Медведица

Анастасия Астафьева
М Е Д В Е Д И Ц А
сценарий полнометражного фильма

* * *

Снег скрипел под валенками худой старухи, которая с дымящей головешкой в руке обходила вокруг лесную избушку. Она что-то беззвучно шептала стылыми губами, чертила головешкой невидимые кресты в воздухе, на снегу, на стенах. Вокруг избушки уже образовалась протоптанная тропинка.
Старуха остановилась у двери. Головешкой начертила на ней большой крест и затоптала ее у порога…


* * *

Зимнее сибирское село уже давно проснулось, когда Иван – молодой еще крепкий мужик, но явно помятый с похмелья – выскочил из своей избы, на ходу запахивая телогрейку и натягивая на голову шапку, и побежал по наезженной дороге на другой конец села, к крайнему дому, за которым уже начиналась тайга. По пути он поздоровался с кем-то из мужиков, махнул проехавшему мимо трактору.
Он прикрыл за собой морозно скрипнувшую калитку и увидел около крыльца нужного ему дома деревянные, груженые двумя мешками, санки. Рядом с санками сидела молодая рыжая лайка, которая настороженно посмотрела на гостя и поводила ушами.
Иван поднялся на крыльцо, потопал валенками и нырнул в темноту сеней.
В этот самый момент дверь в избу раскрылась. В проеме возникла высокая фигура в тулупе и мохнатой шапке. Иван не увидел лица выходящего человека, но поздоровался.
Человек, низко наклонив голову в лисьей шапке, молча прошел мимо.
Иван вошел в избу. Хозяйка (старуха, которая в начале колдовала вокруг избушки) встретила его недовольным взглядом.
- Здорова, баб Кать! Похмелиться бы… А?
- Ой, Ванька, вечно ты не во время… - проворчала старуха, но пошла на кухню.
- Это че это за гость у тебя был? – спросил ее Иван. – Не здоровается!
- Не твоего ума дело, - крикнула, как отрезала, старуха и откинула крышку подвала.
Когда она протянула Ивану запотевшую бутылку, он снова спросил ее:
- А санки там чьи у крыльца?
- Иди, - махнула старуха рукой на дверь.
Иван вышел на крыльцо. Увидел, что охотник, вышедший от старухи, на лесных лыжах с санками споро удалялся по дороге к лесу. Рыжая лайка бежала рядом с ним.
Иван хмыкнул, достал из-за пазухи бутылку, глотнул, поморщился, сунул самогонку обратно и побежал к своему дому.

* * *

Над тайгой в морозной дымке светило солнце. Скованные стужей деревья застыли.
Озверевший медведь наступал на бледного Ивана, который трясущимися руками перезаряжал ружье. Одна лайка каталась по окровавленному снегу с распоротым брюхом, другая, поджав хвост, скуля, жалась к ногам хозяина.

* * *

Снег под лыжами охотника совсем не проваливался – наст. Рядом бежала рыжая лайка. Вдруг собака остановилась, ткнулась мордой в снег и коротко скульнула. Охотник подошел к ней, поправил на голове лисью шапку, прикладом ружья пробил наст, извлек из лунки полузадохшегося тетерева и свернул ему голову.
Охотник поднял голову, прислушался. Насторожилась и собака. Но в лесу было тихо.

* * *

Медведь поднялся на задние лапы и, рыча, пошел на Ивана. Расстояния между ними оставалось чуть больше двух метров, когда Иван все же справился с ружьем и вскинул его. Выстрелил почти в упор. Лайка в ужасе шарахнулась в сторону. Медведь на секунду замер и мертвой тушей рухнул на не успевшего отскочить Ивана.

* * *

Выстрел разнесся по тайге чуть ближе, и охотник снова замер. Прислушался. Но в зимнем лесу стояла колдовская тишина.
В напряжении постояв еще минуту, он надел поудобнее заплечный мешок и заторопился.

* * *

Очнувшись, Иван попытался вылезти из-под медвежьей туши, но застонал от боли. Отдышавшись, отдохнув, он повторил попытку. Выполз немного, потом еще немного. Прибежала лайка, виновато виляя хвостом, подползла к хозяину, лизнула его окровавленную ладонь. Иван коротко обматерил ее. Снова тяжело отдышался и с криком боли выбрался из-под туши. Сел, привалившись спиной к сосне. Взглянул в холодное далекое небо. Он с трудом поднялся и, приволакивая левую ногу, медленно, от дерева к дереву, пошел куда-то.
Лайка виновато плелась следом.
Синие сумерки уже расползались по лесу, когда Иван, ползком, выбрался к лесной избушке.
У порога он рухнул не в силах больше пошевелиться. Его собака села рядом и поочередно поджимая замерзшие лапы, тихонько заскулила.
Вдруг она вскинула морду, заводила ушами, поднялась, и шерсть у нее на загривке вздыбилась: в нескольких метрах от нее стояла молодая рыжая лайка. Собаки предупредительно зарычали друг на друга.
Из-за деревьев показалась фигура охотника. Увидев бездыханное тело на пороге своей избушки, он в нерешительности остановился. Подойдя ближе, снял лыжи и склонился над Иваном, заглянул тому в лицо: глаза были полуприкрыты.
С минуту постояв над ним в раздумье, охотник распахнул дверь, рыжая лайка прыгнула в темноту избушки, за ней, перешагнув через человека, вошел хозяин и закрыл за собой дверь.
Иван остался лежать у порога. Прошла минута, другая. Совсем стемнело. Его собака заскулила с подвывом.
Наконец дверь избушки отворилась вновь. Охотник постоял на пороге в раздумье, потом все же наклонился и, как тяжелый куль, с трудом потащил Ивана внутрь.

* * *

Иван открыл глаза и сквозь муть увидел тускло освещенную светом керосиновой лампы избушку: голые бревенчатые стены, полати над печью, две полки с продуктами, в углу стоял сундук, на двух небольших окнах даже висели тонкие занавески. За столом спиной к нему сидел охотник, и он не мог видеть его лица, лишь темные волосы и неширокие плечи.
Иван лежал в своей одежде прямо на полу, только старое, с вылезающей в дырки ватой, одеяло под спиной. Одни единственные нары у стены пустовали. В избушке топилась печь, потрескивали поленья, шумела вода в чайнике.
Иван разлепил спекшиеся обветренные губы и прошептал:
- Браток, дай попить…
Охотник едва заметно вздрогнул. Отвлекся от своего дела – отложил тетерева, которого ощипывал. Молча поднялся, зачерпнул эмалированной кружкой воды из ведра и, наклонившись, подал Ивану. Тот приподнялся, протянул руку за кружкой и застыл в недоумении: жидкий свет керосиновой лампы осветил лицо его спасителя, лицо, лишенное какой бы то ни было растительности, с гладкой кожей, тонкими черными бровями, красиво очерченными крупными губами.
- Баба… - выдохнул Иван.
Хозяйка молча поставила кружку на пол рядом с ним. Также молча вернулась к столу и продолжила свое занятие. Только птичьи перья она теперь дергала чуть более нервно и резко.
Иван выпил воду, нарочно громко стукнув, поставил пустую кружку на пол. Долго пристально рассматривал спину хозяйки. Видя, что она не желает обращать на него внимания, хрипло спросил:
- Ты тут одна, что ли?
Но хозяйка молчала. Она ловко отрезала птице голову, выпотрошила, бросила отходы в миску, поднялась и подала собаке. Тушку положила в кастрюлю, залила водой и поставила на плиту топящейся печки.
Иван с трудом сел на полу, поморщившись от боли, потрогал себя за грудину.
- Ребра мне, что ли, шатун поломал… и ногу…- сказал он тихо, увидел, что рука его в крови, что телогрейка порвана и попросил громче. – Умыться бы. Помоги мне, а?
Хозяйка молча зачерпнула из стоящего на плите ведра горячей воды, развела в пустом ведре с холодной, поставила его перед Иваном, накрыв сверху не очень чистым льняным полотенцем.
Тот удивленно взглянул на нее, но намочил полотенце и обтер лицо, руку.
- Водка есть у тебя? – спросил он хозяйку. Не дождавшись ответа, предположил вслух. – Ты немая, что ли? Нога у меня болит, понимаешь? Есть водка?
Хозяйка все так же молча взяла с полки жестяную банку, достала из нее пачку анальгина и протянула Ивану. Он подал ей пустую кружку, поняв намек, она набрала в нее воды из ведра.
- Да уж, попал я… - проворчал себе под нос Иван, выпил две таблетки и снова обратился к женщине. – Слушай, ты это… сходи завтра в село, за подмогой. Мне одному не выбраться.
- Нет, - внезапно подала голос хозяйка.
- О! Да ты разговаривать умеешь! Чего «нет»?
- Отлежишься пару дней и уходи.
- Ты что?! До села километров двадцать, не меньше.
- Двадцать три, - уточнила женщина.
- Ну вот! А я даже валенок с ноги снять не могу, так разнесло.
Варево на плите закипело. Хозяйка молча достала с полки холщевый мешочек с крупой, заправила суп.
На улице завыла собака Ивана.
- Впусти собаку. Ее же там волки порвут.
- Подерутся, - ответила женщина, отрезала головы двух тетеревов и бросила их за дверь, в темноту.
Иван стиснул зубы и принялся стаскивать с больной ноги валенок. Распухшая ступня синела от разлившейся под кожей крови. Иван намочил в остывшей воде полотенце и туго перемотал ногу. Попробовал встать, но лишь коротко простонал и повалился обратно.
- Нужду мне справить надо, - он исподлобья глянул на женщину. – Помоги выйти.
Но хозяйка молча поставила перед ним помойное ведро, а сама, набросив на плечи тулуп, вышла из избушки.
Собака Ивана лежала под самым порогом и отскочила, когда увидела незнакомого человека. Остановилась в стороне и пару раз нерешительно качнула хвостом.
Женщина взглянула вверх: небо вызвездило, над кронами сосен повисла половина луны, и лес освещался ее мягким светом.
Заходя в избушку, она коротко свистнула. Собаку дважды упрашивать не пришлось: она юркнула внутрь.
Спавшая у печи рыжая поднялась и зарычала. Женщина ласково, но и требовательно потрепала ее за ухом. Иванова лайка поджала хвост, воровато проползла до стола и забилась в угол. Собаки еще долго переглядывались и взрыкивали, но потом успокоились.
Женщина налила похлебку в миску и, не глядя на Ивана, спросила:
- Есть будешь?
- Ну, если не отравишь, - попытался пошутить он.
Она поставила миску на пол рядом с ним. Иван обалдел от такого этикета, хмыкнув, косо посмотрел на хозяйку, но все же принялся за еду.
Женщина ела, словно не чувствуя вкуса, отрешенно глядя в стол.
Иван поставил пустую миску на пол, буркнул «спасибо», лег и отвернулся к стене.
Вода в ведре на плите закипала.
Хозяйка отгородила одеялом себе место за печью, принесла туда железное корыто, ведро холодной воды, приготовила ковш, мыло, унесла в загородку лампу.
Иван не спал и чутко ловил слухом каждый ее шорох, а когда услышал звук льющейся воды, приподнялся со своего места.
В маленькую щелочку между печью и одеялом он увидел ее белое стройное поджарое тело, распущенные по плечам длинные черные волосы, большой шрам на предплечье.
 
* * *

Утром женщина с пешней и рыболовными принадлежностями вышла из избушки, прищурилась от слепящего на солнце снега. Рыжая лайка чуть отбежала в сторону, понюхала какие-то следы и вздыбила шерсть на загривке. Они прошли немного лесом, по пути женщина наковыряла смолы с лиственницы, и стала спускаться к реке.

Иван открыл глаза. Огляделся. Женщины и рыжей лайки в избушке не было. Его собака в нерешительности выглядывала из-под стола и помахивала хвостом.
С огромным трудом ему удалось встать, он на одной ноге он допрыгал до стола, сел, поморщился от боли. Снова поднялся, пошарил на полке с продуктами, нашел жестяную банку.

Женщина тянула из лунки сетку, красными от холода и ледяной воды руками вынимала и бросала на снег рыбу. Рыбины несколько секунд ловили ртами воздух и застывали.

Иван вытряхнул таблетки из банки на стол, нашел среди них пачку анальгина и вдруг увидел среди лекарств маленького пластмассового тигренка. Повертел его в руках, усмехнулся и вернул все на место.

* * *

Собака Ивана скреблась в дверь. Женщина впустила ее и вернулась к столу, продолжила молча чистить принесенную рыбу. Иван сидел за столом напротив и тупо следил за ее умелыми движениями.
- Ты ведь тут недавно живешь? – наконец спросил он. – Года три назад я выходил на эту избушку, холодная она была, заброшенная.
Хозяйка отошла от стола, налила воду в кастрюлю и стала промывать рыбу. Иван смотрел ей в спину.
- Дурная слава у этого места, - вновь попытался он завести разговор. – Охотники сюда редко ходят.
Женщина вышла из избушки, принесла дров.
Когда она затопляла печь, Иван снова заговорил:
- Родные есть у тебя?
Хозяйка не ответила, поставила на стол деревянную ступку, высыпала в нее принесенную лиственничную смолу.
- А если с тобой что случится? Ведь погибнешь, и никто не узнает!
Женщина молчала.
Иван тоже помолчал, обдумывая что-то:
- Может, ты скрываешься? А? С зоны сбежала? Да?
Женщина до этого спокойно толкла в ступке смолу, но после его слов не выдержала и глухо произнесла:
- Замолчи.
- Ага-а, - протянул Иван, - значит, угадал!
Он вернулся на свое лежбище и сказал оттуда:
- Слышь, ну будь человеком, сходи в село, там Сенька Груздев, у него «Буран» есть. Он меня заберет.
Хозяйка колола пчелиный воск от большого куска и не отвечала.
Иван начал злиться:
- Ну что ты как в рот воды набрала?!
Ее упорное молчание окончательно вывело его из себя:
- Да ты же не баба! Не женщина! В тебе жалости ни грамма! Тьфу!
Он снова отвернулся к стене, натянув сверху старый тулуп.
Женщина высыпала смоляной порошок из ступки в миску, туда же бросила воск, добавила две ложки желтоватого жира и поставила на плиту.

* * *

Пурга заметала избушку. Снежная крупа била в окно.
Иван сидел на полу и рассматривал свою больную ногу. Отек спал, но чернота не проходила. Он вздохнул, замотал ногу портянкой.
Хозяйка, сидя у порога, чистила ружье.
Иван долго, пристально смотрел на нее. Даже под простой мужицкой одеждой угадывалось ее еще молодое крепкое тело, а огрубевшие руки, четко и быстро выполнявшие привычные движения, все же были по-женски невелики и тонки.
Иван ухмыльнулся и игриво спросил:
- У тебя хоть мужик-то был когда?
Хозяйка поднялась, оделась, взяла два пустых ведра, пешню и вышла в метель.
Иван забеспокоился. Поднялся, приковылял к окну, выглянул:
- Вот дура…
Он вернулся на место и долго прислушивался к звукам, но слышал только вой непогоды.

Пурга сыпала в лицо колючим снегом. Женщина осторожно спустилась к затянувшейся льдом проруби на реке и стала долбить ее.

Иван нервно ерзал на своем лежбище, сел, прислушался. За стеной избушки выла непогода.
Наконец, когда за дверью брякнула дужка ведра, он быстро улегся и отвернулся к стене, притворившись спящим.
Хозяйка вошла, поставила ведра, скинула тулуп, взяла с плиты миску с застывшей желтой массой и, подойдя к Ивану, тронула его за плечо.
Он оглянулся, увидел протянутую ему миску и буркнул:
- Не буду.
- Ногу намажь и завяжи, - спокойно велела ему женщина и подала бинт.
- Если там перелом, так хоть замажься, - заворчал он, но миску взял, понюхал мазь.
Хозяйка присела около Ивана, взяла его ногу. Он было дернулся, но она осадила его:
- Сиди!
Пальцами прощупав его черную ступню, лодыжку, она вдруг очень резко дернула за ногу. Иван заорал.
Женщина сама намазала ему ногу мазью и крепко перебинтовала. Поднялась, вытерла руки и сказала:
- Нет там перелома. Вывих. Через два дня пройдет.
- Вот спасибо! – обиженно от пережитого унижения ответил Иван. – Чего же ты меня три дня мучила? Сразу вправить не могла?
- Отек был, - спокойно объяснила хозяйка.
- Все-то она умеет, все-то она знает, - злился Иван. – Такой бабе и мужик не нужен!
- Не нужен, - все так же спокойно отвечала женщина и, чуть подумав, уточнила. – Никто не нужен.
- Да врешь ты все. Не бывает так!.. Двадцать первый век на дворе, а ты живешь тут как медведица. Скоро слова человеческие забудешь!
Женщина разделила между собаками рыбьи головы. Лайки ели и ревностно поглядывали друг на друга.
Иван помолчал, а потом решил сменить тактику и заговорил с жалостью:
- Видать, обидел тебя кто-то сильно. Вот ты и обозлилась. Надо уметь прощать.
- Слушай, отвяжись, а?
- Да нужна ты мне! – спокойно сказал Иван. - Век бы тебя не видать.
- Это уж точно…- Она села за стол и тоскливо посмотрела в окно.
Разговор дальше не вязался. В трубе гудел ветер. Сыто вздыхали собаки.

* * *

Окна в избушке тускло светились. Из трубы тянулась струйка дыма.
Женщина отряхнула у порога унты и вошла в избушку вместе с морозным паром, бросила у порога двух зайцев и, стащив рукавицы, сразу приложила ладони к печке.
Иван зашивал свою телогрейку, он довольно заулыбался и спросил:
- Хорошо возвращаться, когда кто-то живой тебя ждет? А-то пришла бы сейчас: холод, темень…
Но женщина в ответ на его слова только нахмурилась, снова надела рукавицы, взяла пустое ведро и вышла из избушки. Через минуту она вернулась с ведром, плотно набитым снегом и поставила его на плиту. Разделась, выложила на стол соленую рыбину и нарезала ее крупными кусками.
- Эх, - вздохнул Иван, - похоронила ты себя. Тебе бы семью, детишек, - сочувственно заговорил Иван, присаживаясь к столу.
Лицо женщины внезапно потемнело, она отошла к печке, пошевелила в топке прогорающие угли и прикрыла задвижку на трубе. Не заметив перемены в ее настроении, Иван с сожалением сказал:
- Медведя бы найти. Сколько мяса пропадает.
- Его уже давно волки растащили, - негромко ответила хозяйка, заварила чай и села за стол.
Обжигая пальцы, Иван чистил картофелину. С улыбкой поглядывал на хозяйку.
- Завтра пойдешь, - неожиданно сказала женщина тоном, не терпящим возражений. - Чтобы знал: ни с какой зоны я не сбегала, и никто меня не ищет. Дорогу сюда забудь.
Улыбка сползла с лица Ивана, он растерянно отложил картофелину:
- Я же не один на свете. Не дай Бог, зэки беглые набредут на твою избушку. Они с тобой цацкаться не станут.
- Не твоя забота, - грубовато ответила хозяйка и принялась за еду.
Ивану кусок в горло не лез.
- Ну, если понадобится чего… - неуверенно заговорил он, - милости прошу. Мы теперь вроде как не чужие.
- Обойдусь… Я тебе лыжи дам. Они мне не к спеху. Оставишь у бабы Кати.
Они помолчали.
- Все-таки зря ты… - начал было Иван, но хозяйка так глянула на него, что он осекся, встал от стола и ушел на свое лежбище.

Полная луна светила прямо в окно. Всю ночь Иван не мог уснуть, ворочался, глядел в потолок, думал.

* * *

На рассвете Иван вышел из избушки. Пока надевал лыжи, его лайка, вырвавшаяся на волю, радостно прыгала вокруг и повизгивала.
Иван отошел немного, остановился, оглянулся на избушку. Дверь была закрыта и снаружи избушка казалась нежилой. Он постоял минуту и быстро скрылся в лесу.

* * *

Морозное солнце слепило. Тайга звенела от стужи. На распущенных ушах шапки куржавел иней от дыхания женщины. Она неторопливо шла на лыжах по спокойной тихой тайге. Рыжая лайка бежала рядом. На губах женщины играла светлая улыбка, как животное, она ноздрями втягивала воздух, словно чуя добычу.

* * *

Иван складывал в рюкзак мешочки с крупой, на столе стояла бутылка масла, поллитровка водки, пара больших банок тушенки, спички в большом хозяйственном коробке, кусок хозяйственного мыла, пачка патронов, несколько головок репчатого лука.
Дверь в сенях брякнула. Иван поспешно накрыл продукты полотенцем.
В избу вошел здоровый рыжий мужик:
- Здорово! – рявкнул он басом прямо от порога и сразу же вытащил из-за пазухи бутылку. – С утра выпил – весь день свободный, а?
- Некогда, - ответил Иван.
Но мужик уже прошел, сел за стол, бесцеремонно заглянул под полотенце:
- Куда собрался?
- На охоту, - Иван вытащил рюкзак из-под стола.
       - Что-то ты темнишь. Другую компанию что ли завел, а може бабу? – хохотнул мужик, - А?
       - Ты бы первым узнал. В избушке ночевать буду, самому на несколько дней, - он кивнул на продукты, - и запас надо после себя оставить.
Иван продолжал упаковывать рюкзак.
- Ну, так давай, на дорожку? – вновь предложил мужик, разливая водку по грязным стаканам
Иван отрицательно мотнул головой.
- А я выпью, - он действительно опрокинул водку в рот, закурил папиросу.
Иван, пережидая ненужный визит, присел за стол.
- Назад-то когда думаешь?
- Посмотрим…
- Странный ты какой-то последнее время, - пристально посмотрел на него мужик. - Как тогда из лесу вернулся, так как чужой. Не выпить с тобой по-человечески, не поговорить…
       - Да ты че, Сенька? – Иван дружески хлопнул приятеля по плечу. – Вернусь вот, закуски добуду, выпьем!
- Ладно, поживем увидим! - Сенька хлопнул широкой ладонью по столешнице, выпил Иванов стакан, забрал недопитую бутылку, поднялся и ушел.
Иван через окно посмотрел ему вслед. Сенька размашистым шагом быстро пошел вдоль улицы. Навстречу ему попался парень. Они остановились, поздоровались за руку и заговорили.

* * *

Когда Иван вошел в избушку, женщины там не было. Он сразу же принес дров, растопил печь, поставил греться воду в чайнике. Выложил из рюкзака на стол продукты.
Нашел на полке сковороду, покрошил на нее луковицу, поставил на плиту. Принялся открывать банку тушенки, но, услышав, как на улице что-то брякнуло, оставил свое занятие.
Дверь открылась. Сначала в избушку заскочила лайка, за ней вошла и хозяйка. Собака понюхала знакомого человека и приветливо качнула хвостом.
Иван с идиотической улыбкой стоял около стола, потому что женщина демонстративно не хотела его замечать. Она молча поставила в угол ружье, скинула с плеч мешок, сняла тулуп, присела на лавку около двери и стала стаскивать с ног унты.
Луковица на сковородке начала гореть. Иван голой рукой поспешно снял сковородку с плиты и стоял, потирая обожженную руку о штаны.
- Я тебе продуктов принес, - заговорил он, наконец.
       Женщина молча прошла мимо него, открыла крышку сундука, достала оттуда сухую рубашку, стала переодеваться.
Иван тупо смотрел на нее, потом спохватился и отвернулся.
Женщина подошла к печке, открыла дверцу, пошевелила угли, подбросила еще поленьев.
- Печку вот затопил, думаю, придешь замерзшая…
Она наконец взглянула на него, но этот взгляд был таким колючим, что Иван совсем смешался.
- Я же по-человечески, - говорил он, глядя в стол.
- Я по-человечески тебя просила, чтобы ты забыл сюда дорогу!
- Да ладно тебе, - примирительно улыбнулся он, обрадованный тем, что она все-таки заговорила.
- Забирай все и уходи.
- Ну, перестань. Я и сам не думал… а тут… три недели прошло, а у меня все душа болит, как ты тут. Баба все ж таки…
- Я не баба. – Она стала складывать все выложенные им продукты обратно в рюкзак.
       - Ну женщина, в смысле, я хотел сказать, - он смутился как мальчишка, - Ну, чего ты к словам цепляешься! Нравишься ты мне...- Иван тепло смотрел на нее.
- А ты мне нет, – женщина перебила его.
- Почему? У тебя что, есть кто-то? – испугался Иван.
       - Слушай, отстань от меня! Никого у меня нет. И не будет, – она вручила ему рюкзак. – Все, иди! Чтоб я тебя больше никогда, понял? Никогда не видела.
       Иван тупо стоял с рюкзаком в руках и не двигался с места.
       Она молча смотрела на него.
       - Ну что же это?! Нельзя так! Неправильно! – воскликнул Иван и вывалил продукты из рюкзака обратно на стол.
       - Ну как же! Тебя забыла спросить!– сказала она зло
       - Слушай, ну что я тебе плохого сделал? – Иван растерялся, обиделся.
Женщина как будто выдохлась, устало села, отвернулась от него.
       - Мертвая я, понимаешь? Мертвая. Для жизни, для людей, - женщина говорила тихо, без своей обычной резкости. - Уйди. Прошу тебя…
       Иван стоял пораженный ее переменой, заговорил убежденно:
- Ну, даже если было горе! Но надо дальше жить, нельзя так…
       Она молчала, и он продолжал:
- Я... Дом у меня… большой… Я бы тебя не обидел.
- Боже мой! Ну что ж за дурак такой! – она почти плакала. - Да когда же ты уйдешь!
       Иван молчал.
       Она встала, умоляюще глянула ему в глаза.
       Ивана затрясло, он схватил ее за плечи:
       - Не могу я без тебя, есть не могу, спать не могу. Присушила ты меня…
       Женщина резко высвободилась, ударив его по рукам, сквозь зубы прямо в лицо бросила:
       -Убирайся вон! Или я уйду.
Иван вдруг в сердцах плюнул:
- Ну и черт с тобой, ведьма! – он схватил свою одежду и выскочил из избушки, сильно хлопнув дверью.

* * *

В жарко натопленной, уютной избе Семена было мужицкое застолье. Сидел в майке хозяин, напротив него - Иван, рядом - худой длинноносый парень, все изрядно поднабравшиеся.
За перегородкой в комнате сопели во сне двое ребятишек. На высокой кровати, раскинувшись, похрапывая, спала молодая дородная баба.
Сенька теребил полуживого от выпитого Ивана:
- Что-то ты, Ванька, врешь. Не может баба одна в тайге жить. Не по силам ей это. А, Петьк?
- Вот, вот, - согласился с ним Петька, - здоровые мужики и те ни за что пропадают. Привиделась тебе баба с перепугу.
- Сам ты… с перепугу! – обиделся Иван.
- Ну, а какая она? Расскажи! - спросил парень и в глазах его светился завистливый огонек.
- Красивая она, да-а… Прям, Царевна-Лебедь! - Иван помолчал, припоминая что-то. – Но характер. С такой не сладишь.
- Это ты не сладишь! – хохотнул Сенька. – Подход иметь надо! Она там изголодалась по мужику, а ты и ей, поди, стихи читал! А им надо… - он сделал неприличный жест.
Дружки захохотали.
- Не сметь, про мою бабу зубоскалить! - Иван грозно махнул на них рукой, мутно посмотрел и пьяно икнул. - Она мне говорит, ты, говорит, Иван, моя судьба! А сама такая, аж светится вся…
- Когда же свадьба-то? – с плохо скрытой усмешкой поинтересовался Петька.
- Летом. Раньше никак, - Иван пьяно вздохнул, опять икнул.
- А как ее звать то? – спросил Петька.
- А не сказала… Характер… Ужас один, - Иван погрустнел.
Сенька задумчиво посмотрел на него, потом подмигнул Петьке, подлил Ивану еще самогонки, спросил:
- Так, ты говоришь, вниз по Утайке ходил?
Иван выпил и кивнул.
- Там где дядьки Феди хромого избушка, что ль?
       Иван пожал плечами.
       - Не-е, - протянул Петька, - Дядьки Федина давно развалилась. Был я там…
- Надо хоть съездить, ружье твое поискать, – подмасливался Сенька. - Далеко ли тебя унесло?
- Не найдешь теперь, не-е, - мотнул головой Иван.
- Далеко ли, говорю, ты его потерял? – не унимался приятель.
- Да-а, - махнул рукой в конец опьяневший хозяин, - километров двадцать.
- Может, место какое приметное запомнил? – Сенька снова подлил ему самогонки.
- Да какое место… река там… это… поворачивает…- Иван взялся за стакан, но выпить уже не смог, повалился на стол и уснул.
Сенька закурил, подумал о чем-то и сказал молодому приятелю:
- Ну что, поможем другу? – он зазывно ткнул парня локтем в бок, - Привезем ему невесту?
- Куда на ночь глядя? – неуверенно возразил тот.
- Не робей, паря! Щас я свой буран раскочегарю, за час смотаемся!
- Да наврал он все. Нет там никакой бабы.
- Може и нет, а я думаю – есть, зараза! Мурыжит она Ваньку, а он сохнет. А мы ее раз, и сюда. Тут, куда денется? А то, ле-етом свадьбу вишь ты! – Сенька стукнул кулаком по столу, - Не бывать чтоб баба так мужиком вертела, - Сенька решительно поднялся из-за стола, его чуть повело в сторону, но он быстро выровнялся.
- Завтра бы лучше, - пискнул парень.
Но Сенька уже совал ему его телогрейку и шапку:
- Завтра Ванька проснется, а его прынцесса, тут как тут! – он снова хохотнул, вышел из избы, оставив не закрытую дверь.
Петька толкнул Ивана, но тот беспробудно спал. Петька плеснул себе треть стакана самогонки, выпил и пошел следом за Сенькой.

* * *

«Буран» несся по заснеженной реке. Фара выхватывала из темноты стволы деревьев. Парень прижимался к спине лихо рулившего Сеньки.
У поворота реки он сбросил скорость и стал вглядываться вперед, на освещенный фарой снег. Наконец он крикнул Петьке:
- Во! Лыжня! Ванькина!
Он поехал по следу.

* * *

В темноте избушки вдруг зарычала собака.
Женщина быстро села на нарах, прислушалась. От реки доносился стрекот «Бурана». Она зажгла лампу, мгновенно оделась, схватила ружье, проверила заряд и, увернув фитиль, притихла.
Звука мотора больше не было слышно, но собака у дверей забеспокоилась еще больше. Женщина подозвала ее к себе и, успокаивая, потрепала за ухом.
От напряжения она слышала, как учащенно стучит сердце. Тишина и темнота словно давили со всех сторон.
Тяжелый удар в дверь заставил ее вздрогнуть. Собака рванула к двери и залилась лаем. Сквозь ее лай доносились пьяные крики Сеньки:
- Эй, красавица! Открывай! Сваты к тебе пожаловали!
Снова тяжелый удар.
- Петька, погляди в окно, есть там кто?
Через минуту у окна кто-то завозился и крикнул высоким голосом:
- Не видать ничего.
Снова тяжелый удар.
- Да нет там никого, - сказал все тот же голос. – Пойдем, Семен.
- Собака лает, не слышишь? Значит, и она там! – продолжал ломиться тот в дверь.
- Может, там кто другой спит, охотник пьяный, может. Проснется, как пульнет в нас сдуру. – Петька забеспокоился.
- Не-е! Мужик бы давно открыл…
Сенька бил со всей дури, дверь затрещала. И вдруг, распахнулась, на пороге возникла женщина со вскинутым ружьем.
- Ого, - Семен отступил на пару шагов, - Ишь ты, какая!
Петька выглядывал из-за его спины.
- А мы к тебе без оружия, - шутливо сказал Семен, - Собирайся, значит, к Ивану в гости.
- Проваливайте, - не опуская ружья, сказала женщина, взгляд ее был полон решимости.
- Да, правда, та еще зараза, - Сенька глянул на струхнувшего Петьку. – Вон ты как сватов встречаешь! Мы твой такой гонор будем ломать.
Женщина взвела курки.
Петька дернул Семена за рукав:
- Слышь, уйдем от греха…
       Но тот зло оттолкнул его:
       -Не лезь, я ее обломаю! Иван спасибо скажет.
       Женщина выстрелила в воздух. Семен дернулся, заорал на нее:
- Не шути, дура! Не бабье дело с оружием баловаться!
- Уходите, я не шучу, у меня не дробь, патроны. - Она прицелилась.
Семен неожиданно рванул к ней. Но в этот миг на него налетела лайка, повисла на рукаве телогрейки. Семен выхватил из-за пояса топорик, махнул и обухом шарахнул собаку по голове. Лайка с визгом откатилась в сторону.
- Ах ты, … собакой травишь?! - Семен заматерился и шагнул к женщине.
Раздался выстрел.
Семен вскрикнул и схватился за простреленную ляжку:
- Сука!
Парень в ужасе отступил назад, споткнулся, упал.
Воспользовавшись их замешательством, женщина заскочила обратно в избушку, закрыла дверь.
Но раненый Семен совсем рассвирепел:
- Ну, ведьма доберусь я до тебя! - топором он стал крушить дверь.
Петька орал ему:
- Семен! Не надо! Семен! Хватит!
Топор сломался, но дверь уже болталась, и Семен двумя ударами ноги вышиб ее. Тяжело дыша, хромая, зашел в темную избушку. Достал спички, чиркнул, увидел на столе лампу, зажег, посветил в углы и только тогда заметил высаженное окно, валяющееся рядом ружье с разбитым прикладом.
Петька присел у порога.
- Упорхнула птичка, - сказал Семен и тяжело опустился на табуретку, - Точно, она - ведьма.
- Поехали, а? – дрожал около двери парень. – Тебя перевязать надо.
- Да…
Семен поднялся, неловко задел стол и, не заметив, что опрокинулась лампа, хромая вышел из избушки.
Керосин разлился по полу, огонек вырвался наружу, заплясал по лужице.

* * *

Женщина бежала по ночной тайге, не разбирая дороги. Глубокий снег затягивал, будто болото.
Она упала, перевернулась на спину и лежала так, загнанно дыша, глядя в черное небо.
Вдруг услышала далекий стрекот «Бурана», он сначала приближался, а потом стал удаляться. Тогда она поднялась и направилась в ту сторону, откуда доносился стрекот.
Она вышла к реке и пошла обратно, к дому, по берегу, но вдруг увидела над тайгой, в том месте, где река поворачивала, где была ее избушка, огненное зарево.
Ноги ее подкосились, она ухватилась за дерево, обняла холодный ствол и прижалась к нему разгоряченным лицом.

* * *

Иван спал в своей избе прямо в шапке, телогрейке, валенках на кровати поверх одеяла. Он медленно разлепил веки, поднял очумелую голову. Серый свет с улицы пробивался в грязные окна. В селе тарахтел трактор.
То и дело хватаясь за больную голову, он с трудом слез с кровати, послонялся по избе, жадно выпил две кружки воды, вышел на улицу и привычным путем пошел на другой конец деревни, к бабке Кате.
Во дворе у старухи топилась баня. Иван поднялся на крыльцо, но дверь была закрыта. Старуха не пустила его в дом, вышла на стук и плотно прикрыла за собой дверь. Она злобно посмотрела на Ивана и толкнула его в грудь так, что он почти свалился с крыльца:
- Уходи, змей! Мало беды от твоих пьянок?
- Да ты че, баб Кать? – слезящимися глазами растерянно посмотрел на нее тот. – Хоть стопку плесни. Помираю.
- К Сеньке своему иди.
Иван отошел к калитке, беспомощно проворчал:
- Совсем очумела, старая.
Скользя валенками по наезженной дороге, он посеменил к дому Семена.
Зареванная жена собутыльника встретила Ивана криком:
- Допились, сволочи! Уже друг дружку стреляете?! Скорее бы уж вы перебили друг друга, чтобы мне не мучаться!
Иван непонимающе посмотрел на нее:
- Да погоди ты, Зойка, орать. Без тебя голова раскалывается. Где Сенька?
 - Вон, в горнице валяется, - всхлипнула Зойка и стала нервно передвигать чугуны в топящейся печи, цыкнула на бегающих вокруг и шумящих ребятишек.
Иван зашел в горницу и, увидев приятеля, лежащего на кровати с перебинтованной ляжкой, растерялся:
- Как тя угораздило-то?
- Мы, как люди, к ней, мол милости просим, наше вам…А она, ведьма! - прорычал Семен.
- Ты чего, Сенька? Кто тебя стрельнул-то? – Иван так и стоял посреди горницы.
- Ничего-о, - не слушал его приятель, – Отольются кошке мышкины слезы. Баба, понимашь, мужика не в грош не ставит! А ты Ванька дурак! Нашел Царевну!
Иван тупо смотрел на хмурое лицо Семена и вдруг до него дошел смысл его слов.
- Да ты что, Сенька? Да ты что? – Иван подскочил к кровати, схватил приятеля за грудки и затряс его. – Что вы с ней сделали?!
Семен оттолкнул его, сел на постели, закурил, но Иван вышиб у него папиросу и снова стал трясти.
- Где она, говори? Что вы с ней сделали?!
- Да не тряси ты меня, ничего мы не сделали.
Ивана сжал кулак, поднес к носу Семена, но не ударил, а пошатнувшись, отвернулся, вышел из горницы.

* * *

Задыхаясь, торопясь, он мчался на лыжах по руслу реки к лесной избушке, с ужасом примечая на снегу четкие следы «Бурана».
Когда в нужном месте взбирался на берег, неловко оступился, завалился ногой между валежин, поломал лыжу. Бросил лыжи тут же и, проваливаясь, черпая валенками снег, стал пробираться дальше.
На месте избушки было теплое пепелище, над гигантскими головешками еще вился дым.
Иван застыл и стоял так долго, потом стащил с потной головы шапку и уткнулся в нее лицом.

* * *

В бане, усадив, словно ребенка, в большое корыто, старуха осторожно мыла женщину, поливала из ковша ее бессильно склоненную голову, что-то шептала она
Женщина лишь подрагивала плечами от беззвучных слез.
В избе старуха уложила ее на кровать, присела рядом, осторожно помазала салом обмороженные, иссеченные ладони и лицо.
В чистой белой сорочке, вытянувшаяся худым длинным телом на постели, с закрытыми глазами женщина походила на покойницу.
- Почему они нашли меня? – вдруг спросила она тихо. – Ты же все сделала…
Старуха вздохнула:
- Беда человека вывела к твоему дому. Иван-то раненый был. А уж куда один человек тропинку проложил, туда и другие пройдут… Надо было снова обойти.
Женщина молчала. Старуха поднялась, побрякала чем-то на кухне и принесла питье в кружке.
- На-ко, выпей, - склонилась она к женщине, - полегчает тебе.
Приподняв голову, та отпила немного и снова легла, прикрыла глаза.
- Как ты теперь? – спросила ее старуха.
После молчания женщина ответила:
- Надо все заново начинать.
- Может,– робко предложила ей старуха, – у меня поживешь… Хоть и седьмая вода на киселе, а все ж таки родня.
- Нет, - без раздумья ответила женщина. - Завтра уеду.
- Куда уедешь?
- Завтра решу…
- Ластонька ты моя… - голос старухи дрогнул. – Разве мало ты еще себя мучила? Разве ты еще не искупила? – Она горестно покачала головой. – Это же тоже как гордыня. Может, пора и как все люди жить?...
- Не достойна я, как все люди, - очень тихо ответила женщина.
Они замолчали. Наконец старуха поднялась:
- Спи.
Она по-матерински погладила ее по руке, погасила свет в комнате, а сама ушла на кухню и сидела там, опустив голову на сухую изработанную ладонь.
Женщина не спала, из-под плотно сомкнутых век ее тихонько катились слезы.

* * *

Старуха сунула зажженную бересту между поленьев, уложенных колодчиком в русской печи.
Иван распахнул дверь в ее избу, сразу прошел в комнату, заглянул в кухню, на печь, даже откинул крышку подвала и посветил туда фонариком. Старуха с сожалением смотрела на него.
- Я точно знаю, что она у тебя! Ей некуда больше идти! Где она? В бане?!
Он выскочил из дома, пробежал до бани, но и там никого не обнаружил. Только увидел на лавке брошенную одежду женщины, схватил ее и снова вернулся в избу.
- Вот! Она была здесь! Эх, баба Катя!
На лице старухи не дрогнул ни один мускул, она невозмутимо чистила картошку.
- Не вернется она. Совсем уехала.
Баба Катя обтерла руки о фартук и ушла в комнату.
Иван растерянно мял в руках одежду, потом положил ее на табуретку.
Старуха вернулась с толстой, темной от времени книгой, открыла на закладке, протянула Ивану. – Вот. Читай. Там подчеркнуто.
Иван взял книгу.
Среди текста было подчеркнута фраза. Иван прочел тихо:
- «Плачет Рахиль по детям своим, и не хочет утешиться, ибо их нет».
Слова «не хочет утешиться» были подчеркнуты двумя линиями.
Иван посмотрел на старуху. Та молча взяла у него книгу.
- Ничего не понимаю…- произнес наконец Иван.
- Нечего тут понимать.
Иван мучительно думал.
Баба Катя понесла книгу в комнату. Иван понуро поплелся к порогу. Остановился:
- Адрес ее дай. Ты же знаешь! Мне Танька с почты говорила, что тебе каждый месяц деньги из города приходя. Это ведь для нее приходили?
Старуха молчала.
Иван нехорошо засмеялся:
- Ты что же думаешь, я сам не узнаю? Да я сейчас к Таньке пойду, и она мне квитки покажет. Вот и все!
Он открыл дверь.
Старуха проводила его тяжелым взглядом.
На крыльце Иван вдруг неловко поскользнулся, упал и завыл от боли, схватившись за левую ногу.

* * *

Иван долго и тяжело болел. Он исхудал, сделался бледный, нервный. То ходил на костыле по своей пустой избе, то лежал, бессмысленно глядя в потолок, то невидящими глазами смотрел в окно, где уже по-весеннему светило солнце и капало с крыш.
Он все вспоминал избушку, женщину, представлял, как она мылась в загородке, ее красивое стройное тело. И все крутилось в его голове «не хочет утешиться…не хочет утешиться…»
В таком состоянии его и застала бабка Катя, которая принесла ему хлеб.
- Все болеешь? – спросила она, тяжело присаживаясь на табуретку.
- Нога проклятая. Как выздоровею, сразу в город поеду. Все равно найду ее.
- Выкинь ты эту блажь из головы, - наставительно говорила старуха, - доведешь себя.
- Виноват я перед ней, понимаешь? – Иван с тоской посмотрел ей в глаза.
- Жизнь перед ней виновата, - тяжко вздохнула старуха.
- Ну-у, завела пластинку! – махнул рукой Иван.
- Что ты знаешь-то, олух Царя Небесного!
- А ты знаешь? Так расскажи! Что ты тут мистику разводишь.
Баба Катя словно раздумывала, сказать или нет.
Иван доковылял на костыле от окна до стола.
- Да и плевать, что там у нее случилось. Спасать ее надо.
- Много вас таких спасителей! А ты ее-то спросил? Надо ей это? – строго заговорила старуха. – Ты уже влез один раз в ее жизнь! Уже натворил делов! Теперь вот скрипишь тут: «винова-ат»… У человека, может, на месте души одна рана. А вы все лезете, лезете! Только она знает, что ей нужно.
Иван вдруг вспомнил пластмассового тигренка, которого нашел в жестяной банке с лекарствами, спросил:
- У нее дети были?
- Все у нее было, - тихо ответила старуха. - Убила она их…
- Как убила?… – Иван оторопел.
       - За рулем была, и всех троих детей, и мать свою – насмерть, на месте умерли. Гололед что ль был…
Иван сел. Баба Катя продолжала:
       - Сама-то в больнице очнулась. И только рука у нее поломана. Да так, ссадины… С мужем-то она, вишь, и до аварии не ладила. Не жили они. А тут он и вовсе ее возненавидел. Подал на убийство… Судили ее, да-а... Оправдали. Только у нее свой, личный суд и счеты с собой… - Старуха помолчала. - У мужа вскорости инфаркт случился. Помер он… Так что одна она на всем белом свете. И некому ее простить…
Иван молчал.

* * *

Город гудел тысячами машин. Легковушки, грузовые, автобусы неслись по грязной, слякотной набережной. Запертый в гранитные берега канал темнел серым намокшим льдом.
Иван стоял на переходе, вместе с другими людьми ожидая зеленого сигнала светофора. Он вытащил из кармана записку с адресом, обратился к стоящей рядом женщине, спросил что-то. Она махнула рукой, указала ему направление.
Светофор загорелся зеленым. Иван стал переходить улицу.

Он позвонил в нужную квартиру. За дверью закричал ребенок:
- Мама! Гости пришли! Открой!
Дверь открылась, на пороге стояла незнакомая женщина, рядом с ней девочка лет четырех. Иван замялся.
- Тут женщина должна жить. Высокая такая, волосы черные, - сказал он наконец.
- Ольга? Она давно тут не живет. Мы эту квартиру года два назад сняли. Деньги по почте посылаем.
- Да, я знаю… А после этого вы ее не видели?
Женщина чуть замялась, девочка убежала:
- А что случилось? Она приезжала месяца два назад, попросила на новый адрес плату высылать.
- Скажите, пожалуйста, этот адрес.
- Она просила не говорить никому.
- Мне очень надо ее найти.
- А что случилось-то? – снова спросила женщина.
- Да ничего пока… Я ее брат, - неосознанно выдавая свое вранье, Иван потер нос. - Мы не общались много лет, поссорились, знаете, как бывает… А сейчас отец при смерти лежит, надо ей сообщить.
Женщина смешалась:
- Брат? Да?... Вы знаете… ваша сестра очень хорошая женщина. Если бы не она… Она… мы ей совсем мало платим, просто символически… за трехкомнатную квартиру… Вы пройдите.
Иван несмело вошел в прихожую.
- Хотите, я напишу ей? – предложила хозяйка.
В комнате заплакал маленький ребенок.
- Да я лучше сам, - поспешно предложил Иван. – Извиниться надо, все такое. Семейные дела, сами понимаете…
Женщина ушла в комнату. Через минуту она вернулась с ревущим полугодовалым мальчиком на руках, протянула Ивану листок:
- Тут край, район и поселок указаны. А дальше - до востребования, Ольге Каменевой.
В этот момент в квартиру позвонили, приоткрытая дверь распахнулась. На пороге возникла улыбающаяся пара с цветами и тортом:
- Можно? – весело спросил мужчина. – Все женское население этой квартиры поздравляем с праздником!
Хозяйка отвлеклась на гостей.
Иван потихоньку вышел.

* * *

В маленьком сибирском поселке еще была зима. Иван нашел двухэтажное здание почты, поднялся по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж. Встал в небольшую очередь к окошку.
Когда молодая почтальонка вопросительно взглянула на него, он сказал ей:
- Мне нужны переводы до востребования.
- Ваш паспорт, пожалуйста.
- Нет. Там не на мое имя переводы. А вот на эту фамилию, - он протянул в окошечко листочек.
Почтальонка взглянула в листок:
- И что?
- Вы только скажите, есть или нет.
- Не знаю, - уклончиво ответила почтальонка.
- Мне этого человека найти надо, понимаете?
- Понимаю, но ничем не могу помочь.
Пристроившийся сзади Ивана дедок с бланком телеграммы в руке, нервно постукивал пальцами по барьеру. Иван коротко взглянул на него и снова заговорил в окошко:
- С человеком, может, несчастье случилось.
- С вами, что ли, несчастье? – кокетливо усмехнулась почтальонка. – Вроде живы-здоровы.
- Может, и со мной, - грубо ответил Иван и отошел.
Дедок торопливо пропихнул в окошечко бланк.
Когда он ушел, Иван снова подошел к девушке:
- Помогите мне, пожалуйста. Я сестру ищу. Точно знаю, что она где-то в тайге, на промысле…
- Женщина и вдруг охотник! – вскинула девушка на него удивленный взгляд.
- Да! – улыбнулся Иван. – Еще какой охотник! Белке в глаз попадает. У нас отец умирает, а она не знает. Нужно срочно разыскать ее в тайге. Может, подскажете, кто хорошо знает эти места?
Девушка все более заинтересованно слушала его.
- Как, говорите, ее фамилия? Каменева? – она все-таки порылась в извещениях о переводе и радостно воскликнула. - Вот! Есть. Один давно лежит. Второй позавчера пришел.
Иван забеспокоился:
- Видите, она за деньгами не приходила. Надо ее срочно искать.
Девушка сочувственно посмотрела на него:
- Дед у меня охотник. Правда он болеет, и давно в тайгу не ходил, но места наши отлично знает. Вы у кого ночуете?
- Да пока ни у кого, - смущенно улыбнулся Иван.
- Если хотите, можно у нас! – довольно заулыбалась почтальонка. – Вы подождите, я через два часа закрываюсь. Вместе и пойдем.
- Спасибо! Ну, я пока погуляю? Да? – Иван тоже улыбнулся ей.
Он вышел на улицу, пошел бродить по поселку.
Издалека, у освещенного крыльца магазина он увидел груженые двумя мешками санки и сидящую около собаку. Он взлетел на крыльцо сельмага и, распугивая немногих покупателей, ворвался в магазин:
- Ольга!
У прилавка стоял охотник в лисьей шапке. Он резко развернул его за плечо. Бородатый мужик сурово взглянул на него.
- Извините, - смешался Иван и, сложившись в плечах, медленно пошел к выходу. – Извините, - повторил он, выходя.

* * *

Иван с удовольствием ел горячий домашний суп.
Девушка с улыбкой смотрела на него, пододвигала хлеб и сало, нарезанное тонкими ломтиками.
Вместе с ними за столом сидел седобородый дед, трясущимися руками он сосредоточенно свернул козью ножку и густо задымил самосадом.
- Худо по тайге ходить, если мест не знаешь, - медленно заговорил он. – Опасно. Я-то, вишь, хвораю. А на других плохая надежа. – Дед задумался. – Есть у меня моя личная карта. Приметы всякие. Точности не обещаю, но главные места все примечены. И избушки все прорисованы.
Иван даже отодвинул от себя тарелку в нетерпении.
- Покажите!
Дед велел внучке:
- Маринка, сходи в горницу, принеси из комода там, мой планшет.
Девушка ушла. Дед внимательно посмотрел на гостя:
- А то подожди маненько. Это у меня весеннее обострение. Может, через неделю другую полегчает. Тогда бы я с тобой пошел.
Иван отрицательно покачал головой:
- Не могу больше ждать.
- Ну, как знаешь.
Девушка вернулась с планшетом, увидев пустую тарелку Ивана, спросила:
- Хотите добавки?
- Нет, спасибо, - вежливо отказался тот. – Давно так вкусно не ел!
- Чаю давай, - велел девушке дед.
Он разложил перед Иваном небольшую коряво нарисованную на желтой бумаге карту и, объясняя, стал тыкать узловатым пальцем в понятные только ему одному указатели.
Иван внимательно слушал его, вдруг почувствовал взгляд, поднял голову. Девушка доставала из буфета праздничные чашки, вытирала их чистым полотенцем и с нежностью смотрела на него.
 
* * *

Тайга влажно шумела. Стволы деревьев темнели от выступившей на коре влаги. Низкие серые тучи ползли над самыми их кронами. Крупными тяжелыми хлопьями повалил снег.
Иван не торопился: берег силы. Во всех движениях его сквозила осторожность и колоссальное напряжение.



В ночном лесу горел костер. Иван сидел у костра, жевал сухарь, размоченный в кипятке, рассматривал дедову карту – до ближайшей избушки был еще один недолгий переход.
Вдруг ему почудилось чье-то присутствие. Он схватился за лежащее рядом ружье, прислушался. Потом достал из костра горящую головешку, отошел на пару метров, посветил вокруг. Где-то недалеко шумно и тяжело взлетела сонная птица. Сырая черная тайга шумела.

Пасмурным утром он добрался-таки до первой избушки, но решился войти в нее не сразу. Постоял рядом, прислушался – тишина. Следов вокруг избушки не было видно.
Иван снял лыжи, отвалил подпирающие дверь колья, вошел.
Здесь все было так похоже на ту избушку: голые стены, стол, табуретки, нары. Посреди избы к матице был подвешен мешочек. На лавке у двери опрокинуто пустое ведро. В углу – топор, лопата, пешня. На полке стояла керосиновая лампа и бутылка с остатками горючего. Там же были две тронутые ржавчиной банки консервов.
Все еще не веря своей неудаче, Иван приложил ладони к холодной отсыревшей печи, зачем-то открыл дверцу и заглянул в нее: внутри была слежавшаяся зола.
Не раздеваясь, Иван завалился на пустые нары и забылся тяжелым сном.

* * *

Солнце садилось за лесом.
Иван вышел ко второй избушке. Издалека заметил отблеск в окне. Не помня себя, со всех ног бросился к ней, на ходу сбрасывая с плеч рюкзак, ружье.
Но заметенная снегом дверь оказалась закрыта снаружи деревянным засовом. Никаких следов вокруг избушки не было.
Иван пробрался к окну – последние лучи заходящего солнца отражались в стекле.
Он вернулся к двери, отодвинул засов, вошел в холодную избушку.

* * *

Мокрый снег налипал на лыжи. Иван шел все медленнее, часто останавливался передохнуть. Пот стекал из-под шапки на его обросшее лицо.
Внезапно ему почудился собачий лай.
Иван остановился, прислушался.
Лай повторился, но как-то очень далеко и гулко.
Иван с надеждой помчался на удаляющийся голос собаки. Лай то пропадал, то вдруг возникал. То ближе, то дальше. То звонко, то глухо, словно из-под земли.
Внезапно лес кончился, Иван оказался на берегу широкой реки. Лай не повторялся. Он даже стащил с головы шапку и прислушался. Кровь стучала в голове.
Лай раздался снова, но уже с той стороны реки. В одно мгновение Иван скатился с берега и побежал по заснеженной реке, не замечая, как за его спиной быстро намокает, набирается водой лыжня.
Чья-то фигура мелькнула среди деревьев.
Иван поднял было руку и хотел крикнуть, но в тот же миг под его ногами наметенный над промоиной снег ухнул вниз, увлекая за собой человека.
Хрипло вскрикнув, он погрузился с темную воду. Рюкзак чудом зацепился за кромку льда, и еще какие-то секунды удерживал его на поверхности, но, намокнув, потянул вниз. Иван судорожно хватался за намокший лед, пытался стащить с себя ружье и рюкзак.
Вдруг он увидел, что с того берега спешит к нему на помощь женщина. Рядом с ней бежала рыжая лайка. Женщина была простоволосая, одета лишь в свитер и теплые брюки, и шла без лыж, почти не проваливаясь в снегу.
Это была она, Ольга!
Она улыбнулась, протянула ему руку.
- Я нашел тебя! – выдохнул Иван и схватился за спасительную ладонь.
Через минуту он уже лежал на льду и, задыхаясь, повторял:
- Нашел… Я все-таки нашел тебя…
Ольга склонилась над ним, она гладила его небритое лицо своими ласковыми пальцами.
- Ты простила меня, - зашептал Иван, целуя ее руку.
Ольга кивнула:
- И тебя, и себя, и всех простила, - заговорила она. – Мне так хорошо. Здесь так спокойно.
Она выглядела такой счастливой, она словно светилась вся.
- Я люблю тебя… - одними губами, почти беззвучно проговорил Иван и прикрыл глаза.
Звуки постепенно затихали.

* * *

Иван резко открыл глаза и увидел склонившегося над ним бородатого мужика, который нещадно тер ему уши. Второй растирал его, голого, каким-то жиром.
Иван резко сел на нарах:
- Где она? Где Ольга?
- Какая Ольга? – удивился бородач. – Ты чего, парень?
- Она… Она м-ме-еня спасла, - заикаясь, говорил Иван.
Второй мужик накинул на него одеяло, протянул кружку с водкой и, сверкнув железными зубами, простужено сказал:
- На-ка, выпей.
Иван проглотил спиртное и снова заговорил:
- Она меня вытащила! Где она?
Мужики переглянулись.
- Я не знаю, кто тебя вытащил. Но тебя наша собака нашла, на реке, у промоины, - пытался объяснить ему второй мужик. – Повезло тебе. Еще бы немного и каюк.
- Да нет же! – спорил Иван. – У нее еще свитер такой, серый. Волосы черные, как смоль!
- Отдохнул бы ты, парень, - уложил его на место бородач.
Иван нехотя подчинился, но еще долго не мог успокоиться и все повторял:
- Да нет же, нет… Я же ясно ее видел… Здесь она…
Сидя за столом, мужики тихо переговаривались:
- Слышь, у той-то, тоже серый свитер был, - говорил бородач.
- Да. И волосы черные. Точно!
- Так значит, ее Ольгой звали.
- А это, мужик ее, что ли?
- Выходит так, - покачал головой бородач. – Как сказать-то ему?
Они помолчали. Второй мужик поднялся, подошел к Ивану, присел около нар на карачках:
- Слушай... баба-то вроде твоя… короче, нашли мы ее тут, около избушки. Замерзшую.
Иван непонимающе посмотрел на него.
- Уж больше месяца прошло. Увезли мы ее в село, - мужик поднялся, постоял еще рядом.
Он вернулся за стол, и, не глядя на Ивана, продолжил:
- Документов-то при ней не нашли. Но похоронили по-человечески…- мужик закурил и негромко добавил. - Да-а. Вишь, как бывает…
Иван словно окаменел. Он ничего не видел и не слышал. Остановившимся остекленевшим взглядом он уставился на низкий потолок. Там, прямо над ним, в углу суетился маленький паучок: бегал, шевелил лапками, терпеливо плел свою паутину.
* * *

Женщина в лисьей шапке шла среди деревьев.
Внезапно с большой еловой лапы тяжело ухнул вниз снег.
Женщина оглянулась, посмотрела вверх.
Оголившаяся еловая лапа мерно раскачивалась на фоне голубого весеннего неба.
Женщина не спеша пошла дальше.