От семи ветров

Злата Литвинова
Там, где небо сходится с землей, там , где океан омывает край неба, а солнце купается в его воде, жили Семь Ветров. Семь братьев. Невозможно разных, и в тоже время, похожих.
Муссон был самый старший. Серьезный, устойчивый ветер. Он сам мог менять свое направление, поэтому братья его побаивались. Второй брат – Мистраль, был настолько силен и несокрушим, что в гневе запросто вырывал с корнем деревья. Третий брат - Самум был сухой и горячий, похожий на всплеск, на сильный, но кратковременный шквал. Самум дружил с песчаной бурей, которая сметала на своем пути все, что было не по ее нраву. Сирокко и Суховей были близнецами, тёплыми ветрами, капризными и своевольными, иссушающими землю, изматывающими своей ветреностью. А два младшеньких брата – Фен и Бриз были настоящими любимцами всего живого. Нежные и теплые, они могли быть сильными, но предпочитали ласкать собою и море, и землю. Братья были великие спорщики. И вот однажды, как обычно, старшие стали спорить, кто сильнее. Спор перешел со слов в борьбу. Три старших брата схлестнулись грудью в турнире на звание самого сильного. Не выдержали и близнецы, присоединились к ним. Пять ветров скрутились в единый клубок. Стонала земля, ходуном ходил океан. Испуганно жались друг к другу младшие братья. Даже Солнце спряталось за тучи, опасаясь непредсказуемых последствий. К исходу третьего дня младшие братья поняли, что дело добром не кончится. И полезли разнимать разбушевавшихся родственников. Залезли Фен и Бриз в самую середину, уперлись спинами друг в друга, и давай расталкивать братьев. Но силы были совсем неравные, и поток страшных вихрей закрутил всех семерых в чудовищной схватке. На седьмой день братья устали, и поняли, что уже и рады бы разойтись, но за это время они так сплелись в одно целое, так запутались, что не могут никак разбежаться. Самый старший брат приложил усилие и оторвался от жуткого клубка ветров и вихрей, правда, потерял там, в его недрах, свою частицу. У остальных братьев духу не хватало сделать тоже самое, поэтому стал он отрывать их по одному. У Мистраля оторвалась часть гнева, помогающая ворочать деревья. У Самума осталась в том клубке способность вызывать бурю, Сирокко стал менее ветреным, потому что непостоянство тоже зацепилось в узле битвы. Суховей пожертвовал капризностью. Фен поделился (не по своей воле, прошу заметить) теплом, а Бриз – ласкою. Измученные братья сели в круг, и стали смотреть на живой узел, имеющий часть каждого из них. Каждый жалел о своей потере, но любопытство пересиливало боль и горечь утраты. А узел катался по земле, меняя направление, так как сила Муссона теперь жила и в нем… Солнце выглянуло из-за тучи, и послало в это нечто свой лучик, чтобы осветить этот сгусток боли. Небо вынырнуло из океана, и послало розовую шаль заката, укрыть от глаз это нечто. Океан ничего не мог добавить, кроме соленых брызг… А когда на небо взошла Луна, она решила озарить это счастливой звездой. Но звезда, летевшая вниз, лишь озарила своим светом, и погасла, не успев коснуться…
И именно ночью, при свете Луны, розовая шаль заката сползла, открывая всем то само Нечто – прекрасное и страшное одновременно. Сильное и сокрушительное, вобравшее в себя мощь Семи ветров. Способное сметать препятствия и вызывать бури. Ветреное и капризное, глубокое и теплое. Ласковое и лучистое. Частенько заставляющее плакать, но все же, освещенное светом падающей звезды, поэтому, дарящее надежду.
Так родилась Любовь, которую мы, благодаря закатной шали, всегда видим поначалу в розовом свете…