Очистились от снега поля и луговины, наполнились холодной талой водой овраги, ямы и болотины, выпорхнули из упругих глянцевых почек вербы ласковые мохнатые серые барашки. Разбежалась по своей тропе стремительная весна, перепрыгнула через последние зимние преграды и пошла творить чудеса, преображая все вокруг, разбрасывая тепло и жизненную благодать на землю, деревья, перезимовавшую траву, небо. Над залитыми болотами со свистом бешено носились стайки диких уток, на закате то тут, то там слышались очередями выпускаемые нетерпеливые призывы крякуш, а между ними ласковые любовные пришептывания селезней. Часто вечернюю зарю перечеркивал в своем пикирующем падении токующий бекас, «блея» на всю округу распущенным, как веер, хвостом. Громко перекликаясь, низко над водой сновали суетливые мелкие кулички. Природа оживала, встряхиваясь ото сна, приводила себя в порядок, прихорашивалась.
На низменных местах, большей частью тоже ближе к болотам с утра и до самого вечера в разных направлениях бороздят воздух чибисы, птицы крупные и красивые. Крылья, черные с белым, находясь все время в движении, много работают и не умеют планировать, поэтому они сильные, мощные, широкие. Тело чибиса изящное, стройное, посаженное на длинные тонкие ноги, восхищает и завораживает. Нет в оперении птицы радужных разнообразных цветов, но сочетание черного и белого, столь великолепно соединенных природой, приковывает и не отпускает взгляд. Но более всего потрясает воображение небольшая, но чудесно сложенная головка, увенчанная поистине чудом птичьего украшения – тонким аккуратным хохолком, с залихватски загнутым кверху окончанием.
Бодр, весел и полон чувства собственного достоинства чибис на земле, но стоит подняться ему в воздух, как местность тут же оглашается его жалобным стонущим криком. Ему вторит другой, третий и следующий. Нет, они не перекликаются между собой. Каждый из них кричит сам по себе. И трудно поверить, что этот, похожий на плач, крик чибиса есть не что иное, как его брачная песня. Почему птица, только что гордо показывающая свои прелести на земле, выглядит так жалко в воздухе? На что жалуется чибис, пересекая выбранное им место вдоль и поперек? Чем обижен он, вернувшись издалека в родные места своего обитания? О чем плач его, тревожный и отчаянный, как стон безнадежности существа, потерявшего веру в счастливый исход?
Поют гимны весне, приплясывая на крышах своих домиков, разнаряженные скворцы, дятлы дробными стуками о «музыкальное» дерево достают самые глухие уголки просыпающегося леса, гортанно и грубовато, но радостно трубят на полях черные, как смоль, грачи, беспрерывно льет с небес на оживающую землю свою развеселую трель невидимый жаворонок. А чибис плачет. Рыдает навзрыд безутешно, как будто страдая от сильнейшей душевной боли, вечной, неизлечимой, неизмеримо тягостной. Возможно ли так весной-то? У птиц, наверное, возможно.