, засыпало, и расщелины, по которой он поднимался к машине, больше не существовало. Алексей хотел закричать, броситься наверх, но в глазах потемнело, и он неловко упал на спину, потеряв сознание.
       Очнувшись, долго соображал, где он и что с ним. Наконец с трудом поднялся и побрел на огонек лампочки, горевшей в другом конце шахты. Добравшись до своей конуры, лег на жесткую постель и бессильно закрыл глаза. Руки и ноги дрожали от слабости, в голове гудело. Алексей делал усилия, пытаясь сосредоточиться, но мысли ускользали и терялись где-то в темноте шахты.
       В каком-то тупом оцепенении он пробыл, наверное, не один час. Наконец встал и, взяв лопату, начал копать. Но дело опять не шло, лопата буквально валилась из рук. Он сел на камень и, опустив голову, — в который уже раз! — заплакал.
       Он долго сидел так, размазывая слезы грязным рукавом куртки. Ему казалось, что он уже успокоился, но слезы лились и лились из глаз. Оставив работу, Алексей снова лег на постель. Что же это было? Просто обвал или... Или вытащили машину? Просто обвал, или вытащили машину? Просто обвал, или вытащили машину?.. Он долго ворочался на жесткой постели, всхлипывал. Наконец незаметно для себя уснул.
       Проснувшись, Алексей обнаружил, что часы остановились. Видимо, забыл завести. Разозлившись на себя, стал соображать, что сейчас: утро или вечер. Решив, что все-таки утро, поставил стрелки на шесть часов. Как ни странно, но этот небольшой инцидент с часами значительно улучшил его состояние. Злость разбудила в нем силы. Он умылся холодной водой, выпил бульона и принялся за работу.
       Потянулись однообразные дни тяжелой работы. Алексей вставал в шесть часов утра, пил куриный бульон, приготовленный с вечера, съедал маленький кусочек мяса и принимался за дело. Работал не торопясь, размеренно, чтобы не расходовать зря силы. Уже на третий день он увидел, что обвалился не очень толстый пласт, но вот какова протяженность, оставалось только гадать. Хорошо, если двадцать-тридцать метров. А если сто? А если до самого ствола? Гоня прочь эти мысли, он упрямо копал и копал...
       На тридцать первый день у Алексея кончилась еда. «Ну что же, — сказал он сам себе, — еще два-три дня я поработаю, а там... А там никто не сможет меня осудить. Я сделал все, что мог»
       Проработал он не только три дня — он работал и на тридцать пятый и на тридцать шестой день. Он уже шатался, иногда падал и наконец, решил, что это его последний день. Это был действительно его последний день. В обед — хотя никакого обеда не было, а просто он отдыхал, навалившись спиной на земляной уступ, — ему вдруг показалось, что между осыпавшимся грунтом и верхом шахты виднеется небольшая щель. Ему уже много раз такое казалось, поэтому он не закричал от радости, не бросился из последних сил вперед, а продолжал спокойно отдыхать. Подкопив сил, он встал и, внимательно всмотревшись, понял, что на это раз ему не показалось.
       Подкопав еще немного, он протиснулся в узкое пространство и медленно сполз вниз по другую сторону завала. И сразу почувствовал, что воздух тут заметно свежее. Опираясь на лопату, он медленно побрел вперед. Основной ствол оказался даже ближе, чем он думал.
       Усевшись на полусгнившую ступеньку ходка, Алексей опять долго отдыхал, потом, собравшись с силами, медленно полез наверх. «Лишь бы не рухнул где-нибудь ходок, лишь бы не было второго перекрытия», — думал он, медленно карабкаясь по старым деревянным ступенькам. Алексей боялся, что, если ему на пути встретится какое-нибудь препятствие, он умрет от разрыва сердца. Но поднялся он благополучно, хотя и с большим трудом, потому что сил совсем не осталось.
       Выбравшись из копра, он невольно, подчиняясь внутреннему чувству, побрел к провалу. Еще не дойдя до него, увидел, что воронка провала огорожена металлической ажурной решеткой, а рядом установлен памятник. Возле памятника виднелась женская фигура, застывшая в неподвижной позе.
       Алексей, вглядываясь в женщину слезящимися от света глазами, медленно побрел к памятнику. Женщина встала и, вытянув руки, пошла ему навстречу. Вот их руки соединились и, уже теряя сознание и оседая на землю, Алексей успел сказать:
— Я люблю тебя.