От сумы да от тюрьмы...

       

       Толпа несчастных матерей, жён, родителей, стариков, близких стояла возле СИЗО, в народе это место «предвариловкой» называют. Зима. Ещё совсем темно. Сесть негде. Не курорт! Все молчат. Вокруг маленькой конторки на упрятанной от центра улице никто не скалывает лёд. А погода переменчивая, то подтает, то снова застынет. Везде наплывы, скользко. Уже давно пора открывать приёмную, но там не торопятся. Терпеливые родственники мнутся, переставляют сумки поближе, перекладывают продукты, вещи.
       Наконец-то открыли. Один мужик, самый первый, просунул голову в окошечко, но сразу же он стал торопливо сгребать сумки и заспешил в сторону трамвая.
       –Перевели на Лукьяновку, – объясняет голос опытного человека из очереди.
       Следующий застывшими руками передаёт в окошечко задубевшие батоны, кольцо колбасы. Там взвешивают, что-то забирают. «Передадут хоть ему?» – бормочет старик, отходя от окошка.
       У пожилой женщины не оказалось с собой паспорта, только пенсионное удостоверение. Не хотят принимать передачу. Побежала вокруг будочки к начальству. Просила, плакала: «Сумки тяжёлые, я сердечница, не донесу обратно. Возьмите, ради бога!» Помогло! Взяли, предупредили, чтобы в другой раз с паспортом была. «Мало ли что – на обмен подала – а у нас – инструкция!»
       Другой женщине возвратили сгущёнку в железной банке.
       –А перелить нельзя?
       –Вы что, мамаша, только в пластиковой упаковке.
       –Где же её достанешь?!
       Вдруг в тишину и бормотание ворвался весёлый голос с нерусским акцентом: «Пропустите меня! Я всем вместе принёс! В камеру!» Оглянулись – негр, укутанный какими-то шарфами, синий от холода, только зубы блестят. Пропустили. Суёт в окошечко две огромные сумки, трёхлитровую банку сока.
       –Я сидел, меня люди кормили, я вышел, хочу всем передать. В камеру! Берите! Всем хватит!
       Взяли у него, пересмотрели, хотели сумки вернуть.
       –Не надо, – кричит, – я сидел, меня люди кормили, а вышел, всем хочу передать!
       В очереди стало как-то теплее.
       –Надо же! Какой совестливый негр!
       –Да ведь сам понял, каково там!
       –От сумы да от тюрьмы…
       Что-то как будто оттаяло. Люди стали тихонько говорить друг с другом.
       –А вашему сколько лет?
       –Да я б его своими руками…
       –Нельзя, говорите, апельсины передавать? Наркотики? Кто ж их станет в апельсины колоть?
       –Ах, господи, за что такие напасти, – вздохнула старушка, видимо из села, – раньше и не слыхать было про наркотики эти.
       А одна женщина развязала свой узел и дала ребёнку, который тут же маялся, пару пряников: «Ешь, ешь, застыл совсем!»