Ожившие куклы Макса
Людмила Крылова
http://www.proza.ru/2007/11/28/15
Окно в его комнате давно занавешено. Уже несколько лет сюда не проникает ни один солнечный луч. Зато горит настольная лампа – горит постоянно, и днем и ночью. Только Макс не знает, когда день, а когда ночь. Ему все равно. Вся жизнь его – сплошной закат.
Он сидит за столом. Повсюду баночки с гуашью и бесцветным лаком, пакеты с глиной и кисти. Он сам весь в глине и красках. Его руки легко разминают податливый материал и ловко вылепливают фигурки.
А где-то внизу, на первом этаже богатого особняка идет совсем другая жизнь. Иногда Макс слышит звонкий смех четырехлетнего братика, лай королевского пуделя и музыку, под которую пляшут гости родителей. Ему все равно. Он почти не встречается с ними. Мать приходит раз в неделю. Отец заглядывает в его комнату каждый вечер – так, ради вежливости. Они пытаются о чем-то говорить с ним, но он отмалчивается и с нетерпением ждет, когда они уйдут. Ждет, чтобы снова вернуться к своему занятию.
Макс не любит людей. Все, что с ними связано, ему чуждо и непонятно. Так было всегда – с самого рождения, с того самого момента, когда врачи в роддоме сказали матери, что у нее родился сын-калека, удел которого – инвалидная коляска.
- Я могу оставить его здесь? – спросила мать.
- Да, конечно, если напишете отказ.
Мать думает, что Макс этого не знает. Он знает, потому что слышал эти слова сам. Но кто поверит, что младенец, которому отроду было три дня, что-то мог слышать и понимать? Отец настоял, чтобы сына забрали домой.
И вот уже шестнадцать лет Макс живет в этой комнате совсем один. Он никому не нужен, никто не нужен ему. Только вот эти глиняные фигурки и Катя, которая за ним ухаживает. Катя – добрая женщина, единственная, кто искренне привязан к Максу. Но и она тут только ради денег, которые платят ей его богатые родители.
Макс очень долго был одинок. Двенадцать лет единственным его собеседником было отражение в зеркале, пока он не научился лепить. Первый раз глину подарила ему тетка на день рождения (лучше бы этого рождения не было вообще никогда!) Макс умел лепить из пластилина. Но глина – это совсем другая субстанция. Она менее покорная и более одушевленная. Из нее нельзя лепить по частям. Только из цельного куска.
Макс этого не знал – сделал собаку, которая при сушке развалилась на отдельные детали. Голова, лапы, хвост… Максу было жаль глиняного пса, он долго плакал над ним. Попытки реанимировать зверька закончились провалом. Лишь после нескольких неудач Макс понял, в чем его ошибка. Первые фигурки были уродливыми, кривобокими и убогими, такими же, как он сам. Со временем пришло умение. Своих первых инвалидов он не выбросил – наоборот, поместил на самое видное место. Только… оживлять их не стал. Лучше быть мертвым, чем живым калекой.
Теперь вся его комната была заставлена маленькими человечками величиной с указательный палец. Миниатюрные принцессы с мастерски выписанными лицами, в красивых королевских платьях, мужественные рыцари в сверкающих доспехах из фольги, породистые кони, холеные собаки, благородные придворные… Их мир стал для Макса более реальным, чем его собственный.
Много лет статуэтки пылились на его полках. Порою Макс часами разглядывал их, переставлял с места на место, пытался разговаривать за них друг с другом. Немота и неподвижность кукол приводили его в бешенство. Тогда он с негодованием сгребал их в большую картонную коробку и прятал подальше от глаз. Не прикасался к глине по целым неделям. В такие дни черная лохматая дурнота наваливалась на него, давила своей непомерной тяжестью, ломала суставы и больно ковырялась в его груди своими мерзкими холодными пальцами. Он часами сидел в своем инвалидном кресле, глядя в пространство и не замечая ничего вокруг. Даже Катя не могла до него достучаться. Снизу доносились веселые голоса родителей и еще каких-то людей, а он сидел один в своем вынужденном бессрочном заключении. Макс думал лишь об одном – как заставить говорить и шевелиться свои статуэтки.
Это случилось нечаянно. После очередной затяжной депрессии Макс достал глину и краски. Взял в руки белый кусок, похожий на тесто из пшеничной муки, и начал вылепливать из него новую фигурку. Пальцы его бережно и в то же время сильно мяли, гладили, пощипывали глину, из которой, как ему казалось, шло сияние. Ни над одним своим творением он не трудился так долго и упорно. Мальчик работал до тех пор, пока не разгладил даже самые маленькие складочки и морщинки. На его ладони лежала фигурка хрупкой тоненькой девушки – пока еще без лица и наряда, пока еще без капли краски и лака, пока еще сырая и оттого особенно уязвимая, но Макс уже знал, что красивее куклы у него еще не было. Он аккуратно поставил ее возле батареи и всю ночь наблюдал, как постепенно влага испаряется из ее тельца, а глина становится прочной и алебастрово-белой.
Он сделал ей черные волосы и синие глаза, раскрасил ее тело в нежно-персиковый цвет, а сверху густо покрыл лаком. Из лоскутков ткани, которые приносила ему Катя, сшил пышное голубое платье, из кусочков фольги – венчик на голову.
- Ты будешь королевой всего моего царства, - прошептал он, держа ее на ладони близко-близко к своим губам, - если сделаешь хотя бы одно движение, если скажешь хотя бы одно слово.
Но кукла была по-прежнему недвижимой и смотрела на него распахнутыми синими глазами. В ее взгляде Макс уловил издевку.
- Назло молчишь, да? Назло? - оглядел все статуэтки и крикнул им: - Хотите мне показать, что я безногий урод?! Нарочно дразните меня? Я вам докажу, что я могу ходить! Хотите?
Усилием воли он оторвал свое тело от инвалидного кресла и… рухнул на пол. Новенькая кукла отлетела в сторону, гулко стукнувшись о ножку стола. Макс этого не видел. Он ударился головой об другую ножку и на несколько минут потерял сознание.
Когда он с трудом разлепил веки, то не поверил сам себе. Вокруг него суетились маленькие глиняные человечки, и больше всех черноволосая красавица, еще пахнувшая лаком.
- Господин, господин, - причитали они, пытаясь хоть как-то пошевелить его голову. Макс приподнялся и непонимающе уставился на них.
- Господин жив! Господин жив! – тут же заверещали дамы. Маленькие рыцари вскочили на своих коней и с радостным воплем оголили мечи.
В тот момент Максу казалось, что он спит и видит чудесный сон. Но чудо оказалось явью…
В жизни Макса появился маленький проблеск солнечного света. Отныне он был не одинок. Его окружали верные подданные, благодарные ему за подаренную жизнь. Механизм оживления на самом деле оказался прост. Теперь стоило ему вылепить и раскрасить глиняного человечка, положить его на ладонь, поднести к самым своим губам и приказать:
- Говори! Двигайся! – и фигурка оживала.
Они вели себя как самые настоящие живые люди. Макс наблюдал за ними, редко вступая в разговор с подданными. Они суетились, болтали, ссорились, мирились, влюблялись и даже воевали. Королевой государства, как и обещал, он сделал черноволосую красавицу в голубом платье.
- Сьюзи, - говорил он ей, - ты должна быть справедлива и великодушна.
Сьюзи слушала его, кивала, но была отнюдь не справедлива и не великодушна. Она капризничала и провоцировала скандалы.
Однажды она проснулась в дурном настроении и сорвалась на придворных дам, затеявших пение с самого утра.
- Дуры! Бездельницы! – кричала Сьюзи. – Только и умеете глотки драть! Занялись бы лучше делом!
И засадила дам за вышивание, хотя сама еще вчера распевала с ними веселые опереточные арии. Обиженные красотки лениво работали иголками и переговаривались вполголоса:
- И зачем господин сделал ее королевой? Прежняя Люсиль была куда добрее.
- Бедняжка Люсиль. Вы знаете, что ее величество королева Сьюзен не допускает ее ко двору? Она вынуждена жить совершенно одна за городом.
Прежнюю королеву Сьюзи действительно выселила в старую картонную коробку из-под дешевых Катиных духов. Максу было жаль бедняжку, но красавица Сьюзи настолько завораживала его, что он готов был простить ей все, что угодно.
В другой день королева могла проснуться в прекрасном расположении духа и затеивала верховые прогулки. Лошадей на всех не хватало, поэтому многим придворным приходилось бежать за королевским скакуном на своих ногах. Они выбивались из сил, падали, а Сьюзи громко хохотала:
- Инвалиды безногие!
Сердце у Макса неприятно сжималось от таких слов, но он смеялся вместе с сумасбродкой. Она единственная не боялась с ним говорить, а спустя какое-то время стала даже командовать.
- Мне совсем не нравится мой дворец. Ты мог бы сделать для меня что-нибудь получше!
Макс попросил Катю подыскать для нового кукольного дома коробку побольше и покрасивее. Катя пошла к хозяину и выпросила у него денег на домик для куклы Барби.
- Что это ты, Катерина, решила на старости лет в куклы поиграть? – насмешливо спросил он.
- Да нет, это для Макса.
Больше он ничего не спросил – все давно привыкли к причудам больного сына. Он молча достал из бумажника деньги и дал сиделке. Этой суммы хватило не только на домик, но и на карету, и на мебель и даже на роскошное кукольное трюмо. Все это Катя принесла Максу.
Катя нянчила мальчика почти с самого рождения. В то время она развелась с мужем, который выгнал ее из дома. Своих детей у нее никогда не было, поэтому, наверное, она так искренне привязалась к Максу. Она жалела его.
Новый особняк привел Сьюзи в восторг.
- Ах, Макс, как же я тебя люблю! – она единственная из всех не называла его господином. От ее слов у него сладко заныло в груди.
Раньше он не знал, что значит влюбиться. Теперь Макс был влюблен в свою прекрасную Сьюзи. Но та, как любая девушка, знающая себе цену, лишь подтрунивала над его чувствами и пользовалась ими вовсю…
Окно в его комнате давно занавешено. Ни один солнечный луч не проникает в комнату Макса. Зато день и ночь горит ночник, освещая груды пакетов с глиной и коробок с гуашью и лаком. Прекрасный мир оживших кукол не радует. Их веселые голоса лишь раздражают. В груди болит, как от тяжелой пневмонии. Но это не болезнь, точнее не телесная болезнь. Это намного хуже. Сьюзи не любит его. Мало того, она влюблена в другого.
Он сам, по ее просьбе, вылепил очень красивого рыцаря на белом коне и назвал его Рич. Теперь Рич занимает все мысли Сьюзи. Теперь она редко разговаривает с Максом. Все свое время она проводит со своим возлюбленным, а Максу ничего не остается делать, как молча наблюдать за их воркованием, прогулками под луной и страстными поцелуями. Он потерял даже тень надежды на то, что эта красивая, очаровательная девушка будет испытывать к нему хотя бы капельку любви.
Конечно, он может просто ее уничтожить или назначить новую королеву. Он может отобрать у нее гнедого скакуна, домик куклы Барби, все ее наряды, сшитые его собственными руками. Только что это даст? Разве сможет он заставить любить себя?
- Сьюзи, - говорит он ей, - я хочу тебе кое в чем признаться?
- Да? И в чем? Говори скорее, не то скоро с охоты вернется Рич. Я обещала ему устроить бал, - она все время вертит головой, словно не желая встречаться с Максом взглядом, и нервно пожимает плечами.
- Я люблю тебя.
- Господи, стоило ли отрывать меня от дел по таким пустякам? Ты же прекрасно знаешь, что мы с тобой не пара!
- Потому что я человек, а ты кукла?
- Я не кукла. Я королева.
- И все-таки, почему мы не можем быть вместе?
- Потому что я королева, потому что я красива и здорова, а ты… - она запинается, понимая, что сказала не то. Но Макс уже все прекрасно понял. Он отпускает ее без слов. Сьюзи, похоже, моментально забывает, что обидела того, кто ее сотворил, и начинает хлопотать по поводу бала.
Макс перебирается из инвалидного кресла на кровать. Подтягивает сильными руками недвижимые ноги. Утыкается лицом в подушку, чтобы никто не видел его слез.
Он слышит, как дамы шепчутся в закоулках дворца:
- Вы слышали? Как она посмела сказать такое господину!
- Чем бы мы были без него? Кусками мертвой глины? Это бесчеловечно!
- Почему он не уничтожит ее?
- Любовь…
Да уж эта любовь! Говорят, от любви до ненависти один шаг. Нет, там, где любовь, по определению не может быть ненависти. Макс не в силах ненавидеть Сьюзи, ведь по большому счету она права. Зачем он ей? Он горько плачет, пряча свои слезы в подушку. Наволочка уже промокла насквозь, но Макс не может остановиться. Он плачет уже не от обиды на Сьюзи, а от своей жизни. Вспоминает все – от слов, сказанных матерью в роддоме, до слов, которые не договорила Сьюзи сейчас. Никто не хочет любить калеку. Он никому не нужен.
Макс чувствует чье-то легкое прикосновение на своих волосах. Поворачивается и видит Люсиль. Когда-то Люсиль была самая красивая его кукла – тоненькая, белокурая, нежная, как подснежник. Теперь краски ее поблекли, платьице поистрепалось. Но личико осталось таким же добрым и трогательным, как раньше.
- Не надо плакать, господин. Сьюзи не права. Вы очень хороший. Я вас…
Максу сейчас не нужны слова утешения. Он никого не хочет видеть. Если бы это была Сьюзи…
- Уйди от меня! – зло выкрикивает он, и маленькая фея уходит, опустив голову и роняя настоящие слезы.
- Господи, Вера Анатольевна! – Катя бежит вниз по лестнице. Глаза у нее большие и испуганные, а лицо белое-пребелое. Хозяйка еще в своей кружевной пижаме лежит в кровати и умиленно наблюдает за четырехлетним Кирюшей.
- Что еще, Катя? Ты привидение встретила? – Вера Анатольевна лениво посмеивается. В принципе, женщина она незлая и по-своему обаятельная.
- Вера… Анатольевна… там… Макс… - крупные горошины слез катятся по ее лицу. Она лишь беззвучно открывает рот и показывает наверх.
- Что Макс? – Вера Анатольевна вскакивает с кровати, почувствовав наконец запах беды.
- Он… повесился…
Вера истерически кричит, пугая малыша.
- Пойдемте со мной туда, надо его вынуть из петли, - говорит Катя.
- Нет… я туда не пойду… ни за что!!! – женщина рыдает, ее руки трясутся от страха. – Звони Павлу!
Макс повесился на спинке своей кровати. Удавился собственным поясом от вельветового домашнего халата.
В дом пригласили батюшку, чтобы отпел покойного (за приличные деньги, потому как священник самоубийцу отпевать категорически отказывался), и освятил жилище. Похоронили Макса без лишнего шума и огласки. На кладбище пришли только самые близкие родственники и друзья. Вера Анатольевна купила себе дорогой черный костюм, который после сорока дней подарила Кате. Катю оставили жить в доме – присматривать за Кирюшей – и поселили в бывшей комнате Макса. Бедная женщина боялась там спать, всюду ей мерещился призрак юноши, но делать было нечего – своего жилья у нее не было.
Все фигурки, слепленные Максом, сгребли в одну большую коробку и отвезли на свалку. Половина кукол побилась, другая половина исчезла в неизвестном направлении. Красавицу Сьюзи подобрала маленькая девочка, которая вместе с матерью жила здесь же, на городской помойке.
- Мам, погляди какая красивая куколка, - улыбалась она своим беззубым ртом.
- Так она ж безногая, - мать уже пьяна, ей все равно, что нашла ее дочка в груде хлама.
- Ну и что, зато у нее красивые волосы и платье.
- Катя, это опять твоих рук дело? – недовольно возмущается Вера Анатольевна, выкидывая в кусты глиняную статуэтку. – Пятый раз выбрасываю с могилы Макса эту куклу и снова она появляется!
- Нет, Вера Анатольевна, это не я.
- Ну, конечно, она, наверное, сама приходит. Чтобы я ее больше здесь не видела!
Люсиль дожидается, пока родственники закончат свой дежурный визит и вновь идет к мраморному надгробию, где почему-то висит фотография трехлетнего Макса (наверное, оттого, что никто не удосужился сфотографировать его в более старшем возрасте).
Люсиль садится возле могилы и тихо плачет…
© Copyright: Людмила Крылова, 2007
Свидетельство о публикации №2711280015