Испанки целуют по-настоящему ч7,

Тати Тати
Espa;ola cuando besa, es que besa de verdad.*


Глава 7.

***
Луис Мигель стоял перед прилавком и не знал, какое кольцо выбрать.
- Сейчас в моде вот такая форма, - настаивала молоденькая продовщица. – Из белого золота и с брильянтиком.
Все колечки разные, но что-то не то. Квадратные какие-то, неженственные. И золота мало – тонюсенькие ободочки, и брильянтики не крупные.
- А у Вас есть что-нибудь ммм, более классическое?
Девица с лицом говорящим «Какой капризный клиент» отошла к стеклянному шкафчику, делая вид, что ищет затребованные классические кольца.
А Луис Мигель думал, стоит ли вообще покупать кольцо. Он так долго и упорно преследовал Пепу, а теперь, когда Пепа согласилась выйти за него, он был не уверен, что действительно хочет на ком-нибудь жениться. Крыльев за спиной почему-то не было. И вообще его подташнивало.
Продавщица вернулась с подносиком чёрного бархата в руках.
- А вот и классические... Здесь смесь золота жёлтого и белого. И камни крупнее. Соответственно, и цена... выше.
Эти кольца тоже не вызвали в душе Луис Мигеля немедленного желания купить какое-нибудь. Обычно у него было чутьё на стоящие вещи. Вот увидит что-нибудь и чувствует, как вещь кричит: «Купи меня! Я тебе пригожусь!» А эти кольца ровным счётом ничего ему не говорили.
- А может, у Вас есть что-нибудь оригинальное?
- А что Вы имеете в виду?
- Что-нибудь такое, чего ни у кого нет.
- Если ни у кого нет, то и у нас нет.
Луис Мигель удивился. Ну и хамка! Не будет он здесь деньги оставлять. Покупка должна быть в радость. Тем более покупка кольца для любимой женщины.
- Я поищу в другом магазине. До свиданья.
- Поищите, - скучно согласилась продавщица. Ей теперь было жаль, что она не сдержалась. Улетели комиссионные! А сейчас далеко не всякий кольца с бриллиантами покупает. Кризис!

***
Агнес снова сидела перед Нидией, и та расскладывала перед ней карты таро.
- Ууу, амоор, какаая каарта емуу нехороошая выпадаает!
- А что такое?
- Смеерть!
- Как смерть?
- Моожно по-раазному толковаать. Каак большаая перемеена...
- А, ну ладно, а мне-то что падает?
- А у тебяаа доочка будет!
- Ой, как хорошо! А когда?
- Скооро!
- А он на мне женится?
- Неет.
- Ты же в прошлый раз говорила, что всё по-моему будет.
- Буудет, принцеесса, всёо буудет!
- И не женится?
- Мноого рабооты.
- Так ты работай! Что ж я тебе, зря деньги плачу?

***
Людка, зараза, хвасталась, как у неё всё хорошо получилось. Муж-старик умер, дети свою законную долю наследства получили, а на большее и не претендовали. Сейчас она на курсы вождения ходит – в гараже стоит машина. Ни ахти какая, а всё ж транспорт. Потом, глядишь, и на работу устроится. На приличную. Или снова замуж выйдет. А чего ж не выйти? Будет опять сеньорой. Да, у Людки всё шло по плану. А вот у Лидии как-то не получалось. Луис Мигель с гнильцой попался. Всё бабы да бабы. Даже друзей-мужиков нет. Что б там футбол вместе смотрели, или на теннис ходили. Теннисная ракетка в шкафу валяется. Дорогая, кстати.
Лидия перекусила зубами нитку. Это она пуговицы на любимой рубашке Луис Мигеля перешивала. Чтоб крепче привязать. Пока его дома не было, она в интернете проконсультировалась. Можно пуговицы со специальными словами пришить, и мужик никуда не уйдёт. А чё? Надо же как-то ещё посодействовать. Пирог-то он сожрал, а толку никакого...

***
Хема всё ждала, что Луис Мигель ей позвонит. Дёргалась при каждом звонке, как марионетка на своих верёвочках. Сердце её прыгало и исчезало где-то в коленках, и только по мелкой дрожи в ногах можно было судить, что оно не на совсем покинуло её тело. Продолжало стучать. А так, какая разница – в груди или в коленках? Когда подтверждалось, что звонил не Луис Мигель, а кто-нибудь менее важный в душе Хемы, сердце возвращалось на своё место и Хема о нём забывала, как забывают все здоровые люди. Дни сменялись днями, а жизнь её остановилась. Разумеется, она ходила на работу, занималась мужем и сыном, давала указания сиделке. Но это была не жизнь, а серое существование.
Серое потому, что краски растворились и Хема жила в чёрно-белом мире, как старинные герои большого экрана. Она догадывалась, что флаг над мэрией должен был быть красно-жёлтый, тюльпаны на клумбах красными, а свежая трава на газонах – зелёной. Солнечный свет не пробивался в её сознание, как будто небо изо дня в день было покрыто непроницаемым покрывалом туч из грязной ваты.
А кто ж теперь нам расскажет – вполне возможно, что в эти дни действительно моросил мелкий дождь, который и смыл все краски из жизни Хемы...

***
- Агнес, сегодня наше последнее свидание.
- Ты что?
- Помнишь, милая, я говорил тебе, что наши отношения похожи на поезд?
- Да уж, забудешь...
- Это моя остановка. Я схожу.
- Почему?
- Агнес, я не обязан давать тебе отчёт! Я вообще ничем тебе не обязан!
- Луисми... знаешь, я не могу понять, в чём я провинилась? Ну что, что я сделала не так? Я за тобой когда-нибудь следила? Хоть словом упрекнула? А я знаю, что у тебя есть другая. И даже, вполне возможно, много других! Я знаю! Я слышала!
- Что ты слышала? – голос Луис Мигеля приобрёл металлические нотки. Он ещё и возмущался.
- Что я слышала? Что ты звонил какой-то Пепе! Ты гад! Ты тварь!
- Агнес, ты не имеешь права оскорблять меня.
- Конечно-конечно! Я – не имею права! А вот у тебя – все права! Хочешь – встречаешься, хочешь – не встречаешься! Хочешь – наносишь раны, а не хочешь – ласкаешь и целуешь! Ты эгоист! Этот год совсем ничего для тебя не значит? Я для тебя совсем ничего не значу?
- Но ведь я говорил тебе, что ничего у нас впереди не будет!
- Говорил-говорил! Все что-нибудь говорят! А ты мною пользовался, как приезжающей проституткой! И что, что хорошего я в тебе нашла? Что ты мне дал? Ни гроша на меня не потратил! Встречался, как будто прятался – дома и чтоб никто не догадался! А с мамой моей зачем знакомился? Стыд! Какой стыд! – Она рыдала и картинно заламывала руки, в тайной надежде, что слёзы её разжалобят чёрствое сердце Луис Мигеля и он поменяет мнение. Не может он её бросить. Выплюнуть, как потерявшую вкус жвачку.
А Луис Мигель, как и большинство мужчин, женских слёз не переносил. И потому сердился, хмурился и ждал, что Агнес наконец успокоится и покинет его дом.
- Ну ты это... не права, Агнес! Я ведь ничего тебе не обещал... Ну хватит, ну перестань... Ну что это такое в самом деле? Ну иди сюда, я тебя пожалею... – Он неловко притянул её к себе, обнял это обмякшее тело, совершенно по-братски, без того жгучего желания, что она обычно в нём пробуждала. Красное лицо с некрасиво припухшими губами, удивительно широким носом и узкими глазами. Эта женщина совсем не красива, и чем-то противна. Он пытался не думать о том, что смесь слёз и соплей вызывает тошноту у самого горла, не двигался, стараясь больше не смотреть в это лицо, вмиг ставшее чужим. Агнес в его объятиях замерла, уже не рыдала, а лишь изредка шмыгала носом, пытаясь дать пройти воздуху через забитые ноздри. Мокрой щекой касалась его шеи, медленно водила сверху вниз – а вдруг вспыхнет угасший костёр, и Луис Мигель будет покорён, и чувственная близость после маленькой ссоры будет незабываемо сладкой.
Но он легонько отодвинул её от себя, заглянул в глаза:
- Уже лучше? – и, не дождавшись ответа скрылся на кухне в поисках стакана воды. Из кухни вернулся чужим и холодным, и Агнес поняла, что примирения не будет, и что ей лучше уйти.
Она ещё вернётся, непременно вернётся победительницей в этот дом, к этому камину, заведёт свои порядки... Но потом. Когда наберётся сил. Когда выработает новый план. Когда обнаружит в рукаве необходимые тузы.
- Я пойду.
- Пожалуйста, не обижайся. Но я правда ничего не обещал...
- Да. Конечно. – она подслеповато искала в сумочке то ли платок, то ли ключи от машины. Надо уходить. Потому что сейчас она снова разревётся. Уже без игры. От жалости к самой себе и к потерянному году жизни...

***
- Мамочка, а как узнать, кто такая эта Пепа?
- А давай позвони по номерам-то, по тем, что он чаще всего звонит. Вот и выясним, что за Пепа.
- Ма, а может ты звонить будешь? Что-то я боюсь.
- Ну вот тебе, боится она. Непутёвая бестолочь тебе имя. Давай счёт. И очки принеси. Так, это твой номер. А этот чаще всего повторяется. Вот она, Пепа твоя.
Подожди, дай позвоню. Э... Ты сначала номер на мобильнике спрячь, чтоб она потом нам перезвонить не могла. А то знаю, что так делают, а сама не умею. Ага, вот умница. Да, алло! Хосефа? Здравствуйте, Хосефа. Я Вам звоню по поводу одной анкеты, что надо заполнить. Откуда звоню? Так с телефонной станции. А Вы не в курсе, что новый закон вышел. Ага, против террористов. Мы все должны наши данные внести в базу данных, кто владелец телефона, адрес, где работает. Если Вы не хотите давать Ваших данных, то можете пользоваться телефоном до июня Как хотите! Нет, что Вы. Просто по закону в июне мы отключим Ваш телефон. Даёте? Подождите, я сейчас запишу. Записываю. Мендоса Суарес Хосефа. Хорошо. Адрес. Прекрасно. Профессия. Замечательно. Где Вы работаете? Спасибо. Больше мы Вас беспокоить не будем. Простите пожалуйста. Да, конечно, сами понимаете, закон есть закон...
Всё, доча, вот тебе твоя Пепа. Вот её домашний адрес, а работает она в хирургической частной клинике медсестрой.

***
- Когда фирма моего мужа окончательно разорилась, он вымещал свою боль на мне. Стал напиваться чуть ли не каждый день, а потом бил меня, бил... А я снова встретила Луис Мигеля. Я была страшная, худая, синяк под глазом. А он меня жалел и уговаривал уйти от Маноло. Я и ушла. К Луис Мигелю. Маноло не мог этого пережить, и поджидал меня в самых неожиданных местах: на работе, возле нового дома, возле кафе, где я с подружками встречалась. Думаю, что он следил за мной. И всё время угрожал по телефону. Луис Мигель настоял, чтоб я на Маноло в полицию заявила. Я и заявила. Маноло запретили подходить ко мне ближе чем на двести метров. Но он всё равно мне угрожал. А ко мне не приставили никакого телохранителя, хотя и обещали. Говорили, что раз уж я с Луис Мигелем живу, так пусть он и позаботится о моей безопасности, а на всех женщин, которым угрожают их бывшие мужья, телохранителей не напасёшься.
Однажды в квартиру, где мы жили с Луис Мигелем, позвонили. Луис Мигеля дома не было, и глазка в двери тоже не было. А Луис Мигель должен был с минуты на минуту подойти. Я и открыла дверь нараспашку. А это был Маноло, но Вы, доктор, уже и сами догадались. У него был нож, и он без всяких рассуждений стал меня этим ножом резать: в бок, в живот, в грудь... Я побежала на кухню, а там у нас была подставка с ножами. А Маноло меня в спину, в спину... Как смогла, выхватила я топорик для мяса и полоснула его по горлу. Он покачнулся, а я ещё и ещё... Всего его исполосовала. Уж не знаю, откуда столько силы взялось в руках! От страха, наверное, и от страшной злости. И оттого, что очень хотелось выжить. Я думаю, что если бы я тогда до ножа не дотянулась, то Маноло бы меня насмерть зарезал. Так что выбора не было – либо он меня, либо я его.
А потом я ничего не помню. Очнулась в больнице. Луис Мигель со мной был. Он-то мне и рассказал, что нашёл нас обоих на кухне, на кровью залитом полу. Я без сознания была – много крови потеряла. Он всё говорил, что не может себе простить, что с друзьями в бар пошёл, а не сразу домой – меня сторожить.
По правде говоря, я тоже ему этого простить не могла. И в квартиру, в которой Маноло меня резал, больше нога моя не ступала. Я вернулась туда, где мы с Маноло жили до того, как я его бросила. Луис Мигель, правда, другой дом купил, большой, просторный, с камином, с бассейном. А я всё равно к нему не переезжала – то лечилась, то суд, то матку мне вырезали... Всё не до него было. Он меня замуж звал, а я отказывалась... Сейчас я понимаю, какая я дура, я же сама его в объятия любовниц толкала... А теперь вот ревную...

***
- Доктор, а Вы уверены, что я беременна? – лицо Агнес несло на себе отпечаток радости и удивления. – А ошибки быть не может? Я совсем недавно перестала предохраняться...
- Ошибка исключена. Поздравляю Вас, Агнес.
- Спасибо!


Продолжение следует...

* Когда испанка целует, она целует по-настоящему. (исп.) – слова из старинной песни, ставшие поговоркой.