Мне позвонила Ольга Толяновна Себятина и срывающимся от волнения голосом поведала следующее.
Волшебным вечером, когда луна собрала вокруг себя хоровод звезд, и сверчок на своем шестке начал выводить душещипательную мелодию, Оля прислушалась к внутреннему миру в поисках рифмы.
«Сверчок – шесток» – не стал париться мир, а выдал первое, что на ум взбрело.
«Экий ты не романтичный» – попеняла Ольга.
«Луна – с ума».
«Вот, уже получше».
«Коньяк – иссяк».
«Это уже до слез пробирает!»
Оля подсела к столу и застучала по клавишам компьютера:
На небе полная луна,
Я от нее схожу с ума.
Взобрался шустро на шесток
Упрямый маленький сверчок.
И с помощью шершавых ног
Из крыльев музыку извлек.
А в шкапчике моем коньяк
Внезапно для меня иссяк.
Муза за спиной Себятиной гнусно хихикнула и выпорхнула в форточку.
Ольга помахала ручкой вслед крылатой подружке и подошла к шкафчику. Распахнула дверцы и… остолбенела.
Бутылка стыдливо зарумянилась, стесняясь своей пустоты. Пятнадцать минут назад в ней было достаточно содержимого, чтобы разбудить романтические чувства хозяйки шкафчика, теперь же на самом дне притаилась жалкая лужица на пол глотка.
Какая-то сущность проникла в бар и нахально вылакала коньяк.
Уж не Муза ли? И сверчок подозрительно притих. И луна за облачко спряталась.
«Проучу я тебя, пьющая сущность!» – решила Ольга, и налила в бутылку крепко заваренный чай.
Сама вышла покурить на балкон. Затянулась, как следует, и… услышала грохот бьющейся посуды.
Так и есть! Осколки бутылки валялись в луже чая на полу, символизируя собой полное отчаяние, а мимо Ольги просвистел холодный сквозняк, устремляясь в пасть раскрытой балконной двери.
– Что-то мне жутковато как-то, – призналась Толяновна. – Боюсь одна спать ложиться.
– Я сейчас прилечу! – пообещал я, бросая трубку на диван.
И вот я уже баюкаю на груди милую женщину, разглядывая лунные блики на потолке, один из которых уставился на меня зловещим немигающим глазом.
Озябшей от страха рукой я дотянулся до тумбочки, на которой стояла принесенная мной бутылка, нашарил в темноте эту бутылку и плеснул точно в рюмку, как будто кто-то подставил ее под струйку коньяка.
В тот же миг блик с потолка переместился на тумбочку и осветил рюмку. Я с ужасом заметил, как убывает налитый в нее коньяк.
– Да не боись, мужик! Все путем! – услышал я веселый женский голос, и как-то сразу страх улетучился.
Я страстно поцеловал Олину макушку и погрузился в безмятежный младенческий сон.