Мне кажется, что я все время говорю не то и не так. Куда девается уверенность? Почему оттачиваемые в воображении яркие формы подменяются штампами? Почему я не могу сказать то, что я действительно думаю? Почему меня так часто выбивает из колеи чужое мнение? Потому ли, что считаю свое недостаточно серьезным и весомым?
Как дать понять, что я прав? Искренен? Надежен?
Я не могу всегда полагаться на чувство юмора, на дружеское заступничество или сиюминутное расположение кого-либо. Наверняка где-то в глубине сознания имеются рычаги, зная и используя которые, можно добиться своего.
Но также верно и то, что пока мне не будет на них указано, я по-прежнему буду неуверен, податлив и раним. Как плачущий от обиды мальчик в голубой панамке, которого отчитывает мать за якобы разбитую вазу. Как лучший друг, терпящий несправедливые обвинения в краже конверта с деньгами, который найдется спустя полгода завалившимся за батарею. Как малограмотная женщина, затравленно озирающаяся в зале суда на безучастные лица охранников. Как девушка, в отчаянии молотящая по крепким спинам омоновцев, уводящих от нее митинговавшего возлюбленного. Как свежекупленный котенок, не понимающий причину крика по поводу обычной лужицы на полу в прихожей. Как дикобраз Эрнестуля не может взять в толк, почему его пытаются называть Виталием Василичем. Как игуанодон, застывший в граните и случайно обоссанный 40 миллионов лет спустя собирающим хворост замбийским подростком. Как Уинстон Черчилль, которому не подошел по размеру коричневый свитер, хотя жена-то хотела как лучше – купила на Кэмден-роуд с рождественской скидкой, что немаловажно; а Теодор Рузвельт, увидевший его в Ялте в этом свитерке, язвительно улыбнулся и сказал с мэрилендским акцентом «Винни, сними ты этот презерватив!» Как избранный президент, которого по привычке оттирает в сторонку перед микрофонами президент предыдущий, а избранный обиженно толкает его в бок, бубня «****ь, ну Володь, ну хватит уже! Я ж тоже хочу». Хотя вот этого пусть кто-нибудь другой пожалеет. Мямля.