The echo of my word’s lost in the mist
I listen to the silence from the peer.
I’m of the West as well as of the East:
My home, still, is nowhere near.
R.B.
— Агнес?! Ты чего? … Где ты была. Дмитрий раз двадцать звонил.
Агнес не отвечая прошла мимо открывшей ей дверь матери в комнату и, даже не сняв пальто, легла на диван.
— Вы чего, поссорились?
Она не хотела отвечать, но мать с беспокойным видом стояла около дивана, и Агнес было невыносимо больно смотреть на ее встревоженное лицо.
— Нет, —сухо ответила она.
Говорить, разыскивать эмоции, собирать их в слова было тяжелой мукой. Хотелось просто лежать и смотреть в окно, на закат. Без мыслей, без слов, без эмоций.
— Я позвоню Дмитрию.
— Нет.
— Он беспокоится … Нет, вы что поругались?
— Да нет же … нет, — голос Агнес звучал спокойно, ровно.
— Что же тогда случилось?
Агнес молчала.
— Что случилось?!
— Ничего, — ответила Агнес, и в голосе ее звучал еле уловимый оттенок удивления к вопросу матери.
Тут она вскочила с дивана и совершенно другим, по-детски наивным голосом засмеялась.
— Ох, и туфли снять забыла.
Ей стало стыдно за свое поведения, за свою мрачность и хмурость. Агнес вновь захотелось стать своей в этом доме, обрести прежнюю непринужденность в общении с матерью. Захотелось, что бы все было, как раньше… Но ничего не получалось, да и не могло получиться. И она, вскочившая с дивана, выглядела нелепо, и смех был какой-то истеричный. Агнес села на диван и замолчала.
— Я все же позвоню Дмитрию.
— Нет… Не надо… Я сейчас… Пойду… Посижу немного…
И она опять уставилась в окно. “Странно. Всего дне недели, а все как будто по-другому?!”
Две недели как у нее был свой дом, своя семья, и в то же время дом был не ее домом, семья — не ее семьей. Как не ее стал теперь и этот дом.
Закат резал глаза воспоминаниями. Она вспомнила, как год назад ездила во Владивосток; как встретила там Дмитрия; как вечерами они ходили смотреть пурпурный закат солнца, такой закат, который бывает только на востоке. Вернее, смотрела на закат одна Агнес, а Дмитрий смотрел только на нее. Вспомнила, как он безуспешно пытался обнять ее, поцеловать. Она изворачивалась: “Подожди. Пропустишь”. И тогда ей казалось, что влюблена она только в этот пурпурный свет заката. Один раз Дмитрий медленно отошел от нее и, постояв в стороне минут десять, молча ушел — она даже не заметила его отсутствия. Затем наступили пасмурные дни, они вернулись в Москву, и теперь встречались у нее дома, вздрагивая от каждого шороха за дверью…
Агнес вздрогнула — звонил телефон.
— Меня нет, — взволнованным голосом прошептала она.
— Ага! Ну конечно! Алло… Да… Да, она тут… Да
Агнес молча смотрела на говорящую по телефону мать, пытаясь понять содержание разговора, но голос матери отдалялся, слова распадались и таяли. Агнес снова повернулась в окну.
— Довела парня. Он с ума сходит. Все больницы и морги обзвонил, — положив трубку, стала читать ей нотации мать.
— Сейчас… Сейчас пойду…, — не отводя взгляда от заката, проговорила Агнес.
Ей хотелось, чтобы мать замолчала.
— Пойдет она… Вся в отца… Такая же бесчувственная. Что о тебе подумают его родители? Позор.
— Сейчас…, — она напряженно смотрела в окно, словно боясь пропустить нечто важное.
— Сейчас?! Какого, а?! Еще и месяца после свадьбы не прошло, а она тут номера выкидывает.
Агнес встала с дивана. Подошла к двери. Мать молча смотрела на нее. Агнес хотела попрощаться с ней, сказав “до свидания”. Но не смогла. Вместо этого скороговоркой прошептала: — Ухожу… Ухожу…. Она хотела, чтобы это прозвучало добродушно, просто и смешно, но получилось отстраненно-печально. И не в силах больше терпеть взгляд матери, она закрыла за собой дверь.
В ней больше не было той легкости и простоты, что сближала ее с матерью, с Дмитрием, со всеми. И ей было невыносимо стыдно за это. Перед матерью, перед Дмитрием, перед всеми. Выйдя на улицу, она посмотрела на небо. Пурпурное небо. Казалось, тот восточный закат растекся над всей планетой.