Старая Русса

Залман Ёрш
       Ваню Вихрова, шофера-дальнобойщика, доставили в приемный покой после аварии, под утро. ранней осенью. На обледенелой дороге его грузовик перевернулся, тяжелая фура придавила кабину. Рычаг передач проткнул брюшную стенку и повредил кишечник и печень, пострадавшего с трудом извлекли из кабины. Были переломаны обе голени, на одной ноге перелом был открытым. Он был без сознания, кровопотеря значительной. В приемном покое начали переливание крови, разрезали одежду и подняли в операционную. Работали все. Кровь переливалась струйно, под давлением, переливались и другие растворы, рану на голени обработали, обильно промыли, наложили гипсовый лубок. При ревизии брюшной полости обнаружили полный разрыв тонкого кишечника и разрывы печени. Занимались в операционной не менее пяти часов. Ваня благополучно вышел из наркоза, не понимал, где находится, аварию не помнил, но фамилию назвал, жену зовут Валя у них двое детей, живут в Старой Руссе. Утром следующего дня попросил медсестру позвонить жене, к вечеру приехала Валя в форме Аэрофлота в туфлях на высоком каблуке, она работала диспетчером в местном аэропорту, приехала на попутных машинах. Ночью на МАЗах подкатили к больнице старшие братья, Толя и Витя. Состояние больного было тяжелым, но стабильным, уколов не просил, у него была уверенность в выздоровлении.
       Как же Валька одна детей поднимет?
Все братья были погодками, родились после войны, отец прожил недолго, ранения свели его в могилу, их растила мать в колхозе, выросли высокие, широкоплечие и добродушные мужики. Братья были разбитными, общительными, задружили с медсестрами и санитарками. Как только брат приободрился, привезли детей, сына и дочку лет четырех-пяти, Ваня гладил их и плакал. Старший брат, Толя, в первый приезд, норовил сунуть мне в карман халата денег, объяснил ему, что авансом брать деньги дурная примета. Из опыта знал, что когда больной к моменту выписки чувствует себя хорошо, у большинства родственников исчезает желание делиться деньгамии с хирургом. Иван провел в больнице не менее двух месяцев, закрытый перелом правильно сросся, а отрытый, видимо, потому что не уделили должного внимания в первые дни, предстояло лечить амбулаторно. Встречать его приехали братья и жена с детьми, Ваня был одет во все новое. Не было только матери, как сказал Толя
       Надо же кому-то за самогонным аппаратом следить.
Братья узнали мой домашний адрес, и завезли гостинца, много чего, запомнились большие копченые лещи. Через пару месяцев пришло письмо от Вали, Ваня вернулся на работу, в дальние рейсы не ездит, иногда ноет нога в месте открытого перелома. Вся семья приглашает нас в гости, у них красивый город, рядом с их домом знаменитый курорт, отличная рыбалка и много других прелестей. Мы порадовались за Ваню, но ехать не собирались, Вскоре появилась Валя, она с одним из братьев приехала за покупками в Ленинград, и уговорила жену, что лучшего места для отдыха нет. Слово сочетание Старая Русса мне было знакомо с детства.
В первый послевоенный год отец с соседом ,Шимоном, который тоже воевал в Латышской дивиэие, под Старой Руссой, после первой рюмки вспоминали общих знакомых, каждый раз удивлялись тому, что остались живы. Шимон был ранен осколком в живот зимой 1942 года, девчонка-санинструктор выволокла его на плащ-палатке, он очень печалился, мог спросить ее, как зовут и от куда, но не спросил. Отец рассказывал о удивительном спасении от верной смерти осенью 1941, его батальон часто перемещали, обычно ночью, случилось, что он отстал от своей части и бегом догонял, по гати проложенной по болоту. Оступился и упал в болото, в ледяную воду, ему удалось ухватиться за бревно, оно было скользким, бледенелым. Он чувствовал, что силы покидают его, ноги схватила судорога, проходящие не обращали внимания на его просьбы о помощи. Отец крикнул на идиш, 30% состава дивизии составляли евреи. Кто-то схватил его за ворот шинели и помог выбраться на бревна
       Яшка, я тебя узнал по голосу, зачем ты залез в болото
Это был земляк из Лудзы, Смирин, не могу вспомнить его имя, он был ездовым. Смирины были балагулами, природа наделила их недюжинной силой. В повозке нашлась сухая солдатская форма, поделился он и махоркой. Отцу надо было догонять свой батальон, они договорились, что отец найдет его и заберет к себе. Через короткое время отец узнал, где расположена часть, в которой служил Смирин, и пошел договариваться с командиром, но опоздал, снаряд угодил прямо в повозку назавтра, после их встречи. Под Новый 1942 год, снабжение продовольствием прекратилось, ослабленные люди замерзали. Он не знает сколько времени пролежал на снегу, очнулся в московском госпитале. Прилетевший из Москвы большой начальник, наступил на него, заметив, что он живой, приказал погрузить в самолет. В госпитале он лечился полгода, выписали его с тугоподвижностью плечевых суставов, но служил до конца войны. С нами отец о войне не говорил, с соседом Шимоном каждый раз,
наверное, они удивлялись чудесам и тому, что выжили в этой страшной войне. На малом пятачке между реками Ловать и Пола, рядом с Ильменским озером, в лесном и болотистом краю в январе 1942 года Красная Армия окружила немецкую группировку из шести дивизий,
немцы старались вырваться из «котла», около трех лет шли жестокие бои. Немцев снабжали постоянно по воздушному мосту, но потери были большими, по официальной статистике здесь
погибло 280 тысяч красноармейцев. Немцев уничтожили не меньше.
       
       Дорога из Ленинграда в Старую Руссу не долгая и без особых красот. Встретили нас душевно, нашему приезду были рады. В начале 80-х город сохранял прелесть тихого, не торопливого, прибранного районного центра. Расположенный в приильменской низменности, он был ровным, улицы не имели подъемов и спусков, гулять было приятно. Город делит река Полисть, впадающая в Перерытицу. Реки берут начало из болот и озер, и впадают в Ильмень. Лето теплое, но не жаркое, короткие дожди не нарушают приятность времяпровождение, наоборот, прибивают пыль и воздух становится чище и вкуснее. Асфальт только в центре.
Дома, в основном, одноэтажные, послевоенной постройки, Старая Русса около трех лет была оккупирована немцами и разрушена. Есть район новой застройки каменными, многоэтажными домами, типовыми, такие есть в каждом райцентре. Большинство улочек на окраинах засыпаны
песком, в дождливую погоду трудно проходимы. На одной из таких улочек, рядом с курортом,
стоял дом пятистенка. В одной половине жил Иван с семьей и мать, на другой старший брат.
Дом был просторный, перебранный, много бревен были новыми. Рядом с домом лежали доски для обшивки. Ваня должен был получить квартиру в районе новостроек. Семья жила дружно, часто приезжал средний брат из Новгорода, на потрепанной «Победе». Не каждый день, но и не редко, собирались семейно, во дворе ставили стол и пировали весело, даже с
песнями. Все братья умели рассказывать веселые байки из шоферской жизни. Каждый день, по утрам, мы посещали курорт. На обширной площади располагались красивые здания. Фонтан с соленой водой, бьющей из-под земли высокой, тугой струей. Лужайки были ровными и хорошо ухоженными, много кустов и старых деревьев, дорожек для прогулок. За фигурными металлическими воротами стоял громадный щит со списком болезней, которые можно здесь излечить, не упоминалась только зубная диастема. Пятилетний сынишка мог долго и с интересом смотреть, как взрослые дяди играли в гипертрофированные шахматы, кони были не на много меньше настоящих, но больше, чем пони. Не меньшую радость приносила игра с кольцами, которые надо было набросить на колышки. Раз в неделю, уже отдохнувших и вылеченных, автобус отвозил на вокзал. Не все приезжали только пить целебную воду, пары возникали по взаимному интересу, поэтому прощание было очень трогательным, дамы плакали и вислы на своих поклонниках, будто провожали мужей на войну, но переживание, обычно, длилось не долго, через день- два возникал дублер.
       
       В Старой Руссе культ Ф.М. Достоевского, экскурсоводы курорта, останавливаясь у бюста писателя, рядом с главным зданием, ассказывали, что здесь был написан роман «Братья Карамазовы» и что, описаны события, которые происходили в городе и его окрестностях. Писатель, обычно представлялся примером высокой моральной чистоты, благородным семьянином. Старорусский бюст вспомнился мне в Висбадене. Напротив главного входа в курзал, через дорогу, рядом с воротами, за памятником какому-то выдающемуся немцу установлен бюст русскому писателю. Здесь играя в рулетку, он проиграл все, что у него было, даже обручальное кольцо. Оба изваяния представляют писателя крайне озабоченным, то ли
безденежьем, то ли несовершенством мироздания. Служащий курзала открыл массивную дверь, обитую сверкающей латунью, во времена Достоевского, здесь стояли столы с рулеткой, а теперь, банкетные, красиво покрытые белоснежными скатертями, и блестящие хрусталем и позолотой фарфоровой посуды. Хотя мы были на экскурсии по городу, не увидеть дом-музей
писателя, это как побывать в Париже и не посмотреть на Эйфелеву башню. Двухэтажный дом, деревянный, крашенный стоит на берегу речки, окружен деревьями. Рассказывала и показывала молодая женщина в веселом летнем платье, круглолицая, голубоглазая, волосы цвета полированной меди. Большую часть времени она посвятила жене писателя, Анне Григорьевне,
которая была моложе мужа на двадцать четыре года, она была мудрой и терпеливой, благородной и практичной. Благодаря ей писатель смог простыми словами, картинно описать всю низость и мерзость человеческой подлости, и высоту душевной доброты и благородства.
Писатель кроме эпилепсии и депрессии, страдал многими болезнями и катаром желудка, который лечил местными водами. Не забыла о болезненной страсти к азартным играм, долгой душевной дружбе с Победоносцевым, отрицательной личностью в истории России. Под конец
экскурсовод сказала, что Достоевский был сложной личностью, и посоветовала прочитать его книги.
       
       Ваня работал в торговой организации, вечером рассказал, что возил в лагерь академиков, на берегу Ловати баллоны с газом и дрова, присмотрел удобное место, где можно порыбачить и сварить уху. Сам он рыбаком не был, но брат Толя увлекался, и с радостью согласился участвовать в нашей затее, обещал захватить спиннинги и удочки. Червей мы накопали в огороде, Ваня сказал, лучше всего рыбу ловить на водку. Выехали мы ранним субботним утром, погода была приятная. «Победа» скрипела, но ползла по узким накатанным дорогам. Толя предупредил, что ехать придется медленно, не только из-за ветхости машины, но и потому, что встретить здесь трезвого за рулем, также невозможно, как бенгальского тигра в амурской тайге. Песчаная бухточка, облюбованная Иваном, была в метрах пятидесяти от холма, на котором расположились академики. Между кустов и деревьев стояли аккуратные покрашенные домики, похожие на веранды, их занимали настоящие академики. Те, которые еще не стали настоящими, обходились разноцветными палатками, поставленными без определенного порядка. Академики привозили с собой секретарш, красивых и длинноногих, молодых. Возрастное несоответствие удивляло и волновало Ваню. Лагерь под утренним солнцем смотрелся красиво. На берегу молодые ученные в трусах и шляпах усердно крутили катушки спиннингов. Мне дали удочку, братья старались поймать рыбу на спиннинги, но удача нам не сопутствовала. На Родине, в Латвии, в озерном краю, однажды мне удалось поймать мелкого окуня, сохранилась память от неожиданной рыбацкой удачи. К лагерю академиков причалила лодка с очень шумным мотором, Ваня стал махать руками, стараясь обратить на себя внимание, хозяин лодки поднял руку.
       Сейчас увидите, как надо рыбу ловить, Чапай инспектор рыбнадзора, он сетью
       ловит.
Лодка отошла от берега, и сделав дугу, плавно до половины въехала на песчаный берег. Это было особое плавсредство, явно не магазинное, мотор без кожуха не только тарахтел, но шипел и свистел. Чапай сидел на сидении верхом, под расстегнутой фуфайкой, рубаха с рас
стегнутым воротом под ней виднелась майка, на голове косо нахлобученная ушанка. Худое лицо красное до бурости, глаза щелочками.
       Кого поймали, рыбаки?
       Выручай, Чапай, не собрали на уху.
       Сегодня трудно, мне академиков обрыбить надо.
Ваня дал ему бутылку вина и водки, Чапай ловким движением открыл вино и вылил в красный эмалированный чайник, водку залил в другой, из светлой жести, из него залил в рот немалую толику. Достал из ящика в носовой части лодки четыре рыбины и бросил на песок. Братья уговаривали его остаться, сварить уху, лучше Чапая никто уху не приготовит. Было заметно, что лесть ему нравится.
       С рыбой уху и сами сготовите.
Чапай шестом оттолкнулся от берега и по дуге вернулся к академикам. Уха у нас может была не царской, но мы ели и похваливали. Вернувшись, долго отмывали сажу.
       
       Не далеко от моста через реку Шелонь, рядом с озером Ильмень, на обочине дороги невысокий рукотворный курган из круглых серых камней, каждый величиной с гусиное яйцо. Родственники и земляки якутов, погибших здесь на льду Ильменя, привезли с Родины эти отполированные временем камни. Необычный памятник без слов и имен вызывает щемящую
грусть, может души погребенных в водах озера, витаю над родными камнями. Местные жители, рискнувшие заходить в лесные дебри, рассказывали, что встречали военные колоны танков и автомобилей советских и немецких, стоящих на гатях. При строительстве или прокладке дорог, часто находят человеческие кости. В этом краю везде следы страшной войны. Из Руссы мы собирались подъехать в Ригу, навестить моих родителей. Ваня предложил посмотреть памятник
погибшим бойцам Латышской дивизии, там похоронено много не русских. Ехали не более часа, на каменной стеле было много не привычных имен, Гунары, Язепы, Ульдисы, но не мало было Хаимов, Ициков и Моиш. Мы не захватили бумагу, пришлось высыпать сигареты
и на внутренней стороне уместить все фамилии и имена. Бумагу сложил и спрятал в кошелек,
чтобы не забыть показать отцу. Мне казалось, что ему будет интересно, может встретит знакомые имена. После неудачной операции на простате, с осложнениями, с двухмесячным пребыванием в больнице, он потерял былой оптимизм, здоровье разладилось. Не гладко прошла и операция на глазах, для чтения выписали очки с толстыми, как лупы, стеклами.
Обнаружили диабет, сердечные проблемы. Старые, с войны, боли в плечах не давали спать. Часами он, тепло одетый, внимательно читал «Правду» , «Ригас Балсс» на латышском, «Советская Родина» на идиш, иногда военные мемуары. Прочитанное, укладывал стопкой слева. За месяц собирался увесистый пакет, макулатуру забирала соседская девочка. Редко матери удавалось уговорить его прогуляться. Каждый вечер ходил в ближайший киоск за вечерней газетой. Разговаривал мало, может потому, что очень плохо слышал. Бывало сидел с закрытыми глазами отрешенно, мне казалось, вспоминает брезжащее в глубине глубокого колодца времени, первое ощущение своего присутствия на свете, тепло материнской руки, родной голос, облик. Детство и старость, разные сущности, между ними прожитая жизнь, не всегда успешная, но у всех одна, с любовью и ненавистью, удачами и промахами, верой и
крушением надежд. Ничего нельзя изменить, подправить, не важно, кем был по жизни, Нобелевским лауреатом или продавцом лотерейных билетов, миллионером или нищим. На второй день после приезда, открыл кошелек и увидел записку.
       Привез тебе фамилии, погибших под Старой Руссой, списал с памятника.
       посмотри, может, кого знал.
Он молча взял список, подошел к окну и стал читать, казалось безразлично. Потом у него потекли слезы и, выронив бумажку, стал падать и упал бы, если бы его не подхватил, отвел его к дивану. Отец лег лицом к стене и долго не вставал, записку я спрятал в кошелек

       Хайфа. 12 февраля 2008 г.