«Человека выказывает власть»
Питтак
Принц был не в духе. Но то для двора новостью являлось: в последнее время будущий повелитель частенько прибывал в мрачном расположении духа. Лишь короткие вспышки гнева на время возвращали ему хорошее настроение, которое быстро сменялось обычной раздражительностью.
Оглядывая свое изображение, Миранис злился еще больше. Будто каждый взгляд в зеркало ему был противен. Никто не понимал почему: тонкий и изящный, с правильными чертами лица, принц был по-настоящему красив. Все красавицы двора сходили бы по нему с ума. Сходили бы... Но красивое лицо часто омрачала маска очередного каприза, что отталкивало от принца даже самую непритязательную крестьянку. Ни единая девушка не сумела избежать его насмешки: то платье слишком коротко, то надушена слишком навязчиво, то волосы грязноваты, то прическа слишком проста, то лицо при виде будущего повелителя не достаточно счастливое. Мужчин и замужних дам при дворе Миранис, как не странно не трогал. Зато слугам доставалось всем подряд. Уже не было во дворце ни одного мужчины, не получившего от тонкой руки звонкую оплеуху, и ни одной женщины, которая не уходила бы от принца в слезах. Любовниц Миранис тоже особо не баловал – менял чуть ли не каждый день. Поговаривали, что молодой принц отыгрывается за долгие годы заточения в доме служения и надеялись, что это пройдет.
И в самом деле – шло время, и Миранис учился себя сдерживать. Оплеух стало меньше, подарков любовницам больше, а слезы служанок часто заглушала звонкая монета. Принц стал терпимее к окружающим, внимательнее к дамам. Поговаривали, что будущий повелитель даже начал переговоры с соседями с целью найти себе подходящую жену. Но никто ничего не знал точно – принц умел хранить тайны и дорого карал проговорившихся: никому из слуг не хотелось быть на месте несчастного, подвешенного во дворе за волосы – тот имел неосторожность выболтать, что принц пригласил на интимный обед известную певицу, а та, вместо того, чтобы петь, всю ночь проплакала у его покоев: принц, подвластный сменам настроения, назвал ее пение заунывным воем и приказал певице завтра же удалиться в провинцию доить коров, потому что подобный «талант» портит красоту его столицы... После этого случая слухи о поведении Мираниса при дворе приутихли, слуги стали более молчаливыми, а певица после некоторого времени вернулась «из заточения» тихой и покорной, согревая несколько дней холодную постель Мираниса.
На следующий день после приезда Алексара в столицу, принц опять был не в духе. Чему радоваться? Зачастил дождь, и пришлось отменить охоту, которая была единственной настоящей радостью и отдушиной. Государственные дела тоже не шли гладко – принц изумлялся, как болезнь повелителя способствует упадку дел в Алиссии. Теперь многое шло не так, многое пришлось исправлять. Полетели со своих мест влиятельные зажравшиеся чиновники, не обошлось и без наказания невиновных. А разберись ты, кто там виновен, а кто нет... Но приутихли же, налоги заплатили, да и урожай в этом году выдался неплохой. Но этот дождь... Дождь его и в самом деле раздражал.
Раздражал и дворец – ну и, скажите на милость, какому умнику пришло в голову здесь все рядить в эти пестрые тона? У принца уже голова болела от смеси красного, золотого, серебренного и черного, от этих свечей, от ароматов цветов и приторного запаха духов. И всего этого так много, в таких безумных количествах! Этой роскоши, пестроты! И ничего же не выкинешь – принц пробовал убрать несколько портретов, так оказалось, что он совершает огромное кощунство – обижает своего влиятельного прадеда, восседавшего на белоснежном коне на всю стену. Морда этого коня при этом была такая довольная, как будто он и в самом деле вез на себе какое-то божество, а не человека! Как раз в это время Миранис и был занят тем, что смотрел на эту проклятущую морду, пока слуга наряжал его в светло-желтый наряд:
– Быстрее, быстрее! Чего ты возишься! – слуга спешил облачить своего господина, чтобы избежать новой вспышки гнева.
– Принц проснулся в плохом настроении?
– А в каком мне было проснуться? – вскричал Миранис. – Мало того, что у меня там огромная очередь из просителей, так еще и большинство времени будет потрачено зря – их проблемы может решить любой провинциальный чиновник, а прут почему-то все ко мне! И объясни, за что тогда я остальных кормлю? А полиция, шпионы? Одного человека поймать и то не могут. Где Саверий?
– Я, кажется, знаю, как исправить вам настроение, – почтительно прошептал слуга.
– Головой Саверия? – с надеждой спросил Миранис.
«Дался ему этот Саверий, – подумал слуга. – Еще до его приезда никто и знать не знал о каком-то Саверии. Вот и скажите мне, чем мог насолить только что вернувшемуся из дома служения своенравному мальчишке какой-то там Саверий?»
– К сожалению, нет, мой господин. Но у меня есть хорошая новость, сюрприз. Помните несколько недель назад на границе погиб отряд, возглавляемый вашим советником Кассаром? Вас тогда очень опечалила трагическая судьба вашего друга по дому служения – некого юноши по имени Алексар.
– Ну, продолжай же! – торопливо вскричал Миранис. – Что за любовь к многословию и драматическим паузам у обычного слуги? Это выводит меня из себя! Что нового тебе известно об Алексаре?
– Ваш друг вчера вернулся домой. Живой и невредимый, – лицо принца окаменело. – Говорят, что он чудом избежал судьбы Кассара. Вроде как его спас какой-то пограничный отряд.
Слуга застыл, увидев, как зловеще сузились глаза принца. На мгновение одевавшему принца показалось, что Миранис вовсе не рад новости, но вот что-то изменилось, и высокородный юноша радостно заулыбался, приятельски похлопав слугу по плечу:
– Спасибо, дружок, ты меня порадовал! Исправил настроение на весь день! Алексар – жив! А я уж и не надеялся увидеть старого друга! Знаешь что, а пригласи-ка ты мне его сегодня на обед. И больше чтоб никаких посторонних! Мне есть о чем побеседовать с Рассветом. Побеседовать наедине...
– Еще что-то?
– Нет, иди! И не забудь привести ко мне советника. Не будем менять планы даже ради такого счастливого события. И все же – какая новость. Воистину, мой пропавший дружок – баловень судьбы. Видимо, он еще должен послужить Единому... И мне, мне тоже послужить...
– Осмелюсь напомнить, что завтра – последний день траура по вашему отцу, Мой принц, теперь вы можете назначить день коронации.
– Да, могу..., – задумчиво ответил принц. – Что же принесет еще мне этот странный день?
Слуга осторожно вышел из покоев Мираниса, и только тогда принц осмелился снять с себя радостную маску. Прикусив губу, он долго смотрелся в зеркало, решая для себя какую-то проблему, затем подошел к туалетному столику и вынул из потайного отделения донесение Кассара. Там же находилось другое письмо исписанное мелким, но разборчивым почерком. Прочитав ту часть послания, которая касалась Алексара, Миранис поднес обе бумаги к пламени свечи.
– Оплошал дружок, оплошал... Не отработал денюшек-то. Что ж ты мне о чудесном спасении раньше-то не рассказал? Посмотрим, как теперь оправдаешься, какими словами прощение просить будешь, а, братец? Знал ведь, знал... Или не знал? А мне уж все равно – все едино. Все же интересно будет посмотреть на этого счастливчика, на Рассвета. И опасно! Но иначе и жить не интересно, не так ли... Поиграем еще, еще поиграем.
Последняя версия - ноябрь 2008