Вадим Сыромясский
Апрельские тезисы 2
Не спрашивай, по ком звонит колокол. Помолчи и вздохни.
Красота искушает мир.
Поэзия, перенасыщенная эмоциями, напоминает духи, в которые выплеснули слишком много эссенции.
Душно душе, муторно сознанию. А разум требует двигаться вперед и не сдаваться.
Если вы не приучили себя радоваться препятствиям, то они вскоре одолеют и парализуют вас.
Мы рождаемся, живем и умираем – банальная история. Но если в упомянутом промежутке мы совершаем какую не будь глупость, то это уже ново и оригинально.
Старость и смерть – не одномоментные события. Поэтому не логично думать “старость наступила, и смерть произошла”. Правильнее было бы заключить: старость заступила на боевое дежурство, и смерть приближает фатальный финал.
Сотворяя жизнь как таковую, наш Создатель, несомненно, опирался на некоторые модели и банальности, которым суждено повторяться из поколения в поколение. Поэтому история, литература и искусство всех времен неизменно возвращается к своим отправным точкам: боготворчеству, войне, всепоглощающей любви и коварному предательству.
Ничто не мешает нам предположить, что аномальное долгожительство людей – не дар божий, а сбой в программе, господствующей в природе. Миллиарды не доживают до шестидесяти, и лишь единицы преодолевают столетний рубеж. То есть, первое является правилом, а второе исключением.
Побродив по мелководью, человек вообразил себя мореходом.
Жестоко и неотвратимо бьют куранты жизни. Время немилосердно как хищный зверь.
Смерть не страшна. Страшит ее приближение.
Память дорога тем, что постоянно находится на боевом дежурстве в нашем сознании. Помнить дорогие моменты можно всю жизнь. А забыть ключи от машины можно сегодня.
С перекрестка поисков и желаний мы сворачиваем на площадь надежды.
Истина ярче солнца. Поэтому рассматривать ее приходится через затемненные стекла.
Вещи – наши рабы. Когда же они становятся нашими хозяевами – это уже рабовладельческий строй наоборот.
Люди чуют, против кого Бог, и стараются внести свою лепту.
Супруги, у которых много общего, сталкиваются с проблемой, как его поделить.
Обиды и раны со временем заживают, оставляя на память рубцы и шрамы.
Изучение собственных душевных недугов лишь усугубляет болезнь. “Думай о хорошем!” – неоднократно повторяет известная целительница, отважно вскрывая скальпелем мои гноящиеся раны.
Наши чувства обостряются, если их постоянно напрягают. И наши страсти становятся неуправляемыми, если им потакают.
Когда исчезает духовная составляющая дружеских встреч, обильные возлияния и назойливые излияния вызывают душевную изжогу.
Мир потрясает глобальная, скрытая и жестокая, война за биологический приоритет в живой природе, включая претендующего на особую роль человека.
***
Еще раз о смертном приговоре. Твердолобые “правозащитники” продолжают кощунствовать, провозглашая аморальность смертного приговора и вводя общество в заблуждение сообщениями о том, что некие неназванные страны (разумеется, исключая неприкасаемые Соединенные Штаты) убедились в бесполезности крайней меры наказания. Их очень волнуют “чистые руки” власть предержащих идеологов и ублажающая слух бюрократов статистика убиений за отчетный период. А суть и арифметика вопроса проста: уничтожая непоправимо ущербного субъекта типа Чекатило и иже с ним, мы гарантируем сохранение жизни и избавление от мучений десяткам и сотням наших женщин и детей, на которых уже легла тень злонамерений извергов. Статистика вопиёт: выпущенных на волю убийц и насильников преследует мания рецидива, которой они не в силах противостоять. Люди, будьте бдительны! Пепел Клаасса стучит в мое сердце!
Излюбленный довод политиков: “Многие страны это уже поддержали”. Многие страны поддержали устремления Наполеона Бонапарта, многие страны поддержали авантюру Гитлера. Многие страны одобрили югославскую трагедию. Вывод не утешителен: когда многие страны что-то дружно одобряют и поддерживают, то это чаще всего свидетельствует об отсутствии мудрости у их правителей.
Пора уже разобраться, что скрывают под прикрытием слова демократия? По-гречески demos – народ, с 4-5 веков до нашей эры так называли бедную (преимущественно городскую) часть населения (“Энц. Словарь). Кратио – держать. То есть, демократ – это тот, кто крепко держит в своих руках этого пресловутого demos,а. Но политология предпочитает слово демократия толковать как народовластие. Особенно восхищают американская модель демократии и ее достижения в Ираке и Косово.
Чем выше по иерархической лестнице поднимаются политики, тем больше грязи летит в лицо их оппонентов и просто с чем-то несогласных окружающих.
История – это событийный ряд явлений в окружающем мире и в жизни человеческого сообщества. А историки – это люди, которые в меру своих возможностей и пристрастий рисуют картину происходящего, привнося в нее сон разума.
Выдающиеся личности – дети матери-истории, которая не всегда может ими гордиться.
Историю пишут всегда постфактум. Во имя целостности повествования писатель, будь у него семь пядей во лбу, вынужден добавлять кое-что от себя лично. Каждый читатель воспринимает историю через призму собственного мироощущения. Учитывая эти прискорбные обстоятельства, мы вынуждены признать: ожидание “правдивой истории” – занятие бесперспективное.
Неоплаченные долги – это грех, за который Создатель строго наказывает. Но уже в мире ином.
Повальное тестирование школьников – это азартная игра, в которую играют взрослые. Дьявольски мистифицированная затея бюрократов от образования не оставила камня на камне от прав и свобод молодого человека.
Когда украинский газовый чиновник едет в Москву со своим переводчиком, то это правильно. Потому что он может не понять, сколько задолжал, и куда в связи с этим его посылают москали.
Почему проблемная и вечно беспокойная Россия постоянно тревожит вожделение тех, кто считает себя продвинутым и цивилизованным? Что это? Черная зависть на чужое добро? Или невольное увлечение первобытно непосредственной и широкой русской натурой? Кто может на это ответить?
Всеобщее равенство, как это ни прискорбно, ориентируется на субъекта посредственного и малоимущего и, в конечном счете, приводит к всеобщему варварству.
Свобода Шустера. Попрошайки власти – убогие, сирые и беспринципные политики – стоят с протянутой рукой на перекрестках и майданах. Собрав по копеечке капитал доверия, они становятся распорядителями наших судеб и устраивают публичные междоусобные разборки, которые цинично называют “Свободой Савика Шустера”.
То, что власть имущие стали ближе к алтарю – конечно политика. Но это все-таки утешает.
Природа щедро одарила женщину уникальными инстинктами и чувством долга. Но значительно менее щедрой природа оказалась в том, что касается потаенного и плохо постижимого чувства, которое принято называть душой человека.
“Пламя желаний кипучей крови” женскому сословию не присуще.
Не так уж важно, что совершают герои художественных произведений. Важно, что они хотят этим сказать.
Принципиальные люди плохо приспосабливаются к окружающей обстановке. Они обрекают себя на роль вечного мученика за собственные идеалы и веру в свою непогрешимость.
*~~*