Герой делает то, что можно сделать.
Другие этого не делают.
Ромен Роллан
Храбрость — это когда только вы знаете,
как вы бо¬итесь.
Франклин П. Джонс
Утро только-только занималось. Бледный желток солнца еще не до конца вытек из шиферной скорлупы покатых крыш, и серые двухэтажки окнами настежь жадно вдыхали остатки летней ночи, когда над старыми кварталами поплыл рев моторов и грохот грузовых машин, скакавших по ухабам разбитой дороги. Улица ожила: часто забив крыльями, со скелетов антенн спорхнули голуби; пугливо метнулись от земли стайки воробьев; в зелени разбуженных каштанов тревожно загалдели майнушки (1). В домах защелкали лампы, моргая и заспанно жмурясь, разбуженные недовольно смотрели на часы, а те равнодушно показывали начало шестого.
- Это кому же не спится в такую рань? – тихо ворчали люди, прислушиваясь к уже стихавшему шуму. Вскоре смолк и гомон пернатых часовых, наступила тишина и, убаюканные ею, дома снова погрузились в сон. Мирный и безмятежный.
А две красные машины с белой надписью «СВПЧ-9» (2) на металлических бортах, потревожив сон трех кварталов, свернули с дороги и запетляли по тесному лабиринту зеленой изгороди. Один поворот, второй, третий и, выкатив на небольшой асфальтовый пятачок, машины удивленно уркнули заглушенным мотором.
- Оба на! – только и сумел выдать водитель, растерянно почесывая затылок.
В тесном дворике сомкнутых буквой «П» двухэтажек толпа людей со всех сторон обступила пошарпанный милицейский УАЗик. Четыре сержанта, живым прессом прижатые к машине, изредка огрызались с наседавшими на них женщинами, но больше все же молчали. Высокий женский голос, заглушая остальной хор, острозубой ржавой пилой впивался в оголенные нервы:
- Чего ж вы стоите? Приехали, главное, и стоят. Будто их за этим вызвали? Будто мы сами постоять так не можем? Давайте, делайте что-нибудь.
Чуть в стороне, молодой лейтенант в сдвинутой на затылок фуражке отмахивался от настойчивых советов мужиков, за лидера у которых был плешивый бородач в мятой майке и старых растянутых трико:
- Через крышу надо, - авторитетно заявлял он, трогая лейтенанта за локоть. – Его теперь только через крышу взять можно. Это Я тебе говорю.
- Оба на, - повторил водитель и выжидающе покосился на сидевшего рядом начкара (3). - Это что за на фиг?
Ничего не ответив, начкар открыл дверцу, одной ногой встал на высокую подножку и, высунувшись из кабины, осмотрелся. Ни черно-сизых прядей над крышами, ни зловещего пурпурного блеска в темно-синей мути неба, да и запаха горящего жилья начкар, как ни старался, уловить не смог. В общем, ни одной знакомой приметы, хотя спрятанная среди любовных клятв и обидных дразнилок цифра подтверждала верность адреса.
- Похоже, ложник, - заключил начкар, возвращаясь на место.
- ЦППС (4) докладывать? – заметно повеселел водитель, но начкар покачал головой. Непонятное, необъяснимое чувство в груди, там, где обычно рождаются предчувствия, не давало ему успокоиться и при виде лейтенанта, заспешившего к пожарным машинам, эта беспричинная тревога лишь усилилась.
- Они его сейчас на сувениры разберут, - предположили в боерасчетнике (5), глядя на женщин, не замолкавшей вереницей потянувшихся за милиционером.
- Не допустим, - с иронией постановил начкар и, выйдя из машины, деликатно, но твердо оттеснил от лейтенанта особо настырную гражданку. Та захотела, было, возмутится, но успела только открыть рот, как взгляд начкара припечатал ее язык к нёбу, а ноги приковал к асфальту.
- Так, граждане, - повысил голос начкар, поднимая руки, чтобы привлечь к себе внимание, - убедительная просьба отступить на тридцать шагов и не мешать нам выполнять поставленные задачи. Всем заранее спасибо за понимание и содействие.
Голос с отливом металла на гласных, казалось, заворожил людей – ор заметно стих, не сразу, но тишина наступила и через короткую паузу сменилась шарканьем галош и шлепанцев. Но…
- А чего это ты нас гонишь? – взвился высокий голос-пила и тот, кто уже попятился, охотно остановился, на глазах обретая утраченную было решимость взбудораженной толпы. – Мы здесь живем, между прочим. А ты лучше вон с преступниками воюй. А то ему слова сказать не можете, а с нами-то вон какие…
- Степаныч!!! – гаркнул начкар и рядом тут же возник посеребренный жизнью кряжистый пожарный, боевка (6) на котором сидела как вторая кожа – без морщин и складок, но вместе с тем нигде не тянула, не мешала движениям. – Степаныч, приготовь-ка лафетник, а то тут некоторым особое приглашение нужно.
Степаныч молча кивнул, с ехидным сочувствием глянув на бунтарку, усмехнулся и отправился выполнять приказание. Женщина осеклась и, схлестнувшись с начкаром взглядами, потупилась, как нашкодившая школьница перед учителем. Вроде бы и не было ничего особенного в этих узких раскосых глазах оттенка оружейной стали, но… Наверное, именно про людей с таким вот взглядом говорят: «С ним не поспоришь», а на естественный вопрос: «Почему?», добавляют без всяких раздумий: «Не поспоришь, и все тут».
Вот и теперь, даже самые воинствующие не решились препираться, лишь недовольно шепчась с рядом стоявшими:
- Тоже мне командир нашелся.
- Щас посмотрим, чего он накомандует.
- А что, этот накомандует. Этот может. Ты глянь на него – коня бы еще между ног и вылитый Чингиз-хан.
- А ты Чингиз-хана, что ли, видел?
- Ну, не видел – книжку читал.
- А не видел, так и молчи. Тоже мне монголовед нашелся.
Монгол тем временем снова повернулся к лейтенанту, который следил за долгожданным отступлением толпы, не веря в реальность происходящего:
- Ну? И что тут за аврал?
- Э-э-эй!!! – лейтенант не снял, а сдернул фуражку. - Дурдом на выезде. Отделение для буйных отдыхает, ну. В бреду такого не приснится.
- Давай, короче.
- Короче? Синяк один местный надрался до самой горячки. Он еще третьего дня с дружочками квасить начал, ну. Халтура им какая-то подвернулась, вот они и… Видал, сколько выжрал?
Лейтенант кивнул в сторону раскрытого окна во втором этаже, где пустые бутылки плотным строем окружили заляпанную трехлитровую банку с остатками мутного самогона на дне.
- Круто, - оценил увиденное Монгол, - Но это тебе вытрезвитель нужен. Мы-то здесь при чем?
- Не скажи. Запах чуешь? – принюхавшись, Монгол, наконец, осознал причину душившей его тревоги. Воздух буквально пропитался газом, хотя в этих домах все держалось на электричестве, газовых плит здесь отродясь не было. Угадав мысли Монгола, лейтенант щелкнул языком и продолжил. – Вот-вот. В общем, квасили они не один день, но мирно. А вчера по кабельному у них боевик показали американский, ну. Террористы, бомбы, заложники. В общем, обычная шняга голливудская. Да только этому придурку хватило. В ночь приволок откуда-то газовые баллоны, запер в комнате жену, детишек двух и теперь грозиться спичкой чиркнуть, если мы требования его не выполним. Вот я и подумал, что вас надо бы вызвать. Вдруг и правда… А вы уже на месте, - и явно гордясь собственной догадливостью, лейтенант добавил. – Так-то, пока приедете, ну?
- Да, это ты правильно придумал, - невесело одобрил Монгол. На время забыв про лейтенанта, он посмотрел вокруг: деревянные дома разделяли лишь небольшие квадраты садов-огородов, щедро усыпанных дровами под воскресный шашлык, тесно застроенных сарайчиками, складами, погребами, тапчанами; фруктовые деревья за окном одного дома полусухими ветвями дотягивались до крыши другого. – М-да, стараться будешь, а хуже не придумаешь.
- Чего?
- Да так, ничего. Ну и что твое начальство решает?
- А я не докладывал, - признался лейтенант и, вздрогнув под пристальным взглядом удивленного Монгола, пояснил. - У нас же сейчас антитеррор. Только скажи «заложники», «угроза взрыва» - все. Тут такое начнется, что ты… Тогда уж точно… А так… Я что думаю. Он ведь того… по дурости, в общем, ну. Спьяну-то чего в голову не взбредет? Побуянит, побуянит, да и уймется через часок-другой. Ну?
- Твоими бы устами…
- А что? – лейтенант напрягся, похоже, план, казавшийся ему идеальным, на самом деле таковым не был.
- Да ты сам подумай, если даже здесь так газом воняет, тогда что внутри? При таких раскладах еще минут десять-пятнадцать максимум и они сами задохнутся. Без посторонней помощи. Усекаешь? И это самый радужный исход.
- В смысле?
- А ты представь, что вот будет проходить сейчас мимо какой-нибудь добрый человек да по не знанию закурит. А здесь сейчас даже искр в глазах за глаза хватит.
- Ч-е-ео-о-орт!!! – протянул лейтенант, заметно скисая. - Так это… надо значит… Каюмов, рацию!!!
- Ну-ну, - глядя вслед убегавшему к УАЗику лейтенанту, Монгол покачал головой и, расстегивая ремешок каски, тихо добавил сам себе. – Только поздно пить боржоми, когда почки отвалились. Степаныч!
Степаныч словно «дежурил» у начкара за спиной – стоило только прозвучать его имени, как он тут же появился буквально из ниоткуда.
- Ну, что, старшина, - скосив глаза, Монгол внимательно следил за реакцией подчиненного. – Надо бы номер давать (7), да? Исходные-то вон какие.
Вместо ответа Степаныч повернулся к зевавшим без дела бойцам:
- Умаров, а ну, кончай ворон считать. Бегом к машине, колонку открепи. Семенов, чем лясы точить, лучше рукава для магистралки готовь.
Удивлено пожав плечами, бойцы все же кинулись выполнять нелепые указания старшины, а тот снова заговорил, на этот раз тихо, едва слышно:
- А здесь, командир, что с номером, что без номера… Со своими ацешками (8) мы тут как две блохи на добермане. Да и номерные пока прибудут, красный пол квартала уже слижет, как пит дать. Короче, по любому, на нас я не поставлю.
- Вот именно, если рванет… С другой стороны… - Монгол сузил и без того узкие глаза до щелей пулеметных дотов. Напряженный взгляд пробежал по петлявшей меж грядок тропинке, поднялся по обшитой шифером стене и остановился на заставленном бутылками окне.
- Рискованно, - казалось, они вообще могли обойтись без слов, за годы совместной службы научившись угадывать мысли друг друга по жестам и взглядам.
- Конечно. Но как там у вас говорят – мужик не выдаст, свинья не перекрестится, да?
- Ну, можно и так сказать, - в усы усмехнулся Степаныч. – Но что мы будем с лейтенантом делать? Он ведь может на такое не подписаться.
- Да вот сейчас и узнаем, - Монгол кивнул в сторону подбегавшего лейтенанта.
- Доложил, - запыханно сообщил тот. – Сейчас они в управление докладывают, ну. А минут через пять-десять…
- Орден хочешь? – перебил Монгол и испытующе посмотрел на лейтенанта.
Лейтенант облизнул пересохшие губы, резким движением на самые брови натянул фуражку и тут же снял ее, взъерошив мокрые волосы.
- Если не посмертно, - попытался улыбнуться он, но вместо улыбки получилась маска кровожадного жреца из африканского племени людоедов.
- Вот видишь, - Монгол подмигнул Степанычу и, чувствуя, как тело попадает во власть адреналина, спрятал руки в крупных мурашках за спину. – Я тебе сразу сказал – лейтенант мужик что надо. Неси штурмовку, – с каждым словом сердце Монгола набирало обороты, отчего голос начинал подрагивать на концах слов и терять твердость. – Он там один, говоришь?
- Жена еще и дети в комнате закрытые. А так один, ну.
- Вот и отлично, - Монгол расстегнул широкий пояс и стал снимать боевку. – План такой. Ты сейчас с ним на контакт попробуешь выйти, и пока будешь ему мозг пудрить, я в окно поднимусь и там… ну, там по ходу дела посмотрим. Уж с одним-то алкашом я, надеюсь, справлюсь. Твоя задача с ним законтачить и в коридор вытащить. Плети все, что угодно.
- Главное, думать не давать, ну.
- Вот-вот, думать не давать. И погромче говори, погромче. Чтоб он меня не услышал. Я, конечно, постараюсь аккуратнее, но и ты уж мне помоги.
Вернулся Степаныч. В руках у него была короткая лестница с металлическими тетивами и широким зубастым крюком на конце, но нес он ее так, будто она была из хрусталя в золотой оправе. А уж когда Монгол, взяв штурмовку, неосторожно шкрябнул тетивами по асфальту, Степаныча даже слегка передернуло.
- Там это… ЦППС обстановку запрашивало, - недовольно качая головой. – Я доложил: загорания не обнаружено, ведем разведку местности.
- Ну, и правильно, - одобрил Монгол. – Давай, лейтенант, пусть твои орлы людей подальше отодвинут, а ты Степаныч, отводи бойцов и это… - Монгол запнулся, шмыгнул носом и нервно почесал за ухом. – Если со мной что – до прибытия штаба ты за старшего.
- Ну да, дождешься от тебя, - пробурчал Степаныч, в тихом бухтении пряча дрогнувший голос. – Ты никогда покомандовать не дашь.
- На то я и командир, - улыбнулся Монгол, и, стараясь справиться с нараставшей дрожью в животе, пару раз глубоко вздохнул. Потом повернулся к лейтенанту, который все это время поправлял ремень, с места на место перетаскивал кобуру, разглаживал воротник, одергивал рубашку, украшенную, несмотря на прохладу, темными разводами с солено-белыми краями. – Я готов.
Чтобы еще потянуть время, лейтенант долго решал, надевать ли фуражку – теребил кокарду, ногтем постукивал по козырьку. Наконец, резко шумно выдохнул, отбросил фуражку на капот УАЗика, быстро зашагал к подъезду и растворился в полутемном нутре испуганного дома. Скрип ступеней возвестил, что он поднялся на второй этаж и вскоре оттуда раздался призыв к хозяину квартиры. Напрягая слух, Монгол даже перестал дышать, но едва только сквозь монолог лейтенанта пробился низкий с испитой хрипотцой голос, сразу же встрепенулся и, подхватив штурмовку, которая показалась вдруг необычно тяжелой, скользнул в тесную калитку небольшого огородика. Не сводя глаз с окна, подошел к стене и прислушался: слева, из маленького подъездного окошка слышался приглушенный голос лейтенанта; над головой, в злополучной квартире, замерла тишина, которая и пугала и дарила надежду одновременно.
Тянуть больше было нельзя – лейтенант уже и так добрых пять минут заливался соловьем, неся такую ахинею, что абсурдисты могли бы признать его своим гуру. Аккуратно, стараясь не задеть бутылки, Монгол опустил крюк на подоконник, оттолкнулся от земли, проворной кошкой взобрался по отвесно висевшей лестнице и впрыгнул на подоконник. В нос ударило удушливой смесью недельного перегара и ядовитого газа, что густой голубоватой дымкой вместо давно пропитых штор завешивал окно. Этот запах пропитал все: и задвинутый в дальний угол старый продавленный диван; и стены в узорчатых намеках на обои; и потолок в темных пятнах сырости, с которого на витом проводе свисала голая лампочка. Под ней, ровно в центре комнаты стояла одинокая табуретка с коробкой спичек, а рядом, словно стража у царского трона, два красных баллона грозным шипением призывали незваного гостя опомниться и отступить.
Придерживаясь за раму, Монгол осторожно спустился в комнату. За ним, бесшумно порхая прозрачными крыльями, в окно влетел страх. Монгол хребтом почувствовал старого «друга». Его ледяные пальцы хватали Монгола за руки, когда он торопливо заворачивал вентили баллонов, настороженно замирая при скрипе заржавелой резьбы – таком тихом и громком одновременно. Его неслышный шепот отдавался в ушах гулкими ударами сердца, колотившего по ребрам, словно боксер по груше. Его ледяное дыхание обжигало мокрую спину, когда под ногами стонали старые половицы на пути от табуретки до дверей в коридор – таком коротком и бесконечном.
У дверей Монгол чтобы успокоится, пару раз глубоко вздохнул, об китель отер вспотевшие ладони и, плечом уперевшись в косяк, выглянул в коридор. Там, у запертой входной двери стоял высокий худой мужчина в спортивном костюме, хранившем тайну своего цвета под слоем грязи и портвейнных пятен. В руках у него ничего не было и для Монгола это стало сигналом к атаке. Прыгнув в коридор, уже на третьем шаге он оказался лицом к лицу с хозяином квартиры. Присев на полусогнутых, Монгол уже отвел плечо для удара и даже запустил маховик руки, когда неожиданная реакция горе-террориста совершенно обезоружила его.
- Э-э-э, - мутные от выпитого глаза расширились до предела, нижняя челюсть упала на грудь. – Так же нечестно!!! Не по правилам!!!
Монгол так и застыл в ударной позе, не зная как реагировать на это обвинение. Но, быстро придя в себя, он оттолкнул хозяина с дороги и, подойдя к двери, щелкнул замком.
- Ты это… не беспредельничай, - снова возмутился хозяин, после легкого толчка едва устояв на ногах.- Бить бей, а толкать не имеешь права, понял.
- Заткнись! – рявкнул Монгол, впуская лейтенанта. – Пеленай это героя. Я проветрю пока да детей с женой выпущу, - Монгол прошел по коридору и толкнул тонкую, почти понарошную дверь в третью комнату. – Свет только не включай, а то…
- А-а-а!!! – перед опешившим Монголом возникла косматая женщина в рваном затасканном халате. Вытянутые вперед руки дрожали с похмелья, в крепко сжатых ладонях синела зажигалка. – Ну, что, суки, думали, взяли нас!?
Монгол отшатнулся и вжался в стену. Растерянность связала его по рукам и ногам, затопила голову сотнями глупых, ненужных мыслей. Лейтенант, забыв о не защелкнутом наручнике, разинул рот, но возглас изумления так и не родился.
- Получайте, уроды!!!
«Ч-ч-чщщщирк», - со злобной радостью пропело кремниевое колесико. Монгол вздрогнул и зажмурился, но зажигалка дала осечку. «Ч-ч-чщщщирк». Опять неудача, но парализованный Монгол даже не попробовал предотвратить следующую попытку. Ноги его как будто растворились в кислоте, кислоте страха, что будет в сотни раз сильнее серной. Стена, на которую он опирался мелко дрожавшей спиной, стала вдруг мягкой, как пуховая перина. Предметы, потеряв четкость очертаний, как в невесомости поплыли перед глазами. На несколько мгновений он превратился в кусок похолодевшего от страха камня, а зажигалка в это время настойчиво вторила редким ударам захлебнувшегося страхом сердца: «Ч-ч-чщщщирк, ч-ч-чщщщирк, ч-ч-чщщщирк».
- Э-э-эй, блин, зараза!!! – женщина саданула зажигалкой об пол и в сердцах добила ее пяткой. – Хрень китайская!!! Никой надеги на них нету. У-у-у, рылы ускоглазые!!! – чуть не плача, причитал она, устало опускаясь на разобранную постель.
Монгол охнул, как будто кто ударил его под дых, шурша облупленной краской, соскользнул вниз по стене и сел на корточки. Невидимая холодная рука отпустила горло и под короткий стон кувыркнувшись в раздышавшейся груди, сердце ожило, нерешительно забилось. Непослушными руками Монгол подобрал разбитую зажигалку и, в мыслях поблагодарив незнакомого китайца-неумеху, убрал мокрые от бензина осколки от греха подальше в карман. Еще немного посидев, он поднялся на ноги и тут же качнулся, чтобы не упасть, уперся рукой в стену, потом тихо пошел к двери, задевая косяки, спотыкаясь о пороги. На тесной лестничной клетке долго стоял, остекленевшим взглядом уперевшись в прямоугольник тусклого света, дышал и не мог надышаться, как будто последние пять минут провел под водой.
Но с каждым вздохом ватное тело наливалось жизнью, вместе с охрипшим голосом к Монголу возвращалась ясность мысли.
Через пять минут, вызвав облегченные вздохи зевак, на улице показался прежний Монгол – сильный уверенный, не допускающий сомнений и колебаний.
- Вот и все. Делов-то, - обрадовано засудачили за его спиной.
- Давно бы так.
- И чего так долго тянули?
- Командир, - пред Монголом вырос Степаныч. – Командир, там это… ЦППС опять обстановку просит.
- Обстановку? Ну а чего ж не даешь? Доложи, ложный вызов.
И две красные машины с белой надписью «СВПЧ-9» на металлических бортах опять загромыхали на старой разбитой дороге. Из окон домов, уже успевших проснуться и умыться солнечным светом, их провожали любопытные взгляды, впрочем, совсем не долгие. До того ли было собиравшимся на работу людям, когда рядом кипел чайник, вкусно пахло свежей лепешкой, на горячем срезе которой оплавлялось масло? Стуча кулаком по столу, мужья смело выражали недовольство начальником, благо, тот был далеко, жены сетовали на нескончаемость домашних хлопот, а дети у тех и других требовали денег. Жизнь шла своим чередом.
Бекабад, ноябрь 2007
1. Майнушка – афганский скворец
2. СВПЧ – специальная военизированная пожарная часть
3. Начкар – начальник караула
4. ЦППС – центральный пункт пожарной связи
5. Боерасчетник – в каждой пожарной машине позади водителя есть специальная кабина для пожарных – боевого расчета автомобиля.
6. Боевка – боевая одежда пожарного
7. Давать номер – при больших масштабах пожара на ЦППС передают повышенный номер тревоги – от второго до пятого. Чем больше пожар, тем выше номер и тем больше на место пожара выезжает расчетов соседних частей.
8. Ацешка – автоцистерна, сокращенно АЦ, отсюда и «ацешка»