Я приехал в эту деревню три недели назад. Дело в том, что в свободное от работы время, я занимался собиранием народного фольклора. В моей коллекции были и городские байки, и старые предания сёл, и страхи которые рассказывают друг другу люди, которым не посчастливилось жить рядом с заброшенными домами, старыми заводами и прочими «нечистыми местами». На эту ничем не примечательную деревеньку, стоящую на краю леса, в котором скрывалось огромнейшее болото, мой выбор пал неспроста – мой приятель родом оттуда, рассказал мне много различных баек, которые ещё сохранились в его памяти, но всё же он советовал мне пообщаться с местными старожилами, которые знали просто бездну различных историй. Он же помог мне с жильём – попросив своего родственника, деда Филиппа, приютить меня у себя на некоторое время. Старик охотно согласился, ведь он жил один и я мог бы где-то помочь ему по дому, а где-то просто составить компанию и разогнать вечную скуку.
Я и представить себе не мог, насколько богатым окажется кладезь историй, которую я открыл в местных жителях. Я записывал их часами, отмечая про себя что некоторые из них похожи на уже слышанные мною ранее в других деревнях, а некоторые уникальны и не похожи ни на что. День сменялся днём и я был невероятно рад такой находке как эта деревня, но вся моя эйфория омрачалась одним фактом – недалеко от деревни было болото.
Сказать что засыпать под эту какофонию каждую ночь было жутко, значит не сказать ничего... Звук всплывающих и лопающихся пузырей, редкие всплеск от падающих в болото сучков, просто шлепки неизвестного происхождения: все эти звуки искажались расстоянием и фантазией и казались хлюпаньем и чавканьем каких-то непостижимо уродливых упырей на кошмарной трапезе... Вечерний же туман, который периодически наползал оттуда, и вовсе наводил на мысли что последний рубеж между нашим миром и царством этих жуткий тварей рухнул и вот-вот в густой пелене замелькают кривые, хромающие нелепые фигуры, источающие невероятную вонь и хлюпающие гнилыми тканями при каждом движении. казалось - за каждым деревом, за каждым углом или камнем, словом за всем, куда его могло поместить разыгравшееся воображение, скрывается в ожидании тёплой плоти болотный выползень с безобразно раздутым синюшным лицом и по-рыбьи белёсыми глазами-буркалами на выкате.
Каждое утро я с нескрываемым наслаждением наблюдал за игрой солнечных лучей на стене, потому что это означало что ещё одна невероятно нелепая из-за бесконечного страха ночь позади… В те же ночи когда я уснуть не мог (а такое, к моему величайшему сожалению случалось невероятно часто) ожидание утра превращалось в какую-то дикую игру на перегонки между разумом и воображением, в которой я был подобен принцессе, которая должна достаться победителю… Одновременно с ней шла другая игра – между сном и явью. Провалиться в сон было невероятной удачей, однако недостаточное погружение в него оборачивалось «всего лишь» тем что я, продолжая слышать все эти нечеловеческие звуки и оставаясь в плену воображения, видел ещё и картины, которые с охотой подбрасывал утомлённый мозг… А появление лучей солнца приводило меня в неописуемый восторг – мне хотелось прыгать и орать от радости, плакать и смеяться… Не знаю как мне удалось не сойти с ума, ведь я превращался в буйно-помешанного каждую бессонную ночь…
Но вот, наступил день, когда я счёл, что больше от местных жителей ничего не услышу. Уточнив в последний раз мелкие детали некоторых баек и мифов, я сообщил моему гостеприимному хозяину что на следующий день уезжаю. Видно было, что дед Филипп слегка расстроился, но это было и понятно – я здорово разнообразил дни одинокого старика бесконечными посиделками, когда он рассказывал мне очередное предание, а я внимательно слушал его, записывая всё до мельчайших деталей. Но у меня уже кончался отпуск и я, если бы даже хотел, не мог больше оставаться в приютившей меня на три недели деревне. Однако, я навряд ли бы остался даже если мне не нужно было бы на работу – мысль о том что мне предстояло провести ещё несколько ужасных ночей здесь нисколько не вдохновляла меня.
Однако к вечеру случилось непредвиденное событие – у старика не вернулась с выпаса корова. Василиса, так звали животное, была достаточно спокойной и умной и за ней не требовался постоянный надсмотр пастуха. Каждое утро дед отводил её на границу с лесом где росла сочная трава и оставлял там, а вечером, едва начинало темнеть, корова сама возвращалась домой. Однако в этот вечер корова почему то не пришла… Дед попросил меня сходить поискать её, так как он сам уже был в том возрасте когда в потёмках по лесу особо не по ходишь. Конечно, мысль о том, что в ходить потёмках да ещё и в непосредственной близости от болота, казавшегося мне чуть ли не вместилищем всех кошмаров, предстоит мне, навела на меня неподдельный ужас, но я не мог отказать добродушному старику, который так помог мне. Уточнив направление и захватив с собой фонарик я двинулся вперёд.
Когда я приблизился к чернеющему лесу, я весь сжался от какой-то смутной жути, витавшей вокруг. Но тем не менее, мне пришлось войти в проклятый лес. Я шёл чертовски медленно, наверное так же медленно человек, боящийся темноты передвигается по тёмному помещению. Я проклинал всё на свете: эту деревню, это болото, несчастную корову, которой взбрело в её рогатую голову забрести чёрти возьми куда. Я проклинал даже себя и свой собственный тупой страх. Но все мои проклятья оборвались едва впереди себя увидел нечто не вписывающееся в рамки моего представления о природе. Шагах в тридцати от меня стоял холм – примерно двух метров в высоту, всё бы ничего, но только этот холм дёргался. Рывки были то длинные, то короткие, то частые, то редкие. Клянусь, следующее моё действие я до конца дней своих буду считать самой большой своей ошибкой – ведь мне нужно было броситься оттуда бежать, а деду Филиппу сказать что никакой коровы я не нашёл. Но вместо этого я крикнул «Эй! Кто там?» – без понятия зачем я это сделал. Холм пришёл в движение и уже через пару секунд я понял что это вовсе не холм, а корова, которую обволакивало нечто тёмно-зелёное, похожее на одеяло из тины…и вот это «одеяло» сползя с коровы начало уползать, издавая ужасно мерзкие чавкающие звуки… Корова же постояв немного рухнула. Я успел заметить что местами кожи нет – видны кости и даже внутренности. Это нечто буквально жрало, переваривало корову, которая пыталась вырваться – именно это я принял за дёргающийся холм… С невероятным трудом преодолев отвращение, подобного которому в жизни своей не испытывал, а также немалый страх, я всё-таки приблизился к корове ещё на 10 шагов, но увидев что вокруг неё и на ней самой извиваются сотни, если не тысячи различных пиявок, мокриц и каких-то белёсых пульсирующих мерзостей я испытал приступ отвращения превышающий предыдущий раз в десять. Меня, буквально едва не вырвало, больше находиться там я не мог ни секунды, а потому – бросился бежать.
Рядом с деревней я замедлил шаг, что бы не вызывать лишних вопросов. Немного постояв вблизи дома что бы окончательно перевести дыхание, я зашёл во двор. Хозяин сидел на лавке у дома и как это часто бывало курил свою трубку.
– Что, сынок, не нашёл корову-то? – сказал он, привстав с лавки.
– Не, дед, никак. Весь умаялся а не нашёл. Да и темно уже – может она спать легла?
– Ну может и так, ладно, заходи в дом, утром посмотрим что да как.
«Вроде бы ничего не заподозрил» - подумал я. Но что-то во взгляде деда Филиппа смутило меня и заставило задуматься… Что-то в нём было… странное.
Поужинав, я пожелал деду спокойной ночи и отправился в свою комнату. В то, что сегодня мне удастся уснуть я даже не пытался поверить, слишком ярко перед моим взором стояла та картина которую я видел на болоте. Свет я гасить не стал, просто я бы ни за что не согласился оказаться в кромешной темноте в эту ночь. Я просто лежал на кровати и думал… Моя картина мира не могла вместить в себя ту мерзость с которой мне пришлось встретиться. Да конечно, я был отнюдь не из тех кто верит что всё уже изучено и открыто, но в то же время такая близость чего-то неизвестного науке рядом с людьми основательно выбивала меня из колеи. Что если тот подсознательный страх, который испытывает человек перед болотом, вызван отнюдь не только боязнью утонуть, но и какими-то куда более глубокими причинами, уходящими корнями в те времена когда человек сталкивался с древнейшими существами, давно вымершими в наше время? Что если тварь виденная мною – реликт какой-то древней эпохи, кошмар мезозойского болота, доживший до наших дней? Я ни на секунду не позволил себе предположить что виденное мною имеет «мистическую», «потустороннюю» природу – жутко было и без этого. Тем более, даже с точки зрения биологии эта мразь была чем-то ужасным и противоестественным.
Стук в дверь комнаты прервал мои рассуждения и напугал меня своей неожиданностью – ещё ни разу хозяин не заходил ко мне ночью.
– Полуночничаешь, не спится тебе? – с усмешкой спросил дед. Усмешка была отнюдь не ехидная и даже какая-то добрая, от чего я сразу успокоился.
– Да что-то вот никак не усну, – ответил я и тоже улыбнулся.
– Ладно, чего уж там скрывать, знаю я что ты на болоте мохонь видел, - от этой фразы я вздрогнул и внутри у меня похолодело. Когда дед говорил это, вид его был очень серьёзным – не осталось ни следа от былой улыбки, которой, как я понял, он успокаивал меня перед тем как рассказать нечто неприятное, – Да вижу, вижу как ты вздрогнул-то. Ладно, придётся тебе тогда рассказать кое-что.
И дед начал рассказ. Я не буду пересказывать его в мелких подробностях, просто потому что дед постоянно отвлекался на не касающиеся дела факты из истории деревни, да рассказ он вёл, что называется «не торопко», поэтому коснусь я лишь основного.
Болото на том месте было с незапамятных времён – в глубокой древности там топили преступников, потом мёртвых животных. В общем, место было, как говорится «что надо». Потом начал появляться тот самый туман который не давал мне покоя – очевидно огромное количество разлагающейся органики выделяло газы, которые при такой влажности собирались в густой туман с мерзким запахом. Без особой надобности местные туда старались не соваться – сначала, чтобы не лицезреть всплывающие иногда полусгнившие трупы, а потом уже просто «по привычке». Но пару поколений назад пропал как-то грибник – из местных – весь день искали, ну и на последок, когда стало ясно что нигде больше не найти пошли на болото. Искать долго не пришлось – возле края топей лежало тело несчастного. Но зрелище это было просто ужасным – одежда была в своеобразных дырах – как будто кто-то «сжёвывал» куски ткани, в этих же местах не было кожи, отсутствовали глаза. Казалось что кто-то обрызгивал тело кипятком или чем-то едким и жевал. Но самое отвратительное, что вокруг тела и на самом теле – в ранах копошились десятки различных пиявок, мокриц, слизней и прочих тварей, при упоминании которых, люди обычно начинают чесаться. В общем, из трёх мужиков которые отправились на поиски бедняги, одного после увиденного лихорадило дней пять, а другие мучались кошмарами около месяца и до самой смерти напрочь отказывались делать хотя бы сотню шагов в сторону болота.
Об этом конечно судачила вся деревне, но со временем случай забыли и не вспоминали ровно до тех пор пока две девочки, играя, забежав слишком близко к болоту, не увидели нечто такое что заставило их со всех ног бросится домой и что они смогли более менее забыть только по прошествии пары лет – когда повзрослели. По их описанию это нечто было похоже на ковёр из мха который двигался и издавал противный чавкающе-булькающий звук. Оно как будто пряталось от солнечных лучей в овраге. Если бы не случай с грибником, то наверняка бы никто не поверил детям, но в данной ситуации так поступить было бы глупо, и несколько мужчин, вооружившись отправились к оврагу рядом со злополучным болотом.
Не доходя до оврага, мужчины услышали чавканье и почувствовали знакомый сырой гнилостный запах. Немного помедлив, они, перехватив по крепче у кого что было – кто ружьё, а кто топор, подошли к краю оврага. То что шевелилось там, вызвало у них ни с чем не сравнимое отвращение, а мерзкий запах усиливался по мере приближения к... этой твари. Когда мужчины сгрудились на краю, не решаясь спуститься вниз, это нечто, словно услышав их, сначала замерло, а потом быстро поползло к краю оврага, стараясь держаться тени. Двигалось оно довольно быстро и люди побежали с разных сторон оврага ему на перерез. Но перед тем, вооружённый ружьём выстрелил в этот живой мох. Послышалось шипение, тварь как будто сжалась, но после этого продолжила движение, хотя было видно, что пуля вырвала кусок из её "тела". Доползя до края оврага, эта мерзость болот помедлила, т.к. вокруг всё было освещено солнцем, и именно в этот момент её догнал второй мужчина и что было силы начал рубить её топором, одна после пары ударов он, бросив топор отпрянул от "мха" и начал судорожно сбрасывать с себя различных паразитов тут же набежавших на него по рукояти топора и насыпавшихся за шиворот с обуха при замахе. Воспользовавшись этим, тварь рванулась вперёд, Ещё трое мужчин продолжали бежать за ней - двигалась она на удивление быстро, тогда как ещё двое помогали стряхнуть десятки паразитов с тела смельчака. Когда тварь уже почти доползла до спасительного болота, двое вырвавшихся вперёд преследователей, помня о неудаче своего приятеля, пытаясь хотя бы как-то нанести этому кошмарному существу урон, попробовали не то пнуть не то наступить на эту мерзость, но тут же поплатились за свою самонадеянность. От тела твари непостижимым образом отделилось два куска и бросились на лицо преследователей. рухнув на землю, те принялись сдирать ЭТО с лица, одновременно давя руками разбегающихся по телу паразитов. Когда их нагнали остальные - их лицу предстала следующая картина - двое мужчин с залепленными зелёной дрянью лицами катались по земле отчаянно крича, хотя из залепленных ртов слышался только стон, и пытаясь избавиться от ужасного "мха". Вокруг них по всей земле ползали пиявки, какие-то мокрицы и прочая гадость. Когда друзья сорвали с их лиц зелёную мерзость, на их лицах обнаружились ожоги как от кислоты...
В общем, местные, трезво поразмыслив, решили просто не соваться к болоту днём и к его окрестностям вечером, когда неведомая тварь могла забраться дальше от своего логова. О том, что будет если однажды эта мерзость заберётся в деревню, не заговаривали, однако, каждый внутренне был уверен, что изничтожат эту тварь огнём ли, кипятком ли или просто разорвут на части. И все сошлись в одном - посторонних в дело не посвящать.
Когда я дослушал историю, то внутренне я негодовал от того, что дед Филипп, зная про эту гадость, послал меня туда одного, ни о чём не предупредив. Однако дед, словно чувствуя что творится внутри меня, сказал: "Ты сынок, прости меня старого. Не думал я, что Василиса то моя туда заберется. Скотина то она опасность из далека чует." На это я лишь махнул рукой, но глядя на отразившееся на лице деда искреннее сожаление, вздохнул и проговорил: "Ладно, дед, забудем. Да и, честно говоря, я б тебя на смех поднял если б заранее об этом услышал." Дед ухмыльнулся и пожелав мне спокойной ночи, и ещё раз извинившись, ушёл к себе.
Утром я, как и задумывал, собрал вещи и попрощавшись с жителями деревни, отправился на станцию. С дедом Филиппом, мы договорились что я никому не расскажу об увиденном, однако он не возражал против того что я включу историю о мохони в сборник деревенский мифов, опустив некоторые детали. Возможно кто-то обвинит меня в бездействии, но что я мог сделать? Сами жители были не против такого соседства, в свою очередь я, как учёный, не мог позволить уничтожить такое редкое, а возможно и единственное в своём роде существо. А что было бы, предай я во всех деталях огласке факт существования мохони? Кто знает, но в любом случае, безмятежному быту деревни пришёл бы конец.
И вот сейчас, я еду в поезде, глядя в окно на проносящиеся за окном озёра и пытаясь как-то объяснить самому себе то, с чем мне довелось столкнуться. Возможно ли что под неведомым науке воздействием обычный мох, являясь симбиозом гриба и водоросли, вступил ещё и во взаимодействие с другими организмами, переняв от них способность двигаться? Могли ли в результате, вызванной какими-то выходящими из ряда вон причинами ускоренной эволюции, появиться у этого создания органы, вырабатывающие кислоту? Может быть, но в любом случае, поведение этого существа не выходило за рамки действий любого ночного организма что отметало любые мистические предположения. Просто человек слишком часто тешит себя иллюзией своих всеобъемлющих знаний…