Весна почему-то выдалась недружная, долгая и холодная. Природа в ее ожидании просыпалась медленно. Временами, как бы слегка встрепенувшись, она на миг улыбалась, потом сладко потягивалась и снова замирала в сонном забытьи. Как молодая хозяйка с неохотой покидает свое теплое ночное ложе, чтобы заняться будничными делами, так и природа была томлива нерадением и непривычной ленью. Набухшие и позеленевшие почки отдельных деревьев на холоде не спешили похвалить свету листвяную молодь и продолжали нежно баюкать ее в своих теплых уютных ароматных колыбельках.
В редкие мгновенья дневного тепла по дорожным колеям вдруг бешено разбегались обильные ручьи, смывая неизвестно куда грязь и мусор, скопившийся за зиму. К вечеру стремительный бег их замирал, а ночью вообще прекращался, прячась под ледяные мостики и заторы.
Скворцы, уже вернувшиеся из-за морей в свои родные места, видимо жалея, что чуть-чуть поторопились, редко и ненадолго устраивали концерты. Лишь немного погоняя свои замысловатые песенные колена и слегка поплясав на крыше скворечников, они спешили спрятаться в них и ждать тепла, высовывая из летка свои острые желтые клювики.
Все в природе истомилось, ожидая настоящего тепла, грустило и впадало в отчаяние. Только жаворонок, маленький и юркий, невидимый в небесах лил свою нескончаемую песню с утра и до позднего вечера, радуясь тем крохам весеннего тепла, которое уже успел ощутить и насладиться им. Даже огромным по сравнению с ним грачам было холодно, а этой мелкой пташке, наверное, даже жарко в морозном пока еще воздухе. И подстать ему всю полноту жизни чисто по весеннему показывала еще верба, которая уже давно выбросила на своих стройных гибких веточках пушистые серые барашки, мягкие и ласковые. Они такие нежные, что трудно удержаться от соблазна прикоснуться к ним щекой или губами, ощутить через них скорую весеннюю благодать и счастливо успокоиться, сознав, что ожидание этой благодати будет все же недолгим.