Было у отца три сына

Андрей Евсеенко
Было у отца три сына


       -Слышь. Паш! Курить-то как хочется, мочи нет!
       -Помолчи, Вань, не трави душу!
       -Ладно, не злись. Посмотри лучше на заморыша нашего: лопата в руках, а сам спит! Поди, земля-то ему ещё не перина. Кинь-ка в него камушком!
       -Не надо. Пусть отдохнёт маленько. До утра времени много, а ямка итак глубокая.
       -Ну, смотри. Старший ты, тебе и виднее будет.


       Взлетевшая ракета залила осеннее поле ослепительно холодным светом. Мир, на мгновение накрытый её колпаком, потерял свои полутона и оттенки, став чёрно-белым. Совсем как мишень. Уловив это сходство, где-то загрохотал пулемёт. Пули защёлкали по каменистому грунту бруствера, высекая искры и кидая пригоршни земли на спящего солдата.


       -Паш! А Лёнька-то наш молодец! Смотри, как лопаткой орудует! И куда только лень подевалась!
       -Не шуми, сам вижу. Я же говорил: отдохнёт и докопает окоп, как положено.
       -Эх, Пашка! Кабы не ты, давно б научил я его уму-разуму!
       -Да уж! Помню я твою науку! Затрещина покрепче, да пинок посильнее. Обойдётся, поди, Лёнька и без неё!
       -Да, теперь обойдётся…
       -Эй, Иван, ты чего? Перестань! Нам грустить не положено! Мы своё отгрустили.


       Окоп получился на славу: в полный рост, с высоким бруствером и сектором для стрельбы. Понукать Лёньку не пришлось: война – учитель опытный. Умеет оценки ставить. Солдат отбросил лопатку, поднялся повыше и в последний раз взглянул на светлеющий горизонт нового дня. Всё. Теперь – ждать.


       -Вань, ну ты как? Отпустило? Хватит уже молчать! Не могу, когда ты так! На душе погано, и кошки скребут. Не я ж в том виноват…
       -Полно, Паш! Разве был я когда на тебя в обиде! Задумался просто. Завспоминался…
       -Не сейчас. Не время. Смотри – зашевелились уже, полезут скоро.
       -Ладно. Прав ты. Никуда моя память теперь не денется…


       На этом узком перешейке, зажатом между двух болот, судьба войны не решалась. Просто две армии, похожие на карте на двух гигантских амёб, ощупывали пространство вокруг и находили друг друга сотнями огненных прикосновений. Изучали, выматывали ожиданием, готовясь каждая к своему броску. Патроны не считали. Людей – тоже. За бои местного значения редко дают ордена. И для истории они не интересны. Им больше свойственны отставшая артиллерия, отрезанные тылы и холмики братских могил.


       Первая волна атакующих захлебнулась автоматным свинцом и осталась лежать на пожухлой траве. Уже не живая, но ещё и не мёртвая. Полная боли и стонов. Серая на красном. За ней накатила вторая. И, вопреки всякой логике, прошла чуть-чуть дальше, но тоже разбилась.
       Третьей не было долго. Но началась и она. С миномётного огня по хорошо пристрелянным позициям обороны. А мина* – она ведь только кажется глупым куском стали с тротилом внутри. Когда ты в окопе, то понимаешь, что она ищет тебя. Смотрит откуда-то сверху, изучает, играет в прятки. И часто находит.


       -Лёнька! Слышишь?! Затаись, не стреляй! Падай, дурак, на дно окопа!!! Пашка! За ноги его держи, за ноги!

       Но солдат не слышал. Короткими очередями он наводил на себя смерть, шагающую по полю воронками минных разрывов. Комья земли летели ему в лицо, локти соскальзывали, сапоги, налившиеся странной тяжестью, тянули вниз. Но он поднимался и стрелял, стрелял…


       Только когда замолчал автомат, и мёртвая тишина пронзительно оглушила звуки войны, он услышал голос старшего брата:

       -Лёнька! Что же ты натворил?! Ты же последний!!!




*мина – снаряд для миномёта.
       Миномёт – орудие для стрельбы по навесной траектории.