Была когда-то давно маленькая деревенька под названием Понизовье, в Калужской области, Спас-Деменском районе. Мне нравилось выговаривать: "Спас-Деменский" - от этого слова веяло стариной и сказочными былинами. Дороги туда можно сказать что и не было — во всяком случае, привычной всем асфальтовой. Две колеи с высокой травой между ними петляли по густому лесу, трястись по невероятным ухабам приходилось часа два. Несколько домов стояли в один ряд — это, собственно, и была единственная деревенская улица. Остатки дороги до ближайшего города сохранялись благодаря небольшой ферме, откуда на грузовике в город доставляли молоко.
Назвать тамошнее жилье домами у меня не поворачивался язык — это, скорее, были избы — собранные из настоящих бревен, и внутри мне, городскому жителю, непривычно было водить ладонью по деревянным неровным стенам. Дом делился на две половины: жилая и кухонная. В жилой установлены легкие перегородки из досок, стояли древние металлические кровати с шишечками на спинках, а на стенах висели ковры — плюшевые фабричные с изображением трех богатырей или вышитые гладью вручную — с букетами роз и сказочными птицами. В кухонной половине львиную долю площади занимала огромная русская печь — с широким устьем, в которое бабушка всовывалась чуть ли не по пояс, когда ставила или вынимала чугунки с борщом и вареной картошкой. Вдоль стен сколочены настоящие дощатые лавки — привычные нам стулья тут были в дефиците. Около окна стоял тоже самодельный деревянный стол, ничем не покрытый — перед праздниками его, оказывается, скоблили ножом — и он светлел и начинал пахнуть свежесрубленной древесиной. Посуда на стол ставилась только на время трапезы, потом сразу вся убиралась, и только один предмет имел на столе постоянную прописку — огромный самовар. За давностью лет я, к сожалению, не помню, сколько ведер воды он вмещал, зато в первый же приезд туда меня поразило набивание самовара углями из печки — конечно же, это чудо техники не было электрическим.
В деревне рано начинали сумерничать — читать книги там было не принято, поэтому вечер в каждой избе посвящался длительному чаепитию — чай пили долго, с передышками, с разговорами, воспоминаниями, до крупных капель пота, выступающих на лице. Чай наливали в блюдца — меня долго учили держать горячее блюдечко на пяти растопыренных пальцах. Сахар в деревеньку привозился в виде больших цельных кусков, и их раскалывали топором, и было ужасно интересно брать кусочки разного вида и размера из сахарницы — двух одинаковых никогда не находилось. Первое такое чаепитие повергло меня в изумление своей продолжительностью — вставать из-за стола разрешалось не ранее чем через два — два с половиной часа. Наши деревенские родственницы невозмутимо пили чай чашку за чашкой, и мне было непонятно — как в них вмещается такое количество воды. Они тихо посмеивались над моим удивлением.
Выбор спальных мест в доме был велик — кровать с металлической сеткой и шишечками, которые тут же были проверены мной на отворачиваемость и приворачиваемость обратно — довольно, кстати, успешно; большой сундук с плоской тяжелой крышкой и висячим замком — мне так и не довелось узнать, что за сокровища в нем хранились, на крышку стелилась пушистая жаркая перина, взбитая почти на высоту сундука; и, наконец, печка — на ней были накиданы лоскутные одеяла, а от остального пространства можно было отгородиться ситцевой занавеской на веревочке.
Вставали там рано — в пять утра рабочий день уже, можно сказать, был в полном разгаре. Меня потащили знакомиться с окрестностями. Лес вокруг деревеньки рос сосновый — такой высокий, что приходилось запрокидывать голову, чтобы увидеть вершины деревьев. Но через дорогу от домов земля шла слегка под уклон, и там была небольшая березовая рощица, и трава там росла настолько ярко-зеленая — не темная, как в городах, а именно яркая, - что невозможно было ступать по ней не босиком. За рощей текла речка со смешным названием Болва — широченная, но по щиколотку, со светлым песчаным дном. В ней в изобилии водились беззубки, и увязавшаяся за нами кошка ловко на них охотилась, виртуозно открывала их и лакомилась прямо у воды. Берега речки густо поросли незабудками — нигде потом за всю свою жизнь мне не довелось видеть их в таком количестве.
Мне пришлось побывать в этой деревеньке только один раз, в детстве. Но две недели в том старом забытом всеми мирке вспоминаются до сих пор. Уже тогда там оставались почти одни старики, и жилых домов было всего шесть. Прошло очень много лет. Скорее всего, нет больше тамошних сказочных бревенчатых избушек. Но иногда я закрываю глаза, и кажется, что когда-нибудь я смогу найти туда дорогу...