Придя рейсом из Штатов на сухогрузе “Владимир Маяковский” я собирался в отпуск и уже строил планы, как буду отдыхать дома в Ростове со своими родными, которых не видел уже около года. Но инспектор ОК все мои планы разрушил, сказав, что срочно нужен 2-й помощник капитана на пассажирский теплоход “Приамурье”, что рейс короткий, всего на неделю-две и всё, зато потом, я смогу себе выбирать любой пароход, любые рейсы, только просьба выручить его сейчас. Ни какие мои доводы, что я вообще на пассажирах не плавал и это чуждая для меня среда, на него не действовали, и я понял, что это как раз тот случай, когда спорить себе дороже. Ни чего я не докажу, а отношения испорчу бесспорно. Поэтому пришлось согласиться, скрепя сердце, надеясь на обещание в будущем выбрать пароход с рейсами, которые будут меня устраивать. Так я и оказался на пассажирском теплоходе “Приамурье”, Дальневосточного морского пароходства.
Погода неумолимо ухудшалась. Циклон выходил в Японское море и в настоящее время находился как раз над Цусимой. Настроение было ужасное. После ужина, как обычно, в столовой команды готовились к просмотру одного из фильмов, которыми запаслись на предстоящий рейс. Так как настроения не было, а познакомиться с кем ни будь из экипажа, ещё толком не успел, решил не тратить время, а пойти в каюту и отдохнуть перед вахтой. Вахта у вторых помощников на всех флотах мира с ноля часов до четырёх часов утра, самое тяжёлое время суток, за что её и зовут на флоте собачей.
Из судового ресторана доносились звуки оркестра, которые, как ни странно, навевали ещё большую тоску, может потому, что чувство одиночества среди толпы вдруг стало ощущаться наиболее остро. Почему-то вспомнилось, как при посадке во Владивостоке, возбуждённые, слегка выпившие туристы, беззлобно завидовали экипажу, мол, хорошо Вам, мы такие деньги заплатили за этот круиз, а вы задаром всё получаете, даже более того, вам ещё и деньги платят, счастливые. Но счастья почему-то не ощущалось.
Спать не хотелось, я подошёл к книжной полке посмотреть, может, что завалялось кроме технической литературы. Внимание сразу привлекла красивая, совершенно новенькая книжка в добротном переплёте. Золотыми буквами на красной обложке было написано - Корейские сказки. Сразу вспомнилось детство, та действительно счастливая и беззаботная пора. Хотя время тогда и было не из самых легких, но и забот ни каких, и излишних желаний тоже. Вспомнилось, как отец иногда читал нам сказки, как мы их любили, хотя и не помнилось сейчас о чём, но что-то светлое наполнило душу.
Во, вот сейчас и я сказки почитаю. А что, сказки читают не только детям. В сказках собрана народная мудрость, сказки раскрывают культуру народа. Сказки корейские, отлично, что я знаю о Корее, о её культуре? А то, что знаю, лучше бы и не знал.
Несколько месяцев назад делали рейс из Владивостока в Раджин, что в Северной Корее. Привезли туда пшеничную муку в мешках. По большому счёту гнать туда судно вообще-то смысла не имело, что бы потом в порту делать перевалку этой самой муки с судна в железнодорожные вагоны корейских железных дорог. Так как расстояние от Владивостока до Раджина было всего то миль сто не более, а может и меньше, но всю эту операцию затеяли с одной целью – дать заработать корейским докерам на этой самой перевалке, так как и мука вообще-то была бесплатная, в виде помощи голодающей коммунистической Корее.
Как только ошвартовались в порту, и выполнили необходимые пограничные формальности, корейский судовой агент вручил каждому члену экипажа значки с изображением Ким Ир Сена и порекомендовал прикрепить значок, и желательно ходить со значками, в знак уважения к их великому вождю, Незаходящему Солнцу, Отцу корейской нации горячо любимому товарищу Ким Ир Сену. Первый помощник капитана тоже предупредил всех, во избежание инцидента, даже с политическими последствиями не вздумать насмехаться над Кимом и просьба честно относить значок до выхода судна в рейс. Бог с ними. У трапа судна выставили вооружённого пограничника, чему мы не мало удивились. Как же так, “братья по разуму”, мы к ним с помощью и вдруг такое недоверие.
Агент – по всей вероятности работник корейской службы безопасности, единственный человек говорящий по-русски, так как ни пограничники, ни стивидоры, ни на каком языке кроме корейского не разговаривают и поэтому решить любой маломальский вопрос без агента просто не возможно, он совал свой нос всюду, что-то пытаясь высмотреть, вынюхать, о чём не было заявлено или узнать какие-нибудь и в правду секреты. Хотя какие секреты могут быть на обычном морском грузовом судне. Этому агенту особенно не понравились календари с несколько фривольным изображением красивых девушек. Увидев такой календарь у меня в каюте, он начал говорить, что вот вы русские тоже разлагаетесь, стали как эти империалисты-капиталисты, забываете идеалы марксизма, вон девок бесстыдных понавешали. И так как все-таки девки были не такие уж и бесстыдные, я подумал, что он намекает, что бы я подарил ему такой календарь.
-Хочешь, я тебе подарю этот календарь? Смотри, какая красивая девушка? Кореянка, между прочим. - спросил я.
- Нет, нет, ты что - замахал он руками.
- Меня за него посадят сразу, да и не кореянка это, а японка, наши девушки не такие развратные.
- Да разве ж она развратная, посмотри какая красивая девушка.
- Вот-вот, вы совсем как империалисты стали.
- Ну, при чём тут империалисты?
- Нет, нет второй, и не уговаривай.
Нужен ты мне дальше некуда, подумал я.Что бы я тебя ещё и уговаривал, не согласился и слава богу, хуже было бы если бы вдруг согласился,.
- А вы не были у нас в опере?
- В опере? Какой?
- Красный пахарь. Отличная опера. Во всём мире аншлаг. И в Австралии и в
Японии,
полные залы, везде встречают на ура, билетов не достать. Я могу достать специально для Вас и вашего экипажа.
Ох, ни хера себе подумал я. Напросился на свою голову.
- Да, конечно, интересно было бы посмотреть, но думаю, что в этот раз вряд-ли получится, жаль, конечно, может быть в следующий заход.
- Хорошо, в следующий заход обязательно сходим в оперу, а так же съездим на экскурсию по городу. Вы первый раз в Корее?
- Да, в первый . Сказал я, а про себя подумал, что может бог даст и в последний.
- В нашем городе в детстве был приблизительно один раз наш Великий Вождь и Учитель, Отец всех корейцев товарищ Ким Ир Сен. В парке сохранилась скамейка, где он сидел приблизительно один раз, и обдумывал, как лучше устроить нашу жизнь, как победить мировой империализм.
А вечером агент куда-то исчез, и мы остались один на один с бригадами грузчиков. Но грузчики, это племя, наверное, одинаковое в любых портах без различия национальностей. Начали использовать крючья для захвата мешков, отчего мешки рвались, а это ну ни как не входило в наши планы. Хотя мука и была в виде продовольственной помощи, но тем не менее, ответственность за сохранность груза лежала на нас, как перевозчике.
Этим докерам доказать, что так работать нельзя оказалось совершенно не возможно, потому, что они ни на каком языке ни на английском, ни на русском ни на каком другом, кроме корейского не разговаривали. Хотя уж это то не было типично для докеров из других портов, которые в силу специфики своей работы могли общаться чуть ли не на всех языках мира.
Потеряв всякое терпение и истратив массу нервов, решил, не видя другого выхода, прекратить выгрузку и идти искать агента.
Стоило отойти от судна метров на тридцать, как окунулся в сплошной мрак.
Только судовое наружное освещение и было источником портового света.
Вдали виднелись слабые огоньки каких-то строений. Я, спотыкаясь в темноте, пошёл на эти жалкие источники света. Где-то слышался лай собак, я оглянулся – судно маняще сияло в свете судовых прожекторов, промелькнула мысль вернуться назад, но решил всё-таки продолжить поиски агента. Должны же здесь где-то быть, что-то типа грузовой конторы или какие-нибудь стивидорские помещения. Наконец добрался до какого-то барака, через щели в дверях пробивались слабые струйки света. Я зашёл внутрь.
Это оказалась докерская бытовка. Внутри не было ничего необычного, как и во всех таких или подобных производственных бытовках, за исключением, естественно, портретов вождя Ким Ир Сена, а как же, я этому уже и не удивился. Собственно мы сами ещё толком не избавились от такой, рабской манеры чинопочитания, не так уж далеко ушли от корейских братьев по разуму.
Как только я вошёл и ещё обдумывал к кому и как обратиться, докеры, игравшие в домино или в какую-то подобную игру вдруг с испугом повскакивали с мест, побросали свои костяшки и выскочили на улицу.
- Та, что случилось, ёлки палки, что теперь делать?
Я стоял не зная, что предпринять дальше и не понимая, что же всё-таки произошло. Я уже собирался выйти из барака, как дверь отворилась, и забежал запыхавшийся агент.
- Как ты сюда попал? Что ты здесь делаешь?
- Что, что, тебя ищу. Куда они все убежали?
- Как ты сюда попал? Ты знаешь, что сюда заходить нельзя.
- Почему это? - Не понял я.
- Нельзя потому, что ты иностранец. Нам запрещено общаться с иностранцами. У них теперь будут большие неприятности. Что случилось?
- Что случилось, бандиты твои, мешки рвут, вон россыпи уже сколько, а потом за недостачу мне отвечать? А я с ними ничего поделать не могу, тоже, наверное, с иностранцами запрещено общаться.
-Хорошо, хорошо, пойдём на судно. Ты всё равно, на будущее, не делай так. Всегда жди меня на судне. Я всегда не далеко, где-то рядом.
- Что за страна у вас такая, мы, что вам враги? Обнаглели вы ребята.
- Нет, русские не враги, русские наши братья и друзья, но вы забываете идеалы, особенно ваша молодёжь, вы берёте дурной пример с империалистов и сами стали как они.
- Ладно, чёрт с тобой, пошли делом заниматься, братья хреновы - пробурчал я в ответ. А сам опять подумал – ёлки палки, мы же тоже не так уж далеко от них ушли. А совсем недавно были вообще как близнецы, точно, что братья.
Эти воспоминания, чуть было не отбили интерес вообще читать эту книжку, но золотые буквы на роскошном красном переплёте всё-таки перевесили и я удобно расположившись на диване, открыл первую страницу сказок.
Через пять минут, какое-то непонятное раздражение начало наполнять меня. Первая мысль – что это из-за не совсем качественного перевода.
Действие разворачивалось как-то заунывно запутанно и разворачивалось непонятно вокруг чего. Главный герой, старик, не то какой-то монах, не то колдун варил какое-то зелье из человеческих голов в своей хижине, для борьбы, я так и не понял, не то со злыми духами, не то с добрыми. Сами эти духи находились тут же. Они неизвестно каким чудесным образом появлялись в самых неожиданных местах и делали, что-то совершенно непонятное. Минут через пятнадцать чтения этой галиматьи я явно почувствовал, что схожу с ума. Раздражение нарастало. Я попробовал перечитать прочитанное сначала, что бы понять всё-таки смысл, но только почувствовал, что крыша поехала уже конкретно. Резко захлопнув книжку, я некоторое мгновение ещё пытался сообразить куда бы зашвырнуть это орудие пытки, после чего, не найдя ни чего лучшего в данной ситуации, с силой швырнул её в противоположный угол каюты. Книга ударилась о переборку и упала в углу на палубу. Я встал, достал сигарету, закурил. Поднимать книжку не стал принципиально. На душе потихоньку успокаивалось.
- Ну, блин, и братья по разуму. Нужны нам такие братья, дальше аж некуда.
До вахты оставалось ещё более двух часов, поэтому решил, всё-таки прилечь отдохнуть. Шторм между тем ощущался уже гораздо заметней. Пароход как старик, страдающий ревматизмом начал поскрипывать, взбираясь на очередной вал или явно постанывать, проваливаясь к подошве волны. Качка становилась резче и больше. Отдельные волны с силой ударяли в скулу, обрушивая десятки тонн воды на палубу.
- Филиппычь, кончай ночевать - сквозь дрёму услышал голос вахтенного матроса. Ну, только что же, две минуты назад, только-только прикрыл глаза.
- А сколько времени?
- Без пятнадцати, как обычно.
- Ладно, иди. Встаю, встаю.
Каждый раз, поднимаясь на мостик в 12 часов ночи, ощущения испытываешь, конечно, специфические. Когда из света и тепла каюты окунаешься во мрак ночи и вой ветра, да ещё с брызгами от волн, испытываешь не то что небольшой страх, но, во всяком случае, какую-то неуверенность и не уютность, если так можно выразиться. Которая, конечно проходит, а иначе и быть не может, когда освоишься с темнотой, ознакомишься с обстановкой и согласно устава, примешь вахту. Вот на эту адаптацию и даются эти четверть часа. Хотя, честно сказать, так не охота из тёплой постели выходить на вахту даже на 15 минут раньше. Но это непреложный закон.
- Доброй ночи.
- Доброй - ответил сменяющийся третий помощник капитана.
- Ну что, куда едем? - Я склонился над картой, сверяясь с местом судна на ноль часов судового времени.
- Едем как всегда. Носом вперёд.- Отреагировал третий.
Для непосвящённого такой разговор мог бы показаться более чем странным, ведь все знают, что моряки по морям не ездят, а ходят, и вообще морской язык это язык особый. Но в этом то ничего странного и не было. Да, морской язык это особый язык и выработан не случайно, или для особого форса, а что бы определённые понятия не допускали двойного толкования, когда это понадобиться. Но в обычной речи между собой, профессиональные моряки часто, даже специально, употребляют такой приземлённый язык, хотя всегда остро чувствуют, где и при каких обстоятельствах и в каком контексте употреблять то или иное выражение. Очень легко отличить не моряка косящего под бывалого моремана именно по не рациональному использованию морского языка, они ни как не разберутся, где в каком случае и в каком контексте употреблять то или иное слово.
- Ну что коллега, всё понятно? Особых указаний не было. Тогда я пошёл. Счастливой вахты. – отбарабанил третий.
- Спокойной ночи.- так же стандартно ответил я.
Вместе со мной на вахте стоял матрос, молодой парнишка лет двадцати трёх, со странной фамилией вроде как бы польского происхождения - Бжицкий Анатолий, хотя, как оказалось, он был коренной сибиряк, родом откуда-то не то из под Читы, не то из под Иркутска. И по характеру он не походил на степенного сибиряка, разбитной и шустрый балагур.
Единственный с кем я более или менее успел сойтись за моё всего недельное пребывание на “Приамурье”. Так как я тоже был довольно молодой, то были мы с ним вопреки субординации на “ты”.
- Славик, я спущусь вниз, чайку организую?
- Конечно, это отличная идея.- ответил я и уткнулся в тубус радара, что бы лишний раз удостовериться в отсутствии каких либо судов. А так как экран радара ни каких судов не регистрировал, я подошёл к лобовым иллюминаторам, расклинил своё тело между стойкой радара и лобовой переборкой, чтобы легче было стоять при такой качке, и впился глазами в сумрак ночи. Зрелище открывалось, конечно , знакомое, но тем не менее всё-таки немного жутковатое. Как пароход поднимается на самый гребень шести или восьми метровой волны и потом срывается оттуда вниз, в пропасть к подошве следующей волны. На это время даже наступает секундная невесомость, ноги отрываются от палубы, захватывает дух. Не все волны имеют одинаковую величину. Одни больше, другие меньше, а некоторые просто огромные, волны убийцы, так называемый девятый вал, хотя на самом деле этот вал не всегда и девятый, а может быть и двенадцатым, и шестым, конечно и девятым. Так вот самая красиво-жуткая картина, когда судно срываясь с гребня большой волны и со всего маху ударяется в растущую стену такого девятого вала. Судно вздрагивает как подбитая птица, на какое-то мгновение прекращает поступательное движение вперёд, сотни тонн океанской воды со страшным ударом, кроша всё на своём пути, обрушиваются на палубу. Пароход начинает трястись в конвульсиях, в продольном направлении, ещё более усиливая ощущение живого организма.
Судно в буквальном смысле ныряет под воду и над водой остаётся только надстройка. Затем, как бы из последних сил, с трудом выбирается из под воды. Вся вода с палубы в клочьях пены с шумом сбрасывается за борт, и следующий цикл повторяется снова и снова...
Наконец на мостик поднялся матрос с чайником в руках.
- Толик, ты где так долго шлялся? Чай, конечно, хорошо, но не забывай мы на вахте.
- Чё долго, ничего не долго, зато, посмотри, что я принёс.
- Ты прямо заинтриговал, ну давай наливай.
Толик налил что-то в темноте в стакан, и как только умудрился, и протянул мне. Я в первое мгновение даже не понял, что это такое.
- Ну и что это за бурда, Толик?
- Какая бурда, это компот.
- Что-о-о? Какой компот, Толик? Ты же старый моряк. Не смеши мои тапочки, кто на вахте пьёт компот?
- Я люблю компот, от в армии мы его любили. Мечтательно затянул Толик.
- Ты сейчас не в армии, а на флоте, так что давай дорогой быстренько ещё раз, и что бы через десять минут был здесь с крепким, можно очень крепким чаем, сахару чуть-чуть, совсем самую малость, а можно и вообще без сахара.
Усёк? Толик и не позорь больше вахту, или чай или кофе. Понял?
- А ром?
- Ром. Давай не разглагольствуй.
- Есть! Разрешите приступить к выполнению задания?
- Давай, давай, не трать зря время.
Минут через десять Толик вернулся на мостик с чайником горячего ароматного, крепчайшего чая.
- Ну, это ж другое дело. Что не согласен? Только два часа. До конца вахты ещё столько же, так что чай милое дело в нашей ситуации.
- Да ни чё, я не против. Будем пить чай. Второй, а ты женат?
- Нет, а ты?
- И я нет, но ничего, мы тебя здесь поженим, у нас видел какие невесты?
- Поженим. Ты сперва сам женись, деятель, давай вон вперёд смотри внимательней.
- Не боись, я смотрю, как положено, только не видно пока ни чего.
- Так это же и хорошо, что ни кого не видно.- Подумал я.
В машине пробили склянки, здесь оказывается, была такая местная традиция. Значит время без пятнадцати минут четыре часа, пора будить следующую вахту. Вахту старшего помощника капитана – королевскую по морской классификации. Потому, что к четырём часам уже и отдохнуть успеваешь и особенно хорошо себя чувствуешь, когда видишь рассвет и подъём солнца. Организм как бы заново возрождается вместе с просыпающейся природой.
Сдав вахту старшему помощнику капитана, спустился в кают-компанию, на завтрак, где уже собрались и остальные члены собачей вахты – второй механик со своим мотористом и вахтенный матрос. Как обычно, по заведённой на всех флотах традиции, какой бы завтрак не был по расписанию у экипажа, у собачей вахте ещё и обязательный каждодневный жареный картофель, который готовил обычно вахтенный моторист и который был великим специалистом в этом деле. Позавтракав, покурив и обменявшись парой морских баек, разошлись по каютам на отдых до обеда и до следующей вахты.
Где-то часов в одиннадцать разбудил голос громкоговорящей судовой трансляции – Внимание пассажиров и экипажа, в связи с изменением курса, ожидается кратковременное повышение углов качки до больших величин, просьба соблюдать осторожность.
- Куда это поворот такой, вроде нам ни куда поворачивать и не надо было в ближайшие сутки, по крайней мере – промелькнуло в моём мозгу.
Судно резко положило на правый борт, градусов на 20-25, на сколько я мог судить лёжа в койке. Где-то внизу послышался грохот падающих предметов, что-то всё-таки оказалось, не закреплено, или закреплено, но не должным образом. Задержавшись, какое-то время на правом борту, словно раздумывая, стоит ли возвращаться, судно всё-таки, как бы нехотя, начало выравниваться, а потом пошло валиться на левый борт. У меня тоже ящик стола в результате крена совсем выскользнул со своего штатного места, грохнулся на палубу, и всё его содержимое рассыпалось по каюте. Пришлось вставать раньше запланированного времени и возвращать всё на своё место. Поворот между тем видимо закончился, так как качка пришла в норму, даже стала значительно меньше.
Спускаясь в кают-компанию на обед, обратил внимание, что многие пассажиры с зелёными лицами, искажёнными страданием полулежали почему-то на диванах в коридорах. Бедные девочки из пассажирского штата тоже выглядели не геройски, но стоически продолжали выполнять свои обязанности.
На мостике кроме вахты был капитан, который склонился над свежей факсимильной картой погоды, которую, видимо радист только что принёс из радиорубки.
- Анатолий Иванович, куда это мы? Что-то случилось?- спросил я у капитана.
- Ничего не случилось. Домой. Шторм случился. Сегодня руководство круиза обратилось ко мне со слёзной просьбой и даже требованием поворачивать назад. Пассажиры говорят, что за такие деньжищи лучше поблевать на берегу, в ресторане. Короче кончился круиз. Идём домой во Владивосток.
Жалко людей, не повезло, в кои-то времена решили отдохнуть с шиком и на тебе, отдохнули.
- Нормально, будут знать, за что нам деньги платят.- Я вспомнил разговор при посадке во Владике.
- Это всё третий виноват. Фёдор Семёнович, что ж ты нам лапшу на уши вешал, что если чайка села в воду – жди хорошую погоду? Пошутил капитан.
- Я тут ни при чём. Что думаете, среди чаек нет представительниц древнейшей профессии? – В присущей ему грубоватой манере отреагировал третий помощник.
К полудню следующих суток вошли в бухту Золотой Рог и ошвартовались кормой к причалу № 30, практически в центре Владивостока. Так как была моя вахта, я находился у трапа, наблюдая за обеспечением безопасной высадки пассажиров.
- Ой, ребята, какая же у вас трудная работа, да вас ваши жёны на руках должны носить. Спасибо вам и вашим девочкам, как же они-то бедненькие такое выносят. Я даже не представляла, что это так страшно. – Рассыпалась в благодарностях одна из пассажирок.
- Да ничего там страшного, да и шторм-то был не самый сильный, бывает гораздо хуже. Хотите, я вам на память об этом круизе книжку подарю? Она не имеет отношения к круизу непосредственно, но это книжка с нашего ”Приамурья” вам на память, так сказать, о рейсе.- Сказал я.
Подождите минуточку, я сейчас. Я бегом поднялся в каюту, нашёл эти злополучные Корейские сказки, которые, кстати, так и валялись в углу каюты, и вышел к трапу.
- Вот вам. На память о нашем судне.- Я протянул книжку пассажирке, через силу сдерживая, наверное, глупую улыбку на своем лице.
- О, большое спасибо. До свидания. Удачи вам ребята и что бы всё было хорошо.
- До свидания.- Я вошёл внутрь надстройки.
- Чего это ты улыбаешься? – спросил третий.
- Потом расскажу.- Я поднялся в свою каюту. Сел. Закурил, обдумывая, как жить дальше, что делать. Но что-то в голове, не было ни каких мыслей.