рассказ
За эти долгие полгода у нее всё окаменело внутри. Если бы ей вовремя не напоминали, что надо есть, она бы обессилила от голода. Иногда она забывалась и переставала замечать кого-либо вокруг себя: сидела, покачиваясь из стороны в сторону, и думала о своем, беззвучно шевеля губами. Сейчас она уже почти вошла в это состояние, когда голос женщины, сидящей рядом, привел ее в чувство.
- Людмила Терентьевна! Вы меня слышите? Мы с Володей завтра выезжаем!
- Да-да, конечно, - она открыла зачем-то сумку, достала использованный железнодорожный билет и стала внимательно разглядывать его.
Сидящая рядом молодая женщина с нескрываемой жалостью посмотрела на Людмилу и отвернулась к окну. Ее муж, встав из-за стола, достал сигареты и направился во двор. Закурив, он стал разглядывать свежую листву, распустившуюся на прошлой неделе. Завтра надо ехать к матери в Чечню. И так проблем - воз и маленькая тележка, а тут еще эта женщина с ее пропавшим сыном. Понятно, что надо помочь, но когда всё выверено до мелочей - каждый шаг, каждое движение - лишний «напряг» просто выбивает из колеи.
Владимир докурил, швырнул окурок в ведро под рукомойником, только вчера вынесенным во двор после долгой зимы, и вошел в дом. Людмила все еще разглядывала железнодорожный билет Новосибирск - Минеральные Воды. В Буденновск она добралась автобусом, а оттуда - вновь автобусом до села Орловки, где жили Владимир с Татьяной.
С Ириной Алексеевной - матерью Владимира - Людмила встретилась случайно, на рынке в Новосибирске. Ирина Алексеевна торговала так называемыми «чеченскими» халатами, пользующимися спросом у сибирских женщин. Людмила, которая вздрагивала всякий раз, когда слышала ставшее популярным в последнее время слово «Чечня», неожиданно заинтересовалась этой немолодой, но красивой, статной русской женщиной и завела разговор.
Оказалось, что Ирина Алексеевна живет в Чечне, сама шьет эти халаты, а затем продает их по всей России.
- А останавливаетесь где? - поинтересовалась Людмила.
- А где придется, - ответила словоохотливая женщина. - Сейчас у случайных знакомых. Тесно, правда, но ничего. Днем меня почти не бывает.
- Приходите ко мне, - неожиданно для себя предложила Людмила. - У меня совсем свободно.
Ирина Алексеевна пришла, когда уже стемнело. За чаем разговорились. Узнав, что сын Людмилы пропал без вести в Чечне, Ирина Алексеевна сказала просто:
- Если жив, выручить можно только за деньги.
- Да я даже не знаю, жив ли, - заплакала Людмила.
- Узнать можно тоже за деньги, только за это поменьше попросят.
- А сколько? - Людмила уже вытирала глаза, перестав плакать.
- Думаю - миллион.
- Я соберу, - заволновалась Людмила. - Миленькая Ирина Алексеевна, сделайте это, Христа ради, для меня. Я вам прямо завтра деньги передам.
- Тебе самой надо ехать, - мягко возразила Ирина Алексеевна. - Откуда я узнаю, твой это сын или нет. Надуют меня, старую, и пропали твои денежки.
Людмила долго не думала.
- Я с вами поеду. Вот только на работе отпуск возьму.
- Со мной сейчас не надо, зимой там делать нечего. Приезжай весной к моему сыну - они с невесткой под Буденновском живут - с ними вместе и приедешь. Так безопаснее.
Когда пришла телеграмма из Чечни, Людмила уже была готова. На работе она договорилась заранее - отпустили сразу. Чуть меньше недели ушло на дорогу, всё это время Людмила не находила себе места. В плацкартном вагоне у неё украли сумку. Хорошо, что деньги и документы она надежно спрятала в нижнем белье, а то бы покончила жизнь самоубийством - настолько истрепана была нервная система.
Теперь - целая неделя в Орловке, небольшом селе под Буденновском. Таня только что сказала, что завтра - в Чечню, а у Людмилы нет никаких чувств. Как будто кто-то вынул всё внутри, и осталась одна пустота. Только Миша где-то далеко-далеко, в уголке её сознания, улыбается и тихо, как, бывало, дома, когда она накричит на него за поздние гуляния, говорит: «Вот он я. Успокойся. Ничего со мной не случилось».
Электричка ехала медленно, останавливаясь на каждом полустанке. В Галюгаевской - последней станции на территории Ставропольского края - поезд покинули сопровождающие его милиционеры, многие пассажиры тоже вышли. В полупустом вагоне остались молодые люди кавказского обличья и русские старики. Заметив удивленный взгляд Людмилы, Татьяна пояснила:
- За пенсией ездили. Им пенсию в Ставропольском крае платят.
- А не опасно? Отобрать ведь могут...
- Вообще-то, могут и отобрать, но у них с этим строго - шариат. К стенке за такой проступок не поставят, но неприятности будут.
Людмила посмотрела на старую чету, чинно сидящую у окошка друг подле друга: спокойные взгляды, полные достоинства позы со скрещенными на коленях руками.
- У них другого выхода нет, - продолжала пояснять Татьяна. - Родственников, готовых принять их, нет, а сами на новом месте они уже не смогут устроиться. Вот и коротают свой век посреди войны.
- А ваша свекровь почему не уезжает? - отважилась Людмила задать вопрос, который уже давно её интересовал.
- А куда? - Татьяна стала глядеть в окно на проплывающие мимо песчаные буруны. - Мы предлагали ей, а она - ни в какую: «Вам самим есть нечего, еще я на вашу шею сяду». Сами видели, как мы живем...
Спохватившись, Татьяна одернула мужа, тот достал сигареты и направился в тамбур. Татьяна за ним. Вернулись минут через пять.
- Что-то я не видела раньше, чтобы ты курила, - заметила Людмила по их возвращению.
- А я и не курю, - улыбнулась Татьяна. - Документы у Вовки забрала. Он ведь у меня мент, а с такой бумажкой здесь можно и в тюрьму угодить. Даже за рубашку ментовскую без погон посадить в кутузку могут. Заморишься потом деньги платить.
До следующей остановки ехали молча. Когда поезд остановился на чеченской территории, в вагон вошли двое вооруженных молодых людей в военной форме без знаков различия. Проверив документы у молодых кавказцев и русских стариков, подошли к Владимиру. На женщин не обратили никакого внимания.
- Родился в Чечне? - спросил тот, который листал паспорт Владимира.
- Да.
- Когда выехал?
- В девяносто третьем.
- Где работаешь?
- Безработный.
- Куда едешь?
- К матери.
Чеченец еще раз внимательно посмотрел на Владимира и сунул его паспорт себе в карман.
- Выйдешь с нами на следующей станции.
- Как это - выйдешь? - возмутилась Татьяна, вставая с места. - Нам к матери надо, она заболела серьезно.
- Ты можешь ехать, - отмахнулся чеченец.
- Никуда я не поеду без него! - повысила голос Татьяна. - Он ничего не сделал!
- Можешь оставаться, - лениво ответил чеченец, садясь на скамейку рядом. - Мне всё равно.
Второй чеченец прошел в тамбур и закурил. Вслед за ним вышел в тамбур и Владимир, доставая на ходу сигареты. Тот, что сидел на скамейке, лишь внимательно проводил его взглядом, но ничего не сказал.
- Послушай, - не унималась Татьяна, перейдя на шепот. - Может, тебе деньги нужны? Скажи - сколько.
- Не лезь не в свое дело, - отчетливо проговорил чеченец и прикрыл глаза.
На следующей станции Людмила молча вышла вместе с Владимиром и Татьяной, так и не проронив ни слова за все время, пока длился этот конфликт. Женщины стояли перед дверью, куда завели Владимира, а их не пустили. На двери была надпись на чеченском языке, но Татьяна чеченского не знала - сама она была рождена и выросла в ставропольской Орловке. Прошло уже минут десять, когда в коридор вошел невооруженный человек в военной форме, выглядевший посолиднее, чем те пацаны, которые задержали Владимира. Увидев Татьяну, которая не отлипала от двери, он спросил:
- Зачем стоишь здесь?
- Мужа жду, - тихо ответила Татьяна.
- Задержали?
Татьяна молча кивнула головой.
Остановившись, мужчина толкнул дверь и вошел в помещение, прикрыв дверь за собой. Прошло еще минуты три, прежде, чем он вышел обратно.
- Твой муж работал у нас в милиции раньше, - сказал он Татьяне, закрывая за собой дверь. - Сейчас проверят: если за ним нет ничего - отпустят.
Мужчина ушел, а Татьяну начало трясти, и Людмила, как могла, поддерживала её.
Когда Владимира отпустили, и они все втроем вышли на свежий воздух, Татьяна закачалась и на мгновение потеряла сознание. Людмила с Владимиром едва успели её подхватить.
- Ничего-ничего, - оправдывалась Татьяна. - Это у меня от избытка кислорода после душного коридора.
До места добирались попутной машиной и прибыли уже к вечеру. Ирина Алексеевна всплакнула на радостях, но тут же утерла слезы.
- Садитесь, я сейчас с дороги чаем вас угощу, а чуть попозже накормлю, а то ведь сейчас ничего не готово: много ли мне, старухе, надо?
Людмила огляделась - обычный русский дом, каких много по югу России. Если не считать того, что находилось снаружи, вне дома, создавалось впечатление, что находишься на родине. На душе стало спокойно, и Людмила поняла, что её Мишенька не только жив, но она еще и увидит его обязательно, а, может быть, они еще и вместе поедут домой.
На следующий день к Владимиру приехал товарищ из соседнего села, и они сели за стол, взгромоздив на него литровую бутылку разведенного спирта. Алкоголь в Чечне после введения сухого закона - большая редкость, но его товарищ жил небедно, и мог себе позволить такую роскошь.
Ирина Алексеевна возилась по хозяйству, Людмила сидела тут же, на диване, вяло прислушиваясь к мужскому разговору, а Татьяна была рядом, изредка мотаясь на кухню и обратно, когда мужикам нужно было принести что-нибудь из закуски. Взглянув на стол, Людмила поняла, что, хотя Ирина Алексеевна и живет, благодаря своим халатам, получше других русских, но и ей такой пир боком выйдет. Чего только не сделаешь ради собственного сына. Вот и Людмила тоже: готова в любую кабалу влезть, продать себя в рабство, лишь бы её Мишенька дома оказался.
Когда бутылка была уже почти пустой, мужской разговор из теплого плавно перешел в горячий.
- А ты не думаешь, Лёнчик, что тебе когда-нибудь придется отвечать за то, что ты делаешь? - громко спросил своего товарища Владимир, пьяно кривя губы и тыча вилкой в квашеную капусту. - У них ведь основной закон поведения - кровная месть!
- Ты поучить меня хочешь? - Лёнчик выглядел потрезвее Владимира. - Тебе хорошо - женился на ставропольчанке и живешь себе, работаешь в ментовке российской. А у меня жена и дети - у тещи на Украине. Кому я, мент, нужен там?
Владимир согласно покачал головой, но тут же спросил:
- А «этих» тебе не жалко? Они ведь за Россию были, а ты их продаешь, как баранов. Нас, русских, и так ненавидят, а тут еще ты со своим заработком.
Видно было, что Лёнчик обиделся не на шутку. Он весь покраснел от гнева и отрубил Владимиру:
- Они воевали не за Россию, а за свои деньги. Лежали бы их деньги с другой стороны, и их интересы там же были бы. Пусть они между собой разбираются, а я буду выполнять работу, за которую мне платят деньги! Мой интерес лежит с этой стороны!
Встав из-за стола, Лёнчик кивнул, прощаясь, женщинам, а Владимиру сказал:
- Зайду завтра, когда трезвым будешь.
Владимир, покачиваясь, проводил Лёнчика до ворот, вернувшись, поглядел на разоренные закуски и почти пустую бутылку, молча махнул рукой и пошел в спальню.
Утром Лёнчик подъехал на своей машине, поздоровался со всеми и сразу обратился к Владимиру, который прикладывал к голове мокрый носовой платок.
- Головка бо-бо? Пить совсем разучился.
Тут же потеряв интерес к своему расхворавшемуся другу, Лёнчик обратился к Людмиле:
- Сегодня ко мне приедет один человек, он поможет в поисках твоего сына.
- А кто он? - поинтересовалась Людмила.
- Менеджер, - усмехнулся Лёнчик и объяснил удивленной Людмиле: - Ценный специалист в сфере торговли живым товаром.
Заметив, как Людмилу передернуло при словосочетании «живой товар», он не смутился и добавил:
- Да ты будь счастлива, что у них кто-то этим занимается. Иначе, при их порядках и образе жизни, тебе уже и надеяться не на что было бы.
- Да я - ничего, - согласно закивала головой Людмила.
Выехали сразу после завтрака. Ленчик жил километрах в пятнадцати, в небольшом селе, большинство домов в котором были заброшенными.
- Чеченцы расселяются вовсю, - указал Лёнчик на высокие заборы и железные ворота, тут и там виднеющиеся вдоль улицы. - Скоро село полностью чеченским станет. Тогда и я уеду.
- К семье? - поинтересовалась Людмила.
- Не знаю. Семья на Украине - там мне делать нечего, а Россия давно плюнула на таких, как я...
Дом у Лёнчика был хорошим, добротным. Такой бросить - сердце разорвется, а денег за него никто не заплатит: Татьяна уже рассказала Людмиле об этом. По двору было видно, что хозяйство постепенно приходит в упадок - Лёнчик, очевидно, уже на все махнул рукой.
«Менеджер» приехал к вечеру. Они с Лёнчиком долго разговаривали, уединившись в дальнем конце двора, затем прошли в дом и уселись за стол, на котором расположился ужин, приготовленный Людмилой.
- Садись с нами, - предложил Людмиле «менеджер», добавив с усмешкой: - Я не мусульманин.
Людмила присела за краешек стола, но есть не стала.
- Меня Исой зовут, - похвастался гость, прожевывая пищу. - Иисус по-вашему! Я людей спасаю.
- Правда, за тридцать сребреников, - добавил Лёнчик с серьезным видом.
Иса не обиделся.
- Я занимаюсь честным бизнесом и никого не обманываю. Я даю каждому то, что он хочет: одному - близкого человека, другому - деньги.
- Ты когда мои деньги мне сполна вернешь, честный бизнесмен? - лениво спросил Лёнчик, разливая в стаканы разведенный спирт из большого графина. - А то я устану ждать и украду тебя. Тогда твои родственники заплатят гораздо больше.
«Немусульманин» Иса поежился и залпом опрокинул полстакана водки. Закусив, он удивленно спросил:
- Слушай, Лёнчик! Почему ты никого не боишься? Я ведь могу и «разобраться» с тобой.
- Не захочешь, - усмехнулся Лёнчик, терзая зубами куриную ногу. - Ты знаешь, что все деньги я сразу отправляю на Большую землю, а бесплатно ты даже таракана не раздавишь. К тому же я нужен тебе. Твои соотечественники из-за обряда кровной мести вряд ли согласятся помочь тебе в твоем «благородном» деле, а я - всегда пожалуйста. Куда ты без меня?
- Вот за это я и люблю его как брата, - сообщил Людмиле Иса, запивая ужин минеральной водой. - За правду. Да ты ешь, ешь, найду я твоего сына.
Пожевав немного, он добавил подмигивая:
- Если хорошо попросишь - бесплатно найду.
- Я деньги заплачу, как положено, - проговорила Людмила с каменным выражением лица, и Иса вновь поежился.
- Пошутить нельзя. Я вижу - ты грустная, хотел развеселить. Так как твоего сына зовут?
Когда уехал Иса, было уже темно, и Лёнчик скомандовал тоном, не терпящим возражений:
- Ночевать останешься у меня. Спать будешь в большой комнате, что постелить - в шкафу найдешь. Я сейчас к соседям схожу - тут у меня старики беспомощные рядом живут, а ты пока располагайся.
Покидав в большой полиэтиленовый пакет две булки хлеба, палку копченой колбасы и какие-то консервные банки, Лёнчик ушел, а Людмила стала располагаться на ночлег. Поставила на плиту с газовым баллоном ведро с водой, и пока грелась вода, постелила себе постель на большой старомодной кровати с металлическими трубчатыми спинками. Затем горячей водой помыла посуду, а то, что осталось, слила в тазик, поставила его посреди комнаты, разделась догола и стала мыться.
Лёнчик толкнул дверь без стука и даже успел сделать несколько шагов прежде, чем заметил раздетую Людмилу, стоящую в тазике с водой. Промычав что-то нечленораздельное, Лёнчик стремглав выбежал из комнаты, а Людмила, как стояла спиной к двери, так и не шелохнулась.
Спокойно домывшись, она вновь оделась (ночную рубашку с собой не прихватила) и вышла во двор, чтобы вылить грязную воду. Лёнчик курил, сидя на крыльце.
- Ты извини, - сказал он ей в спину. - Я отвык стучаться.
Она вылила воду под забор и обернулась к нему.
- Да я вроде не девица, чтобы визжать по этому поводу.
Пожелав друг другу спокойной ночи, они разошлись по своим комнатам.
Людмила лежала под толстым теплым одеялом - в комнате было довольно прохладно - и думала о Лёнчике. Выбежал из комнаты как пацан. Да он и есть пацан, хоть и достиг тридцатилетнего возраста. На десять лет моложе Людмилы.
Впервые за последние полгода она почувствовала себя женщиной, но пойти на связь с мужчиной в такой ситуации не согласилась бы. Пока её Мишенька не будет освобожден из вражеского плена, она...
Осторожный стук в дверь напугал ее.
- Да! - крикнула она сразу осипшим голосом и сжалась в комок под одеялом.
В дверь осторожно заглянул Лёнчик.
- Ты еще не спишь?
- Нет, - ответила она прокашлявшись.
Он прошел к бельевому шкафу, открыл узкую боковую дверцу и похлопал по третьей сверху полке.
- Здесь, под синим покрывалом - автомат. Если что случится - бери и стреляй. Пользоваться умеешь?
Людмила отрицательно покачала головой.
Лёнчик достал автомат, поднес его поближе к кровати и продемонстрировал, как им пользоваться.
- Вот здесь нажмешь до конца, щелкнет два раза, а то в автоматическом режиме все патроны враз выпустишь с непривычки. Чтобы выстрелить - нажимать вот здесь. После каждого выстрела нужно нажимать заново.
Людмила покивала головой, показывая, что поняла, и Лёнчик понес автомат обратно к шкафу. Когда он укладывал его под синее покрывало, Людмилу вдруг стал душить истерический смех, перешедший затем в рыдания. Удивленный Лёнчик растерянно подошел к ней и стал гладить по голове, приговаривая:
- Да ты не бойся, ничего не случится, это я так - на всякий случай.
Утром Людмила чувствовала себя гораздо лучше. Позавтракав, она быстро помыла посуду заранее разогретой водой и сказала Лёнчику:
- Вези меня к Ирине Алексеевне. Я там буду ждать. Как только Иса появится - сообщи мне.
Ею овладела уверенность, что она обязательно увидит своего сына.
Иса дал о себе знать через четыре дня. В обед приехал Лёнчик и обрадовано сообщил Людмиле:
- Нашелся твой сынок, завтра поедем, посмотришь, точно ли он.
- Сколько просят за него? - спросила Людмила, пряча свои затрясшиеся руки под стол.
- Пока ничего неизвестно, - Лёнчик поглядел на Людмилу и решил успокоить её: - Открыто нельзя вести торг. Он находится в лагере для военнопленных, а оттуда обменивают только на оружие или на своих солдат. Если это - точно твой сын, договоримся с охраной, они его за деньги отпустят. Только все это надо сделать втайне.
Помолчав, Лёнчик добавил:
- Да ты не волнуйся, Иса уже сказал мне, что денег с тебя не возьмет за то, что нашел твоего сына, а там посмотрим... Если много не попросят, может, обойдемся... Иса мне должен.
Людмила затряслась от плача, не закрывая лицо руками и не стесняясь своего обезображенного горем лица. Слезы катились по щекам крупными каплями, а она не вытирала их, до боли стискивая коленями ладони рук.
- Ну что сказать тебе, чтобы ты не плакала? - растерялся Лёнчик.
- Оставь ее в покое, - посоветовала Ирина Алексеевна, вставая из-за стола. - Она сама отойдет.
Людмила легонько придержала рукой Лёнчика, когда тот тоже собрался встать, и проговорила сквозь всхлипывания:
- Не надо ничего говорить, святой ты человек! Я плачу от радости, что есть такие люди, как ты.
- Ну уж, святой... - повторил Лёнчик и покосился на Владимира, который уже теребил сигаретную пачку, стоя у двери. - На мне грехов столько, что десять таких матерей как ты не отмолят...
Уехал Лёнчик засветло.
Людмила проводила взглядом удаляющуюся машину и спросила у Владимира, сидящего на крыльце:
- А чем же таким страшным занимается Лёнчик?
Владимир достал еще одну сигарету и подкурил ее, не спеша отвечать.
- Людей крадет, - ответил он, затянувшись пару раз.
- И русских тоже? - удивленно вскинула брови Людмила.
- Только нерусских, - ответил Владимир и объяснил подробнее: - Когда эти «революционеры» расправлялись с прежней администрацией - так называемыми «завгаевцами» - им было легко. «Завгаевцы» сплошь были «интеллигентами», забывшими, что такое кровная месть, а сегодняшняя публика не моргнув глазом отрежет голову виновного в смерти брата или другого какого близкого родственника, к тому же еще на ситуацию влияют межтейповые отношения...
Заметив непонимание в глазах Людмилы, Владимир смешался и постарался объяснить попроще:
- В общем, чтобы расправиться с неугодным или украсть кого-нибудь, привлекают русского, который не боится кровной вражды. Лёнчик - бывший мент - самая лучшая кандидатура для такой работы.
«У тех, кого он крадет, тоже матери есть», - подумала Людмила, но вслух ничего не сказала.
Вечером, засыпая, она спросила у Ирины Алексеевны, которая ворочалась на соседней кровати:
- Скажите, а шариат действительно удерживает «их» от преступлений?
- Лапшу вешают на уши, - проворчала Ирина Алексеевна. - Они такие же мусульмане, как я - испанский летчик.
- Мой Миша так же любил говорить, - улыбнувшись, сообщила Людмила. - Про испанского летчика.
- А я у вас на рынке и подхватила, наверное, эту поговорку, - предположила Ирина Алексеевна.
Неизвестно отчего, но эта любимая мишина поговорка, повторенная Ириной Алексеевной, окончательно уверила Людмилу в том, что она обязательно увидит своего сына живым и невредимым.
Лёнчик появился рано утром. Издали заметив страшно осунувшееся лицо Людмилы, он первым делом улыбнулся и выставил вперед кулак с поднятым вверх большим пальцем. Подойдя поближе, начал рассказывать.
- Видел я его - живой, здоровый. Правда, дизентерией переболел ранней весной, но сейчас уже все в порядке. Осунулся малость, но ничего, сало - дело наживное.
- Ты говорил с ним? - язык не слушался Людмилы, ноги - тоже. Она присела прямо на крыльцо и с мольбой глядела Лёнчику в глаза.
- Да нет, что ты, - смущенно засуетился Лёнчик. - Нельзя показывать свой интерес, а то такую цену заломят... Я издали на него смотрел. Через заграждение из колючей проволоки.
У Людмилы было такое чувство, как будто отобрали у нее что-то, к чему она уже хорошо успела привыкнуть.
- Так значит, еще до конца не известно - он ли это?
Перестав улыбаться, Лёнчик отрицательно покачал головой. Заметив, что Людмила совсем спала с лица, добавил:
- Вот поэтому и нужно, чтобы ты сегодня поехала с нами и опознала сына.
У Людмилы затряслись руки, она часто-часто закивала головой и, резко поднявшись с крыльца, отчего сильно качнулась, чуть не упав, устремилась в дом.
- Пойду, соберусь. Я сейчас, - забормотала она скороговоркой, скрываясь за дверью.
Двор Исы за высоким железным забором был просто огромным. Пока Лёнчик о чем-то переговаривался с Исой возле одной из хозяйственных построек, Людмила разглядывала невероятно богатое хозяйство. Она видела, как хорошо живут некоторые люди у них в Сибири, но чтобы так...
Из добротного каменного сарая вышел человек странного обличья - возраст неопределенный, с одинаковым успехом можно было дать и тридцать лет, и все шестьдесят. Русые волосы и борода - невероятно грязные и нечесаные, одет черт знает во что: какие-то невообразимые лохмотья. Подойдя к Людмиле, он спросил по-русски:
- Курить есть?
Людмила отрицательно покачала головой, а странный человек, равнодушно поглядев в ее удивленные глаза, грубо спросил:
- Чего вылупилась? Человека не видала, что ли?
Людмила промолчала, не зная, что ответить. Она никак не ожидала увидеть что-либо подобное. Человек, похожий на бродягу из какого-то старинного кинофильма, бессмысленно, не к месту и не ко времени улыбнулся, и Людмила заметила, что у него практически не было зубов.
Чеченский мальчишка лет десяти - двенадцати, строгавший какую-то палку большим красивым ножом, подошел к этому странному человеку и на ломаном русском языке спросил, расправив свои худые тщедушные плечи:
- Почему к женщине пристаешь, урод?
Не переставая улыбаться, «бродяга» отвернулся и побрел обратно к сараю. Мальчишка переложил нож из правой руки в левую, догнал его и, размахнувшись, ударил кулаком в спину. Не реагируя на удар и не оборачиваясь, тот продолжил свой путь к дверному проему сарая, откуда тяжело пахло навозом. Только шаг его стал заметно быстрее.
У Людмилы подкосились ноги, и она оперлась задом о капот машины, не сводя взгляда с большого ножа в мальчишеской руке. Иса, беседующий с Лёнчиком, видел всё это и удовлетворенно улыбнулся.
Когда они сели в машину, Людмила спросила:
- Кто это был у вас во дворе?
- Да так, пришлый человек, - спокойно ответил Иса, располагаясь на переднем сиденье возле водителя. - Нанялся как-то черемшу копать, да так и остался. Я его кормлю.
Заметив, что Людмила никак не придет в себя, добавил:
- Ты бы лучше о своих делах подумала, чем забивать голову каким-то бомжем.
Не доезжая до лагеря военнопленных, Лёнчик остановил машину, внимательно поглядел в глаза Людмиле и стал объяснять ей спокойным тоном:
- Наша задача на сегодня - определить, действительно ли нам предлагают твоего сына. Больше ничего мы сегодня не делаем. Всё остальное - потом. Смотреть будем издалека, чтобы не привлечь внимание лагерного начальства. Их уже вывели на работу, так что ты постарайся в бинокль точно определить, твой ли это сын.
Людмила отрешенно поглядела на черный бинокль, потертый во многих местах, а Лёнчик, опустив глаза, добавил:
- И рот тебе придется заклеить липкой лентой, чтобы ты криком не привлекла внимания.
Людмила ничего не сказала, а Лёнчик добавил, оправдываясь:
- Так надо. Тебе же лучше будет.
- Я и так смогла бы... - попыталась возразить Людмила, но Ленчик отрезал:
- Береженного Бог бережет.
Когда машина остановилась напротив какого-то полуразвалившегося промышленного строения, Людмила заметила группу работающих людей и рядом с ними людей с автоматами на таком расстоянии от машины, что всерьез обеспокоилась: не увидит, не разберет издалека. Направив бинокль на отдельно стоящую фигуру – «вон тот, с лопатой» - она вглядывалась в бинокль и никак не могла распознать сына в этой худой фигуре в армейском бушлате и какой-то странной шляпе, похожей на шляпу Чарли Чаплина из его бессмертных фильмов. Видно только было, что это - молодой паренек, уставший, измученный.
Но вот к нему подошел охранник с автоматом, сказал что-то и указал на машину, в которой находилась Людмила. До сих пор не узнаваемая фигура как-то знакомо разогнулась, сняла дурацкую шляпу и осторожно махнула рукой.
С Людмилой случилось что-то непонятное. Не отдавая отчета в своих поступках, она вдруг стала рваться из машины, глухо завывая носом. Предусмотрительно севший рядом с ней на заднее сиденье Лёнчик сразу схватил ее за руки, чтобы она не сорвала ленту, закрывающую рот. Он был сильным мужчиной, но ему было тяжело сдерживать обезумевшую мать.
- Иса, давай за руль! Гони отсюда, пока не прокололись! - приказал он чеченцу, и тот быстро перепрыгнул в водительское кресло.
Когда отъехали достаточно далеко, Людмила перестала биться и Лёнчик отодрал ленту, закрывающую рот, причинив ей сильную боль, но она даже не заметила этого и продолжала выть через нос, покачиваясь в такт движения автомобиля.
- Первый раз я делаю что-то бесплатно, - похвастался Иса, чтобы что-нибудь сказать. Очевидно, его тяготил этот заунывный и бессмысленный вой.
- Не бесплатно, а за мои деньги, которые ты должен мне, - возразил ему Лёнчик, положив голову Людмилы себе на плечо и взяв ее за руку.
- Пока я их не отдал - это мои деньги, - глубокомысленно изрек Иса и улыбнулся, довольный своей шуткой.
Почувствовав, что тело Людмилы расслабилось, Лёнчик обернулся к ней и прошептал на ухо:
- Не плачь. Всё в порядке. Считай, что самое страшное уже позади.
Буденновск, июнь 1998 г.