Из цикла "Голландия!!!"
Уважаемый читатель, с тех памятных времен, когда случились революционные «магнитные бури» над Великой Российской Империей прошло почти 100 лет. Катаклизмы исторической ломки коснулись не только государственных институций, а напрямую развели её жителей на разные полюса. Революции, расшатав могучий, веками формировавшийся корень, ядом причудливых идей прошлись по стволу, дурманя романтикой несбыточности каждого уверовавшего. Теперь, когда естественные процессы в развитии государства с его населением наяву доказали пагубность марксистко-ленинских «подскоков» в результате которых мы растеряли Истинные традиции и лучший генофонд России, пора возвращаться на собственный исторический путь – и только в этом наше спасение.
Советская цензура долго выхолащивала и скрывала исторические факты, связанные с временами Первой Мировой и Гражданской войн. Практически невозможно было услышать голоса тех, кто являлся непосредственным участником Белого Движения в России, голоса тех, кто оставался, верен единожды данной Присяге – за веру, царя и Отечество. Поэтому в этой главе я решил опубликовать те материалы, которые печатались в журналах «Кадетская перекличка» - издаваемым в Нью-Йорке Объединением Кадет Российских Зарубежных Кадетских Корпусов и журналах «Часовой» издаваемым во Франции с 1929 года «Иллюстрированный военный журнал-памятка: Орган связи русского воинства за рубежом», выходивший почти 59 лет.
Но в начале давайте накоротке вспомним исторические моменты тех лет.
1914 – 1917 годы.
Революционный хаос того времени не лучшим образом отразился на ведении боевых действий российской армии и флота в Первой Мировой войне. Упала дисциплина. Многие офицеры были расстреляны революционерами. Разложились команды кораблей и полков. Но чувство патриотизма и долга заставляло испить чашу тяжких испытаний до дна. И даже к еле дышащему российскому льву войска «Тройственного союза» - Германии, Италии и Австро-Венгрии не решались подойти близко, опасаясь, что он в последних конвульсиях заставит их дорого заплатить за нападение.
Практически с началом Германской агрессии в 1914 году, на всех фронтах в боевых действиях участвуют кадеты и гардемарины старших классов всех училищ и корпусов России. Свято выполняя Присягу и оправдывая завещанное в поколениях - «Жизнь Родине – Честь никому» они на равных со взрослыми встают на защиту попранных границ. И только февральские события 1917 года - отречение Императора от престола, прекратили деятельность и жизнь Кадетских и Морских корпусов. Все обучающиеся военному ремеслу были распущены по домам.
Однако, в мае 1917 года 147 старших гардемаринов, вернувшиеся в Морской корпус Санкт-Петербурга стараниями генерал-лейтенанта Бриггера, все же были произведены в мичманы. Ввиду отмены учебного плавания на кораблях, гардемарины и кадеты старших классов по их желанию были распределены на корабли Балтийского и Черноморского флотов. Большая часть из них уже имела ценз наплаванности на военных кораблях флота. А тридцать молодых патриотов были награждены Георгиевскими крестами за отвагу в боевых операциях Первой мировой. Были в списках Морского корпуса и погибшие.
После большевистского переворота, регулярные занятия в Морских корпусах и Училищах были прекращены полностью, а 29 февраля 1918 года Декретом Совета народа комиссаров было объявлено, что Российский флот распускается и организуется «социалистический рабоче-крестьянский флот» на вольнонаемных началах.
С началом Гражданской войны на территориях, где прочно сосредоточилась Добровольческая Белая армия, начинают возрождаться Кадетские и Морские корпуса.
Так в августе 1918 года на севере страны в Архангельске капитан 1 ранга А.Д. Кира-Динжан собирает более сорока кадет и гардемарин и возобновляет обучение. Но белая борьба на севере заканчивается трагически. Брошенные союзниками на произвол судьбы белые воины не были побеждены силой на фронте, но были вынуждены отступить перед сторонниками большевиков. В результате чего гардемарины и кадеты отступили к финской границе и были интернированы.
В ноябре 1918 года в городе Владивостоке, в Шефнеровских казармах, по распоряжению Верховного правителя России адмирала Колчака, образовывается Морское училище, куда съезжаются воспитанники Морских кадетских корпусов и училищ из Санкт-Петербурга, а также сумевшие выбраться из Архангельска и Мурманска. Директором этого Училища назначается прославившийся своими дерзкими походами и атаками на немецкие корабли герой-подводник капитан 1 ранга М.А. Китицын. Многое пришлось преодолеть бывалому подводнику, прежде чем поставить на должный уровень обучение и дисциплину, расшатанную гражданской войной, среди поступивших гардемарин. Но через год Морское училище Владивостока достигло своего расцвета. Уже к осени 1919 – рота обучающихся выросла до 120 человек, а вакансии преподавателей и воспитателей заполнили приехавшие туда офицеры. Надо отметить, что весной 1919 года гардемарины Владивостокского Морского училища принимали активное участие в подавлении партизанских действий красных в районе Сучанских рудников. Гардемарины были отправлены в десант к Владимиро-Александровску и отличились в боях.
Но к лету 1920 года военная обстановка в Приморье изменилось. Вот как описывают её очевидцы тех событий в журнале «Кадетская перекличка» за 1998 год.
«Политическое положение в Приморье складывалось угрожающе, и командующий морскими силами контр-адмирал Михаил Александрович Беренс приказал Директору Морского училища капитану 1-ого ранга Китицыну формировать отряд судов особого назначения из всех способных двигаться кораблей сибирской флотилии, исключая миноносцы. Их оказалось очень немного. Морское училище и Военно-морская команда погрузились на корабли. На миноносцах были сняты замки с орудий. На корабли взяли около 500 человек с их семьями.
На Владивостокском рейде стояла эскадра «союзников», которые вели двойную игру. Они были против ухода русских кораблей. Американцы прямо угрожали открыть огонь по отходящим судам. Только вмешательство японского флагмана вице-адмирала Кавахара разрешило вопрос. Ночью с 30 на 31 января контр-адмирал Беренс прибыл на крейсер «Орел» и дал приказ об эвакуации. Американский крейсер «Бруклин» навел прожектора и орудия, угрожая начать стрелять. Но японский броненосец «Миказа», сыграв боевую тревогу, навел свои орудия на «Бруклин». Русский отряд судов, увеличивая ход, прошел мимо обоих кораблей.
Проходя мимо Русского острова, опасались, что оттуда откроют стрельбу, но там не проявляли признаков жизни. Из Владивостока вышли только крейсер «Орел» и канонерка «Якут» и направились в Цуругу. Продовольствия и угля было достаточно. Японские офицеры с «Миказы» преподнесли в подарок 10 тысяч йен. В Цуругу японские власти разрешили всем сойти на берег и обещали помощь в дальнейшем продвижении.
Капитан1ранга Китицын решил пробиваться в Европу. Экипаж состоял из 40 офицеров и 250 гардемарин плюс «охотники» и команда. Суда пошли в Гонконг и Сингапур. Там пришлось простоять в сухом доке, и Китицын воспользовался этим, чтобы провести экзамены в 1-й роте училища. Через 5 недель отряд пошел в Калькутту. Там опять застряли из-за нехватки денег. Из Калькутты «Якут» самостоятельно пошел в Порт-Саид, через Мальдивские и Сейшельские архипелаги и через остров Маз пришел в Аден. В Порт-Саиде капитан Китицын узнал, что Белая армия закрепилась в Крыму, и продолжает борьбу против большевиков. Пришел приказ сдать суда Добровольческому флоту, а всем остальным двигаться в Севастополь.
Русский консул в Порт-Саиде не оказывал Китицыну никакого содействия. Положение становилось катастрофическим: кончились уголь, вода и провизия. Под давлением русского консула английский начальник порта не давал разрешения даже сняться с якоря. Решительный Китицын поставил ультиматум английскому командованию, что если через 36 часов ему не будут даны уголь и провизия, он выведет корабли и затопит их поперек Суэцкого канала. Это произвело действие, и через 24 часа англичане предоставили кораблям все необходимое.
12 августа 1920 года «Якут» и «Орел» пришли в сербский порт Дубровник.
В гостеприимной Югославии кораблям и гардемаринам была дана возможность привести себя в порядок. Капитан Китицын разобрался в споре, «Орел» передали Добровольческому флоту с получением каких-то денег, которыми было уплачено жалование команде. «Якут» пошел в Севастополь, взяв в Константинополе полный груз военного снаряжения. На него перешел Китицын с частью офицеров и 49 корабельными гардемаринами, 47 гардемаринами 2-й роты и 15 гардемаринами 3-й роты, которые впоследствии приняли участие в боях за Крым.
Большинство из тех, кто перешел на гражданское положение, потом уехали в Чехию учиться, часть осталась в Сербии. В Югославии король Александр организовал сербское Морское училище и привлек некоторых русских офицеров к себе на службу. Так, старший лейтенант Бунин служил в сербском Морском училище до самой 2-й Мировой войны. Несколько корабельных гардемарин польского происхождения отправились в Польшу и там продолжили военную карьеру, став морскими офицерами. Например, Антоний Дорожковский в чине капитана 2-го ранга командовал отрядом миноносцев, прорвавших немецкую блокаду из Гдыни в Англию в начале войны 1941 года»
Исторические события после большевицкого переворота 1917 года были неоднозначны. Единого государства с твердой центральной властью уже не существовало, и в провинциях бывшей Российской Империи усилились движения к обособлению. В частности, была провозглашена независимая Украинская Народная Республика. Положение резко осложнялось еще и тем, что части германской армии, к тому времени уже оккупировавшие значительную часть Украины и Прибалтики, предприняли новое наступление. На тот момент старая русская армия уже фактически прекратила свое существование. Революционные события февраля и октября 1917 года привели ее к организационному хаосу, деморализации и управленческому параличу. Особенно сильны были революционные настроения на флоте.
Не встречая серьезного сопротивления, кайзеровские войска быстро продвигаются к Севастополю. Командующий Черноморским флотом контр-адмирал М.П. Саблин получает от немцев предложение поднять на кораблях украинские флаги в обмен на прекращение наступления. Формально между Германией и Украинской Народной Республикой (УНР) существовал мирный договор, и был небольшой шанс, что немцы выполнят свое обещание. Саблин видел, что силами Черноморского флота не удастся наладить устойчивую оборону. По этим причинам контр-адмирал пошел на уступки, тем самым, выигрывая время для маневра. Однако далеко не все корабли подчинились приказу Командующего Черноморским флотом - поднять украинский флаг. Украинские флаги были подняты только под давлением немецкой армии, да и то, далеко не на всех кораблях, так как, офицеры и рядовые матросы в массе своей связывали себя с Россией. Потому отказались поднять на российских кораблях флаг другого, неизвестного им государства, предпочитая погибнуть в бою. А эскадренный миноносец «Керчь» даже поднял сигнал: «Позор и продажа флота». В этой чехарде наступающие немцы предприняли попытку захватить флот. Уже через день стало ясно: немцы, несмотря на появление над кораблями ЧФ желто-голубых знамен, свое обещание нарушили и выдвинули ультиматум: находящиеся в Севастополе команды кораблей разоружить, боевые единицы передать под управление Германии. В ответ моряки приняли решение спустить украинские флаги. Флаги, провисевшие лишь один день – спустили, и Саблин, чтобы избежать жертв увел большинство кораблей из Севастополя в Новороссийск под родными Андреевскими военно-морскими флагами.
15 марта 1918 года четвертый чрезвычайный Съезд Советов ратифицирует Брестский Мирный договор, предав национальные интересы России и решая келейно шкурнические партийные интересы большевизма. Этот договор состоял из 14 статей и различных приложений и добавлений. Статья 1 устанавливала прекращение состояния войны со странами Четверного союза (Германией, Австро-Венгрией, Болгарией и Турцией). В соответствии этого договора от России отторгались значительные территории: Польша, Финляндия, Литва, Лифляндия, Эстляндия, Украина и часть Белоруссии, а также в Закавказье - Карс, Ардаган, Батум. В целом Россия потеряла - 1/4 населения, 1/4 обрабатываемых земель, около 3/4 угольной и металлургической промышленности. Однако он не затрагивал коренных завоеваний на тот момент «великой» октябрьской социалистической революции. Воистину – власть для «строителей светлого будущего» была архиважной и наиглавнейшей миссией, а всё остальное – по боку. Коммунистический кич аукается России до сего времени.
На время, прекратив одну войну, Советы получают вторую – Гражданскую, братоубийственную. Не получив ни мира ни хлеба народ России делится на белых и красных.
Мы уже знаем, что стараниями морских офицеров и по инициативе старшего лейтенанта Н.Н. Машукова к концу лета 1919 года Севастопольский Морской корпус возобновляет свою деятельность и набирает абитуриентов.
Вот как вспоминают эти дни сами участники тех событий – адмиралы А.М. Герасимов, М.А. Кедров, Н.Н. Машуков, старший лейтенант Солодков и Стеблин-Каменский на страницах парижского журнала «Часовой» за 1930-50 годы.
«6 сентября 1919 года в газетах объявили о приеме в корпус, без различия сословий, воспитанников от 16—18 лет в гардемарины и 130 человек от 12 до 14 лет, окончивших 3 класса средней школы, — в младшую роту кадет (7-я рота корпуса). В октябре стали съезжаться воспитанники корпуса со своими родителями, которых трудно было устраивать на квартиры. Машуков опять просил назначить Директором корпуса одного из адмиралов, но вместо этого получил производства в капитаны 2-го ранга за все свои труды и оставался Директором корпуса.
Все работы были закончены, нужные вещи и предметы приобретены. И тут Директором корпуса назначили контр-адмирала Ворожейкина, в 1916 году бывшего уже Директором Морского корпуса в Севастополе.
С.Н. Ворожейкин много плавал, но ни в одной войне не участвовал. В 1918 году он служил у гетмана Скоропадского. Многие офицеры и Машуков были против этого назначения. Машуков отошел от дел и был назначен командиром крейсера «Алмаз».
20 октября 1919 года в присутствии вице-адмирала Ненюкова и контр- адмирала Саблина состоялось торжественное открытие корпуса. Новый протопресвитер военного и морского духовенства епископ Вениамин отслужил молебен на плацу корпуса. Офицеры и воспитанники корпуса устроили овации капитану 2-го ранга Машукову и долго его качали.
Два года боев в кипящем котле революции превратили большинство юношей, воспитанников корпуса, во взрослых людей, приучили их к самостоятельности и критическому отношению к окружающему. Поэтому гардемаринская рота была очень пестрой. Многие имели по два года службы на кораблях, были специалистами и имели чины и звания. Среди них были и кадеты сухопутных корпусов, главным образом, Одесского корпуса.
Капитану 2-го ранга Кольнеру, их командиру, и его офицерам - старшему лейтенанту А. Элленбогену, лейтенантам Д. Запольскому и Н. Солодкову и мичману М. Л. Глотову было очень трудно работать с таким составом.
Гардемарины, были одеты в английскую пехотную форму. Кроме русских кокард на фуражках никаких знаков отличия не было. У многих на груди были Георгиевские ленточки с серебряными крестами или знаки одного из легендарных походов.
Фельдфебелем был безусый хорунжий донской казак Поляков с двумя крестами и простреленной рукой. Не только внешне, но и психологически новые гардемарины были не похожи на прежних. Пережив трудные времена гражданской войны и общего упадка морали и дисциплины, пришлось исключить 20 человек. Благодаря усилиям воспитателей, роты блестяще выполняли задачи, которые на них возлагались.
Командир роты капитан Кельнер был строгим по службе, но справедливым в своих требованиях. Его замкнутый характер не располагал к любви, но он, безусловно, пользовался большим уважением и авторитетом; его приказания исполнялись не за страх, а за совесть.
Полной ему противоположностью был командир кадетской (младшей) роты капитан 2-го ранга В. В. Берг. С белой бородой, сильно его старившей, он походил на доброго дедушку и, действительно, искренне любил кадет, отдавал им все свободное время. Он был очень романтичен и передал молодежи свою любовь к морю, читая книги и рассказывая им с упоением о действиях русского флота. Кадеты его очень любили.
Френчи у кадет провисали до колен, рукава закрывали концы пальцев, а синие французские брюки 3-й и 4-й взводы подвязывали веревочками на груди или носили в виде украинских шаровар. В дальнейшем френчи и брюки были перешиты. На ногах носили «танки», длина которых и тяжесть не позволяли бегать.
Но из-под козырьков шапок, державшихся на ушах и закрывавших носы козырьками, выглядывали 130 веселых мордочек, довольных своею судьбою. Многие дети были сиротами. Корпус явился им спасением, и они были благодарны своим воспитателям; - лейтенанту Б. В. Галанину, впоследствии перешедшему в гардемаринскую роту, старшему лейтенанту Б. В. Брискорному, лейтенанту И. И. Помаеткину, лейтенанту Е. А. Куфтину, старшему лейтенанту Н. В. Иваненко и поручику Н. В. Тарасову.
21 октября начались занятия. Инспектор классов капитан 2-го ранга Н. А. Александров (в США был деканом семинарии Русской Зарубежной Церкви в Джорданвиле), очень энергичный и изобретательный, отлично организовал учебную часть.
В переполненном беженцами Крыму легко было найти отличных преподавателей. Математику преподавал И. В. Дембовский, который прослужил в корпусе до его ликвидации в Бизерте. В гардемаринской роте преподавал «бог девиации» генерал-лейтенант К. Н. Оглоблинский. Капитан 1 ранга Александров читал курс высшей математики, капитан 2-го ранга Берг читал курс морской практики, капитан 2-го ранга Кольнер - артиллерию, старший лейтенант Цингер - мореходную астрономию, капитаны-инженеры Н. К. Арцеулов и С. А. Насонов — кораблестроение и теорию корабля. Из-за участия в боях гардемаринская рота имела полное пехотное вооружение, вплоть до станковых пулеметов, гранат, винтовок и «драгунок». Так же были вооружены и два взвода кадет.
Заведующие кухней устроили на даче Голландия ферму с курами, свиньями. Старший лейтенант И. С. Рыков прислал стадо баранов, отбитых у красных, а старший лейтенант А. А. Геркет — коров и лошадей.
При корпусе была составлена гребная флотилия. Флагманским судном стала бывшая царская 16-весельная баржа из красного дерева, бывшая в полном порядке и со всеми парусами. С кораблей в порту гардемарины привезли много утвари, компасы с нактоузами, мины, прицелы, прибор Длусского, снаряды до 12" включительно, секстаны, электрические приборы.
В усиленных занятиях спокойно прошел весь остаток года. Корпусной праздник 19 ноября был отпразднован по старой традиции, с жареным гусем и сладостями, тогда же было производство воспитанников старшей роты кадет в гардемарины. На Рождество 1920 года большинство кадет уехало к родным.
Занятия возобновились 20 января.
Но положение на фронте стало тревожным. Красные заняли Геническ и 12- го начали атаку на Перекопе. Ставился вопрос об эвакуации корпуса. Войсками в Крыму тогда командовал генерал Слащев. Командующий флотом решил закрыть корпус, расписать гардемаринов на корабли, а кадет совсем уволить, что означало сделать их беспризорными. Но корпус подчинялся непосредственно Военно-морскому управлению в Екатеринодаре, во главе которого стоял генерал-лейтенант Лукомский; его помощником по морской части был капитан 1-го ранга Тихменев. Генерал Лукомский послал адмиралу Ненюкову телеграмму: «Главнокомандующий (генерал Деникин) приказал корпус не распускать». Но все же десятка два гардемаринов были расписаны на корабли, чему были очень рады.
Занявший в конце февраля должность командующего флотом вице-адмирал Герасимов посетил корпус и интересовался его нуждами. В мае гардемарины сдавали годовые экзамены и репетиции и были переведены в «средний специальный класс» (2-я рота). Кадетская (младшая) рота стала 6-й.
По программе гардемарины должны были провести 6 недель на крейсере «Генерал Корнилов» с хорошей и образцово дисциплинированной командой. С морской практикой кадет было сложнее из-за нехватки судов. Капитан Берг нашел на «кладбище судов» старые миноносцы «Свирепый» и «Строгий», миноносцы № 1 и № 3 типа «Охотник». Все эти суда поставили на бочку в одну линию от корпуса к Инкерману. На каждое судно был назначен взвод кадет. Они с азартом вычистили трехлетнюю грязь на судах, и миноносцы были готовы к плаванию. На них подняли Андреевские флаги и отслужили молебны.
Во время этих торжеств на соседней пристани Килен-балка начался пожар и взрывы снарядов. Осколки стали падать на миноносцы. Капитан Берг приказал снять кадет с кораблей, оставив там лишь вахтенных. Адмирал Ворожейкин приказал снять всех с миноносцев. С приказом понеслась царская баржа, осыпаемая непрерывно снарядами. По приказу капитана Кольнера кадеты сели в шлюпки и в полном боевом порядке спокойно ушли в Сухареву балку. На миноносцах добровольно остался гардемарин Бутаков, потомок защитника Севастополя, считавший, что нельзя оставлять Андреевский флаг без охраны. Поступок произвел на всех очень хорошее впечатление.
Нормальные занятия по плаванию проходили все лето по расписанию. 15 июля внезапно был получен приказ командующего флотом; отправить 40 гардемаринов на линейный корабль «Генерал Алексеев», уходивший под флагом командующего флотом адмирала Саблина на операцию. Ими командовал лейтенант Запольский. Флот предпринимал большую операцию прорыва на Днепр-Бугском лимане и должен был уничтожить батареи Очаковской крепости.
Самая дисциплинированная часть команды была рота морских стрелков, которую по приходе на Тендру высадили на берег. Рота гардемарин была пересажена на дредноут из-за неуверенности в надежности команды.
Гардемарины как бы состояли при охране штаба. 19 июля дредноут пришел в Тендровский залив и присоединился к отряду стоявших там уже судов. С 21- го июля производился систематический обстрел берега.
26-го гардемарин отпустили в корпус, и они пересели на яхту «Лукулл», на которой возвращался в Севастополь Командующий флотом со своим штабом.
Однажды корпус посетил Главнокомандующий генерал Врангель.
Проходя по фронту, он останавливался перед теми, у кого были Георгиевские кресты, и спрашивал, за что они получены. Генерал Врангель произнес сильную патриотическую речь и сказал, что привык видеть моряков в синем, и приказал сшить им настоящую морскую форму. Ликованию кадет не было предела. Скоро всем сшили новую морскую форму.
5 сентября практические занятия окончились, пришел приказ вице- адмирала Саблина отправить гардемаринов на крейсер «Ростислав», стоявший у Керченского пролива. Машины на крейсере были взорваны, но артиллерия была в полном порядке. Команде крейсера не доверяли. «Ростиславом» командовал капитан 1-го ранга М. В. Домбровский. Лейтенанта Запольского заменили лейтенантом Шмидтом, совсем не знавшим гардемаринов. Офицеры крейсера и команда относились к гардемаринам недружелюбно. Их назначали на самые тяжелые и грязные работы, от которых увиливала команда крейсера. Шмидт оказался дружелюбным и давал им советы — с кем как себя держать в этой обстановке.
«Ростислав» принял участие в операции 2-го отряда судов под командованием контр-адмирала М. А. Беренса у северо-восточной части Азовского моря. Часто у бортов «Ростислава» падали воздушные бомбы.
15 сентября гардемарин сняли с крейсера и на канонерской лодке «Кача» отправили в Севастополь для прохождения экзаменов. Первая полурота застряла в Тендре. Переход на «Корнилове» был под градом снарядов и пуль. Три гидросамолета красных обстреливали и бомбили крейсер. Пища ухудшилась, погода испортилась, гардемарины в поход не взяли с собой шинели и мерзли. Гардемарины натерпелись, но убитых среди них не было.
Наконец, 25 октября гардемарины, пересаженные на транспорт «Добыча», пришли в Севастополь и смогли помыться, поесть и отдохнуть. 27 октября их отпустили в отпуск до 3 ноября.
Здесь необходимо заметить, что летом 1920 года главное командование Русской армии издало приказ №2288 о демобилизации учащихся. Был поднят вопрос о судьбе учащихся петроградских морских училищ, не завершивших своего образования. В это время они уже почти все были офицерами, но не имели аттестатов об окончании корпуса. Поэтому в Севастополе при Корпусе была сформирована сводная рота из их числа, примерно 70 человек, командовал ротой капитана 2-го ранга А. П. Воробьев. Два взвода из этой роты имели свою программу и готовились к выпускным экзаменам. При эвакуации Севастополя рота была собрана на посыльном судне «Якут», на нем и пришла в Бизерту.
12 октября контр-адмирал Кедров был назначен командующим флотом, начальником штаба стал контр-адмирал Н. Н. Машуков. Кедров сменил директора Морского корпуса и на его место контр-адмирала Ворожейкина назначил вице-адмирала А. М. Герасимова.
Эвакуация корпуса из Севастополя проходила под командой капитана 1-го ранга Александрова, инспектора классов.
Узнав об эвакуации, находившиеся в отпуске воспитанники, стали собираться у здания Морского корпуса. Целая группа пришла пешком из Симферополя. Находившимся в Ялте пришлось добираться водным путем.
Но ни один гардемарин не остался в Крыму.
С лихорадочной поспешностью сносили имущество, съестные припасы и даже трех коров на пристань и грузили на баржу «Тилли». Находившиеся в швейной мастерской черные шинели не были доставлены, но другое матросское одеяние было получено. Утром 30 октября «Тилли» подошла к стоявшему в Южной бухте линейному кораблю «Генерал Алексеев».
Корпус покидали без церемоний, хотя капитан Берг хотел сделать прощальный парад. Все же кадетская рота прошла на пристань под звуки горнов, и вид ее поднял настроение у всех. С разрешения капитана Александрова одно отделение гардемаринов осталось в «Голландии». На стоявшую там баржу погрузили стадо коров, свиней и 80 баранов и привели со шлюпками этот «Ноев ковчег» к крейсеру. И благодаря этому на борту во время похода было мясо.
Около 7 часов утра 31 октября «Генерал Алексеев» вышел на внешний рейд и стал на якорь у Стрелецкой бухты. Туда же подошел и крейсер «Алмаз». Новый старший офицер на «Алексееве» старший лейтенант А. Н. Павлов проверял наличие команды и принимал меры для похода. В помощь нескольким оставшимся кочегарам были мобилизованы пассажиры, главным образом, юнкера Атаманского Казачьего училища. Гардемарины и кадеты составили сигнальную вахту. Гардемарины и кадеты сменялись, неся вахту в важных пунктах кораблей. Это были ответственные боевые посты, т.к. присутствие нескольких тысяч пассажиров на борту могло угрожать кораблю. Накануне одно отделение гардемарин с «Алексеева» было отправлено в распоряжение штаба флота и заняло караулом Графскую, потом и Минную пристани. Они посылали и патрули в город. Утром патруль встретил возвращавшегося с парада на Нахимовском бульваре генерала Врангеля, шедшего в сопровождении лишь одной адъютанта. Гардемарины на всякий случай повернули и незаметно проводили Главнокомандующего до штаба.
Вечером почти все суда вышли в море. Лишь против Графской пристани под флагом Главнокомандующего стоял крейсер «Генерал Корнилов» и ледокол «Гайдамак» и у Килен-балки транспорт «Саратов», который грузил последние части «цветных» полков генерала Кутепова. Гардемарины патруля сняли с берега всех беженцев и посадили их на барк, которую привел к «Алексееву» буксир «Воевода Путник». Весь день к дредноуту подходили буксиры и баржи с беженцами и грузом. Три сторожевых катера были подняты на борт дредноута. 31 октября «Генерал Алексеев» дал ход, «Алмаз» ушел немного раньше и примерно тогда же ушел из Северной бухты «Якут», имея на борту 150 беженцев и 70 юнкеров Константиновского военного училища. Гардемарины с капитаном Китицыным побывали в Морском собрании, и оттуда они взяли несколько дорогих сердцу батальных картин флота».
Исход в неизвестность был драматичен и бездонен по глубине выбранного душой пути. И у каждого выбравшего эту дорогу были, наверное, свои воззрения на этот счет. И нам, сегодняшним, как бы мы не старались, не понять и не одолеть даже в мыслях их внутреннего подвига. А те тысячи наших исконных россиян тогда, без какой-либо моральной подготовки, должны были в одночасье решить «…быть или не быть…» и основное «…что благородней?», унизится и поклониться всем этим безумным прыщам и стервам, или уйти и, сохранив в себе Святую Русь «…сразить их в противоборстве».
Вот ещё отрывок из воспоминания Ростислава Сазонова, сына врача Севастопольского Морского госпиталя, об уходе из Севастополя в 1920 г.
«Как неожиданно, как быстро и как непоправимо все произошло ...
29- го октября утром, совершенно не подозревая о назревших уже переменах в моей судьбе. Я на катере, ходившем от Графской пристани на Северную Сторону бухты, отправился в Морской корпус, чтобы включиться в работу по «переселению» рот в Главное корпусное здание из временно занятых нами Офицерских Флигелей, постройка которых почти подходила к концу.
Высадившись на маленькой корпусной пристани, я сразу же был поражен необычным зрелищем. Недалеко от причала, покачивалась на воде громадная баржа с переброшенными на нее с берега мостками. От нее вверх по берегу, до расположенного на холме белого здания Морского Корпуса, стояли тесной цепью кадеты и гардемарины, образуя живой конвейер, по которому из Корпуса передавали разные вещи.
Корпусное имущество самого разнообразного характера и вида спешно грузилось на баржу. Вдоль цепи, то тут, то там, стояли вооруженные винтовками старшие кадеты и гардемарины, несшие караул. На мой вопрос заданный ближайшему кадету я получил в ответ только одно слово: «эвакуация» ...
Не совсем уясняя значения происходящего, я кинулся бегом в Корпус и без стука влетел в комнату дежурного офицера, которым на этот раз был старший лейтенант фон Кубэ, хорошо знакомый всей нашей семье. Он осветил мне положение, сообщив, что корпусное имущество и весь состав будут погружены на линейный корабль «Генерал Алексеев», а весь флот, пока, пойдет в Турцию, а там определимся.
- Съезди домой — сказал он мне — поговори с родителями — если пойдешь с Корпусом, возвращайся сюда, как можно скорей; наш катер будет ходить до вечера.
Поблагодарив за объяснение, я поспешил домой, где застал всех уже за сборами. Согласно Приказа по Флотскому Экипажу, наша семья должна была погрузиться на большой транспорт — плавучую мастерскую «Кронштадт», стоявший около раздвижного моста через Южную Бухту.
Времени было мало; отбор и укладка необходимых вещей шла лихорадочными темпами. В казармах Экипажа сразу же началось брожение среди матросов, так что на некоторых «ключевых пунктах» были поставлены надежные караулы. Желающих эвакуироваться матросов были единицы, но так же и не всё население Офицерских Флигелей стремилось уехать...
И как поплатилось оно позже за это решение!
Как это ни странно, в наших сборах и упаковке медицинского оборудованья амбулатории моего отца, нам сильно помогли его двое вестовых, хотя оба были ... пленными красноармейцами. Они же раздобыли и тележку, на которой и перевезли все вещи через порт к понтонному мосту; по нему все пришлось тащить на руках до самого трапа нашего «Кронштадта». А это было не так просто — мост и сходни были густо забиты вещами и людьми, ждущими с нетерпением возможности попасть на пароход.
Так или иначе, все трудности были преодолены и все мы, вздохнули с облегчением, разместились в одном из огромных трюмов — бывшей столовой для рабочих-специалистов. Наскоро разложив наш багаж, мы устремились на палубу, хотелось в последний раз взглянуть на покидаемый Севастополь. И тут имел место маленький эпизод, поставивший, как бы точку, на нашем отбытии.
Когда последние пассажиры еще поднимались по трапу, а буксиры уже готовились к отводу транспорта от места стоянки, в воздухе послышался характерный шум аэропланного мотора. Все подняли головы, маленький аппарат летал низко над Южной Бухтой, спускаясь все ниже и ниже прямо к понтонному мосту. Мотор замолк, и авиатор ловко посадил свою машину на воду, совсем рядом с ним. Прилетевший, в кожаной куртке, с небольшим чемоданом в руке, легко сошел по крылу на понтон, и через несколько минут поднялся на палубу «Кронштадта». Не торопясь, он подошел к смотревшему на него, с радостным изумлением, вахтенному офицеру и, небрежно козырнув, отрапортовал:
- Военный летчик, поручик Афиногенов, с фронта прибыл!»
… вот так это было. И что к этому можно ещё добавить? Да ничего. Можно только позавидовать силе русского духа и прочности веры в Россию этих людей. Можно только постараться воспитывать в себе эти качества. Качества благородные, качества внутренней сути, качества тихие, как молитва перед образами, качества не суетные – без лозунгов и агитационного хамства, качества данные нашей земле Господом Богом.