Асфальт городских улиц...сколько крови, злобы, слёз, ненависти на твоём теле, сколько впитал в себя бессильной ярости и горя. Сколько ещё впитает бесконечная серая лента в пыли.
Стоя возле окна гостиницы на первом этаже холла в пол оборота к окну, боковым зрением я увидел мелькнувшую тень, но не горизонтально окну, а вертикально, как будто со второго или более высокого этажа выбросили что то крупное и серое. Этот свалившийся предмет размерами напоминал гостиничный матрас. Вслед за первым матрасом, как яблоки с яблони в сильный ветер, посыпались ещё несколько похожих предметов первой необходимости в любой самой заштатной гостиницы. При внимательном рассмотрении эти серые продолговатые и полноватые предметы, с несколько выпирающей серединой через ремень, его(предмет) опоясывающий, оказались молодыми мужчинами довольно крупного размера и выше среднего роста обычного европейца. Потом с улицы послышались какие то крики и мы с товарищем вышли посмотреть на улицу, что же там происходит и не лежат ли эти бедолаги на асфальте в луже собственной крови. Да и сразу мысли замельтешили разные по поводу парашютистов без парашюта, да ещё в таком неестественно большом количестве самоубийц, собравшихся в одном месте и решивших свести счёты с жизнью в столь людном месте, видимо помогая совершить этот подвиг друг другу, и все одновременно друг за другом, соблюдая очередность.
Их, так сказать, «обоюдоострое желание» могло быть обосновано разными причинами и обстоятельствами, вплоть до членства в секте прыгунов – самоубийц. Но до этого момента мне и тому, кто был рядом со мной, моему давнему другу, а мы на ходу переговорили об этом, не доводилось слышать о нечто подобном, поэтому подумалось, что их может быть кто то просто выбросил из окна, допустим, десятого этажа. И они молча и мужественно, как и подобает настоящим героям, без криков, мата и ругани во весь голос, долетели до своего логического конца. После чего их в этой жизни стало мало что интересовать, а волновать то уж тем более. Вот только перед самым концом, может быть кто то из них не выдержал и что то произнёс вроде «мама». А на улице женщины, проходившие мимо окна, в испуге подумали, что это их сыновья, как раз, словно гроздья винограда с виноградной лозы посыпались на плодородную почву сильно удобренного асфальта двуокисью свинца и других соединений тяжёлых металлов. И, женщины не разобравшись, но подумав, что кричат их любимые чада, непроизвольно подняли шум, крик и прощальный плач прямо здесь, на месте, не дожидаясь команды для наёмных плакальщиц: «Начинайте рыдать» и, не откладывая в долгий и продолговатый ящик с крышкой не только тело но и дело. В забытьи, опять же неосознанно, не обкладывая букетами цветов бедных сектантов (или жертв крыш высотных гостиниц, тут же недалеко, отнятыми группой инициативных женщин у какой то кавказской национальности и вместе с кавказской национальностью притащенных сюда же, на место общего сбора парашютистов и их мам, неожиданно и случайно проходивших мимо гостиницы.
Но мы ошиблись в своих предположениях и домыслах, а наше желание помочь бедным героям от высотной высоты хоть чем то, (а уж их будущим дворникам наша помощь ой как нужна была бы), собрав в отдельные кучки то, что могло находится в одной, вдруг уткнулось в нечто такое, что наши аппетиты, как то поутихли сами собой, а появилось горячее совершенно обратное желание сделать, как можно больше куч из того, что прыгало с высоты второго этажа в виде гостиничной принадлежности, а сейчас и здесь дрыгалось на наших глазах.
Всё оказалось прозаичней, грязнее и подлее, чем первоначально подумалось нам с другом. Женщин не было, это такими визгливыми и истошно - истеричными голосами орали сами матрацы, при этом размахивая ногами и руками. Хотя нет, ноги у них не просто размахивались – они били конкретно по цели, которая лежала в центре круга. А пятеро здоровенных мужичков лупили ногами по ней, что есть мочи с хорошим замахом и хорошо поставленным ударом, как по футбольному мячу, и именно в тот момент, когда судья назначил пенальти и вот самый результативный футболист команды противника готовится пробить одиннадцатиметровый в девятку – у вратаря поймать этот мяч шансов практически нет. Так и у того парня, которого они били, шансов выжить то же, похоже, не оставалось. Озверевшие взрослые мужики били парнишку лет семнадцати восемнадцати за то, что он снимал зеркала с их иномарок, которые в ту пору считались последним писком авто на асфальте и все «жигули» и «москвичи» должны были им уступать дорогу и уважительно скатываться на обочину, когда этот хрякоподобный соизволял выехать и повезти свою задницу от одного места сидения до другого, точно такого же, отличающегося от первого, только местом расположения в городе и диваном, на котором они–с соизволяют возлежать-с.
Тут немного пожалуй следует рассказать о друге, чтобы был понятен дальнейший ход повествования.
Назовём его Вася, чтобы он не обиделся на меня, если вдруг ему доведётся прочитать этот рассказик из жизни. Так вот, Вася сам то родом не из Москвы, в город приехал рыть окопы под Москвой, а именно рыть тоннели Метро строя и по призыву этого самого Метро строя после службы в Армии А до службы в Армии проживал в древнем русском городе, славным своим богатырём Ильёй Муромцем. А отсюда любому, хоть чуть знакомому с русскими народными сказками, становится понятно, что этот славный городок называется Муромом.
Особыми умственными талантами Вася не обладал, но был силён, жилист и вынослив, а благодаря занятиям карате, так ещё и натренирован достаточно не плохо для парнишки из заштатного городишки, но древнего, а главное славного именно своими богатырями. Роста Вася был среднего, худощавый, на личико симпатично - смазливенький, вызывающий неподдельный интерес у женщин и глухое раздражение у мужчин. Правда только у тех мужчин, кто его не знал совсем и имел неосторожность напомнить ему под руку, а в этот момент его руки были заняты конкретным делом - он шарил там, где дамам нравится, но совсем не нравится их мужчинам, чтобы он убрал свои руки куда-нибудь в другое место. Вася убирал и буквально через пару минут раздражение, как рукой снимало. И именно Васиной рукой и снимало. А если, что то там и оставалось, глубоко и далеко в душе и голове настоящего героя - джентльмена, то это оставшееся старались спрятать ещё дальше и глыбжее, чтобы не задеть случайно Васино самолюбие и внимание к нему женского полу, во избежания окончательной потери головы от Васиного внимания конкретно к этому раздражённому. А ко всему вышеизложенному следует добавить, что однажды Вася не совсем случайно столкнулся с берёзой. Берёзка попалась крепкая, ребятки, которые его заставили обнять берёзку, то же не слабые, ну вот и с тех пор Васю иногда «клинит», как он сам и выражается. Собственно клин вот в чём заключается – не может Вася более двух минут вести душещипательные беседы на тему, что такое хорошо и что такое плохо, ну не может он долго говорить на подобные и некоторые схожие темы. Через пару минут задушевной беседы Васю клинит. Оно бы всё и ничего, если бы заклинило и отпустило, но вот, как на грех, расклинивает его только тогда, когда того, кому он пытался внушить мысль о добром и вечном, то же клинит и он едва не оказывается у края вечности. Ну а потом, как водится, скорая приходится, и неразумного начинают возвращать к нормальной жизни и к самой её одноклеточной ячейки обчества - семье. И вот, чтобы семья подопечного Васи осталась с кормильцем, в таких случаях обычно веду душещипательные беседы я. Меня о берёзку не били, я не занимался карате, и со мной проще разговаривать - я не тороплюсь и всегда пытаюсь вникнуть, если есть во что вникать. Имеется ввиду, если собеседник адекватен и не тропит Васю принять участие в собеседовании.
Таким образом общая картина обрисовалась и дальнейшее повествование будет уже понятно. Так вот, эти бугаи сами поторопились и я не успел им внушить ничего из доброго и вечного, а Васю, на этот раз, я не разочаровал – он таки принял участие в общем собрании и отдельно взятом собеседовании. Собрание было не долгим – Вася, как знаменитый ледокол, бороздящий Северные моря и океаны, плюющий на холод, мороз и незнание капитаном гидролокации мелкого дна, в любую погоду колющий льды и даже паковые, сначала прошёлся вперёд, сказав мне предварительно, чтобы я снимал со спины.....дальше он не успел, но я, хорошо зная своего друга, и так всё знал заранее, поэтому пошёл сзади, прикрывая ему спину. Я хорошо понимая, что всё и Васю заклинило, а разговоры о бренности тела в этой жизни, особливо в Васином присутствии, несколько запоздали, потому что эти хряки поторопились сами. И теперь вместе с этим мальчишкой к семье возвращать придётся ещё, как минимум, пятерых. Мы же не знали, а вдруг кто-нибудь бросится защищать этих милых хрячков. То есть, когда я считал сколько семей нам придётся осчастливить своим вниманием, исходил из наличности на данный момент заклинивания Васи, но ведь могли быть и варианты, которые то же следовало учитывать мне, потому что Вася очень увлекающийся человек и перестаёт обращать внимание на всё, что вокруг него, потому что, как мы уже говорили – Васю клинит. Пройдя вперёд и оглянувшись, я понял, что назад Васе идти незачем – трое лежали и не двигались. Мельком подумалось: «Ещё троих к семье, кроме мальчишки», а двое других, видимо самые сообразительные из всей компании неразумных и так же видимо, занимавшиеся спринтерским бегом в ранней молодости на длинные дистанции, несмотря на их животики, были уже на приличном расстоянии а, судя по скорости их удаления от любимых авто, возвращаться не собирались и даже к их, столь любимым, авто последнего писка.
До сих пор не знаю, выжил ли мальчишка, потому что когда мы подошли, он от ударов уже даже не стонал и не кричал, а только при каждом ударе мыкал и не шевелился, шевелили его ноги хряков хорошими и резкими ударами футболистов. Лежал окровавленный кусок не шевелившегося мяса, бесформенной грязной кучей расплывшейся по асфальту, сдобренному отходами авто последнего писка. Скорее всего, он был без сознания или его уже не было совсем. И такое могло быть.
А с хряками всё хорошо, они отделались лёгким испугом, сломанной в двух местах челюстью, выбитыми зубами и выбитой же коленкой, лёгкими ссадинами и царапинами от асфальта, сдобренного грязными и подлыми отходами авто последнего писка.
Да! Вы наш ангел хранитель,
Вы спасаете нас от беды.
Злоба душит поэта, губитель
Чистоты и душевной любви.
Злоба, ярость рождает и немочь,
Гасит всё, что нас грело внутри.
И становимся мы просто мелочь
Под забором в дорожной пыли.
Музы нет, её ярость убила,
Лира струны свои порвала,
Измельчала душа, заскулила,
Но сама ты себя предала.
Да! Вы наш ангел спаситель,
Бережёте Вы пламень души,
Вы самих нас себе сохраните,
Чтоб не стали себе мы враги.