Ребята двигались на юг по левому берегу.
Куг - Ги тысячи раз ругал себя за безумный поступок. Ему надо было бы отослать детей на Белый Остров. Но вот они миновали вслед за Виктором большое расстояние, равное половине Анорры, по Проходу, не связанному с Цепью. Вот остались позади оба Кирпичных Моста. Вот они поравнялись с крепостью, в окрестностях которой попал в плен старший Лаэнса. И вот остановились в том месте, откуда путь до Тихого Озера был кратчайшим. Стояли и смотрели на все эти укрепления, на прекрасные деревья Лесного Края.
- Вы устали, - сказал Куг-Ги Янеку и Тхаа. – Всё лето в седле, спите в палатке, питаетесь чёрте чем…
- Что?! – возмутился Тогу.
- Ладно, питаетесь хорошо, но всё лето в пути. Так нельзя. Вы хотите увидеть мам и сестрёнку с братишкой. Давайте, мы с Тогу сами вас проводим на Белый Остров? Сделаю магический портал, прыг – и вы дома. Мы не будем волноваться. Если проиграем – вас спасут. Подумайте, куда мы вас денем на поле боя?
- Я могу пригодиться, как врач, - мигом сориентировалась Тхаа.
- А я – как волшебник. Она – тоже, - напомнил Янек.
Куг-Ги покачал головой.
- Хочешь увидеть битву, дружок? Я видел, какие ты порой совершаешь прыжки, чтобы не наступить на муравья. Это не для тебя.
- И не для тебя. Но ты идёшь туда.
- Но мне не двенадцать лет. Я чуть старше.
Тогу дошёл до белого каления и вышел из себя.
- Как вы меня достали! – тяжело вздохнул он. – Куг-Ги, ну пусть они доедут с нами до границы, а там мы их отошлём.
Но на границе Нетума дети наотрез отказались покидать Тогу и дядю. Они взбунтовались, хамили, дерзили и даже нагло грубили.
«Виктор, помоги! Что мне с ними делать?» - взмолился Куг-Ги и получил ответ: «Пусть едут с вами. От них тебе никуда не деться, ты должен быть с ними. Или сидеть в Лесном Крае или уж так».
И всё же Хранителя Кораблей терзала совесть. Война и дети… Особенно Тхаа…
В самом начале Виктор намного оторвался от компании. Всё – таки путешествие с детьми занимает больше времени. Но теперь расстояние понемногу сокращалось. Янек порой вглядывался в даль – не увидит ли он папу? Он не подождёт их, он спешит. Но спешили и они.
- Куг-Ги, - шепнул мальчик в ухо дяде как – то на привале, - ты слышишь, как они говорят? Вообще отбились от компании. Скорешились. «Мы с Тогу». Ха! «Мы с Тхаа». Может, они понравились друг другу? Ну, как мужчина и женщина.
- Да ничуть, - подумав, ответил тот. – Было же сказано: только дружба. Оба идейные и принципиальные.
В крепость Лере, последний городок Лесного Края на юго – востоке, путешественники заехали, чтобы пополнить запасы. Куг-Ги не очень скрывался, но всё же был осторожен: его ещё не оправдали официально.
Воевода Льет был всего лишь года на четыре старше всеобщего дяди. Он тоже рос в Поющем Доме. Он был счастлив видеть всю компанию и устроил им роскошный ужин. Тогу моментально нашёл себе собеседника в лице жены Льета. Она диктовала, а он записывал рецепты. В конце концов был призван повар и все трое уселись в углу, безмерно довольные приятной беседой.
- Ты – то чего идёшь на юг, Гошик? – при посторонних, при поваре, например, Льет называл Куг–Ги так. – Чем ты там поможешь? Ты такой, что и муравья не обидишь. Ты, конечно, герой, я имею в виду наши прошлые приключения, и Тайную Дорогу, и всё такое, но… Лучше бы охранял этих детей и Елицу на Белом Острове.
- Я просто иду к Эжену. Это всё.
- А не вообразил ли ты себя всеобщим спасителем? Вот мол, убью Фе – и спасу весь мир.
Куг-Ги расхохотался.
- Какого лешего мне это надо? Да вы все знаете отлично – я не смогу. Я добрый. Не гожусь я в спасители мира. Но всё должно кончиться хорошо. Яночка спасёт всех. Она уничтожит Сердце Реки и…
- И что?
- Не знаю, - сознался маленький домовой, сидевший за столом в человеческом облике.
С него вдруг слетела весёлость, он прижал руки к щекам и смотрел на Льета остекленевшими глазами.
- Эй, эй! Только не молчи, я знаю эту твою привычку. Что случилось? Давай, говори! – перепуганный товарищ тряс его за плечи.
- Мы никогда не думали, что будет потом. Почему это должно произойти именно сейчас?
- Да, действительно, почему? Потому что не Акорс, а Фе настоящая опасность, так?
- Что сделает Фе?
- Уберётся в свой мир, разве нет? Хотя, наверное, нет. Тогда в чём смысл? Я никогда не верил, что Сердце Реки – просто ваша семейная игрушка. Оно призвано решить судьбу Иллена. Наверное, это должно произойти, когда вот такой катаклизм. Как вы говорите, там написано? – Льет торопил Куг-Ги взглядом и жестами.
- Все желания мира, - вздохнул домовой.
- Просто ненормальный Лаэнса был ужасным эгоистом. Сердце Реки – это его воля и его желание. Оно держится на этом. А все желания мира – это ключ к его разрушению. В такие моменты желания просты, ясны и сильны, - высказался из угла юный Стани.
- Во Тогу даёт! – восхитился Янек. – Ведь это действительно так. Наверное.
- Даже скорей всего, - подхватил Льет.
- Что же ты Яне–то не сказал, - огорчилась Тхаа.
- А разве она не должна сама догадаться?
- Что будет с Яной? – тихо спросил Куг-Ги. – Об этом нигде не
говорится, а мы не знаем.
- Знаем, - опять влез Тогу. – В бумаге же сказано: Сердце Реки не позволит причинить ей зло.
Льет подумал и сказал:
- Я даже знаю, какое зло. Фе так просто не отступится. Он попытается изловить эту вашу девочку. И не где – нибудь, а на Забытой Скале.
- Я записал обалденный рецепт одного такого блюда. Холодец называется, - попытался перевести разговор эльф.
- Как раз в такой момент, когда все желания…
- Очень недорогое блюдо, но, говорят, вкусное до невозможности.
- Чего он там хочет? Использовать Акорса, как безмозглое орудие уничтожения?
- Правда, волынки много. Свиную ногу сварить, а потом… Или давайте лучше поговорим о живописи, - не унимался Тогу.
- Замечательное желание у Фе, - не врубался Льет. – Вполне достойное катаклизма и Забытой Скалы. При чём тут холодец?
- А интересно, правда ли, что прежде чем рисовать акварелью, нужно лист намочить? - повысил голос Стани.
- Да, правда, - оседлал любимого конька художник. – Бумага должна быть особая, толстая и шероховатая. А если ты хочешь использовать масляные краски…
- Конечно, армия Фе в этот день победит. Результат катаклизма, - рассуждал воевода сам с собой.
- … тут обязательно нужен специальный растворитель. Разведёшь краску – и можешь писать тоненькой – тоненькой кисточкой что – то очень маленькое. Разве не чудо?
- А с Яночкой Фе церемониться не будет. Может и убить. – Все уставились на Льета. – Или ещё того хуже. Говорят, она волшебница, а Илоу, этот его помощник, которого ты, Гошик, ещё выкупить хотел, совсем от рук отбился. Вдруг он захочет его заменить? Придёт на Забытую Скалу…
- Я убью его, - сказал Куг-Ги, изменившись в лице. – Я убью его, если он хотя бы попытается причинить зло моей девочке.
Тогу, вставший было, чтобы чуть–чуть придушить Льета, сел на место.
Судьба. И тут он бессилен.
- С Яночкой провожатый, разве он не защитит? Может, Яна успеет, пока ещё её не поймали? – пролепетал Янек.
- От Фе, пожалуй, защитишь, - вмешалась жена. – Он сцапает её потом. Просто из мести. Даже если наши победят.
- Да, - сказал Куг-Ги. – Я буду там или всё – равно где. Раз это могу сделать только я, пусть так и будет. Я свяжу себя Узами Мести. О, Льет, поверь, мне есть за что мстить. Но мне наплевать на всё. Я сделаю это для Яны. Чтобы он убил её или сделал из неё Илоу номер два? Да никогда! Клянусь.
Никто не смел возразить. Льет прикусил язык. Он наткнулся на взгляд, который так перепугал Яниного отца у Кирпичного Моста в Н’дэре. Он проклинал свою болтливость. Но с другой стороны, кто – то же должен защитить эту девочку.
- Я буду с тобой, - сказал Тогу.
- И мы, - пискнули дети.
- Хорошо, - на удивление легко согласился Куг-Ги. Вряд ли он понял, что ему сказали. Он был очень испуган собственными словами и собственным намерением. Одно дело рисковать собой в пылу схватки, когда всё решает секунда. Совсем другое – сознательно искать свою смерть. Сколько дней пройдёт? Спасибо тем, кто заставил его отказаться от мести в замке Крэис. За это время он бы с ума сошёл.
- Хорошо, - повторил Куг-Ги, - только вот вопрос: где же, чёрт возьми, эта Забытая Скала?
* * *
- Я не знаю, Яна, - в тысячный раз повторил Ссейдин. – Я честно тебе говорю: не зна–ю. Но мне известен весь Иллен. Как только ты нарисуешь дурацкую Скалу или хоть просто сообщишь мне её приметы, мы отправимся в путь.
- Может пройти два года!
- Нет. Несколько дней. Поверь, они тоже для чего – то нужны. Для кого – то. Для меня. Ты многому меня научила. Так классно! Я теперь могу готовить, стирать, зашивать одежду, делать уборку, полоть огород, топить печь, носить воду, косить траву, копать грядку, учить стихи, читать про любовь и даже рисовать. Я пел последний раз шестьсот лет назад. Я даже не знал, что животным необходимы имена. Чего, думаю, к ним вечно обращаются, как к людям? Я никогда не пытался научиться плавать. Я не думал, что сушить сено – это так интересно. Я не понимал, что видеть развалины городов так грустно. Когда ты плакала там, в этих руинах у реки, я не жалел о прошлом. Я мечтал увидеть городишко возрождённым. Это – впервые. Это из – за тебя. Не жалей, что ты не с друзьями. Ты тоже помогла мне стать человеком.
- Я? Но как?
- Сам не понимаю, - развёл руками бывший Акорс.
С ним было прикольно. Он не знал назначения самых простых предметов, но запросто рассказывал об основных принципах устройства компьютера, мобильного телефона, космической ракеты или тех электронных штучек, что время от времени подбрасывал ему Виктор. Стоило только тему затронуть. Ссейдин всюду таскался за Яной. Он требовал внимания, словно трёхлетнее дитя. Он отбирал всё её свободное время и задавал тысячу вопросов в минуту. Он всё время был на подхвате. Увлечённо жарил кабачки, мыл полы, стирал, выбивал коврик, перетирал смородину с сахаром и потом сам же объедался ею.
Яна чувствовала себя королевой. Взамен она должна была всего лишь развлекать Ссейдина рассказами и отвечать на его вопросы. Она сбилась со счёта, сколько книг ему пересказала, сколько выдумала на ходу смешных историй и сколько раз описала свои приключения, начиная с того дня, когда нашла в Истоке Сердце Реки.
Когда Яночка озверевала от приставучего типа, она шла в мастерскую изводить бумагу и думать о Забытой Скале. Ссейдин плёлся за ней, но сидел тихо. Он обнаружил на чердаке залежи любовных романов, а в комнатах – сборники стихов, сидел и читал. Когда Яна бросала бессмысленное бумагомарание, она учила рисовать бывшего Акорса. Он уже разбирался в том, что такое перспектива, лихо смешивал краски и перестал рисовать ствол дерева в виде коричневой морковки.
День сменял вечер, птицы заливались в саду и в лесу, шуршали ежи и мыши, от реки слышались свои звуки. Яна осваивала пять аккордов на замученной ею гитаре. Ссейдин ходил кругами, дожидаясь, когда настанет его очередь.
- Чего ты маешься? Пой лучше, - говорила Яна.
Он уже знал наизусть песни кота Леопольда и Наташи Королёвой. И делал ей замечания, потому что Яна часто играла неправильно, а у Ссейдина оказался замечательный слух.
Ваську они не пускали во двор и тем более на огород: растопчет что – нибудь и не заметит. Ящер просовывал голову в раскрытые ворота и тихонько курлыкал в такт музыке. За это они угощали его чем – нибудь вкусненьким.
В подвале было полно варенья, компотов, маринованных грибов, всяческих овощей и консервов. Например: «Тушёнка Люберецкая», «Сайра с добавлением масла», «Молоко сгущенное. Белгородский продукт». Яна тихо ухохатывалась, читая эти названия. Куг - Ги и Дини активно поддерживали российского производителя.
- Но можно ли это есть? – в первый день усомнилась Яна.
- Думаешь, им для тебя жалко? – усмехнулся Ссейдин, и девочке стало стыдно.
Чтобы чем – то отблагодарить хозяев дома, они придумали делать запасы дров и сена. Дини и Куг-Ги самим некогда в этом году, а гостей полно и все хотят тепла и корма для лошадей.
- Прекрасное лето, - говорила Яна, размахивая маленькой косой – горбушей. – Самое лучшее в моей жизни.
- В моей тоже, - улыбался бывший Акорс. – Жаль одного. Я никогда больше не смогу ощутить этот восторг свободного полёта. Раньше у меня была надежда, было такое желание. Теперь надежды нет, но желание осталось. И я его боюсь.
Он не сказал, почему боится. Фе может его легко осуществить, если тоже явится на Забытую Скалу.
Яна устала ждать. На жаре сено высохло быстро, они впрягли в телегу Машку и перевезли его куда положено. Впрягать своего коня Ссейдин не позволил - уж очень породистый зверь у бывшего владыки почти всего Иллена. На Яну напали тоска и беспокойство, она стала раздражительной.
- Всё из – за тебя, Акорс, хоть ты и Ссейдин, - говорила девочка. – Год сухой, совсем не грибной.
- Зачем тебе грибы?
- Чтобы сделать тебе ужин.
- Возьми в погребе.
- Это не то. Мы бы с тобой пошли в лес, искали бы, радовались. Это азарт. Ты умеешь отличать съедобные от несъедобных?
- Если гриб пупырочник добавить в отвар из корня тростника – плавуна и смешать всё это с настоем болотной травы кровососки, и это зелье добавлять в питьё добропорядочному отцу семейства, он сопьётся.
- Что? – отшатнулась Яна.
- Сопьётся и отбросит копыта очень быстро.
- Чем сопьётся? Отваром?
- Нет. Вином и водкой. Его будет без конца тянуть на крепкие напитки.
- А зачем ты мне это говоришь?
- А вдруг у тебя муж нелюбимый будет.
- Тогда я ему подложу бледную поганку. Скажи противоядие.
- От бледной поганки его нет.
- От пупырочника.
- А! Ну слушай… Я всё это проходил в Твизе.
- Ты учился в Твизе? Я тоже хочу.
- Тебе нельзя. Опасно для жизни. Будешь учиться в домашних условиях. Ты из Маленького Народа, да ещё из Лишённых Имени. Люди суеверны, пугливы и держатся за старое. Береги себя.
- Да, Куг-Ги мне говорил то же самое. Он тоже хотел там учиться, но было нельзя.
- Я был не такой, как все, - вспоминал Акорс. – Чурался людей, считал себя выше, но ощущал неполноценным. Всё время проводил с книгами, а не с ними. Надо мной смеялись, но я считал, что виноваты они. А ведь это был замечательный случай научиться общаться. Но у меня в душе были непонимание и злость. И, наверное, зависть. А потом мне стало всё равно. И что мне было с этим делать?
- Ты просто ещё не дозрел тогда, - утешила его девочка.
Ссейдин разглядывал Яночкин браслет.
- Ты передай своему приятелю от меня, пусть будет осторожен. С таким талантом можно натворить страшных дел.
- Или хороших дел, - возразила она. – Янек страшных не натворит.
- Так считал и его тёзка, когда замышлял свою мерзкую стекляшку.
Яночке стало страшно. «Непотушенный костёр», - вспомнила она. Неужели это и про Янека?
Ссейдин кивнул головой. Но тут же утешил:
- Не волнуйся так. Он хороший. И мы рядом.
И вот однажды пошёл дождь.
- Как думаешь, Яночка, одного дождя хватит, чтобы выросли грибы? – спросил Ссейдин, показывая на небо.
- Я не знаю. Может, нужно два дождя. Может три. Что это? Тучи? Это сделал ты?
Яна и предположить не могла, что Акорс может вызвать что – нибудь, кроме пожара, песчаной бури или урагана.
- Это не я, - сказал он. – Просто пришло время и здесь пролиться дождю.
Разразился ливень – и это было прекрасно. Они ушли в дом только когда уже совсем замёрзли. Они смеялись и протягивали руки к небу, и скакали по лужам.
- Я так скучала по дождю, - сказала Яна.
- Я тоже, - сознался бывший Акорс.
Ливень с той же силой поливал землю до самого утра.
Вечером Яна и Ссейдин сидели в мастерской. Он пытался изобразить натюрморт из кувшина и двух яблок, девочка, как всегда, мучила бумагу. Дождь приятно стучал, и ей вспоминалось Грибоедово, где ливни без конца, и протекает крыша, но как же она соскучилась!
- Я больше не могу, Ссейдин. Пусть бы всё скорей кончилось.
Яна принялась в тоске бродить по мастерской, перебирать листы и картины, что стояли у одной из стен. Их явно приготовили на продажу.
Одна из них так и притягивала взгляд девочки. У неё было искушение чем – то дополнить изображение. Но нельзя. Это чужая картина, она уже готова, и Яночка своей детской неумелой рукой не имеет права ничего подрисовывать. Поэтому она убирала картину с глаз долой.
Но сейчас девочка вытянула её и поставила на мольберт.
Золотая Река, такая как недавно. Никакая. И заросшая тростником. За ней – на холмах широким полукругом – настоящий лес. Редкие кусты у воды. Посередине полукруга – невероятная куча камней. Они угловаты, желтоваты и навалены так, словно их кидали с неба. Вблизи, наверное, они огромны и вся куча грандиозна. Она напоминала Степные Скалы, но только цветом.
- Что это, Акорс?
Никакой реакции. Он не желал отзываться на прежнее имя.
- Ссейдин, что это за место? Как называется? Где оно?
- Это, Яночка, Песчаные Ступени. Ты там не была?
- Когда?
- Когда гостила у дяди в Нетуме.
- Я гостила там один день. Ну два.
- Если бы башни Столицы были раза в полтора выше, ты могла бы увидеть лес. Это место в лесу. На восточном берегу. В Нетуме есть рощи, перелески, грибы, наверное. Из Синего Города можно доехать верхом. Что ты делаешь? Куг-Ги тебе голову оторвёт.
- Идиоты, - ругалась Яна. – Объехать полсвета, когда эта штука прямо под носом!
Она простым карандашом водила по чужому и дорогому, наверное, полотну.
Она закрасила все тростники и кусты очень небрежно. Её трясло от возбуждения. Серая мазня на красивой картине должна была обозначать широкий разлив Золотой Реки шестьсот лет назад. Лес соскребать Яна не стала, но тогда он рос гораздо дальше от этого места и склоны холмов заросли ковылём и цветами. Прямо на деревьях девочка обозначила тонкие ниточки трав.
Кусты у подножия Песчаных Ступеней были и раньше, но не в тех местах. Наплевать. На ветках завязаны ленточки. Ленточек не было.
Чуть ниже самой высокой точки, немного скрытый камнями, стоял человек. Он был молод и счастлив. У него было желание – и оно сбылось. Это поможет ему в осуществлении следующих желаний, далеко идущих планов и задумок. И мести.
У него на поясе фамильный меч, в полусжатой ладони – Сердце Реки.
Ян Лаэнса.
- Что ж, - сказал Ссейдин, - завтра в путь. Ты довольна?
- Мне страшно, - призналась Яна. – Я боюсь Фе. А так… Конечно, довольна.
Дождь постукивал в окно. Девочка загрустила. В расписном домике ей больше нечего было делать.
* * *
Вот уже несколько дней ни та, ни другая сторона не предпринимала ничего. Это радовало – ведь не приходилось рисковать людьми. Однако в городе совсем не было припасов. Жители Столицы, перенесшие столько лишений, теперь снова страдали от голода. Степан Пыльный был суров, но справедлив. Он взял процесс распределения продуктов в свои руки и по городу зазмеились очереди. Просвещённый поэт действительно как – то незаметно начал считать Элоизу взрослой, рассказал ей о блокаде Ленинграда, напугал девочку до полусмерти и получил неслыханную взбучку от Марыси. Конечно, она на этом не остановилась, наябедничала Недди, и Степану досталось ещё и от него. Затем – от Эжена. Призрак смотрел на поэта осуждающе.
- Девочка столько пережила, а ты… - вякнуло призрачное существо. – Вот будут у тебя дети – пугай их.
Элоиза лежала в постели, отказывалась от еды и плакала. У неё даже поднялась температура. Ей было всех жалко и она не слушала утешений. Тогда Эжен просто наложил на неё чары забвения – и утром девочка уже не могла понять, что это она так распереживалась.
За стенами города дела обстояли немногим лучше. Фе, рассчитывая взять город в первый же день, захватил маловато припасов. Охотиться было не на кого, а трава частично сгорела, частично её вытоптали, а то, что уцелело – пожухло от предыдущей жары и засухи. Так что лошадям приходилось ещё хуже. Хорошо хоть лишённые воли воины недоумевали, но не жаловались.
- Удивляюсь я тебе, Эжен, - сказал правитель, снова застав друга на стене. – Зачем тебе это надо? Что изменилось от твоих душещипательных бесед с этими парнями?
- Изменится, Недди, изменится. И пойдёт нам на пользу.
- Но тебе тяжело. Ты видел себя в зеркале?
- Мне неслыханно повезло, дружок. Да, тяжело. Но там есть эти мальчики, Илоу и Оли. Они необыкновенные. Они помогут пробудить их души. Ты не знаешь, Недди. Если бы не Илоу, войско Фе было бы непобедимым. Парнишка составил такое заклинание, устроил так, что эти люди способны испытывать страх. Поэтому мы до сих пор справлялись. На самом деле, Фе без Илоу – ничто. Он ленив, а замахнулся слишком на многое.
- И Илоу сам же стал жертвой своих чар. Здорово. Между прочим, не он ли сделал Фе бессмертным и почти неуязвимым?
- Не суди его, Недди. Мальчик несчастен. Он действительно раб судьбы. Но я скажу тебе больше. Скоро прибудет помощь. В этот день состоится последняя битва. Всего несколько дней потерпеть.
Недди верил Эжену. Ему верили все. Он поддерживал, убеждал, уговаривал, он был рядом, он обещал, что в день последней битвы изменится всё. В лучшую для них сторону. Но как и почему?
- Я так говорю только для того, чтобы люди не пали духом, - признался другу Эжен. – Я не знаю, кто выиграет. Не оракул же я на самом деле. Только вот мне кажется, в этот день Яночка придёт на Забытую Скалу.
От этих слов похолодело сердце Недди. Фе отправится туда же – это точно. Не упустит же он последнюю возможность.
- Что будет с моей девочкой, Эжен? Как защитить её?
- Что ты сможешь сделать? – не своим голосом сказал Хранитель.
«Ну не дурак ли я, - думал Недди. – Я не смогу, но сможет мой Куг - Ги. Он будет там, это точно. Он защитит Яну. Эжен знает. Конечно, знает. Оттого он такой. Это знание доконает его. Даже здесь я не смогу помочь».
- Мой брат художник, продолжал Эжен. – Не воин. Он вообще странный. Он не в состоянии поднять руку на человека. И я боюсь…
- А ты спроси – ка этого Илоу. Вдруг он и здесь чего – нибудь нахимичил. Чего – нибудь этакого, непредусмотренного Фе.
- Уж тут – то Фе не допустит халтуры, ведь дело касается его священной особы, - усмехнулся Хранитель через силу.
- Чего ты боишься, Эжен? – решился всё – таки спросить правитель. – Того, что твой брат погибнет или что Фе останется жив?
- А ты, Недди?
Он не нашёлся, что ответить. Он сказал просто:
- Я боюсь за мою Яночку. Она маленькая ещё.
- Это правильно, - шепнул Эжен и до боли сжал его плечо. – Думай только о ней. Нашему Куг-Ги не будет одиноко. Ведь я уйду с ним.
- Ты что, что ты, как можно такое говорить? – испугался Недди.
- Я обещал, что убью Элиота, отомщу ему за всё и за всех. Я сделаю это. А потом… всё – равно.
На стене объявился пританцовывающий от радости предок.
- Слушайте, слушайте! Они уже близко – близко. Они будут здесь завтра утром. Люди и эльфы севера, Анорры и Н’дэра. Они идут все вместе по Тайной Дороге.
Эжен и Недди переглянулись.
- Значит, завтра?
- Да.
- Пойду покомандую, - сказал правитель. – А ты иди отдохни.
Эжен отрицательно покачал головой.
- Ты ступай. А я хочу быть здесь. Видеть всё это. Пока могу.
И он показал на небо, Реку и степи.
И Недди, кусая губы, пошёл было к лестнице. Предок увязался за ним, чтобы в очередной раз поклясться, что знать не знает, как спасти Эжена. Хотя бы его.
Но в голове правителя почему – то зазвучал голос Фе, слова, обращённые к его другу.
- Эжен, ты слышишь меня? – вопрошал Фе. – Время пришло. Я узнал, где Забытая Скала. Очень скоро я отправлюсь туда. Ты понимаешь, что тогда будет? Я уничтожу тебя, твой мир, твоих братьев, твою жену, твоих детей, племянника и друзей.
Фе говорил с хозяином Лесного Края.
Недди вернулся к Эжену. Тот никак не реагировал. Возможно, это была не первая такая нападка Фе. Но почему слышал он, Внедрилий?
- Я сделаю так, что в Лесном Крае засохнет каждое дерево, каждая былинка. А Золотой Реки не будет. Так – то.
- Почему я слышу его? – спросил правитель.
- Сейчас его слышат все, кого он хочет запугать. Пытается выступить с каким – то заявлением. Давай послушаем, зря, что ли человек старался? Сложное колдовство для тех, кто не Хранитель.
- Акорс и эта девчонка будут моими рабами. Ваш общий брат, Куг-Ги, - ничтожество. Он не тронет меня. Но я убью его. Приятно тебе это слышать, Эжен? Что молчишь? Приём.
Ответил другой Голос, и Фе едва не уронил чашу с водой, которую держал и в которую бухтел, как в микрофон. Он увидел в ней свою погибель.
- Поговори со мной, председатель. Примерно также.
Фе отодвинул чашу от лица. В этот момент желание увести войско с Иллена было огромным.
- Сделай же это. Тогда я оставлю тебя в покое.
Диктатор не поверил. Сам он никогда никого в покое не оставил. Вот и судил по себе.
- Сделай это – и я забуду о мести, обещаю.
Обещаниям, которые нарушил председатель, не было числа. Клятва ничего не стоит. Фе взял себя в руки. Он обратился к своему врагу деловито и вполне миролюбиво:
- Я, собственно, затеял это, чтоб сообщить тебе кое – что. Маленький плешивый Куг-Ги беспокоится за свой Иллен – как трогательно! Лучше Куг-Ги не лезть в мои планы – иначе Иллен погибнет быстрей. Никакие Хранители не помогут, когда иссякнут Исток и вода в Золотой Реке. Отчего же так случится, хочет знать Куг-Ги. Да оттого, что Куг-Ги трус. Он не тронет Фе, но Фе тронет его. Ох, как тронет. Не сможет сам – натравит на него Акорса, прикажет Сердцу Реки убить глупого блохастого домового. Куг-Ги лучше не ходить к Забытой Скале.
- Жирный вонючий Фе выжил из ума, - отозвался Хранитель Кораблей. – Благородный и славный Куг-Ги не понял, при чём тут Золотая Река.
- Ах, я не сказал? Ну так скорей прочисть и развесь свои, заросшие шерстью, ушки. Остроумный и находчивый Фе кое – что предпринял. Сюрприз. Тот, кто хочет связать себя со мной Узами Мести не знает, что связан другими узами. Кто это сделал по просьбе хитроумного Фе? Это сделал тряпкоподобный Илоу, о котором так беспокоился Куг-Ги.
- Просто Клуб весёлых и находчивых. Не скажет ли, наконец, многонеуважаемый и косноязычный Фе, что сделал этот бедный Илоу?
- Непобедимый и неуязвимый Фе ответит бестолковому Куг - Ги. Он – Хранитель Лаэнса, не так ли? Вечно трепещущий Илоу чуть усилил его связь с Золотой Рекой. Нет, очень хорошо усилил. Противоестественно. В тот миг, когда перестанет биться сердце Куг-Ги, иссякнет и погибнет Золотая Река. А значит и что? Правильно, Иллен.
Наступило молчание. Недди боялся взглянуть на Эжена. Отчего молчит их брат? Почему не ответит?
- Сознательному Куг-Ги лучше держаться подальше от всесильного Фе. Лучше поберечь свою лишайную шкурку. Лучше потянуть время: авось случится чудо и этот обречённый мир выживет. Долго-долго прятаться от умного Фе.
И снова молчание.
Ответил Виктор.
- Ничтожному Фе следует обдумать вот что. Кто знает, может Золотая Река всего лишь символ? В любом из миров реки меняли русла, исчезали одни и рождались другие.
- Слышишь, Куг-Ги? Твой старший брат толкает тебя на самоубийство. Ему плевать на Иллен. Кто знает, что у него за цель? Может, занять место Фе? Это слышат ваши дети. Что они подумают о добреньком Викторе?
- Ни слова больше. Ни слова вы, трое.
Эжен поднялся на ноги. Властью короля и Хранителя Вод он оборвал все Голоса, все разговоры.
Такие беседы замечательно поднимают боевой дух.
Пусть их не будет.
- Не надо так, Эжен, - попросил правитель. – Не верь ему. Он чёртов интриган. Ты сам говорил: он хочет сломить меня и вас.
- А если правда? Недди, тогда всё напрасно. За что мы боролись? Как он посмел сказать такое про Виктора? При детях?
Хранитель был на грани истерики. Недди сказал:
- Отчего ты веришь ему, но не веришь мне? Сердце Виктора мудро. Оно видит то, что не видит разум. Может, это самонадеянно, но я говорю: сердце подскажет путь и увидит выход. А я помогу.
- Как?
- Это моя забота. Иди отдыхай, Эжен, а то я пальцем не шевельну.
- Но скажи мне…
- Нет. Просто верь мне больше, чем Фе. Ведь твой побратим я, а не он.
Хранитель кивнул и, спустившись со стены, добрался до Золотого Дворца. Там, поддавшись беспредельной тоске, он сделал то, чего делать не следовало. Толкнув дверь кабинета Недди, Эжен вошёл и протянул руку к манящему и переливающемуся всеми красками лета дальнему берегу на картине. Тёплая река подхватила его, измученную несправедливым проклятием душу, повлекла за собой, обещая покой и отдых от всех страхов, от боли, завладевшей его телом.
«Куг-Ги, братик…»
«Я слышу, Эжен, я знаю. Просто подожди меня, потерпи до завтра. Вдвоём не так страшно. Обещай».
«Я подожду. Обещаю».
Его так и нашли на полу в кабинете правителя накануне великой последней битвы. Он просил – и в городе не узнали. Он чуть слышно шепнул, что будет сражаться завтра, но ему не поверили.
* * *
- Да что с вами со всеми? – спрашивал испуганный Льет, в то время, как его жена Ольга, привезённая из Москвы, пыталась напичкать Янека цитрамоном.
- Ой! – стонал мальчик. – Ой–ой–ой! Знать не знал, как это, когда голова болит. Чего это она так? Зачем это она вдруг?
- Пей таблетку – и всё пройдёт, - уговаривала Ольга. – Давай – ка, открывай рот. Ам! Молодец. Вот водичка.
- Наверное, погода меняется, - сказала Тхаа. – Она скрючилась в кресле и тоже держалась за голову. – Такой шум в ушах, ужас! Это не происки Фе? Что-то он начал было вякать...
Это были происки Куг-Ги. Поняв, что Фе устроил конференцию, лишь бы сказать какую – нибудь гадость, он мигом сориентировался и был прав. Дети не должны этого слышать. Можно ли лишать их надежды? Завтра Иллен перестанет существовать и никому не спастись. Но зачем пугать детей?
- Зачем они нас выставили из комнаты? - недоумевал комендант. – Что происходит?
- Ох, Льет, не сотрясай воздух, не говори так громко – башка отваливается, - попросили дети.
Тем временем Тогу за закрытой дверью стоял на коленях перед диваном, на котором лежал Куг-Ги, и держал в ладонях руку всеобщего дяди.
- Нас обложил чёртов Фе со всех сторон, - рассуждал эльф. И так конец и этак. Одна надежда, что Яночка успеет.
- Но тогда он всё – равно что – нибудь сделает с ней. Или убьёт, или… Нет, Тогу, нет, я не могу допустить.
- Мы. Мы не можем допустить. Я, ты, ребята. Хватит хандрить и валяться. Ещё не конец, и твой брат ещё жив. Вставай и ищи место.
- Да, - сказал Куг-Ги и сел. – Конечно. Я найду. Мы уже знаем, что это в Нетуме, может, даже совсем рядом. Акорс и Яночка летят сюда. Я рисовал землю, которую они видят. Пока всё понятно. Я так думаю, они изловили Ваську. А Фе всё бьёт баклуши, ругается и жрёт.
- Не отвлекайся. Ты сказал, что поймёшь, где они приземлятся и куда направится Фе.
- Может, сегодня вечером даже. Я буду там.
- Мы будем там.
Куг-Ги помолчал, обдумывая что–то, потом сказал:
- Тогу, я должен быть свободен. Прими на себя мою клятву. Беречь детей и беречь себя ради них.
- Я так и знал, что ты попросишь. Что надо говорить?
- Скажи, что согласен.
- Я согласен, Куг-Ги. Я клянусь. Я сделаю для них всё, ты знаешь.
Домовой улыбнулся.
- Оттого Фе и гонялся за тобой по свету. Боялся.
- Я пойду скажу детям, пусть собираются. Ты сделаешь
портал…
- Не трогай их, Тогу, пускай отдыхают. Всё произойдёт только завтра.
- Раз Фе боится, значит, надежда есть. Яночка догадается раньше. А может, нет. У Фе здорово всё продумано.
«Ты слышишь, Эжен? Надежда есть».
* * *
В расписной домик на восточном берегу нагрянули незваные гости. Достаточно было трёх минут, чтобы понять: здесь никого нет.
- Господин Валерий, дом пуст, конюшня тоже. Мы снова ошиблись.
- Мы не ошиблись, мы не успели, - сказал Яночкин отец. – Что ж. Попробуем сделать последнее усилие. Доберёмся до Прохода, а там я сам устрою портал.
- Но куда?
- К тому времени станет ясно.
И он повёл своих товарищей на юг, чтобы где – то там, опередив Фе отобрать у Яночки Сердце Реки и доставить его их господину. Тому, кто суть Истинная и Естественная Сила, которой, чтобы вернуться на Иллен, только Камня Хранителей и не хватало.
Что будет с Яночкой?
Не всё ли равно?
* * *
Янек сбежал вниз по склону, оставил заросли Лесного Края и оказался в Нетуме.
Его путь лежал к Крайней Скале, туда, где заканчивалась (или начиналась) Тайная Дорога.
Жуткие воспоминания!
Мальчик смотрел и видел, что у входа побывала куча народа. Льет говорил им, что за народ. Он спешит на помощь Синему Городу.
Янек заглянул в чёрную пасть Дороги. Бр–р–р! Туда он не полезет.
Он полез на скалу. Маленький Хранитель желал увидеть Золотую Реку, взглянуть в её бесстыжие глаза.
И не увидел. Как можно было забыть, что между Рекой и этим местом огромное расстояние? Да ещё она делает плавный поворот на восток, отдаляясь ещё больше.
- Чего я тащился сюда, как дурак? – сам себя поругал мальчик. – Возвращайся теперь в темноте.
Он осуждающе глянул на далёкую крепость. Хоть бы на Мышке прискакал.
Глянув в сторону Лесного Края, Янек увидел нечто интересное. Вдалеке, у деревьев маячила фигурка.
Не кто – нибудь, а Куг-Ги.
Мальчик разглядел дорожную сумку у него через плечо и сказав:
- Ага! – спрятался за камень.
Воздух сгустился перед всеобщим дядей, он шагнул в портал и был таков.
Янек пулей помчался обратно.
Ещё даже не закончились сумерки, когда он влетел в комнату Тогу и упал на ковёр.
- Прикинь, - задыхаясь сказал мальчик. – Сбёг.
- Сбёг – это кто? – спросил Тогу, не отрываясь от игры в морской бой.
- Это значит, сбежал, - пояснила Тхаа, оторвавшись.
Перешагнув через Янека, они бросились туда, где подлый дядя прикидывался спящим. На диване лежал кулёк, накрытый пледом.
- Да уж, - протянул Тогу. – А я сюда заглядывал десять минут назад. Кто бы мог подумать?
Он посмотрел на стол – рисунков не было. Глянул в камин – и понял: Куг-Ги их сжёг. Только вмешалась судьба – и один листок упал под стол, когда Хранитель Кораблей тащил всю кучу к огню. Как раз последний рисунок.
- Что это? Где это место? – вскричал эльф. С высоты птичьего полёта он не узнал его. Но присмотревшись, сказал:
- Песчаные Ступени. Конечно. Я там был тогда… ну на пути в Столицу. Я тоже оставил там ленточку и попросил…
- О чём? – заинтересовалась Тхаа.
- Не важно. Собирайтесь. Ещё светло, успеем поставить палатку.
- Ты что городишь, Тогу? Как мы там окажемся, да ещё до
темноты? Я не умею делать магический портал, Янек тоже, правда ведь? А до Столицы шесть дней пути.
- Или вы собираетесь, или я иду один. Жду пятнадцать минут, - пригрозил Тогу. А потом закатил глаза к небу и вздохнул: - О великая Црая! Их – то зачем я туда тащу? А ещё клялся.
Дети не поняли, как это произошло. Они ехали вниз по склону, оглядывались и махали Льету и Ольге. И вот, когда они оба вместе обернулись, лошади, естественно, сделали шаг вперёд, и вынесли их на восточный берег Золотой Реки. Впереди был тот самый лес, сзади – степь, заросшая кое – где чахлыми кустами.
Брат и сестра с удивлением оглядывались вокруг.
- Как? Как? – спрашивали они. – Есть какой – то ещё один Проход, да, Тогу?
- Да.
- А почему мы даже не слышали?
- Это большой эльфийский секрет. Я вам его не открою.
Куг-Ги, увидев компанию, только руками развёл.
- Некуда мне от вас деваться, - улыбнулся он. Было видно, что всеобщий дядя очень рад и смущён.
- Он нас не прогонит! – взвизгнула Тхаа и бросилась обниматься. А Тогу сказал:
- Это хорошо, что ты уже развёл костёр. Сейчас я быстренько сделаю ужин.
* * *
Всё было очень плохо.
Недди обещал помочь, но средства не было. Он сказал просто так, чтобы поддержать Эжена. Всё оказалось напрасным.
Но обещание есть обещание. Его надо выполнять, сделать хоть что – то.
Среди суеты и страха этого города, во время бесед с перепуганными женщинами и с кажущимися спокойными воинами, Недди думал: что можно сделать, чем помочь тем, кто далеко, у неведомой Забытой Скалы? Помочь им – значило дать надежду Столице и всему Иллену.
Его маленькая Элоиза прижалась к нему, обняла тонкими лапками, вцепилась пальчиками.
- Не бойся, котёнок, ничего не случится, - пообещал он ей. – Это просто битва, ты таких видела уже много, твой папа сражается лучше всех, за всю войну он не позволил себя даже поцарапать. Всё закончится очень хорошо.
Глупенькая маленькая Элоиза поверила. Верили все эти люди. Верил его бедный Эжен. Наверняка, он сказал среднему брату тем способом, которым они общаются:
- Не бойся, Куг-Ги, Недди обещал помочь.
И тот, конечно же, поверил.
Не верить правителю Недди Ароде было невозможно.
- Дини, - сказал он, - не плачь. Не думай о плохом.
Она протянула к нему руки:
- Ты уже сделал то, о чём сказал Эжену? Мой любимый вернётся ко мне?
Даже так. Она решила, что он обещал именно это. А что будет,
если этого не случится? Но он ответил:
- Как раз иду заняться этим вплотную.
Но что он может сделать?
Недди велел позвать Клавдия Ниго.
Выслушав то, чего хотел от него правитель, мальчишка лишился дара речи.
- В такой момент ты отсылаешь меня из города, господин? Зачем? Просто чтобы помолиться? Разве нельзя этого сделать здесь? – промямлил он, заикаясь.
- Это же Песчаные Ступени, Клавдий. Только там. Ты ведь знаешь: это колыбель наших предков. Это бывший остров в бывшем море, чьи воды, уходя, подмыли его основание и он стал подобен гигантскому грибу. Однажды он рухнул, превратившись в груду камней. Но всегда это место было священным. Там, в пещерах, совершали свои ритуалы и учили своих волшебников и астрономов первые и истинные жители Иллена. Оттуда велись наблюдения за звёздами и там составлялись календари. Это место поклонения Богам всех народов нашего мира. Там земля, вода и небо слышат наши молитвы и самые затаённые желания наших душ. Туда приходят с просьбами и с надеждами. Говорят, плохому человеку там неуютно, с ним может случиться беда, пусть и в будущем. Я посылаю тебя, потому что ты – Клатти Ниго. Ты чем – то похож на меня, а я не имею права покинуть город.
Правитель говорил ещё, рассказывал о причине, побудившей его поступить именно так.
- Ты – это словно бы я. К своей молитве добавь мою, - попросил Недди. – И вот, оставь это там.
Осторожно, двумя руками, правитель протянул Клавдию куколку, пупсика, которым мог бы играть маленький ребёнок. Он пояснил изумлённому парню:
- Я берёг её всю жизнь. Не знаю, с чего я решил, что это единственная память о моём родном брате. Всегда носил с собой. Даже на Тайной Дороге и потом.
Тхаа могла бы сказать, что точно такую же куколку носит с собой с тех пор, как побывала в подвалах замка Гаро. Ей хотелось вынести пупсика на свет и оставить в каком – нибудь хорошем месте.
- Но господин, - пролепетал Клавдий, - если город не выстоит, я окажусь единственным выжившим. Так нельзя. Я не хочу такой судьбы.
- Так леший тебя побери, Клатти Ниго, сделай же что – нибудь, чтобы она была другой! – вскричал Недди.
- Да, правитель. Я сделаю, - шмыгнул носом маленький капитан. – Я отправлюсь немедленно.
Как величайшую драгоценность он принял игрушку.
- Позволь мне только зайти к Элоизе.
- Валяй.
Это и была та помощь, которую Недди обещал Эжену. Он сам посмеялся над собой. Но заплаканной Марысе он сказал:
- Выше нос. Я уже принял кое – какие меры.
* * *
В эту ночь, скрытые лесом и расстоянием, у Песчаных Ступеней горели три костра.
- Мы не можем быть с Яночкой? – шёпотом спросил Янек у Тогу.
- Что ты? Ведь с нами Тхаа.
- А мы бы сами пошли. Или она бы к нам пришла.
- Если она сейчас с Акорсом, значит, так нужно. Вмешиваться не будем, - отрезал Тогу. Он верил в судьбу.
Янек покорился. Вместе с Тхаа они сходили на Песчаные Ступени, полазили по этим гигантским плитам, по этим камням и пещерам. Они вскарабкались наверх, рискуя переломать ноги в темноте: им не хотелось привлекать к себе внимание магическим светом.
- Ленточки, - сказала Тхаа. – Желания, желания, желания. У меня тоже есть желание. Чтобы мы победили завтра, чтобы с моим папой ничего не случилось. С Яночкой и Куг-Ги тоже. Очень бы хотелось. Только ленточки нет.
Она достала из кармана куколку и посадила, прислонив к одному из камней.
- Вполне подходящее место, - сказала девочка.
Янек ничего не сказал. Его желания были такими же. Он сел и стал думать про Яночку, которая так близко, но пойти к ней нельзя. У него как раз была ленточка. Зелёная ленточка из Яночкиной причёски, которую он стащил на память. Мальчик вздохнул и привязал её на ветку плетистой розы. «Яночка, Яночка, пусть у тебя всё получится. Пусть с тобой ничего не случится».
Под слабым светом месяца серебрилась Река. Янек сказал ей наконец:
- Ты что себе позволяешь? Сколько мы с тобой нянчились, берегли тебя, вернули домой. Теперь ты вон какая. Очень широкая и красивая. Загнуться хочешь? Чтобы гадский Фе погубил тебя вместе с Илленом? Давай – ка поборись за себя немножко. Помоги нашей Яночке. Сделай что – нибудь для нас тоже.
- Ты что несёшь? – зашипела на него сестра. – Разве можно так говорить с Рекой? Да ещё здесь.
- А почему нет?
- Знаешь что? Пошли обратно. Далеко идти – то.
Они начали спускаться, а Янек всё глядел на Реку. Не подаст ли она какого знака? Но не было ничего такого, кроме дымки, лёгкого тумана над водой, казавшимся в свете месяца серебристым.
Вскоре после их ухода на вершину поднялся Виктор. Он всё уже знал и всё понял. Он долго сидел там, глядя на Реку и дали за ней, на тёмный лес вокруг. Где – то там были те, кого он хотел видеть, утешить, помочь, просто обнять. Но он сидел, стараясь не думать совсем. Ему нельзя было лезть в судьбу Сердца Реки и он не станет, хотя, видит Разза, как ему больно и плохо. Пусть это будет на её совести. Он уйдёт и ляжет спать, чтобы не чувствовать и не думать. А на рассвете отправится дальше, к Синему Городу. Кого волнуют его чувства? Что он не может оставить здесь среднего брата на растерзание его судьбе. Не может, но оставит, потому что он не может ослушаться Раззу – ведь она дала ему надежду.
Виктору Лаэнса нельзя вмешиваться в судьбу того, кого он любит, но всё же…
Он достал оранжевую ленточку Дини, что была с ним всё это время, и завязал на тоненькой ветке. Если Куг-Ги увидит её, пусть знает, что его помнят и любят, что он, Виктор, с ним.
Тем временем Яночка сидела с Акорсом у костра и смотрела в огонь. Она улыбалась, вспоминая, как весело они сюда добирались, как прекрасна была дорога!
Дорога по небу над землёй!
Девочка понимала своего спутника. Полёт – это чудо. Это красота и восторг. Наверное, летать самому и полёт на Ваське – это немного разные вещи. Примерно как искать грибы в лесу и брать солёные в погребе. Жаль Акорса, он этого больше не испытает. Яночке всегда было жалко тех, чьи желания не исполнялись.
Она волновалась за Машку и второго коня, принадлежащего Ссейдину. Но тот сказал, что её лошади, покорные его волшебству, доберутся до Белого Острова сами. Но в лесах ведь бродят волки.
Яна не задавала Ссейдину вопросов об их миссии. Она испытывала удивительное спокойствие, граничащее с радостью. Верный знак того, что всё получится. Завтра?
Да, завтра.
Её провожатый внезапно спросил:
- Яна, если б я не был Акорсом, мог бы я стать хорошим отцом для Тхаа?
- Да. Очень хорошим, - ответила она, не задумываясь. Ведь это действительно так.
Он немного помолчал, а потом озадачил её вопросом:
- Ты когда – нибудь слышала Слова Отречения?
- Нет, а что?
- Как же ты узнаешь, что я произнёс именно их?
- Но зачем это?
- Чтобы быть свидетельницей. Чтобы сказать Лаэнса, что Тхаа теперь их дочь.
Яночка только глазами моргала.
- Ты поверишь мне?
Она кивнула.
Ссейдин поднялся и сунул в руку девочки серебряный медальон её подруги. Глядя в огонь, он произнёс известную короткую формулу.
Он сказал:
- Это Слова Отречения, Яна. Теперь иди спать. Мне надо побыть одному.
* * *
Коэл нашёл правителя Недди во дворе, в окружении всевозможных людей. Вроде, даны все распоряжения, да и поздно уже для разных там совещаний.
Однако, это было не совещание. Слышались смех и стук уцелевшей посуды: кружек, чашек, бокалов, даже мисок.
- Иди к нам, Коэл, - позвали его.
- Мы нашли две бутылки вина и вот, решили распить, - объяснил ему Алеш. – Видишь, в этой красивой плошке мы оставили для Эжена. Раз он не желает слезть со стены, мы сами ему отнесём.
- Да, - улыбаясь, подхватил Недди, - я лично отнесу.
С ума сойти! В этом разорённом городе находят две бутылки и распивают на двадцать человек! Налили и Коэлу, примерно с напёрсток. «Знал бы ты, где твой король», - думал Далено, принимая из рук Алеша металлическую кружку.
Коэл был здесь своим – это же просто счастье!
- За победу! – воскликнул он вместе со всеми.
Коэл встретился глазами с правителем и тот кивнул ему. Однако им пришлось ещё долго находиться среди этих людей, отвечать на шутки и шутить самим. Дини, Настя и Марыся, весь день проведшие с Эженом, сейчас тоже были здесь.
«Лучшая компания моей жизни» - думал Коэл. – Соберёмся ли мы ещё когда – нибудь вот также?» Он боялся завтрашнего дня.
Уже было совсем темно, когда они с Недди выбрались из толпы. Правитель нёс глиняную плошку.
- Ну и выдержка у тебя! – поразился Коэл.
- А что делать?
Недди толкнул резную дверь.
- Эжен, - сказали они, - выпей за победу.
Молодой король лежал на постели. Руки его судорожно сжимали покрывало. Увидев друзей, он улыбнулся и попытался приподняться. Но тут же снова упал на подушку и закрыл глаза.
- Так плохо, Эжен? – Недди склонился над ним. – Что ты? Поговори со мной.
Коэл покачал головой.
- Что он может сказать? Совсем ослаб. Не станет же он сражаться? Пусть бы остался здесь. Тогда… Может быть…
Юный Далено вытер слёзы.
- Ещё чего! – прошептал Эжен.
- Слыхал? – грустно усмехнулся Недди. – Он такой. Будет с нами и будет сражаться, как тигра.
Хранитель внезапно схватил его за руку:
- Найду Элиота…
Слова давались ему тяжело, были почти не слышны.
Коэл всполошился:
- Не вздумай. Он убьёт тебя в секунду. А ты нам ещё пригодишься.
- Нет. Я его. Больше ничего… Яна…
- Она сможет? Успеет?
Эжен беспомощно глядел на друзей.
Недди вдруг потерял самообладание. Он горячо зашептал:
- Коэл, послушай, Коэл! Ведь Разза говорила со мной. Дала понять, что я смогу ему помочь. Сказала что – то вроде того, что я должен подумать. Но время идёт, а знание всё не приходит. Что делать, Коэл? Снова ждать? Но сколько же можно?
- Не смей, - вдруг довольно громко сказал Эжен. В его глазах метнулся страх, сменившийся выражением бесконечного страдания. Он поднял умоляющий взгляд на Коэла, и тот вдруг выпалил:
- Его выздоровление будет стоить тебе жизни.
Ага. Всё ясно. Вот почему так трепыхались и предок и акорсов приёмыш, едва он заводил об этом речь. Надо их всех успокоить.
- Вы не правы. Со мной говорила Разза, - завёл он свою шарманку. – Она сказала: так будет, если я не буду думать головой. Но вы же знаете меня. Я очень умный и догадливый. Если б я узнал… Коэл?
Но тот снова ответил:
- Я не знаю.
Правитель с жалостью глядел на Эжена. Наверное, он важнее для его земли, чем Недди. Наверное, в завтрашней битве он нужнее, чем Недди. Даже если бы не было тех слов Раззы, Недди отдал бы за его жизнь свою.
Просто потому, что он – Недди.
- Идите. Пожалуйста, - прошелестел Эжен.
Оба поднялись, как послушные мальчики. Хранитель знаком показал, чтобы ему дали вина, и Коэл приподнял его голову.
- Это правильно, - сказал он. – В плошке не видно, но оно такое же золотое, как наша Река в полдень. За победу, Эжен. Всё будет хорошо. Всё как – нибудь обойдётся. Ты веришь нам?
Король кивнул и улыбнулся.
- Идите.
За дверью Внедрилий попенял товарищу:
- Ты просто маньяк, Коэл. Ты всё время говоришь об одном и том же. Собираешься жить в Гаро? Но там нет Золотой Реки.
- В моей стране есть другие реки, а жить я могу где угодно. Я стану навещать тебя, правитель, по водному пути.
Вот так. В моей стране…
Этой ночью Недди подло подмешал снотворного в чай своим дорогим женщинам. Можно ли допустить, чтобы Элоизу, Марысю и Дини всю ночь терзали страх за жизнь Эжена и сомнения в исходе завтрашней битвы? Пусть спят и пусть их сон будет спокойным. Отдохнувший человек рассуждает здраво, действует быстрее и сильнее надеется.
Они заснули кто где в комнате Эжена. Недди перенёс Элоизу из кресла на диван и устроил рядом с Марысей. Накрыл Настю разноцветной шалью: не продуло бы из окна. Сам же вернулся к Эжену, наплевав на его просьбу уйти.
И Эжен был бесконечно благодарен другу за это. Завтра у него ещё были дела на этом свете. Всего лишь до того момента, пока не перестанет биться сердце Куг-Ги и не иссякнет Золотая Река.
Но Недди без конца твердил ему о том, что этого не произойдёт – и Эжен действительно начал верить. И каждый раз, когда он искал опору и защиту от надвигающейся темноты, его рука находила и сжимала руку Недди – и отступали страх и боль.
Если Иллену суждено уцелеть, Боги должны сохранить завтра этого человека, потому что он – Недди.
И Эжен шепнул, превозмогая слабость:
- Какая великая сила в тебе, братик!
- Я не волшебник, - усмехнулся тот. – Какая такая сила?
Надо же, он не знает. Эжен объяснил бестолковому:
- Доброта.
* * *
Городской поэт Степан Пыльный сидел у Большого фонтана на Цветной Площади. Он размышлял о своей судьбе и своём призвании. Вдруг оказалось, что роль воина Нетума, правой руки правителя и, фактически, воеводы города, нравилась ему гораздо больше, чем роль поэта сонной Столицы. Если же говорить честно, Степан переживал творческий кризис.
В этом был виноват дождь, пролившийся после долгой засухи, оживающая земля, почти уже полноводная Река. Дождь смыл и унёс в степь его дар. Вместо безритменных и безрифменных стихов у него теперь получалось всё наоборот. Рифмы и чёткий ритм так и лезли в голову. «Я иду по избитой дороге, то есть качусь по наклонной», - переживал поэт. Он опустился до того, что даже записал несколько новых стихов. Разорвал. И записал опять. Они показались ему… ничего так.
Пыльный мечтал о том времени, когда воспользуется покровительством Элоизы и отправится в путешествие на одном из будущих кораблей Нетума. «Я встряхнусь и мой дар вернётся ко мне, - рассуждал он. – Я сочиню цикл баллад в моей прежней манере. О чём? Да обо всём, что было».
Но пока что, сидя у фонтана, поэт так и этак мусолил собственное сочинение о любви. Он пытался лишить его ритма и рифмы. Но не получалось.
И не очень – то хотелось.
Вчера в дворцовом саду Степан Пыльный видел трогательную сценку. Молоденькая ведьмочка Марыся держала на ладони серого котёнка, только что открывшего глазки. А правитель гладил его и удивлялся: что за хитрая эта Элоизина кошка! Уцелела в городе, где съедено чуть ли не всё хвостатое население, да ещё и котят вывела. Эти двое, кажется, не замечали, что нежно обнимают друг друга за плечи. Они даже не смутились, увидев его.
Сегодня поэт отправился было поболтать с Элоизой. Она горько рыдала в своей комнате. «Не ревнует ли бедный ребёнок папу?» - посочувствовал он. Но нет. У девчонки более важная проблема, чем любовь отца к Марыське. Этот тощий мальчишка Клавдий. Отправился выполнять кошмарное и непонятное поручение. Пойдёт под землёй, в компании пугающего своей призрачностью предка. Ой, что с ним будет?!
Кошмар какой – то, все влюблены. Кругом ходят обнявшиеся парочки. О чём они думают накануне последнего сражения? О чём думает он сам, глядя отсюда на окно одной из горожанок? У неё суровый отец, поэтому она подаёт Степану сигнал, когда тот заснёт. Но вот она высунула из окна хорошенькую головку и дала понять, что свидания не будет. Что у них там, гости, что ли?
Всё, что у него было – это не настоящая любовь.
Степан прошёлся по улице Стекольщиков к укромному трактиру. В конце весны они сидели здесь втроём. Было очень весело. Дини, как всегда, пыталась подражать «очаровательной абракадабре», то есть стихам Пыльного. Давясь смехом и держась за животик, Куг-Ги умолял её не обижать Стёпку.
Как поэт завидовал этим двоим! Он знал их много лет и так было всегда. Они понимали друг друга с полуслова, глядели друг на друга влюблено и всё время старались коснуться один другого, словно от этого им было спокойнее. Что бы ни случилось потом, пережить такую любовь – это счастье.
Небо было странным. Свет луны слишком тусклым, и ни звёзд, ни туч.
Знают ли за стенами о том, что в городе готовятся к битве? Наверняка. Там в последнее время странное движение, непонятная возня и драки с применением оружия. Ох, недаром Хранитель целыми днями сидит на стене! Может, тому, что в этот вечер в душе Степана засветилась собственная звёздочка, он обязан ему же?
Это – предчувствие прекрасного, ещё не изведанного, что обязательно сбудется, если удастся пережить завтрашний день.
Как странно, как страшно, как дивно
При свете луны ли, зари,
Увидеть однажды долины
Страны неизвестной – Любви,
Где верить чему – то опасно,
Где зыбь вместо твёрдой земли,
Где дивно, и странно, и страшно
Всё то, что ещё впереди.
Нет, точно, Хранительские проделки!