Тонкие струйки быстро стекали, искажая серый мир по ту сторону стекла. Разномастные машины рассекали мокрый асфальт. Из-под колес веером летели брызги. Незадачливые пешеходы, ссутулившись, прятались в высоко поднятые воротники, поскольку зонты их не спасали. Умиляли парочки. Тесно прижимаясь, влюбленные старались подарить тепло друг к другу, отдать его и себя до последней капли. Некоторые из них ныряли в двери магазинов или кафешек, которые приветливо зазывали прохожих своими вывесками.
Полчаса назад, я, так же застигнутая дождем на полпути, решила зайти в эту уютную кофейню. Мне здесь нравилось: мягкие кресла, улыбчивые официанты, столик в углу у окна, букетик цветов в изящной вазочке на столе и горячий шоколад с панини. Я иногда приходила сюда, чтобы посидеть в компании одиночества. Ни один из моих приятелей или подруг, ни муж, ни сестра, никто не знал мой секрет - про встречи с одиночеством в маленькой кофейне.
Чашка почти опустела, лишь чуть потемневшие фарфоровые стенки, свидетельствовали об источнике моего умиротворения. Внутренне спокойствие, обретенное благодаря сладкому блаженству, подтачивалось тоской. Девичий смех, раздававшийся сзади, глухо отдавался в осознании ненужности. У меня бывали подобные моменты, когда хотелось пожалеть себя. Когда чувствовать несчастье от несостоятельности доставляло некое мазохистское наслаждение.
Помню, как он шел по середине тротуара, прямая походка, открытое дождю лицо. Он посмотрел на меня, и во взгляде было столько доброжелательной уверенности, что я не могла отвести глаза.
Он резко повернулся и покинул стихию дождя, чтобы подобно многим укрыться в приглушенном уюте приветливого кофейного запаха.
Я вновь погрузилась в созерцание мира по ту сторону стекла. Водитель Волги неистово сигналил преградившему его путь Форду. Жизнь шла своим чередом, и даже мелкая неприятность в виде дождя не могла смыть суету с высокомерного лика мегаполиса.
Я, посмотрев на половинку панини и пустую чашку, знаком подозвала милого веснушчатого официанта. Он, сверкнув белыми зубами, протянул меню, но я попросила лишь еще один двойной шоколад.
Зазвонил мобильный, я, проклиная по себя женскую сумку, где вечно умещается куча ненужных вещей, и, вытащив на свет почти все ее содержимое, наконец-то отыскала на дне телефон. Нажала на кнопку сброса звонка, а потом и вовсе выключила.
Возвращая вещи обратно, услышала тихий голос:
- Ваш шоколад.
- Да спасибо, - я все еще возилась с собственной сумкой.
- Не хотите разговаривать?
Я подняла глаза, вопрос несколько удивил меня. Передо мной стоял незнакомец, который привлек мое внимание. Тонкие линии лица подчеркивали уверенность, которая исходила от него. Бледность, пожалуй, придавала образу благородство. Неправильной формы губы растянулись в улыбке, которая показалась несколько грустной. Светлые, будто бесцветные глаза сканировали все мое нутро.
- Почему?
- Выключили мобильный. Вас обидели?
- Нет, просто у меня свидание с одиночеством, и мне хотелось, чтобы нам никто не мешал.
- Здорово! Знаете, я тоже иногда его приглашаю посидеть тет-а-тет, - незнакомец испытывающее посмотрел на меня.
«У него глаза цвета лунного света», - решила я. Предстояло сделать выбор, либо пригласить его за свой столик, либо покинуть столь приятный уют.
- Присаживайтесь, оно уже ушло.
- Понимаю, что помешал, но при этом мне хочется воспользоваться вашим любезным предложением.
Он сел напротив. Я взглянула за окно. Дождь, взявший нас в плен, не собирался смилостивиться. На лужах взбухали пузыри, а струйки образовали цельное полотно из воды.
Мы молчали. Незнакомец, прикрыв глаза, потихоньку потягивал через соломинку коктейль. Его тонкая с длинными пальцами рука теребила салфетку. Поставив бокал на стол, он обмакнул губы, приветливо улыбнулся, как будто только что заметил меня.
- А вы знаете, что такое любовь?
- Обязательный вопрос, который мусолят на всех общественных женских форумах. Странно слышать его от мужчины.
- И что говорят на форумах?
- Ерунду. Про любовь говорить можно только глупости, потому что ничего умного про нее не скажешь.
- Может быть… но вы же становились хоть раз ее жертвой, не так ли?
- Не раз, впрочем, не жертвой, а соучастником.
- Больно?
- Не понимаю.
- Вам было больно быть соучастником.
- Нет, приятно, хотя воспоминания притупились.
- Просто не хотите вспоминать, понимаю.
- Наверно, - я сделала последний глоток приторно сладкого шоколада. – Мне пора.
Он кивнул, и только сейчас я увидела, что седина немного осветлила его черные густые волосы.
- Я тут бываю каждую неделю, в среду с семи до девяти. Приходите, когда захотите вспомнить.
Я улыбнулась, накинула куртку и, попрощавшись, вышла в моросящую темноту.
Неделя пролетела как всегда быстро, время вообще неосязаемо стремительно. Его не хватает, даже когда оно тянется до бесконечности.
В среду, часов в восемь я, не понимая зачем, открыла дверь кофейни.
Незнакомец уже сидел за моим столиком. Он читал книгу.
- Здравствуйте, - весело сказала я, утопая в мягкости кресла.
- Рад видеть. Сомневался, но рад.
Он убрал книгу в портфель, и я не смогла разглядеть название. Мне принесли шоколад.
- Вспомнили?
- Нет, стало любопытно, кто вы жертва или тоже соучастник.
- Зритель, я просто любуюсь ею. Влад. А вас как величать?
- Полина. Любуетесь любовью, не участвуя, и не завидуете?
- Нет. Боль убьет меня.
- Боитесь? Зря, любовь делает больно, но это не смертельно, и даже стоит того.
- Возможно, но я то не знаю, каков будет конец. Неведение заставляет меня стоять в стороне и просто смотреть.
Наш разговор тек плавно, убаюкивая разум. Я впитывала каждое слово Влада, я его понимала. Поражалась простоте, честности и даже чувственности суждений этого человека с глазами цвета лунного света.
В девять часов я поднялась.
- Не смею задерживать вас, - я встала, смутно надеясь, что меня остановят. Но этого не произошло. Даже проводить не предложил.
Дав себе слово, что переступаю порог кофейни последний раз, я ушла.
Но каждую неделю я приходила, и мы беседовали о любви, только о ней, вплетая некоторые биографический крупицы в разговор. Но я молчала о муже, а он не говорил о своей спутнице. Мы рассуждали о любви с первого взгляда, а возрасте, когда она невозможна, об измене…
- Что ты думаешь об измене? – его глаза чуть потемнели. Они всегда темнели, когда его что-то волновало.
- Это лишь форма лжи, одна из ее ипостасей.
- Ты презираешь ложь?
- В какой-то степени, но ведь иногда хочется солгать, хотя бы для собственного спокойствия, чтобы потешить себя и не разбивать чувства других.
Прошла весна, душное лето близилось к концу.
- Я приглашаю тебя отдохнуть вдвоем, - Влад произнес эту фразу почти равнодушно, когда стрелки сошлись на цифре девять. Он смотрел в упор, а глаза его потемнели.
- Куда?
- На озеро. Я там родился.
- Неделя. У меня есть неделя, - я пыталась сказать ему в тон, но, похоже, мой голос чуть дрогнул, внутри все затрепетало от понимания силы моей фразы. Вспомнился муж. Первый раз во время наших встреч с Владом я подумала о муже.
- У меня тоже. Я хочу стать соучастником. Хочу стать уже прямо сейчас. Я провожу тебя, куда скажешь.
- Ты боишься боли. Подумай хорошенько, мне терять нечего, - сказала я и осеклась.
«Так ли нечего?», - комок подкатил к горлу. Почему-то захотелось плакать, но желание побывать с Владом неделю на озере было гораздо сильнее.
- Боюсь, с каждым разом все больше боюсь, что дверь за тобой закроется последний раз, а я так и останусь зрителем.
Я не ответила, и мы, больше не сказав друг другу ни слова, пошли к моему дому. Он держался чуть позади, я чувствовала его взгляд, но не оборачивалась. Я пыталась внушить себе, что все происходит как обычно, я одна возвращаюсь к себе домой, после шоколадной беседы.
Но все уже было не так: я расставалась с ролью зрителя.
Мы уехали на неделю. Старый покосившийся дом встретил нас со сдержанной настороженностью. Влад затопил печь, сырость заброшенного жилища уходила вместе с душевной сыростью, вызванной тихими угрызениями совести. Я смотрела, как огонь отражается в его глазах, как он шевелит сильными руками поленья, и хотела, чтобы они крепко обняли меня.
Первый день мы плескались в озере как ребятня. На обратном пути он познакомил меня со соседкой-старушкой, которая зазвала нас в гости на пироги.
Бабушка рассказывала Владу про общих знакомых, которые уже давно покинули деревню. Про своих детей, внуков.
- А что ж ты развелся? – спросила она немного смущенно.
- Да, баба Агафья.
Она понимающе закивала, добродушно рассматривая меня. Так я узнала, что у Влада была жена.
Вечером, мы сидели на берегу и смотрели на тонущее в воде красное солнце, попивая из одноразовых стаканчиков белое вино. Умиротворенность расплылась по моей душе. Я чувствовала себя младенцем, который только что родился и познает первые явления этого прекрасного мира.
«Свобода!» - восторгалась я.
Я уснула под стрекот кузнечиков, укрытая запахом травы. Мне не снилось ничего, и в тоже время я проснулась счастливой. Влад уже что-то делал, я слышала позвякивание металла и его легкие шаги.
Накинув на себя домашнее платье и умывшись, я принялась стряпать завтрак. Я стояла спиной к входной двери и резала помидоры. Он вошел, поставил ведра с водой на пол. Его взгляд медленно полз по моему позвоночнику.
Ситуация была вполне естественной и даже предсказуемой. И я, конечно, была готова к такому повороту событий. Но мне казалось, что это произойдет ночью, в темноте, подобно воровству. Потому что украсть пока все спят гораздо проще. Но мы не стали прятаться и скрываться, мы открыто познавали друг друга, каждую клеточку, каждую родинку с немого согласия теплого солнца, которое предавало еще больше нежности нашей тайне.
В этот день мы так и не покинули дом.
А утром шел дождь, такой же, как в тот вечер, когда я впервые увидела его, бесстрашно шагающего навстречу стихии. Мы вернулись к разговорам о любви. Радовало то, что наша тайна не отдалила нас, а даже скорее сблизила. Мы стали соучастниками. Беседа иногда прерывалась, и мы продолжали изучать друг друга, читать наши тела как новую увлекательную книгу.
- Ах ты лежебока, вставай! – он потрепал меня по щеке и поцеловал в шею. – Какой прелестный день, собирайся, мы идем смотреть местные достопримечательности.
- Достопримечательности? – я ничего не поняла, но мне очень захотелось увидеть их.
Съев по бутерброду и запив его парным молоком, принесенным соседкой, мы отправились.
Влад вел меня в чащу леса, сосны расступались перед нами, березы приветливо шелестели листьями.
- Вон смотри белка!
- Да, их здесь много.
Мы вышли на небольшую полянку.
- Ну что будем собирать грибы?
- Если честно, я не любительница.
- Хорошо, тогда устраивайся здесь и просто наслаждайся, а я тут неподалеку буду.
Я сбросила платье, ничуть не стыдясь наготы, и улеглась в траву на маленькое покрывальце, предусмотрительно захваченное Владом. Если бы я могла описать то, что переживала в те мгновения, лежа раскинув руки, смотря в голубое небо, куда стремились верхушки деревьев, и слушая переливные голоса многочисленных пернатых жителей, я бы смогла дать определение слову «счастье». Не знаю, сколько бы я так пролежала, он сел рядом и поставил у ног корзину полную коричневых шляпок.
- Хочешь еще здесь побыть?
- Да.
Он водил по моей спине указательным пальцем. Я готова была замурлыкать от удовольствия.
- Хочешь, я тебе кое-что покажу?
- Да.
Я накинула платье, и, схватив его за руку, пошла вглубь ельника.
- Присядь. Смотри сколько тут ее.
Перед нами были целые заросли черники. Я, отмахиваясь от мошек, начала собирать ягодки в ладонь. Мы просидели там долго, пока наши губы и языки не почернели.
Прошел еще один день, а затем еще. Я уже чувствовала себя дикаркой, забыла про город, работу, мужа, про все забыла!
Озеро, лес, баба Агафья и огонь в печи стали моим миром, прекрасным, завораживающим миром.
Мы сидели молча на берегу, и смотрели на тонущее солнце. Мне отчаянно хотелось спасти его и вернуть обратно на небо, чтобы завтра не наступило никогда.
В ту ночь мои стоны таили больше тоски, чем наслаждения, а слезы выступали от необратимости бытия, а не от эйфории.
Машина подъезжала к кольцу, душившему мегаполис. Всю дорогу мы преодолели молча. Я хотела рассказать про мужа, по его блуждающим глазам было видно, что Влад так же хотел объясниться. Но ни одного слова мы не обронили, даже про любовь не нашли что сказать.
Я, как и он, просто понимали, что предстоит понять, и честно признаться себе, что есть наша любовь и кто мы в ней: зрители, соучастники или жертвы. За четыреста проделанных километров я уже приняла решение. Но его мнение так и не рискнула узнать.
«Чудно, я не знаю ни его телефона, ни адреса, даже имя жены не знаю», - подивилась я и нисколько не испугалась этой мысли.
В среду следующей недели я вошла в кофейню. Мой столик был пуст. Внутри все сжалось, и я уже хотела уйти.
«Давненько я не пила шоколада», - мелькнула мысль, и я схватилась за нее, как умирающий за руку врача.
Сделав заказ, я начала искать в сумке зеркальце, подумав, что из-за невольной слезы потекла тушь.
- Ваш шоколад.
- Да спасибо, - я все еще возилась с собственной сумкой.
- А вы знаете, что такое любовь?
Я подняла глаза. И мне показалось, что я все же спасла тонущее солнце, и смогла вернуть его обратно на небо.