РОЗА

Антон Утикалов
        Гребаный песок и солнце.
        Последний раз я видел живых людей, когда несся на квадратцыкле по песку этой пустыни. За спиной у меня сидел брат, он радостно орал и подгонял меня, хотя на спидометре и так высвечивалась приличная для такого средства передвижения скорость – семидесяти пять километров в час. Мы ехали сзади у всей группы. Наш гид, или экскурсовод или кем там был тот чернокожий мужик со смешным акцентом, был впереди всех и сказал, чтобы скорость не в коем случае не превышали свыше пятидесяти. Мы с братом не были в восторге от такого правила. Не за то мы отдали египетским лохотронщикам сто баксов, чтобы тащится как черепахи по сраной пустыне, а потом рассказывать на родной Украине, как это весело. Нет. Нам хотелось настоящего веселья, по этому мы намеренно отстали от группы и потом как газанули… На линии песка лишь смутно виднелся последний квадратцикл, а за ним – горы. До них мы гнали, как шальные. За спинами поднимался столб песка, волосы посветлели от него, а я все выжимал из арендованного тарантаса максимум. Пока мы не достигли гор. Коричневые каменные столбы и стены выглядели как-то необычно в пустыне. Я, конечно, не силен в геологии и всяком таком и признаю это, но для меня было сюрпризом, что в таких пустырях можно наткнутся на горы… Так вот когда мы достигли их, и уже совсем немного оставалось до последней «черепахи» в группе, мы на той же скорости мчали меж каменных возвышений. И вот этот злосчастный поворот. Перед нами выросла огромная скала, и надо было повернуть направо, за группой.
        - Поворачивай! – кричал мне брат.
        А я решил над ним подшутить. Поддал газу, хотя куда уже было поддавать и сделал вид, что не собираюсь поворачивать. Точнее, я думал, что «сделал вид». На самом-то деле, все так и вышло: я просто увлекся и не успел все сделать вовремя…
        Что дальше?
        Гребаный песок и солнце.
        Все остальное просто вылетело у меня из головы. Может, ничего «остального» и не было. Я очнулся лежащим на песке, с раскалывающейся головой. Вокруг меня не было ни квадратцикла, ни брата, ни скал.
        Только гребаный песок и солнце.
        Земля была твердой. Это не была пустыня с барханами и дюнами. Просто твердый спрессованный песок, притрушенный слоем пыли. Он был какого-то оранжевого цвета. Поверхность напоминала речные волны, будто все это было не пустыней, а громадной рекой оранжевого песка, которая вдруг в один миг застыла на месте.
        Когда я встал на ноги первой мыслью, конечно, было: «что за хрень?!»; потом я подумал: «где я?!»; и только после: «Я В СРАНОЙ ПУСТЫНЕ, МАТЬ ЕЕ!!!». Когда я окончательно собрался с мыслями и понял, что вокруг нет никого и ничего, что везде, куда не глянь – песчаная гладь, я осознал: я в заднице.
        Я начал думать, что мне делать. Моя блистательная логика немного потрудилась и изложила все варианты. Все два. Первый – идти куда-нибудь, в надежде, что куда-нибудь приду. И второй – ждать, что ко мне прибежать не мытый бедуин с кольцом в носу и со спутниковым телефоном и скажет, что за минуту исходящего звонка возьмет с меня всего каких-то пять баксов. Немного поразмыслив, я решил, что лучше не надеяться на бедуина, поскольку пяти долларов у меня с собой не было, а на шару от них ничего не дождешься.
        Все это конечно немного смешно, но я все-таки не мог понять, как я оказался здесь. Не в смысле, в пустыне, а в смысле – в этой ее части. Ведь если бы мы с братом разбились, или перевернулись и я чудом остался жив, врядли меня по инерции отбросило бы так далеко, что скалы скрылись из виду…
        Тем не менее, вот он я, живой и здоровый, только с раскалывающейся головой, шагаю по оранжевому песку и на что-то надеюсь. Надеюсь, что скоро увижу людей, гида, который вне себя от злости будет орать на меня своим смешным акцентом, и скажет, что украинцы – самые глупые туристы на свете…
        Но вокруг только гребаный песок и солнце.

        Мне казалось, что я шагаю вечность, но солнце лишь на какой-то сантиметр сдвинулось на запад. И оно продолжало палить с ужасающей силой. Одежда едва не загоралась на мне и я все думал, что вот-вот рукав моей синей футболки начнет дымиться и на нем покажется язычок пламени.
        Все девятнадцать лет, что я провел на планете Земля я мечтал о какой-нибудь авантюре, чтобы моя жизнь вдруг превратилась в сюжет американского блокбастера с плохими дядьками, большими пушками и грудастыми девками. Тут не было ни дядек, ни пушек, ни девок…
        Только гребаный песок и солнце.
        …но это уже можно назвать авантюрой. А я совсем не в восторге.
        Я обессилил. Ноги еле волочились по песку, я шел петлями, а горизонт оставался чистым. На нем не было видно ни красно-черного экскурсовода (красного от злости и черного от природы), ни спасательных джипов, ни даже сраных египетских пирамид.
        И я упал.
        У меня уже просто не было сил двигать ногами. Я решил – пусть меня жарит солнце, а потом пусть меня жрут стервятники (если они тут есть) раз уж такая судьба. От этого никуда не денешься. Судьба – динозавр, а какой толк бороться с динозавром, раз он тебя в любом случае сожрет?
        Я потерял сознание…

        Я открыл глаза и увидел темное небо, усеянное миллионами звезд. Но луны я не увидел. Странно. Но разве не странно все остальное?..
        Я услышал потрескивание. Костра, как мне показалось.
        Слуховая галлюцинация?
        Моя голова все еще болела и сначала я подумал, что именно это причина галлюцинации. Но потом я привстал, облокотился на правый локоть и увидел костер. Чертов костер посреди пустыни!!! Это было уже слишком странно, но еще не предел.
        Возле костра, бубня себе что-то под нос, в позе лотоса сидел мужчина. Старик. Его спутанные седые волосы тянулись до половины спины; он был одет в разные меха, а лицо его покрывало столько морщин, что можно было бы обоснованно предположить, что ему лет двести от роду.
        - Подходи к костру, путник, – сказал старик грубым хриплым голосом, он говорил на русском, с акцентом, но не с таким, как мой гид. Я предположил, что этот дед – индианец. Странно?.. Я промолчу. – Ночи здесь холодные. Подходи, погрейся.
        Я и правда почувствовал, как по телу пробежались мурашки. Неуверенно и с опаской я встал, подошел к костру и сел напротив старца.
        У меня к нему было много вопросов. Так много, что я не задал ни одного. Просто сидел с открытым ртом, таращась на морщины этого Чингачьгука и думал, где же остальные апачи.
        Он тоже молчал и просто смотрел на пламя.
        - Надо бы подкинуть дров.
        Сказав это, он встал. У него за спиной лежала сухая, срубленная под корень вишня. Чингачьгук достал из-за пояса топорик, кажется, томагавк, и срубал несколько веток.
        Когда ветки лежали на костре он прохрипел:
        - Я голоден, путник. Разделишь со мной пищу?
        Что я мог ответить? Мой желудок уже готов был переварить самого себя и если вождь апачей, который затерялся в египетской пустыне сумеет завалить здесь томагавком кабана и приготовить его на вертеле над пламенем горящей вишни, я буду только «за».
        Я молча кивнул.
        Он вновь встал и, отойдя от костра стоял теперь спиной ко мне, вглядываясь в ночь. Он стоял так минут пять, а затем достал топор и молниеносным движением руки метнул его куда-то вперед.
        Я все это время смотрел на него. Не удивленно. Я просто думал, либо я сбредил, либо я сплю, либо и то и другое вместе взятое. Все было смешно, куда уж там, особенно когда Чингачьгук куда-то ушел, а затем приволок к костру тушу кабана с топориком промеж глаз, но шок не давал мне улыбаться. Наоборот, я готов был зарыдать от непонимания. Заорать, какого, черт подери, хрена здесь происходит?! Что здесь делают все эти левые персонажи?! Драный вождь апачей, дохлый кабан и чертова вишня, которая явно не зацветет этой весной.
        Спустя какой-то час, проведенный в молчании (если не считать бубнения старика) кабан был готов и я жевал кусок на удивление вкусного и сочного мяса.
        - Ты, путник, хочешь знать, что происходит, не так ли? – спросил меня старик и я едва не послал его благим матом, ей Богу хотелось заорать: «нет, к херам твои объяснения, МЕНЯ ВСЕ УСТРАИВАЕТ!!!»
        - Да, – ответил я, а затем неуверенно спросил: – я умер?
        - Ты не мертв, путник, но ты и не среди живых.
        - Тогда что, черт возьми, происходит?! – не выдержал я и сорвался на крик.
        - Ты между миром живых и мертвых.
        - И что мне делать?
        - Тебе нужно пройти пустыню.
        - Как? Ей же конца-краю нет! Куда не глянь – земля, и ничего кроме!
        - Ты должен пройти пустыню. В конце пути все встанет на свои места.
        - Что встанет? Я оживу, вернусь домой?
        - Или умрешь.
        - Что?! Я должен прошагать всю пустыню ради того, чтобы в конце-концов сдохнуть?!
        - В конце пути все встанет на свои места, – повторил старец.
        Я открыл было рот, хотел что-то еще спросить, но не смог, язык онемел. Голова вдруг закружилась и я лишь успел подумать, что старикан дал мне что-то вместе с мясом…
        А потом я опять отрубился.

        Я очнулся и подумал, что вся эта чепуха с вишней, кабаном и двухсотлетним индейцем мне просто приснилась. Даже на какую-то секунду понадеялся, что и авария на квадратцикле тоже сон. Но в метре от меня еще тлел костер, а между зубами язык нашел кусочки мяса. И я обессилено вздохнул. Лег на спину и уставился на небо. Солнечное, без единого облачка, словно кто-то помыл его влажной тряпкой аккурат перед моим пробуждением.
        Гребаный песок и солнце, – думал я.
        Гребаный песок и солнце.
        И солнце гребенное, и песок…
        А мне пора идти. Если бред про Чингачьгука – правда, то мне следовало достигнуть края пустыни.
        «В конце пустыни все встанет на свои места» - сказал мне краснокожий и ничего не оставалось, как поверить всему этому.
        Хотя я не верил ни в его слова, ни в кабанов посреди пустыни, ни в то, что у этой гребаной пустыни есть гребаный конец.
        Когда я встал на ноги и собрался уже идти, взгляд мой упал на землю и я увидел там нечто, что лишь в свете последних событий не показалось мне странным. Я увидел розу, высотой не больше тридцати сантиметров. Красную, как кровь, с капельками росы (ну от куда здесь взяться росе?!!) на шелковых лепестках. Это не был кустарник, я не садовник, но ведь роза растет на кусте? Так или иначе, здесь, в пустыне, зеленые листочки росли там, где шиповатый стебель вырывался из земли. На самом стебле листков не было, словно кто-то срезал их, чтобы они не забирали у цветка ту мизерную влагу, что ему достается.
        Я никогда не был ценителем прекрасного, эстетом, но в этот момент мое сердце заполнил огонь надежды. Эта роза словно говорила своей красотой и уникальностью, что все возможно, что еще есть за что бороться, к чему стремится. И я увидел настоящее искусство. Не говенную пародию на прекрасное, а Прекрасное собственной персоной. Это только она, Природа, могла сотворить что-то Великое и уникальное, а любой, даже самый талантливый человек, не сможет даже приблизить свое жалкое творение к совершенству природы… Наверное, тот цветок, та совершенная роза, которая была самым прекрасным, что я когда либо видел в своей жизни, изменила мою судьбу. Не только до пределов пустыни, а до самой смерти я вспоминал ее, и на душе становилось тепло…
        Меня подкрепила эта энергия, и я пошел по песку…
        Куда?
        Прямо. А куда еще?

        И вот я вновь шел по пустыне. Не знаю точно, сколько времени. Знаю, что десять раз ложился спать, прямо на песке, от бессилия, и каждый раз думал, что не проснусь. Но просыпался. Еще дважды я падал сраженный толи солнцем, толи дорогой. И тоже просыпался.
        Меня вел вперед образ одинокой прекрасной розы посреди пустыни.
        Все это время я не переставал думать, что умру. Что даже если достигну конца этой бесконечности, то там меня будит ждать ад. А еще я думал о своей жизни. О тех коротких девятнадцати годах. Коротких и беззаботных. Мне приходилось работать в жизни только дважды: один раз у дяди на поле, когда мне было десять, и второй – когда я в шестнадцать раздавал рекламки на базаре (правда, в тот раз я раздал две-три бумажки, а все остальное выкинул в урну). Всю жизнь я провел у родителей на шее. И в этот раз, на поездку в Египет для нас с другом деньги дал отец. Я никогда не задумывался об этом, считал, что так оно и должно быть. А и в правду, если у отца есть деньги, тогда почему бы ими не поделится с родным сыном…
        Но сейчас все казалось по-другому. Я девятнадцать лет гулял и веселился на родительские деньги и думал, что жизнь будет такой же долгой, как и легкой. Но не тут-то было. Новое веселье, поездка в страну солнца, сфинкса и египетских пирамид, обернулась для меня… Чем? Концом? Смертью?..
        Нет, я пришел к выводу, что эта поездка не убьет меня, не будет моим концом. Совсем даже наоборот. Я заново рожусь. Я стану другим человеком!
        Что мне для этого нужно сделать? Всего лишь пройти эту драную пустыню.
        Гавно-дело!