БЕЗ КОММЕНТАРИЕВ…
Настоятель храма Успения Божией Матери в с.Лезье-Сологубовка Ленобласти о.Вячеслав ХАРИНОВ много лет ухаживает за кладбищем, где покоятся более 40 000 погибших во время Великой Отечественной войны немецких солдат. Сама Успенская церковь при немецком погосте, где служит о.Вячеслав, была восстановлена в 2003 году на средства граждан Германии. Иконостас в храме также написал немец — А.Блог, после войны увлекшийся иконописью. По признанию священника, поначалу сам он ужаснулся увиденным иконам — «какие страшные лики, какое неверное письмо», однако «на свой страх и риск» выставил их. «Он взялся подражать самым сложным афонским иконам. Работал как сума-сшедший. За год написал весь иконостас, после чего его разбил паралич, — рассказывал о.Вячеслав в интервью газете «Московский комсомолец». — Это был его дар русскому народу. Таким образом он покаялся перед русскими, павшими за Ленинград. Андрея Блога не стало полтора года назад. Но его последняя мечта сбылась. В 2003 году его на коляске привезли к открытию храма. Когда он увидел иконостас, то заплакал от счастья».
Седмица. Ru
ДЕНЬ В СОЛОГУБОВКЕ
1.
В конце минувшего века губернский чиновник довольно высокого ранга Иван Иванович Иванов, сорока лет от роду, получил в наследство от отца кирпичный дом в садоводстве «Балтика». Хорошее место — недалеко от Ладоги и от города; хороший и сосед попался — Геннадий Сергеевич Корнев. Этому старикану, хотя и перевалило ему за восемьдесят, на месте не сиделось: любил он мотаться на своём «Жигулёнке» по области, «изучать, — как он выражался, — старину». В прошлом шкипер сухогруза «река-море», он когда-то дружил с отцом Ивана Ивановича, а теперь дачное соседство сдружило его с сыном своего давнего приятеля. Несмотря на огромный разрыв в возрасте чиновник от встреч с соседом получал истинное удовольствие: начитанность, знание жизни, оптимизм плюс хорошее здоровье невольно заставляли его кое в чём подражать старику.
Как-то вечером Корнев пришёл к соседу и начал агитировать за поездку в Сологубовку — село подо Мгой:
— Иван Иванович, дорогой мой, выручай. Завтра Успение, а в Сологубовке храм Успенский… Служба там хорошая, два года сряду езжу туда.
— Не хотелось бы мне первый день отпуска в церкви проводить… Неверующий я.
— Знаю-знаю, весь в отца безбожник. Однако, выручай: страсть как хочется помолиться на Успение. Свези меня туда, а обратно я сам как-нибудь доберусь.
Как не помочь хорошему человеку? И на Успение вместе с жёнами поехали они в Сологубовку. С Геннадием Сергеевичем скучать не пришлось: за полчаса он рассказал историю и села, и храма.
В допетровские времена село, расположенное на правом и левом берегу Мги, именовалось Благовещенским. При Екатерине село разделилось: царица пожаловала земли на правом берегу, вкупе со званием генерал-майора князю Ивану Сологубу. Сей последний ничем себя не проявил, оставив в память о себе лишь в новом названии села. Зато владелец левобережной части деревни, именовавшейся теперь Лезье, Борис Юсупов, построил у себя в поместье кирпичную Успенскую церковь. В 80-х годах XIX века её расширили, возвели главный купол и колокольню, — так на Невской земле появился трёхпрестольный Успенский храм.
— Да вот же она, эта церковь! — воскликнула жена Ивана Ивановича, сидевшая на переднем кресле.
Машину остановили, вышли в поле, покрытое цветами, и уже чуть пожелтевшими травами. Над полем, километрах в двух-трёх от шоссе поднимались купола храма, на солнце ярко сияли кресты. За храмом темнел дальний лес. Перед такой красотой душа сразу исполнилась праздничного настроения.
— Бывал я здесь в советские времена, — вздохнул старик, — В ту пору на этих полях не цветочки росли, а картошка, капуста, морковь, горох… Серьёзные люди местным совхозом руководили! А сейчас…
Иванов, хотя и не руководил сельским хозяйством, но о бедственном состоянии русской деревни знал. И всё же, одно дело знать, а другое — собственными глазами наблюдать это разорение… А Геннадий Сергеевич продолжал рассказ об истории храма.
— В 1930 году коммунисты приспособили храм под склад удобрений, а последний его настоятель протоиерей Вишняков был в 1937 году расстрелян. В 1941 пришли немцы и первым делом разрушили купола, чтобы лишить ориентира советскую артиллерию, в здании же сперва организовали лагерь для наших пленных, а затем госпиталь для немцев. Ещё жив в Германии унтер-офицер, заместитель командира сапёрной роты, которая разрушала храм. Недавно были опубликованы его воспоминания.
Между тем машина миновала мост через Мгу, свернула вправо, в гору и остановилась на площадке перед храмом. Транспорта было так много, что едва нашли место для стоянки. Не торопясь, с некоторым волнением вошли в церковь, купили свечки и сквозь плотную стену прихожан пробрались в центр нефа. Иван Иванович огляделся. Стены храма были голыми, плохо отштукатуренными, местами осыпались, но внутренний купол сиял свежими красками, а престол светился золотом.
Иван Иванович с любопытством и с невольным почтением наблюдал за тем, как идёт исповедь. Вот подошла исповедоваться девочка лет двенадцати. «Чем же согрешила шалунья, что мать привела её в церковь? И что такое грех человека? Наверное, нарушение законов и обычаев, установленных Богом. А возможно ли быть безгрешным? О чём я сам мог бы рассказать священнику?.. Надо же, какие мысли лезут в голову!» — размышлял Иван Иванович.
Он впервые присутствовал на литургии, — прежде видел её по телевизору, но сравнивать эти передачи с живой церковной службой было просто невозможно. Геннадий Сергеевич крестился размашисто и старательно, Иванов стоял неподвижно. Старик шепнул ему:
— Раз уж вошёл в храм, надо помолиться. Пересиль гордыню.
Иван Иванович оглянулся. Супруга Корнева молилась со слезами на глазах, а чуть поодаль… чуть поодаль его жена, его Женька… как издавна верующая крестилась и отбивала поклоны, ни на кого не обращая внимания. И тогда Иван Иванович впервые перекрестился…
Подошла к концу литургия, начался крестный ход. Мальчики — десять школьников, которые пришли в храм вместе с учительницей — взяли в руки маленькие иконы и процессия во главе с настоятелем вышла на улицу, где стояла толпа не уместившихся в храме богомольцев. У восточной стены храма, у могилы его первого настоятеля о. Николая Лебедева, состоялась панихида… Обойдя церковь, процессия остановилась на высокой, беломраморной, сверкающей чистотой паперти…
2.
В это время хлынул дождь. Наши паломники укрылись в автомобиле и принялись обсуждать план дальнейших действий. Иван Иванович предложил ознакомиться с немецким воинским захоронением, территория которого прилегала к Успенскому храму. Геннадий Сергеевич решительно возражал, не желая портить впечатление от церковной службы:
— Да мне противно будет ходить среди этих могил!
Иван Иванович настаивал. Его поддержали женщины: ведь неизвестно, когда ещё раз придётся здесь побывать. Большинство взяло верх.
Можно сказать, что и кладбище, и храм составляют единое целое — некий мемориальный комплекс, сооружённый в знак примирения бывших врагов. Утрамбованные, засыпанные красным гравием дорожки, веером идущие от кладбища к храму, создают впечатление, что церковь является как бы воротами на огромное захоронение. Видимо, так архитекторы и задумывали. А архитекторами и спонсорами всех работ были немцы, — в соответствии с российско-германским соглашением от 1992 года…
Медленно, очень медленно Ивановы и Корневы прошли по высокому берегу реки Мги. Этот косогор, по замыслу архитекторов, отведён под парк Мира — часть общего мемориала. Здесь на откосе сохранена солдатская землянка, а рядом установлена металлическая скульптура, изображающая почему-то обнажённого мужчину — видимо, узника немецкого концлагеря, расположенного некогда в подвале Успенского храма. Ближе к храму красуется закладной камень будущего памятника: «Советским воинам, защищавшим Ленинград» — так значится на табличке. Вот, пожалуй, и всё, что называется парком Мира. Всё остальное, лежащее за глубоким земляным рвом и натянутой по его бровке стальной сеткой, — немецкое солдатское кладбище. Перед входом — скульптура «Трагедия войны» работы Ирен фон Лейстнер. Оригинал этой скульптуры установлен в Нагасаки, а копии в Сент-Луисе (США) и вот теперь — в Сологубовке. «Мост, соединяющий тёмное прошлое и светлое будущее» — говорит надпись на двух языках, высеченная на постаменте. Стальная скульптура впечатляет: она изображает человека, исполненного ужаса перед содеянным в годы войны.
Не без любопытства вошли на кладбище: несколько гектаров земли засеяно травкой, цветущей жёлтыми и голубыми цветочками. В центре — холм, основное захоронение, на котором водружён огромный поклонный католический крест, полукругом — гранитный пьедестал для возложения венков. Надгробные слова призывают помнить о покоящихся на этом кладбище солдатах немецкой армии — погибших и пропавших без вести. На аллеях памяти стоят двухметровые стелы розового гранита, на которых с двух сторон высечены имена солдат вермахта, останки которых удалось обнаружить на полях сражений Ленинградской области.
— Йозеф Вогт, родился в 1922 году, Николаус Вогт, родился в 1923 году, — прочёл Иван Иванович.
— Наверное, братья, — предположила Елизавета Васильевна Корнева.
— Георг Валкер, родился в 1922 году, Якоб Валкер, родился в 1902 году… Наверное, тоже братья, а может быть, сын с отцом…
— Впечатляет, конечно, — заметил Геннадий Сергеевич, — но как подумаешь, что никто их не звал в Россию, так скорбь сразу улетучивается.
А Женя добавила:
— Просто удивительно, как далеко вглубь России они зашли… И теперь лежат здесь. Хоронили бы их в своей родной Германии.
Завязался спор. Даже у них, у четверых, не было единого мнения о допустимости устройства фашистского кладбища рядом с русским Успенским храмом, который сейчас называют храмом Примирения. Споря, ходили по цветочному полю и читали таблички с немецкими именами на индивидуальных захоронениях. Наткнулись на берёзовый крест, какие ставили на немецкие могилы в дни войны…
Пятьсот лиственных деревьев — ясени, клёны, дубы — посадили устроители на кладбище и на подходах к храму. У каждого дерева в землю врыт гранитный столбик с нумерацией на торцах. Всё устроено с немецкой педантичностью. За пределами захоронения— круглая кирпичная сторожка, рядом — техника для полива, пахоты, стрижки, перевозки. Вышедший навстречу парень назвал себя смотрителем, разъяснил, что таких, как он, здесь четверо и что зарплату (в рублях) они получают от Народного Союза Германии по уходу за воинскими захоронениями. Он же сообщил, что в крипте храма расположен музей, где туристам ответят на все вопросы о кладбище.
Музей был открыт, но в нём никого не было. Молодая девушка-гид включила свет, вентиляцию и даже электроотопление и предложила свои услуги. Для ознакомления хватило минут 30-40. Блестяще отремонтированный подвал (часть общего), площадью примерно в 250 метров, оборудован просто — на стеклянных стендах красуются фотографии похороненных на кладбище бравых солдат и офицеров Рейха, воспоминания их сослуживцев и родственников… На специально оборудованных стеллажах размещены Книги памяти с именами 80 тысяч немцев, лежащих на сологубовском кладбище. В официальных церковных кругах России говорится, что данный музей посвящён жертвам блокады Ленинграда, хотя этой теме в экспозиции посвящён всего лишь один стенд, на котором можно увидеть всему миру известное фото блокадника с кусочком хлеба в протянутой руке.
Когда Геннадий Сергеевич Корнев, сам бывших блокадник, осмотрел музей, то с горечью сказал:
— Как же так? В русском храме хранят память о немцах! Музей, посвящённый солдатам, душившим Ленинград в кольце блокады… Это невыносимо!
Старик разволновался и почти бегом выскочил из подвала. Женщины успокаивали его…
Всю дорогу домой паломники рассуждали о только что увиденном и пережитом. Иван Иванович, не во всём согласный со своим старшим товарищем, высказал свою точку зрения:
— В 90-е годы примирение было главным вопросом во взаимоотношениях России и Германии; он и сегодня не снят с повестки дня. К тому же Петербургской метрополии хотелось быстрее восстановить храм, а расходы были немалые. Кроме того, надо иметь в виду, что и русских солдатских кладбищ в Германии много, их тоже нужно сохранять. Интерес-то обоюдный — не всё так просто. Ну, а что касается музея — это вопрос поправимый. Какое-никакое влияние на Управление культуры в правительстве Ленобласти я имею. Видимо, музей надо расширить. Если он посвящён жертвам блокады — путь эта тема в нём и будет представлена. Беру на себя такое обязательство.
Выслушав Ивана Ивановича Корнеев сказал:
— Немцы руководствуются принципом Канта: «Мёртв только тот, кого забыли»… А мы об этом не думаем, и переговоры вести не умеем. Вот, например, в Гатчинском районе есть знаменитое село Рождествено. Во время войны там был лагерь для советских военнопленных. В нём погибли 80 тысяч красноармейцев и командиров, в том числе из 2-й Ударной армии.
Все они похоронены в траншеях на поле рядом с местным православным храмом. Советская власть считала позором разгром этой армии, поэтому кладбище помечено лишь поклонным камнем. Давно пришла пора сказать немцам: «Здесь вы уморили голодом 80 тысяч русских, теперь обустройте их могилы должным образом!» Там 30 траншей по 10 метров длины и пять ширины… Храм стал бы парадным входом на кладбище. Вот такое действие я считал бы актом примирения.
Автомобиль Иванова шёл по набережной Кировска. Геннадий Сергеевич взглянул на Неву и сказал:
— Мы сами не хотим увековечивать наших павших, не хотим говорить о героизме русских солдат, о том, что наша победив в этой войне — одна из славнейших страниц в истории России… Вот вам пример — Невский Пятачок. Посмотрите, в каком он состоянии: на месте знаменитого плацдарма золоотвал электростанции, по костям убитых проходит дорога, вместо памятника установлен какой-то кирпичный куб, Пятачок зарос бурьяном. Я, как вы знаете, работал шкипером, мимо Невского Пятачка проходил на самоходках сотни раз и всегда салютовал павшим продолжительным гудком. Салютовал, потому что знал историю этого места. А другие не знают. А можно было бы берег обустроить так, чтобы салют отдавал каждый пароход или катер. Полмиллиона погибло здесь — и всё укрыто забвением.
— Не пришла ещё пора, Геннадий Сергеевич, — сказал Иван Иванович.
— Вот так, наверное все и рассуждают, как вы… А воспитывать-то нужно сегодняшнее поколение, — заметил Корнев, выходя из машины. — Доволен ли ты, Иван Иванович, поездкой в храм? — спросил он прощаясь. И как будто ещё о чём-то спросить хотел, но воздержался. Деликатный человек.
— Конечно, доволен. Готов и вновь там побывать, — ответил Иванов, угадав смысл невысказанного.
На следующее утро за завтраком Женя сказала:
— Ваня, может быть, нам пора купить крестики? Мы же православные люди.
После значительной паузы Иван Иванович ответил:
— При первом же посещении города обязательно куплю и тебе, и себе. Мы ведь, кроме того и крещёные.
Глаза их сияли радостью, а на душе стало легко и спокойно, будто они только что сделали хорошее дело.
Анатолий БАХВАЛОВ,
генерал-майор МВД в отставке