Беглец

Анастасия Астафьева
Б Е Г Л Е Ц
(рассказ)

Пашка Груздев в очередной раз сбежал из тюрьмы. Второй день весь поселок был взбудоражен этим известием. К родственникам Пашки приезжал участковый, заученно расспрашивал о нем, затем обошел дворы и, осмотрев все подозрительные места, уехал обратно в райцентр.
Вечером в клубе ребята только и обсуждали эту тему.
- Третий раз уже сбегает, - говорил Алешка, сын председательши, сидя на перилах клубного крылечка. – Его за кражу посадили, Пашка почти весь срок отсидел, месяца два каких-то осталось, а он взял и сбежал. Дня три по лесу помотался и сдался милиции, ему срок добавили. Через полгода снова сбежал, та же история. Теперь, интересно, сколько промотается?
- Что же там за тюрьма такая, если из нее без конца сбегать можно?! – возмутилась я.
- А, Шарашкина контора, - отмахнулся Вовка, сын доярки-алкоголички. – Лет пять назад оттуда сразу четырнадцать человек сигануло. Двоих до сих пор найти не могут, где-то в лесах скрываются.
- Врешь! – воскликнула Таня-почтальонка. – Чтоб четырнадцать человек сбежало, это же скандал целый! И пять лет скрываться в лесу никому не под силу, с голоду перемрут.
- Честное слово, - настаивал Вовка, - папка с мужиками говорил, я слышал.
- Твой папка за бутылкой и не такого наплетет!
- Да пошла ты! – обиделся парень. – Спроси у него, если не веришь!
- Берегись, Танька, - подмигнул почтальонке Сашка по кличке «Райкин» - сын продавщицы Раи. – Одна в лес ходишь, не боишься, хватанут тебя беглецы за фигуристую заднюю часть, все грибы растрясешь!
В подтверждение своих слов Сашка сам шлепнул девушку по заду.
- Дурак! – хлестнула она его по руке веточкой, которой отмахивалась от комаров.
- Чего еще Пашке делать, - вернул Алешка разговор в прежнее русло. – Он в общей сложности полжизни просидел, работать не умеет, в зоне человек свой, а здесь пропадет.
- Может, он специально и сбегает, чтобы вообще на свободу не выходить? – предположила я.
- Конечно. На зоне его хоть кормят, на воле теперь работы не найдешь. А матери на шею зачем он.
Все замолчали. Ребята дымили папиросками, маленькие девчонки гоняли на велосипедах вокруг клуба, поглядывая на взрослых ребят и глупо хихикая. Девушки постарше обсуждали новый привоз вещей в магазин.
- Пашка хоть не нападет? – продолжала я выпытывать.
Ребята засмеялись.
- Обязательно нападет, на куски разрежет, в мешок сложит и домой подбросит, - хохмил Сашка Райкин.
- Тебе все шуточки, а мне два километра одной в темноте топать.
- Ничего он не сделает, хлеба только попросит, да, может, телогрейку для тепла.
- А помните, пацаны, - весело хихикнул Вовка, - как в прошлый побег он бабку Симу напугал, ха-ха, спрятался на сеновале, а бабка ночью на двор захотела, и ему тоже как раз приспичило. Сима как в теми мужика-то разглядела, так от страха, ха-ха, в штаны напрудила.
Вовка заливался, и все ребята подхватили его веселье.
Откуда-то издалека стал приближаться гул мотоцикла, он становился все громче и громче, а через несколько минут к крыльцу на большой скорости подрулил Ромка Соловьев. Он так резко затормозил, что заднее колесо мотоцикла повело в сторону. Ромка быстро сдернул с головы шлем и выпалил:
- Пашка Груздев с братом Колькой в Суршине Ваньку Черного избили и поросенка у него зарезали! Пока менты из города ехали, их и след простыл!
Все ребята притихли.
- Вот тебе и тихоня, - проговорил кто-то.
- Пьяные что ли были? – спросил Алешка.
- Ясно, что не трезвые.
Маленькие девчонки, услышав криминальную новость, испуганно зашушукались и, тревожно побрякивая велосипедами, в мгновенье ока разъехались по домам.
- Чего на крыльце торчать, комаров кормить, - сказал Сашка Райкин, - по телеку фильм интересный, пойду, посмотрю лучше.
И Сашка сбежал с крыльца.
- А и правда, - подхватил Алешка, спрыгнув с перил. – Я тоже пойду. Комары чертовы зажрали, - шлепнул он себя по щеке.
Потихонечку все засобирались к своим телевизорам.
- А меня кто же домой проводит? – расстроено спросила я.
- Дойдешь. Вон какая здоровая, - усмехнулся Ромка. – Пашка Груздев сам тебя напугается.
С этими словами он, обдав меня вонючим облаком от мотоцикла, умчался в свою деревню.
Я осталась на крыльце одна. Давно уже село солнце, и темнота густой пеленой медленно наступала на поселок. Я невольно поежилась и почувствовала, как мятный холодок страха пополз по спине.
Поселок будто вымер: не сидели перед сном старики на лавочках и завалинках, кое-где в окнах домов светились экраны телевизоров. Далеко-далеко перелаивались собаки, а одинокий фонарь посреди улицы подозрительно помигивал лампочкой.
Я почти бегом, заплетаясь от скорости ногами, спешила к своей деревне. До нее было не больше двух километров, но полтора из них составляла глухая лесная дорожка. Днем по ней ходили за хлебом старухи из нашей деревни, она была просторная и светлая, но сейчас она казалась мне бездонной дырой среди замерших деревьев.
Фонарь за спиной мигнул еще пару раз и… потух. Я чуть не заплакала от досады и стала ворчливо ругать мальчишек, не пожелавших проводить меня, на погасшую лампочку, на отсутствие луны в небе… Злой не так страшно было идти.
Мои кроссовки моментально намокли от ночной росы на лесной траве. Кусты жуткими фигурами переплетались в темноте, а стволы елей превратились в гигантских чудовищ. Было совсем тихо, даже собаки умолкли, только где-то вверху, над головой, тревожно шелестела листочками осина, такая же перепуганная, как и я.
Я шагала и шагала, иногда спотыкаясь о корни, выползшие на тропинку, боясь оглянуться назад, уверенная в том, что меня преследуют, следят за мной, сейчас набросятся, изуродуют!.. Я резко обернулась. За моей спиной была такая же плотная темень, как и впереди, она словно давила на меня, не давала дышать…
Я шагала и шагала. Далеко впереди, на фоне чернильно-темного неба, высветлилась одинокая худенькая березка, нависшая над дорожкой. Это была половина пути, за ней поворот, а там, среди сплошной стены стволов и кустарников появится просвет и желтый фонарь над нашей деревней. Я обнадежено встрепенулась и еще быстрее устремилась вперед.
Ветки березы шелковыми листьями погладили меня по лицу. Я немного расслабилась и даже усмехнулась своему глупому детскому страху: половина пути позади, поворот – и я дома. Все!
И тут оглушительный треск сучьев раздался совсем близко от меня и из кустов, всполошено хлопая тяжелыми крыльями, взлетела птица. Я застыла, как вкопанная и совершенно реально почувствовала, как волосы у меня на голове встали дыбом. Чье-то частое сбитое дыхание раздалось у самого моего уха и в ладонь ткнулось что-то мокрое и холодное.
Ошалев от кошмара, не понимая ничего вокруг, я бросилась бежать. Недосягаемо далеко прыгал желтый фонарь, жесткая трава хлестала меня по ногам, кто-то неизвестный все так же дышал около меня.
На крыльцо я влетела, не чувствуя под собой тверди и с грохотом захлопнув дверь долго не могла трясущейся рукой вставить в скобу крючок.
На крыльцо кто-то зашел. Я затаилась за спасительной преградой. Кто-то шевелился и дышал за дверью и, наконец, в щель между косяком и ею просунулся черный кожаный нос, мокрый, с рыжей шерстью вокруг. Он шумно посопел и нетерпеливо скульнул.
Тут мой взгляд упал на белую кроссовку, измазанную жирной грязью, когда и где я влетела в лужу, я не помнила.
Я затряслась от смеха, откинула крючок, и громадный, но глупый и добродушный поселковый пес Портос радостно набросился на меня. Я сидела на ступеньках и бесконечно вздрагивала от разбиравшего меня смеха. Портос рьяно бил хвостом по брякающей двери и лизал меня липким слюнявым языком.
Когда я успокоилась и выпихала лохматого пса из сеней, он утробно побрехал в темноту, а затем, шумно зевнув, разлегся на крыльце.

Вечером следующего дня я опять засобиралась в клуб. Мать, смеясь, напомнила мне ночное приключение и посоветовала взять фонарик. Я его положила в куртку, но он так оттянул карман, что я все-таки оставила его дома.
Ребята притащили в клуб магнитофон, он громыхал на весь поселок, но никто не танцевал, все толпились на улице.
- Живая? – поприветствовал меня Сашка.
- Не съели! – откликнулась я. – Только напугали.
- Не поседела? – хохмил Сашка.
Я подумала, что ребята не поймут моего происшествия, а только обсмеют, и рассказывать не стала.
Недалеко от клуба остановилась машина и скоро к крыльцу подошли два милиционера.
- Гуляем, ребята? – спросил один.
- Гуляем, - вразнобой ответили все.
- Водочкой балуемся?
- Что вы! – воскликнул Вовка, заметно в этот вечер подогретый. – Даже не нюхаем!
- Тебе-то и посмотреть хватит, - усмехался второй милиционер. – Ничего подозрительного не видели?
- Если встретим, сразу доложим, - отдал честь Вовка.
- Ладно, - пошли милиционеры от клуба. – Долго не шатайтесь.
Они скрылись за деревьями.
- Ваньку Черного в больницу увезли, - сообщил Алешка, - говорят, они ему башку проломили.
- Мать сказала, они и в Залыве покутить успели, - подхватила Танька, - магазин взломали, ящик водки взяли. Дорвался Пашка.
- Теперь ему на полную катушку с рок отмотают, - подвел итог Ромка.
Ребята выключили магнитофон, и заведующая, закрыв клуб, ушла. В поселке стало снова тихо, только занудно пищали комары, толпящиеся над клубным крыльцом.
- Сегодня даже кино никакого по телеку нет, - тоскливо сказал Сашка.
Неожиданно по асфальтовым дорожкам около клуба раздался топот бегущих ног, потом крики, кто-то грубо заматерился.
- У нас тут свое кино! – воскликнул Алешка, и все побежали смотреть, что происходило за деревьями.
Мы успели увидеть, как пятеро милиционеров вели к «газику» двоих мужиков. Это были Пашка и Колька Груздевы. Их подтащили к машине, распахнули дверцы, затолкали туда старшего брата, а Пашка вдруг завырывался, его ударили несколько раз дубинкой, сбили с головы шапку, а когда стали запихивать в машину, он на весь поселок пьяно заорал:
- Не забуду мать радную-у-у!
Хлопнули дверцы, и «газик» увез двоих нарушителей общественного порядка на заслуженный отдых.
- Наша передача подошла к концу. До новых встреч, - паясничая, помахал им в след Сашка Райкин.
Ребята направились обратно к клубу, а я, выйдя на дорогу, увидела в луже что-то темное, отпихнула ногой, это была Пашкина шапка. Мне стало отчего-то не по себе, и я грустно побрела к дому.
Фонарь посреди улицы горел ярко и уверенно, громко лаяли собаки, две старухи сидели на лавочке около одного из домов. Мы кивнули друг другу. Ко мне подбежал Портос, ткнулся в ладонь мокрым носом.
Я медленно шагала по лесной дорожке, а пес верно провожал меня. Шелковые листья березы погладили меня по лицу, впереди зажелтел фонарь. Я обошла лужу около калитки и поднялась на крыльцо. Портос остановился в неуверенности около, покачал хвостом.
- Спасибо, что проводил, - поблагодарила я его. – Теперь иди домой.
Собака стояла.
- Печенюшку хочешь? Сейчас принесу…
И тут у сарая промелькнула чья-то тень. Я заскочила за дверь и трясущейся рукой закрыла крючок. На крыльцо зашел Портос, ткнулся носом в щель между косяком и дверью. Я затаилась.
Пес глухо полаял в темноту и, громко зевнув, развалился на крыльце.


Октябрь 1995 года