Нельзя было сказать, что у него было неудачное тысячелетие – как знать наверняка, сидя в медном сосуде, всеми принимаемом за лампу, ждать того идиота что сумеет разобрать письмена и прочесть их вслух, предварительно разогрев её – сказки не на пустом месте придуманы, узилище больше узника на микрон и чтобы просочиться наружу металл должен быть нагрет до температуры комфортного существования джина – то есть около пятидесяти шесть градусов по Цельсию. Неудачным же было то, что мир изменился и идиоты предпочитали сокращать свою жизнь другими, не менее задорными способами, вводя себе внутрь какие-то алхимические смеси, нюхая испорченный воздух в плотном мешке или методично проклиная свою душу тем, что пили настойку из виноградных ягод.
Джину не было до этого дела, но это портило его существование: действительно, вот уже больше тысячи лет он находился в позе «яйцо страуса в момент его снесения» и все другие чувства кроме терпения давно закончились. Некая толика интереса вернулась, когда его перенесли и вокруг начали сновать люди и вопрошать что он есть такое, но уже через столетие искра надежды угасла – каким-то образом его укрыли от алчущих всевластия рук и лишь изредка сметали пыль; первое время он вслушивался, запоминал, изучал, но за прошедшие столетия люди не изменились и он стал задрёмывать…
- …Таким образом невежественные бедуины отправляли свою веру в… Здесь нельзя курить молодой человек!.. Выбросьте немедленно!.. Что вы делаете!...
Джинн слышал, как вокруг него забушевало пламя, потом затрещал потолок, что-то выло и шипело, и вот впервые он мог немного повести плечами и переложить поудобнее пальцы рук и голову. Неожиданно стало ещё свободнее и макушка продавила преграду, от ощущения полузабытой боли он вздрогнул и засмеялся – свобода была так близко!.. Металл размяк и почти оплавлялся, нужно было только немного подождать и потерпеть… Голова наконец смогла пролезть и волосы затрещали от жара, ресницы свернулись, но он успел бросить пару взглядов вокруг – скоро прогорит, каменные стены и волны языков, бегающих по полу, какие-то сполохи под потолком… Раздалось отвратительное шипение и сверху обрушилась плотная туманная пелена. Огонь тут же погас. Медь остывала медленно, но это уже не имело значения – похожий на дикую смесь чайника и не до конца вылупившегося цыплёнка, джинн мрачно размышлял как быть, если Повелителей будет несколько. Раньше такого не было и на вбитых в его душу бронзовых табличках законы были описаны скупо: исполнить любое желание, исполнить любое желание настолько, насколько пожелал Повелитель и наконец – быть вежливым. Считалось что обладатель, он же Повелитель, будет достаточно умён или подозрителен, что догадается спрятать украденное верблюжье гуано в песок, иначе говоря скрыть, как ему досталось всемогущество… Ну или что он пожелает. А сейчас в комнату могли войти сразу несколько возможных Повелителей и предстояло как-то выбрать…Можно выбрать первого вошедшего и убить остальных, с другой стороны можно убить всех, тогда следующий вошедший будет поумнее, поопытнее, да и позлее… Джинн не строил империй уже тысячу девятьсот лет, а дело это интересное: фактически на пустом месте, из крохотной деревушки создать сначала мелкий город, потом армию и идти воевать соседей… Или торговать?.. Или вообще – уйти в философию и самопознание. Джинн вспомнил, как одни такие умники ухитрились самозатопиться, а всё дело было в том, что самый главный умник, он же Повелитель, пожелал очень разумного – памяти, процветания и вечной бодрости духа. Беда в том, что был он поэтом, считается что гениальным, и желание своё оформил в виде стиха… А ведь не зря говорят – если не знаешь зачем ты выходишь, сиди от греха – дома! Стих был написан так, что толковался, и ещё эта игра слов – вечная бодрость духа и всемирный ледяной омут. Джинн даже хмыкнул, вспоминая, как смешно трепыхались людишки, стараясь добраться до его медного узилища, чтобы пережелать, но в тот момент он, смиренно улыбаясь, стоял в каюте корабля плывущего на Восток. Тот человек, притворяющийся купцом, был мудр: пожелал лишь, чтобы над его страной всегда всходило Солнце. А так как вмешиваться в ход небесных светил и вообще небесную механику запрещено, пришлось как-то действительно исполнять желание. Дословно. Сколько возни было в желтыми мелкими кочевниками, сколько пришлось их скрещивать с более сильными соседями, потом создавать несколько заповедников – на островах и в уединённых долинах, а сколько героев и пророков вырастить!.. Вот всегда так с простыми желаниями – или сразу по исполнению убиваешь Повелителя или нудно, столетиями, уже после его смерти, выполняешь, выполняешь, выполняешь…
Ночь прошла быстро, рассвет пробился сквозь чад от тлеющего пола, наконец, кто-то заглянул в дверь – молодой, схожий повадками с крысой, дёрганный и заторможенный одновременно. Джинн осторожно кашлянул – для начала сойдёт и такой Повелитель, главное начать. Не вздрогнув парень повернул голову и уставился в немигающие глаза, потом преспокойно осмотрел голову торчащую из оплавленной медной сферы, подошёл и заглянул под неё – лицо его не меняло выражения. Джинн терпеливо ждал.
- Не глюк, - хрипло сказал парень и засмеялся. Джинн поморщился и начал…
…-То есть любое – любое желание?!. – глаза лихорадочно горели на синюшном лице.
- Но только одно, - подтвердил джинн. Он успел размяться, напиться воды и даже съесть что-то странное, наводящее мысль о фекалиях собаки, извергнутых вместе с кишками и так сваренных, - Тебе стоит только приказать. Повелитель…
В последние слово джинн вложил много – презрение не было самым сильным из этих чувств. Он мог прочесть мысли этого человека как стихи, сочиняемые немым поэтом на песке – жадность, огромная, всепоглощающая жажда чего-то, мелкие мечты и было что-то звериное во взглядах, что он кидал на поправленный – в нём ещё жить и жить – джинном медный сосуд. Убогое жилище, грязь, вонь из неплотно прикрытых окон, разводы на потолке и стенах – стоило подумать, а менять ли привычные, позеленевшие медные стенки на такое… Джинн щёлкнул пальцами, подбирая слово. Да – склеп. Усыпальница неупокоенного. От щелчка парень вздрогнул, судорожно засглатывал, мелко дёргая кадыком, потом сипло откашлялся и наконец прохрипел: я хочу…
Желание его не было очень редким или необычным, но было в нём нечто… Джинн поразмышлял вспоминая, потом мысленно подпрыгнул и осмотрелся – верно, никого похожего здесь не было.
- Как пожелаете, Повелитель, - и через долгое мгновенье изменившее Вселенную, джинн исчез.
Пророки бывают разными – в Библии много говорится о том, что любой может встать на путь к Богу, но таких пророков старший лейтенант Перов ещё не видел: сколовшийся до синяков и гниющей плоти, потерявший возможность ходить и с почти неслышным голосом, он говорил, даже вещал, что грядёт новый Бог, и что путь его лежит внутри бесконечного вывернутого колеса, всегда сияющее белого над головой и под ногами последователей; новый Бог слеп, глух, нем, ноги его гноятся от трудной и тяжёлой поступи, и суть в ней – фаллосом Бога, что больше метра, разрывать и выкладывать белую полосу счастья для последователей, а ноздри, что растут в три ряда по трём сторонам, всегда вдыхают этот бесконечный кайф, и тот, кто последует вслед новому Богу, будет счастлив на земле и обретёт Вечный Кайф на внутренней стороне блистающего белого колеса…