Пренебрегая элементарными правилами дорожного движения, преодолев на большой скорости опасный перекресток на красный свет светофора, почти бесшумный «Мерс» цвета мокрого асфальта продолжал свою опасную гастроль по улицам небольшого южного городка. Нечастые прохожие со злобным раздражением, или восторженным удивлением едва успевали проследить за летящим авто. Иные, привычно спокойно переходя улицу, с матом шарахались в сторону от мчащейся автомобильной торпеды, за рулем которой сидел верзила в темных очках. Характерными чертами лица «водилы» являлись низкий лоб и мощные челюсти.
Наконец, окатив проходящую по тротуару парочку летящими из-под колес брызгами мутной лужицы, згвизнув тормозами аки дикий вепрь, «Мерс» остановился в клубах водяного пара от нагретых колес. Задние дверцы авто одновременно распахнулись и пред опешившими на тротуаре девушкой и молодым человеком, словно «двое из ларца» выросли похожие, как близнецы «быки». Невзирая на запоздалые попытки ошалевшего парня защитить свою девушку, братки, ловко подхватив ее под руки, быстро затолкали опешившую «Барби» в машину. Подбежав к братку, уже садившемуся следом на заднее сидение, парень схватил похитителя за рукав черной кожанки, пытаясь вытащить того из машины. Спокойно встав пред трепыхающимся защитником девушки, коротким резким кивком головы бритоголовый качёк нанес удар парню в переносицу. Тот, отлетев на несколько метров назад, плюхнулся на спину и с его рассеченной брови хлынула кровь…
***
Отец Павел – настоятель небольшого православного храма, сверкающий крестный купол которого притягивает человеческий взор еще за несколько километров от Васильевки – села, в котором храм находился.
«Наш Батюшка принял постриг в монахи…» - отвечают сельчане на вопрос о настоятеле аккуратной, чисто выбеленной церквушки, лобное место для которой было определено сельским сходом, освящено и стало почитаемым относительно недавно в памяти одного поколения, еще успевшего провести свое детство и юность при советской власти. На развалинах старого храма уже лет тридцать как была построена сельская средняя школа.
- А откуда родом Батюшка? – продолжая расспросы у женщины-прихожанки средних лет, спросивший иногородец убедится в почти одинаковой реакции всех отвечавших на этот вопрос – пожав плечами и задумавшись на короткий миг, ответят: «А хто его знае… Батюшка добрый и отзывчивый, всегда поддержит в беде человека добрым словом и делом…»
- Здравствуйте, Батюшко. – тихо произнесет прихожанин и коснется устами руки священника.
- И Вам доброго здравия, - ответит тот, ласково проведя ладоней по челу гостя.
Открытый добрый взгляд уставших глаз с глубокими морщинками по краям, густая темная борода с серебристыми проседями и выбеленные виски уже не молодого, но крепко сложенного священника выдают в нем человека прожившего достойно и преодолевшего все трудности, выпавшие на его судьбу.
- Хлопчика окрестить надо… На субботу…
- Добре, приходите добрые люди, окрестим.
- Спасибо, Батюшко…
- С Богом, Сыну, - большая мягкая ладонь коснется плеча молодого сельчанина и три перста привычно слегка перекрестят фигуру мужчины. В душе священника почему-то становится радостно и спокойно. Лишь легкая тень сожаления промелькнет в его глазах, что не родил и не воспитал своего сына, или дочурку – так сложилась судьба… «Господи, на все Твоя воля…» - суетливо перекрестившись, ступает к храму на службу.
Короткими летними ночами, или бесконечными зимними вечерами, когда, угомонившись, замирала суета всего живого за небольшим окошком, занавешенным накрахмаленными вышивками, создававшими уют и покой даже при свете горящей у образов лампадки, отец Павел погружался в свои воспоминания. Круг путешествий давно был сужен – сельский приход да небольшой городишко, где находилась епархия. От поездки в родные места разум давно уже отучил рвущуюся душу. Странствующая память возвращала его то в далекое детство начала шестидесятых, то в бурную молодость семидесятых, то в грозные жаркие дни Афгана. Достав из вытяжной «шухлядки» небольшую потертую резную шкатулку, слегка дрожащие пальцы касались свидетельств прошлого – уже пожелтевшие фото школьных лет, фото боевых восьмидесятых …
Среди группы загорелых и крепких ребят в десантных тельниках и выцветших афганках трудно узнать статного и крепкого парня почему-то с хмурым лицом. Но в характерном взгляде можно отметить общее с чертами священника. Фото десантного взвода было выполнено после боевого выхода и как раз в те дни, когда Юрий (так в миру звали отца Павла) получил известие о смерти своей матери в далеком Союзе. Завернутые в платочек боевые награды и значки… Темный рубин лучей Красной Звезды, выцветшая голубая ленточка потемневшей «Отваги», потертый знаменный значок «Гвардии» и щитовидный знак первоклассного специалиста боевой и политической – вот и все, что пожаловала Родина за ноющие ранения и опаленную душу…
Ленка не стала ждать, хотя со слезами на глазах обещала. Вышла замуж через год, когда Юрка, изнывая от жары и жажды в первые боевые выходы, топтал в стареньких кроссовках пыльные горные тропы Афгана. И известие о том он получил «вовремя», когда вертушкой в окровавленно-рыжих бинтах был доставлен на базу вместе с тремя «трехсотыми» и одним «двухсотым», где месяц его ждало то письмо, в котором знакомым и родным почерком на листочке в клеточку было иезуитски выведено: «Прости, я выхожу замуж…».
Дальше – полное безразличие к жизни, отчаянная отвага, снова ранение, Союз, обет одиночества, духовная семинария, академия Лавра в Загорске, служба в глухом сельском приходе…
***
Тронуться с места залетный «Мерс» так и не смог – на пути машины вдруг выросла статная фигура человека, по виду напоминающего священника.
- Ты чё, поп оборзел! Жить надоело! Уйди с дороги!.. – высунувшись из открытого окна авто рявкнула очкастая башка.
- Отпустите девушку с миром, молодые люди… - тихо произнес священник.
- Штырь, разберись с попом! – глухо прозвучала команда с заднего сидения автомобиля.
Не торопясь и важничая, с водительского места Мерса вышел низколобый Штырь и, поблескивая фиксами, направился к человеку, смело преградившему дорогу.
- Ты чё, поп, не понял? – рука Штыря потянулась к вороту пальто спокойного и уверенно стоявшего священника.
- Не надо, сыну…
-Чев-о-о-о? – прогундосил Штырь. Схватив за одежду священника, Штырь резким ударом локтя попытался отбросить его с дороги. В тот же миг легко и быстро была заломлена его рука, упали на асфальт темные очки и фиксатая рожа скривилась от внезапной боли.
- Оба-на! – глухо прозвучало с заднего сидения Мерса,
- Валет, осади попа!
Уже почти пулей выскочил удивленный Валет с правой стороны авто и решительно налетел на человека, правая рука которого держала заломленную руку согнувшегося Штыря. Но таким же незаметным движением защитника был обездвижен и стриженный Валет - его мощный выпад, не попав в цель, сыграл с ним злую шутку. Рука Валета так же ловко была заломлена и картина стала напоминать бородатого охотника с двумя пригнувшимися у его ног бульдогами. К месту события уже ближе подтянулись зеваки, наблюдавшие все с самого начала и остановившиеся прохожие. Уже смело загудели зрители, прозвучало слово «милиция» и шокированный атаман похитителей с отвисшей челюстью медленно выполз из машины.
- Батя, ты че… Так бы и сказал… Отпусти пацанов… Мы… это… пошутили…
Зареванная с размазанными глазами девушка, почувствовав свободу, выскочила с машины и кинулась к уже сидящему с окровавленным лицом парню. Где-то завыла милицейская сирена и пришедший в себя «атаман» шайки засуетился и опасливо посмотрел священнику в глаза.
- Идите с миром, - тихо произнес отец Павел и отошел на тротуар. Потирая ноющие от боли суставы и косясь на отпустившего их священника, братки быстро загрузились в Мерс и машина, рванув с места, скрылась за ближайшим поворотом.