Глава первая.
Сергей за год жизни на новом месте и в новой стране обжился, определился с работой, со своей научной работой – начал переделывать и дописывать свою, ещё советскую, докторскую диссертацию под ту тематику, которой занимался сейчас в университете своей новой Родины. И то, чем он сейчас занимался, было интересным для него, оно его увлекло.
Ректор университета, человек дальновидный и умный, не стал стреножить своего нового молодого учёного и ту тему для докторской, которую предложил Сергей, несмотря на то, что она не вписывалась в те программы, за которые университет получал деньги, он нашёл способ профинансировать и тему Сергея.
Тема была интересна своей будущей перспективностью и открывала новые возможности для новых научных изысканий в будущем, естественно и притока новых денежных и людских ресурсов, то есть развитию самого университета, который в будущем в этой области мог стать мировым, на уровне Английского или Американского университетов.
(Ректор был честолюбив. Тем более, что и Сергей пришёл не с пустой головой. Мировая глоболизация финансов и экономик развитых стран вызывала в первую очередь объединение усилий всей человеческой науки. Оно - одно государство уже не было в состоянии «прокормить» фундаментальные науки своих стран. И мировая тенденция развития науки указывала на то, что в скором будущем мировая наука начнёт концентрировать свои усилия в каких то основных мировых научных центрах.)
Сергей так далеко не заглядывал – ему дали на его исследования деньги, его самого обеспечили самым необходимым, он занялся тем, что ему было интересно (раз его стране его мозги были не нужны), а на остальные «прибамбасы» сильных мира сего он смотрел с усмешкой глубокого старика возле детской песочницы, в которой маленькие детишки выясняют отношения между собой.
Катюша училась в школе в третьем классе – ей даже, не смотря на потраченное время для изучения языка, хватило тех знаний, которые она получила в русской школе, чтобы не отстать от своих одногодков. (Оказалось, что в западных школах идёт более медленное изучение предметов. А первые классы для детей вроде не учёбы, а игры, но уже более целенаправленной). У Катюши появились подруги в городке, она постоянно с ними общалась в школе и на улице. Но вот смерть матери она переживала не меньше, а даже может быть где то и больше, чем Сергей. На детский, в общем то непосредственный вопрос – «А где твоя мама?», девочка резко вскидывала голову, зло смотрела на обидчика, в глазах закипали слёзы и если обидчик ничего не понимал, то она, не особенно беспокоясь кто перед ней, начинала истерично драться. Но так как она была хорошей, доброй, веселой, заводной и отчаянной подругой, то обида на неё скоро проходила и она уже вместе с обидчиком носилась по парку, а если дело было возле школы, то по школьному двору. Со временем её друзья привыкли не спрашивать про маму и конфликтов более не возникало.
Отец с ней тоже не разговаривал о матери, но не по тому что дочь может на него разозлиться (не стала бы она злиться на родного человека и единственно здесь близкого ей), а потому что он сам боялся разрыдаться перед ребёнком. Две истерики одновременно в одном доме, где живут два человека – это слишком много. Он даже самую малость не переставал думать о жене. Для него она так и не умерла. Она всегда была рядом с ним. Иногда он даже забывался и непроизвольно, заработавшись над чем-нибудь, ждал команды с кухни на обед. И вдруг понимал, что никакой весёлой команды не будет и никто его не позовет ни на чай, ни на борщ - звать стало некому. Нет ни матери, нет и жены, нет самых дорогих людей рядом. Тогда он замирал от неожиданности, ждал, когда успокоится разом стянутое болью сердце, откладывал работу, выходил в заросший сад, где у него было тихое укромное место с широким пеньком от спиленной яблони, садился и, стиснув зубы, чтобы не завыть от душевной боли, пытался забыться. Это сделать удавалось всегда с большим трудом.
За эти полтора года, после смерти Галины, Сергей так и не смог привыкнуть к потере. Он не только не смог привыкнуть, он даже смириться с этой потерей и принять её не мог. Он по инерции продолжал искать выход из той трудной ситуации, в которую затащила его судьба. Он и сюда то приехал уже после смерти жены. И в этом он видел какую то подлость судьбы по отношению к нему. Одной из причин приезда сюда, было желание убедиться в том, что если бы они с женой уехали из России раньше, ещё до её гемодиализа и до безумной перестройки страны Россия, то она была бы жива. Сергей хотел ещё раз убедиться, что чёрный разлом страны стал, если не основной то уж косвенной причиной смерти его жены, точно. И в этом он сейчас убеждался. Климат был тот самый, который был необходим его жене для жизни. И люди здесь были людьми, а не полярными волками, как в России, ненавидящими друг друга и себя самих из-за постоянной борьбы за кусок хлеба.
И после подобных выводов он ещё сильнее ненавидел тех, кто уничтожил его Родину и убил жену. Он думал, что уехав сюда и занявшись любимым делом, он сумеет забыть всю ту подлость, которая происходила в его стране, успокоиться. Но нет, здесь его ненависть ещё ярче и ненасытней разгоралась от сознания полного бессилия что либо изменить. Сидя на пеньке, он скрипел зубами и почти выл от беспомощности и бессилия, от осознания безутешности своих потерь. В такие минуты он не хотел жить и начинал думать о том каким способом свести счёты с жизнью и судьбой или с теми, кто сделал его жизнь кошмаром. Но для того, чтобы что то предпринять, нужно было встать и начать двигаться. И это усилие возвращало его к действительности – он начинал слышать голоса на улице, смех Катюши, разговор из соседнего сада Ann с кем-нибудь, а чаще с его дочерью, потому что они по соседски быстро подружились, так как в основном она и занималась английским языком с девочкой.
Ann работала помощником у Сергея на кафедре радиофизики и под его руководством начала писать диссертацию, которая могла стать частью докторской самого Сергея. И они частенько засиживались дома у Сергея за работой. Катюша к этому времени, когда надо было им расходиться и идти спать, уже спала. Сергей провожал Ann до калитки и она уходила к себе домой.
Ann была красивой, молодой женщиной чуть моложе его жены. Родилась она в Австралии, куда приехали её родители из Америки, попав туда убегая от фашистов во время войны вместе уже со своими родителями. В её крови кроме чешской была ещё и немецкая кровь и даже турецкая. Видимо поэтому разрез глаз у неё был миндалевидный, немного растянутый на краях, но глаза светло – голубые с дымчатой поволокой и волосы светлые и не очень густые, особенно если её сравнивать с волосом Катюши, у которой толщина косы была с запястье Сергея.
Это была настоящая мука для Катюши и для Сергея причесывать её волосы. С ними боролась на равных и могла справиться только её мама. Мыли голову девочки Галя и Сергей вместе - в одиночку с ними справиться было невозможно. Катюша откидывалась над тазиком назад, Сергей держал её, чтобы она не упала, а Галя просто их стирала в тазике с шампунем.
И здесь помощь соседки в мытье головы дочери была крайне необходима. Ann уже не один раз предлагала Сергею и Катюше отрезать косу, чтобы так не мучаться с волосами, но Сергей, да и сама хозяйка, категорически не хотели этого делать. Для них эти волосы были памятью о жене и матери. Если бы сама Галя предложила когда то отрезать их то, может быть, и они бы сейчас согласились на предложение Ann, но они помнили с какой любовью Галя причёсывала дочь и эта память не давала им последовать предложению соседки. И каждый раз, когда надо было мыть голову дочери, Сергей приглашал Ann. Причесывать ребёнка он научился сам. И вообще он старался не обращаться лишний раз за чьей-нибудь помощью. Свои проблемы старался решать самостоятельно.
Сергей и раньше то, до смерти жены, не особенно был словоохотлив, но после смерти сначала матери, потом отца и как завершающий удар – смерть жены, он стал даже немного угрюмым. Особенно его угрюмость явно проявлялась при необходимом общении с женщинами, которых бывало довольно много на его семинарах по радио физике. Весёлые, молодые, красивые и беззаботные они будили в нём воспоминания о жене и он старался поменьше общаться со столь свободными и самоуверенными в общении девицами, которые начинали с интересом поглядывать на молодого симпатичного учёного из далёкой и незнакомой России. Их естественный женский интерес усиливался, когда они узнавали о смерти его жены. И даже может быть неосознанно, по причине своего женского естества, начинали кокетничать с ним. В этой ситуации он, не зная что сказать и что сделать, старался побыстрее избавиться от них. Но попадались довольно нахальные и разбитные девицы и тогда он, чтобы не оскорбить слух этой малолетней дурочке, ругался отборным матом на русском языке. Чем восхищал окончательно девицу, но, видя дикую ярость на его лице, она всё ж таки соображала, что затеяла свою игру не ко времени и ретировалась. А он прятался куда-нибудь от этого весёлого шума, вспоминал весёлую и жизнерадостную молодую Галю, отворачивался к окну и тихонько вытирал глаза, неожиданно набухающие от слёз.
Однажды его в таком состоянии увидела Аnn, но повернувшись в пол оборота к ней, он так яростно и дико глянул на неё, что она со страху резко захлопнула дверь, а со стены над дверью упали часы. А уже после того, как он вернулся в лабораторию, она ещё искоса долго наблюдала за ним, боясь подойти и что то спросить.
После этого случая все её мысли о своём семейном будущем, возможно с Сергеем, надолго улетучились. Таких яростно – безумных глаз она ещё не встречала в своей жизни. И в отношении Сергея она была уверена всегда, что он культурный, немного не разговорчивый, но такой же, как все местные, мужчина. А тут полыхнуло такой яростью, такой болью, так полоснуло по нервам, что ей показалось на мгновение, что она попала в клетку с тигром. Такой первобытной ярости она никогда в людях не видела.
******
.
Катюше уже было девять лет – возраст достаточный для того, чтобы многое видеть и понимать происходившее вокруг её отца. Она конечно ревновала, но до серьёзных разборок с отцом не доходило. Отец для неё, как и она для него, были единственными близкими людьми здесь, на другом континенте.
Бабушка и дедушка остались в Москве, далеко. Погоревать то ей и то не с кем, только отец. Ей очень не хватало матери, близкой и любящей женщины. Отец безусловно любил её, но это отец и от него девочка ждёт несколько иной любви, чем от матери. Сейчас наступало то самое время, когда мама становилась (или не становится) близкой подругой и доверенным лицом. Всё, что расскажешь матери - женщине, не возможно рассказать отцу - мужчине. Тем более, что южная кровь заставляет быстрее взрослеть девочку. И в это период полового созревания нужны оба родителя, как воздух, каждый со своими особенностями. (И мужскими и женскими). А у неё был только отец, который любил её, очень сильно любил, особенно за её безоговорочную похожесть на Галю. (Как две капли воды их лица были похожи, за исключением цвета волос, глаз и более смуглой кожи, и, может быть, Катюша по росту обойдёт свою мать, она уже и сейчас была не маленькая). Это было живое воплощение жены Сергея. И это была ещё одна причина, по которой он не забывал свою жену – каждый день он видел её дочь, как две капли воды, похожую на неё. Иногда обнимая и целуя девочку, ему казалось, что он целует Галю. Она могла точно так же с разгону налететь на него, зависнуть на шее, чмокнуть в ухо, спрыгнуть и понестись дальше – так всегда делала её молодая мать на даче родителей Сергея. (Когда и как давно всё это было. Будто в прошлой жизни. Тоска, постоянная тоска давила сердце. Чтобы он не делал, как бы не отвлекался, вот эта - давящая тоска, не проходила до конца никогда ).
Человек должен жить, раз он родился. Он не вправе решить за Господа жить ему, человеку, или умереть. Человек должен жить – так написано на роду каждого живущего на земле. Но как иногда бывает трудно справиться с болью и обычной, и душевной. Почему то принято считать, что душевная боль она менее болезненна. Нет, так может сказать только человек, который не испытывал настоящей душевной боли, а лучше сказать душевных мук, это обозначение наиболее правильно. Сердце болит, как при обычном заболевании, пульс колотиться со скоростью бегуна на короткие дистанции, голова тоже болит, от стягивающего обруча постоянных мыслей, расслабиться невозможно ни на минуту – мысли вертятся по одному и тому же кругу. От них не возможно избавиться даже во сне.
Если удастся заснуть, наглотавшись снотворных таблеток – сон всё равно превратится в кошмар с теми же действующими лицами. И эта боль выматывает ничуть не меньше, чем обычная привычная и так же хочется, чтобы она побыстрее закончилась. Но в этом случае надежды на то, что болезнь возьмёт тебя с собой в небытие, никакой нет – ты физически здоров. А вот такая перспектива если на годы? Что тогда? Что в этой ситуации делать? Вряд ли кто то вразумительно ответит. Да и не искал Сергей ответов. Он пытался жить с тем, что у него есть. А у него была дочь, которой была нужна его любовь, забота, его надежда. Сергей жил, как мог, работал, как ломовая лошадь по четырнадцать часов в сутки, стараясь не оставлять времени на раздумья. А когда мысли заняты какими то расчётами, мыслить о чём-нибудь ещё просто нет возможности.
Как жить не интересно стало мне,
Как мало доброго осталось на земле,
Как я совсем не радуюсь цветам
И, как же, безразличен себе сам.
В душе, моей, как в склепе, тихо,
И солнца свет едва сквозь сито
Моих бойниц умерших светит,
Но пепел, только пепел, он заметит.
Душа уже пуста - и не трепещет,
Фонтан любви засох – уже не плещет,
И даже, брызги высохли давно
Лишь чёрный пепел выстилает дно.
Зачем, к чему оставили мне жизнь?
Зачем и для чего сказали мне держись?
Зачем, на что надеяться теперь?
Ведь я уже свободен от потерь.
Что ещё можно у меня отнять?
А, что ещё мне может кто то дать?
Я не хочу – оно не нужно мне.
И то, что мне дают – сгорит в огне.
Я не согрею никого, а лишь спалю
И жажду искренней любви не утолю.
Оставь меня, оставь, мой милый друг,
Я только сею смерть себя вокруг.
Мой Рок! Ты подарил мне что хотел?
Устал, наверно, отдохни от дел.
Мне нечего терять, свободен я теперь.
Закрыл бы ты скорей за мною дверь.
------------------------------------------------
Печаль и радость нам даны от Бога -
По жизни каждому cвоя дорога.
По ней идти нам не спеша,
Быть может - тяжело дыша,
Когда судьбы жестокие удары,
Кромсая плоть, наносят раны.
Как пики дикого врага,
В полон ведущие тебя.
Нам не дано понять судьбы
Предназначенье, но мы живём
Мы сеем зёрна жизни, ждём,
Когда проросшее зерно даст всходы,
Даст новые пороки и невзгоды,
Мы смотрим на несущиеся годы –
Нас смерть возьмёт, но мы её не ждём.
А ветер жизни бьёт нас
то в лицо, то в спину,
Бросая в грязь или в болото в тину,
И мы плетёмся, падаем, встаём, опять идём.
Нас манит дым костра, похлёбки запах,
Надеемся дойти и отдохнуть, но нет –
Опять обман, мираж и под ногами слякоть,
И нет, уж сил идти, но мы ещё идём.
Зачем и почему нас манит
огонёк надежды?
Зачем нам силы Бог даёт?
Зачем мечтаем мы и ждём?
Чего мы ждём, и что нас ждёт?
Не знаем мы и знать не будем –
Зачем создатель создал этот мир,
Войну и грязь и музу лир.
Зачем мы любим и страдаем,
Зачем потомков мы рождаем,
Зачем на муки их плодим?
Но жизни колесо нам не подвластно.
Не в силах мы бег бытия прервать,
Мы можем только ждать, любить, страдать,
А, остальное, в божьей власти.
Ему судить, ему карать.
Но в любой момент круговерть мыслей может свернуть в обычную тоскливую колею и тогда все расчёты по боку, а в голове одно: «Зачем я живу? Для чего и для кого? Ах, Катя. Нужно жить и вырастить её, всё остальное необходимо выкинуть из головы, иначе я просто сойду с ума». Но не просто заставить себя думать о чём то отвлечённом от ежесекундно гложущей боли, переключить свои мысли на работу или разговор с кем-нибудь, потому что любая тема разговора совершенно не интересна и люди вокруг они тоже совершенно не интересны, даже самые умные или самые красивые, или заботливые и добрые. Только Катюша его отвлекала своими вопросами и требовательным вниманием к ней, своей непосредственностью и своим, не по годам, пониманием его состояния. Было странно осознавать, что маленькая девочка способна заглянуть ему в душу и сопереживать ему, испытывая такую же боль, как и он. Но она была молода и жизнелюбива, поэтому не смотря на потерю очень близкого ей человека, своей матери, ей, в отличии от отца, было интересно всё вокруг и ей была интересна сама жизнь. У неё всё впереди, не смотря на те потери, которые она понесла в раннем детстве, всё самое хорошее и счастливое было впереди, чего нельзя было сказать о Сергее, у которого впереди кроме сумрака и тьмы ничего не было. У него не было Надежды и жизнь его стала не интересна и несчастна. Если бы у него была Вера, хотя бы во что-нибудь или в кого-нибудь, или ради чего-нибудь в будущем, тогда может быть он перестал видеть жизнь в мрачных красках, а дальнейшую свою перспективу в будущем углядел бы сквозь пелену боли и мрака. Но впереди у него ничего не было. Катюша вырастет, выйдет замуж и уйдёт от него к другому мужчине, которого полюбит, а он останется совершенно один на этом не милостивом к нему свете. Тогда зачем ему жить? Но жить нужно ради ребёнка, ради её ребёнка, несмотря на всё горе и все потери. Такие мысли частенько посещали его, они заставляли его перебороть желание в нём убить себя и закончить эту муку под названием жизнь. Сергей сейчас очень хорошо понимал своего отца и его уход из жизни и если бы не дочь Гали, то он бы тоже, скорее всего, ушёл из жизни, как его отец. Но….человек предполагает, а судьба предлагает и от её предложений невозможно отказаться.