Шторы

Интересно, сколько они ещё выдержат, эти кролики. Пошла третья неделя, они не реагируют, это неплохо, совсем неплохо, я успею порадоваться, но что-то мой змей стал требовать еды очень быстро, гораздо быстрей, чем требовал раньше. Змея успокоилась, она довольна, ведь каждый день видит то, что хочет, а вот змей беспокоится. Интересно, кто победит на этот раз. Всегда побеждал змей, но змея тоже своё получала. Змей был всегда сильнее и добивался того, чего хотел. Посмотрим, что будет на этот раз, я наблюдаю, наблюдаю за кроликами, но это не главное, я наблюдаю за собой, за змеем и змейкой; мне всегда интересно жить, пусть другие стонут от безделья и скуки, а я занят, мне интересно, я рад, что во мне живут эти твари, они мне не мешают, даже напротив, они веселят меня, очень веселят, дают силы и здоровье.


Один домик стоит чуть выше, другой чуть ниже, но оба в конце улицы. Тут в конце улицы начинается скала и рядом поставить другие дома не удается, это кому-то не удаётся, кто, может быть, хотел попробовать поставить, а вот старику, в своё время, удалось, он специально так покупал участки, чтобы никто не мог строить вокруг, а платить пришлось бы меньше. Его не надуешь, он сам проработал в муниципалитете не один десяток лет, правда, тот назывался по-разному, но суть дела не менялась. Они были хозяевами города. Менялась власть, а хозяевами были они – мелкие и не очень мелкие, но такие важные служащие, без них не обходилась ни одна власть; они были опытны и всегда подсказывали, как власти поступать, а цель всегда была одна. Старик усмехнулся, всегда одна цель у власти, помимо прочих мелких радостей – обогатиться и не попасться.


Ему всегда было смешно, когда приходили новые правители. Он как паук ждал их у себя в кабинете. Кабинет был маленький, он делил его со своей секретаршей, которую хотел всю свою сознательную жизнь, но терпел и никогда ничем себя не выдал, даже не выдал, себя, когда она однажды умерла. Просто взяла и умерла, но он не опечалился, не заплакал, хотя хотел её даже после её смерти, нет, он не был тогда печален. К чему печалиться, если у него дома было то, что он всегда хотел получить. Получить от всех женщин, а получил совсем не от тех и не тогда, когда больше всего этого хотел. Он опять усмехнулся – надо уметь ждать, ждать в своей паутине и плести её, плести, тогда точно получишь то, что хочешь.


Он получил всё, что хотел, получил нелегко, то, что заработал, а то, что хотел получить – неожиданно легко, когда совсем этого не ожидал. Два дома, он построил два дома, в одном из которых жил. Дома были небольшие, но это не было его единственным имуществом. Он владел хорошей недвижимостью в центре города, которая приносила ему огромные, для старика, разумеется, средства, ему хватало буквально на всё, а главное ему хватало средств на то, что он осуществлял раз в несколько лет. Он строил новый маленький дом взамен случайно сгоревшего. Он умел ждать и не торопился, торопиться всегда опасно. Правители торопились, они хотели всё сразу, они ходили вокруг его кабинета и просили словно: научи, научи, как?


Он учил, но далеко не всему, что знал, это и позволяло ему оставаться на своём месте всю жизнь, а правители набрасывались жадно на кусочки его знаний, начинали торопиться и уходили, кто куда, кто в небытиё, а кто и похуже, а кто уходил на вынужденный покой, но злой, завистливый, неудовлетворённый, а всё от чего? Оттого, что торопились и жадничали, а он нет. Он всё сделал правильно. Он всю жизнь был один – это самое правильное. Он никогда ни с кем не делился, это только может показаться неправильным, а на самом деле это самое правильное. Ведь если не делишься и делаешь так, что никто не знает, как ты получаешь выгоду, то и живёшь долго, а если начинаешь делиться, то только сначала всё идет хорошо, а потом тебя сдают, разные недовольные сдают, а таких всегда и везде больше, поэтому нельзя делиться, это он знал точно, если поделился, значит признал свою вину, а у него: где она эта вина? Никто не найдёт ни йоты его вины.


Он осмотрел свой дом. Он опять ему понравился. Своим он считал только верхний дом, а нижний, он своим не считал. Это было только его средство, его средство накормить своего змея и свою змею. Старик, прогулочным шагом направился к своему дому, он поднялся на второй этаж и проверил аппаратуру. Оптика, какая замечательная у него оптика. Вот она сама жизнь перед ним, всё, что он бы хотел иметь, уже у него есть перед глазами и без особых проблем. Его никто противным голосом не зовёт вниз на кухню, чтобы позавтракать, его никто не зовёт к телевизору, его никто никуда не зовёт и ни за что не ругает – это ли не счастье.


Подумать страшно, если бы в его доме запищали дети, потом стали бы требовать денег на одно, на другое, потом сами бы притащили в подолах детей, писклявых, сопливых, противных и мешали бы ему наблюдать. Совершать своё таинство, самое чистое таинство на свете. Он был уверен, что он любит по-настоящему, что только его любовь самая чистая на земле; только он может получать наслаждение, ни до кого не прикасаясь, не пользуясь этими актёришками в телевизорах, которые лишь жалкие наймиты любви, а он может наблюдать её в чистом виде, самую настоящую, прекрасную, природную и чистую, а с некоторых пор он вершит судьбу этой любви, он научился её останавливать в самый нужный момент, а если что-то пойдёт не так, он может наказать за любовь и сделает это не хуже, а лучше молнии, лучше.


Теперь он спустился в подвал. Проверил на месте ли его канистры. Они были на месте. Он проверил распылитель. Он работал безукоризненно. Он давно изобрёл этот состав. Это было не трудно, он просто украл рецептуру, когда служил в армии, а потом заменил парочку труднодоступных составляющих, проделал несколько экспериментов и остался доволен результатом. Особенно он был доволен в прошлый раз, несколько лет назад. Всё получилось просто замечательно. Парочка кроликов повела себя неправильно и поплатилась. Он особенно радовался когда они кричали, как они замечательно кричали, а никто не мог ничего сделать. Это было невозможно, что-то сделать. Сколько не туши этот состав водой, он будет гореть только лучше.


Старик погладил себя по животу, в нём проснулся змей, он тянул ласково куда-то вниз и сладостно пел у него внутри, старик улыбался. Он сам себе удивлялся и своему змею, ведь прошло много лет, а змей до сих пор доволен и помогает быть довольным ему. Со змейкой всё не так. Она требует и требует наслаждения каждый день, каждый день абсолютно, попробуй ей не дать того, что она хочет, пожалуй, и змею придётся плохо, но пока всё идет как надо, змей доволен, змейка тоже, а значит и у него всё хорошо. Старик поднялся на второй этаж, он знал, что через зеркальное стекло его не видно, поэтому ему не надо было дожидаться темноты, хотя мог бы и дождаться, но как же хорошо сидеть в рабочем кресле и ждать, ждать, когда тебе кролики сами покажут то, что ты хочешь видеть.


Вот он вечер, можно пока попить виски, но быть внимательным, у них это может начаться каждую минуту. Он знал кого выбрать, у него был нюх на молодые пары. Он даже в супермаркете мог сказать, какая пара и сколько раз в день любит друг друга; недавно он видел, как одна девушка читает в большом магазине книгу, ожидая окончания пересменки на кассах; она забилась в уголок, примостившись на ящиках, к ней подошёл её парень или даже муж, - старика это не очень интересовало, - девушка читала, а парень ей сказал: что мышка, забилась в норку? – старику уже не надо было объяснять, что у них далеко не всё в порядке, у этой пары, ему ничего не надо было объяснять; он сразу понял, что такую пару он ни за что бы не пустил жить в свой нижний дом; его змейка, которой нужно было видеть любовь каждый день этого бы не позволила.


Старик посмотрел на девушку и поймал её взгляд, он был сочувственным его взгляд. Он видел, что девушке очень мало в жизни достаётся любви, он даже понимал, что девушка ему подходит, он бы её пустил жить в свой домик, но только обязательно с другим парнем, не таким занятым, не таким озабоченным делами и правильностью своей жизни, не таким самовлюблённым, наконец; ведь что более всего мешает общей любви – только самовлюблённость, которую не все и видят, а часто даже говорят: какой правильный и хороший человек этот парень, как у него всё хорошо, какая счастливая должна быть пара. Старик знал - не всё хорошо у этого парня – девушка скоро перестанет читать рядом с ним книгу, она просто уйдёт от него, куда глаза глядят;


он ещё раз посочувствовал взглядом девушке и ушёл, ведь это не его дело, у него есть своё дело, он и теперь его с удовольствием выполняет; он сидит и ждет, когда придёт молодая пара и займётся любовью у него на глазах, а он будет радоваться, улыбаться и его змейка будет извиваться внутри него, она тоже будет довольна, но потом, когда всё кончится вступит в свои права змей и будет требовать огня, огня; нужен огонь, чтобы остановить эту любовь, как же змею будет нужен огонь; тогда придётся согнуться почти пополам, скатиться на ковёр и кататься, чувствуя, как змей разрывает внутренности, как он требует огня и не может его получить, поэтому сам творит огонь внутри и палит этим огнём внутренности старика, но всё это будет позже, а пока вот они пришли и упали на диван, а потом,


он это знал, они перейдут на кровать, а потом пойдут в ванную, и он всё, всё сможет увидеть, потому как единственный недостаток его дома для тех кому он его арендует это шторы – отсутствие штор, а как только шторы появятся, он накажет пару, но он не хочет этого делать, этого хочет змей, но когда-нибудь он не выдержит и подчинится ему, он пойдёт и…, что это? Что они делают? Кролики решили украсить свою норку. Старик отбросил ногой бокал, который стоял у его ног, кубики льда зазвенели и покатились по ковру. Старик вскочил и бессильно опустил руки, они сочувственно висели полукругом вокруг воображаемой пары, он был полон сочувствия….


Теперь змей вёл его в подвал. Змей действовал очень чётко, даже змейка ему не мешала, она, будто смирилась. Одна канистра, быстро обежать вокруг дома, осторожно, кусты, здесь кусты жасмина, как он волшебно пахнет, так, здесь обойти спуск в гараж, он не помешает, сюда легко налить состав в сточную канавку, всё будет хорошо. Теперь ещё раз вернуться в подвал, взять новую канистру и дальше, дальше. Круг замкнут. Дорожку, полить дорожку к кусту жасмина. Одна спичка сломалась, вторая не долетела, третья, всё, всё хорошо, теперь блаженство, блаженство змея; быстро наверх, возможно змей увидит фигуры, так, как же хорошо, какой парень молодец, он увидел, увидел огонь, он открыл в ванной окно и поливает водой огонь. Как же хорошо, как это смешно – вот он мой замечательный состав, чем больше льёшь воды, тем выше пламя, так тебе, мелькаешь теперь в нём, а ведь хотелось, как же тебе хотелось потушить пламя.


Подожди змей, самое интересное наступает; штора отброшена, девушка мечется, дым, она задыхается, вот он момент, какой замечательный момент – пламя её коснулось, оно касается её кожи, бежит по её волосам, они трещат, да, я слышу, как они трещат, как это прекрасно, когда человек не хочет гореть, когда он свободен и горит, всегда считал, что нельзя человека сжигать привязанным, надо дать ему свободу – пусть горит. Почему так ломит сердце, что со мной, змейка? ты, что со мной делаешь, змей спаси меня, ведь ты этого хотел, нет, я не пойду, нет, змейка, я не могу, этого сделать, не надо, я иду уже иду.


Старческая, сгорбленная фигура, стояла около входа в дом, она была освещена факелом собственного тела, рядом стояла канистра, до того, что в ней оставалось, тоже добрался огонь, канистра вспыхнула, и старик страшно завизжал; вокруг его тела в плотном кольце огня явственно виднелась обвившая его чёрная змейка, она раскалялась, раскалялась до красна, затем до белизны, и тело старика медленно рассыпалось на части от её судорожных движений.