Эта забавная история приключилась лет десять назад, когда я числился молодым перспективным специалистом на одном древнем полуживом предприятии. Занималось оно разработкой всяких механизмов для оборонки, настолько покрытых строжайшим грифом секретности, что мы и сами не знали, что полезного для родины творим.
Вызывает меня как-то под закат рабочего дня начальник отдела, жутко дряхленький старичок. Карьеру свою он начинал тут еще при царе Горохе и явно собирался пережить кончину всей конторы, когда бы она не произошла. Строго поглядывая на меня из-под кустистых бровей, он прошамкал:
- Сынок, есть одно срочное поручение. Завтра утром надо быть в Москве, на вокзале. Там тебе передадут «Лампочку»... Сам понимаешь... Кхм... Быстро собирайся, приказ директора! Командировку оформим по возвращению.
Он многозначительно кашлянул, и мне не оставалось ничего другого, как выполнять задание. Лишних вопросов при этом задавать не следует. Работая с секретными документами и частенько сталкиваясь с Первым отделом, я понимал, что под кодом «Лампочка» может скрываться все, что угодно – от проекта боевого пистолета из печенья со вкусом груши, который можно полить сиропом и в случае необходимости слопать вместо десерта до реально работающей лампочки с механизмом, взрывающейся при упоминании словосочетания «Ваши документы».
Прибежав на вокзал, я по брони выкупил билеты. Под звуки музыки Глинки, напоминавшей мне тогда траурный марш, я заскочил в последний вагон «Красной стрелы», проклиная нашего директора за столь позднее поручение. Очень хотелось спать, сказывалось бесшабашное несоблюдение режима, сопровождаемое обильным употреблением горячительных жидкостей в выходные - дело-то молодое!
В неясном свете, заливающем купе, в меня вонзился подозрительный взгляд упитанной женщины, сидящей на нижней полке. Ее дряблые желтушные щеки прятали в своих складках маленький носик, делая женщину похожей на мопса. Не отреагировав на приветствие, она продолжила с энтузиазмом рыться в черной ветхой сумке.
На верхней полке без всяких матрасов и одеял разлегся какой-то деклассированный элемент в куртке, который во всю глотку храпел и вдобавок являлся источником эксклюзивного запаха спирта, перегара и грязных носков. Я занял вторую нижнюю полку, быстро расстелился, лег и под шорох кулечков, пакетиков, бумажек и коробочек с едой, которые доставала на стол женщина, попытался заснуть. Вскоре до меня донеслось аппетитное чавканье, причмокивание и, не побоюсь этого слова, похрюкивание. Надо сказать, что из-за спешки я остался без ужина, поэтому данные звуки совсем не способствовали скорейшему наступлению сна. Желудок требовал пищи, свет ночника резал глаза, перо в блине, называемом по недоразумению подушкой, зло кололо ухо.
Но как только я стал проваливаться в объятия Морфея, соседка резко вскрикнула и стала, что-то нечленораздельно бормоча, вытряхивать содержимое сумки на кровать. Как я понял из отдельных слогов, куда-то затерялся кошелек, причем не последней причиной пропажи назывались наглые и распущенные молодые люди, шастающие по купе в неурочный час. Через прикрытые веки я видел взгляды, достойные царя Соломона, кидаемые при этих словах в мою сторону.
Потерю кошелька женщина решила скомпенсировать поглощением еще большего количества продуктов. Нервы, наверное. Я подумал, что даже запасы вагона-ресторана меркнут по сравнению с тем, что красовалось на столике. Но скоро поминки кошелька закончились, и наступила долгожданная тьма и тишина.
Но так было недолго. Как только я уже начал привыкать к колючему перу, спящий до этого без задних ног товарищ на верхней полке почувствовал одну (а может и не одну) естественную потребность. Так как было темно, а с координацией в этот момент он не дружил, то минут пять он махал перед моим носом ногами, тщетно предполагая, что пол сам к нему приблизится. Последовавший за этим довольно экстремальный спуск на мои ботинки, озвученный колоритными стонами и хрипами, завершило падение.
Проснувшаяся несчастная тетка, обессиленная обыском своих же вещей и гнетом проглоченных калорий, даже спросонья проявила недюжинную реакцию. Видимо, вдоволь насмотревшись во сне, какие муки ждут бессовестного вора кошелька, она, не включая свет, бросилась на защиту своей многострадальной собственности. Завязалась свалка борцов сумо, при этом товарищ, расположенный на моих ботинках, так ничего и не понял, думая, что встать ему не дает какая-то крышка. Он несколько раз сдавленным голосом попросил поднять эту мифическую крышку и разъяснить, кто запер его в этом гробу. Мадам, цепляющаяся одной рукой за него, а другой тщетно нащупывая сумку, которую в праведном приступе паранойи она запихала в самый дальний угол, стала призывать на помощь милицию. Но ее слабый голосок, заглушенный сползшим платком, услышал только я.
В итоге пришлось включать свет и помогать товарищу с естественными потребностями, нет, не справить их, конечно, а подняться, обнаружить дверь и без помех в нее вписаться. Нервная соседка, видя, что на ее добро никто не покушался, отошла ко сну, предварительно одарив меня уничтожающим взглядом.
Найдя прилично помятые ботинки и выключив свет, я принялся бороться с пером в подушке. Но как бы я не взбивал и не тряс ее, зловредное исчадие ада самым мистическим образом оказывалось возле моего уха. И вот когда я, опустошенный бесполезной борьбой, уже начал засыпать, то почувствовал, что по моему телу кто-то довольно бесцеремонно и смело шарит. Вовремя вспомнив, что моя девушка осталась дома и вряд ли могла творить такие бесчинства, я резко пресек эти попытки, инстинктивно оттолкнув маньяка. Маньяк незамедлительно завалился на спящую напротив тетеньку. Она, казалось, только этого и ждала, настолько быстрыми и беспощадными были ответные действия. Обнаружилось, что естественные потребности товарища справлялись около получаса, и когда он возвратился, то освобожденный от лишней жидкости, но отнюдь не от алкоголя, организм напрочь забыл, на каком месте он почивал. Поэтому для приземления была выбрана первая попавшаяся полка, то есть моя.
Пришлось опять включать свет и подробно, с примерами, объяснять нокаутированному товарищу, что его полка сверху и ему придется проделать некие телодвижения, чтобы добраться до нее. Возбужденная нападениями мадам в это время закрывалась одеялом с головой, делая вид, что спит. Но поблескивающий на свету глаз, торчащий из щелки в одеяле, как зрительный орган краба, выдавал ее участие в процессе.
Тем временем мужичок бесполезно пытался вставить ногу в ступеньку, так как голова его уже мирно спала, а тело искало горизонтальную поверхность. Поняв, что с такими успехами, он скоро упокоится если не на моей кровати, то опять на ботинках, мне пришлось помогать. Закинув бесчувственное тело на полку, я подпер его свернутым одеялом, чтобы оно не свалилось на голову и не помешало видеть радужные сны в оставшиеся часы.
Наступила долгожданная тишина. Лишь тихо стучали колеса, приближая поезд к столице, да отчаянно сопротивлялось моему спокойствию перо в подушке. Во сне симпатичная проводница из соседнего вагона, заманчиво улыбаясь, приглашала меня в свое купе на стаканчик чая...
Но в самый интересный момент нашего с ней высокоинтеллектуального общения меня разбудил отчаянный писк какого-то устройства. Это у товарища на пузе обнаружился пейджер. Как я его не заметил, когда подсаживал, ума не приложу! Чудо технической мысли абсолютно зря орало минут пять, так как хозяин витал в похмельных дремах. Переволновавшаяся мадам тоже была в глубоком бессознательном состоянии, так, что укради я у нее изо рта золотой зуб, она бы и не заметила. Поэтому вопли бедного пейджера пришлось слушать мне в одиночестве. Прокляв все на свете, я сунул голову под подушку, причем перо не преминуло переползти на противоположную сторону и незамедлительно вонзиться в другое ухо.
Итак, вот он, долгожданный сон и не менее долгожданная встреча с сексапильной девушкой... Шиш с маслом, вместо этого меня ожидал громоподобный стук железным ключом в дверь и сообщение сердобольного проводника о приближении цели путешествия. Остался всего лишь какой-то час! Спите спокойно, дорогие пассажиры! Из-за этих слов Октябрьская железная дорога могла лишиться одного из своих верных служащих, настолько я был взбешен, но в этот самый момент мне на голову свалилось одеяло, которым я подпирал товарища на верхней полке. А заодно одеяло смахнуло со стола все бутылочки, бумажечки, пакетики, стаканчики, ложечки и вилочки, заботливо разложенные там суетливой соседкой с вечера. Десертный творожок при этом мирно прилег на мой правый ботинок, а надкусанному куску куриной ножки мог позавидовать и десантник, настолько аккуратно и четко он приземлился в левый.
Чертыхаясь на чем свет стоит, я выкинул грязное одеяло под полку, популярно объяснил проснувшемуся и начавшему трезветь товарищу, что до города еще часов десять и покидал весь упавший сервиз на стол в том порядке, в котором я его нащупывал на полу. Там же под грудой салфеток обнаружился и потерянный кошелек.
Как только я триумфально завершил свою работу, вытряхнув курицу из ботинка на стол, товарищу с верхней полки приспичило идти чистить зубы, о чем он заботливо и сообщил, заодно поинтересовавшись, нет ли у меня лишней зубной щетки. Несмотря на мою вполне предсказуемую реакцию, он направил свои стопы, а вместе с ними и тело по направлению к хвосту вагона. Слез он, кстати, довольно бодро, элегантно кувырнувшись вниз, но вовремя притормозив об полку, придавив мои ноги.
Сон улетучился окончательно. Как только я выпроводил мужчину, проснулась женщина, остаток ночи проведшая в обнимку с сумкой, и поинтересовалась, сколько осталось до Москвы. Получив злобный ответ, что Кремль уже видать, она стала выяснять, почему на столе такой беспорядок, а ее любимый пакетик с творожным сырком мог вызвать аппетит разве что у троглодита. Свалив все на отсутствующего, чистящего непонятно чем зубы, товарища, я попытался выглянуть в окно. Как только рука дотронулась до занавески, она по старой советской традиции не преминула свалиться вместе с палкой, опять уронив открытую жаждущей пить дамой бутылку с минеральной водой. Быстро подняв бутылку с пола, я все же не успел спасти от жидкости мой многострадальный ботинок. Я извинился перед зеленой от злости мадам, вставил со второй попытки занавеску на место и лег разгадывать кроссворд. Причем я нисколько не удивился, когда на втором слове кончилась паста. А соседка в это время десятый раз пересчитывала деньги в найденном кошельке, морщась и не веря полученным результатам.
Вскоре вернулся мокрый, как статуя Самсона, товарищ и, несмотря на то, что до вокзала оставалось совсем немного, полез на свою верхнюю полку. Зря я ему, наверное, тогда про десять часов сказал. Покачиваясь, он предпринял пару безуспешных попыток сделать это, потом махнул рукой и сел рядом с женщиной, голодным волком уставившись на массу съестного. Выпросив тот самый злополучный кусок куры, товарищ жадно проглотил его и залпом выпил всю оставшуюся минералку. Почувствовав себя намного лучше, он победно оглядел купе и уставился на желчную представительницу слабого пола, мрачно взиравшую на него. Тоном Ивана Васильевича из фильма мужик поинтересовался ее именем. Не получив ответа, он полез раздвигать занавески. О результате можно легко догадаться по звуку упавших со столика предметов. Починкой данного казенного имущества он и занимался вплоть до самого прибытия поезда на станцию. Тетенька при этом присоединилась к нему, образовав довольно производительный тандем. Мужчина спрашивал в четвертый раз, как ее зовут, она кокетливо отвечала, краснея и опуская глаза на свой лежащий на столе кошелек.
Ласково улыбнувшись и пожелав им удачи, я первым выскочил из проклятого купе, чуть не сбив на перроне с ног симпатичную проводницу соседнего вагона.
Такой «веселой» поездки у меня больше никогда не было. Осталось только добавить, что никакой Лампочки я не нашел. Оказывается, глуховатый дед, побратим трех революций, так оригинально расслышал просьбу директора. Тот всего лишь хотел, чтобы я съездил на Московский вокзал и встретил там его внучку, которую он по доброте душевной всегда и при всех называл Лапочкой.